Умаиа смотрел на Маитимо и вновь размышлял. Он мог бы (как думал) обмануть Нолдорана, обещать и не исполнить на деле... Но Темному что-то мешало, и, как и в первый раз, он заговорил, объясняя свои мотивы:
- Ты хорошо говоришь: зачем рисковать? Но освобождать пленного это риск куда больший. Да и гнев, что обрушится на меня в случае, если тайное станет явным, будет куда долговременнее. Ты сейчас можешь всего лишь рассказать Владыке о моих неудачах, но уже угрожаешь мне; если же я совершу такой мятежный поступок, то ты сам первый и донесешь о нем. Но главное, как бы я освободил твоего Верного? Я знаю не один способ, чтобы твой воин долго не страдал в плену, и я могу сделать его жизнь настолько хорошей, насколько это возможно. Более того, я готов пообещать, что никогда не буду пользоваться правом победителя. Но я не знаю ни одного способа, как отпустить твоего товарища, кроме того, что воин сдастся и получит за это свободу. Соглашайся, пленный король, пока тебе предлагают! Я могу просто чарами заставить тебя забыть нашу встречу, и ты тогда не получишь ничего.
Неожиданно для умаиа в разговор вмешался Верный Короля:
- Заставить чарами? Лорда Маитимо? Ты пробовал песню, пробовал проникновение в разум; так не терпится попробовать еще и чары? Только глупцы не учатся на своих ошибках.
Но фэанарион заметил, что умаиа... словно колебался. Или... его колебания были более глубокими? Что, если...
- Я поклянусь, что никогда не выдам тебя, - сказал Маитимо. - Ты спас бы моего Верного, получил бы славу, но не понес бы урона. И тогда лишь вопрос, как тебе его вывести? Ты сам знаешь, что даже длительный отдых ничего не изменит для нас, и разве ты сам хочешь пытать нас дальше? Но есть выход. Возьми моего Верного и беги с ним. Когда вас хватятся, вы будете уже в безопасности. Не угрожай мне, но дай мне дар и прими дар от меня.
Умаиа ничего не ответил на ошеломляющую речь Маитимо, но долго смотрел на нолдор, а потом переспросил невпопад, словно непонимающе:
- Ты утверждаешь, что в Камнях такой же Свет? - Умаиа вдруг подумал о том, о чем не могли подумать эльфы: что, если, увидев Камни, он не сможет скрыть своей тоски? Она была сильна, но умаиа теперь понимал, что он никогда не сможет взять в руки Свет... И все же, если Владыка увидит эту тоску, он придет в гнев. То, чем грозил Маитимо, тем более может навлечь гнев Владыки... Но бежать из Твердыни... И умаиа продолжил: - Ты предлагаешь мне бежать? Ты, кажется, забыл, что я слуга Владыки. Но я могу говорить с Владыкой и, если правильно спросить, возможно... за сведения о свете Камней и еще какой-то важный рассказ он согласится избавить твоего Верного от пыток или вовсе отпустить его.
- Он ничего не выпустит из своих рук, - покачал головой Маитимо, насколько это было возможно в его положении. - Но ты ведь сам хочешь сделать доброе дело. И тогда... тогда ты будешь иметь право на Свет. На тот Свет, что здесь, рядом с Врагом, дает мне силы, а для тебя является источником вечного мучения. Ты назвал себя слугой Моринготто, но ведь ты не хочешь быть одной из тварей, подобных оркам, умнее или ничтожнее, но все равно тварью: потому что все Темные следуют одному подобию. Услышь меня: дай бежать Верному, и ты... ты получишь за это большую награду, чем я могу обещать. Просто скажи, что мой Верный погиб под пыткой, а потом тайно выведи его, и... ты сможешь перестать страдать.
Что-то затрепетало в душе умаиа, но дознаватель скрывал это и покачал головой:
- Если воин погибнет под пыткой, хотя я должен был добиться от него отречения и покорности, меня покарают за это. - Темный гнал от себя ненужные мысли и представлял себе другие картины: вот Верный падает ниц перед Черным Троном и возглашает хвалы Владыке Севера. Да, наверняка за это Верного могли бы освободить, а дознавателя бы обязательно наградили. Но умаиа взглянул на все еще распростертого на столе воина и помрачнел. Конечно, он не станет обращаться к нолдо с таким бесспорно хорошим предложением: умаиа помнил, каким взглядом Верный отвечает на слово 'сдаться'. Расставшись с мечтами, Темный продолжил: - Если я не услежу за пленником и допущу его побег или гибель при попытке бежать, меня за это тоже покарают.
***
Маитимо было очень страшно за Верного. Они сейчас спорили о его жизни, и эльф не смел взглянуть на своего воина, не смел отвести взгляд от умаиа.
А воин не смел произнести ни слова. Он чувствовал, как важно для Маитимо добиться этого освобождения; и - Нолдоран мог приобрести в плену еще одного союзника, такого же, как Энгватар... Если и дознаватель, и целитель будут на стороне Маитимо, они оба будут лишь изображать, что терзают Лорда, а однажды, быть может, помогут ему бежать... Двоим это легче сделать. Разве мог командир помешать этой надежде своими словами, что он не хочет оставлять Маитимо?
