У Ритки с детства была странная особенность: стоило ей краем глаза увидеть живописное произведение искусства, резонирующее с её душой, как она мгновенно перемещалась внутрь картины.
Полотно вдруг обступало Риту, скрывая в зыбком ирреальном мареве окружающие предметы и людей, оглушая совершенным ощущением бесконечности пространства. Резные старинные рамы тяжелого дерева раздвигались, открывая акварельные и масляные перспективы на многие километры вокруг. Живопись, и так никогда не бывавшая плоской, сдвигалась вглубь и ввысь, приглашая исследовать пепельные горы или лавандовые поля. Наваждение могло продолжаться минуту или час, и, выныривая, Рита некоторое время видела всё вокруг нарисованным широкими плотными мазками. И даже улицы чуть пахли скипидаром, пока не порыв ветра не уносил призрачный аромат к облакам.
Ритка всегда граничила с тем параллельным нарисованным миром, стараясь как можно меньше соприкасаться с ним глазами, чтобы не потеряться. И всё равно, даже в те дни, когда не было рядом картин, она ощущала себя сидящей на мраморном подоконнике перед окном, за которым вяло текла её реальная жизнь. Не та динамично-картинная, где женщины с удлинёнными лицами огорчённо кивали головами, покрытыми плотными покрывалами, сидя у источника в городском саду, а та самая настоящая, похожая на затёртый бумажный фантик. Почему контраст был таким разительным Рита не понимала..
Впрочем, последний месяц Рита жила в гостях у подруги, снимавшей виллу на рыжем итальянском взморье, где на целый городок была только одна картина, содержащая в себе порт, обильно утыканный причалившими корабликами. И эта картина Рите определённо была чужой. Девушку не бросало в неё с разбега, а так..немного обдувало морским бризом.
Здесь Рита много гуляла, впитывая обжигающие лучи солнца, читала толстенные приключенческие романы и спала на веранде виллы.
Сегодня с самого утра девушка ощущала непреодолимый приступ лени, сразу после завтрака уложивший её в яркий полосатый гамак, подвешенный на веранде специально затем, чтобы как можно полнее ощущать целительный воздух Адриатики. Внутри у Риты был совершенный штиль: четвёртый час она расслаблялась, осторожно подкачивая себя в гамаке, пяткой отталкиваясь от прохладного, выложенного плиткой пола.
- Ритка, привет. Посмотри, что я тебе принесла: это "Маяк Годреви" Кирилла Кроучера. Это чистый восто-о-о-орг!
Взбудораженная Марина, её итальянская подруга, одетая в белоснежный льняной комбинезон, взбегала по лесенке, ведущей на веранду. В руке у неё был какой-то рисунок.
Рита подняла голову, чтобы ответить Марине, её взгляд по касательной зацепился за пегое пятно картины и ..
Она стояла по колено в ледяной воде недалеко от берега. Перед ней возвышался бурый, поросший низким кустарником, холм, на котором рос, упираясь в небо ржавым флюгером, маяк. Пришвартованный слева голубой кораблик в рыжих подпалинах, формой походивший на ванну, дремотно гуднул матросам, расположившимся на склоне холма.
Рита обернулась, но сзади было только море и небо. Не было даже привычного Рите багета, обычно очерчивающего раму картины по всем направлениям. Было прохладно и ветер доносил отголоски смеха моряков, не собиравшихся покидать землю.
Девушка переступила с ноги на ногу, сморгнула и посмотрела вперёд: маяк отступал надвигаясь. Нереальность происходящего и невозможность покинуть эту странную картину напугали Риту. Она снова закрыла глаза, стала считать и открыла глаза только тогда, когда почувствовала, что вокруг расплывается неподвижный полуденный зной, а под ногами не скользкие камни, а материя гамака.
- Какая необычная картина!
- Не говори! Случайно увидела в интернете и сходила распечатать. Вот ещё - смотри, тебе понравится.
Марина протянула Рите другой рисунок поразившего её художника. Протягивая руку ей навстречу, Рита на мгновенье застыла: если из первой картины было так сложно выбраться, может не стоит смотреть на другие? Но Марина настойчиво протягивала ей распечатку.
..Рита стояла в воде, а перед ней, вытеснив всё остальное из виду, зияла стена кораллового цвета. К единственной обшарпанной деревянной двери вела высокая, грубо сколоченная, лестница-помост, около которой покачивались на тихих волнах гондолы. Пара гротескных окошек и один степенный балкон с выпуклыми металлическими перилами, бессмысленно таращились на девушку. Всюду по стене разбегались болотного цвета вспышки зелени - то ли она обрастала мхом, то ли плющом, то ли плесенью.
Прямо перед Ритой неспешно проплыла гондола, в каюте которой, в отсутствии клиентов, возлежал гондольер. Он напевал популярный мотивчик и лениво отталкивался от неосторожно попадающихся на пути стен длинным полосатым шестом, не обращая ни малейшего внимания на странную девушку.
Проводив лодку взглядом, Рита сосредоточила своё внимание на окне, ставня на котором болталась на одной петле, поскрипывая ржавым петушиным тенорком. По всем признакам было понятно, что картина изображает Венецию, только это какая-то изнаночная Венеция, где разрушающаяся стена перекрывает остальной мир.
Отсюда пора было выбираться. Главное, думала Рита, сразу не открывать глаза - неизвестно, что успела сунуть мне в руку Марина. Вполне возможно, что там, снаружи, я держу в руках что-нибудь японское или древне-греческое..
Раз за разом она закрывала и открывала глаза, надеясь оказаться на веранде, но ничего не получалось: Марина, напуганная впавшей в ступор подругой, выхватила у неё из рук рисунки, разорвала на мелкие клочки и пустила по ветру.