Безруков Антон : другие произведения.

Без повода

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Да, Оля, да, на работе ещё... нет... ничего такого..., - Андрюха ходил по кабинету, прижав трубку к уху одним пальцем. - Ну вот... Оля, ты опять... Давай я дам тебе его. На... - протянул он мне трубку, - это Оля моя, поговори с ней. - Да, алё, - сказал я, - Привет, Оля. - Что там у вас происходит? - услышал я совершенно потерянный голос нервной молодой женщины. - Да так, ничего... работаем потихоньку, номер сдаём. - Андрей сказал, что вы ищите какие-то очки... - Ну да, понимаешь... так глупо всё получилось... как всегда у меня... - Что? - Ну, мы номер должны сдать в типографию, и наконец привезли плёнки. Я сижу, значит, проверяю, нашёл опечатку, снял очки, чтобы рассмотреть получше, не показалось ли...


  
  
   БЕЗ ПОВОДА
  
  
  
   - Да, Оля, да, на работе ещё... нет... ничего такого..., - Андрюха ходил по кабинету, прижав трубку к уху одним пальцем. - Ну вот... Оля, ты опять... Давай я дам тебе его. На... - протянул он мне трубку, - это Оля моя, поговори с ней.
   - Да, алё, - сказал я, - Привет, Оля.
   - Что там у вас происходит? - услышал я совершенно потерянный голос нервной молодой женщины.
   - Да так, ничего... работаем потихоньку, номер сдаём.
   - Андрей сказал, что вы ищите какие-то очки...
   - Ну да, понимаешь... так глупо всё получилось... как всегда у меня...
   - Что?
   - Ну, мы номер должны сдать в типографию, и наконец привезли плёнки. Я сижу, значит, проверяю, нашёл опечатку, снял очки, чтобы рассмотреть получше, не показалось ли...
   - Я не понимаю ничего... Последний раз, когда я тебя видела, ты был без очков.
   - Это были контактные линзы, знаешь, такие линзы специальные, вставляются прямо в глаза...
   - Я не полная идиотка пока ещё. Ну и что дальше?
   - Ну вот... Вдруг зазвонил телефон, я взял трубку и вышел в коридор, чтобы позвать Палыча, это ему звонили...
   - Кто?
   - Ну из типографии, у нас перевывод.
   - Что у вас? Я не понимаю...
   - Ну перевывод плёнок... Оля, ну это заново, когда...
   - Дальше... - выдохнула она мне в трубку.
   - Ну вот, я вышел в коридор, позвать Палыча, потом меня позвала Оксана, а потом -Хитров... В общем, я когда вернулся, не нашёл очков. Ну, в общем, я забыл, где их оставил.
   - Вы там опять что ли пьёте?
   - Ну мы немножко совсем коньячку, я же плёнки проверял... чтоб не уснуть... от монотонности, Оль...
   - Ясно с вами всё. А где мой идиот? Он одетый ещё? У вас там женщины есть? Он что делает вообще?
   - Оля... ну не волнуйся ты так... он помогает мне искать очки... так глупо получилось...
   - Позавчера он пришёл домой в рубашке без пуговиц, и молния на штанах была сломана.
   Кобель.
   - Оль, да ладно тебе, это он в туалете молнию сломал, я видел.
   - Ты что, был с ним в туалете? Ты понимаешь, что вы идиоты? Дай мне его, я ему скажу...
  
  
   Я дал Андрюхе трубку.
   - Щас, Оль, щас...
   Он сел за стол, неспеша, открыл шампанское, подождал, пока оно перестанет пузыриться, отпил из горлышка.
   - Да, Оля. - сказал он задорно. - Чё долго так? Из-под стола вылезал. Не-а, не нашли пока.
  
   Он налил шампанское в кружку, отхлебнул.
   - Во сколько? Ладно заберу. Да заберу, заберу, не переживай, старушка. Я буду ехать сорок, возьму пивка. Оля, ты разрываешь мне мозг - какие могут быть бабы на работе, ты в своём уме, старая? Ну давай, подруга, не раскисай. Всё нормально.
   - Ну что? - спросил я его.
   - Ничего, привет тебе. Завтра Лёшу надо будет забрать из школы, так что я завтра раньше уйду. На "Волге" поеду. Завтра. Будешь поэтический напиток?
   Старая "Волга" красивого изумрудного цвета с креслами из красной искусственной кожи стояла в нашем дворе уже третий день. Однажды Андрей приехал на ней на работу, но ежедневные дозы алкоголя, принимаемые внутрь в компании единомышленников, никак не позволяли ему уехать домой на машине.
  
   - Давай.
   - С коньяком.
   -Давай с коньяком, мне теперь уже всё равно. Я и так вижу совсем плохо.
   -У Палыча коньяк был. Эй, Василий Палыч! Тащи сюда коньяк!
   В кабинет вошёл Василий Палыч. В руке у него была большая начатая бутылка коньяка.
   - Ну что, всё пьёте? Думаете, Россия кончилась?
   - Не, Палыч, мы так не думаем, - сказал я. - Я очки потерял. Не встречал?
   - Нет, не попадались. А какие они?
   - Ну... маленькие такие, в металлической оправе.
   Палыч сел на стул возле окна, снял с носа большие квадратные очки с толстыми стёклами и повертел их перед глазами.
   - Не встречал.
  
