Не спеша одеваюсь, закрываю кабинет, спускаюсь по лестнице и на секунду притормаживаю перед входной дверью. Это мой ежедневный ритуал: собраться с силами перед выходом на улицу. Потому что я боюсь людей.
Да, мне 37 лет и я боюсь людей.
Нет, я не сумасшедшая, не в депрессии и не асоциальна. Мне просто сложно находиться среди любых людей. Я не различаю лиц. Не могу запомнить голоса, запахи. Я никак не могу выделить ни единого человека из толпы. Я понимаю, что это смешно читать. Сейчас столько манифестов на тему серой биомассы, безликой толпы, летучих отрядов белых воротничков, но никто из пишущих не понимает насколько он близок к тому образу, который я вижу ежедневно.
Объяснить то, что я вижу сложно. Дело в том, что моё зрение, а скорее мой мозг, постоянно видоизменяют то, что я вижу. Из детства я отчётливо помню бесконечную карусель одинаковых масок, разнящихся только выражением, нарисованным на них. Повзрослев, я в какой-то момент поняла, что маски исчезли, уступив место плотным цветовым пятнам. Безликим. Бессодержательным. Непредсказуемым в своем поведении.
Прошло ещё лет 10 и сейчас я вижу почти море. Если быть точнее, то я постоянно вижу валы воды, перетекающей по дорогам, транспорту, на работе. Валы вдруг расступающиеся и снова сливающиеся воедино. Мне не за что зацепиться, настолько они гладкие и безразличные.
Мне страшно.
Я не вполне уверена в том, что увижу завтра. Не пропадут ли с периферии моего зрения автомобили и дома, по которым я ориентируюсь в пространстве. Не сольются ли в реки зелени или черноты деревья. Не исчезнут ли те неосязаемые ленты пути, которые кружат меня по привычному маршруту, не давая людским водам поглотить меня.
И перед каждым выходом на улицу я останавливаюсь на несколько секунд перед дверью, чтобы взять себя в руки и найти силы для очередного перемещения из точки А в точку Б.
Вместе с этим, я многое вижу. И всё, что имеет для меня форму или облик, я пропускаю сквозь себя. Ежедневные рассветы, когда сияющая горошина солнца постепенно, как бы задерживая дыхание, забирается всё выше в небо, чтобы вдруг внезапно заполонить собой весь небосвод, раскинув биллиарды лучей. Закаты, когда уставшее светило осторожно, шаг за шагом, прибирает по карманам свет, приглушает фитиль, откатывается за и за, чтобы завтра опять выступить в полную силу. Круглая луна или её узкий рогалик, одинаково бесчувственные и холодные в любой форме, как будто прозрачные. Обнаженные ветви деревьев, оставляющие каллиграфические отпечатки на земле, небе, домах. Часто по весне, когда деревья ещё не нарастили защитную листву, я прихожу в полнолуние в лес, сажусь на одно из упавших брёвен и всю ночь слушаю, что они говорят и смотрю, как обмениваются они своей тихой призрачной поэзией, которую не сохранить, не издать, не повторить и не облечь в слова из-за её немого совершенства. Я слышу рокот моря. Не шум людского перелива, а рокот океана. Глухой утробный, поднимающийся от самого низа живота рокот, накатывающий, грозящий перелиться, уйти вперёд, смыть, рассредоточить и вдруг никакой, в единое мгновение безмолвный, готовящийся вновь рокотать, наступать и захватывать.Готовящийся, но зависший на мгновение, как нарисованная пальцем в воздухе запятая..
Я боюсь это всё потерять, как когда-то, наверное, потеряла людей. Упустила возможность различать их, находить с ними общий язык, не отождествлять их с угрюмой неумолимой силой, угрожающей даже в те мгновения, когда люди расслаблены и как будто бы всем довольны.
Я боюсь остаться без своего необъятного дома. Боюсь, что если кто-то узнает, насколько безлики все имеющие лик, меня сожмут и сдавят снаружи, чтобы задавить изнутри. Сделать нормальной. Научить обыденности.
Я протягиваю руку и легонько толкаю дверь. Моя душа распахивается навстречу вечеру, который распахивается навстречу мне. Несколько километров разноцветных лент, три десятка точных форм и я дома.
Где ждут меня двое людей. Единственных, кого я различаю в этом мире.