Фуинор, держа в руках поднос с завтраком, постучал в дверь Вэрйанэра, извещая эльфа о своем приходе, и зашел в комнату, не дожидаясь ответа.
- Доброго утра, - поздоровался умаиа. - Как поговорили вчера? Тебя не заставляли, не принуждали, не допрашивали? - поскольку этот эльф остался единственным "гостем", он тоже вдруг стал интересным.
- Не принуждали, - ответил Вэрйанэр, смерив взглядом умаиа с подносом. Посмеяться бы: падший аину ему еду приносит, будто слуга! Только не до смеха было. - Но по сути, как я и сказал, разговор был близок к допросу. - Конечно, Фуинор мог возразить, что не было же никаких пыток; но была угроза пытки Лаирсулэ... Желая защитить товарища, Вэрйанэр выбрал самую безопасную тему, какую только смог придумать, и все равно оказался полезен этим Темным. И теперь нолдо не знал, может ли он рискнуть снова.
Фуинор тем временем поставил поднос на стол и сел рядом. Завтрак оказался на двоих.
- Чем же этот разговор был близок к допросу? - возмутился умаиа. - Тебя никто ни о чем не спрашивал. Ты сам решил, о чем говорить. И, не отказавшись от своего обещания по букве, исказил его по духу. Ты решил издеваться над Маироном, рассказывая ваши трактаты, и Повелитель отплатил тебе той же монетой, сказав, что ты дал ему немало полезного. Что, кстати, правда. Но это только твоя вина, не бросай тень на нас. Не стал бы ты лукавить, этого бы не случилось, - Фуинор взял с подноса кусок теплого хлеба, сладко пахнущего на всю комнату, и принялся мазать его маслом. - Садись завтракать.
- Разумеется, - усмехнулся Вэрйанэр. - Если бы я рассказал о себе, как хотел Саурон, в этом не было бы ровно ничего полезного. - Эльф посмотрел на завтрак. Брать, не брать? Другой пищи ему не дадут... И он пока не отказался от этих гостей, хотя, возможно, стоило бы.
- О да, это была бы очень важная информация, - фыркнул Фуинор, - сказать, что ты, скажем, сапожник, жил в лесах близ Тириона, и любишь утку, жареную в меде. Ты сам себя перехитрил, Вэрйанэр.
- А что будет, если я откажусь от гостей сейчас? - поинтересовался эльф. - По букве или нет, я выполнил условие. - Вот уж Саурон стал бы выполнять "по духу": оказывать настоящее гостеприимство и искренне заботиться о нуждах своего "гостя"... Пленник был уверен, что "гости" это просто очередной способ для Темных получить сведения.
Фуинора забавлял этот эльф, хотя еще больше - вызывал чувство брезгливости.
- Очень редко доводится видеть эльфов, которые были бы... достойными. Ты считаешь, что если тебя здесь могут обмануть, то и ты можешь всех обманывать, но это полбеды, ты же еще и считаешь себя после этого лучше нас, исполненным благородства, - умаиа хмыкнул и налил себе молока. - Если ты откажешься сейчас, то вернешься в камеру, а Лаирсула вернут сюда для совсем другой беседы. Ты выполнил свою часть сделки на вчера, а мы свою, - Фуинор скучающе думал, что сейчас эльф заговорит о коварстве Темных, о том, что они обманули его, честного и наивного, а он был до конца верен... Скука. Скорее бы вздернуть это ничтожество на дыбу.
Вэрйанэр же в свою очередь презирал сидящего перед ним умаиа, и думал про себя, что хитрость, чтобы сберечь тайны, не то же, что обман с целью чего-то добиться. Но Фуинору Вэрйанэр так отвечать не стал и только фыркнул:
- Что ж, спасибо за подсказку. Может быть, приготовление пищи и впрямь более безопасная тема, - эльф снова не смог решительно отказаться от "гостеприимства" Темных, как стоило бы, и теперь винил себя за это, но умаиа о переживаниях пленника было знать необязательно. Вэрйанэр вновь глянул на разложенный завтрак и вдруг сказал: - Я откажусь от угощения, - он сам удивился своему промедлению и сомнениям. Хорошо, что вчера ужина не было! Если он соглашался на что-либо, то ради Лаирсулэ, не ради еды. Но... что если у него снова не выйдет подобрать безопасной темы? Так из него Саурон много вытянуть может... - И от пребывания в гостях тоже.