   После коньяка зрение моё немного улучшилось, ярче засветили лампы, и я вроде бы стал даже как-то понемногу привыкать двигаться без очков. За окном постепенно темнело.
   На столе откуда-то появилась картонная тарелка с тонкими ломтиками лимона, сахар, чёрный хлеб. Из компьютерных колонок, расположенных под столом доносилась приятная джазовая музыка. Иными словами, атмосфера была расслабленной и к работе не располагала. Андрюха сидел в позе американского газетчика, то есть ноги его были на столе, курил ментоловый "Вог", небрежно стряхивая пепел на ковролин.
   - Это же надо что пишут, - сказал он, перелистывая "Ведомости" и шевеля тонкой сигалетой. - Андрей Горшков из "Ямонучи", оказывается, просыпается с мыслями о том, что он сделал вчера для того, чтобы его компания росла и развивалась.
   - Ужас какой, - сказал Палыч. - Я не смог бы так никогда.
   - Да, тоже Андрей, а какие разные судьбы, - произнёс Андрюха с напускной задумчивостью.
  
   В комнату медленно вошла Женька. Она говорила по мобильному телефону и смотрела вниз на носки своих новых сапог.
   - Алексей Михалыч, ну как же так, ведь номер уходит уже, если завтра не будет модуля, я даже не знаю, как быть... я уже практически рыдаю, такая безумно-нелепая ситуация, - её низкий надтреснутый и какой-то безумно привлекательный голос выражал печаль, растерянность и надежду одновременно. - Давайте что-нибудь придумаем, ну пожалуйста... Ну вы же можете... Меня руководство порвёт на британский флаг из-за вашей картинки ...
  
  
   Наконец она закончила говорить и уселась за свой стол напротив Андрюхи.
   - А хорошие сапожки я купила? - произнесла она, высоко задрав ногу.
   - Евгения, да вы чистая гимнастка, - сказал Андрей. - При вашей красоте и остроумии...
   - Балбес ты, Андрюха.
   - Этим и интересен!
   - Антоха, скажи, классные сапожки?
   - Классные, молодец.
   - Вот я знала, что ты оценишь.
   - Что с модулем, будет или нет? Надо просто определиться уже. Сейчас приедет Миша за плёнками, надо будет ему дать диск с нашей рекламой, если что.
   - Ох, я устала с этими дебилами, понимаешь? Устала.
   - Не переживай так, мы свою рекламу поставим, если слетит. Просто подложим свои плёночки. И всё.
   - Пусть слетает, достали уже. Ну не могут без баянов, не умеют и не хотят.
   Она резко встала, подошла к окну, опёрлась руками на подоконник, красиво выгнув спину и согнув одну ногу в колене. Потом она слегка помотала головой, запустила пятерню в копну густых и чёрных волос.
  
   -Андрюха, - произнесла она.
   - Слушаю вас внимательно, - ответил Андрей и перевернул шуршащий газетный лист.
   -Я тебя как доктор доктора хочу попросить.
   -Что с тобой случилось? Заболела, старая?
   - Ну перестань кривляться. У меня правое ушко что-то плохо слышит, не посмотришь? Ты же умеешь...
   -А зеркало есть?
   - У меня воронки есть, и зеркало... посмотри?
   -Хорошо, давай, раздевайся, - сказал Андрей, не отводя глаз от газеты.
   -Ну хватит уже, я серьёзно...
   -Хорошо, хорошо, - он отшвырнул газету. - Давай посмотрим, базара нет. Только нужна настольная лампа.
   - У Гудрона в кабинете есть лампа. И уехал он давно, - сказал я.
   - Пойдём тогда туда, в кабинет, - сказала Женька, доставая из сумочки чехольчик с инструментами и круглое зеркало с отверстием посредине.
  
   Гордон был ирландцем по своему происхождению. Ещё он был нашим шефом. Издатели наши были голландскими подданными, а, как известно, между жителями Британских островов и голландским народом особой любви никогда не было. Всё обстояло примерно так, как в анекдотах про клятых москалей и гордых граждан независимой Украины. Полное имя нашего шефа звучало гордо и звучно - Гордон Виллис. Он говорил, что у него был опыт издательской деятельности, но когда мы стали эти сведения проверять - не нашли ничего. После этого по редакции пошла гулять прибаутка, пущенная водителем Мишей - "Из какой ты жопы вылез, наш любимый Гордон Виллис". За глаза его называли не иначе, как "Гудрон".
   Стратегических вопросов он не решал, всё пускал на самотёк и говорил, что он приставлен сюда просто "присматривать за компанией". Это нас устраивало полностью, потому что, как устроен медицинский журнал и откуда в нём берутся деньги, его не интересовало абсолютно. Целыми днями он мог сидеть в своём кресле, курить и спать. Иными словами, цены ему не было, как руководителю.
   Однако новаторские идеи ему не были чужды. Однажды у него заболела собака. Он с упоением рассказывал, что пришлось вызывать ветеринара на дом, и тот - о чудо! - выписал собачке человеческие лекарства, только в гораздо меньших дозах. Так в воспалённом мозгу, подогретом вискарём, надолго поселилась идея создания лучшего на свете журнала для ветеринаров. Он даже придумал ему остро-социальное название - "Современный ветеринар". Так он хотел подчеркнуть, что нормальный и современный ветеринар просто был бы обязан выписать этот журнал. Потом нам пришлось неделю собирать скудные данные о всех ветеринарных изданиях, чтобы убедить его в провальности этой авантюры.
   Он поверил, но иногда говорил нам, что всё же можно было бы попробовать отпечатать экземпляров десять, чем ввергал в шок принт-менеджера Таню. Она закатывала глаза, заламывала руки и убегала рыдать с криком - "Боже мой! Где я работаю! Стена непонимания!"
  
