Сегодня очень жаркий день. В жару грусть получается немного другой, чем в холод. Чаще отвлекаешься на изнывающее тело. Слезы кажутся редкими, на фоне смачного бесконечного потока соленого пота. Попадает в глаза, режет их. Уже и непонятно от чего плачешь: то ли грусть, то ли прихоть физиологии.
Сегодня очень грустный день. Я попрощалась с другом. Точнее пытаюсь попрощаться. Его больше нет, и мое "Прощай" он не слышал. Как и я не слышала его "Прощай". В другую минуту я бы сказала, что это всего лишь слова. Но прямо сейчас они необходимы. Ничего бы не изменилось, успей он мне позвонить, или написать это "прощай". Была бы лишь точка в его истории. В той её части, что написана для меня. Без этого "прощай" историю будто оборвали на полуслове. Будто последний лист, в самом краю страницы надорван. Будто догадываешься, что там должно быть это пресловутое "прощай", но не перестаешь думать: "А вдруг нет?". Вдруг там что-то совсем другое, меняющее всю суть сотен предшествующих страниц. Не важно в лучшую или худшую сторону -- последнее слово было бы самым честным. А главное, его было бы невозможно забыть. Оно было бы только мое.
Никогда не знаешь, какое слово последнее. Это невыносимо. Последнее смс было таким: "эммъ...го тогда в другой день=/". А другого дня уже не будет. Я не знаю, как с этим жить. Носить в себе, никогда не забыть, что должен был быть "Другой День", но он не наступил. Что напоследок, финальным жестом он не улыбнулся, не расстроился, не разозлился -- нет, он хотел мне сказать что все ровно. =/ что его губы не изогнуты, что они скосились вбок. Что эмоций меньше, чем нет. =/ Наклоненная в сторону прямая, словно рука школьника, тянущаяся к потолку. А я -- злая страшная учительница, руку заметившая, но не обращающая внимания. А ученик все тянет и тянет. Может он знает, что злая мегера его не спросит?! Может он и тянет руку только для вида?
Нет, мы были друзьями. Настоящими. Нельзя врать больше пяти лет. За пять лет любая выдумка превратится в правду. Ну или сам поверишь в нее. Мы дружили шесть лет. На год больше, чтобы дружба стала настоящей. И на сотню лет меньше, чтобы все было справедливо. Ведь это попросту нечестно. Смерть -- нечестная! Больше не буду думать и говорить это слово! От него становится страшно. .....то есть страшнее
....
..
.
Заходила мама. Сказала, что переживает за меня. Что нужно поесть, или хотя бы попить -- мол, в такую жару нужно много пить. Однако я знаю точно: если я встану с кровати, ничего не изменится. Ни есть, ни пить я не смогу. Я не должна. Даже обязана.
- Горе должно познать и тело?
- Почему ты ушел?? Почему я не ушла раньше?
- Чтобы вот так же по кровати расплескало меня?!
-Да! У тебя ведь были мечты. Были идеи. Планы. Черт возьми, у тебя была цель! У меня этого нет.
- Может, за этим я и ушел, чтобы у тебя появилась цель.
- Нет, это бред. А, если так, то ты полный идиот. Жертвовать всем ради..
- Ради настоящей дружбы?
Нет. Так бы он не сказал. Он никогда не называл нас "друзьями". Говорил, что я его "кроха". Пару раз называл меня "братаном" - может я ему была кем-то вроде сестры. Причем младшей сестрой, хоть я его и старше почти на год.
- Ради дорогого человека!
- Нет, ты не стал бы так делать. Как ты уме...ушел?
- Просто позвони моей матери и узнай. Это очень просто.
Что вообще просто? Почистить зубы -- просто. Но если зубы болят, то "просто" превращается в "невыносимо". Завязать шнурки -- просто. А теперь расскажите это больным с синдромом Паркинсона. Набрать номер телефона -- просто. Вот только внутри точно или какой-то синдром, или что-то болит. Точно что-то болит, и точно какой-то синдром.
- Ты не разбился!
- Ведь тогда мое тело было бы обезображено.
- Даже не хочу об этом думать! Тебя не избили, не уби... не избили! Не попал под машину!
- И ты точно знаешь, что я не болел.
- Уснул и не проснулся! Пусть будет так!
- Почему тебе так важно, чтобы мое тело не было изуродовано?! Если меня сбила машина -- это случайность, если же я уснул и не проснулся -- это судьба. Согласись, винить случайность лучше, чем уповать на судьбу.
