Витя озираясь по сторонам вылез из автомобиля и крадучись, с величайшей осторожностью проследовал к облезлой двери и исчез за ней. Исчез в вонькой темноте старого подъезда. Дверь на пятом этаже уже была приоткрыта.
- Ждет, - подумал Витек и ухмыльнулся.
Внутри и в самом деле были кое-какие приготовления. Подготовительная работа, так сказать. Сервирован был низенький, красного дерева, лакированный столик, причем бокалы стояли уже полные... Со шкафа свисала китайская гирлянда, мигающая на все лады каким-то подленьким светом. Основное освещение было выключено вовсе. Ленка была в душе, она плескалась, гремела какими-то тазами, склянками, мурлыкала себе под нос.
- Жена как там твоя? - прокричала она, покрывая шум воды.
- Ничего, - ответил Витек, - два дня еще на юге будет.
- Вот и молодец. Ты пока там телевизор посмотри, я мигом.
- Угу, - промычал Витя и плюхнувшись в потертое плюшевое кресло, взял в руки пульт и нажал кнопку.
Ночной эфир занимала телепередача "Крутись пластинка". Время было позднее и передача была явно "со сдвигом", как мгновенно заключил Витек. Посреди небольшой студии, за круглым, стеклянным столом, ведущий - священник в черной рясе предлагал свои нехитрые вопросы какому-то дородному мужику с простоватым, рябым лицом.
- Этот точно агрономом работал или зоотехником, - решил про себя Витек.
- Ну хорошо, Виктор Сергеевич, теперь давайте немного поговорим о маленьком белом пятнышке в вашей биографии. - Проговорил священник, - где находились вы, то есть, я имею в виду, конечно не нравственный, духовный перекресток, а именно метафизически... Да-да, именно точное место вашего положения, так сказать. Какое оно было?
- Разьезденский район, деревня Кривой Путь...
- Кхм..., емко... Однако что же это было? Попытка дотянутся, поймать себя за все подробности, обрести себя из пепла? Дерзкий побег в поисках новых видов вдохновения? Звонкий пинок под толстый зад либерального слушателя?
- Нет, знаете..., я в это время был деревенским священником.
- То есть в верхнем, главном смысле конечно? О, - владыка откинулся в своем кресле и сложив руки на груди закинул голову назад, словно бы рассматривая потолок. Что он хотел этим показать - величайшую задумчивость или неодобрение? Сие было непонятно.
Сам Виктор Сергеич поводил по сторонам своей огромной головой, заглянул в объектив каким-то шальным взглядом и немного пожевав толстыми губами сказал:
- В прямом смысле..., я был священником.
И подумав прибавил:
- И не в прямом тоже.
- Ну уж знаете это..., - как-то сочувственно заметил владыка. - И именно после этого начался ваш творческий, кхм, так сказать...., перелом?
Виктор Сергеич как-то странно посмотрел на владыку, насупился и с вызовом произнес:
- Да. Именно после этого.
- Но как же это случилось? То есть я имею ввиду саму причину, первоисточник, влияние чего-то.
- Это была небольшая хирургическая операция, - Виктор Сергеич оживился, - какое-то мгновение, секунда, крохотная, но ослепляющая вспышка и я.... запел!
- Ну да, да, конечно, я помню ваш дебютный альбом "Синяя сила диких сисек". Это конечно, конечно было событие..., в некотором роде, собственно. Но вот скажите, вы записали это прекрасное произведение находясь в чине?
- Нет, к этому времени я уже закончил свой духовный поиск и год жил в миру. Ездил по стране со своими лекциями "Спаси свой дух!"
- Кхм, да это очень любопытно. Но это и понятно, - владыка откинулся в кресле, - вас не случайно зовут великим знатоком человеческих душ. Строго между нами конечно, - собеседники засмеялись. - Теперь я понял откуда столько философии в ваших лекциях и песнях - в деревенском служение народу. Вот что заставило вас тогда нести слово.
- Нууу нет, - как-то даже удивился Виктор Сергеич, - просто однажды в моем приходе появился Ашот Карапетян, о-о-о-очень хороший человек! Я очень многим ему обязан! Он говорил, что моим чудачеством заинтересовались, он предложил мне хорошие деньги...
Услышав слово "деньги" владыка как-то странно изменился в лице и махнув кому-то рукой громко сказал:
- Реклама!
- Вот елки-палки! - подпрыгнул на месте Витек и недовольно посмотрел в сторону ванной. Ленка прихорашивалась.
