Поначалу был свет. Нет, даже не свет, а воспоминание о цвете. Сочно зеленом и почти неколючем. Выше, над ним - бездонно голубой с белесыми прожилками. И горячие всплески оранжевого. А потом...
Когда просыпаешься и открываешь глаза в темноте, кажется, что весь мир теперь придется сотворять заново. Себя же при этом ощущаешь так, будто залез в чужое тело и живешь чужой жизнью. И нужно изрядно повозиться, чтобы спроецировать себя на эту жизнь - и снова в нее вернуться. Странное, вообще, занятие - рассматривать свою жизнь как жизнь кого-то другого.
Камера длинная, узкая, тесная. Не камера, а деревянный ящик из потолка и стен. Щели между досками забиты пепельно-серой пылью, гвозди побурели от ржавчины. Вдоль наружной стены - три круглых окошка. И больше ничего. Ни лампы под потолком. Ни шкафа. Ни туалета. Ни койки. Лишь подстилка из прошлогодней соломы. Да солнечные зайцы, кружась с пылинками, переливаются золотистой шкуркой. Точно парик Судьи.
А моих белокурых кудрей и нет уж давно. Остригли, налысо обрили. Все мы здесь одинаковые - розовые затылки, гладкие. Всего-то и забот - жуем, жуем, жуем сено, мочимся в загонах, ссоримся друг с дружкой по-легкому, да мечты мелкие вынашиваем. Так, глядишь, и убьем время.
Посреди этих отборнейших баранов я один - паршивая овца. Хвост куцый да клеймо с номером. Вот и все опознавательные знаки. А, как в народе говорят, без имени овца - баран. Оттого и рога растут.
Каждый вечер - прогулка под окном Директрисы. Иначе не заснет бедняжка, умается. Конвоиры гоняют нас по кругу. "1... 2... 3... 99... 100..." - считает она овечек и наконец затихает.
Ей всегда снится Африка. Директриса парит над песчаным морем, и на тысячи миль вокруг нет никакого жилья. Наверное, что-то ломается в ее сердце. Потому что во сне она всегда падает. А потом, разбитая и запорошенная, встречает самого Судью. Его невысокая фигура синеет мундиром на фоне барханов. Глаза прячутся под золотым руном волос.
- Здравствуй, Кларисса. - Они старые знакомые.
- Ваша Честь, вы готовы с вердиктом, - отвечает она почтительно.
- Нарисуй мне барашка... - звучит приговор.
И это означает, что где-то в мире судьба какого-то бродяги, каким раньше был я, в этот момент резко изменится.
Директриса покорно достает из кармана лист бумаги, вечное перо и рисует проклятый ящик. Этот мистический транспортер и идеальное устройство для клонирования. Так число моих сокамерников опять увеличивается.
- Это все? - спрашивает она сухо.
Судья кивает.
- Храбрая Кларисса, - улыбается он ей на прощанье, - извести меня, когда ягнята перестанут кричать во тьме...
А потом наступает утро. И следующий день. И еще один. Они выстраиваются в душную серую колонну. Солома застревает в горле, и мне кажется, что в этот раз я уж точно откину копыта. Но приходит ветеринар, внимательно ощупывает мои рога и говорит, что это тоска. Всего лишь тоска.
- А правда, - спрашиваю я его, - что у древних китайцев есть легенда о переселении души Человека в овцу? Будто Человек полностью заменяет личность, а взамен овце даются неограниченные возможности и силы?
Ветеринар смотрит на меня так пристально, как только позволяют ему раскосые глаза.
- Это все выдумки, - говорит он с нажимом. - Человек - это Человек. А овца - это овца.
Когда на еще неокрепших ногах я выхожу в тюремный двор, мне приветливо скалятся свежевыкрашенные ворота. Они зеленые, они синие, они оранжевые. И я вспоминаю холодные ручьи, душистые травы, зеленые долины и луга, залитые солнцем. Вспоминаю чувство, когда рога упираются в небо.
- Баран, не смотри на новые ворота! - шепчут мне осторожные овцы.
Но я непреклонно наклоняю голову. Когда-то давно у Людей был инструмент для крушения ворот врага. Они назвали его "бараном". Все, что нужно - лишь упрямый лоб и достойная цель. Ворота трещат и рассыпаются, открывая за собой чистый лист зимы.
Ягнята помоложе испуганно блеют. Я пытаюсь их выпустить. Но они просто стоят. Не хотят убегать. Тогда я думаю... Спасти хотя бы одного. Себя. Я беру себя в руки и бегу. Но даже я сам слишком тяжелый. Я не взял ни еды, ни воды. Было холодно. Очень. Много дней. Я опять потерял им счет.
- Вооот, вооот Агнец Божий, который берет на себя грех мира, - издевательски воет вьюга.
Ей вторит собачий лай. То приближаясь, то затихая вдали, он гонит меня, направляет куда-то...
Если идти все прямо да прямо, далеко не уйдешь. Я это понимаю, когда, холодный и голодный, останавливаюсь у все тех же полуразрушенных ворот. Директриса уже ждет меня там, будто всегда была уверена в моем возвращении. Собачья маска прикрывает ее лицо, собачьи хвосты ее шубы волочатся по снегу.
- Правда в том, что ты слаб, - говорит она. - А я - тирания овчарок. Но я стараюсь, Барашек. Я стараюсь изо всех сил быть пастухом.
Меня не наказывают. Будто знают, что снова растянуться на прелой соломе моей камеры для меня страшнее самой жестокой пытки.
- Смейся, - вдруг говорит Человек во мне. - Пока живешь - продолжай смеяться. Понимаешь, нет? Смейся и не останавливайся. Зачем смеешься - не рассуждай. Какой в этом смысл - не задумывайся. Смысла все равно нет и не было никогда.
"А все-таки я дождусь лета", - клянусь сам себе, вдоволь нахохотавшись. Глаза закатываются.
- Не такой уж он маленький, - говорит Судья, наклонив голову и разглядывая рисунок моего ящика. - Смотри-ка, Кларисса! Он уснул...
*** 6LL3 - лабораторный идентификационный номер первой клонированной овцы Долли.
В тексте были использованы фрагменты из произведений Харуки Мураками "Дэнс, Дэнс, Дэнс" и "Охота на овец", Антуана де Сент-Экзюпери "Маленький принц" и фильмов Квентина Тарантино "Криминальное чтиво" и Джонатана Демми "Молчание ягнят"