***
- Но если мой Верный не склонится, - продолжил говорить фэанарион, - Моринготто будет согласен казнить его, не так ли? - Нолдорану показалось, что он нашел выход. - И тогда, казнив Верного на словах, ты можешь спасти его на деле. Избавь его от пыток, выжди и отпусти. А за это я добровольно буду открывать тебе части того, что от меня хочет знать Враг.
Умаиа задумался. Маитимо предлагал... неплохой вариант. И, в любом случае, куда безопаснее было согласиться на это вариант, чем рискнуть проверить, сможет ли фэанарион подначить Владыку заглянуть в разум своего слуги. Потому что если Мелькор все же решит заглянуть... то на умаиа обязательно падет кара. И Темный решился:
- Хорошо. Твой воин будет присутствовать на каждом допросе; я знаю, как... изобразить пытки. И потом, когда он не склонится... да, я могу сделать, как ты говоришь.
***
Эльф успел незаметно улыбнуться и кивнуть Верному, прежде, чем их развели по разным камерам. Хотя... радоваться особо пока было нечему.
Фэанарион снова остался один в камере, и время потекло бесконечно и мучительно. Что ждет его Верного? Медленная и страшная смерть или свобода? Что он, Лорд, сделал не так? Где мог быть лучше?
Как безжалостно время... Само по себе ожидание было мукой.
***
Воин находился в другой камере, но так же страдал от ожидания. Нолдо приковывали в углу, оставив ему подстилку из соломы и новую, укороченную цепь, но рядом с ним стояла постель, где долгим, зачарованным сном спал Индотамо, Перворожденный квэндо - без веревок и цепей и, судя по всему, без кошмаров. Товарищ был близко, а рукой не коснуться.
Время тянулось бесконечно, и занять себя было почти нечем. Воин, как и Маитимо, думал, и прежде всего думал о том, что произошло - что он теперь имел, после встречи с новым дознавателем? Вроде и замечательно, что на допросе не тронули, а вместе с тем, если бы с ним что-то сделали, то сейчас он был бы с Маитимо, мог бы говорить с ним, пусть и при Энгватаре. Этот Энгватар... был очень странной компанией и мог предложить что-нибудь дикое, вроде 'сделать вид, что отрекся', но вообще-то был союзником...
А этот, второй умаиа - он теперь тоже будет союзником? Возможно, палач сумеет освободить его... а потом и Лорда, правда, пока Маитимо останется здесь, один, без Верных. Хотя если они все, кроме погибшего Вэриндо, обретут свободу, от этого Лорду будет легче...
***
...Сам умаиа считал ожидание в камерах подарком для нолдор, как и то, что внешне видимых травм им не нанесли: ведь иначе их отправили бы к Энгватару, а он мастер превращать лечение в пытку и кошмар. Теперь же - нолдор оставили в покое.
Но Энгватар не забыл о своем обещании - устраивать встречи Маитимо с его Верными перед каждым допросом. И потому целитель сказать новому дознавателю:
- Ты обещал нолдор отдых и ничего не мог придумать? Хотя бы усыпить воина и перевести Маитимо в его камеру: пусть зовет и не дозовется, будит и не добудится. Тогда это сделаю я.
- Ты в этом главный, Энгватар, делай, как знаешь, - ответил палач, хотя и был огорчен таким поворотом дела.
Тогда, по повелению умаиа-целителя, Маитимо временно перевели в камеру к спящим, под наблюдение Энгватара. Конечно же, нолдо-командир спящим не оказался, и эльфы испытали сильную радость от нечаянной встречи и были горячо благодарны Энгватару. А Энгватар, чуть не затая дыхание, грелся в теплом свете этой неведомой ему прежде благодарности - чистой и радостной...
***
Маитимо снова оказался рядом с Верными. Он заплел волосы спящему Перворожденному и поговорил со вторым командиром. При Энгватаре нельзя было сказать все прямо, и потому нолдо говорил о той свободе, что благодаря целителю обретет Индотамо. Что товарищ наверняка будет беспокоиться об оставшихся в плену, но... свобода одного, знание, что еще один вне этого кошмара - это большое облегчение для оставшихся.
Целитель понимал их разговор иначе - как утешение того, кто остался, ведь уйдет не он.
А командир и так напоминал себе все то, что говорил ему Лорд перед первым освобождением, но, конечно, от слов Маитимо воину становилось легче.
***
Спустя несколько дней нолдор снова привели на допрос.
Орки приготовили пленников к пытке, но дознаватель, глядя на Маитимо, чувствовал некое замешательство... Умаиа решил помочь Маитимо, освободить его воина (пусть и за награду от самого эльфа, как убеждал себя аину), и более того, умаиа обещал, что не будет больше мучить Верного, но будет только изображать его пытки. И при этом... дознаватель должен будет пытать самого Маитимо? Все эти мысли... были не свойственны Темным, и умаиа больше не был бесстрастен.