Фуинор лишь пожал плечами, принимаясь за бутерброд с белоснежным козьим сыром.
- В прошлый раз ты тоже пришел, а на утро передумал. Это у тебя такая добрая традиция, мой ветреный Вэрйанэр. И я знаю тебе хорошее применение, - этого эльфа можно надломить и отпустить, он принесет немало пользы своей врожденной лживостью, гордыней и верой в свою непогрешимость. - Но ты не красавица, чтобы по сто раз менять свое решение, а мы не восторженные ухажеры. Ты слышал, чем заплатит целитель, и так и будет. А теперь: хочешь - ешь, хочешь - не ешь и убирайся в камеру. Орки за дверью. - Фуинор сидел расслабленно, но внутренне был готов, что эльф может напасть: и тогда пленник скорчится от боли под плетью Воли.
Вэрйанэр говорил уверенно, но на деле он был в смятении и задал себе вопрос: он действительно готов отказаться? ...И ответил себе: нет, не готов. Просто эльф вспомнил, как гордо и резко отказался идти в гости в начале. Но тогда отказ не означал обречение Лаирсулэ на пытки (эльф забыл, что с самого начала согласие идти в гости означало защиту своего напарника от пыток). Теперь же Вэрйанэр знал, что сделают с целителем за его отказ. И после, когда будет уже поздно что-либо исправить, Вэрйанэр будет думать: "Я мог бы защитить его, но побоялся, что не справлюсь, не смогу найти безопасную тему. Я попробовал один раз и сдался, не попробовал снова переиграть Саурона. Я мог бы, но не стал". А ведь, может быть, Фуинор и впрямь невольно подсказал безопасную тему... Вэрйанэр махнул рукой.
- Раз я все равно такой ветреный, дай мне еще подумать. Может, я опять передумаю, - Вэрйанэр усмехнулся, не желая показывать умаиа, насколько он в смятении.
Услышав слова "гостя", Фуинор улыбнулся про себя.
- Хорошо, Вэрйанэр. Думай. Я зайду к обеду.
***
Ларкатала вернули в его давешнюю камеру, но вскоре повели на допрос. Эльфа привели в просторный застенок, раньше бывший большим погребом, и крепко привязали к креслу. Перед нолдо стояла странная, высокая железная конструкция, назначения которой Ларкатал пока не понимал.
Находившийся в камере Больдог обратился к эльфу:
- Сейчас ты встретишься со всеми своими товарищами, - Эвег хорошо знал свое дело, и к допросу были готовы все, - Кроме тех, кто в гостях, и тех, кто отдыхает. Например, ты не увидишь Линаэвэн, которая рассказала Маирону, как найти Наркосторондо, или Ламмиона, открывшего нам свой разум.
Ларкатал промолчал, и тогда орки ввели в камеру двух первых пленников. Ими оказались Морнахэндо и Тандаполдо. Эльфов подвели к той самой металлической конструкции, после чего каждого привязали к двум противоположным концам. Морнахэндо подняли вверх связанные за спиной руки, пристегнули цепь к его кандалам и перекинули ее длинный конец через верхнюю перекладину и систему блоков металлической рамы, так, что Морнахэндо едва мог стоять на кончиках пальцев ног. Больдог же взял свободный конец цепи и защелкнул его на кандалах поднятых рук Тандаполдо: эльф был привязан к станку, за торс и ноги, но его руки были лишь скованы меж собой. Тандаполдо мог опустить их, или даже попытаться освободиться, вот только... опуская руки вниз, Тандаполдо тем самым будет вздергивать Морнахэндо на дыбу. Больдог знал: скоро держать руки поднятыми над головой станет для пленника невыносимо, и эльф волей-неволей опустит их. Механизм же устроен так, что, проскользнув вперед, звено цепи уже не вернется обратно.
