Всполох. Всплеск. Человек идет по дороге, а над его головой вспыхивают зарницы - и гаснут. Белые молнии на синем небе над черной землей, чуть колышущейся травами полей...
В грозу всегда случаются чудеса. Только здесь не гроза, здесь - белые вспышки в густой неподвижности воздуха. И человек, бредущий мимо и сквозь - из ниоткуда в никуда, как любой из истинных странников, из Детей Дорог.
Шаг. Еще шаг. Еще. Ноги становятся в пыль - твердо, крепко, не сдвинешь. Ноги толкают землю - дальше, прочь. Жилистые, босые - потому что Дорогу надо чувствовать, потому что иначе будешь не идти - будешь воевать, за каждый шаг, за каждый метр, за каждый... А ноги ступали легко и твердо. Они шли вечность - и вечность еще могли идти, тратя на шаг ровно столько силы, сколько можно и нужно. Ноги даже не сбивали с дороги пыль - зачем? Ведь и так...
Всполох. Всплеск. По дороге меж полей двигался человек - ровно, спокойно. Ему не мешали зарницы, как не мешал бы дождь и град, как не могло бы помешать ничто и никогда. Он шел.
- Говорят, что Дети Дорог знают путь в Небо, - говорил сидевший у костра человек, протягивая руки недопустимо близко к огню - к самым язычкам. И казалось - те касались кожи - бережно, нежно. - Вот только никто из них так и не ушел.
- Значит, врут, - убежденно ответил его собеседник. Он тоже грелся у огня под синим куполом неба, но казалось - находился где-то бесконечно далеко от него, во тьме.
- Не знаю, - подтолкнул щелчком горящую ветку поглубже в костер первый. - Я бы не был столь категоричен, - а потом подумал и, улыбаясь, добавил: - Сейчас.
Собеседник улыбнулся в ответ. Он знал - Дети Огня изменчивы - и под этой самой изменчивостью ужасающе постоянны. И еще...
- А я рад, что ты позвал меня, Светло Горящий, - сказал он, и сказал искренне. Первый дернулся от неожиданности, и улыбка его стала странно беспомощной и почти счастливой... на миг. Потому что потом он тряхнул головой, и темные волосы на долю секунды закрыли лицо, а когда вернулись на место, оно уже было другим - несмешливым, ироничным. Таким, как всегда.
- Потому и звал, Брат, что... - он не находил слов. Он бросил взгляд в костер и ответил совсем не то, что собирался: - Я тоже очень рад. Правда.
Рядом сидящему слово "правда" было не нужно. Достаточно глаз Светло горящего - темных, широко распахнутых, в оранжевых отблесках костра... Потому что огонь не лжет, ему не нужно...
Двое сидели во тьме и отблесках пламени, и костер разгорался между ними - желтым и красным, и огонь поднимался в небо, разбрасывая багровые искры и смешивая их с белыми бликами звезд.
Зеркало. Здравствуй, друг. Здравствуй, враг. И я... тоже здравствуй.
Это глупо. Это неправильно. Мозг и сердце. Душа и тело. Посмотреть - в свои глаза и увидеть... ничего не увидеть. Глаза. Свои. Темно-карие с черными зрачками.
Здравствуй, друг. Здравствуй, враг. Я говорю с собой и говорю себе ты, или называю по имени - как знакомого, как чужого, как... Так проще. Наверное. Так...
Стоять перед зеркалом и смотреть - глаза в глаза, напряженно, ожидающе. Мне нужен, мне нужен ответ, и никто другой... Мне нужен... Но ответа нет. Есть вопрос. Такой же, такой же... мой.
Он говорил - это просто. Когда я слушал, я думал так же. Но...
Здравствуй, друг, здравствуй, враг.
Коли рожа кривая...
Но...
Протянуть руку и видеть, как рука поднимается навстречу, и вместо теплой кожи коснутся холодного стекла. Как... как всегда. И...
- Зеркало не поможет.
Голос. Голос за спиной, который возвращает назад, который всегда...
