Аннотация: Черновой и неоконченный вариант "Завтрака", который был написан на полгода раньше основной и законченной версии.
Пироман
# ДЕКАДАНС
Когда из деревянных рам начали вылетали осколки стекол, стало понятно, что дом больше не подлежит реставрации. Столбы дыма возвышались над величавым трехэтажным зданием. Люди, которые некогда были заложниками жёлтого дома, разбегались в рассыпную. Кто-то сразу выбегал за ворота и скрывался в чащобе леса. Те, кто ещё находился в состоянии шока, наблюдали за всей этой вакханалией, абсолютно ничего не понимая. Все они выглядели как трупа цирковых артистов, узнавших о потере работы. Только в этот раз они наоборот приобрели свободу. Крики ужаса быстро переходили в радостные возгласы.
Только вчера выпал первый снег, и он мешался с пеплом, который кружил над всей территорией. Щепки подлетали в небо, как отсалютированные шляпы. Из-за пылающего здания всех нас обдавало теплом, но каждый согласится, что тепло зародилось в тот момент, когда все освободились от этих безумных оков.
Конечно же, эта маленькая революция не обошлась без жертв, но единственные, кто пострадал, были работники этого здания. При раскопках этих развалин, позже найдут лишь пару обгорелых тел, но эти тела находились в здании задолго до пожара. Когда слухи о бунте дойдут до других филиалов учреждения, и там начнут полыхать знамёна, и там власть слетит со своих кожанных и уютных кресел. Через пару лет, такие организации и перестанут существовать.
В это утро, когда передо мной выстраивалась такая чудесная картина, я мог спокойно отводить взгляд от горящего и сложного организма, на людей, которые именно сейчас обрели путь в будущее. На людей которые заимели большее, чем свободу. Однако, я не могу не упомянуть себя, я раньше всех освободился от своих страхов. Да, меня безусловно будет ожидать наказание, но душа очищена. Больше нет никакой агрессии к этому миру. Конечно же это случилось намного позже, чем у всех, но эта жизнь приняла меня и заиграла чудесными красками.
# ГЛАВА 1
Вынужденный переезд
Весь день сидя за клавиатурой, у меня почему-то создавалось чувство, что ничего полезного на работе сделать не смогу. Все отчёты заполнены, а заказчики уже давно уведомлены во всем, что требовалось. Оставалось весь день залипать на экран, листая, в тайне от руководства, новости и пытаясь найти хоть что-нибудь интересное. Какие-то политические вещи меня никогда не интересовали, да и вообще я старался не придерживаться каких-то определенных взглядов. Главное, чтобы в квартире был свет, тепло и еда в холодильнике. Остальное меня не особо интересовало.
Я осмотрел своих коллег, которые были огороженны от меня пластиковыми ширмами, наверняка, большая часть из них весь день пинала воздух, создавая иллюзию того, что они что-то делают. Знаете, если бы руководство внимательно относилось бы к своим кадрам, то штат сотрудников резко бы сократился вдвое, а работа выполнялась бы намного быстрее, и с куда-более серьезным отношением. Однако, с нас не требовали чего-то космического. План всегда был выполнен и это хорошо.
Когда чтение новостей совсем надоело, идея выйти покурить была не такой уж и плохой. Я поднялся со стула и уверенным шагом пошел к выходу на лестницу, где и была наша курилка. Проходя мимо кресла системного администратора, я краем глаза увидел свернутое окно какой-то стрелялки, секретарша красила свои ногти, упорно обдувая их. В общем, все занимались чем хотели. В воздухе почему-то пахло чем-то жаренным. Видимо, кто-то грел свой обед в микроволновке.
На лестнице меня остановил наш бухгалтер:
- Виктор, там в кабинет Сергея Анатольевича пришли какие-то люди, что-то упорно пытаются узнать про тебя.- сказал Миша, поправляя галстук.
- Ты серьезно, или прикалываешься?- спросил я.
Ольгинцев Миша мой бывший одноклассник, хоть он и любил розыгрывать людей, но делал это в совсем другом духе. К слову, в школе мы с ним не особо общались, он предпочитал находится в кругу других спортсменов, как и он, однако, в силу того, что я имел не особо хорошую репутацию для остальных, он старался держаться со мной на равных, понимая, что я могу и ему, без трудности, причинить вред.
- Слушай, я не стал бы так шутить. Пошли покурим, там кажется разговор у них надолго затянулся. Как выйдут, если Анатольевич тебя не вызовет, я постараюсь всё у него разузнать. Мы с ним сейчас на хорошей ноге.-все таки прощеголял он своими возможностями.
- Ну пошли.- меня захватило чувство тревоги, которое с каждой минутой нарастало, зажигалка зажглась с двух-трех раз, затяжки же были слишком глубокими и быстрыми.
- Ты чего, дружище? Нервничаешь что ли?- Миша облакотился на перила и смотрел на меня, явно выжидая каких-то моих домыслов.
- Есть немного.-дрожащим голосом сказал я.
- А ты не знаешь, кто это может быть?
В том и дело, что я не понимал, кому понадобилось приходить ко мне на работу и интересоваться какой-то информацией обо мне. Мимо нас пробежали две наши сотрудницы, одетые в верхнюю одежду.
- Девочки, вы куда?-крикнул в след Миша.
- За охраной.
Мы с Мишей переглянулись, бросили окурки сигарет в окно и побежали наверх. В моей голове струились мысли. Зачем нужна охрана? Что произошло? Как это связано с теми людьми. Только завернув в наше крыло мы увидели, что все сотрудники стояли возле входа в кабинет. Никто не решался туда заходить. Тут послышался голос из кабинета.
- У него нет пульса.-кричал кто-то из наших, из отдела логистики.
Кое как протиснувшись к дверному проему, я видел как Женя Евсеев держал себя за голову.
- Какого чёрта тут вообще творится.
Девушки кричали, их уводила мужская половина офиса подальше от зрелища. Кого-то тошнило в туалете. Меня охватила паника и прошибло на холодны пот, я ощущал как из под моих ног уходила земля. В этом абсолютном безумстве единственный, кто сохранял спокойствие, был Сергей Анатольевич. Его обугленное тело было потушено из огнетушителя.
Позже, когда приехала полиция и медики было установленно, что произошел случай самовозгорания. Это поняли из-за низкого содержания подкожного жира, на теле умершего. Стол и письменные принадлежности даже не были затронуты огнём. На потолке не было никаких следов от копоти. Обзвонили его ближайших родственников, генерального, упаковали тело в чёрный мешок и начали грузить его в черную грузовую машину. Нам всем объяснили про этот жуткий и необычный случай, с которым мы все столкнулись и отправили домой, даже не записывая наши показания. Если всё было действительно так, как нам объяснили, то почему тело директора сидело в обычной для него позе, почему он не пытался кричать и просить о помощи.
Кому-то всё же понадобилась помощь специалистов, потому что видеть такие вещи очень страшно. Как сказала секретарша, она просто зашла к нему в кабинет, из-за странного желтого свечения за стеклом его кабинета. Именно она закричала о помощи. После инцидента, на улице Миша догнал меня и спросил:
- Какого хрена вообще?
- Дружище, если бы я знал, я сам ничего понять не могу.
Он толкнул меня в плечо:
- Ты сейчас шутишь? За минут двадцать до его смерти, к нему заходили какие-то мужики интересоваться про тебя.- он смотрел глазами полными ярости.
- Я серьезно не знаю что происходит.- в полном шоке ответил я, понимая, что если он поднимет об этом шум, то может выйти очень плохая ситуация.
- Витя, я теперь с тебя глаз не спущу. Если что, я пойду с этой информацией в органы и сдам тебя. Мне вполне хватило того, что ты в школе унижал кого-то. Сейчас тебе всё с рук не сойдет.- шепотом сказал он и пошёл к своей машине.
Я стоял один возле нашего большого офисного здания и ничего не понимал. Что вообще сегодня произошло? Как это можно описать? Мне было очень жутко и плохо. Я забрался в первый автобус, который ехал до моего дома и позвонил Электре. Электра - девушка, с которой мы уютно проводили время, не строя каких-либо планов на будущее. Вообще, её звали Настей, но она просила не называть её по имени, а использовать прозвище, которое ей кто-то придумал.
Я ехал в полном состоянии отчужденности, в голове вообще никак не укладывались мысли. Я конечно же слышал в студенчестве о таком феномене, но видеть подобное своими глазами - это нечто выходящее за рамки понимания. Самое страшное из всего этого было то, что во мне всплывали образы. Образы из далёкого прошлого, связанные с моей манией к огню. В дошкольном возрасте я хотел быть укротителем огня, в школьные годы происходило много ситуаций, когда я что-то поджигал. Но в студенческие годы произошло то, за что я чуть не был отчислен. Все вещи в моей жизни, прямым или косвенным образом были связаны с огнём. Он меня тянул за собой, пронося через года. Он звал меня во снах. Он завораживал мое внимание, вставая крестом поверх всех ситуаций, когда мне было больно и плохо.