Ларкатал понял, чего хотят Темные, и напрягся всем телом, в ужасе глядя на товарищей. Их не допрашивали. Просто закрепили и ждали. Тандаполдо держался, сколько было сил, даже когда это стало мучительным, и на его лбу выступила испарина. Сил у нолдо было немало, стойкости тоже - недаром в первый день он терпел пытку, не издав ни звука; но сейчас эльф стонал от боли в сводимых судорогой руках. В прошлый раз Тандаполдо сам говорил товарищу, что терпеть пытку молча - не главное, и все же сейчас он чувствовал себя слабым и униженным. Но продолжал изо всех сил удерживать руки поднятыми и вставал на цыпочки, когда ощущал, что они все же понемногу опускаются.
Эта тщетная попытка оттянуть неизбежное длилась нестерпимо долго, и вдруг Морнахэндо, чьи ноги из-за стояния на цыпочках тоже затекли, а плечи начали болеть, пробормотал:
- Нет, - что значило "Нет, я не соглашусь прислуживать на кухне".
Ларкатал, глядя на товарищей, только что не извивался в кресле, а потом выкрикнул:
- Ты никогда не получишь от меня того, что хочешь, Саурон! Я проклинаю тебя!
Пока эльф говорил, дверь в камеру открылась, и на пороге показался Эвег. Он оценил ситуацию, ухмыльнулся и прошел внутрь. Расположившись удобно среди пыточного инвентаря, целитель обратился к Ларкаталу:
- Я обязательно передам Маирону твое проклятие. Уверен, он оценит, чем ты платишь за все, что он для тебя сделал, - в голосе умаиа звучало злорадство: Эвег ненавидел Маирона, хоть и служил на Тол Ракава. - Начиная с того момента, как ты согласился быть гостем на Острове, ни одного из твоих спутников не трогали. Но более Повелитель не может тянуть, и теперь, как я и говорил, каждый из них пройдет через пытки перед тобой.
Ларкатал не ответил умаиа. Это было бессмысленно. Эльф не жалел о своем проклятье, хотя оно и отрезало пути назад. А Саурон... он был безумен: пытаться заполучить Свет и едва ли не добиться доброго отношения через пытки его друзей! Неужели хоть кто-то мог не понимать, что так можно добиться лишь ненависти?
Но пока Ларкатал негодовал, время шло, и с неотвратимостью приближая миг, когда Тандаполдо вздернет на дыбе своего товарища, и Эвег, как и Больдог, не хотел пропустить этот момент. И вот - Тандаполдо, наконец, опустил руки, не смог удерживать их дольше и застонал, чуть не захрипел сквозь зубы, когда цепь подняла Морнахэндо вверх, и эльф вскрикнул от боли.
Ларкатал отчаянно думал, как помочь родичам, но у него не было ничего, кроме слов.
- В этом нет твоей вины, Тандаполдо, ни капли! - пытался поддержать эльф товарища, под стоны и крики Морнахэндо. - Ты делал, что в твоих силах, а твари подстроили так, что ты не мог не опустить руки. Но то, что не в наших силах и не в нашем выборе, это не вина. А ты, Морнахэндо, держись, друг! Не сдавайся и теперь!
По мнению умаиар, Ларкатал не сказал ничего интересного. Больдог дождался, пока Морнахэндо повиснет на дыбе, и теперь усмехался, глядя на его страдания. Впрочем, пытка длилась недолго, всего четверть часа, которая показались пленникам вечностью. Эвега же больше занимал Ларкатал: он тоже неотрывно смотрел на пытку и не мог думать ни о чем другом, пока перед ним мучили Морнахэндо. Ларкатал сам вскрикивал, вслед за товарищем на дыбе, повторял свои бессильные слова и вцеплялся руками в подлокотники кресла.
Ларкатал невольно вспоминал, как Саурон лицемерно говорил ему, что не мог не начать допросы, но ради Ларкатала оттягивал их начало. И Эвег говорил так же. Но... пленников и сейчас не допрашивали - их просто мучили, чтобы вырвать у него, Ларкатала, желаемое. ...И так будет со всеми?! Химйамакиль, Ароквэн, Лаирсулэ, юный Нэльдор...
