Я не могу сказать наверняка, когда это началось. Бывает так, что ты идёшь по дороге, и вдруг перед тобой взрывается снаряд. Разумеется, я имею в виду жизненную дорогу - извините, если прозвучало банально. Так вот, снаряд взрывается, осколок бьёт под сердце, тебя сносит, сметает с дороги и с маху швыряет в кювет. Иногда на дорогу удаётся вернуться, чаще - нет, или дорога будет, но уже совсем другая.
А бывает иначе. Сначала тебя обольёт грязью встречная машина, затем, не успеешь ты отряхнуться, ещё одна. А потом попутная, та, что, ты думала, может тебя подвезти. А вслед за этим рядом с тобой остановится навороченный мерс, откроется передняя дверь, из неё выйдет полу-блатной паренёк и обложит тебя матом. Просто так, ни за что. Глянет тебе в лицо сквозь наглый воровской прищур, покроет грязным отборным матом, а затем плюнет тебе под ноги и уедет. И пока ты стоишь, зарёванная, и всё в тебе голосит и вопиёт "за что!?", мимо пронесётся джип-внедорожник, а из его открытого окна вылетит прицельно брошенный камень, и ударит тебя в голову. И вот ты уже на обочине, и балансируешь на кромке кювета, оплёванная, оклеветанная, с разбитым в кровь лицом.
Наверное, та встречная машина, что облила меня грязью, проехала тем вечером, когда Виктуар не пришёл в первый раз. До этого он появлялся, если обещал, как часы, всегда, с того самого дня, как Волк нас познакомил.
С Волком у меня ничего не было, хотя Катрин и уверена, что мы с ним крутили роман. Как-то с самого начала не получилось, а потом уже и начинать стало глупо. Он очень продвинутый парень, этот Волк, а ещё общительный. И без комплексов - говорит легко обо всём на свете, в любой компании, и не заботится, что о нём подумают. Мы с ним такие вещи обсуждали, что я бы даже с Катрин о них говорить не стала.
Так вот, Виктуара привёл Волк, я и сейчас помню, как он сказал:
- Знакомься, Эльфа, - это Виктуар, он у нас супермен.
- Что, умеет ходить по стенам? - спросила я.
- Нет, - ответил Волк, - не по стенам, по бабам.
- Не ходить, - сказал Виктуар, - я умею по бабам летать.
Он много чего умел, кроме полётов по бабам. Я думаю, что он умел всё. Водить самолёт и прыгать с парашютом, стрелять, драться и писать стихи. Боже, какие у него были стихи. Это не влюблённая дура говорит, это слова многих людей, в том числе известных и признанных поэтов. Евтушенко должен был рецензировать его сборник, но не стал, оставил только комментарий "завидую". Представляете, Евтушенко?
Я не думала, что он увлечётся мной - таких, как я, ведь много. Даже на самой удачной своей фотографии я не выгляжу красавицей, в лучшем случае - миловидной. Да, я знаю, что интересная - пусть начинающая, но писательница, две книги вышли, третья в печати, филологическое образование, язычок подвешен, как надо. С обаянием тоже всё в порядке. Но таких, как я, много, а Виктуар был один. Меня передёргивает, когда я думаю о нём в прошедшем времени, ведь он жив и здравствует, только уже не со мной. Или?..
- Дура, - сказала я вслух, - безнадёжная влюблённая дура. - Он тебя бросил. Приблизился, увлёк, изучил, оценил стоимость, нашёл её недостаточной и бросил. Сучка Катрин привела эту вертихвостку. Кокетливую стерву, куклу восторженную с идиотским именем Снежана. Да нет, Снежана ни при чём, он бы и так бросил. Или нет, и дело всё-таки в ней?..
Итак, с подачи Волка я познакомилась с Виктуаром, и произошло это четыре месяца двенадцать дней три часа и двадцать одну минуту тому назад. Сначала мы были втроём, Волк постоянно пытался хохмить, я поддерживала, а Виктуар, в основном, молчал, изредка вставляя короткие, но очень остроумные реплики. А потом вдруг сказал:
- Мне кажется, Эльвира, мы знакомы с вами очень давно.
Я вздрогнула - у меня самой возникло такое же ощущение. И это после получасового знакомства.
- Эльфа, - сказала я, - друзья называют меня Эльфой.
- Почему не Элькой? - удивился он.
- Я пишу, - пояснила я. - Пишу фэнтази, мои любимые герои - эльфы.
- И гомы, - встрял Волк. - Голубые гомы.