Дома меня уже наверняка ждала Электра, которая была готова меня выслушать в любой момент. Конечно же ей тоже требовалось внимание, да и намного больше моего, но она была очень доброй девушкой, и я часто пользовался её добротой, не замечая даже о чем она мечтает и говорит.
Электра приехала ко мне чуть позже чем я. Хоть стрелки часов и показывали три часа, создавалось впечатление, что прошел уже весь день. Слишком много вопросов накопилось за это время. Чем больше я думал, тем сильнее они обрастали в моих глазах.
- Сам что думаешь по поводу всего этого? - спросила она, когда мы сидели на моей кухне и пили чай.
- Я даже и не знаю, что тебе сказать. В моей голове сейчас какая-то каша. Я даже не могут понять, сплю я сейчас, или серьезно сижу перед тобой.- ошарашенно ответил я.
- Так, не загоняйся по всему этому. Всё будет хорошо, только успокойся.
- Слушай, мне кажется, мне стоит куда-то уехать на время. Залечь на дно.
- Тогда на работе поймут, что ты как-то замешан во всём этом.
- Да, мне однозначно следует взять больничный и отдохнуть где-нибудь. Съездить на море допустим. А что? Ты давно была в Сочи?- на меня накатывала буря эмоций, с которой я был не в силе совладать.
- Витя, успокойся. Все нормально. Ты боишься, что эти люди найдут тебя дома и сделают что-нибудь с тобой? Но ты ведь даже и не знаешь, причастны ли они ко всему этому.- попыталась меня успокоить Электра.
- Зато я знаю, что огонь начинает снова преследовать меня,- не унимался я, держа в руках чайник, подливая себе в стакан кипяток.
- Что ты имеешь в виду?
- Меня с детства преследует мания к огню.- я решил расскрыть перед ней свои секреты. Ей можно было доверять, она не осудит меня, возможно даже предложит выгодный выход из ситуации.
- Слушай, а это не ты своего начальничка сжёг?- опешила она, сжимая свои крохотные ручки в кулаки.
- Настя, ну не дура ли ты?
- Перестань так меня называть. Мне не нравится моё имя. Так расскажи, что за мания к огню?- она начала донимать меня вопросами.
- Я не знаю, как давно у меня это появилось, но я всегда испытывал дикую страсть, смотря как горит огонь. Я же рассказывал, что в школьные годы у меня плохо складывались отношения с одноклассниками. Один раз, когда эти придурки узнали, что у меня бабушка работала техничкой в Доме Детского Творчества, они дико дразнили меня, обзывая нищуком, бедным. Ну короче, любыми способами пытались меня довести, зная, что в агрессии я могу накинуться на кого-нибудь. Главным заводилой этого был Лёня Скоряков. На перемене я вытащил его сумку в коридор, облил одеколоном и поджёг. Пока Лёня пытался потушить воспламенение его сумки, я с большим удовольствием наблюдал, как пламя обжигает его ноги, как от сумки тянется дешевая резина его кроссовок. Тогда меня поставили на учёт в детской комнате. Бабушка и папа после этого долго со мной не разговаривали.-я рассказал ей историю своей юности.
- Мда, часто у тебя такое было? - Электра явно была увлечена разговором.
- Раз шесть-восемь, точно не помню. Но все поступки я делал в большинстве из-за чувства несправедливости.
- Скажи честно, ты калечил людей таким образом? - посмотрела, и наклонила голову к плечу.
- Да.- мне не хотелось вспоминать события, которые со мной случались. Я слишком многое пережил к этому моменту.
- Витя, а почему именно огонь?- Электра, как человек, который пыталась всегда находить корень проблемы, пыталась рыться во всех аспектах, происходящих с человеком.
- Лишь в огне я вижу эту разрушительную силу, лишь огонь может подчистую уничтожить всё. Понимаешь, когда я смотрю на огонь, он начинает меня захватывать, передавать безумство языков пламени. Это конечно же причудливо, но это как кот и рыбка в аквариуме. - попытался донести я.- и вообще, трудно передавать восхищение, которое ты испытываешь от вещей, которые вводят тебя в зависимость.
- Я не думаю, что ты сможешь причинить вред такой красавице, как я.-сказала Элетра.
- Понимаешь, я лет с шестнадцати обходил все библиотеки, пытаясь найти во всём этом ответ. Какой-то германский ученый объяснял этот феномен тем, что дети поджигают что-то, надеясь на руку поддержки, которая вытащит их из огня.-в голосе стали прорезаться нотки грусти.
- Ладно, я не стану тебя мучить самокопанием. Просто интересно, как это всё может быть связано.
Она подошла к окну и продолжила:
- Понимаешь, я впервые сталкиваюсь с такими вещами. Когда ты мне позвонил и рассказал, я подумала, что ты прикалываешься. Но когда сталкиваешься с подобными вещами в реальности - охватывает дрожь возбуждения. Я тебе рассказывала, как мы в десятом классе собрались с парнями на заброшку?
- Нет.
Электра начала рассказ, как они с ребятами из класса, с которыми она неплохо общалась, собрались залезть в заброшенный абортарий ночью. Доехали до того места на автобусе, а потом несколько часов ждали, когда наступят сумерки в кафе.
Только начало темнеть, ребята выбрались из своего укрытия и пошли к заброшенной больнице. Сперва, все радовались идее, пока не подошли к самому зданию. Выбитые окна, сатанинские символы, горы мусора выглядели очень колоритно ночью. Пара человек сразу опешила от идеи. В итоге, тех кто струсил силой затащили в помещение. Ребятам стало казаться, что вокруг них постоянно кто-то ходит. То краем глаза заметят, то упадёт что-нибудь. Когда уже вдоволь находились, нафотографировались в помещениях, только стали расходиться, бывший парень Электры - Максим, заметил в небе какие-то непонятные очертания. Какая-то белая воздушная масса образовывала кучу маленьких кругов, которые были вписаны в другие круги. Явления этому феномену никто не нашел, однако фотографий сделали вдоволь.
- Это конечно не очень то похоже на самовозгорание... Но, Витя, в природе много различных вещей, на которые современная наука не может дать ответ. Да и к тому же, как по мне ничего фантастического не произошло.
- У тебя часто в университете преподаватели сами по себе горят?- ехидно спросил я.
- Нет,- она обняла меня за шею и стала тереться своим носом об мой,- пошли лучше поваляемся.
(какая-то сцена, которая привела виктора к тому, что он решил сжечь всё к хуяяям)
# ***
Когда мне сказали, что мое увлечение неизлечимо, я смотрел на них с широкооткрытыми глазами. Со школьной скамьи, когда и произошло первое происшествие, связанное с моим нездоровым увлечением, меня долго преследовал образ огня, который властно и крепко обхватывает классную доску.
Лица врачей направлены на меня, как на какого-то котенка, которому прищемили лапку. В угол обзора попадали лица комиссионеров-фельдшеров. Аналогия с продавцами почти поломанных товаров меня забавила. Каждое из лиц было вполне себе крупным, они все виделись мне завсегдатаями пельменных. Они явно не страдали от голода.
Если смотреть на всю ситуацию, действительно больные -- это они. Заложники своих потребностей, выполняют работу, которая им совсем не нравится, живут в семьях, которые не разделяют их интересов, общаются с коллегами лишь по нужде. Меня же с работы уволили, с оставшимися членами семьи я не имел желания вступать в контакт, а толпы друзей-алкоголиков разбрелись по миру.
Отец, ныне павший в онкологическую бездну, рассказывал оо диагнозе, как о чем-то абсолютно нормально, абсолютно адекватным, что могло случиться с каждым человеком. Именно в тот момент, рак начал сжигать не только его. Но и всю семью, еще тогда, когда началась моя история. После всех операций, после всех посиделок возле его ордра, я остался один. Один в двухкомнатной квартире. С бродячим котом, который не очень сильно радовался моей компании.
Сидя в кресле, которое обходила эта орава ободранцев, я думаю, что мое нездоровое увлечение огнём - это причина беспорядочного общения, ежели чем следствие детских комплексов, которые могли во взрослом возрасте вырасти более обширным кустом психических заболеваний. Допустим, я мог бы бояться женщин, однако, физический контакт как и прежде доставлял мне удовольствие. С людьми конечно общение не особо складывалось, но это скорее их заслуги, что не могут адекватно принимать меня. Одно было верно, всё это будет преследовать меня до конца моих дней.