- Я знаю. Я все знаю. Просто...
- Оставь. Хватит мучить, хватит...
- Но это же Дорога...
- Любимый... разве можно ходить по подслушанным Дорогам?
-Даже если это...
- Даже.
- А ты? Почему ты не попробовала?
- Потому что я люблю тебя, глупый.
- И я... я стою Неба? - тихо спросил он, но ответа не услышал. Потому что нельзя говорить такие вещи словами.
- Это сколько же мы не виделись?
Задумчивый вопрос не требовал ответа, и ответ не прозвучал. Только в голове пронеслось - два года. Два года и три месяца и пятнадцать дней. Но ты ведь все равно не поверишь, если я скажу, а если посчитаешь и убедишься... Нет. Не стоит.
- Давно, - безликая фраза, еще более безликая, чем молчание. - Даже слишком.
И виноватый взгляд в ответ. Порыв - протянуть руки и обнять, как когда-то, слегка покровительственно и отчаянно... но между нами костер, и пусть он не обожжется, я... не встал.
Чуть слышное, как вздох:
- Зря. Прости. Я...
Успокойся, Старший. Это можно думать, но нельзя говорить. Это... я не видел тебя вечность, и вечность легла между нами - шрамами на моих руках, тенью на твоем лице. Вечность - она хрупкая и темная, в ней можно утопится, в ней можно завязнуть - и провалиться сквозь тоже можно. Поэтому я буду осторожен. Я убаюкаю ее, как сумею, я...
- Дороги, встретившиеся однажды, обязательно пересекутся снова, - улыбаюсь я. - И в этом их красота и сила.
- Дороги... - говорит он. И губы шевелятся, собирая рассыпавшиеся слова, но я не слышу их и не знаю, слышит ли он. Есть только глаза - его - тьма и огонь, а в глазах - тоска. И шаг - через огонь, напрямую, как всегда. И горячие руки на моих плечах.
- Все хорошо... все будет хорошо теперь, Брат...
Я молчу: ты всегда говорил это, Светло Горящий. Улыбаюсь. И осторожно, чтобы он ненароком не обратил внимания, отвожу его в сторону, сажу рядом. Стоять в костре, наверное, очень удобно и вообще замечательно, но... опять же сапоги до дыр пропалит!
Здравствуй, друг. Здравствуй, враг.
Зеркало не поможет.
Ну уж нет!
Если все равно больше ничего... если иначе нельзя - поможет, куда оно денется!
Зеркало...
Стеклянное привидение по имени отражение таращится тупо и устало. Ему тоже надоело пытаться высмотреть то, чего нет... то, что есть, есть, как же иначе! Просто я не умею смотреть. Или видеть. Или и то, и другое.
Здравствуй, враг. Здравствуй, друг. Ты тоже приходишь сюда - изо дня в день. Ты тоже пытаешься что-то понять и увидеть. И мы с тобой браться по стеклу и по несчастью. Но этого мало, катастрофически мало. Этого... Как же там было? Бог, воплотившийся в образ... принявший образ... вообразившийся... в каждом и любом из созданий... определяет свое присутствие в мире созданном именно этим миром... чтобы стать... чтобы стать Богом-творцом... я же помнил! Помнил не запинаясь, я же понял тогда... сейчас... чтобы стать Богом-творцом он должен увидеть сам себя без посредства мира созданий, то есть... то есть перестать воображаться. И понять, что он - Бог. И стать тем, что понял...
Все просто. Слишком. До слез. Хотя... без посредства созданий. Зеркало - создание создания, что не отменяет факта созданности. Зеркало... зеркало не поможет. Она права. Только вот как найти то, что...
Боже мой, как искать?