- Ведь тогда все твои планы на будущее были бы напрасными. Ты прав. Я просто не хочу думать, что в последние свои минуты ты был в крови, или..
-...кишками наружу!
- Нетнетнет!
Стоп. Нужно взять перерыв. Побыть одной. Поговорить с самой собой, а не с ним. Глядя в глаза, пусть даже они вымышленные, никогда не поймешь, что эти глаза для тебя значат. Ценность познается в разлуке. А понять её крайне важно: кем он был для меня?
Он -- мне не брат. Просто друг. Очень близкий. Скорее всего лучший. Или больше?
- Что значил тот смайл?
- Какой еще смайл?
Может как-нибудь по другому?! Давай так:
Вечер. Он сидит в кресле, потягивает черный чай. Читает газету. На висках уже начала появляться седина. Руки остались такими же сильными, но теперь с шершавым напылением морщин. Он курит трубку.... Хотя нет -- он вот уже десять лет хочет начать курить трубку, но я ему не разрешаю. На нем свежая рубашка, светлого цвета, в едва заметную клетку. Темные брюки. Мы никуда не собираемся -- он ходит так по дому. Весьма аристократично! Иногда он достает карманные часы, вглядывается и говорит "Оу, уже столько-то столько-то! Самое время для чего-то там!". Я кружусь рядом с домашними заботами. В узком платье, подчеркивающим худощавую фигуру.
- О каком смайле идет речь, Кроха?
- Помнишь, в наши молодые годы, когда мы были еще просто..
- Я нас называл "братанами".
- Да, именно. Так вот тогда ты написал мне смс. А в конце был знак равно и наклоненная прямая. Что это означало?
- Ах, ты об этом. До этого, как ты выразилась, "смайла" я говорил, что ничего страшного в том, что мы не сможем увидится. А затем был знак равенства и наклоненная прямая. Еще не поняла, что я имею ввиду?
- Договори, но мне уже стыдно за эти мысли.
- Свои явно лукавые слова о переносе встречи я приравнял к наклоненной прямой. Которая, как Пизанская башня, вот-вот упадет. Ведь уже тогда мне было невыносимо без тебя!
- О, Господи... какой бред. Посмотри на часы -- самое время для чего-то там.
- Оу, ты права! Самое время для чего-то там!
.
- Ты -- такая дурочка.
- Я знаю. Прости, что так измываюсь над тобой.
- Ты измываешься над собой!
- И над памятью о тебе. Так ведь нельзя.
- Можно. А, может, даже и нужно. Подумай сама: прямо сейчас я вовсе..
- неговоринеговоринеговори это слово.
- Сейчас я вовсе и не умер! Умираешь ты! Убиваешь себя. А я... до тех пор, пока ты будешь обо мне думать, пусть даже в таком идиотском ключе, я -- бессмертен.
- Я -- такая дурочка.
Будто и не могу больше плакать. Нечем. Слезы кончились, но только в слезных железах. На душе еще очень много слез. Невыносимо жарко. Внутренность головы уже перестала плавиться и, как талый шоколад, растекаться. Теперь содержимое принялось высыхать. Я -- мокрое пятно на кровати, за которое где-то за стенкой ругают какого-то ребенка. Я медленно исчезаю, испаряюсь. А обида ребенка останется навсегда. Все, что от меня останется через миг -- редкие частицы в воздухе, и память наполненная злобой.
.....
.
.
Меня ударила мать. Дала пощечину. Только что... Ей, видимо, необходимо было что-то мне сказать. Видимо, поняла, что я её не слушаю. Врезала и сделала вид, что сама испугалась. Затем угрожала вызвать скорую. А лицо сделала такое, будто это я ей чем-то угрожаю -- будто сама боится. Не смогу ей этого простить. Никогда. Она знает, как мне сейчас плохо. Или не знает? Или она думает, что я просто придуриваюсь? Что все мои слезы из-за натекшего со лба пота, а отказываюсь подняться из-за обычной лени... Если так, то не смогу ей этого простить вдвойне. Было время, когда мы были с ней близки -- она могла запомнить, что я не умею страдать понарошку. Когда уме.... ушел дедушка, она ведь все видела. Я лежала у нее на коленях. Рыдала. Она ведь даже тогда угрожала увезти в больницу. И тоже, кстати, изображала жертву. Видимо не были мы с ней близкими. Никогда.
- Я тут кое-что поняла.
- Тебя не любит мама?!