- Вы всё правильно поняли?- обратился ко мне самый дерзкий из врачей. Заводила стало быть.
- Завтра заедете за мной, до обеда, потом заберете в специализированное учреждение на устранение моих психологических проблем.- я потряс бумажкой перед его лицом.
Они оставили меня с капельницей наедине и стали расхаживать по квартире, рассматривая мои книги, наполнявшие мою квартиру.
- Стихи любите? Это хорошо.-отозвался кто-то из комнаты моего отца.
- Вы не очень хорошо умеете давать рекомендации о себе.- заскрипел я в неизвестность.
- Помолчите пожалуйста.
Вода, бегущая по моим живым проводам, была с отчетливым привкусом бензина. Каждый сосочек моего восприятия давал понять, что лучше мне от этого не станет. Препарат давал возможность не потухнуть моему пламени, но и не разгореться. Очень сильно притупляло сознание, словно вводило в живую кому. Мой отец постоянно говорил, что следует проводить вазектомию каждому, кто хоть немного похож на остальных. Следует оставлять в живых только писателей, стунденток-нимфоманок и ментов. Менты бы охраняли это государство. Остальные, вне всякого сомнения, горели в черном огне, распластав свои черепные коробки под строительные дрели. Отец мечтал о черном солнце, отец мечтал о мире без белых воротничков и бюрократической машины. Всё, что я вообще пытался сделать в жизни - отголосок самой большой дани, которую можно вообще воздвигнуть человеку.
Тем временем, врачи уже успели выйти из квартиры. С каждой каплей, мое тело сильнее оседало в кресле. Перед глазами плыли книги, бабушкины иконы, старый ковёр. Ничего лишнего. Засыпая, я видел свое первое отчётливое воспоминание об этой огненной феерии. Именно тогда, искра расплылась в чудотворный пожар, где сгорали наши ошибки, и возраждалась воля к жизни, словно птица-феникс.
Лицо матушки затерялось среди кучи женщин, которые хотели придтии дать в мою жизнь, материнскую любовь. Вместо матери был приятный женский образ. Родная душе метафора. Которая умела танцевать под крики родных и песни дешевой молодости. Бабушка постоянно осыпала, её и отца, проклятиями, когда мать в очередной раз умирала в опиумном сне. Не скажу, что она видится мне как плохая женщина. Она всего лишь причиной моих детских слёз. Словно сказка, написанная между строк. Она была бесконечно теплая. Любила, когда мужчины читали ей стихи, когда они могли выслушать о её мечтах, когда они могли дать ей тепло. Слушая о похождениях матери, я прятался по всем темным углам нашей квартиры, лишь бы ужасный змий стыда не ужалил меня в детские щёки. Уже в отрочестве, тихие и спокойные разговоры о пошлости и грязи моей матери, разносились во мне тупой и глухой ревностью. Ведь она была моя женщина. Женщина моего отца. Почему ей владели другие мужчины, женщины, почему она наплевала на всех и жила глупо ради своего удовольствия? Позже, когда я неоднократно попробовал женщину на вкус, я понял, что девушки не могут быть абсолютно подвластными. Они в силах лишь искусно работать над своими желаниями. Их путь куда более изоощеренное полотно, ежели мы привыкли видеть. Мы можем лишь беспечно врать и кивать им в глаза, что мы можем их понимать. Но абсолютно все понимают, что это не так.
Со временем, понимаешь, что всё плохое в этом мире - это попытки обезопасить и вознести тепло женского лона в абсолют. Я видел как героиновые олигофрены приводили домой грязную и рваную мать. Отец относился к этому очень лояльно. К сожалению, он был слишком терпелив, по отношению ко всему этому дерьму. Однако, мать была для него как глоток запрещенного воздуха, угарного газа. Она была как друг-подросток, с которым ваши родители запрещали вам общаться, ведь непонятно чем он вообще занимается. Она была его личной революцией. Сколько же стихов он смог ей посвятить, пока не отошел от её женского дурмана?
Её лицо стало для меня своеобразным криком о помощи. Мольбой о непонимании окружающего мира. Абсолютный лик Октябрьской революции, гордый дух перестройки, олицетворние распада великой империи. От мечты, до вечного раскрепощения. Словно Жанна д Арк она принесла моему отцу свет безмятежности, но забирала все жизненные силы и возможность на лучшую жизнь.
Откровенно говоря, в детстве, я не считал себя счастливым. Листки бабушкиного календаря отрывались слишком быстро, я ощущал себя наблюдателем за всей этой вертепной каруселью. Стоило мне только попытаться влезть в веретено событий, как всё рушилось с бесконечно быстрой силой. Наверное, мне не стоило принимать все те события близко к сердцу. Но как всем известно, дети очень хорошо перенимают все негативные события. Словно губки впитывающие негативную энергию. Будь у меня дети, я бы никогда не пытался им афешировать всю грязь, происходящую в семье.
Когда я начинаю более здраво вкушивать свои эмоции, мне становится труднее удерживаться в водовороте прежних дней. Потому что, прошлое не стоит того, чтобы над ним размышлять. Иной раз легче пережить это вновь и вновь, чем делать для себя умозаключительные выводы. В то же время, не стоит сильно себя отрывать от земли, потому что неизвестно, к чему могут привести потоки пережитой жизни.
Руки коматозного сна отпускали меня в реалии. В реальность, в которой нахождение было намного тяжелее, чем нахождение в записках прошлого. Может проще было бы уйти в какой-то умственный аскетизм, попытаться разобраться в себе, принести себя в жертву жизненной мясорубке, чтобы на выходе была деревянная консервная банка с надписью "Прожил как все" и снизу примечание "Ну почти ничем не отличался от нас". Каждая человеческая жизнь - попытка придти к своим стараниям, которые мы пытались укладывать в себе с детства, но лишь единицы приходили к этому. Остальные стали матричными кодами, которые работали строго в системе и не выбивались на фоне остальных. Однако, другие - "лаги", "ошибки", "глитчи" - шли упорно к своим желаниям, но пожалуйста, покажите мне такого человека, который смело отдал свою жизнь на растерзания таланту, но при этом не страдал душевно. Жить в поколении Игрек, которое насквозь обвязанно оптоволокоными технологиями с ног до головы - это обязательный поиск признания, с не всегда успешными исходами. В современности, мир относится к людям более жестоко, требуя от них самых невозможных подвигов, разрывая все амбиции.
Следует просыпаться. Следует взять себя в руки и попытаться чем-то заняться.
Открывая глаза, я принимал этот мир. Трудно отдаваться миру сполна, когда твои фармацевтические видение уходили в прошлое, которое ты старался не вскрывать очень давно. Окружение становится удивительно знакомым. Запахи и шорох жизнедеятельности остается до тех пор, пока ты не понимаешь, что ты уже слишком давно одинок, и никто не позовет тебя ужинать, никто не укроет твое бреное тело, никто не позаботится больше о тебе. И именно тогда наступает холод. Морозная поступь, которая заставляет дрожать твое тело. Необыкновенное злое и живое ощущение. Ощущение пережитых потерь и тусклой попытки воспроизвести домашний уют.
Не без труда, я перебрался на кухню, где уже не оставалось никаких следов посиделок комиссионщиков. Однозначно, они успели обговорить дальнейшие методы лечения, методы моего заглушения. Честно говоря, трудно было осознавать, что мне придется покинуть дом на месяц. Однако, я сам был готов отдать своё тело на растерзание комиссионщиков. Мне следовало куда более лучше разобраться со своим телом, в котором мне приходилось обитать. Возможно, закрыть краны, из которых тонкой струйкой текло горючее. Залатать те дыры, которые выкидывали меня в прошлое. Забить щели, из которых дул безумный ветер минувшего.
Сейчас мне нужно было покормить кота. Кот в моем доме появился относительно недавно, Электра принесла его еще совсем маленьким котенком, нам приходилось пару недель выхаживать его. Однако, котенок сразу начал показывать свой характер бродяги. Как только он более-менее встал на ноги, кошак стал гулять по подъезду, подвалам, соседским крышам, приходя домой лишь чтобы поесть и провести пару часиков в тепле. В последнее время, погода на улице стояла влажная и мерзлая, потому кошак старался не выходить на улицу, а прятал свое пушистое тело в чулане, среди старых подушек и одеял.