Он приближался быстро, бесшумно и - открыто. Его невозможно было не заметить, но сидевшие у костра просто не смотрели в ту сторону. Им вообще было не до того, чтобы куда-то там смотреть. Встреча через... сколько они там играли в жмурки, в обиды, в разные дороги? Эх, дети-дети... Надо, надо было свести их раньше, но... все откладывал. Думал - сами. Думал - такое ведь не перечеркивается, не так, не... слишком много думал. И забыл... забыл, что молодые думают не так, как старики, что есть упрямство и гонор, и стыд покаяния, и страх оказаться ненужным... Они ходили бы кругами и умудрились бы встретиться через слишком много лет, и даже тогда было бы не поздно, но... зачем? И зачем еще... столько ненужных ошибок?
И он остановился, так и не войдя в очерченный светом костра круг - высокий, сухой старик в длинной робе, которая слишком давно была белой, чтобы еще помнить об этом. Он колебался. С одной сторон стороны - время, время уходило мимо, уходило прочь, не оборачиваясь, как всегда, и кроме благодеяния, эта встреча нужна была и для... а с другой - ему не хотелось, совершенно не хотелось подходить и мешать - им. Когда должны быть сказаны тысячи слов - за все то время... когда должны прийти и исчезнуть тысячи лиц, и тысячи дорог - вспомниться, расстелиться, и... Слишком много должно быть сопережито и сказано. Слишком важно, чтобы так оно и было, и...
Он еще не сказал об этом себе, но знал - улыбнется, кивнет и уйдет. Назад и в сторону. Он подарит им эту ночь. Но только ночь. Потому что на рассвете...
- Где ты взял меч, Брат?
Глаза горят - любопытством, надеждой, вечной насмешкой - огнем.
Улыбаюсь:
- Заслужил.
- Правда? Расскажи!
- Расскажу. Собственно, что и делаю уже...
- Э, нет! - смеется. - Ты рассказывал о...
Он может повторить каждое слово. Он может воссоздать каждое чувство. И половину мыслей. Он всегда знает, когда недоговаривают и когда лгут. Но... что я могу сделать?
- Это было где-то год назад...
- Так давно?
- А то! Когда Мастер по просьбе Патриарха...
Это было год назад. Смотри в мои глаза, Светло Горящий. Ветер умеет лгать - что еще ему остается? Смотри внимательно, смотри чутко... ты ведь умеешь! Если ты прочтешь несказанное, я не буду виноват. Я...
- Маленький черный дракон, - говорит он.
- Что?
- Действительно маленький. Не длиннее локтя. Который живет в норе.
- И каждое утро вылетает в небо встречать солнце... Если ты знаешь это, мне не о чем больше лгать тебе, брат.
- Спасибо, - кивает он - серьезно и торжественно. - Значит, теперь моя очередь.
- Лгать, - киваю я. Потому что рассказывать ему нечего. Он не изменился ни капли. Такой же отчаянный, въедливый, неудержимый... Светло Горящий. Он сжег эти годы так же восторженно и равнодушно, как когда-то сжигал дни...
- Да, - не стал спарить он. - И потому слушай вдвойне внимательно.
Они разные, они ужасающе разные, мои мальчики, даже внешне. Среднего роста, черноволосый, черноглазый, смуглый, нервный и подвижный, как язычок пламени - Светло Горящий. По-настоящему высокий, светловолосый, голубоглазый, почти ангел, почти великан - Брат. Осторожный, потому что знает свою силу и то, что делает она порой с людьми. Немного неловкий, всегда молчащий о самом важном... в отличие от Светло Горящего, умеющего увлечь и утащить за собой куда угодно кого угодно, неуютно себя чувствующего без толпы... Братья. Самые что ни на есть настоящие, хотя никто из видевших их вместе не верит этому. Даже не кровные, хотя и это есть. А внешность - это только внешность. Крови может быть достаточно пару капель, если знать и верить, если родится и жить с мыслью... Два сына огромного рода, случайно (но ведь случайностей не бывает) оказавшиеся однажды рядом... и с тех пор ставшие друг для друга... Нет, не стоит об этом говорить. Нельзя. Слова всегда искажат истину. А они... Дитя Огня и Дитя Ветра. И это именно Светло Горящему, не смотря на все его покровительство и насмешливость, отчаянно плохо без Брата... который никогда не называл своего имени и соглашался с любым, за что и остался - просто Братом... который... который отдавал Светло Горящему все - кровь, и силу, и веру - в огонь... Они должны были бы или убить друг друга, или разойтись в разные стороны... так говорили все и говорили всегда. Первое... не могли. Не смотря ни на что. Потому что были равны - в силе и мастерсве. А второе попробовали. И это было ошибкой. Потому что слова - это только слова, особенно чужие. Потому что разве могли те видеть.. Дитя Огня и Дитя Ветра. Сила и то, что эту силу... Простите, мальчики. Простите за то, что я скажу вам.