- Ага. И еще кое-что: ты для меня, как дедушка. Ну, в смысле, отношусь к тебе так же тепло, как и к своему дедушке в детстве.
- хех. Это очень и очень....
Даже не знаю, как это. Что он мог бы сказать? Мило, или неприятно, или грубо, или странно. Пусть будет "странно".
- Это очень странно. А ты мне была, как сестра. Младшая, хоть ты и старше меня почти на год.
- Ага, я знаю. Тут так жарко.
- Давай уйдем туда, где холодно.
Мы на льдине, в Ледовитом океане. Льдине, которая шириной с футбольное поле. В самом её центре. На качелях. Раскачиваемся взад-вперед, вверх-вниз. Так быстро, что не видим друг друга. Только размытые полосы. И так высоко, что в верхней точке и не видно льдину, только темно-синий океан. Замираем на долю секунды под самым небом, и с огромной скоростью летим вниз. Иногда я слышу его смех. Смеюсь сама. С силой давлю хохот, чтобы слышал он.
И вот наконец качели останавливаются. Смотрю на него. На его голый торс. На его белоснежные крылья. Блеск в глазах и безмятежность улыбки.
- Что с вами не так?
- С нами? Ты вдруг перестал быть "одним из нас". Хах
- Посмотри на меня и скажи, что я такой же как и все вы.
- Да.. ты прав.
- Вы такие...
- Мы -- такая порода. Если бы люди, наравне со всеми другими существами, были бы лишь одной из пород, или вариантов, или видов того, что называют "Жизнь", то..
- А разве это не так?
- Дослушай! Это совсем не так!. Если бы человек был частью жизни, то обозвать эту часть можно было бы всего одним словом: мы -- хрупкие. Как стекло. Но не такое, из которого делают посуду. Мы -- лобовое стекло автомобиля. По нам бьют, но мы не разлетаемся во все стороны. Мы покрываемся трещинами. Полностью. Сквозь нас уже не посмотришь, мы бесполезны, мы омерзительны. И нужно слишком много времени, чтобы осколки склеились воедино вновь. Месяцы, годы. Возможно, они не склеятся никогда. Поэтому многие и выбирают, вместо собственного ремонта, добить остатки и попросту испариться.
- Мне не нравится к чему ты ведешь.
- Я сказала "если бы". Человек -- не часть жизни. Жизнь -- часть человека. А значит и сама жизнь такая же хрупкая. Значит, все вокруг столь же просто сломать. Значит, и тебя разбить было проще, чем донести в сохранности.
- Это не твоих рук дело.
- В том числе и моих! Всех нас. Всех, с кем ты был знаком. Или кого видел. И даже тех, кого ты не знал. Мы все, на всей нашей планете, держим друг друга за руки -- осторожно шаг за шагом пытаемся дойти до завтрашнего дня. Иногда кого-то роняем. Уронили тебя. Виноваты все мы. Но сейчас вокруг никого. Винить я могу только себя.
- Я совсем не хочу, чтобы ты себя винила. И у меня тоже есть пара мыслей про "жизнь", про "человека". Вы -- хрупкие, это правда. Вас легко сломать.
- Как сломали тебя..
- Нет! Сейчас сломана ты. И понять нужно только одно -- а можно ли тебя починить. И сама ты себе этого сказать не можешь.
- Скажи ты.
- Нет, я не могу. Но я скажу тебе другое. То, что ты хочешь услышать.
- Что, черт возьми, означили те твои слова в том чертовом смс?!
- Я знал, что скоро все закончится. Чувствовал нутром. Знал, что никакого другого раза не будет, что мы больше не увидимся. Но, скажи я тебе, ты совершила бы какую-нибудь глупость. Ты всегда их совершаешь.
- Но разве не правильнее было..?
- Нет, тебе нужно было прочитать именно то, что я тебе написал. А покер-фейс в конце -- лишняя причина не беспокоиться для тебя. Так было нужно.
- ...было нужно. Было нужно. Но в итоге я все равно сломалась.
- Ты починишься. Или тебя починят. И ты станешь лучше, чем была раньше. Все не просто так.
- Не просто так. Надеюсь, что так все и есть. Знаешь, я с детства мечтала лизнуть качели.
- Чего?
- Зимой лизнуть качели! Не говори, что сам о таком не думал. Мама запрещала, говорила, что язык прилипнет. Но вдруг и у нее все не просто так.
- Конечно, не просто так!