Началась реклама - на экране появился не много не мало, сам Виктор Сергеич. Он с каким-то уж до неприличия слащавым и дебильным лицом горячо расхваливал на все лады женские колготки и попытался даже одеть их на себя. У него ничего не получилось и тогда какая-то толстая тетка ударила его огромным кулаком в живот и заслонила собою экран.
Пластинка тем временем закрутилась с новой силой.
- У нас новый гость! - объявил владыка, - известный барабанщик, анти-герой эпохи диско, машина для уничтожения ударных, звезда отечественного грайндкора - Иван Краснов.
Все захлопали. В студию вошел средних лет упитанный мужчина с солидным, седоватым хаером.
- Ну расскажите, - с воодушевлением начал владыка, - что значит собирать стадионы? Как это наверное здорово!
- Да здорово, - как-то глухо согласился Краснов и испуганно посмотрел в камеру. Было видно, что ему не по себе.
- Да, про вас очень много говорят в последнее время, - продолжил священник. - Нууу, не в плане идей конечно, ну вы поняли, а..., метафизически, именно говорят. После вашего многолетнего перерыва вы обрели настоящую популярность.
- Да знаете..., - угрюмо проговорил Иван.
- Тем более что вы работаете с таким талантливым музыкантом - Мишаней Золотым.
Тут же был включен и обрывок концерта. Сам Мишаня - какой-то несовершеннолетний мальчуган, весь лоснящийся, словно облитый каким-то лампадным маслом, козликом скакал по сцене, распевая под ритмический мотив оглушающей фанерной нетленки незамысловатые слова про какие-то "чебуреки-раки-руки". За его плечами стояли маститые, с виду, дяди, с длинными волосами и в кожаных штанах, а за барабанами восседал сам Краснов, с натугой улыбаясь, покрываемый фанерой, выводил свои, никому, кроме него, не слышные и не нужные виртуозные соло. И над ним летел приторный мотивчик.
- Витя иди, халат мне принеси, - закричала Лена сквозь дверь и Витек, сбегав в спальню, протянул ей в щелку легонький, щегольский кусок ткани.
Когда он вернулся супер барабанщика уже не было и в помине. На его месте восседал худенький, невысокого роста мужчина, с задумчивым и внимательным взглядом, голубых, умных глаз. Очевидно, мужчина впервые попал в студию и вел себя испуганно, невпопад отвечал на вопросы, смотрел мимо камеры, шарахался прожекторов, бьющих по глазам. Короче Витя сразу отметил в нем новичка и даже укоризненно покачал головой, осуждал неопытного дебютанта.
- Нууу, - выдохнул владыка и сложил руки на груди, - давайте начнем по порядку. То есть с самого начала. Не с того начала, когда вы внутренне созрели для этого поступка, а метафизически...
- Что рассказывать, - проговорил мужчина слабым, интеллигентным голосом, - дело-то было не хитрое...
- То есть, дело собственно, в смысле интеллектуальном? Какое-то дерзкое перерождение образа мыслей?
Мужчина молча смотрел на священника непонимающим взглядом. Он весь стушевался и словно бы уменьшился в размерах. Из зала послышался смех.
Священник посмотрел в зал и одобрительно улыбнулся.
- Тут дело вот в чем, - виновато проговорил мужчина.
- Да-да, - священник весь придвинулся к нему в ожидание.
- Я понимаете ли, воскрес...
- Ну да, да, - подхватил владыка, - я тоже однажды воскрес..., в одной сауне...
- Нет вы не поняли, я на самом деле воскрес...
- То есть как это? - сдвинул брови священник и подняв пачку листков со стола, бросил на них взор. - Валера! Ты опять?! - грозно прокричал он кому-то за кадром и на экране тут же показалась реклама.
- Во дает! - проговорил Витек и в нетерпение покосился на ванну, оттуда снова послышался плеск воды.
Через несколько минут реклама кончилась и Витьку вновь показали незадачливого дебютанта. Очки на его лице перекосились, прическа была немного взлохмачена, а ворот пиджака надорван и из него торчала белая нитка. Владыка же, красный словно вареный рак, предлагал свои вопросы каким-то уж очень сладким голосом, однако, с трудом сдерживая рвущееся дыхание.
- Так значит это произошло, кхм..., где вы говорите?
- В деревне Прекрасное.
- Ну да, да... ну и что же послужило толчком к этому, как вы выразились..., событию.
- Тут видите ли, - мужчина задумался и просидел в таком состояние около минуты, никто его не обрывал. - Все началось с того, что мы с моим другом Кириллом Емельяновым ограбили церковь...
В студии воцарилась гробовая тишина, какая-то женщина из зала пропищала:
- Мерзавец!
- Нууу, - выдохнул владыка, - то есть, я так понимаю, истинно ограбили, метафизически.