- Я люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя!
Надо шептать это достаточно тихо, чтобы она не проснулась. И все-таки... так хочется, чтобы мой голос легким шорохом коснулся ушей, пробрался в сверкающие бездны снов и там...
--
Я люблю тебя.
Почему так сложно сказать это в глаза? Почему мне тогда кажется, что это, самое святое, - ложь? И... как ты можешь быть со мной, любимая? С одержимым и безумцем? Любимая...
--
Зачем тебе Небо?
Я смотрю на тебя и слышу вопрос, который так никогда и не был задан. Я смотрю на тебя и думаю: вправду, зачем? Когда есть ты и тебе этого хватило? И... наверное, моя любовь однонога и однокрыла. И я правда не знаю, как можно любить - такого. Я...
- Я уйду. Но это не на долго.
Не касаться! Ни волос, ни губ, ни кожи... не...
- Только до Неба и обратно... Слышишь меня? Потому что без тебя мне не нужно Небо. Вот только жить без неба я уже, кажется, не умею.
--
А знаешь, я влюбился.
--
Да?
--
Представляешь, встретил как-то вечером на улице девушку. Идет одна, симпатичная, дамаю, мало ли что. Подошел: можно вас проводить? А она захватом через плечо и... у меня потом трое суток синяки не сходили. Ну разве можно было не влюбиться?
--
Все смеешься?
Молчит.
--
А еще у нее глаза... невероятные!
--
Так ты действительно влюбился?
--
А что я тебе говорю?!
Всплеск ладоней, огонь в глазах. Как всегда. Все как всегда, как когда-то. Словно и не было этих дней и лет, словно...
--
Мне страшно, Светло Горящий. Страшно, что сейчас мы говорим, мы вроде рядом, а утром разойдемся в разные стороны. И будет - как сон, как бред...
--
Дудки! - огонь в глазах. - Дудки, Брат! Так просто ты от меня не отделаешься!
--
Знаешь, сколько раз мне снилась такая встреча? И эти твои слова... или очень, очень похожие...
--
Мало ли что кому снилось... и вообще, пророческие сны - тоже штука хорошая.
--
А кто говорил про пророческие? И... действительно, мало ли, какая дрянь снится...
--
Это ты про меня? - хмуро спрашивает он.
Молчу.
- А утром все было на месте - и трава, и костер...
- Ты мне тут не того, не этого! Никуда я завтра не денусь, и сегодня не денусь, и вообще! Хватит говорить глупости, правда.
- А кто их тогда будет говорить? - кривляюсь. - Ты, что ли? Дождешься от тебя, как же... - говорю, и... сам понимаю, насколько это...
- Брат, - прислоняется Светло Горящий к моему плечу. - Брат, если б ты знал, как я люблю тебя, как мне тебя не хватало, как... это ж только ты мог такое ляпнуть, это ж... Я только сейчас понял, что... - и замолчал, уткнувшись носом в мое плечо. А потом поднял голову и, посмотрев в темноту, ехидно спросил:
- И чего ты там стоишь? Подходи, коли пришел... Учитель.