Я проследовал к чулану. Запах нафталинового тряпья не слишком сильно отпугивал Борю, потому что ему было по душе спать и проводить время в каких-то грязных закоулках. В плохо освещенном помещении, трудно было найти пушистое тело черного кошака. Когда глаза более менее привыкли к темноте, я с успехом нашел два маленьких фонарика, которые внимательно наблюдали за моими движениями. Боря, поняв, что я пытаюсь вытащить его на волю, не особо обрадовался такой затее и сам спрыгнул на деревянный дощатый пол и уверенной походкой отправился на кухню, где я уже поставил ему миску с водой и немного жаренной картошки. На удивление, это чудо природы ело абсолютно всё, начиная от каких-то дорогих кошачих кормов, заканчивая сырыми огурцами и листьями растений.
Быт моей квартиры, не особо отличался интерьером от быта двадати-тридцатилетней давности. На стене возле письменного стола висел атлас, который находился там, еще с периода студенчества моей матери. Адриатическое море до сих пор омывают Югославию, ГДР до сих пор поражает советских гостей своими импортными вещами, а Советский Союз грозился обрушится на весь мир своей великой коммунистической силой. Собрание сочинений В.И.Ленина украшало комоды сервантов. Я не думаю, что у кого-то в семье хватило смелости прочитать все отчеты вождя по пятилеткам. Энциклопедии о познающих мир школьниках битком лежали в комоде и на балконе. Обои местами отклеились, ближе к потолку они уже отсырели, еще немного, и бумажные полотна начнут волнами свисать со стен. Ковры, которые обязательно следовало упомянуть, стояли в коридоре как солдаты, замершие в позе "смирно". Сейчас, мне трудно даже подсчитать, сколько денег и усилий стоило скопить это брахло, которое вне всяких сомнений следовало бы отправить на свалку.
После того, как Боря поел, он опять пошел прятаться где-то в глубине квартиры. А мне следовало начать подготавливать вещи к моему "вынужденному переезду" в психушку. Ещё нужно было занести ключи соседке, чтобы иногда поливала цветы, которые не успел погрызть Боря, да и присматривала за этим блохастым бродягой.
Закурив на лестничной клетке, я стал зажимать прожженый звонок соседки. Где-то в ее доме раздалась соловьиная трель, стук ног о деревянные полы и чьи-то громкие возгласы. Когда тётя Лена уже подошла совсем близко к двери, она произнесла своим низким и прокуренным голосом:
- Кто там приперся.
- Тётя Лена, это я - Виктор.
- А, ща-ща, обожди.
Дверь открылась, из квартиры подался приятный запах тушенной капусты. Тётя Лена стояла в голубом халате, розовых тапках. Голова была увешана бигудями, лицо украшал искуственный румянец и голубые тени на глазах.
- Витя, привет, заходи.- она уступила мне проход в её квартиру.
- Да нет, я по другому вопросу. Я завтра ложусь в больницу, нужно чтобы кто-нибудь присмотрел за домом, да и кота кормил.
- А, вон оно чё, а что со здоровьем то? Подозрение на что-то что ли? Ой мамочки. Да айда проходи в дом, че ты как этот.- тетя Лена была хорошей подругой моей бабушки и матери. С мамой она училась вместе в училище, однако, рано выскочила замуж, так и не успев закончить обучение. Когда матери не стало, тётя Лена часто помогала моей бабушке по хозяйству, потому что считала её не самым последним человеком в своей жизни. Старые соседи в этом доме имели хорошие взаимоотношения друг с другом, ежели постоянно въезжающие в жилище новые.
- Да ничего вроде бы плохого со здоровьем нет, просто обследоваться надо. Ключи я сейчас вам дам, а деньги перед отъездом оставлю на антерсолях. Борька в принципе, много не требует, домашнее хорошо ест, но если там понадобятся какие-то расходы.
- Ну ладно, хорошо, ты это самое, номер свой оставь, мало ли че. На долго то ложишься?
- Пока недели на две, а потом посмотрим.
- Ну ладно че, все свои то...- тетя Лена медленно протянула, - я тебя ещё совсем шкетом помню, ходил такой маленький, фраерил, весь двор в кулаке держал. Драться ой как любил. Да и с твоей матерью мы хорошо в училище общались. Кстати, давно к родителям на кладбище ездил?
- Давно собирался, да руки никак не доходили.- мне трудно было обсуждать такие детали с ней. К горлу мгновенно подступал комок.
- Ну это самое, давай, когда выпишешься, мы соберемся и съездим. У меня мама недалеко от твоих лежит, да и Максим мой недавно деда своего хоронил. Где оградки покрасим, где подметем че, а то не дело же так оставлять своих.
- Хорошо, тогда договорились, вот мои ключи.
- Ладно, как утром уезжать будешь - загляни, я тебе тоже чего-нибудь соберу на дорожку.
- Спасибо, теть Лен.
Дома я разогрел себе поесть, Электра утром приготовила завтрак, однако, она не знала, что в один момент меня заглючит и придётся вызывать санитаров. Рисовая каша, плотно сдобренная остатками сливочного масла, хорошо укладывалась в моем голодном желудке, я готов был съесть ни одну тарелку. Однако, надо было спешить, потому что вещи сами себя бы не собрали.
Иногда, пытаясь сделать какую-то работу, которая вне всякого сомнения выбивала меня из сил, заставляла меня сухо материться на самого себя - я просто был вне себя от злости, мне хотелось рвать на себе волосы, но сделать эту работу как можно скорее. Тоже самое происходило с ремонтом в доме: местами обваливалась штукатурка у потолка, половицы безумно скрипели как заведенный механизм, штукатурка не хотела ложиться на стены. Что самое удивительное, новые вещи в домене приживались никак. Электрочайники ломались, краны текли, переключатели света всегда вырывались из стен с корнем. Когда понимаешь, что в этом есть определенная закономерность, понимаешь, что дом живет своей жизнью. Словно он большой живой механизм. Может быть поэтому, кошак не особо уютно себя чувствовал в этой панельной хибаре. Когда понимаешь, что большой механизм пытается всеми способами преградить тебе дорогу, то невольно опускаются руки, а каждая мелкая деталь, которую ты невольно замечаешь - остается мелким невротическим тиком в конечностях.
В мою спортивную сумку летели принадлежности гигиены: щетки,тюбики, флаконы,дезодоранты, бритвы, полотенца,мочалки, пены и прочий скупой инвертарь. С книгами выбор был побольше, бесчетное количество томов в мягкой обложке заняли отдельное солидное место в спортивной сумке. Обиход нижнего белья, всеразличные майкиноскочулки пачками укладывались и находили свое пристанище. Вообще, мне бы стоило всерьез сейчас призадуматься над своим пребыванием в доме забытых. Наверное, сейчас я позвоню Электре, чтобы попросить её навещать меня хоть раз в пару дней, привозя мне что-нибудь из еды . У Электры была пара запасных ключей, на всякий случай. Вроде бы мы с ней и состояли в свободных отношениях, но очень сильно переживали за жизни друг друга, побоюсь представить, из каких только ситуаций нам не приходилось выходить. Ну а если смотреть на такие отношения с точки зрения морали - это конечно всё очень плохо, и негативно сказывается на той части мозга, которая отвечает за ревность и прочие рефлексы. Мне следовало бы предложить ей узаконить наши отношения, однако мы никогда не обговаривали это всё, стараясь вообще не затрагивать эту сторону, которая по сути и держала наше "интимное" общение.
Электра не была плохой девочкой, хотя, задумываясь о том, сколько парней у нее было на этой неделе - меня бросает в дрожь.(?) Хотя, мне следует перестать так серьезно относится к этому. Если расценивать, что вся эта наша любовь просто сборище химических процессов, протекающих с нашиими областями мозга и различными гармональными секрециями. Но господи, насколько же приятно это всё. Стало быть, все влюбленные - наркоманы, которые выбивают друг из друга опиумную пыль. Как же хотелось в тот момент прижаться носом к запаху ее волос, обхватить колени и отдаться блеску её раскрепощенности. Условно, если задуматься, Электра заменила мне всех предыдущих гордых носительниц разноцветных локонов, сияющего пирсинга и ряда ровных зубов. Она явно не была моей спасательной шлюпкой, просто она была очень подходящим для меня вариантом на будущее. Но только вопрос стоит в другом. Будет ли у меня вообще шанс на будущее?