- Да уж, - горько вздохнул мужчина, - к сожалению это правда. А было мне тогда только пятнадцать лет...
- И как же вы осмелились, будучи чадом еще?
- А вот так вот и осмелился. Пили мы тогда полночи с Кириллом. Он старше меня был и уже отбывал срок по малолетке. Он меня на испуг взял, обещал рассказать пацанам, что я испугался, что я..., баба.
- Ну и что же вы сразу согласились?
- Нет конечно, я вообще в церковь любил ходить. Меня бабушка часто водила. Зоя Викторовна, может знаете ее?
- Нет не знаю.
- Ну и еще очень я был чувствителен и верил людям. Мать рано умерла, отца мы и не видели. Вот от этого у меня и пошли все эти дела. Истерики иногда целые бывали. Не мог я смотреть как зверей мучают, слабых, хилых духом. Ну вы наверное меня поняли. И Кирилл тогда для меня всем был, после Федора, брата моего, конечно, я его очень боялся. Доверял ему. И такое он на меня влияние имел, что вертел мною как хотел, а тут еще мы и напились... Ну что рассказывать - сломали мы замок на церкви, внутрь уже залезли, стали рыскать по углам, икону какую-то сняли. Тут-то нас отец Александр и поймал.
- Знаю, знаю его, - заговорил владыка, - оченно благочинный служитель. Ну он вас конечно образумил, как я понимаю.
- Ну да образумил, - посадили меня в КПЗ, до выяснения и так далее. Но со слов милиции я тогда понял, что настоятель очень тогда на нас осерчал.
- Ну-ну, - очень интересно.
- Тут видите ли, какое дело-то, - храм этот новый. Его еще фермер Миширов строить начал, то есть, основные, средства, так сказать, были его. Ну а внутренняя там отделка - иконы в дорогих окладах, люстры, золотой купол были в планах. И очень эти планы были большие. В связи еще и с тем, что сам митрополит Никифор, выбрал нашу церковь и взял под покровительство, часто наезжал к нам. У него знаете такой черный Лэнд-Крузер, как и у отца Александра. Им тогда Миширов подарил обоим, после уборочной. А дело это было под пасху, которая, это я уже потом узнал, должна была быть отпразднована с размахом и особой красотой. Должны были приехать люди из администрации, губернатор, да еще и какие-то журналисты. И так, в общем все это нелепо получилось, что мы вроде бы и помешали отцу Александру..., дорогу перешли ему. Это все потом я узнал от брата. Через эту праздничную службу, нашему настоятелю должно было многое стать доступным... Но я здесь не совсем компетентен, да и вообще кто я? Человек маленький...
- Да уж, - рассмеялся владыка, - небольшой, - зал ответил ему смехом.
- Брат конечно сразу прибежал ко мне, жену оставил дома с дочкой Маринкой, ей тогда четыре годика было. Его конечно ко мне не пустили. Сказали правда, что мне небо в клеточку теперь на шесть лет, без всяких смягчений. Вот так вот...
- Ну и что же он? Брат ваш?
- Он побежал сейчас, хотя и было поздно, к отцу Александру. Хотел умолить его. Рассказал что мы сироты. Про меня тоже..., что это все глупость одна и была, что от пьянки, что он все возместит, хотя там и возмещать было нечего... Но настоятель уж больно зол был на нас... Брат говорил что и неприятно было священнику на душе, да думал он все свое... Брат видел все это. Уж больно сильно мы ему дорогу перешли. Уж больно сильно! Брат и заплакал тогда при нем и умолял, но ничего не помогло. Ничего! Брат тогда обратно побежал в участок и хотел милицию умолить. Там ему Наумов, капитан, был там такой, намекнул, что "все можно только осторожно" и нарисовал на конверте сумму. У брата конечно денег таких никогда не было. Он на сеялке работал тогда, ну и по слесарке там в РТС, на току. В общем не разгуляешься. Подумал он и пошел домой, посоветовался с женой и утром пошел к другу своему Лехе Серову. Не знаете такого? Классный парень!
- Не имею чести.
Он в городе работает, а в деревню приезжает к бабке, помогать. На малину там, на яблоки, за картошкой, за мясом, за деньгами. Брат к дому его подошел и сразу повезло - машина Лехина возле дома, джип черный с огромными колесами, а Леха сам возле него крутится. Ну брат ему растолковал все, Леха сразу грудью встал, пойдем, мол, участок штурмовать, что угодно делать будем, но брата твоего достанем. Но когда услышал про деньги как-то сразу приутих и погрустнел. Брат говорит что он начал что-то лепетать, что "надо бы у жены спросить", что он и не отказывает и "да" не говорит, так как "все жена", все она и вообще ему семью пора куда-то везти по делам. Брат пошел тогда к Миширову и попросил деньги в долг. Сказал, что отработает. А фермер посмеялся над ним. Ты, говорит, на копейку мне наработал, на сто рублей взять хочешь? Я вас всех тут кормлю, без меня пропали бы, так что скажи спасибо! Спасибо! Сказал ему брат и пошел опять в отделение. Но там его отправили в морг...