Наконец Морнахэндо сняли с дыбы, но лишь затем, чтобы поменять эльфов местами, и теперь Тандаполдо ждал, когда у напарника не останется сил держать свои руки поднятыми.
- Ведь я не смогу, - почти беззвучно, в ужасе, двинулись губы Морнахэндо. Он старался поднимать руки, как мог, но Морнахэндо и прежде был куда слабее Тандаполдо, а после пытки... его руки просто не слушались.
Никто из пленных не знал, что с Тандаполдо и Морнахэндо решили обращаться бережнее, чем с прочими, чтобы потом отпустить их; эльфам же происходящее казалось ужасным. А умаиар, никого ни о чем не спрашивая, негромко переговаривались в углу: Больдог предлагал делать ставки. И Тандаполдо, уже вися на дыбе, понял, что он терпит бессмысленную пытку: все это делали даже не для того, чтобы принудить Морнахэндо готовить. Их двоих... просто использовали, чтобы воздействовать на Ларкатала.
Когда Тандаполдо провисел на дыбе свои четверть часа, его сняли и обоих пленных вывели из застенка, чтобы по очереди привести на лечение к Лаирсулэ.
***
Лаирсулэ ввели в подземную камеру, оборудованную под лазарет - теперь там его ждал Морнахэндо. Целитель понимал, что начались допросы, и старался помочь родичам, как мог. Ему снова дали очень мало времени, и он не мог поговорить, но сосредоточился на выправлении растянутых мышц... Затем Морнахэндо увели и привели Тандаполдо.
Вот и начались пытки... Чем больнее было сердцу Лаирсулэ, тем больше он сосредотачивался на лечении.
Темные усмехались про себя, видя, что эльф так пока и не понимал, что он делает.
***
Тем временем Волк в своем кабинете принимал тех, кого еще не успел узнать. Первым к нему привели Ароквэна.
Ароквэн был ошеломлен - как Темные узнали его имя, и то, что он в самом деле витязь, и самое главное - о Наркосторондо?! Но эльф тут же вскинул голову:
- Саурон. Я ждал, что меня сюда приведут.
Ароквэн ответил дерзко, и Волк... махнул ему рукой в сторону кресла.
- Садись. Или стой, как хочешь, - еще недавно Маирон с удовольствием вонзил бы зубы в этого эльфа, но теперь он чувствовал какое-то опустошение и раздражение. - Я позвал тебя, чтобы познакомиться, - но недавно перенесенные поражение и оскорбление напомнили о себе, и Волк бросил небрежно, мстя за себя: - Я уже узнал, что мне нужно о Наркосторондо: посмотри из окна, ты увидишь, орки приступили к строительству дороги. Я знаю, куда вести армию, - Волк резко поднялся, подошел к окну, сам выглянул из него и продолжил, словно самому себе: - Да, знаю, куда вести...
Ароквэна точно окатило ледяной водой, и он застыл на месте. В голове крутилось множество вопросов: "Как это возможно?! Что ты сделал с ними, как выпытал?! От кого? О чем именно ты узнал?". Нолдо на время словно потерял дар речи, но то, что он не заговорил сразу же было только к лучшему... Ведь умаиа мог лгать, а Ароквэн, начав спрашивать о Наркосторондо, сам мог дать Саурону подсказки. Взяв себя в руки, Ароквэн подошел к окну и посмотрел вниз. Орки и впрямь строили дорогу, и нолдо резко выдохнул:
- Тварь. - Но выругавшись, эльф взял себя в руки и оценил окно и ситуацию в целом: можно ли попробовать бежать?.. Он был в башне, вокруг были слуги Саурона, но если есть хоть самая малая возможность, он должен попытаться выбраться, и предупредить своих. Наркосторондо должен быть готов к войне прежде, чем дорога приблизится к Ломба Палар (Талат-Дирнэн)!
Волк не читал мыслей Ароквэна, но желание бежать приходило в голову многим, и умаиа лишь усмехнулся - отсюда не убежишь. На оскорбление Волк пока ничего не ответил, молча отошел от окна и сел на свое место.
- Удовлетвори мое любопытство. Зачем вы шли к Кириамо?