Холодно. Ветер в лицо. Холодно. Я дурак. Дурак, уходящий в ночь босиком и в потертом халате. Первая мысль была: деньги. Вторая - еда. Не взял ничего. Я ведь иду не просто так, я иду в Небо. Умирать лучше налегке. Идти тоже. Только вот холодно... не подумал. И ветер. А потом будет еще холоднее и будет солнце. И я буду идти навстречу оплывающему оранжевому глазу, который проморгается и станет не таким уж и большим желтым зрачком... нестерпимо ярким. Это только на полусонного на него еще можно смотреть. А потом... будет туман, убегающий почему-то к солнцу, а не от него... будет холод, нестерпимый от сознания того, что вот она, огромная желтая грелка, которая почему-то не греет... не проморгалась. Туман. Туман всегда умирает от солнца, но бежит, тянется к нему... А я хотел бы, чтобы был туман. Может, тогда хоть немного теплее бы... А так ветер. Не в спину - в лицо. Будто огромной рукой по глазам - наотмашь. Ладно, нас и не так били. Переживем. Холодно. И дырявый халат не намотаешь на ноги. Мне страшно и смешно думать: за каждый путь надо платить. Можно, я начну - так? Немножко помучаюсь сейчас, немножко потом... Да, я понимаю, что это надолго. И нет, я не трус. Просто... после каменного дождя или жарких объятий костра некому будет идти в небо. А мне нужно не просто прийти - вернутся. Мне...
Учителя я видел редко. Собственно, и не моим Учителем он был, а Светло Горящего. Не смотря на все уверения его (брата, не учителя), не смотря... наверное, я все-таки не умею верить. И доверять - так вот, безоглядно - человеку, приходящему время от времени, чтобы сказать пару слов или сделать... Сделать - как умеет только он, чтобы потом до следующей встречи вспоминали... Не умею. А Светло Горящий сидит вон, улыбается. Ехидно, насмешливо, привычно. И даже мне не видно - по-доброму или зло? Не видно. Слишком... слишком давно. Где ты взял эту тень на лицо, брат? И почему она приросла к коже?
- Мальчики, хотите чаю?
Это Учитель. Кто ж, кроме него... Мальчики. Два, и пять, и десять лет назад - все тоже, все так же. Мальчики. Интересно, когда я сдурею настолько, чтобы отрастить бороду и она поседеет, он тоже будет говорить - мальчики?
- Буду.
Это Светло Горящий. Он любит отвечать сразу на несколько вопросов.
- А ты? - смотря на меня глаза Учителя. Небольшие, в принципе, светло-синие, прищуренные. Только почему-то кажется - бездонные, бесконечные. Только почему-то кажется - в них живет Небо и...
- И он будет, - соглашается Светло Горящий. Я не спорю. Чай так чай. Главное, чтоб потом баньки там какой не было или еще чего... хотя - посреди степи?
- Это хороший чай. Из таюн-травы, собранной на рассвете, и плач-травы, собранной на закате, из листьев дерева семитона и цветов ашоры...
- Ты уверен, что это можно пить? - хмурится брат.
- Не попробуешь - не узнаешь, - безмятежно улыбается Учитель, поднимая пиалу и принюхиваясь. - Рискнешь?
Светло Горящий улыбается, качает головой. И свою пиалу выпивает залпом - как очень крепкое вино, как чистый спирт. Смеется:
- Учти, старик, если ты меня отравил, дело твое делать будет некому.
- Не переживай, - отпивает тот глоток. - Я не разбрасываюсь любимыми учениками... таким вот образом.
- Значит, если ты захочешь меня убить, то просто придешь и отрубишь голову? - полу в шутку, полусерьезно спрашивает Светло Горящий.
Учитель молчит.
Если он захочет тебя убить, ты узнаешь об этом слишком поздно. Или не узнаешь. А я...
- Почему ты не пьешь? - с любопытством спрашивает меня Учитель.
Миг выбираю ответ, и...
- Потому что я не люблю чай.
Улыбается Учитель. Светло Горящий давится смешком и чаем, заботливо долитым в его пиалу. И... наверное, нужно улыбнутся и мне. Только вместо хочется кричать - надрывно, истерично, чтобы гнулись к земле деревья и испуганно расползались звери. Но я молчу. Я боюсь, что крик оторвет от земли Светло Горящего и унесет туда, куда мне никогда не добежать. Я боюсь... что порвется такая замечательная иллюзия, такая великолепная ложь, и опять останется трава и костер, а может, даже пиалы с недопитым чаем. Я боюсь...
