Это был один из тех редких ноябрьских деньков, когда природа приятно удивляет своим милосердием. После двухнедельного плена города в тисках серого небосвода и непрекращающихся дождей, наконец выглянуло солнце и окрасило небо в синий цвет до самого горизонта.
Многие люди вышли с утра на работу и по делам с неподдельной улыбкой, которую, впрочем, сразу же прятали. Наверное, до лучших времён. Другие высыпали из бетонных коробок просто потому, что не хотели терять и секунды этого замечательного дня дома. Однако, было холодно, но на то он и ноябрь. И деревья в лучах солнца не особенно радовали голыми, костлявыми ветками. Но никто не обращал на такие мелочи внимания.
В парке, практически пустовавшим последний месяц в этот день было многолюдно. На аллее почти не было пустых лавок. Всюду гуляли мамы с колясками, молодые и не очень пары, просто одинокие прохожие наедине со своими мыслями.
Рядом с аллеей располагалась детская площадка, на которой со смехом, визгом, плачем играли маленькие дети под бдительным присмотром родителей, сгруппировавшихся в сторонке и оживлённо беседующих о чём-то своём. Именно эта картина привлекала сидящих на лавках людей, которые, прогуливаясь по аллее, непроизвольно присаживались и с удовольствием наблюдали за детскими забавами.
Каждую лавку занимала компания из двух, трёх и более людей. И только на одной лавке, чуть в стороне, но с отличным видом на детскую площадку одиноко сидел довольно странный человек. Прохожие обходили эту лавку стороной и бросали беспокойные и даже чуть испуганные, хоть и не обоснованные, взгляды на этого странного мужчину. Другие одинокие прохожие без колебаний присаживались на уже занятые лавки, и только эта полностью принадлежала одному седоку, хоть он и присел с самого края. Это был мужчина средних лет, одетый в потрёпанную, расстегнутую куртку, спортивные штаны и свитер с длинным воротом. И вообще он имел довольно потрёпанный вид.
От остальных обитателей аллеи его отличала совершенная неподвижность. На пронзительный, короткий и весёлый визг упавшей в груду листьев девушки, сидящей рядом на спинке соседней лавки и заигрывающей со своим спутником, молчаливый незнакомец не обратил ни малейшего внимания, хотя на эту парочку с явным недовольством посмотрели многие. Эти осуждающие взгляды давали понять, что сейчас на этой аллее нет места подобного рода бесчинствам. Впрочем, разрумянившаяся девушка сама всё поняла, села на коленки надувшегося приятеля и что-то начала ему шептать на ухо, от чего его лицо стало тут же светиться улыбкой.
В это время на другой стороне аллеи появился ещё один человек, заслуживающий внимания, которого у него было предостаточно. На него в буквальном смысле глазели, пожирали взглядами. Это был человек из породы успешных, одного взгляда на которого хватало окружающим, чтобы понять, что он уверен в себе, удачлив и счастлив. Как же всё-таки часто мнение окружающих бывает ошибочно.
Он был одет с иголочки: в расстегнутое, длинное, чёрное пальто, в чёрные брюки и чёрный же свитер, поверх зелёной рубашки, чей ворот был расстёгнут, и которая небрежно выглядывала из-под свитера снизу.
Как и многие другие, он прогуливался в одиночестве. Единственное, что отличало его от остальных то, что он смотрел только перед собой. Он не вертел головой. Будто мысли в его голове сконцентрировались в одной точке, и если бы он отвёл взгляд, они бы рассыпались, разбежались, потеряли бы смысл и никогда бы больше не вернулись. Так думал человек в чёрном.
Медленным, прогулочным шагом он дошёл до лавки, на которой сидел "потрёпанный" мужчина и остановился. Мама с коляской чуть было не наехала на внезапно остановившегося человека в чёрном, гневно на него взглянула и уже хотела что-то сказать, но передумала. Она просто на секунду взглянула в его невидящие глаза и будто чего-то испугалась. Но, аргументировав своё молчание заботой об ангельском сне своего чада, обошла "вставшего, как столб" мужчину, как она подумала, и продолжила свой променад.
Между тем, человек в чёрном осмелился повернуть голову и посмотрел на детскую площадку, излучавшую радость и веселье, которых в нём не было, и в которых он так нуждался. Он подумал, что не хочет отсюда уходить. Не стал думать "Почему?", как, собственно, и другие люди на этой аллее. Оценил куда можно присесть, и направился к лавке, занятой уже знакомым нам странным мужчиной.
"Потрёпанный" не повернул в сторону подходящего пешехода головы, даже не отвёл взгляда от единственной, только ему известной точки на детской площадке, на которую смотрел вот уже минут сорок. Но всё-таки на его неподвижном, как и он сам, лице буквально на секунду отразилось недовольное выражение лица оттого, что его покой всё-таки кто-то осмелился нарушить. Точно такое же выражение лица отразилось на лице человека в чёрном, взгляд которого мельком скользнул по сидящему человеку.