   Наконец, я остался один на один с плёнками на какое-то время, если не считать Палыча, шуршащего газетой. Рабочая идиллия длилась совсем недолго. В коридоре вдруг возник низкий мужской голос, произносящий разные ругательные слова. Послышался стук падающего предмета и недовольный женский голос.
   - Понаставили они тут вешалок, чтобы вешаться. Или кого-нибудь вешать? А? Это фашизм, так расставлять вешалки! Всех не перевешаете! Тут же невозможно пройти совершенно! - голос становился всё ближе. Наконец водитель Миша вошёл в комнату, заполнив собой ощутимую её часть. Казаков был похож на персонажей, которых играл артист Моргунов в гайдаевских кинофильмах.
   - Привет, мужчины, - сказал он, здороваясь с Палычем одной рукой, а другой доставая из кармана пачку сигарет. - Ну что, бля? Как всегда? - укоризненно сказал он мне. - Не готово нихера, да?
   - Да, половина осталось, погодь пока, - сказал я, сколупывая с плёнки какой-то мусор.
   - А знаешь? Нет, я скажу тебе, почему не готово! Потому что ты здесь сидишь, и всем похеру. Почему не в переговорной?
   - Майкл, ну чего ты, там Надька была, ну её на хер, сам знаешь... я тут сел.
   - Надька... Там не Надька уже! Там эти двое сидят и курят! Сидят, бля, и курят там! Дым пускают! В очках! Уголок романтики у них, понял?
   - Понял, пусть сидят... тем более, что романтики...в очках... уголок... чтоб никто не уволок... А я свои куда-то положил...
   - Вот! - сказал Казаков, подвигая стол и усаживаясь за Андрюхин компьютер. - У них там романтика, а у тебя тут - чистый интимный калейдоскоп с этими плёнками. А мне ехать надо. Так, что тут у нас...ага... ой, бля, ни хера себе... да-а-а...Наталья... Оксана... Вот это индивидуальная деятельность я понимаю... Виолетта... да... две сотни зелени в час... Вот это я понимаю.... Ни хера себе...
  
   Минуты через две, Казаков полностью погрузился в изучение интимных предложений киберпространства и затих. Время от времени он шумно вздрагивал крупным телом, произносил резкие и возмущённые слова и хрустел баранками. Палыч ушёл в дизайнерскую, прихватив буржуазную газету. Жизнь налаживалась, оставалось проверить меньше половины плёнок, листов тридцать.
   Но тут на пороге комнаты возникла Сотникова. Она открыла дверь, посмотрела на Мишку, который шевелил губами и стряхивал пепел в Андрюхину чашку. Затем она посмотрела на меня.
   -Мальчики... Здрасте... А где все?
   - А я вам что - не люди? - буркнул Казаков и коротко заржал, не отводя глаз от монитора.- Вот скажи, Ирина, за что тут столько денежек в час? Подойди, глянь, я никак не возьму в толк. Ну, реально не вкупаюсь, за что такие бабосы сказочные...
   - Мишаня, я в этом не понимаю совсем ничегошеньки, я девушка культурная, и более-менее правильная,- сказала Ирина, подойдя к столу. Пританцовывая и напевая что-то вроде "пуси-муси вся во вкусе", взяла рюмку, налила себе и выпила одним махом, тряхнув золотистыми кудрями.
  
   Она присела на подоконник и прильнула к окну, вглядываясь в фиолетовые сумерки морозного дня. Она была из тех девушек, которые ни у кого не вызывают раздражения своим вздорным характером и глупыми выходками. Такие, как она, всегда старательно выполняют поставленные задачи. Такие, как она, доверчиво смотрят тебе в глаза, когда ты говоришь глупости. Не ломают принтер, пытаясь вытащить замятую бумагу, а просят помощи без тени смущения. И тогда ломать принтер будете вы. Такие не позволяют себе просто уйти с работы без десяти шесть. Округлив глаза, они обязательно отпросятся. И вы не сможете отказать.
  
   - Мальчики, ну скучно, - сказала Иринка, соскочив с подоконника.
   -- А ты станцуй, будет весело, - предложил Казаков.
   - Какой ты, Миша... - картинно удивилась она.
   - Какой?
   - Вот такой... какой-то... брутальный! Вот какой ты! - укоризненные слова, наконец, были произнесены. Казаков заржал.
   - Да! Я готов на гадости! Зовите меня гадким!
   - Не-ет... - сладко пела Иринка, прохаживаясь по комнате. -Ты не гадкий, ты такой мужественный, большой... ну я же сказала, брутальный!
   - Я пленительно груб.
   - Точно! - согласилась Иринка
   - И вкрадчиво нежен.
   - Ой! Обалдеть, как точно!
   - Классику читать надо! - с гордостью ответил Казаков. И, заметив немой вопрос в Иринкиных глазах, пустился в объяснения. - Эти бессмертные эпитеты принадлежат перу известнейшего художника слова во всех смыслах, а именно, Венедикту Ерофееву.
   - Да ты что? А что же он написал? - заинтересовалась Иринка, направляясь к столу с коньяком.
  
