Аннотация: Приходя в гости к тестю с тёщей, настраиваюсь на очередной рассказ Дмитриевича. Он прожил большую жизнь, знает множество интересных историй. Вот одна из них.
Закончилась Великая Отечественная война. Фронтовики потихоньку возвращались домой, где их ждали не только как победителей, героев, но и как надёжу и опору. Мужчин. Сильных, умеющих выполнить работу так, как не могут её сделать женщины и подростки.
Демобилизация шла поэтапно: кто-то уже в мае сорок пятого распрощался с армией, а кто-то служил до осени, а то и более. Молодёжи не хватало на замену бывалых солдат, вот и затягивался процесс.
Возвратившиеся селяне трудились на родных подворьях, в коллективных хозяйствах. Горожане работали на заводах и фабриках. Разруху необходимо было ликвидировать и в городских кварталах, и на сельских наделах.
В начале осени в один из хуторов нашего края прибыл Алексей Басайкин. На окраине, у развилки дорог спрыгнул с телеги, взял вещмешок, поблагодарил возницу-деда, одетого, несмотря на тепло, в душегрейку и треух. Тот в ответ молча кивнул головой, чмокнул губами, дёрнул вожжи и покатил своим путём. А фронтовик присел на самородный камень у края поля, закурил, глубоко втягивая табачный дым, и посмотрел на хутор. Оттуда в сорок втором его провожали на передовую. Многих провожали... До него. И после. Вернулось мало. Ему повезло: хоть и служил в матушке пехоте, а жив остался...
... Из хутора Алексей и другие призывники со всей области попали в Сталинград. Там их поставили на довольствие, выдали паёк из трёх саек ⃰ хлеба и трёх селёдок, переправили через Волгу, построили, приказали двигаться в сторону станции Владимировки. А это двести километров! Прошли. На станции получили порцию буханок, по пять столовых ложек сахара и новый приказ: грузиться на открытые платформы с углём. В Астрахань, куда их привезли, на перрон выскакивали чертенята или африканцы, но никак не жители России...
Ускоренные курсы офицеров пехоты так и остались неоконченными, потому что в середине обучения училище подняли по тревоге и бросили в калмыцкие степи. Оттуда перемещались фашисты к своей группировке в Сталинграде... Их нужно было остановить! Во что бы то ни стало. Поэтому двинули навстречу немцам курсантов. Среди них находился и ефрейтор Басайкин.
Где ехали, где бежали с полной выкладкой навстречу врагу. Больше всё же бежали и шли. От колодца к колодцу. Потому что именно так прокладывался в Калмыкии любой путь. Горько-солёная вода в тех колодцах.
Песок вперемешку со снегом, как ни укутывайся, залетал под воротник, резал глаза, скрипел на зубах, пробирался в ушные раковины... Не прекращающийся ветер пронизывал тело...
В том докучающем холоде произошёл его первый бой, чуть не оказавшийся последним.
Из-за снежной дымки на них выскочил немецкий танковый десант. Имевшиеся в распоряжении "сорокопятки" не наносили ощутимого урона противнику, и поэтому пришлось отбиваться зажигательной смесью. Танки подпускали на расстояние броска, воспламеняли фитиль и швыряли бутылки. Один из красноармейцев ухитрился поджечь аж пять гитлеровских машин! А Алексей, метнув свою бутылку, упал без сознания в разыгравшуюся метель... и так бы там и остался. Навсегда. Вражеская пуля прошла рядом с сердцем и вылетела чуть выше лопатки...
Усиливающаяся декабрьская пурга тщательно скрывала следы недавнего боя, припудривала просторы, гильзы патронов и снарядов, застывшую технику и застывших людей... Её, хозяйку здешних мест, до крайности раздражали чёрные и красные пятна, наляпанные костлявой рукой вредной старухи, которая без устали несёт смерть. И получает от этого упоение. Когда только насытится? Сегодня она повеселилась всласть! Вот опять к кому-то побрела... Вьюга сердито полоснула полой ветряного плаща по лицу молодого бойца. Тот мотнул головой, застонал, и стон услышали проходившие мимо санинструкторы. Наклонились над лежащим, один из санитаров произнёс: "Живой! Спасаем, значит". Пурга удовлетворённо дохнула вихрем, наблюдая мину разочарования на лице вредоносной карги... Хватит! Метись отсюда!