Ситуация выходила далеко за рамки привычного, и потому умаиа не просто не знал, как на нее реагировать, но даже не понял ее до конца. Маитимо не имел в виду: 'Мучай меня перед Верным', эльф имел в виду: 'Не мучай Верного и меня'. Но умаиа не догадался, не сообразил - как часто не понимают, что делать в необычной ситуации - что, обещав не допрашивать Верного, он может не трогать и Лорда. И потому чувствовал себя неловко, собираясь начать допрос Маитимо, внутренне ощущая, что это неправильно.
Маитимо же, со своей стороны, не знал, что умаиа был готов не трогать их обоих и не торговался дальше, решив, что умаиа и так дал максимум того, что мог на данный момент - ведь этот умаиа, в отличие от всех прочих, пошел на сделку по доброй воле, а не потому, что ему некуда было деваться.
***
На сей раз умаиа выбрал в качестве инструмента воздействия иглы, втыкая их в определенные точки на теле и рассчитывая ритм ударов - все это, вместе с вложенной в действия силой, должно было вызывать мучительные судороги в мышцах пленника. Кроме боли, на нолдо могло подействовать и то, что он не сможет не изгибаться, не сможет молчать - тело возьмет верх над волей и заставит Маитимо острее чувствовать свою беспомощность и униженное положение. А умаиа при этом так же монотонно повторял, как Нолдоран слаб, не в силах терпеть того, что даже ран не оставит, и требовал ответов.
Эту пытку можно было длить и длить - ведь он, умаиа, не устает, и такое мучение нескоро приведет тело эльфа в непригодное для допроса состояние, но будет изматывать... Это была действенная пытка, она могла достать Маитимо... но умаиа уже не был уверен, что он действительно хочет, чтобы достала, хотя должен был бы как слуга Владыки стараться сломать Нолдорана. И тогда умаиа нашел выход - он решил не затягивать мучения Лорда, а поскорее перейти к его Верному. Эти действия не вызовут подозрения, они могут быть частью плана: сначала дать сполна прочувствовать пытку главному пленнику, а потом всю ее жестокость обрушить на того, кто пленнику дорог. Так нередко делали в Твердыне.
***
Во время пытки Маитимо кричал и дергался, хотя и старался удержаться - но скручивающая острая боль словно волной накрывала все тело, и контролировать сокращения мышц было невозможно. Умаиа был прав - это просто иглы, но эльф почему-то не мог их перенести. Ничего особо страшного же не происходило, но Маитимо стонал и кричал. Сил отвечать не было, да и ответить было нечего. Впервые эльф серьезно испугался, как ему вынести этот плен до конца, пока последний из Верных не освободится. Он и правда оказался слаб... но нужно выдержать, обязательно, ведь это кончится, и тогда Моринготто скажут, что Верный не сдается, и Верный получит свободу... нужно только ждать... И эльф кричал, безнадежно и упрямо глядя в потолок, и ждал...
***
Перед тем, как начать 'допрос' Верного, умаиа чарами погрузит воина в полудрему-полугрезу. Тело эльфа будет реагировать, как положено, но до разума нолдо боль не дойдет; эльф в своих мыслях словно бы перенесется из камеры далеко-далеко, и будет бродить мыслями в тех местах, о которых думал. Таким образом... умаиа сможет выполнить обещание и при этом не мучить Маитимо сверх необходимого.
***
Верный видел страдания Лорда и думал о том, что скоро Маитимо останется терпеть пытки совсем один. Но это случится когда-то, потом, а пока Верный был уверен, что скоро тварь наиграется с Нэльяфинвэ, и настанет его черед. Поэтому, когда умаиа в самом деле направился к командиру, воин был готов и собран. Но умаиа, стоя поблизости, что-то все медлил и медлил, и командир задумался о своих товарищах, о тех, кто был уже на свободе. Эти мысли незаметно перешли в воспоминания о лагере, и так же незаметно из просто мыслей превратились в яркие образы, словно нолдо сейчас сам был в лагере, со своими друзьями и близкими... Командир не чувствовал не только боли, но и ремней, и неподвижности, не видел потолка над головой - над ним были тучи, бегущие по небу, то открывавшие, то закрывавшие звезды. Берег Миттаринга окутывал холодный туман, ветер, напоенный влагой и запахами прибрежных трав, трепал край плаща. И рядом были родичи, их можно было обнять... Только и в усиленной чарами грезе Верного не оставляла мысль о Лорде, который сейчас один мучился под руками умаиа. Воин видел, как его Лорд кричал и выгибался от боли - значит, она была очень сильной, этот палач умел терзать.
- Видишь, Маитимо, - тем временем угрожающим тоном говорил умаиа, - твой Верный страдает, как и ты, но я прибавил к его боли еще кое-что. Можешь заглянуть в его разум, чтобы убедиться.
***
Нолдо не подумал как-то, что его договор приведет к тому, что... его будут пытать на глазах Верного, а самого Верного не тронут. И, как ни странно это звучало, но... для того, кого освободят, вряд ли окажется добром понимание, что его не тронули, что все досталось Лорду, который так и остался в плену. И... не просить же теперь умаиа допрашивать и товарища? Пусть все будет, как есть.