   Но видимо, не суждено ей было узнать всех подробностей биографии известного писателя, потому что в дверь постучали. В комнату робко вошёл Серёжка.
   - Мишаня, слушай, ты долго ещё будешь здесь?- спросил он, поправляя маленькие квадратные очёчки на круглом носу.
   - А чё такое?
   - Да ничё, я подумал просто, что пока плёнки проверяются... ну не проверили ещё... - произнёс Серж, задумчиво глядя в мою сторону.
   - Ты проще говори.
   - Светке плохо опять, давление низкое наверно, на улице скользко...
   - Она что - опять красиво бухнулась в обморок посреди коридора, наискосок, и волосы её разметались по серому ковролину?
   - Да нет... Пока нормально, просто слабость...
   - Ну поехали, до метро хотя бы отвезу, там посмотрим. - флегматично протянул Казаков и укоризненно добавил. - Докурились, блядь!
  
   Мишка встал из-за стола, отряхнул брюки от крошек. Показывая пальцем на меня, продолжил.
   - Человек сидит в невыносимых условиях, из последних сил старается обеспечить непрерывность процесса, проверяя эти сраные плёнки, из деликатности своей не стал тревожить вас и выгонять из переговорной, а вы что? Сидите там за большим столом и романтично курите, курите...- говорил Мишка, выходя из комнаты и доставая из кармана мятую пачку "Явы". - Скорую может вызвать? А то будет как тот раз...
  
   Голос его становился всё дальше и дальше, плёнок всё меньше и меньше, казалось спокойствие вновь возвращалось. Если бы не Иринка. Она опрокинула в себя ещё рюмку и поставила её на мой стол. Подошла ко мне и встала рядом, касаясь моего локтя своей коленкой, обтянутой в джинсовую ткань. Потом она как-то внезапно присела ко мне на колени, так что я уже не мог просто отсиживаться, прикрываясь занятостью, и, как нормальный человек, должен был обратить на неё внимание.
   - Все бездельники, один он работает, ему даже покурить некогда, такой хороший, добрый...
  
   Слушая эту милую напевную речь, я смотрел, как стекает рыжая капля по тонкому рюмочному стеклу. Иринка гладила меня по небритой щеке, щекотала мои губы ресницами, пытаясь вызвать ответные и, видимо, решительные действия. Несомненно, она была настроена на ответную решительность. Иными словами, как поётся в известной народной песне, "девушка с распущенной косой мои губы трогала губами". Я смотрел в её бесстыжие глаза, и думал о том, что мне тридцать лет, что я видел в жизни, что знал, что чувствовал? Что мною движет? Чем я живу? Работа... Жена в съёмной квартире с годовалой дочкой на руках... Казалось, я, как вполне социально адаптированный и ответственный тип, должен раствориться во всём этом. Я растворяюсь. Но всё же остаётся какой-то нерастворимый остаток, который всё портит и даёт терпкость, остроту, а порой и невыносимую горечь. Почему? Равнодушие, помноженное на многолетнюю непонятость. Вот истинная причина появления этого сухого и едкого вещества. Я объясняю это именно так. Для себя. Так проще.
  
   Что есть у меня? Да, работа... Проклятые журналы, которые выписывают врачи из отдалённых селений, присылающие проникновенные благодарственные письма... Этот фиолетовый морозный закат за окном... Потерянные где-то очки... Пьяный дурман окрашивающий мир в тёплые тона и примиряющий с действительностью... Коленки сотрудницы...
  
   Что это? Жгучее желание получить иллюзию теплоты и близости к кому-то? Просто возможность поддаться и сотворить какую-то тайну и хранить её потом? О чём может думать нормальный человек в такие минуты? О тиражах, о плёнках, о перевыводе? Уж точно не об этом. Тогда о чём же? Ответ есть - ни о чём нормальный человек не может думать в такие минуты, ни о чём. Возникала разрушительная пауза. Я начал реагировать.
  
   Внезапно, будто выбитая пинком, открылась дверь. Иринка отпрыгнула в сторону. На пороге возникла Женька. Слегка пошатываясь и сверкая удивлёнными глазами, она взяла стул, поставила его рядом со мной и села, выпрямив спину и сложив руки на коленях, как египетская статуя.
   -Мне нужно с тобой поговорить, - сонным голосом сказала она.
  
   Иринка шмыгнула в коридор. Внезапно Женька встала, налила себе коньяк на донышко кружки и снова села рядом. Она держала кружку двумя руками, будто это был горячий чай.
   - Такое дело... - начала она.
   - Что случилось?
   - Понимаешь, такое дело... не знаю, как сказать...
   - Ты начни говорить, там разберёмся.
   - Там в кабинете у Гудрона есть стол.
   -И лампа. Андрюха смотрел тебе ухо. Справились?
   -Вот именно, справились... Там есть стол...
   -И что? Разумеется там в кабинете есть стол... что дальше? Что ты хотела сказать?
   -В общем, мы... там на столе... меня... только не говори никому.
  
   Минуту спустя до меня дошёл тайный смысл Женькиного бормотания.
   -И что?
   -Ну, ничего... Я потрясена и взволнована...
   -То есть?..
   -Понимаешь... никто не виноват, я сама, наверное, позволила... Ты же знаешь Андрюху, а я плохая девочка ещё та...
   -Иными словами, ты довольна?
   -Если иными словами - то да, я вполне довольна, было хорошо. Ты умеешь формулировать необъяснимое. Просто как-то всё неожиданно. Хотя, я сама...
   -Если ты довольна, то не накручивай себя, забудь, всё в порядке. Где Андрюха?
   -Пошёл с Палычем репринт собирать, ему модуль курьер принёс.
   -Вот. А тебе не прислали. Значит, не будет твоего модуля. Без рекламы статья пойдёт.
   -То есть... ты считаешь, ничего страшного?
   -Страшного - ничего.
   -Ну да... наверно ты прав. Пусть без рекламы идёт.
   - Ты о чём?
   - Я про статью.
   - А я про тебя...
  