- Она меня ударила. Я думаю, она желает мне только зла. Из-за того, что я не такая, как ей бы хотелось. И если так, то все её запреты привели бы меня к чему-то хорошему. Верно?! Это очень легко: вынуть язык, потянуться им и....
Стало так холодно. Руки и ноги затряслись в лихорадке. Мне еще никогда не было так холодно. Ледовитый мороз продул мое тело насквозь. На своей кровати, в мокрой от пота одежде, под горячими струями сквозняка из окна, я ощутила это сполна. Окружающий меня зной исчез насовсем. Я зарыта в снег. Застывший во льдах мамонт. Мне нужен воздух, но кругом духота. Я в духовке, которая вроде работает, вроде жарит со всей своей мощи. Вот только полуфабрикат начал все больше обрастать морозной коркой.
....
...
.
Потемнело. Опять. Еще один день прошел. Меня все еще морозит. Хотела накрыться одеялом, вот только больно двигаться. Через силу свернулась калачиком. Так теплее и легче. Как еще не родившийся младенец в животике у еще не матери. Нечто большее меня окружает, вынашивает. Отдает все свои соки, питает собой. Что, если я умру здесь? В утробе личного космоса. Я -- зародыш собственной вселенной. Без меня не будет и её. В данный момент, она старается больше меня.
- А должно быть наоборот!
Он лежит рядом. В крови. С пустыми глазами. Вместо губ у него синие полосы. Кожа покрыта темными пятнами. Он не шевелится. Звук его голоса исходит из меня самой. Будто читаю его мысли. Мысли, которые он бы подумал, будь он ж....если бы не ушел.
- Привет.
- Кроха, что ты делаешь?
- Разговариваю с тобой.
- Нет. Ты говоришь с собой. Думаешь: "А что бы ответил он?!". Вот только ты не знаешь, что я тебе сказал бы. Не знаешь. Ты не знаешь, были ли у меня к тебе какие-то чувства. Или еще что... Хватит думать об этом! Ответ ты все равно не найдешь!
- Если только все не просто так...
- Так приятно думать -- думать, что есть какой-то смысл. Только так не бывает. Не бывает "не просто так". Все всегда "просто так". Это неприятно, это обидно, но жизнь -- это набор случайностей расположенных без какой-либо системы, хаотично. Выдумывать смыслы -- пустое занятие. Ты хочешь правды? Конечно, я не знал, что мы больше не увидимся. Ко-неч-но.
- Зачем ты так говоришь?! Мне и так плохо.
- Оу, я вижу, что тебе плохо. Мое тело гниет, я больше не способен думать или говорить, но плохо тебе. Ты -- живешь. Будь добра, пользуйся этим.
Он почти настоящий. Если бы я могла шевельнуться, то наверное даже смогла его потрогать. Хотя даже немного страшно -- а вдруг его тело взаправду реально. Вдруг тысячи моих мыслей каким-то образом материализовали его. Вдруг мой собственный космос, моя личная вселенная способны на такое. И только невозмутимое, с блестящими мокрыми щеками, лицо матери, лица двух мужиков со шприцами -- все они ясно давали понять: на этой кровати мерт... ушедшие есть только для моих глаз.
- Хорошо, я буду...
- Жить.
- именно. Но мне придется кое-что сделать. Ты бы этого не понял и не одобрил. Почти все сказали бы, что это неправильно. Но это будет выход. Ты разрешишь это сделать?
- Разрешить должна себе сама ты, а не я.
- Тогда заранее прости.
Онемело тело. Мои мысли гнездятся где-то в области груди, или чуть выше. Все прочее -- не ощущается. Словно постигла Дзен, словно Нирвана уже обрисовала порог. Отчего же тогда мне так плохо? Вечное блаженство -- выдумка. Очень яркие вспышки света, кое-как складывающиеся мысли. Кажется, что дышу пару раз в час. Чувствую, как воздух проносится по моему горлу, мимо меня. Он мне сейчас, наверное, и не нужен вовсе. Только отвлекает. Благо, что не часто. Я -- искра внутри своего тела. Я -- импульс на кончике нейронов. Я -- затухающая звезда моего личного космоса.
......
.....
....
.