Улыбается Учитель. Молчит, потому что слова искажают истину. Улыбается. А я никогда не умел читать улыбки, и начинать учиться... Я беру в руки пиалу и отпиваю глоток. Я не отпущу тебя, брат. Ни в безумие, ни в смерть, ни даже в никуда. Одного - не отпущу. Я...
А вкус у чая странный. Густой и терпкий, с привкусом смолы и дешевого вина. Я пью и почти жду, что начнет меняться мир, что черные тени оформятся в дворцы и чудовищ, что... Но все остается как было. Та же улыбка на губах Учителя, и закашлявшийся Светло Горящий оперся ладонью в костер... пижон... и...
- А теперь, мальчики, - выпрямляется Учитель, становясь странно большим, будто выпирающим из слишком тесной для него реальности, - мы с вами будем разговаривать.
А Брат вырос. Брат вырос, а Светло Горящий нет, и это так странно, и это... Люди не книги, чтобы оставлять их на недочитанной странице и уходить на года... люди не будут ждать, люди... Почему мне так отчаянно стыдно? Сколько раз я отправлял их в ад - красный и голубой - зная, что ходить они будут по грани и могут не выйти, зная... почему тогда все казалось нормальным и правильным, так и тянет отправить их куда-то туда, в холод, политый кровью и тьмой... это будет привычно и ярко, будет как всегда, это... А сейчас я смотрю в их глаза, одинаково темные, в одинаково рыжих отблесках огня - и не могу отделаться от чувства, что есть что-то постыдное в моей просьбе, что-то низкое и обыденное, что-то... чего просто не должно быть, и все. И мне хочется опять поить их чаем и травить бесконечные байки, убивая ни в чем не повинное время... которое неуклонно подбирается к рассвету, которое... я надо широко раскинуть руки, чтобы собрать действительно все слова, чтобы они не разошлись и не исчезли, чтобы... широко-широко... на всю синь неба, на всю глубину огня, на всю тоску, свою и чужую... потому что я тоже умею ошибаться, мальчики...
Из травы и песка поднимался он - высокий, нескладный, усталый. Грязный - в земле и крови, одинаково черных. Своей, чужой - не разобрать, да и все равно было почему-то. Только глаза - два комочка тьмы, застрявших на сверкающих белках. Страх. Должен был быть страх. Но его не было, не было... Был восторг.
Глаза. Два комочка тьмы. Лицо. Черт не разобрать, но...
- Отражение, - улыбнулся я.
Здравствуй, друг. Здравствуй, враг.
Он не услышал мои слова. А если и услышал, то не разобрал. Но ощерился в ответ - от ли соглашаясь, то ли предупреждая - щербато.
Здравствуй, друг. Здравствуй, враг.
Как зачарованный, я протянул к нему руку - и душу, и тело. Я тянул и тянулся - полуиспуганно, полувосторженно - ожидая холода стекла, а вместо... вместо была ладонь. Липкая, в комьях земли на свалявшейся ткани...
- Ты ранен? Тебе помочь?
Взгляд - настороженный, оценивающий. Не на меня, на меня он уже посмотрел - за спину, в стороны. Пусть себе смотрит, пусть... лишь бы не убирал ладонь - большую, с короткими пальцами, с обломками ногтей, торчащими из налипших комьев земли, мокрую. Откуда ж ты вылез, отражение?
- У тебя есть имя? - спросил я так, словно не было сейчас ничего важнее. И осторожно прижал его ладонь к своей. Совпадает - не совпадает... не понять...
- Есть, - шевельнулись его губы. Голос... хриплый. Долго молчавший. Полупростуженный. - А у тебя есть хлеб?
- Прости, - виновато развожу я руками, почему-то совершенно не жалея о том, что не взял его.
- А деньги?