   Трель мобильника, вывела её из оцепенения, будто свисток милиционера.
   - Мама звонит... Ой, мне мама звонит из Америки!.. Мама! Привет! Как ты? Я нормально... Да... Папа тоже ничего... На даче были... Не пьёт совсем, нормально... Только по-моему Надя его достала слегка... Голос такой? У меня? Да ничего особенного... Я слегка напилась... Да, на работе... Ну да, мама, конечно, с приятными людьми... У нас коллектив очень хороший... Праздник небольшой... Хорошо, скучать не буду... Хорошо, буду ждать... Приезжай, конечно... В театр? Обязательно сходим... Как скажешь... Ладно... Хорошо, мама, пока...
  
   Она подошла к своему столу и поспешно взяла сумку. Задержавшись возле двери, она обернулась.
   -Ты ведь никому не скажешь, правда?
   -Не скажу, не бойся.
   -Я не боюсь, просто это всё может быть истолковано... люди злые... Я не то что-то говорю... Ладно, я пошла...
  
   Андрюху я встретил в туалете.
   -К тебе Женька подходила? - спросил он.
   -Подходила.
   -Она переживает?
   -Она не переживает. Сама рассказала и просила никому не говорить.
   -Правда?
   -Правда.
   -Странно как-то...
   -Что именно?
   - Именно то, что я не переживаю совсем. Во мне нет и тени сожаления. Совсем я очерствел, - сказал Андрюха и вышел, хлопнув дверью.
  
   Идти по коридору было тяжко - без очков всё казалось большим и расплывчатым. Алкогольный дурман постепенно наваливался и овладевал мною.
  
   В коридоре стоял Славик Карпунькин, наш второй водитель, и обречённо смотрел на главбуха Михееву.
   Он держал под мышкой большой рулон с плёнками и ковырял пальцем стену, будто провинившийся школьник. Добрейшая внешность и похожесть на плюшевого медвежонка компенсировалась резким голосом и способностью к глобальным обидам. Михеева хлопала глазами, улыбалась и гладила его по руке.
   -Славик, ну пожалуйста, вот тебе денежка, заедь в обменник, поменяй... Ну очень нужно, понимаешь? Очень! Ну мне некого попросить больше. Я бы сама сходила, да не могу, работы много ещё.
  
   Славик сунул в карман толстую пачку денег и направился к выходу, не говоря ни слова.
   Поравнявшись со мной, он почти прокричал:
  
   - Забрал я плёнки, поехал. Вот! Ещё и банк на меня повесили! Эх... Зачем топтать мою любовь...
   Дверь звонко хлопнула.
   -Обиделся, - решила Михеева и ушла к себе.
  
   Тихо разговаривать Славик не умел. Он всё время почти кричал, поэтому возразить ему было всегда трудно. В то же время, простого человеческого хамства он не выносил - тонкая и ранимая душа тут же заставляла его причудливо материться, благодаря чему информация подавалась в однозначной для понимания и крайне доступной форме.
   Порой он провоцировал людей на хамство, чтобы потом указать им на то, как они невежливы.
  
   Едем куда-то, на какой-то конгресс, везём журналы. Зима. Солнце. Холодно, печка в "девятке" плохая, ноги мёрзнут. Встали на светофоре. Стоим минуты три. Тут Славик говорит - пойду пройдусь. И выходит из машины. Смахнув снежную крупу с лобового стекла, он начинает отряхивать закостеневшие дворники, поглядывая на бледное зимнее солнце и блаженно жмурясь, будто он кот с хвостом, а не водитель. В этот момент машины начинают двигаться, он неторопливо и с достоинством подходит к двери, берётся за ручку, и тут сзади раздаётся резкий гудок.
   Славик с искренним удивлением смотрит на стоящую позади машину и идёт туда.
   Я опускаю стекло, и слышу его резкий голос, в котором всё же можно различить нотки благодушия и другой голос, ещё более резкий и без всяких там ноток.
   - Это вы сигналили?
   - Ну ты чо, опух в натуре, чо ты делаешь-то?
   - Нет, ну вы так посигналили... би-би... два раза, я подумал...
   - Ты чо, чо ты подумал?!
   - Я подумал, может быть у вас что-то случилось и нужна помошь...
   - Ты охуел? Мужик - ты чо?!
   - А может быть мне показалось... может это не вы бибикали... а ну-ка бибикните ещё раз...
   -Бля... мужик, я выду щас...
   -Так значит у вас всё в порядке
   - Ща у тебя будет в порядке всё... урод...
   -Ну извините, я действительно думал, что вы бибикнули, чтобы что-то попросить...
  