Алексей пришёл в себя только в госпитале. Тут, знал, кому и мог сказать "спасибо" за спасение, а тем, кто вынес с поля боя, из пурги, не мог. Даже если и встретился с ними бы - не угадал. Потому что ничего не помнил, кроме вьюги, певшей ему что-то на ухо...
В начале апреля сорок третьего выписался и, хотя признали нестроевым, подал рапорт с просьбой отправить его на фронт. И стал дополнительной бронёй. Так танкисты в шутку называли пехотинцев, закреплённых за боевыми машинами. Автоматчики сидели во время атаки на танках, спрыгивали, когда требовалось, и бежали по двое с каждого борта и сзади. Так что в шутке была доля истины: живая плоть прикрывала бездушный металл. Символически, но прикрывала на Курской дуге и на Украине, в Польше и Румынии, в Германии.
Добежал красноармеец с однополчанами до самого Берлина. На рейхстаге, правда, не догадался расписаться. Но зато охранял Потсдам во время подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии. И испытал при этом огромное чувство удовлетворения.
И вот он дома. Почти что. Осталось пройти несколько сот метров до хутора, до куреня... Сердце стучало уже не столь гулко, толкая разгорячённую волнением кровь по жилам, больше щемило в предвкушении встречи с родными... Сержант поправил лямку вещмешка и шагнул по дороге к хутору, носящему его фамилию - Басайкин.
Отметив приезд, отдохнув пару дней, фронтовик с утречка наведался в правление. Подождав, когда кабинет председателя колхоза опустеет от посетителей, постучал в дверь, шагнул через порог. Иван Игнатьевич взглянул на него поверх висевших на кончике носа очков, улыбнулся, вышел из-за стола, крепко пожал руку и приветливо хлопнул по правому плечу:
- Здорово-здорово, казачок! Какая надобность привела ко мне?
- Да по работе на землице соскучился. Навоевался по шеечку.
- Это правильно. Как воевал-то? Награды есть?
Алексей пожал плечами, развёл руки в стороны - ответ остался невнятным, на что председатель строго заметил:
- Другие вот с наградами, хоть одну медальку, да вешали и шли на приём. А мне что с медалями, что без них люди позарез нужны! Особенно специалисты. Их катастрофически не хватает! Сам понимаешь, народу потеряли много... А сейчас хозяйство возрождать надобно. Во всей стране! Так что, брат, прежде чем работать, поедешь учиться. Выбирай: агроном, зоотехник, механик...
- Агроном!
- Ну, тогда с Богом!
Через несколько дней после разговора с председателем молодой человек отправился на краткосрочные агрономические курсы. Трясясь в кузове полуторки, гадал о предстоящей учёбе. Одни курсы ему не удалось завершить, а вот следующие непременно одолеет. Война закончилась, и ничто не может помешать - с этой уверенностью и прибыл в агрошколу.
Полгода пролетели быстро. Учили будущих специалистов только тому, что касалось агрономии: когда и как необходимо производить вспашку земель, какую культуру и в какое время высевать, каковы должны быть условия хранения семенного фонда. Даже политинформаций не читали. Соскучившаяся по мирным занятиям молодёжь впитывала теорию и жаждала применить её на практике.
Новоиспечённого агронома председатель встретил с радостью, заявив, что одной проблемой в хозяйстве стало меньше.
- Дерзай, Алексей Петрович!
Среди множества культур колхоз уделял внимание и капризной в хранении горчице. За ней глаз да глаз нужен! Проворонил, не перелопатил вовремя - считай, пропала. Сгорит, превратившись в черноту.
Пошёл как-то Басайкин склады да амбары проверять, заглянул в хранилище горчичных семян и - обомлел. Обуглились! Чуть ли не в шлак превратились... Единственное утешение - не полыхнули огнём. А что толку? Воспламенились, не воспламенились - один чёрт, пропали! Расстроенный, с тяжеленным камнем на душе завернул к председателю.