Вопрос поразил бы Арокаэна чуть раньше, но не теперь, когда он услышал о Наркосторондо, увидел дорогу... Нолдо уже понял, что окно не было выходом - выбравшись из него, можно было лишь сорваться и умереть, но не бежать. А что если напасть на Саурона? Ароквэн развернулся и сделал вид, что хочет уйти, пошел мимо умаиа к выходу, но неожиданно бросился вбок, желая выбить стул из-под умаиа и почти одновременно ударил Темного.
Волк щелкнул зубами от удовольствия - Арохир проявил себя настоящим витязем: отважным и глупым. И как только нолдо напал, печаль слетела с Маирона, вновь пробуждая вкус к крови. Стул лишь покачнулся, а начатый удар умаиа даже не дал довести до конца. Волк захохотал, перехватывая руку Ароквэна, заламывая ее и нанося свой удар Волей. Нолдо захлестнула боль.
Когда эльф немного пришел в себя, боль сменилась иной. Полубесчувственного нолдо вытряхнули из рубахи и повесили на потолочной балке за руки, едва давая связанным ногам касаться пола, но при этом закрепив их а кольцо в полу. Следующие два часа Волк был занят, утоляя свою звериную жажду, терзая Ароквэна - без вопросов, просто в свое удовольствие.
Ароквэну это казалось нескончаемым. Эльф старался крепиться, но получалось не всегда, и это было... пугающим. Сейчас он получал лишь кару за свою выходку, но вскоре должен был последовать и допрос, сможет ли он молчать и не молить палачей ни о чем?.. Когда Ароквэна наконец оставили в покое, лорд поймал себя на мысли: как хорошо, что здесь нет никого из его воинов и никто не может видеть его... почти позорное поведение.
***
Вторыми в застенок к Ларкаталу ввели Кириона и Нэльдора. Больдог был большой любитель пыток и издевательств, но, в отличие от настоящих орков, которым в радость была любая потеха, он особенно любил допросы. Чтобы у пленника была цель молчать, и можно было искать, как бы эту хитрую шкатулку открыть. Нэльдор и Кирион, как про себя решил Больдог, были слабаки: они быстро начнут кричать, они не умеют терпеть - но с ними все равно можно славно позабавиться. Ларкатал, небось, считал, что знает теперь все, что будет, но его ждал сюрприз.
Эльфов крепко привязали к массивным железным рамах напротив друг друга. На плечи Кириона надели сбрую из тонких кожаных ремней, чьи длинные концы заканчивались острыми крючьями. Кирион, сразу понявший, для чего именно их привели, обратился к Ларкаталу:
- Только не соглашайся.
Ларкатал видел, что и теперь муки одному пленнику будут причинять через другого, и задрожал всем телом. Он ненавидел Саурона и этих орков. Взглядом Кирион цеплялся за Ларкптала, словно за якорь, а тот мог поддержать товарищей лишь добрым словом.
Оставив Кириона, Больдог взял в руки крючья и подошел к Нэльдору. Глаза юноши расширились от боли, когда Больдог равнодушно и бесцеремонно начал проталкивать крючья не только через кожу, но и через мышцы пленника. Нэльдор не выдержал и закричал: от плечей до живота, шесть крюков глубоко вошли в его тело. Когда орк только подошел к Нэльдору, юноша сказал себе - это всего лишь раны. Раны бывают от копий, мечей, стрел, а эти будут от крюков. Но раны, полученные в пылу боя, было бы куда легче перенести, чем в плену, бессильным, неспособным ответить врагам, да еще сознавая, что он сейчас только орудие, чтобы добиться чего-то от Ларкатала.
Больдог тем временем неторопливо продолжал приготовления, накручивая каждый из ремней, идущих от крюков, на железные штыри, что одновременно были и грузами, и держали ремни внатяг. Стоит Кириону пошевелиться, как крюки сразу начнут натягивать плоть Нэльдора, грозя вырваться, раздирая мясо. Эвег же, пока ничего интересного не началось, встал, и словно невзначай облокотился на спинку кресла Ларкатала - на случай, если тот будет говорить много лишнего. В руке умаиа держал кляп из широкого куска черного шелка. Эвег был целитель и эстет.