   Я вышел. Водитель той машины был выше и больше. Он стоял и размахивал руками, орал на всю улицу, а Славик стоял перед ним, улыбаясь какой-то криминальной улыбкой, виновато извиняясь и держа руки в карманах модного пальто - он к тому же был ещё и модник, в некотором роде - пальто, кашне, блестящие рубашки... Это всё его... Наконец, большой мужчина забрался в "нексию", и, резко вывернув баранку, ушёл на стрелку. Оказывается, ему нужно было направо.
   Мы сели в машину, снова дождались зелёного и поехали.
   - И чо? - спросил я.
   - А чо он бибикает!.. Спасибо пусть говорит, что мы не на стрелку встали, вообще! Ненавижу, когда так бибикают! Он же видел, я уже дверь открываю, сука, чего, спрашивается, бибикать? Сейчас уже, всё! Поедем! Неужели не ясно? Ну не потеряем ничего! Всё! Щас бы ехали уже! Так нет! Они хотят бибикать! Дайте им побибикать! Суки! Уроды! Не в свой ряд встанут и давай бибикать!
   Тут Славик с силой ударил по серединке руля, отчего раздался гудок и брызгавший впереди снежной крошкой "матиз" с туфелькой на заднем стекле, отпрыгнул в сторону.
   -Всё? - спросил я.
   -Ну да, а чего? Я... Не люблю, когда бибикают... Покурим? Дай?
   Славик ходил в спортзал, поэтому сигарет у него не водилось.
   Он включил радио, покрутил ручку, пока не услышал симфоническую музыку. Достал из кармана малюсенький деревянный паровозик, поставил его на пластмасску перед спидометром. С этим паровозиком он никогда не расставался...
  
   Я вошёл в дизайнерскую и сел в кресло. Андрюха рассказывал Палычу о том, как он провёл предыдущие сутки. Вероятно, рассказ подходил к концу.
  
   -...Вот... а потом в районе одиннадцати вечера мне позвонила одноклассница, и я услышал в трубке: "Привет, Андрей!" А меня аж передёрнуло всего, потому что такие слова есть в песне, которую исполняет Ирина Аллегрова. "Привет, Андрей". Тьфу! А песня это гадкая какая-то и мне не нравится. Вот... Короче, услышал я этот привет... Тоже говорю, привет, мол, как жизнь, не виделись давно. А нужно сказать, что не виделись мы года три точно. Приезжай, говорю, чего по телефону-то, тебе ж недалеко. "Вот сука!" - сказала она... а потом добавила : "Буду через двадцать минут". Во как. В общем, пришлось мне с ней всю ночь телевизор смотреть. Разные программы... у меня кабельное... Вот так и провёл я всю ночь за разговорами и беседами...Исключительно моральное времяпрепровождение. А ты говоришь, чего у меня башка болит.
  
   Вошёл Серёжка и водрузил на стол пакет с чем-то подозрительно звонким.
   - Довольствоваться малым - тяжкое испытание. Лично я - против таких испытаний.
  
   В пакете было две бутылки коньяка, банка огурцов, лимоны, шоколад, т.е. всё чтобы провести остаток дня, а возможно и ночь в философских беседах о смысле бытия.
  
   -А чего грустные такие?
   -Так ведь сдать номер не успеем завтра, - сказал Палыч, разглядывая продукты. - А что - праздник?.. А время сколько?..
   - Ну-у... слезами, ведь, горю не поможешь, поэтому, да здравствует веселье! - воскликнул Серёжка, свинчивая пробку. - тебе, Палыч, куда лить-то?
   -А Светка как? - спросил Андрюха.
   - Светлана Валерьевна по дороге оклималась и практически совсем раздумала помирать.
   Казаков открыл ей некоторые из тайн русского языка, которые ей были неведомы до сих пор. Так что в настоящий момент они мчатся, наверное, уже по улице Лётчика Бабушкина, в направлении государственной границы. Ну... вздрогнули...
  
   Палыч с Серёгой должны были остаться на ночь, чтобы к середине следующего дня успеть собрать и записать номер. Мы с Андрюхой готовы были им в этом помогать по мере сил. Вскоре в комнате повис сизый сигаретный дым, Палыч и Серёжка дружно щёлкали мышками. Время от времени между ними вспыхивали споры. Единственное в чём они сходились, это в том, что "макинтош" - дрянь и неудобно.
   Отсутствие очков меня не угнетало - зачем они мне? Ведь я и так знаю расположение всех комнат, кто и где обычно сидит, знаю, где кухня, микроволновка, телефон, туалет... Андрюха взял вторую бутылку и пошёл с ней, как он выразился "по кабинкам".
   Вскоре в дизайнерской появилась улыбающаяся Михеева.
   - Хотела удрать, - объяснил Андрюха, - поймал... Куда ей удирать-то...
   -Вечно молодые, вечно пьяные, - сказала Ленка, поднимая пластиковый стаканчик. - Нет, ну какая всё-таки у нас душевная обстановка! Никто не кричит, не ругается! Так хорошо!
  
   Потом Ленка вспоминала, как на мой день рождения приехали голландцы. Как я часов в двенадцать дня ввалился в помещение с пакетами, а тут они... Как мы заперлись в бухгалтерии и вчетвером тихонько трескали всё, что я принёс, запивая клюковкой.
   Мне пришлось тогда проставляться два раза. То есть первый раз был отдельно для бухгалтерии.
  
   Звучала музыка, раздавался неудержимый смех, Палыч с Ленкой пытались изобразить танец, потом Ленка ушла, сказав, что ей нужно готовиться к сессии.
   - Вот что значит, образованность. Третье высшее образование - это вам не... даже не знаю что это, - сказал Андрюха. - Романтизм отсутствует. Эх...
  