- То есть как это в морг? - уже с какой-то злостью в голосе проговорил владыка, пристально посматривая за сцену.
- Вот так вот... Тут видите ли какое дело-то. Проснулся я утром, все вспомнил. Все! И так мне на душе тяжело стало. Так плохо. Я вор! Я Бога ограбил! Я виноват! И я тогда окно разбил тихонько. У нас там КПЗ было - одно название, так, простая комната с решетками. И сильно вены себе порезал, на обеих руках. Брат говорит, что я на стене еще написал "Простите меня пожалуйста". Но этого я уже не помню. В морге отдали меня брату. Привезли меня значит, домой, положили на стол. А женщины, то есть жена и дочка братовы как бросились в рев. И особенно Марина. Бедная девочка! Уж так надо мной сокрушалась! Стояла всю ночь и плакала и трогал своими крохотными пальчиками мое белое лицо. А сама шептала:
- Господи! Хочу чтобы Никитка хотя бы еще разик пасху увидел! Господи, хоть бы пошел он со мной на пасху!
Это брат мне рассказывал потом. Жена его увидела как дочка стоит возле меня, так ее трясти начало, било бедную судорогами. И началась у нее белая, что ли, горячка. Все она падала и кричала, рвалась все бежать к отцу Александру. Вопила:
- Ах ты тварь! Ты еще и священник! Вот он твой Бог-то! Вот-он! Деньга длинная бог твой!
Брат ее успокоил как-то тогда. Спать уложил как маленькую. А девочка все это время стояла надо мной, в полной темноте стояла над покойником и плакала. Всю ночь. А на утро я проснулся.
- Послушайте, - проговорил наконец владыка, - то есть как это проснулся?
- Вот так, был мертвый и вдруг проснулся. Да. И пошли мы с девочкой утром на пасху. С моей спасительницей.
- Ну а почему же вас снова не арестовали?
- Так ведь отец Александр заявление забрал. Он, говорят перепугался сильно, как ему про меня сказали. Что он там пережил этой ночью, одному Богу известно... Но утром его вытащили из петли, живого вытащили... А потом он как-то пропал..., поговаривали, что в монастыре он в каком-то. И из под великой схимы шлет проклятия губернатору и президенту, обличает СМИ, называет их "дьявольскими щупальцами", сильно критикует современных священников, подавшихся на "сладострастные козни".
- Ну уж это не в какие ворота, уважаемый, - насупился владыка, - а ну Валера! Рекламу давай!
- Подожди-ка, подожди-ка, - вдруг послышался из зала удивительно низкий и круглый бас, - это ты что ли в восемьдесят втором девок в Кривчиках портил на картошке?
Камера почему-то не отключилась, а пристально впилась в лицо владыки, за кадром кто-то хихикал.
- То есть, что это? - растерялся священник, - я не могу..., метафизически.
- А я вот тебе сейчас метафизически - в рыло! Послышался снова громкий бас и в кадре появился здоровенный увалень, он бойко подошел к ведущему и со всей силы заехал ему в челюсть. Послышался женский крик, люди побежали во все стороны давя друг друга. Но над всем этим безобразием, над криками, стонами, воплями слышался громовой голос владыки:
- Валера туши! Занавес!
Но камера и не думала отключатся! Нет, нет! За кадром было слышно только подленькое хихиканье.
В кадре показалось окровавленное лицо ведущего с безумными, бегающими глазами. В руке он держал микрофон, в который что-то кричал, люди шарахаясь от него, бежали во все стороны.
В дверном проеме появилась Ленка в белом халатике.
- Ну что ты ерунду эту поповскую затянул. Смотреть тошно! Иди-ка лучше сюда!
Витек так и впился, так и впился в нее глазами:
- И в самом деле! Срам один! Ну держись, теперь по-настоящему! Сейчас я тебя!
И он со смехом скрылся в соседней комнатке. Ленка визжала.
А не выключенный, никому не нужный телевизор еще долго работал. Всю ночь. Из открытой форточки доносился весенний ветер и колокольный звон, летящий меж звезд по чистому, сырому, не испачканному небу - была пасха.