Но вот Больдог отошел в сторону, и пленники поняли, что приготовления кончились. Синда замер неподвижно. Он мог простоять так, не шевелясь, будто деревце без ветра, очень долго, но орки не собирались ждать, когда эльф устанет: Больдог снял со стены плеть.
- Начнем с нее, - ухмыльнулся умаиа и ударил Кириона по спине. Десять плетей: сможет ли Кирион не истерзать за это время товарища?
Кирион напрягся - только бы не дернуться от удара! И он держался сколько мог, четыре удара, только вскрикивая. Но последовал пятый, шестой... десятый, и синдо кричал, а вместе с ним кричал и Нэльдор: каждый раз, как Кирион прогибался от удара, крючья рвали тело Нэльдора. И Ларкатал тоже глухо вскрикивал, глядя на родичей, и не замечая того: он предпочел бы сам получить все эти удары, но оставался только бессильным зрителем.
- Кирион, ты не виноват, эти ремни так устроены, - кричал Ларкатал, желая избавить синда от чувства вины. - Ты сделал все, что мог! Помни, только в выборе есть вина!
И Кирион верил мудрости Ларкатала, но все равно терзался, в ужасе глядя на Нэльдора. Особенно, когда тот в промежутке между ударами невнятно попросил:
- Пере... - но оборвал сам себя, не закончил, хотя из его тела вырывали куски, и делали это через его товарища по отряду.
Усмехаясь происходящему, Эвег склонился к уху Ларкатала:
- Ты кричишь, тебе больно видеть, что с ними делают, но ты знаешь, что это целиком твоя вина. Повелитель не допрашивал тебя и не трогал ни одного из них. Но ты решил, что тебе больше нравится быть здесь, а твоим товарищам терпеть муки. Так чем ты недоволен? Все стало так, как ты сам выбрал.
Ларкатал не замечал своих вскриков, слыша и видя только Кириона и Нэльдора, и теперь нолдо побледнел от осознания: эта пытка происходит в самом деле из-за него. Только не так, как говорил умаиа. Когда нолдо согласился идти в гости, чтобы Кириона перестали растягивать... он показал врагам, чем можно на него воздействовать. И теперь, когда вскрикивал - тоже. Поэтому его товарищей мучают, и будут мучить дальше. Это было его тяжелой ошибкой, которую теперь нужно было как-то исправлять. Худшим же было то, что самый юный из отряда был почти готов просить Темных остановиться и нужно было поддержать его, а вскрики, которые Ларкаал не сдержал, отнюдь не были поддержкой... Нолдо собрался и, бросив на Эвега выразительный взгляд ("Ты не понимаешь, и говорить с тобой я не буду"), обратился к родичу:
- Нэльдор, ты... - но умаиа не дал Лагорталу продолжать говорить, накинув шелковый кляп на рот пленника. Увы, теперь крики нолдо будут не так слышны, но зато и других он больше не сможет поддержать.
- Ты даже не представляешь, как будет весело, когда сюда притащат девчонку, - тихо добавил Эвег Ларкаталу.
Ларкатал вновь глянул на умаиа с ненавистью. Эльфа пробирала дрожь от мысли, что Нэльдор может не выдержать, а потом сюда приведут Линаэвэн и будут терзать ее... А он будет бессилен помочь, и будет только смотреть.
***
Нэльдору было очень плохо и больно, но он видел ужас во взгляде Кириона, и понимал, что если заговорит сейчас, то синдо будет гораздо хуже. Слышал Нэльдор и возгласы Ларкатала, но крики товарищей были не горестными стенаниями: в них слышалось не только страдание, но и сопротивление, и гнев. И Нэльдор понял, что он не один против этих тварей. Он по прежнему сражался, плечом к плечу с товарищами, пусть сейчас это сражение заключалось в том, чтобы не уступить последний рубеж, не сдаться.
Больдог тем временем убрал из рук плеть, достал длинную спицу, с острым зазубренным концом, и подошел к Кириону. Нэльдора он пока словно не замечал.