   Андрюха прихватил с собой пузырь и вышел из комнаты, бродить, как он выразился "по территории". Я устроился на диване и слушал профессиональную речь Серёги и Палыча, прикидывая, как именно может закончиться этот удивительно беспутный день.
  
   Неизвестные слова проникали в мой мозг и порождали неимоверно ужасные образы.
   ...закопипасти его...обтравить... блюрануть, чтоб не пикселило...
  
   В конце концов, меня стало мутить и я, пошатываясь, выполз в коридор.
   Откуда-то до меня долетели обрывки фраз:
   - Ну... зачем же так, это же ведь очень и очень, говорю я вам. Да, да, именно вам!
   В этом нет ничего скверного, уверяю вас, совершенно ничего. Каждому человеку гарантировано право на отдых, разумеется, в меру способностей, вот я и предлагаю вам культурно отдохнуть... Туда-сюда, музыку послушаем, программу для тех, кто не спит.
   Посидим... козла забьём. Вы смотрели этот фильм? Нет?! Боже мой, в какое время мы живём, молодёжи совершенно чужды всякие идеалы. О таком ли будущем для потомков сладко грезили Белинский с Пестелем, Рылеев с Пушкиным, Достоевский и остальная могучая кучка?! Я в печали, и печаль моя также глубока, как бездушная синева ваших... не могу произнести иначе, далеко, увы, не прекрасных глаз.
  
   Я приоткрыл дверь.
   Андрюха был в ударе. Фантазия свирепствовала и изливалась словесным потоком цитат и патриотических штампов. Так неукротимо льётся вода упругой струёй из лопнувшей трубы посреди ночи. Он нетвёрдо стоял посреди редакторской, опираясь на стоящую на забросанном бумагами столе бутылку, закатывал глаза и театрально жестикулировал, изображая неподдельную печаль и скорбь. Сотникова стояла перед ним, прислонившись к стене. Её душил беззвучный смех. Заметив меня, она сделала жест рукой в мою сторону, вдохнула и без того полной грудью и, наконец, захохотала, согнувшись пополам.
  
   -А чего она ржёт? - удивлённо сказал Андрюха, глядя в мою сторону, - Не... я так не играю. Идеалы отсутствуют, смысла в существовании не найти, в космос не улететь, дерево не построить... И что дальше? Корабли шестого американского флота? Во главе с товарищем Киссинджером? Мне это не по душе... Ей богу, не возьму я одёжу...
  
   -Вижу, веселитесь, - сказал я, приоткрыв окно.
   -Увы и ах...- с живостью откликнулся Андрюха. - До настоящего веселья далеко. Ирина Вячеславна отказываться изволят.
   -Я пойду... Давно так не ржала. Клоуны. Пипец...- сказала Ирина, закрывая дверь. Спустя мгновение за дверью раздался неукротимый и освободившийся девичий смех, который постепенно удалялся и, наконец, оборвался хлопком входной двери. Наступила тишина.
  
   -Ну вот, поднял девушке настроение, на всю не делю, - сказал я.
   -Да уж.
   -А что?
   -Да нет, ничего... Это всё так, последствия распада, - произнёс Андрюха, закуривая. - Чё домой не идёшь?
   -А как? Там скользко, темно и страшно, я не вижу нихера. Пойду, упаду, разобью нос или сломаю себе что-нибудь. Лекарства дорогие, а у нас бедность, знаете ли...
   -Ход мыслей ясен. Поддерживаю, - ответил Андрюха, мотнув головой - Разбитый нос - это некрасиво.
  
   Запиликал мой мобильник.
   -Алё... - я попытался придать голосу бодрую окраску.
   -Ты где?
   -Я тоже рад тебя слышать.
   -Что там у тебя - бесцветный Юлькин голос казался издевающимся. Точнее, не казался, он таким и был. Всегда. Этакое постоянство.
   -На работе. Ещё. Номер сдаём.
   -Понятно. Выпиваете, значит?
   -Выпиваем. От вас ничего не утаишь.
   -Дома когда будешь?
   -Не знаю.
   -Почему? Работы много?
   -Издевайся... конечно... пожалуйста...
   -Да нет, я серьёзно... Когда?
   -Понимаешь, не могу выйти...
   -Это почему ещё?
   -Куда-то сунул очки, ищу теперь. Не помню, куда сунул, не можем найти никак.
   -Ну это же не причина.
   -Ну не знаю, кому как... Я без очков передвигаться не согласен.
   -А ты там с кем?
   -С Андрюхой...
   -...Понятно всё мне... Слушай, дай его мне...
  
   Я протянул трубку Андрюхе, который сгребал ладонями снег с подоконника, а сам присел на корточки возле стены.
   -Да, Юлия Евгеньевна, очень внимательно... Да... Именно так, совершенно верно.
   Безуспешно.
  
   Андрей улыбался, шутил, бесцеремонно флиртовал по телефону.
  
   -Вы бы, Юлия Евгеньевна, зашли бы к нам... чтобы мы смогли увидеть ваши...
   м-м...глаза, они ведь у вас такие чудесные.
  
   ...Глаза... Ну конечно, только глаз ему и не хватало, я ведь прекрасно понимал, что он имел в виду. Хороши глаза... пятого размера...
  
   -Нет-нет, разумеется, он в сознании, может говорить. Папа, вы говорить можете?
  
   Я отрицательно замотал головой
  
   - Может! ...Полностью с вами согласен. Так и сделаем, до новых встреч в нашей студии.
  