На улице сейчас было не так холодно и впринципе не многолюдно. Тело наверняка сейчас просилось само выйти в старой фуфайке, закурить на лавке парочку сигарет и попытаться дозвониться до Электры. Возможно сейчас, я вытащу её из чужой постели, может остановлю от мыльнопрессной накурки, а может быть и сорву с пар. Явно она имела что-то большее, чем набор условных ценностей, в иные периоды, такие люди нам кажутся абсолютно безмозглыми аборигенами, которые не могут держать ноги на замке, но если так подумать, вникнуться получше, у любой струйки дыма есть своя маленькая искорка. Любой поступок, это чье-то обдуманное руководство. Как говорил мой отец, такие женщины - это отдельный логистический мир, в котором каждому из нас было бы интересно покопаться. Но правда ли это заслуживает чего-то внимания? А что если разобравшись в этой густой и многогранной науке, мы откроем ранее неизведанное нам. Я старался особо не ревновать. Потому что ревность очень часто дает ответы на не самые приятные вопросы. Может, нужно было больше разбираться в её чувствах, не особо вдаваясь в причины и необычности её поведения. Но ведь не глупость движет нашими гнусными поступками, а любовь. Нелепые попытки осознать и потрогать такие мелочи, которые по сути являются крохотными песчинками, дающими слишком большие трещины. Да, мне наверняка стоило бы ей позвонить, чтобы хотя бы просто узнать, как она себя чувствует, после моего утреннего истерически-голодного глотка бензиновыми массами.
На плечи накинулся черный рабочий ватник, который непонятным образом, годами висел на вешалке в прихожей. Я оглядел глазами пространство, которое мне открылось. Вроде бы в квартире было вполне себе чисто, однако, когда окажешься в доме, после больницы, все обрастет большим слоем пыли, грязи, затхлости. Мне не совсем хотелось сейчас покидать дом. Хоть он и давил на меня своими клешнями, пытаясь в каждой детали обнажить прошлое, но было трудно думать, что две недели я буду ночевать в чужой постели, которая пропустила через себя тысячи давно канувших людей.
Ничем не примечательный подъезд стал местом, где я впервые прятал свои сигареты за мусоропроводом. Именно по этим лестницам я провожал в последний путь своих близких. Именно отсюда я завтра выйду, может быть, и в последний раз посмотрю на белые стены и бетонный пол, в последний раз затушу сигарету в кофейном стакане с отколотой ручкой, и отправлюсь гасить свои навязчивые припадки в дом забвения.
Вызвал лифт. Пока тот медленно опускался с последнего этажа на мой, я начал напевать с юности знакомую песню, сам того не замечая:
- Не признаёте вы мое родство, ведь я ваш брат, я человеееек.
Кабина насквозь пропахла чьими-то испарениями мочи. Те считанные десятки секунд пока я ехал, мне до безумия хотелось посадить задницой того пройдоху, что умудрился сходить по нужде. Я очень трезво относился к общему имуществу и уже со школьной парты старался выгонять всех замеченных в подъезде бомжей и алкоголиков. Трудно конечно воспринимать такое, но именно в этом и заключался мой патриотизм. Не в каких-то людишках, которые щеголяют по красной площади, либо инвестируют в крупные предприятия, открывая новые сферы деятельности. А именно в старых жильцах. С младенчества бабушка прививала мне, что следует с уважением относится к хорошим соседям. Кто же знал, бабуль, что дом заполнят кучей агрессивных понторезов на дорогих машинах. Потому со всеми жильцами я старался держаться вместе. За советом не бегал, но трезво понимал, что они были окружением моих родных и всегда старались придти нам на помощь. Тем временем, кабина открылась и я подался на более-менее свежий воздух, который хоть не вонял алкогольным амиаком.
Проследовав строго на скамейку около подъезда, я сел на край, на тот случай, если около подъездное седалище решит со мной разделить кто-нибудь из жильцов. Я огляделся, по улице плыл удивительно теплый ветерок, может быть, последний теплый ветер в этом году. Через каких-то пару дней, такая влажноватая, но приятная погода сменится жутким холодом и промерзишими лужами. Даст бог, так приеду в город, когда уже выпадет более-менее устойчивый снег, и мне не придется ютится под обогревателями, вновь и вновь ставя чайник на плиту. Пока еще не смеркалось, но день неизменно клонился к концу, обнажая холодные голубые облако, явно угрожая мне, что скоро точно погода сменится на ненастную.
- Мда, как бы Боря дома совсем не одичал там.- протянул я сам себе под нос.
Из кармана джинс вылезла пачка сигарет, уже изрядно помятая. Господи, если бы лет десять назад я знал о том, как долго я буду мучаться с этой дурной привычкой, то может быть, и не начинал бы никогда. Но как говорила моя любимая бабушка - пути Господни неисповедимы. Я бы конечно не сказал, что я слишком религиозен, но оставшись наедине со своими демонами, начинаешь тянуться к более выгодному для тебя варианту. Хоть я еще и не успел разменять третий десяток, я уже прилично ощущал себя старым человеком, будто молодость, некогда бушевавшая в моей крови, сменилась на размеренные деньки.
По улице проезжали новомодные машины, которые я терпеть не мог. В юности, попробовав сесть за руль чьей-то восьмерки, я для себя понял одно, нет ничего лучше, чем общественный транспорт.
- Мы застреваем в чьих-то страшных снах, боясь принять на себя ответственность выйти из замкнутого круга событий. - любил произносить мой отец. В детстве, я считал, что мой отец хоть и очень сильно сплошал, доверяясь зову сердца, а не рациональным решениям. Но он никогда не был таким человеком, который бы жалел о своих поступках. Для меня он был бесстрашным супергероем, которому под силу было расправиться с моими хулиганскими выходками, защитить дом от ненастья, и придти к любому обездоленному на помощь. Но как оказалось, этот человек очень многого боялся. Когда ты загнан в угол так же, как и когда-то ушедший ныне, ты начинаешь не только переживать его эмоции, но и жить в его голове. Боюсь показаться самому себе лгуном, но по-моему, я больше начинаю жить его жизнью, принимать его решения и слушаться его правил. Как оказалось, все слова начинают на меня влиять, только спустя какое-то время.
От не очень веселых мыслей меня начало потрясывать. Нет, это не была морозная дрожь, когда зубы как колтуны бьются друг об друга. Нет, этот холод только зарождался, и первой причиной была явно не погода. Приняв решение позвонить Электре, я стал искать по карманам телефон. Может быть, она сможет меня согреть , может сможет зародить в моих мыслях хоть немного теплоты. Осветит мой разум, который длительное время будет в одиночестве.
Цифры сами по себе всплывали из памяти. Вроде бы какой смысл могут нести эти причудливые комбинации восьмерок и девяток, но каждый номер в памяти, лежал в отдельной папочке и давал мне лишний повод ощутить лицо другого человека по памяти.
Гудок, снова гудок. Занято. Как же странно понимать, что сейчас наше тело воспринимает информацию не только через речь и природные рефлексы на разные изменения, но и на различные сигналы. Стало быть, после эпохи объединения одной речи, в мире возникнет другие способы передачи информации, которые со временем деградируют до громких выкриков гласных букв. Но вновь очередная попытка позвонить, Электра не берет трубку. Может быть, события утра стали для нее гранью. Может она боялась , что мой гнев обрушится на нее снова. Только уже с первородной силой. Но нет, экран кнопочного девайса загорается, среди пиксельной пустоты высвечивается ее имя.
Её имя налипало на мои губы, казалось, что в один момент, я не смогу не то чтобы произнести её имя, но и сказать вообще что-нибудь.
- Витя, ты так и будешь молчать?- ее голос был слишком недовольным.(?)
- Прости за утро.
- Да знаешь, я как то привыкла вылезать из теплой постели с голой задницой на мороз, когда твой парень грозится сжечь всё нахрен.
- Меня слишком переклинило
- Ну, я конечно знала, что ты поехавший, но не настолько же.- в чем-то она была права, иной раз я заставлял её выслушивать все свои проблемы. Стало быть ей всё это надоело.
В горле стали застревать слова, в голове какой-то телевизионный шум. Почему-то в её голос казался мне слишком надменным и угрожающим.
- Это всё что ты хотел сказать?
- Если хочешь - приезжай, не думаю, что ты очень на меня зла.
- Да охренеть. Ты себе не представляешь просто, как после всего этого у меня будут силы на то, чтобы приезжать. Я просто морально вымотана. Будто вы все растощили мои жизненые силы. Ладно... Через минут двадцать буду.- она скинула трубку.
Я остался сидеть на скамейке, время было уже около семи. Я уткнулся покрепче в эту старую куртку и наблюдал как неспешно люди собираются домой, неся в руках пакеты с покупками, за спиной - школьные рюкзаки. Что странно, уже пару лет, на улицах не было видно бродячих собак, будто резко уменьшили их популяцию. Абсолютно так же, как уменьшили популяцию моих знакомых. Уже не было видно знакомых лиц, которые протягивали мне руки, или угрюмо проходили мимо меня. Мир неожиданно урезался до моего дома. Вместо друзей - лики святых писателей прошлого, вместо пьянок - баночка пива, в редких случаях. Давящее состояние сжимает меня до микропикселя. Элемента какого-то экрана, который внезапностал постепенно отбрасывать свои детали. Когда их станет ничтожно мало, мое поколение сменится другим ЖК-телевизором. Хорошо, что всегда есть чем нас заменить.