- Ларкатал тебя пытается выгородить, но он лжет, - сказал "старший орк" синдо. - Да, придумал такую забаву я, но только от тебя зависит, пострадает твой товарищ или нет. От твоего мужества, твоей стойкости. А у тебя нет ни того, ни другого. И потому твой приятель будет страдать, - Больдог усмехнулся и снял с пояса нож, которым сделал три надреза на на груди синда. - Видишь эту спицу? Ее будет выдержать труднее, чем плеть.
И умаиа начал терзать квэндо, в прямом смысле этого слова, вонзая зазубренный гарпун в рану и вытаскивая его обратно, раздирая мясо. Синдо не был в силах удерживать свое тело... Крики двух эльфов заполняли камеру.
Кирион, оглушенный болью и угнетенный своей слабостью, вскинул глаза на Больдога. Во взгляде пленника читалось: "Прекрати это...", и когда орк выдрал спицу, губы эльфа шевельнулись - он хотел просить врагов прекратить... Но снова уцепился за взгляд Ларкатала.
Больдог видел, что синдо был готов, почти готов, но еще молчал, и "орк" довольно улыбался - сейчас он продолжит и посмотрит, как запоет этот эльф. Больдог планировал развлекаться, либо пока один из двух пленных не взмолится о пощаде, либо пока не превратит в клочья все три разреза на груди Кириона. Синда держался, как мог, и дергался недостаточно сильно, оберегая товарища, но боль брала свое, и он был почти готов заговорить, только чтобы больше не ранить Нэльдора. Больдог имел столь богатый опыт допросов, что читал в пленниках как в книге, и видел все страхи эльфов. Вина перед Нэльдором будет грызть Кириона изнутри. И чтобы подтолкнуть синдо к нужному шагу, Больдог достал раскаленный штырь из жаровни и начал прижигать им рваные раны на груди эльфа. Кирион желал бы сейчас обратиться в камень, но это было невозможно, и его тело выгнулось... Больдог торжествовал - еще два крюка вырвались из Нэльдора!
- Это твоя вина, Кирион. Ты слаб, и поэтому ты рвешь тело своего друга. - синдо промолчал, кусая губы, и умаиа стал прикладывать раскаленный штырь к бокам синда, желая вырвать мольбы хотя бы из одного из пленных, или оставшиеся крюки из тела Нэльдора. Но нужно было не переусердствовать - Кирион должен был остаться в ясном сознании, не "поплыть".
Слов орка Кирион почти не слышал. Его собственная боль соединялась с чужой, и синдо боялся за Нэльдора: ведь он такой пыткой может быть покалечен. А юношу теперь терзала не только боль, но и то, что его тело было изуродовано этими тварями...
И все же, как ни трудно было терпеть, ни один из эльфов не стал просить ни о чем. Ларкатал хотел бы сказать товарищам, что гордится быть в одном с ними отряде, но кляп не позволял это сделать.
А Больдог думал: "Что же, не беда. Это лишь первый заход, даже не начало, так, проба сил". Он без труда вынул оставшиеся три крюка из Нэльдора: раны от рывков расширились, стали рваными, и любое прикосновение к ним было мучительно. Затем умаиа снял ремни с Кириона и точно также закрепил их на Нэльдоре, а крючьями безжалостно пробил грудь Кириона от плечей до живота.
- Ну что, Нэльдор, тебе здесь больше нравится, чем у Повелителя в гостях? - глумился орк. - И крови товарищей здесь, наверное, меньше, чем ты видел на рубахе? Скажи, а что тебе будет легче: когда твоего брата будут прижигать железом, или когда ты, дергаясь, будешь рвать крюками грудь твоей подруги? - Больдог дал Нэльдору возможность поразмыслить и ответить правильно, но если эльфеныш не одумается, то десять ударов кнута вправят ему мозги.
Юноша похолодел от слов орка. Брат. И Линаэвэн. Те, кого он пытался защитить. Только не это... И все же нолдо не то пробормотал, не то простонал:
- Как же вы все омерзительны, твари...
Кирион, знавший, что сейчас с ним будет, тоже молчал.