   Андрей положил телефон на стол, отпил из бутылки и протянул мне. Мы сели на подоконник.
   -Что сказала? - спросил я.
   -Нормальную мысль предложила. Мотор поймаем, и доедешь спокойно.
   -Ну да, в принципе, я и сам уже думал на эту тему.
   -Вот и правильно.
   -А ты?
   -Я не хочу домой. Там Оля. Не хочу.
   -Так и я не хочу.
   -Да ладно тебе, поезжай, выспись, чего там. Она же у тебя нормальная. Моя начнёт кричать, посуду бить, драться полезет. Я этого не люблю. А у тебя спокойная... вроде...
   -Да... спокойная, как холодильник. Холодно, аж мысли замерзают.
   -Ну ладно тебе, придёшь завтра, отогреем, по трезвянке очки найдём, спокойно. У тебя же есть запасные? Ну вот... Слушай!
   -Что?
   -Такой снег... Сказочный какой-то. Ощущение праздника. Хочется что-то совершить. А давай пошалим?
   -Пошалить можно, я не против. А чем ты собрался шалить? Как?
   -Ща покажу...
  
   Мы вернулись к себе в отдел. Андрей пошарил в пальто и вытащил тяжёлый неуклюжий предмет.
   -Ракетница. "Оса". Незаменимая вещица, скажу я вам, при ночных прогулках в ожидании праздника.
   -Ни хера себе, - удивился я.- Дай подержать.
   -У меня есть патроны световые, разноцветные.
   -А как прицеливаться? Мушки-то нет...
   -Да зачем тебе прицеливаться, это же для самообороны. С пяти метров рёбра ломает, что ещё надо. В упор если - то проникающее, может даже леталка, смотря куда попадёшь.
   -На гражданах испытывал?
   -Ну я же не на всю голову. Нет, я конечно, того... Ай-кью у меня низкий, но по гражданам - я себе не позволяю. Открывай окно. Ну... С богом.
  
   Раздался громкий хлопок, зелёный светящийся шарик с шипением взмыл высоко вверх, и стал медленно опускаться, расплываясь и освещая тёмные углы Казарменного переулка.
   В комнате запахло порохом.
   -А красиво... Я ночью не пускал ещё... Давай ещё! Хошь? На! Просто нажимай и всё.
  
   Мой огонёк был красным. Потом были ещё два жёлтых огонька.
   -А синих нет? - спросил я.
   -Не, не делают.
   -Жаль... Люблю синие огоньки.
   -Вот тебе и праздник. С рождеством, так сказать.
   -И тебя.
  
   Вернувшись домой, я первым делом принялся искать вторую пару очков. Юлия Евгеньевна смотрела, как сослепу я старался не разрушать порядок на полках.
   Наконец, поиски увенчались успехом - продолговатые очки со стёклами на леске
   почему-то оказались в керамической вазе под грудой старых тюбиков лака для ногтей.
   Я подправил слегка согнутую дужку, надел очки, проморгался и посмотрел на Юльку.
   -Безруков, ты и так не блещешь, а очки тебя делают ещё более тусклым, - сказала она, уходя на кухню. Сказать что-то нейтральное? Нет, это было не в её правилах, как и называть меня по имени. Даже не знаю, что должно было произойти, чтобы моё имя слетело с её уст. Не романтично, не надо. Просто чтобы слетело.
  
   -Да? А мне говорили, что, наоборот, у меня так ещё более интеллигентный вид.
   -Тебе врали.
   -Возможно, зато это было искренне.
  
   В редакции я появился к обеду.
   - Там в дизайнерской...- услышал я голос Маринки с ресепшена, и понял, что вошёл и даже не поздоровался.
   -Привет. Прости, трудный день.
   -Вчера. Я знаю.
   -Что хотела?
   -Там в дизайнерской спят, не шумите. И ещё... Серёжка просил тебя толкнуть его, как придёшь.
   -Спасибо.
  
   Здоровенный маковский монитор стоял на полу, на столе располагался Серёжка, накрытый пуховиком. Палыч лежал на диване и подёргивался во сне. Мужчины отдыхали.
   -Здравствуйте, ребятки, - я произнёс почти шёпотом, но этого было достаточно, чтобы Серж открыл один глаз.
   -Привет... Какие у тебя стильненькие очёчки...
   -Не все того же мнения.
   -Плюнь. В рожу плюнь, правда симпотные. Да, кстати, твои круглые нашлись.
   -Где?
   -Уборщица Люда нашла, в ведре у тебя под столом, ты случайно смахнул, наверное, когда плёнки разворачивал. Она мне принесла, думала, что это мои, я тебе в тумбочку положил. Вот... А мои где... А...вот они...
   -Спасибо тебе.
   -Не за что, родной. Люде спасибо. А который час? Хотя... Разбуди меня в пять, если не сложно. Как раз на электричке поеду. Дашь мне стольничек?
   -Дам. Разбужу. Спасибо ещё раз.
   -Да, там в тумбочке ещё кое что, мне больше не нужно, а тебе... вдруг понадобится тебе...
   Андрюха звонил, скоро придёт...
  
   Очки были заботливо завёрнуты в пупырчатое бумажное полотенце и перетянуты резинкой. Рядом лежала огромная плитка шоколада "Победа" и стеклянная фляжка
   с армянским коньяком. Наполовину пустая или, наоборот, наполовину полная, это как посмотреть. День ведь ещё не закончился.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Антон Безруков
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"