- Да пошёл ты, - сказала я. - Не слушайте его, Виктуар, я иногда думаю, что он сам - гом. Голубой такой, только волчьей породы.
Тут как раз подвалила Катрин и прошлась по гомам, а заодно по эльфам, драконам и феям. Разговор перешёл на "Голубые горы". Так называется мой второй роман, который и Катрин, и Волк готовы были защищать с пеной у рта перед посторонними, и над которым считали своим долгом подтрунивать среди друзей.
Волк заявил, что у главной героини "Голубых гор" кривые ноги.
- Что, иллюстрации смотрел? - спросила я. - На какой же из них у Айланы кривые ноги?
- А на всех, - сказал Волк. - И жопа толстая.
- А я думаю, что принцесса Айлана во многом списана с вас, Эльфа, - сказал вдруг Виктуар. - И ноги у неё что надо, так что ты, Волчара, неправ. Герцог Айллор не полюбил бы девушку с кривыми ногами.
- Вы читали "Голубые Горы"? - опешила я.
- Да, - сказал Виктуар. - И "В объятиях дракона" тоже. Это ведь первая ваша книга?
- Первая, - призналась я, - и слабее второй, как мне кажется. А вы, что вы думаете о них, вам понравилось?
- Лучшие розовые сопли в мире, - съязвила Катрин. - Волк не даст соврать.
- Мне даже не то, что понравилось, - ответил Виктуар, - мне всё время хочется сказать спасибо автору за то, что он есть. Она есть, я имею в виду.
На следующий день он прислал мне цветы. Представляете, раздался звонок в дверь, и посыльный втащил в квартиру корзину белых роз. Огромную корзину белых роз с притороченной к стеблю самой длинной из них открыткой. Как только посыльный ушёл, я прочла:
- Милой Эльфе. Девушке, которую я мечтал встретить последние двадцать шесть лет.
Внизу под виньетками я нашла подпись: Виктор ака Виктуар, двадцати шести лет от роду.
Я влюбилась отчаянно, по уши, так, как не снилось героиням моих романов. Я дня не могла прожить без него, и минуты не проходило без мыслей о нём. Всё, о чём я со скептической улыбкой читала в любовных романах и сагах, вдруг случилось со мной. Меня закружило в сумасшедшем танце не прекращающейся любовной эйфории. Не прекращающейся ни на минуту.
Как ни странно, объяснились в любви мы по телефону. Он уехал в командировку, на юг, в Краснодар, и оттуда позвонил мне. До этого мы ни разу не говорили по телефону, и, услышав в трубке его низкий, чуть хриплый голос, я чуть не задохнулась от счастья.
Он сказал, что хочет, чтобы мы были вместе и назначил срок - через три месяца.
Я прекрасно помню все подробности того дня, когда Катрин привела эту стерву. Был Волк и два его приятеля, то ли рокеры, то ли рок музыканты. Была умница Стелла со своим дружком-парашютистом, и он как раз обсуждал с Виктуаром прицельные прыжки с малых высот. И тут явилась Катрин, поздоровалась со всеми и попросила разрешения представить новенькую.
- А я сама представлюсь, - встряла Катринина протеже. - Я - Снежана, девушка холодная. Во всём, кроме любви.
Посыпались дурацкие вопросы о том, в каких видах любви холодная Снежана особенно хороша. Волк, как всегда, острил, перечисляя позы Камасутры и предлагая измерить температуру Снежаны в каждой из них. Стелла сказала, что всегда мечтала заняться любовью в проруби. Волк уверял, что ради этого готов стать моржом, все хихикали, а Виктуар молчал.
- Да что моржом, - сказал, наконец, Стеллин друг, - вот попробовал бы кто заняться этим во время затяжного прыжка.
- Фи, - сказала я, - это, помимо всего прочего, наверняка ужасно неудобно.
- А я всю жизнь об этом мечтала, - заявила вдруг новенькая. - Жаль, не с кем.
- Почему же не с кем, - сказал тогда Виктуар. - Я, к примеру, очень люблю затяжные прыжки.
На следующий день Виктуар не пришёл. Не было и Снежаны. Без умолку болтала Катрин, отпускал дежурные шуточки Волк, изредка вставляла реплику-другую Стелла. Я молчала и чувствовала, что та квинтэссенция счастья, которая наполняла меня последние месяцы, начала растворяться. Утекать из меня тоненьким ручейком, таять обожжённой лучами солнца льдинкой.
