Если бы его спросили, какое время суток его самое любимое, он бы непременно ответил, что больше всего любит ночь. Он любил с ее наступлением пересекать перекресток пяти дорог, миновать три квартала и подниматься на третий этаж самого обычного девятиэтажного дома. Там он тихонько, привычным и отработанным жестом открывал балконную дверь, осторожно отодвигая легкую занавеску. Комната встречала его привычным видом и тишиной. Пару секунд он вслушивался в стук часов на стенке, а потом неслышно ступал по деревянному паркету и усаживался на край мягкой кровати.
Еще не разу не случалось того, чтобы он споткнулся в темноте или ошибся дверью. Каждый раз он неизменно точно находил нужный ему дом, этаж окно и подоконник. Каждый раз он чуть смущался, присаживаясь на краешек кровати. И каждый раз он с нежностью, не отводя взгляда, наблюдал за спокойным сном хозяйки квартиры.
Она спала каждую ночь одинаково, свернувшись калачиком и положив левую руку под голову. Ее правое плечо неизменно выглядывало из под легкого покрывала, и он каждую ночь пытался укрыть его. Но девушка лишь недовольно вздыхала во сне и переворачивалась не другой бок. Ее голова лежала на двух больших и мягких подушках, положенных друг на друга. Он знал, что спать так нельзя. Постоянно пытался вытащить и убрать одну подушку, но у него это не получалось. Нет, сил у него было достаточно. Вот только он боялся разбудить девушку, которая сейчас видела самые прекрасные сны. Он боялся сделать лишнее движение и всю ночь сидел в одной позе, наблюдая, или быть может, оберегая сновидения такого хрупкого человечка под легким одеялом.
Но, с первыми утренними лучами солнца он покидал комнату, задерживаясь на пару секунд у окна, бросая еще один взгляд на спящую девушку и посылая ей воздушный поцелуй.
Так же быстро, как и ночью, он проделывал свой путь обратно. Проходил три квартала, миновал перекресток пяти дорог, и лишь там, он позволял себе становиться самим собою. На безопасном расстоянии от девятиэтажного дома и квартиры с тонкими занавесками на окнах. Лишь там, он позволял расправиться своей спине и набрать в легкие больше воздуха. Лишь там он становился тем, кем был всю свою долгую и странную жизнь.
И если бы его спросили, какое время суток он любит больше всего, то непременно он бы ответил, что это ночь. Но, его не спрашивали. А он не отвечал.
Потому, что он был ветром. Быстрым, тихим, разрушительным и спокойным свободолюбивым ветром.
И лишь далеко от знакомого дома он мог обрушить свою силу на кроны ближайших деревьев каштана или на дорогие и модные крыши новых высотных зданий. Он мог одним ловким движением поднять в воздух полгорода, но он не мог сделать одного. Он не мог заставить полюбить себя. Да и где это видано, чтобы человек Ветер любил?
Когда он впервые повстречал ее, было позднее лето. Она сидела на лавочке возле городского фонтана и что-то читала. Медные пряди ее волос то и дело выбивались из прически в порывах ветра, и она каждый раз неутомимо убирала их с лица легким, еле уловимым движением руки. Что было в этом жесте, он не знал, но он знал точно то, что многое отдал бы за то, чтобы чаще любоваться ним и спокойным задумчивым видом девушки у фонтана.
С тех пор прошло много времени. Только Ветер остался неизменным. Когда на улице стояла знойная жара, он обдувал девушку прохладой, а она лишь улыбалась. Когда было слишком холодно, он окутывал ее в приятные, не понятно, откуда взявшиеся дуновения теплоты посреди зимы, а она лишь удивлялась. Он врывался в ее окно с самым замечательным ароматом весенних цветов, а она лишь шире открывала балконную дверь. Он дарил ей тысячи замечательных ночных звуков, а она лишь делала громче музыку. Он каждую ночь пытался укрыть ее бледные в лунном свете плечи, а она лишь недовольно переворачивалась на другой бок.
Иногда, совсем редко, он позволял себе забраться под ее легкое покрывало и нежно обнять ее тонкий стан. Сначала она слабо протестовала, ежилась, а потом сдавалась и разрешала обнять себя.
Он ронял к ее ногам самые красивые листочки и самые яркие цветы, а она, словно не замечая этого, перешагивала через них и устремлялась дальше по своим делам. Он не смотря на то, что все время был не замечен девушкой, оставался рядом, и сопровождал ее своим тихим и ровным дыханием. Иногда еле ощутимо касался ее темных прядей, иногда нежно обнимал за плечи, но никогда и ничем не выдавал своего присутствия.
В те редкие ночи, когда Ветру удавалось обнять девушку и почувствовать ее легкое дыхание рядом с собою, рождалась песня. Дивная и чарующая, нежная и грустная одновременно, которая терялась в шуме листвы за окном. В тишине комнаты вместе со стуком стрелок на настенных часах рождалась песня о любви. Кому-то она могла показаться совсем не такой, лишенной смысла и искренности чувств. Но, кто знает, что такое любовь?
Быть может, это лишь тихое присутствие рядом или это просто бесшумно отодвигающаяся тонкая занавеска на окне в темноте ночи...
Кто знает...