Есть вещи, люди, явления, о которых можно рассказать обычными словами, и каждый, ну, или почти каждый, сразу поймет, о чем идет речь. Но если бы всегда все было так просто.... Нет, есть в нашей жизни то, о чем не расскажешь так обыденно и случайно. Вернее, расскажешь, но это будут действительно лишь слова, а суть их останется где-то далеко, за красочными образами, фасадами домов и прямыми проспектов.
И именно это словесное бессилие испытываю я, когда речь заходит о моей Москве. Кто-то скажет: "Зачем все усложнять! Достаточно описать основные достопримечательности и дело в шляпе!". Но я не отвечу им, просто промолчу. Для меня это совсем другой город.
Моя Москва - это город-образ, город-миф, сотканный из тончайших ниточек истории и культуры, живущих в каждом старинном здании, в каждом переулке, в каждом дуновении ветра, уносящего частичку московской души куда-то далеко от нас. Моя Москва - это музыка, звучащая повсюду, сочиненная самыми разными людьми, но принадлежащая теперь городу.
Иду по улице, поворачиваю голову и провожаю взглядом малыша с маленькой скрипкой, еле поспешающего за строгой мамой. На ходу слышу:
- Сегодня надо будет позаниматься подольше... Завтра концерт.
Концерт у этого малыша? На секунду задумываюсь, а потом понимаю: он же учится в музыкальной школе, которая и мне так хорошо известна. Оглядываюсь и с удивлением понимаю, что стою практически рядом с ней. А ведь путь мой лежал совсем в другую сторону... Внезапно открывается входная дверь и из нее выходит импозантный человек. Он снимает шляпу, кланяется мне и проходит мимо.
- Николай Александрович! - кричит ему, выскочившая вслед за ним девушка. - Господин Алексеев! Вы перчатки забыли!
Надо же - вот тебе и время. Надо бы рассмотреть получше этого человека, но, нет, он уже скрылся в полумраке вечера, а машины так и летают по Николоямской.
Моя Москва - это сотни персонажей, сошедших с театральных подмостков и гуляющих между ничего не замечающими горожанами по тенистым бульварам и людным улицам.
Прохожу мимо Большого театра и вижу, как у колонны непринужденно стоит Онегин, что-то напевающий себе под нос. Прислушиваюсь - так и есть Чайковский. И снова образы и музыка сливаются воедино, а на память приходит все из того же "Евгения Онегина":
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
По Тверской, так по Тверской - тем более, что рукой подать. Смотрю и понимаю, что ничего не изменилось - двести лет почти прошло, а все то же самое: шум гам, кутерьма, посреди которой никто не замечает саму Москву. Немного вверх по улице и снова время поворачивается вспять. Обращаюсь к случайному прохожему, который как - будто так похож на кого-то хорошо мне знакомого:
- Извините, не подскажите какой нынче год?
- Тридцать пятый, - отвечает удивленно и спешит по своим делам.
- Ах, ну да, ну да... - бормочу себе. - Но почему же тридцать пятый?...
Поднимаю голову, и все сразу встает на свои места: Театр имени К.С. Станиславского. Театра тогда еще не было, но вот свою экспериментальную лабораторию мэтр уже создал, и как раз в тридцать пятом.
Так вот почему лицо прохожего показалось мне знакомым!
"Сегодня - Гамлет, завтра - статист, но и в качестве статиста он должен быть артистом". И вновь улицы наполняются странными персонажами, которые перемешиваются с людьми реальными и растворяются в толпе.... А мне что? Пусть идут - это их город, а мы в нем всего лишь статисты.
Теперь в метро, чтобы оказаться на Кузнецком мосту - нет, не по делам, а просто так. Ну вот, опять ничего не могу понять - вроде, станция нужная, но почему все говорят по-французски? Ах, ну конечно! Теперь понятно, почему среди москвичей столько французов - ведь с восемнадцатого века вся московская культура формировалась именно здесь, в этом маленьком уголке Франции в Москве. Все вдруг заговорили на французском и переоделись в платья парижского покроя, пошитые здесь же, самыми настоящими шеволье.
Закрываю глаза и снова открываю.
Кругом картины и чудаковатые люди в беретках, одетых чуть набок. Конечно, я на выставке! На какой? На самой лучшей в Москве - на Крымском валу, на вернисаже, возле Центрального дома художника.
- Что-нибудь купить хотите? - улыбается старик-художник. - Есть прекрасные виды Москвы.
-Спасибо, но я просто посмотрю, - отвечаю.
Побродив среди полотен, ухожу, чтобы через какое-то время снова вернуться сюда.
По дороге домой останавливаюсь на мосту и долго смотрю вдаль, на мою Москву. И снова откуда-то летит музыкам Михаила Глинки, а губы сами шепчут строчки Глинки Федора: