Большинство, перед отбоем, зачеркивает в своих карманных календариках, лежащих в военных билетах, прожитые дни.
Можно считать, сколько осталось тебе съесть варёных куриных яиц, из двухсот восьми штук, выделенных солдату Родиной на два года его службы.
Если переводить дни в килограммы, то за полтора года, употребит боец ровно пуд соли, станет опытным воином и может, в оставшиеся шесть месяцев, готовить парадную форму, клеить фотографии в альбом, ждать скорого дембеля и доедать последние последние пачки соли.
Володька не мелочился. У него была своя шкала времени, существующая только в его части.
Что издевательское кричат старослужащие молодому пополнению?
Чаще всего: "Вешайтесь, салаги" или "Духи, мы вашим девкам вдуем". Володьке же запомнилось другое, более осмысленное целеуказание, сказанное бывалым воином строительного фронта: "Не ссыте, пацаны. Вон видите сооружение. Это наша работа. Как построите такое же, так и домой поедете".
И вот, за три месяца, до своего дембеля, Володька стоит на крыше очередного объекта, готового к приёмке Государственной Комиссией. Внизу, вокруг здания и до самого горизонта, словно заросли не высокого густого кустарника, зеленеет и колышется сосновый лес. В сером небе, едва не касаясь его головы, плывут тяжелые тучевые облака. Кажется, что если подпрыгнуть, то можно ухватиться за край облака, вскарабкаться на него, усесться на серединке и ехать в сторону дома. А можно и не ехать, потому что и так ему, военному строителю Владимиру Доброденко и его сослуживцам - "дедам" советской армии, скоро домой.
Была у Володьки одна проблема, но уже решил рядовой Доброденко вопрос о том, как ему достать водяры, чтобы посидеть с друзьями и отметить - "сбрызнуть" его двадцатый день рождения. Юбилей. Был бы он на гражданке, хлопнул бы пробкой от шампанского, а потом достал бы из холодильника пару бутылок Столичной и слушал поздравления от родных, от друзей и от смешливых подружек.
Завтра с утра, озадачив салабонов работой, он с Геником и с Санькой, пойдут прогуляться лесом, до черничника, который, под тяжестью крупных чёрно-сизых ягод, чуть ли не ложится на подстилку лесного мха. Тот знатный черничник, показал когда-то Ваня Земан - агроном по образованию. Тогда Ванька не только привёл Володьку в ягодное место, но и объяснил, что с точки зрения ботаники, черника не ягода, а яблоко. Научил отличать исландский мох, которым простуду лечат и мох-сфагнум, которым можно раны перевязывать, от бесполезного мха - кукушкина льна. Много чего рассказал тогда Иван про тайны русского леса.
Наберут завтра ребята в лесу ведро черники, искупаются в лесном озере, а к концу рабочего дня, придут на объект, подождут гражданского спеца - крановщика высотного крана, отдадут ему чернику. Возьмут, в качестве оплаты, бутылку спирта и отправятся запасаться хлебом и тушёнкой, да жарить картошку, для ночной посиделки, по поводу Володькиной "днюхи".
Всё прошло классно. Посидели, выпили, поговорили и, поймав не хилый расслабон, улеглись спать. Володька, как мало-пивший до армии и всего пару раз остограмливавшийся за время службы, постоянно вскакивал с кровати и, пересиливая тошноту, выбегал на улицу, проблеваться за углом казармы. Бегал, пока не столкнулся с офицером, дежурившим по части.
Злой для виду и довольный тем, что накрыл залётчиков, капитан Егоров, схватил Володьку за шкирку и пенделями погнал к тумбочке дневального.
- Дежурный на вых..., - начал выкрикивать уставную команду дневальный.
- Отставить.
Не дослушав рапорт подбежавшего дежурного сержантика, Егоров приказал: "Строй роту! Форма номер два."
- Подъём! Рота, строиться на взлётке.
Через полминуты, на казарменной взлётке, выровняв носки сапог вдоль белой линии, стояли полусонные, оголенные выше пояса, бойцы. Капитан надеялся вычислить пьяных охламонов по тому, как они будут медлительно путаться с портянками, сапогами и брюками. Таких не заметил. Тогда он прошелся вдоль строя, вглядываясь в раздосадованные, но трезвые лица пацанов.
- Дежурный, все в строю?
Вместо ответа, сержант Кадников растерянно показал рукой за спину капитана, в сторону второго кубрика.
Там, на нижнем ярусе кроватей, с разинутым ртом, на подушке, обрыганной рвотной массой, лежал Геник, а с верхнего яруса свешивалась Санькина рука.
- Разбудить мерзавцев!
Кадников подскочил к кроватям, дернул Саньку за руку и тело, запутанное в одеяле, с грохотом упало на пол...
Прошли годы. В ночь с первого на второе марта две тысячи восемнадцатого года, шестидесятилетний незрячий инвалид Владимир Иванович Доброденко, нашарил на тумбочке пульт и включил телевизор. Состарившийся Володька никогда не видел и не знал, как выглядит Путин. По голосу догадался, что выступает его тёзка. Представил экран и говорящую голову, похожую на капитана Егорова. Президент сообщал, что успешно проведено испытание боевого лазерного комплекса. Комплекс назвали "Пересвет".
Красивое название, - подумал Владимир Иванович. Но могли бы назвать "Димирием". В честь бывшего министра обороны - Дмитрия Фёдоровича Устинова, лично курировавшего строительство первых объектов для разработки лазерного оружия.
Да, не зря мы тогда, в лесах, в морозы и дожди, усталые и полуголодные, отгороженные от мира тремя контрольно-пропускными пунктами, месили бетон, таскали кирпичи и долбили мороженый грунт. Вот и пригодились Отчизне наши труды. Не зазря, горбатились на стройке Родины. Жалко, Сашку и Генку, умерших из-за меня.
Простите пацаны. Хоть и виноват я перед вами, но видит Бог, нет в том моей вины. Я о вас все эти годы думаю и не понимаю, как тогда смог взрослый советский человек, работавший рядом с нами, решиться на убийство. Ведь не враги мы ему были. У него самого, наверное, такие же сынишки подрастали. И заработок, на кране, был не малый. По четыре сотни в месяц, не считая премий. А он меня и вас оценил в бутылку спирта. Халявное ведро ягод поимел. Семь рублей сэкономил. Мне повезло. Я только ослеп, а вас в цинки запаяли и в землю зарыли.
Как ему потом то варенье в глотку лезло? Неужели кушал с чаем и радовался, что обманул глупых щенков, рассчитавшись с ними бутылкой яда - технического метилового спирта.