- Эльфа, чего молчишь, как рыба об лёд? - подколол Волк. - Принц Айллор изменил своей Айлане с прачкой?
Я сказала, что неважно себя чувствую - болит голова, и, попрощавшись со всеми, ушла.
На следующий день всё началось, как всегда. До тех пор, пока Виктуар не признался, что не спал всю ночь. Не спал потому, что писал, и к утру закончил новое стихотворение, почти поэму. То была мастерски сделанная и необыкновенно красивая сказка. Главную героиню звали Холодинка, и она ценой жизни спасала героя от позора и смерти.
Когда поэма была прочитана, Снежана принялась петь дифирамбы. Отпустив тонну ахов и охов, она сказала, что всё на свете бы отдала, посвяти кто-нибудь такую поэму ей.
- Так это тебе и есть, - влезла Катрин, - или Холодинка и Снежана не одно и то же?
Виктуар сказал, что ещё не знает, посвятит ли стихотворение кому-нибудь или нет.
- Да ладно, - добил меня Волк, - не знает он, зато я знаю. Чего тут знать-то, пошёл наш супермен по бабам.
У меня было полное ощущение, что мне смаху воткнули под рёбра спицу и сейчас поворачивают её, стараясь достать до сердца.
- Пора-по-бабам нам-пора, - сказал Виктуар, - и спица превратилась в раскалённый вертел. Вылезший из притормозившего мерса блатарь отвесил-таки мне положенную порцию мата. Меня несло с дороги на обочину, несло упрямо и неотвратимо.
Виктуар стал опаздывать, иногда появляясь, когда все уже собирались расходиться. И каждый раз вместе с ним опаздывала Снежана. Иногда она появлялась чуть раньше него, иногда - чуть позже до тех пор, пока они не стали приходить одновременно.
Я дошла до точки, я больше уже не жила. У меня не осталось сил, существование превратилось в непрерывный кошмар. Нет, он не бросил меня, он по-прежнему любезничал, отвешивал комплименты, с жаром нахваливал мои книги, превозносил мастерство, с которым они написаны. И отдалялся всё больше и больше.
Наконец, он исчез. Вместе с ним перестала появляться и она. Два дня, что они отсутствовали, были самыми страшными в моей жизни. Катрин делала глупые намёки, отпускал дежурные шуточки Волк, а я умирала. Жизненные силы уходили из меня, я ничего не могла поделать, я не спала трое суток подряд и с трудом волочила ноги, словно измождённая, обессилившая лунатичка. Наконец, я, отбросив всякую гордость, спросила Волка, где они.
- Виктуар будет в субботу, - ответил Волк, - через двое суток, насколько я знаю. У него всю неделю затяжные прыжки.
Камень швырнули из распахнутого окна пронёсшегося мимо меня внедорожника. Набирая скорость, он летел мне в лицо.
Наступила суббота, и я не знаю, как дожила до неё. Я написала ему письмо, в котором простилась. Сказала, что всё понимаю и обиды не держу. Пожелала счастья.
В конце я сделала приписку. Через три дня наступал тот день, который он назначил, когда сказал, что хочет, чтобы мы были вместе. Я освободила его от данного слова. Сказала, что никаких иллюзий, что он вернётся, не питаю. Но на всякий случай назначила ему встречу. Так и сказала - на всякий и несбыточный случай. Подтвердила, что буду ждать. Целых пять минут - с семи вечера до пяти минут восьмого. И в самом конце попросила не приходить.
Ровно в шесть я закончила писать завещание. Фактически, у меня ничего не было, кроме небольшой однокомнатной распашонки на окраине города да пары дешёвых побрякушек. Я завещала всё это расположенному неподалёку детскому дому и стала готовиться к встрече. Той, которая не состоится.
Мучительно потянулись минуты, и с каждой из них я каплю за каплей теряла питающие меня жизненные соки. Наконец, они иссякли. Без одной минуты семь я, не чувствуя боли, полоснула лезвием бритвы по левой руке. Вдоль - от запястья к локтю. Кровь хлынула из-под рассечённой кожи. Мне хватило сил перехватить бритву разрезанной левой.
И в этот момент в той комнате, где я была, появился он. Появился, как всегда - сначала мелькнул летящий над снежным полем дракон, сменившийся через секунду его волевым загорелым лицом.
- Здравствуй, малыш, - сказал он, - я ужасно соскучился. Даже не верю, что через три дня, наконец, впервые увижу тебя вживую.
Картинка на мониторе мелькнула, и я выронила бритву. Руки бессильно упали с клавиатуры.