"Дочь ласковей не становилась,в "матери" не пускала...".
Новелла.
Я слушал эту женщину, и разные, самые противоречивые чувства попеременно, а то и скопом, одолевали меня. Жалость, злость, восхищение, негодование....
Сельская, затем столичная (территорию деревни захватили многоэтажки Москвы), замуж вышла рано, как и принято в российских селениях. Родила сына, через четыре года дочь. И если с сыном особых проблем не было: с младенческих времён был спокойным, никаких хлопот не доставляющим, то дочь....
Ещё до своего рождения требовала от матери, чтобы та принимала пищу непременно каждые два часа. Иначе - обморок, причем обязательный. Появившись на свет ("В мае, - моя собеседница вздохнула. - Это был первый "звонок". Ох, и намаялась я с нею..."), своего кормления требовала с той же пунктуальностью.
Уже в детском саду выявились основные, наиболее характерные черты натуры: неуёмная живость, самостоятельность, стремление к лидерству, доброта и доверчивость. Не красавица, имела дар какой-то внутренней обворожительности. В четыре года, гуляя под присмотром брата по двору, вдруг исчезла из поля зрения. Прокатившаяся совсем недавно волна изнасилований малолетних (одно из них - по соседству) наводила на мать леденящий ужас. И только спустя шесть(!) часов явилась домой, спокойно заявив: была на дне рождения у десятилетней Кати, познакомились во дворе.
Пять классов школы училась отлично. Но к этому времени мама - дворник в ЖЭКе, чтобы быть поближе к дочери - нашла себе другую работу: более престижную и более прибыльную. Правда, режим не очень подходящий: сутки на работе, двое дома. Чем и не замедлила воспользоваться дочь.
Постепенно исчезли отличные отметки, домой могла прийти и в девять, и в десять вечера, запахло табаком. Муж (рабочий, не пьёт, не курит), обожавший дочь с рождения, от участия в контроле за воспитанием отказался категорически, заявив твёрдо и безапелляционно: "Меня не трогайте. Я зарабатываю деньги в семью, устаю. Мне нужен покой".
Последним фактом, окончательно раскрывшим матери глаза на жестокую правду из жизни её дочери, был день, когда на очередной звонок из школы ей на работу - "Вашей дочери нет на уроках" - она к одиннадцати утра приехала домой с неожиданной проверкой. Дочь была в постели, со старшеклассником.
Был шумный скандал, а спустя два месяца дочь в первый раз исчезла из дома на три дня. Появившись, отказалась от любых объяснений вообще. А вскоре в дверь квартиры позвонила компания молодых людей, заявившая, что дочь должна им пятьсот рублей.
- ...Я отдала им деньги. Но поняла - это конец, дальше будет только хуже. Дочь с трудом закончила восемь классов. Подала документы в училище, но вскоре их пришлось забрать, на занятия она практически не ходила. Я и сейчас без содрогания не могу вспоминать тот период своей жизни.
Со своей бедой я осталась один на один - сын был уже в армии, а муж фактически лишь ночевал дома. Господи, как же стало страшно! Ведь дочь теперь в открытую периодически уходила из дома и на месяц, и на два, и на три. В основном торговала с лотков вместе с кавказцами. Иногда на три-четыре дня появлялась, да не одна, а с какими-то сомнительными личностями. По моим наблюдениям, и наркотики употребляла, курила "травку". Я ей перечить опасалась, боялась совсем от дома отвадить, а она ни на какие контакты со мной не шла. Поверите ли - мне жить не хотелось! Пару раз даже начинала писать прощальные записки. Но потом очнусь и говорю себе: "Терпи, ты уйдёшь из жизни - и она не выживет, ты её родила - ты за неё и в ответе, сразу не уследила - ищи теперь подходы".
Но это легко сказать себе - ищи, а как, где искать эти подходы?
За время этой моей беды я научилась по-иному думать. Анализировать, размышлять, чтобы правильно понимать дочь, мотивы её поведения. Я вспомнила, как заведующая детским садом, с которой и сейчас у меня очень дружеские отношения, как личность ставила её гораздо выше многих детей в группе. Постоянно советовала уделять ребёнку особо пристальное внимание. Не дошла тогда до меня истинная ценность этих советов... Ведь вплоть до шестого класса она никаких особых поводов для беспокойства не давала. Всё на лету схватывала! На домашние задания, как я вспоминаю, времени тратила самый минимум. И, наверное, привыкла, особых трудов не прилагая, учиться легко и приятно. А в шестом пошли более серьёзные предметы, требовавшие и более серьёзного отношения к ним, и прежний принцип, вероятно, начал давать сбой. Да тут ещё я работу поменяла. Её возможности в постижении жизни резко увеличились. Она и начала постигать, "благо" к этому времени школа, сам процесс учёбы совсем перестали её интересовать. А интерес к жизни остался, причем огромный.