- Беда, Игнатьич: горчица сгорела!
- Совсем?!
- Начисто.
- Может, отходы какие остались?
- Сплошной мусор...
- М-да... Задача так задача... А, знаешь, мусор и посеем.
- Да нас посадят за это!
- Посадят, если узнают, что семена сгноили. Значит так, возьми надёжных казачков, лучше даже родню. Купи им сапоги, и пущай они, как встарь, горчицу разбросают. А обувку оставь в виде премии за работу в сложных погодных условиях.
- Во-во, в сложных. Глянь, что творится: весна никак не начнётся. Не погода - тоска, и даже не зелёная, а серо-бурая... Днём припёк, квасится всё вокруг, ночью морозит. Под ногами каша из грязи и снега. Куда ж семена? В эдакую кашу?!
- Именно туда! Бери, говорю, верных людей, засевай! Взойдёт - хорошо, не попрёт - скажем, что клоп сожрал.
Как пришёл к председателю агроном, так и ушёл от него с тоской смёртной. Разные думки роились, одна мрачнее другой. Искал выход из сложившейся ситуации и не находил. Со смутной надеждой завернул в амбар со сгоревшими семенами, глянул, ногой туда-сюда поводил по ним... Присел на корточки, руками поразгребал в разных местах... Вздохнул горько: мусор он и есть мусор. Попадались, правда, крупные зёрна, стручки, но то не семена. Не семена! И эту погань сеять?! Время только тратить.
Однако и ослушаться председателя не посмел. Погутарил с роднёй и тайком, на самом отдалённом от хутора поле высеяли из лукошек да туесков так называемые семена.
Через какое-то время погода устоялась. Радуя людей и природу, голубело день ото дня небо, взвивались к нему и выводили свои песни жаворонки, суетились воробьи, соскучившаяся по зелени скотина щипала молодую мураву. Всё, что могло расти, потянулось из земли к солнцу.
За множеством весенне-полевых работ поле горчицы испарилось из памяти, как роса с травы. Тем более что посевная кампания успешно прошла в сжатые сроки, вселив надежду на добрый урожай. А его предвкушение греет сердце человека, работающего в сельском хозяйстве. Без многого можно обойтись, а вот без хлеба русскому тяжеловато... Есть хлебушек на столе - есть и радость в доме!
... Игнатьевич и Петрович сидели в конторе, осторожно высказывали прогнозы на грядущий урожай (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!), обсуждали ремонтные работы техники и инвентаря, делились впечатлениями от проделанного. За разговорами не заметили, как к правлению подкатила бричка первого секретаря районного комитета партии.
Это в наши времена начальство, зачастую направляясь в сельскую местность, останавливается там, где кончается асфальт. Оглядев окрестные поля, спешит в кабинеты председателей или директоров сельхозпредприятий и выслушивает бодрые рапорты о высоких достижениях. Из кабинетов много ли увидишь? Только и услышишь те рапорты. Кто же опишет истинное положение дел? Себе во вред, что ли? Лишь отдельные смельчаки решаются поднимать острые вопросы, коих хватает, остальные предпочитают приглаженные доклады да оптимистичные предположения. А в те годы, годы всеобщего душевного подъёма и энтузиазма, высокие руководители не гнушались самолично проехать, пройтись по полям, фермам, пообщаться с людьми.
Секретарь буквально ввалился в кабинет, бросил планшетку и фуражку на отполированную седоками скамью, хлопнул с каким-то удовольствием ладонями и только после этого протянул руку для приветствия. Вытащил из портсигара папироску, смачно закурил, выпустил струю дыма через ноздри, широко улыбнулся и торжественно произнёс: "Молодцы, хлопцы! Какая горчица у вас стоит, любо-дорого посмотреть! Прямо как от девицы-красавицы глаз не оторвать! Сколько хозяйств проехал, а подобного чуда нигде не видел. Как это вам удалось такую выкохать? Признавайтесь!" Председатель и агроном переглянулись меж собой, не зная, как воспринимать слова первого, хотя на издёвку его тон не походил. Иван Игнатьевич промычал что-то и кивнул головой в сторону молодого товарища, мол, это не моя заслуга. Тот, в свою очередь, тоже промямлил нечто невразумительное и застыл, ожидая развития событий. Секретарь райкома, посчитав, что растерянность вызвана его внезапным появлением, усмехнулся понимающе и изрёк: " Нечего скромничать да скрывать, как и за счёт чего удалось добиться успеха. Давай-ка, Петрович, делись секретом с другими хозяйствами. Через районную газету".