Ларкатал с болью и гневом смотрел на происходящее. Он пытался разорвать путы, но все было бесполезно. И эта пытка происходила здесь по воле Саурона, с которым он так любезно беседовал, смиряя себя.
Видя состояние Ларкатала, Эвег снова наклонился к пленнику:
- Я обещал тебе там, в комнате наверху, что перед тобой пройдут все. Ты сам выбрал это. Останься ты с Повелителем, нам было бы запрещено их трогать, но ты сам выбрал послать их сюда. Так зачем ты теперь пробуешь порвать путы? Наслаждайся представлением, впереди еще много твоих товарищей.
Лагортал взглянул на умаиа. Как он хотел прекратить эти пытки и издевательства! Это было почти невыносимо. Но он знал, что нужно Саурону, и он не мог этого сделать... Как не мог ответить умаиа с кляпом во рту. Товарищей будет еще много... Как это вынести?! Нельзя было думать о тех, кого будут мучить после, иначе он не сможет поддержать Нэльдора и Кириона сейчас даже взглядом.
А Больдог, тем временем, вновь размотал кнут. Нэльдор знал по себе, что сейчас испытывает синда. И старался меньше дергаться, но не мог. Он так извивался под плетью, что к концу пытки вырвал из товарища один крюк. Кирион надеялся на свою слабость, мечтал потерять сознание, повиснуть на руках, не ощущая, как другие крюки разорвут его плоть - но Больдог знал, кто сколько боли может вынести, и синда до своего предела еще не дошел.
Умаиа встал напротив Нэльдора и поддел ножом лохмотья одной из порванных крюком ран.
- Решил отомстить приятелю за то, как он с тобой обошелся? Давай, это годное дело.
Это был удар по больному, и Нэльдор вскрикнул:
- Нет, я не... - и осекся, остановил себя, переведя взгляд на свидетеля их пыток. И закончил совсем не просьбой, отказом невпопад. - ...не пойду в гости.
Глупый юнец думал, что от него ждут обещания быть гостем... Больдог не стал его разочаровывать. Умаиа сделал три разреза на груди нолдо и запустил в них иззубренную спицу. Однако, видя состояние пленных, Больдог не стал долго играть с гарпунами и почти сразу занялся прижиганием ран Нэльдора и обработкой его ребер.
- Ты знаешь, как это остановить, - осклабился орк, вовсе не желавший, чтобы его останавливали.
Хотя раны Нэльдора прижигали, а плечо и грудь Кириона разорвали еще вырванные крюки, и эльфы уже охрипли от крика - их крики не были просьбами.
- Ты хорошо постарался, Нэльдор, целых четыре крюка выдрал, - издевался орк. - Как думаешь, с братом продержишься дольше?
А Эвэг шепнул Ларкаталу:
- Наивный Нэльдор. Он думает, он здесь кого-то интересует. Этот мальчишка всего лишь мясо. И когда он перестанет тебя развлекать, его отправят на корм волкам или оркам.
Ларкатал, похолодев, взглянул на умаиа. Ему представлялось, как Нэльдора, уже истерзанного, разорвут и съедят, и нолдо не мог этого вынести. Эвег, заметив решительный и больной взгляд пленника, вынул кляп. Все равно эльф сейчас никому не навредит, для этих двоих пытка кончилась.
- Передай Саурону... - сказать Ларкатал, и Нэльдор едва не крикнул, чтобы он не говорил ничего. Только однажды так уже было... И вместо этого юноша хрипло выкрикнул:
- Держись!
- Эти пытки... бессмысленны... - сухо сказал Ларкатал. Не ко времени вспомнилось, как Саурон рассуждал о том, что сметет все, но только если это необходимо... - Я не могу дать Саурону то, что он хочет. Это для вас, Темных, не бывает аксани, если вы хотите, переступите через все, я же... просто не могу. А если бы смог, отдать стало бы нечего.
Больдог тем временем отвязывал двоих приятелей от рамы и препоручал их заботам орков. И если Нэльдор хотел болтать - чего там, подумаешь!
Измученных пленных потащили по коридорам: Кириона к Лаирсулэ, а Нэльдора пока просто в камеру. Туда скоро должен был придти Повелитель.