Качаю головой. Улыбаюсь. И вижу, как ощупывает его взгляд мой старый халат, мои босые ноги, а потом... глаза в глаза...
Здравствуй, враг. Здравствуй, друг.
Я не ошибся в тебе, отражение, я...
- Тогда помогай, - выдохнул он, и что-то грязное и тяжелое легло мне на плечи... рука... в которой половина веса тела... а другой прижимал к груди суму, и...
- Куда пойдем? - с трудом выпрямляясь, спросил я. А он... словно перестал держать себя, словно порвалась нить, помогавшая... он пытался зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, чтобы остановить болтающуюся голову, и отчаянно дергал ногу, стараясь оторвать ее от земли...
- Все равно...
Учитель говорил. Мы слушали. Внимательно. Радостно, не смотря ни на что. Я знал: мы скажем да. Знал, как и Светло Горящий. Как, конечно же, Учитель... если бы наше да требовалось...
- ... я ведь не прошу ничего невозможного, не так ли?..
Да. Ровно столько, сколько мы можем дать и сделать. Не больше, но и не меньше. Ровно...
- ...хорошо. И тогда...
Мне можно не слушать - каждое слово запомнит Светло Горящий. Поэтому я смотрю. Как блики огня играют на коже Учителя. Как ощеривается тень на лице брата. Жаль. Ты так и не начал лгать мне, Светло Горящий. Ты не дал понять... или дал? И это я, как последний остолоп...
- ... по сути своей, довольно просто...
Как хрустят ветки в костре, словно подгибаясь под чьими-то невидимыми ногами, как...
- ...знаете, мальчики. И...
Я не буду кричать. Я не отпущу Светло Горящего. Я не отдам... даже тебе, старик, хоть и плевал ты на все мои слова и на мое право. И... мне почти интересно - попросишь ли ты нас однажды умереть или все-таки нет? Где заканчивается правда и начинается вера, надежда, во благо... Где? Мы ведь пойдем, Учитель. Пойдем и попробуем не умереть. Пойдем и...
- ...должны успеть. Поэтому...
Эту страшную тень подарила тебе та, кого ты любишь? Или...
- Перестать так усиленно думать и хоть сделать вид, что слушаешь!
Это мне. Это пощечина.
- Прости, Учитель, - опускаю я голову, но он смотрит не на меня - на брата, и...
- Теперь дальше...
Дать пощечину ему. Встать и уйти. Но он знает - я не брошу.
Ему, как и нам, все равно - убивать или спасать. Все равно. И это должно быть страшно, но страх ушел первым, и...
Страх ушел первым. И это хорошо. Смотреть на него - жадно, ожидающе. Чувствовать, как течет по рукам - его и моим - кровь, теплая, липкая...
- Хватит. Слышишь меня? Хватит! Ты ведь так никуда не дойдешь, только на тот свет, ты ведь... Слышишь меня? Тебе...
Шаг. Еще шаг. Еще. Почему я иду? Почему я... Опустить его на землю. Сесть. Схватиться за голову. Ручей. Тут где-то есть ручей, и если постараться... поднять. Повести дальше. Или понести. Или...
- Эй! Ты живой там еще?
Хоть бы ответил, что ли.. Сумку не выпускает. Дернулся. Ну, вроде живой. Идем дальше.
- Ты умираешь, да?
- Э-э...
- Что? Потому что если ты умираешь, дальше мы можем...
- Не...
- Правильно, не идти.
- Не дождешься...
- Да? Ну и ладно. Только ты шевели все-таки ногами, хоть изредка.
- Я...
- Вот и хорошо, вот и молодец, вот и...
Здравствуй, друг. Здравствуй, враг.
Ночью, один, в степи - с убийцей и убитым, единым в двух ликах, двуликим в одном...
- Ты, наверное, убегаешь от кого-то?
Я говорю глупости, я говорю чушь. Но почему не могу просто молчать? Почему?
- Потому что иначе я не понимаю, совсем не понимаю...
Он молчит. Только рука, закинутая мне за шею, становиться все тяжелее и тяжелее.