После визита первого председатель и агроном пустились к нахваленному полю. Подъехали и остановились в изумлении. Перед ними предстал пейзаж, нет, картина, написанная талантливым художником: под золотистыми лучами переливалась оттенками зелени добрячая горчица. Набиравшая силу, кустистая, с ликующими, открытыми солнцу зубчатыми листьями, со стеблями бледноватого цвета у корневища, переходящего к соцветьям в насыщенно-зелёный. Над ярко-жёлтой цветочной кипенью деловито сновали пчёлы, и их ласкающее слух жужжание дополняло впечатление.
Иван Игнатьевич и Алексей Петрович переглянулись и дружно, облегчённо и радостно расхохотались.
Лето прытко катило к своему финишу, подкидывая колхозникам новые заботы и хлопоты, на селе их хватает в любой сезон. За каждодневностью приезд и райкомовский наказ запамятовался. Да и первый не напоминал о нём. Однако, как оказалось, не забыл. На партактиве, где обсуждались промежуточные результаты уборочной кампании, в адрес крестьян звучали добрые слова и пожелания не останавливаться на достигнутом. Подводя итоги собрания, секретарь взглянул в зал и вдруг заявил: "Не всё у нас так гладко, как вы рисуете. Вот товарищ Басайкин как обычно сидит скромненько, в уголочке и помалкивает. А ведь именно ему есть что сказать нам. Замечательную горчицу вырастили, лучше всех в районе! Просил поделиться опытом, написать в районку. Он же не мычит, не телится. Алексей Петрович, жду. И не я один. На слёте работников сельского хозяйства прям обязан рассказать, за счёт чего добились в колхозе подобного успеха. Да и в газету статью напиши".
По возвращении с партийного актива агроном всю дорогу пребывал в задумчивости. При въезде в хутор озабоченно спросил:
- Иван Игнатьевич, что же я говорить и писать буду? Узнают подноготную - с работы выгонят, как пить дать.
Председатель хохотнул:
- А то и засмеют! Знаешь, Лёша, не морочь голову! Ты ж учился? Учился. Конспекты, небось, остались. Да и спецлитература наверняка имеется. Вот возьми оттуда что-нибудь о передовых технологиях, да и распиши как следует. Велика мудрость! Зато всё будет по науке. А?
Придя домой, Басайкин обложился конспектами, книгами и начал писать: "Под названием "горчица" подразумевается несколько видов травянистых растений-однолетников масляничного типа семейства крестоцветных, у которых в качестве пряности используются исключительно семена. В культуре известны четыре основных вида горчицы: сарептская, белая, чёрная и абиссинская.
Поговорим о горчице сарептской или сизой. Растение достигает высоты до полутора метров. Плод - тонкий бугристый стручок с коротким шиповидным носиком. Семена тёмно-коричневые, иногда жёлтые, шаровидные, мелкие ячеистые... Цветёт в мае-июле.
Быстро всходит и быстро растёт практически на любых почвах, прорастает даже при температуре -3 градуса. Время посева - осень или ранняя весна, можно и в феврале даже. В нашем колхозе мы воспользовались весенним периодом..."
Через месяц агроном вышел на трибуну слёта, прочитал доклад о применении передовых агротехнических технологий, норм и методов при выращивании горчицы, что в конечном итоге ведёт к высоким и стабильным урожаям данной сельскохозяйственной культуры... Басайкин произвёл впечатление на коллег не только грамотной подачей материала со множеством цифр и выкладок, но и видом. На его парадном пиджаке светились награды, среди которых выделялся орден Славы...
Колхоз "Верный путь" с той весны постоянно выращивал отменные урожаи горчицы. Как это ему удавалось, для многих так и осталось загадкой, хотя агрономы района ориентировались на статью, опубликованную в газете.