Человек в чёрном сел на другой край лавки, положил ногу на ногу и опять нашёл новый неподвижный клубок мыслей на горке на детской площадке, став таким же неподвижным, как и его сосед.
Эта картина выглядела необычно и даже чуть комично. Двое совершенно разных и неподвижных людей, смотрящих на детскую площадку ни на что не отвлекающимися взглядами.
"Если залить их цементом получится неплохой постамент. Надо придумать название: "Двое и..." Хм, двое и что?" - думал про себя, сидящий неподалёку, отдыхающий в обществе друзей скульптор.
Так эти двое просидели десять минут. Если раньше беспокойство прохожих вызывал только один, то теперь пешеходы вдвойне быстрее пытались пройти это гнетущее место.
Они были совсем непохожи. Красивые и острые черты лица человека в чёрном и какое-то большое, чуть желтоватое лицо второго. По виду "потрёпанного" становилось ясно, что сейчас он испытывает не лучшие времена: болезненное лицо, бедноватый вид. Человек в чёрном в этих вопросах резко контрастировал.
Их объединяла полная неподвижность и трепетавшие на ветру волосы. И ещё одна деталь. Их взгляд. Один на двоих. У обоих были очень странные глаза. У одного мутно зелёные, у человека в чёрном тёмно-карие, но очень похожие взгляды. Они смотрели пустыми глазами, в которых ничего не было, даже блеска, будто они высохли. И эта безжизненность в глазах дополняла картину неподвижности живых мертвецов.
"В начале и в конце? Слишком не понятно", - думал мельком поглядывающий и смеющийся в этот момент в своей шумной компании скульптор.
У человека в чёрном неожиданно пришли в движение руки. Из внутреннего кармана пальто он достал пачку, вынул сигарету и прикурил. Сделал несколько затяжек и дым сигареты, подхваченный лёгким ветерком, был пойман дыханием второго. "Потрёпанный" всё с тем же невозмутимым выражением лица спросил:
-Марихуана?
Человек в чёрном с некоторым удивлением посмотрел на своего соседа и тут же опять уставился на детскую площадку.
-Анаша.
-Не боишься проблем с законом? - голос "потрёпанного" был так же невозмутим. Даже его вопросы звучали как утверждение, от чего с ним было тяжело вести разговор.
-Я ничего не боюсь.
И снова тишина на 4-х квадратных метрах. Этот кажущийся коротким разговор на самом деле длился не то, чтобы долго, но довольно продолжительное время, в которое другие двое собеседников могли бы уместить ещё по 3, 4 фразы. Просто каждый собеседник растягивал слова. Будто взвешивая каждое слово, перед тем, как выпустить его в свет. И перед каждой репликой мимо лавки успевал проходить куда-то спешащий пешеход.
-Почему? - полуспросил, полусказал "потрёпанный".
Мимо, чуть убыстрив шаг, прошёл молодой человек в яркой салатовой куртке, которая будто заставила человека в чёрном прервать своё молчание:
-Это помогает. - ответил человек в чёрном и чуть приподнял руку с сигаретой.
"Потрёпанный" стал чувствовать пульсирующую головную боль. "Вот и ты". Она помогла ему проанализировать собственные мысли. "Вязкие, тяжёлые, как камни" - подумал он и почувствовал, как любая мысль приносит боль. "Будто из мозга медленно вынимают длинные и тонкие иглы".
-Без этого не можешь. - в своей манере сказал-спросил "потрёпанный".
Человек в чёрном не понял, спросили его или нет, но эта фраза его задела. Он задумался, правда ли наркотики притупляют страх и давно ли он их принимает. На первый вопрос ответ был положительный, на второй он ответить не смог. Побоялся.
"Семь, восемь, девять, пятьдесят", - считал "потрёпанный" удары в голове. Боль была невыносимой, но его лицо оставалось таким же невозмутимым. "Девять, шестьдесят, один, два".
-Не могу.
Человек в чёрном стал вспоминать, как "хорошо" жилось. Первый опыт во всём: алкоголь, драки, секс, наркотики. Как быстро всё и все надоели, и как этот косяк вышел на первый план. Были и кокаин, и опиум, и эфедрин. Как он сменил компанию знакомых мажоров пай-мальчиков на компанию принимающих алкоголь, потом нашёл "не детскую" компанию "опытных" наркоманов. И героин, и мескалин, и эфир. Как за деньги он заставлял нищих принимать сверхдозы ради интереса. И скандалы с родными, и... Воспоминания прервал режущий слух детский визг. Человек в чёрном недовольно поморщился, взглянул на соседа. У того было совершенно неподвижное лицо. Он спросил:
-Хочешь? - и второй раз чуть отвёл руку с сигаретой.
-Я больше не употребляю.
"Бездна между..." - может быть так", продолжал подбирать названия скульптор. Продолжали гулять пешеходы, продолжали резвиться на детской площадке дети. Продолжала пульсировать боль в голове "потрёпанного".
"Пять, шесть, семь". Она стала на столько сильной, что его до сих пор неподвижное лицо стало еле заметно морщиться в такт боли. Чуть подрагивало правое веко и губы. "Девять, сто двадцать, один".