Сколько ночей я глаз не сомкнула, осознавая всё это, не сосчитать. И поняла: если теперь, хотя и с большим опозданием, не сумею её заставить полюбить меня, а не всю ту грязь, среди которой она оказалась, - смерть её, на данном этапе моральная, рано или поздно убьёт и меня. А моя погибель не идёт ни в какое сравнение с её. А значит - сдаваться я не имею права, надо бороться за её жизнь, пока сама жива.
Прежде всего, уволилась с той интересной работы, оторвавшей меня от ребёнка. На первый взгляд, зачем эта жертва? Ведь теперь такой острой необходимости в моём постоянном присутствии дома вроде бы не стало: дочь в семье появлялась редко, ненадолго, а то и с кем-либо. Но, наверное, несчастье сделало меня мудрее, в первой же беседе с дочерью я сказала ей, что поступила так не из-за неё, а для неё. Чтобы она всегда, когда придёт домой, пусть и неожиданно, видела, что её здесь ждут в любое время, любят и готовы всегда заботиться о ней.
Вы думаете, она как-то отреагировала? Ничуть! Ни словом, ни жестом! Но меня уже было не обмануть, я почувствовала - запал ей этот разговор в душу. И в следующее своё появление она встретила всё такой же ровный, очень благожелательный приём, вкусную еду, чистую одежду, постель. И в следующее...
В разговорах с ней у меня из оборота совершенно исчезла привычка повышать голос, допускать раздражительные интонации. Я научила себя не стесняться проявлений любви к ней в словах и жестах. Что оказалось, кстати, совсем не простым делом. Но я не подстраивалась под неё и не заискивала - как бы осознав свой прежний грех и вымаливая теперь прощение. Просто я очень, очень хотела стать ей, пусть и с запозданием, но настоящей матерью.
К сожалению, все мои усилия видимого результата не приносили. Дочь ласковей не становилась, "в матери" к себе не допускала. А сколько слёз я из-за этого пролила в одиночестве, и днём, и ночью - одна я знаю.
Наконец, спустя несколько месяцев, заметила я какие-то перемены. Дочь стала чаще звонить по телефону, предупреждая, что придёт, спрашивать об отце, о службе брата. А то и - не надо ли чего подвезти из продуктов. Раньше таких вопросов она никогда не задавала, и я уж было обрадовалась. И напрасно. Она, правда, перестала приводить в дом этих своих мерзких знакомых, но такой же холодной и отстранённой, как и прежде, продолжала оставаться. И я подумала, что вряд ли она, пусть неосознанно, таким образом мстит мне (и подобные мысли приходили в голову) за эту свою теперешнюю жизнь - без матери, по чужим углам. Я видела, она начала понимать, что живёт не так, но гордость и упрямство не позволяют окончательно признаться в этом даже самой себе.
И Вы знаете, помог случай, пусть и не самый лучший, но надо пользоваться любым, согласитесь. Позвонила её подруга и по секрету сказала, что дочь в больнице на аборте, что у неё там сложности, так как срок большой. Это в пятнадцать-то лет!
Я двое суток не отходила от неё. А когда кризис миновал, вот тогда-то дочка моя и оттаяла. Как будто какая-то перегородка в ней рухнула, и наконец-то плакала я не одна, а мы обе, обнимая и утешая друг друга. И оказалось, что все мои усилия и выдержка за эти годы не пропали даром. Всё она видела и всё понимала, но вот норов... "Мама, - сквозь слёзы говорила она мне, - я не хочу так делать, а у меня получается...".
- Ну что вспоминать, - то ли всхлипнув, то ли вздохнув, перевела дух сидящая напротив меня рассказчица. - После больницы жизнь наша пошла совсем по-другому. Дочь с моей помощью устроилась на серьёзную работу, через год встретила там очень хорошего парня, только что вернувшегося из армии. А ещё через какое-то время они пришли ко мне вдвоём и сказали, что хотели бы жить вместе, отдельно, в его однокомнатной квартире, если я не возражаю.
Да разве могла я забыть о том, что девочка моя по возрасту фактически ещё ребёнок? Что то, о чём они мне сообщили, по сути аморально, хоть так погляди, хоть эдак? Но также не могла забыть я и тот ад, через который уже успела пройти дочь, ту "школу жизни", из которой или не выходят совсем, или выходят отнюдь не детьми. И потом - самое главное! - я поняла, что это не просто уведомление об их решении, приход этот действительно просьба дозволить им жить вместе, не осуждая и любя обоих. Конечно же, я дала согласие. В этом году они расписались, и в начале следующего я наконец-то, кажется, стану бабушкой.
Оба говорят, что своим счастьем обязаны мне, а я всегда буду помнить, что сама, пусть и не намеренно, чуть не погубила дочь. Никогда, наверное многие родители это понимают, нельзя допускать небрежность в отношениях со своими детьми. Но, если уж сплоховал, если уж беда приключилась - не опускать рук. Набраться терпения, хорошо осознавая, что времени может пройти очень много. У меня это заняло три года каждодневных страданий. И только любовь и фанатичная даже где-то вера в благополучный исход помогли вернуться к жизни. Нам обеим...