- Знаешь, я бы с радостью понес тебя, правда. Но я не могу. Сил не хватит. Ты уж прости, сам бы хотел, но... Пока ты идешь, мы двигаемся. Слышишь меня? Эй, Отражение?!
Молчит. Отражениям вообще положено молчать, и хоть это говорящее...
- Только ты все-таки скажи, когда будешь умирать. Мне на самом деле очень важно посмотреть тогда в твои глаза, понимаешь?
- Не... не дождешься...
- Вот и хорошо, вот и не забывай, вот и...
Огонь всхлипнул - всполохом - когда они встали и ушли. Как всегда - не прощаясь, чтобы было зачем возвращаться. Как всегда. И тоска рукой темнее ночи ухватила за горло. Тоска требовала слез - в костер и на землю. Требовала крика и всхлипа, и тянула вперед и вверх - подняться на ноги, пойти за ними...
А я молча сидел на земле - как всегда. И остывал недопитый чай в пиале, и трещали ветки в костре... вот бы знать, где они умудрились достать ветки посреди степи, хотя...
- Вот и все, - улыбнулась Ночь, улыбнулись Небо и Дорога.
- Ты можешь остаться или уйти.
- Это больше ничего не значит и ничего не изменит.
- Ты...
В молчании. В молчании истина, только так ты ее не услышишь, ты поймешь... не пытайся потом спросить или сказать что, если не хочешь потерять, не пытайся. В молчании. Старики плачут не от горя - они плачут от старости, а я не заплачу, я не буду оплакивать до часа, и это так же смешно и наивно, как уходить не прощаясь, и так же неукоснительно должно быть исполнено. Даже если в пустоту души это не принесет ничего, кроме пустоты - и призрака надежды. Даже если...
Ночь. Ветер. Костер.
Небо большое. Неба хватит на всех. Может быть, даже на меня. Может...
Еще вспоминается холод стали в руке, вес меча и ножа, и ноги, ноги... Оружие никогда ничего не решало. Оно было точкой, просто точной, так отчаянно стремящейся переползти в многоточие, и...
Я не смотрел им вслед. Я знал - два силуэта, одинаково темных, один немного выше другого - идут - там - вместо. Я...
Ножом по горлу - и кровь на руку. Так лучше? Честнее? Так...
Я могу завернуть небо - плащом на плечи. Я могу сложить огонь - лестницей и стеной. Толку... смысла... Я могу...
Ничего. Все.
Тоска, моя тоска... Если я умру - разве им будет легче? Если бы знать...
- Все. Слышишь меня? Все. Пришли. Мы пришли. Я сейчас разведу костер и попробую что-то сделать с этими твоими дырками, которые раны... Слышишь? Вон журчит ручей, вон там. Я сейчас туда и обратно, туда - и сразу обратно. Я быстро. Только ты не умирай пока, хорошо?
- Не... дождешься...
- Вот и славно, вот и замечательно... Что?
- Флягу... возьми.
- Я бы с радостью, право слово! Вот только где?
- В сумке... где ж еще...
- Экий ты, друг, запасливый...
- Друг?
- Враг. Какая разница?
- Да?
- Я быстро. Слышишь меня? Я быстро.
- Иди... уже...
- Иду. Я сейчас иду. Только помни - ты обещал не умирать, ты обещал дождаться. Помнишь?
- Пошел ты...
- Умрешь? Тут?! Без меня?!
- Не дождешься...
Почему мне кажется, что он смеется? Что я безумен? Что...
- Я люблю тебя, отражение.
- Пошел ты...
Безумен. Давно. Непоправимо. Небом. Ей. Тобой.
Темно. Плохо. Плохо видны глаза, а глаза самое главное, и...
- Ты идешь?
- Да, - отвечаю ему. - Да, прости. Только ты дождись меня, дождись обязательно!
И легкое, как шорох:
- Хорошо...
Шаг назад.
- Стой!
- Что? - спрашиваю я.
- Останься. Ты... можешь не успеть. Если это по-настоящему нужно, если это...