# Глава 2
Солнышко смеркалось над городом, оно начинало приносить в серые дворы безумную прохладу, которая на морозе отзывалась жгучей тяжестью в области ног и лица. Последние редкие прохожие торопились попасть в лоно своего дома как можно быстрее. Маршрутки сейчас наверняка были забили до отказа. Шахты лифтов уныло поднимались по небоскребам. В этот вечер люди были особо вялыми, создавалось впечатление, что дома они наверняка не будут ругаться, попросту не будет сил на то, чтобы скандалить, разбирать отношения по деталькам.
Когда я уже окончательно успел задубеть, из березового сумрака показался силует Электры. Приблизившись немного ближе, я смог различить в её руках бумажный пакет вина. Я бы не сказал, что душа сейчас лежала к распитию алкоголя, но это могло бы неплохо согреть в такую погоду. Да, я понимаю, что алкоголь лишь создает иллюзию тепла. Но порой иллюзии намного приятнее, чем реальность.
- Ты чего тут сидишь? -улыбнувшись спросила она,- не замерз?
- Есть немного... -уныло пробормотал я.
- Я тут нам немного выпить купила, могла бы конечно взять что-то покрепче и подороже, но какая разница какой керосин пить на улице? - чем меня привлекала Электра - это отношеник жизни. Она никогда не гналась за модой, одевалась секондах, начав курить, она не покупала шибко дорогие сигареты, не понимая в чем лоск. Практичность - ее второе имя.
- Я тоже так думаю, пошли на стадион.
Первые минуты три мы шли в неловком молчании, будто были друг для друга незнакомцами. Навязчивость тишины была одновременно хороша, но с другой стороны давало немного времени для самых пессиместичных мыслей. Понимаю, в этот вечер нам хотелось о многом поговорить.
Арки и парадные в один момент сменились парковой зоной. Такие вечера неплохоподходят для прогулок парочками, хоть мы с ней и редко выходили из дома, но всё же приятно было видеть людей, идущих друг в другом за руку и смело улыбающимися всему миру.
- Витя, ты не боишься лежать в больнице?-произнесла она как-то сиротливо, покрепче вцпившись в мою руку.
- Немного, а что?- выдавил из себя я.
- Ну понимаешь, там люди. Большинству из них уже давно заказан путь в обычную жизнь. Большинство не сможет никогда больше увидеть своих близких, полюбить.- такие разговоры были совсем не в её духе. Я чувствовал, что она ощущает сейчас себя не в своей тарелке. Обычно, Электра никогда не давала ход своим эмоциям, постоянно перекрывая подобные темы шуточками и приколами.
- Дом сломанных людей.
- Вить, скажи пожалуйста, а как оно вообще всё работает. Вот есть Бог. Бог создал нас, по подобию и образу своему, чтобы ему было чем заняться, наблюдая за нашими судьбами. Но скажи, зачем он порождает таких людей, которые с рождения не в силах даже есть сами, не говоря уже об какой-то адаптации. Это он тоже создает по своему образу?- в голосе слышались нотки слезливой меланхолии.
Боюсь что-то ответить. С одной стороны, она безумно права, но с другой, сам понимаешь, что такие разговоры о справедливости в нашем мире давно не уместны. Либо ты стараешься помогать обездоленным, либо стараешься даже не поднимать в своей голосе такие вопросы. Годами вбиваемое в детское тело понятие справедливости и морали, рано или поздно разбивается об скалы реальности. К моему сожалению, я слишком рано столкнулся с такой проблемой.
Подойдя к калитке стадиона, Электра прислонилась к железным прутьям:
- Понимаешь, сейчас не один ты находишься в ловушке собственных проблем. В мире есть миллионы людей, которые каждую минуту испытывают дискомфорт от жизни.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь.
Потупившись назад она сказала:
- Ты иной раз не замечаешь меня, пытаешься показать лишь свои переживания. И знаешь, ты не один такой. Если бы хоть кто то имел желание приблизиться ко мне поближе, может, я бы давно остановилась на ком-нибудь. Но вы все козлы.
Её руки нервно обхватывали пакет вина:
- Ну пошли, чего ты? Будто я тебя брошу из-за такой мелочи.
Сейчас, когда мы сидели на трибунах, лицо Электры мне казалось намного красивее. Она была как рисунок не совсем опытного мастера, которые с каждым разом становились все лучше и лучше.
- Знаешь, я когда-то сам занимался футболом, мог со ста метров забить в ворота.- я решил как то разбавить обстановку.
- Да ты врешь, сто метров это слишком далеко.-она ехидно прищурила свои зеленые глаза.
- Не-а, меня тогда прозвали зорким глазом.
- Но ты же носишь очки.
- Очки я стал носить значительно позже. Да и футбол я быстро забросил, когда бабушки не стало.
Обхватив мою руку она посмотрела как на дальнем поле, пара ребят гоняло в баскетбол. Там, за стадионами, по парку ходили собачники, выгуливая своих друзей меньших. Сидя с ней, я практически не ощущал холод. По телу раздавалось мягкое и уютное тепло, которое я не чувствовал уже давно. С ней, моя внутренняя зяблость мгновенно уходила. На смену приходила душевная важность момента. Я был уверен, что этот вечер закончится вполне хорошо. Может, она останется у меня ночевать, и мы крепко уснём в одной постели. Она уже доставала бумажные стаканчики и разливала по ним розоватое вино. Такие отрезки времени казались мне особенно важными, несмотря на всю пафосность. Да и что такое пафосность? Разве человек не может проводить со своими близкими досуг? Если такие посиделки ещё с древности были хорошими лекарствами от тоски.
В этот раз, мы пили без какого-то повода, так что особо вспоминать было нечего. Изредка перекидываясь фразами и отрывками разговора, мы сидели, прижавшись друг к другу, пока кислая пряность разносилась по крови и согревала наши тела. Когда мы уже приблизились к моему дому, немного расслабленные, с ярким румянцем на щеках, Электра достала из своей сумки фотокарточку и протянула её мне.
- Вот, держи, вчера распечатала, да как то не до нее стало.
На фотографии мы с Электрой стояли посреди лесочка. Её щека прижималась к моему лицу. Где-то на фоне шёл дымок от костра, лежали какие-то детали нашего похода.
- Знаешь, я давно пыталась найти салон, где можно оцифровать старую плёнку...-она что-то говорила, но я тем временем не слушал её, потому что не мог понять, когда была сделана фотография. Повторяюсь, за время наших отношений, мы редко куда выходили, предпочитая улицам дом. Я повнимательнее рассмотрел снимок. Разбросанные угли на траве, ручка от решетки, которая полностью не влезла в кадр, чья-то нога в синих джинсах и белых венсах. На наших плечах тонкие куртки, видимо погода стояла более-менее теплая. Но я одного не мог понять, когда была сделана эта фотография.
- А это когда мы с тобой сфотографировались? - спросил я
- Да я уже и сама не помню, только решила проявить пленки со своей мыльницы. Ну хороший же кадр, тут мы такие счастливые. - она весело начала перешагивать с ноги на ногу.
Когда наступило время неловкой паузы, я предложил ей зайти ко мне домой, но она отказалась, сославшись на зачёт в универе, что и так много пропустила. Однако, я прекрасно понимал, что она просто боится оставаться со мной наедине.
- Ну ладно, хорошо, будешь меня навещать? Адрес больницы смской скину.
- Конечно, ты там без меня совсем загнешься.
Мы тепло распрощались, она направилась на остановку, пообещав отзвониться как только окажется дома.
Пройдя мимо всех дверей и лестниц, оказавшись у себя дома, я почему-то сразу осел наземь. В руке была фотография. Мне требовалось сейчас дойти до какого нибудь стула, чтобы нормально присесть. Алкоголь и пережитый стресс вызвали у меня в организме небольшой сбой. Такие сбои называются паническими атаками, но я боюсь всерьез это называть, потому что никогда не переживал такие сильные удары. Земля уходила у меня из под ног, сердцебиение очень громко отдавалось в груди, спину прошиб очень холодный пот. Я держался одной рукой за антерсольку с обувью, боясь, что приступ тревоги отзовётся сильной рвотой.
- Раз, два, три...- я начинал считать цветочки на старых обоях, пытаясь отвлечь свой мозг от такого неприятного события. Когда приступ начал отходить, я медленно поднялся, скинул с себя всю верхнюю одежду и пошел в душ, смывая с себя влажные соленые капли.