-Почему? - спросил человек в чёрном, когда мимо прошла пара пожилых влюблённых, на которую он не обратил ни малейшего внимания, но которая заставила его вернуться к беседе. Хотя это можно было назвать беседой с большой натяжкой.
-Это запрещено. - почему-то сказал "потрёпанный".
И снова пауза. "Почему? Зачем я это сказал?". "Три, четыре, пять". "Глупость какая. Зачем я вру?". "Один, два, три".
-Это не повод. - сказал человек в чёрном и зачем-то добавил - в некоторых странах это законно, а тяжело больным даже рецепты выписывают.
Эта фраза заставила "потрёпанного" резко повернуть голову к собеседнику. Он удивился, забыв о головной боли и сбившись со счёта. Но в тот же миг он так же резко повернул голову в исходное положение и снова замер.
Человек в чёрном продолжал вспоминать, и его воспоминания продолжали оставлять неприятный осадок в голове. Он вспоминал свои весёлые приключения в Венесуэле и Голландии. Ещё он вспоминал, как добывал наркотики через докторов. Подкупал их, кого-то припугивал. Однажды он посадил на наркотики дочь одного онколога и около полугода без проблем доставал наркоту. Его воспоминания прервал неожиданно начавший говорить сосед:
-Из-за них я всё потерял. А имел я всё. Дом - полная чаша. Жена, ребёнок. Любимая работа, хорошая зарплата. Дачу, отличную квартиру, машину. Жена - подумал про себя: "Заболела. Опять вру, я её заразил", - ушла, забрав ребёнка. Я и её жизнь испортил. Ещё...
-Я убил человека.
Тишина на 4-х квадратных метрах. Человек в чёрном достал второй косяк из пачки и снова прикурил. "Потрёпанный" замолчал, подумал: "Хоть этого я не делал", и снова продолжил прервавшийся счёт: "Девять, семьдесят, один, два". Как и речь, мысли обоих были такие же монотонные. Такое бывает, когда человек слишком часто думает о грустном. На столько часто, что грустные мысли становятся обыденными, как и тон их произношения.
"Ничтожество" - подумал человек в чёрном.
"Мразь" - подумал "потрёпанный".
-Почему на свободе. - тем же монотонным голосом произнёс "потрёпанный".
Прошла минута. Счёт ударов в голове перевалил за двести. Мимо прошла красивая, хорошо одетая женщина. Сам факт её передвижения, мелькание её одежды перед глазами человека в чёрном вновь заставила его говорить:
-Я богат. К тому же с тем человеком всё было не так просто.
-За что убил?
-За это. - Ответил через некоторое время человек в чёрном, когда перед его неподвижным взором прошла пожилая дама с маленькой собачкой на руках, и в третий раз отклонил руку с сигаретой.
Они просидели молча ещё минут 10. "Потрёпанный" перестал обращать на боль внимание. Стал воспринимать её как воздух. И продолжал машинально считать: "Восемь, девять, тысяча сто двадцать", пропуская некоторые удары, которые не успевал посчитать. Он перестал понимать, толи он считает удары боли, толи боль отзывается в голове на каждый счёт. А на пропущенный счёт отзывается сразу несколькими ударами, будто в наказание.
В голове человека в чёрном тоже стал нарастать уже знакомый гул, обещающий перерасти в чудовищную головную боль. Он подумал: "Пора уходить". Тоже подумал и "потрёпанный". Однако, зачем-то спросил:
-Как тебя зовут?
Снова тишина. "Какая на самом деле грустная картина. Как бы всё-таки это назвать? "Пустота между никем?" Тоже ни то. К чёрту! Пусть сидят, у меня ещё будут хорошие идеи", - подумал уходивший со своей компанией скульптор, в последний раз взглянув на этих двоих.
Мимо человека в чёрном прошла мама, держа за руку мальчика лет семи и за что-то его отчитывающая. "Потрёпанный" уже начал медленно подниматься с мыслью: "Пора в аптеку". Человек в чёрном сказал:
-Грязь. А тебя? - и подумал: "Зачем я это спросил?".
И пока эти мысли медленно лились в его голове, уже сделавший шаг от лавки "потрёпанный" уловил вопрос, и, не поворачивая головы, бросил подхваченное ветром в сторону человека, назвавшегося грязью, слово:
-Лицемер.
P.S.:
Из материалов уголовного дела NXXX.
Костин Игорь Фёдорович 1981 года рождения __ июня с 13:00 до 14:00 (точное время не установлено) в состоянии наркотического опьянения умышленно причинил смерть гражданину Костину Фёдору Семёновичу 1957 года рождения, т.е. совершил преступление, предусмотренное....
P.P.S.:
Выписной эпикриз истории болезни NХХХХ.
Больной _____ Пётр Никитович, д. р. ____ находится в отделении __________________________.
Диагноз: ВИЧ (______), с поражением центральной нервной системы (развитие абсцесса головного мозга). Наркомания.