В меня снова что-то вкалывают. С таким пора уже просто смириться. Тело обретает жизнь. Снова становится моим. Я пытаюсь заставлять себя как можно дольше не моргать: как только глаза закрываются, мысли ускользают прочь, а, когда открываются, проходит несколько часов. Может даже несколько дней. Часто вижу лицо мамы. Она все так же плачет. Я зря на нее наговаривала. Просто у одной из нас двоих больное представление о любви и заботе. И совсем не факт, что правильная я. Здесь прохладно. Работает кондиционер. Меня совсем не морозит. В какой-то степени, мне хорошо. Жадно пытаюсь снова начать двигать пальцами -- тогда смогу выдернуть эти иглы из рук. Тогда больше не дам себя колоть. Потому что смириться хоть и пора, но совсем не хочется. Если уж и жить, то жить по-своему.
.
Мы вдалеке от города. На большом холме, рядом с раскидистым деревом. Я помню его с самого детства -- тогда оно было маленьким саженцем. Рядом пара десятков человек. Они смотрят со злобой на меня и на него. Здесь и мой дедушка, он почти вплотную к нам. Тут всегда дождливо, но ни разу, за те разы когда я приходила сюда, дождя не было. Только предвкушение скорого грома, скорой бури. Я смотрю на него. Он одет не по погоде: в шортах и футболке. Так, как выглядел в последнюю нашу встречу. Он озирается, пытается что-то понять.
- Где мы?
- Это моя "Прощальня".
- ???
- Здесь я расстаюсь с людьми. Кто-то у.... нет, сейчас я должна сказать это слово! Некоторые умерли, некоторые переехали в другой город, перестали со мной общаться, видеться. Здесь я говорю им "Прощай".
- Значит, созрела сказать и мне?
- Еще нет. Сперва ты должен кое-что сказать. И только после этого я созрею. Это мой дедушка, знакомься. Он даст тебе текст.
Он бегает глазами по небольшому листку. Лицо его искажено возмущением. Дедушку я отправляю к остальным. Слышать должна лишь я одна.
- Я не буду это говорить! Это бред!
- Нет, это выход. Это тяжело, но после этих слов я смогу идти дальше. Просто начни и постарайся быть убедительным.
- Кроха, я....эммъ..хорошо. В общем,... я тебя ненавижу. Возненавидел при первой встрече. Общался с тобой только затем, чтобы за глаза поливать тебя грязью. Плевал в твой чай, когда ты приходила в гости. Если бы у меня была возможность, то плюнул бы и в лицо...тут сказано плюнуть тебе в лицо..
- плюй.
Смачный плевок растекается по переносице, плывет по моим губам и затекает внутрь. Я чувствую вкус презрения целого мира.
- Ненавижу тебя! Помнишь ты думала, что лучше бы умерла сама?! Так вот я тоже так думаю. Это единственное о чем я думаю! Ты -- отвратительна. Прощай навсегда!... тут все.
- Да. Вот еще это я написала специально для тебя. Тоже вслух.
- Та смс. Тот смайл. Это лишнее доказательство моей ненависти. Я попрощался со всеми и только ты,...кхм....мразь, хороших слов от меня не получила. Потому что ты их не заслужила. Ты -- грязь, которая слишком противна, чтобы пытаться отмыть. Прощай.... "прощай" два раза получилось.
- Не говори больше ничего! Мне нужно было услышать именно это.
Я -- мятый целлофановый пакет, парящий на ветру. Меня бросает от стороны в сторону, затем назад. У меня нет веса. Я -- пыль, зависшая в воздухе, ждущая куда унесет на этот раз.
Мы -- такая порода. Мы -- хрупкие существа. Мы держимся за руки, боимся отпустить. Хрупки наши тела, хрупки наши чувства. Разбившись вдребезги, как отпустить руку?! Мы -- глупая порода -- нам важно своим внутренним огоньком ощущать собственную правоту. Отпустить руку -- это и подвиг и порок одновременно. Это неправильно по своей сути, но это необходимо. И ненависть -- это выход. Выход неправильный. Подлый. Но поднимающий на ноги. От ненависти начинались войны, разгорались трагедии, но и продолжалась жизнь.
У тебя не было последнего слова в истории для меня. У меня есть. Моя история для тебя еще не закончилась. Она не закончится до тех пор, пока существую я. И это тоже повод продолжать быть. Но для тебя больше слов не будет: я буду хранить тебя глубоко в себе, но никогда к тебе не возвращаться. К сожалению, я не могу иначе. Ты стал частью моей истории, но теперь ты - лишь угадываешься в контурах слов, а не в самих словах. Тебя больше нет. Ты -- умер. Этого не изменить. Между нами было много всего. Сделанного. Сказанного. И к сказанному осталось добавить всего одно слово: Прощай.=/