После душа мне ничего не оставалось как лечь спать. Фотографию и мобильный телефон закинул в спортивную сумку, покормил кота, и камнем упал на свой раскладной диван.
***
Мне снилось как меня поглощала вода. Водная гладь была где-то сверху, а мое тело, как легкую пушинку очень быстро уносило вниз, куда-то в глубину адских пучин. Когда легкие полностью заполнились жидкостью, в груди огромной вспышкой взорвался огонь. Огонь парализовал мои руки, но я чувствовал каждую квадру боли в своем теле.
Упав на самое дно, я не мог пошевелить ничем. Если подумать, я даже не мог с точностью представить, где именно я находился. На дне океана, или в каком-то густом тумане. Но одно могу сказать точно, я чувствовал, что рядом со мной находился кто-то. Этот кто-то бесшумно дышал, лишь маленькие фибры моего тела ощущали его близость. Чувство тревоги нарастало с каждым разом, потому что из-за боли и страха, я не мог произнести ни слова. Сколько времени я находился в одном положении, я не могу сказать точно, потому что трудно было вести отсчёт времени. Может быть сутки, может пару минут.
Но всё сменилось, когда мое тело неожиданным образом начало куда-то двигаться. Причем, не просто какая-то неизведанная сила меня тянула, а тело само подавалось в какое то странное помещение. Я не могу с уверенностью сказать, как я попал в красный зал, потому что все мешалось как тягучая масса, которую взбивали миксером.
В красной зале я уверенно стоял на ногах, даже мог двигать руками. Тёмноалые шторы, которые буквально были сплетены из роз. Посреди деревянной сцены, или я бы сказал арены, стоял рояль. Белый рояль, который выглядел как совершенно новый, крышка над клавишами была откинута. Я приблизился к инструменту, ожидая там что-то увидеть. Ноги оставляли на лакированном дереве следы мокрого песка и воды. Со всего тела стекала теплая жидкость, поэтому движения были немного тяжелыми, из-за веса мокрой одежды. Возле рояля стоял концертный стул. Я подумал, чтобы что-то увидеть в этом сне, мне наверняка придется сесть самому на стул, или же какая-то сила сама меня насильно посадит. Мгновенье. Мои руки уже бегали по клавишам. За свою жизнь, я никогда не умел играть ни на каких инструментов, просто не имея какой-то определенной тяги к этому. Когда мелодия стала эхом разноситься под водным потолком, я пригляделся к своим рукам и понял, что мои руки были не моими. Вернее, они исходили из плеч, да, но уверенность и отточенность движений явно были не моими. Присмотревшись к ногтям, я понял, что их украшал аккуратный маникюр. Я себя чувствовал в этот момент немного иначе, чем обычно. Даже не знаю, как описать. Представьте себе, что вы оказались в компании каких-то незнакомцев, которых вы видите впервые, но эти люди неожиданно оказывают вам радушный и теплый прием. Чувство первобытного страха и какой-то приятной теплоты. Когда мелодия вошла в свою кульминационную составляющую, меня прошиб пот, потому что я понял. Я находился в чужом теле. В теле какой-то женщины. Мелодия окончилась, что-то подняло меня. И внезапно над залом прозвучали чьи-то аплодисменты. Я смотрел на них, я смотрел на зрителей. Никогда не видел ничего ужаснее, меня словно окунули в самую пучину безумия человеческого страха. Те, кто сидел на дорогих и роскошных креслах, были ужаснее всех самых отвратительных существ, которых показывали по телевизору. Изгибы каких-то детородных конечностей, извилистые червивые хоботы, обнаженные половые органы, которые никак не были похожи на человеческие. Каждый выглядел по особенному, но каждого объединяло одно. Чувство животного голода. Мое тело было для них едой. Я хотел кричать в панике, видя все эти неописуемые ужасы. Но только потом я понял, что мое тело горит. Горит черным пламенем. Этой ночью, неизведанное древнее зло, которое не упоминалось ни в одной мифологии, воспламенило все мои детские страхи, открыв миру мою первородную ненависть, которую я получал каплю за каплей, из материнского молока.
# Глава 3
ПОЕЗДКА
Внезапное пробуждение сопровождалось людьми, которые окружили мой диван. Их было двое-трое, с просоньки трудно разобрать сколько людей мельтешит возле твоей кровати.
- Пакуем его? Он собрался даже.-послышался женский голос.
- А не проще ли его разбудить, попросить одеться, собраться по нормальному и поехать? - пробормотал более молодой.
- Такое в твои обязанности не входит. Если ты помнишь семнадцатую главу трудового регламента, то там написанно...
- Да-да, помню, что следует забирать подопытного, когда он ещё не готов к переезду в лечебницу. Но штаны то хоть можно ему надеть?- договорил за девушкой он.
- Шматьков, если хочешь, давай натягивай на него треники, но я не думаю, что он обрадуется такому повороту событий.
- А что соседи то подумают?
- Что надо то и подумают, не задавай лишних вопросов, Шматьков, не уходь в мат.часть, больной явно проходит очень трудный период адаптации к реалиям. Наша работа его хорошенько перевоспитать, всеми доступными способами. Тем более, вчера поступил звоночик из этого района.- сказал самый старый и опытный.
Я издал какой-то утробный звук, похожий на мычание.
- Шматьков, давай, вырубай его.- заорал старый.
- Но, профессор...
- Полька, коли, пока этот касатик не начал сопротивляться.
Из светлого облака образов потянулась жесткая рука, которая удерживала мой рот. Другие руки держали меня за конечности. Я почувствовал укол страха, который оказался настоящей вакциной. Сквозь сон, меня погрузили в машину. Полностью расстерянный, я ничего не понимал. Мы прроезжали через бесконечную плеяду дворов, причем, первое, что пришло ко мне в голову, водитель специально мотает таким образом бензин, чтобы я не понимал, куда меня везут. Кто они были, похитители, которые замаскировались под врачей, или реальные врачи, пользующиеся нестандартными методами, я так и не узнал.
- Профессор, а чего он не засыпает?
- Хрен его знает, может слишком устойчив к аппаратам. Бензин ещё тратить на засранца. Ты мне лучше скажи, че ты там растерялся?
- Не знаю, извините меня пожалуйста.
Я стал различать лица этой врачебной группировки. Самый молодой, который Шматьков носил очки с толстыми линзами, молодое ещё лицо украшала плеяда прыщей. На голове кудрявые русые волосы. Профессор, он же водитель, был до безумия похож на доктора Преображенского из "Собачьего сердца". Только без такой же густой бороды. Женщина была повернута лицом к окну.
- Шматьков, если хочешь действительно работать в нашем учреждении, тебе нужно вырабатывать профессиональные качества. Сам знаешь, с каким товаром мы работаем.
Городское окружение, само по себе сменилось трассой, ведущей в неизвестном направлении. Заправки, гаражные боксы, шиномонтажки. Дорога была изрешечена крутыми колдобоинами, меня дико трясло и каждые пару секунд подбрасывало к крыше машины. Я конечно, не особо сильно разбираюсь в автомобилях, но кажется, мы ехали в волге.
В голове стоял сильный шум, который усилился ещё сильнее, когда Старый включил магнитолу. Из радио заиграла песня группы Ариель. Не знаю почему, но эта поездка стала мне нравиться.
- Потереби его, может говорить начнёт.- сказала девушка.
- Э, не надо меня трогать. Куда вы меня везете? - стал сопротивляться я.
- Домой, товарищ, домой.- властно сказал профессор. По его речи можно было понять, что он давно занимает руководящую должность.
- Но вы меня как раз таки от туда и везете.
- Нам поступила заявка от городской психиатрической больницы, о том, что в квартире номер четырнадцать, находящейся по адресу академика Усманцева проживает гражданин Зыбин Виктор Олегович, страдающей тяжелой стадией пиромании. Мы внимательно изучили всю документацию, к которой получили доступ, зафиксировали все вспышки вашего вожделения огнём и поняли, что не стоит долго ждать. Потому что в любой момент болезнь может перейти в стадию фиксации и вы никогда не сможете избавиться от недуга. По справкам из надлежащих органов, мы знаем, что в 2004ом году, вы пытались сжечь свой класс, в 2008ом году, на новогоднем празднике, в вашем университете, были сожжены все учебные журналы, так же в 1996ом году...
- Хватит!- я перебил девушку, которая читала мое дело из картонной папки.
- Стыдно стало, Виктор Олегович? Лучше бы стыдились перед своей девушкой, которой угрожали сжечь всё к чертям. - отчетливо выкрикнул профессор.- мы вас везём в специализированное учреждение, которое предназначено для лечения подобных случаев. Ни у одного из наших пациентов не было случаев рецедива, однако, есть те больные, которые постоянно проживают у нас довольно таки давно, однако, и с ними ведется оперативная работа.
