Аннотация: Заряженные воды Ганга: Предрассудки, суеверия, слабоумие, стигматизация.
Так сказал мне Владыка: - Пойди, поставь дозорного; пусть рассказывает, что увидит.
Исаия 21:6
Зелёный. Дорога выстреливает очередную обойму машин. Нас связывает одна цель - не прогневать богов понедельника. Медлительную старушку, вцепившуюся в руль, обгоняем, нещадно сигналя. Побитый оспой зачисток асфальт отзывается мелким дребезжанием окон. Переключатель радио беспомощно скользит мимо крючков каналов - политика, спорт, музыка сегодня не цепляют внимание. В новостях всё то же: вчера три бешеных енота напали на прошлогоднюю Мисс Города. Девушка выжила, но от короны теперь придётся отказаться. В отместку возмущённая общественность сожгла гектар Леса.
Раньше мне казалось, на рассвете дорога должна пахнуть свежей кровью. Что, конечно, глупость - скорее она пахнет бензином и тёплым асфальтом. По привычке взгляд отмечает комок шерсти у обочины, следует дальше по пунктиру тел. Ночной урожай. Считаю их вслух, это успокаивает.
Странные существа эти полоскуны. Пушистые и чистоплотные, они однако наводняют самые грязные места, неся в своих выразительных глазах мрак Леса. Что-то тянет их к нам, к нашим мусорным бакам. И под покровом ночи, дрожа от нетерпения, еноты шарят почти человеческими руками в остатках нашей роскоши. Не похоже, что они приходят только за едой. Может, кромешная тьма пугает их не меньше нас? Оставь их в покое, и еноты строят гнёзда в доме. Вы можете попытаться выкурить их оттуда, но это вызовет у них только безумное желание остаться. Однажды вы проснётесь, а от них и след простыл. Неизвестно, зачем они приходили, и куда подевались. Правда, хуже обратное - когда после долгого соседства замечаете в зеркале клочки серой щетины.
Сворачиваю с шоссе у Западной Заставы, где из-за холмистой местности так и не построили стену. Не самый короткий путь в Старый Город, но он позволяет проехать мимо сохранившейся дозорной башни. Часовой, как старому знакомому, приветливо машет мне рукой. Память надолго сохраняет его одинокий силуэт на фоне рекламного плаката какой-то зубной пасты. "Чистоплотность сродни праведности", - утверждает нарисованная девушка с ослепительным оскалом.
У меня ещё целый день, и я провожу его, шатаясь по извилистым улицам старых районов. Ржавые флюгеры над черепичными крышами особняков подсказывают направление. Успеваю заглянуть в небольшое издательство на Площади Спокойствия и обсудить контракт на сборник моих рассказов. Просто дабы не казалось, что здесь я оказался ради праздного любопытства. Наверное, мне стыдно признаться, что я считаю минуты до встречи с Максом.
Мы сидим на скамье в тенистом сквере, по очереди прикладываясь к бутылке дешёвого рома. Время и место всегда выбирает Макс. Определённость и решительность - часть его натуры. Забросьте его хоть в самую чащу, и Макс без проблем соорудит из веток антенну и начнет выставлять в соцсети рецепты питательных блюд из енота. Страж всегда остаётся стражем, даже если он в отставке и переквалифицировался в психолога.
- Вчера ужасно болела голова, и мне приснилось, что я высадил себе мозги, - признаюсь, чтобы как-то начать. - Будто в мультфильме, "Бах!" - брызги кетчупа на белой стене и неимоверное чувство покоя. Освобождение.
Макс морщит бритый лоб:
- Помню подрабатывал я как-то уборкой мест преступлений. Раз вызвали вечером в богатый дом. Успешный стоматолог - на портретах улыбка холёная. В жене чувствовалась благородная кровь, даже когда плакала. А детишки молчали, воспитанные такие. Сказали, что перед семейным ужином отец ушёл в кабинет. А там, видимо, закусил дуло своими идеальными зубами и нажал курок. Знаешь, что было самым трудным? Нет, не собирать его мозги. А сказать сыну, который его нашёл, что в предсмертной записке папа лишь жаловался на шуршащих вокруг енотов.
Если честно, психолог из Макса неважный, как, впрочем, и рассказчик. Он излагает подробности монотонно, будто вставляет патроны в обойму. Ни малейшего желания увлечь слушателя. Кажется, это умею я, но рассказать мне как раз не о чем. Я могу лишь переваривать истории Макса. Так и зародилось наше знакомство. Наверное, мне нужен был дозорный, способный начертить линию и сказать, что по обе стороны лежит своя правда. Заставить понять разницу между ними. Я все надеюсь, что однажды Макс признается: "Посмотри на все эти границы, пенящиеся от бешенства, с разбитыми и искалеченными телами. Я провёл дни и ночи в гнёздах дозорных башней. Я не знаю, сколько оставил там, наверху. Иногда мне кажется, что меня совсем не осталось. Потому что мне дали оптический прицел, непромокаемый плащ и эмблему Стража, будто оберег от лишних сомнений". Однако Макс молчит.
Уже смеркается, и ром, ударив в голову, кружит меня, как карусель, поднимает высоко в звёздное небо. К чёрной кромке Леса, где уже крадутся еноты. Повинуясь магнетизму луны, неумолимая серая волна опять накатывает на город. Мне кажется, грохот двигателей становится сильнее, фары горят ярче, а украшения на бамперax автомобилей щетинятся острее. Высокий забор колючей проволоки гудит от электрического зуда. Он предвкушает очередное жертвоприношение. На сторожевой башне многозначительно щёлкает затвор винтовки. "Смотри, - доносится издалека шёпот Макса, - они уже здесь."
Утренняя дорога - кладбище непогребенных мёртвых. Мой взгляд вязнет в потрохах животных. Как в первый раз, когда я решил остановиться и выйти из машины. Руки ещё липки от крови, а у трупа енота, клянусь, безупречная улыбка. Я устал, мне до смерти хочется сдаться кому-нибудь, кому угодно. Меня никогда не приняли бы в Дозор. Потому что я из тех, кого мучают вечные вопросы. Является ли смерть лишь застывшим отпечатком тела? Или пятно на шоссе значит нечто большее? Точку, или многоточие, а, может, Код Морзе...