- Скажите лучше, это вы позавчера приходили ко мне на работу?- поинтересовался я вопросом, который неплохо меня мучал в последнее время.
- Да, можете даже не сомневаться. Наши агенты дополняли досье на вас.- ответила Полина.
- И это вы замешаны в смерти моего директора?- стал допытываться я, пытаясь поближе подобраться к информации.
- Виктор Олегович, единственный пироман здесь вы.- ответил пожилой врач.
- То есть, вы сейчас меня обвиняете в убийстве моего начальника?
- Никто вас ни в чем не обвиняет. Факт есть на лицо. Озлобленный сотрудник решается покончить с ненавистным им начальником любимым способом.
- Прекратите пожалуйста. Я никого не убивал.
- Ну, если начальника не убивали, то явно найдутся какие-то другие жертвы,-отозвалась Полина.
- Перестаньте, лучше скажите, вы правда думаете, что поможете мне избавиться от этой мании?
- Безусловно, скажу вам по секрету, у нас от похожей болезни лечились очень известные актёры. Однако, разглашать такую информацию мы вам не можем.
Я потупил свой взгляд на ноги. Только сейчас заметил, что на моих ногах не было обуви. Лениво почесал одной ступней об другую. Без пары ботинков, я стал подмерзать в этой холодной машине.
- Вы вещи мои забрали? Спортивная сумка лежала возле порога.
- Да, однако пришлось избавиться от всех книг, которые лежали там. У нас знаете, есть своя библиотека, где много экземпляров, которые помогают больным проводить досуг с пользой.
Ну ладно, может найдется у них что-нибудь мне по душе. Вообще, весь этот сыр-бор с уколами казался мне бесполезным, потому что я сам спокойно бы собрался. Не знаю, чем руководствуются эти врачи, однако и методы у них довольно странные. Да, каким именно образом они попали в мою квартиру? Может это тётя Лена открыла им дверь?
- Виктор Олегович, пожалуются, не загружайте себе сейчас мозг. С вашим жилищем ничего не случится. На такие случаи у нас в городе нанята контора, которая отлично справляется с присмотрами за жил.площадями.- старый моментально отвечал на мои вопросы, которые я даже не успевал обдумать в своей голове, не говоря уже о том, чтобы задавать их.
- А кто выделяет деньги на подобные услуги?
- Государство, понимаете ли, в России очень мало подобных организаций, которые занимаются настолько серьезными больными. Если бы наши структуры не создали, \по улицам бы ходило очень много специфичных граждан. И никто бы не смог ручиться за сохранность жизней обычных людей. Преступность очень резко увеличилась.
- Спасибо, долго нам ещё ехать?
- Пару часов точно. Можете пока подремать.
Я уставился в окно, мои мысли были слишком сильно окутаны странностью методов этой организации. Однако, что меня больше всего беспокоило, это ночной сон. Во сне я безумно долго ворочался. Когда меня разбудили врачи, я спиной ощущал сильную влажность постели.
- Ладно, не стоит себя грузить пустяками,-подумал я и уснул.
Первая искра моей болезни успела пробежать тогда, когда моя мать поскребывала зажигалкой, держа в трясущейся руке ложку. Тогда я сидел в детской ванночке, плескался в ромашковом отваре, смотря бездонным и глубоким взглядом на мать, сидящую на крышке унитаза. Очередной щелчек барабаном отдавался в моем теле веселой дрожью возбуждения. Такой маленький ребенок, но уже смотрящий на всё очарование героинового удовольствия с большим интересом и пониманием к процессу. Помню как отец бил мать по лицу, как бабушка выносила меня в белых полотенцах. Я ощущал себя младенцем Иисусом, свою мать - девой Марией, которая взяла у Бога намного большее, чем ребенка.
Бабушка, Наталья Никитишна была очень религиозной, с самого детства пыталась привить во мне любовь к Богу. К концу жизни она всё таки сбавила эти обороты. В религии она видела утешение от злого рока судьбы. Сама же, она долго проработала на научной кафедре одного из крупнейших университетов нашего города. Но не должность, не коммунистической строй не могли её отвадить от веры. В конце концов жизнь избавила её от моей матери. Однако, груз ответственности за мою жизнь преследовал её ддо последнего вздоха. Что удивительно, бабушка никогда не винила меня в ошибках своей матери. Скорее пыталась меня огородить от всех ужасов, происходящих в нашей семье.
Оглядываясь назад, я понимаю, что моя семья была абсолютно нормально. Даже статистически верной для того времени. Советский идеализм заключался в критически вредных для общества отклонениях нормы. Мое бренное тело идеально бы подошло как пример атипичного отравителя чьей-то коммунистической мечты. Начало пылающего процесса было заложенно очень давно. В панельных дворах, отравленных тюбиками клея и промышленного газа, за жвачными партами и пьянками в подворотне.
Моё взросление происходило в обычном дворе. Я вполне могу себе позволить опустить такие детали, но в голове сами всплывали образы бетонных замков. Благо, трип от вколотого лекарства позволяет мне увидеть и услышать те цвета, которе были забыты слишком давно.
Летом, начала девяностых, нам с семьей пришлось переехать на пару месяцев за город. Где-то среди этого бесконечного потока посёлков городского типа, была моя малая родина. Деревянные усадьбы, замкнутый круг старых баек, которые смешивались с фольклором царя Гороха, выстраивали нашу современную Россию.
Причиной нашего переезда была вынужденная продажа загородного имущества, пока отец обивал пороги местной администрации и подавал в газеты объявления о продаже ветхого деревянного домика с маленькой баней, мать распивала в местных клубах спиртное горючее, которым можно было заводить трактора. Бабушка же мне проводила экскурсии по местным достопримечательностям, нашим ближайшим соседям. Возможно, именно тогда, в ммоем детском восторге и родилась любовь к своей Родине. Зародилась в больших коровах, свежем воздухе и прянности запаха сереньких овечек.
Первым из приятных событий было знакомство с местным парком, спрятанным где-то в глубине рощи. Честно говоря, я не помню каким образом мы добрались до того места, но оказавшись там спустя все это время, я бы с большой вероятностью сказал, что это первая из вещей, которая меня очаровала. Именно этот фрагмент стал для меня своеобразной святыней, на которую хотелось мне молиться. Это место через годы явно было сожжено пламенем Прометея.
Звук летних стрекоз, который так щекотал мои ушные раковины, сладостно вплетался в чувственный пейзаж. Вот скамеечка, на которой ещё оставался дух прошлой ночи. Молодёжь, после дискотеки в клубе, устраивала здесь ночной привал. Сейчас мне безумно не хватает таких посиделок. Сама роща, удивительно богатая на запахи и звуки, преследовала меня долгие годы. В детстве, единство с природой чудным образом кажется такой мягкой и приятной. Больше никогда вы не сможете так метко и чутко ощущать природу. Самое главное, в этой лесной иерархии было колесо обозрение, которое уже давно не запускалось. Часть цветного металла давно расхители мародёры и местные жители. Представьте себе, этого гиганта промышленности, в этом глуховатом и закрытом мирке. Выбитые окна, которые смело озаряют природе свои разноцветные кабинки, были затянуты глуховатым туманом. На козырьках крыш сидели наблюдатели-вороны, которые высматривали свои владения.
В этот момент, чувство радости разделилось с ощущением глубокой тоски. Почему? Тогда я мечтал, что человеком, который сможет увидеть эту красоту будут родители. Отец, считал, что стоило меня избегать, дабы не слышать неудобные детские вопросы. Мать моталась по чужим постелям и ей было абсолютно невдомёк, что у неё подрастал маленький сынишка. Она часто была рядом, но со мной никогда. За все годы, я так и не осмелился её проклянуть. Почему? У меня есть лишь один ответ. Отчасти, я ей восхищался. Можно сказать, меня к ней тяготило, как к запретному плоду. Вообще, спустя годы, трудно серьезно воспринимать свои детские обиды и свои вожделения к миру. Однако, если ты несёшь всё это как проклятие,- все травмы вскрываются как зловонные гнойники.
Почему-то сразу вспоминаю свои дворы, где меня впервые приняли стражи правопорядка, где в песочнице я прятал карты с голыми тетками, где в подворотнях с друзьями мы делили сигареты, алкоголь и женщин. Почему-то вспоминая дворы, на груди становится безумно тяжело. Словно Господь выбил на моём сердце адрес моей прописки.
Моё тело грубо встряхивается. Машина тем временем врезается в забор из плетенной арматуры, на которой криво висит табличка "Жёлтый дом".