Когда Энгватар передал Владыке то, что узнал от Маитимо, Мэлькор усомнился в верности доложенного Волком: наверное, беглецы не просто не отстранились от Света, но Маитимо, что мог сообщаться с Западом, передал им вести от Валар. А затем сами умаиар тайно общались с Валар. И вот, по приказу Владыки допросы (даже допросы Маитимо) в самом деле были на время отложены, и умаиар Ангамандо опять были перепуганы. Владыка вызывал их, одного за другим, и требовал клятв в том, что они не имеют дел с Валар и верными им маиар, и что не будут общаться с Западом, кроме как по приказу Владыки Мэлькора; тем, кто отказался бы поклясться, грозила суровая кара.
Об этом Энгватар с улыбкой рассказал нолдор.
***
Пока шли проверки, Маирон, отложив остальные дела, занялся тем, что в последнее время не давало ему покоя: созданием изящного золотого браслета, который не был наручником, орудием пытки или чем-то подобным. Волк знал, что еще найдет этому браслету применение, но сейчас ему было необходимо доказать самому себе, что он по-прежнему может украшать мир.
А Маитимо и Алакарно вновь были предоставлены сами себе. Эльфы почти исцелились от ран, и наступило время шаткого покоя. Друзья были рядом и снова могли говорить, и Алакарно пел, а Маитимо слушал его и вытесывал барельефы на стене. Фэанарион изменился со времен Исхода, стал все больше молчать, почти не смеялся, хотя порой улыбался чему-то. С Нолдораном пребывал Свет, чистый и совершенный, но этот Свет не влиял на эльфа, на его поведение. Духом нолдо по-прежнему прибывал в каком-то звенящем состоянии-созвучии, не запятнанным ненавистью или злом, и потому мог продолжать быть сосудом для Света. Но Свет, исцелив душу эльфа от Искажения, не претендовал на его выбор и характер: Единый создал всех разными и желал сохранить многообразие. И потому один чистый дух мог быть смешлив, а другой молчалив, третий - задорным, а четвертый строгим к себе. Свобода быть собою вовсе не мешала Свету.
***
В один из своих приходов Энгватар рассказал нолдор нечто интересное:
- Мы думали, что Владыка отыщет предателей, даже если их нет, но пока он никого не карал, и, кажется, сейчас не хочет карать поспешно. Зато Владыка велел особо следить за выходами, чтобы никто не мог бежать, боясь разоблачения. Но сегодня, отправившись лечить рабов, я случайно заметил тени наших, уходивших в туннели, в глубь Ангамандо... Как я понимаю, чтобы скрыться там, затеряться и избежать разоблачения*(1). Их было пятеро... и я не подал вида, что заметил их.
- Будем надеяться, это принесет добро, - откликнулся Алакарно. - Но до сих пор нет способа вывести отсюда Маитимо, и это меня беспокоит. - Они все оставались в ожидании, когда же удастся освободить Нэлйафинвэ.
- Когда те духи свернули в туннель, эхо донесло до меня обрывок разговора, - продолжил Энгватар и, изменив интонацию, повторил услышанное. - '...Возможно обратиться к Оромэ втайне от всех, и он не покарает'... - Целитель потер подбородок. На слова о свободе Маитимо Энгватар не ответил, потому что не знал, как добиться этого освобождения. - Должно быть, те скрывшиеся умаиар служили Мэлькору из страха и безысходности, а теперь нашли для себя выход... Одного я не понимаю: как я мог увидеть и услышать их? Уходящие в туннели наверняка позаботились о том, чтобы скрыться незаметно, следили, нет ли кого рядом, и были уверены, что никто не может их подслушать. Я же не выслеживал намеренно, просто оказался поблизости: что-то побудило меня пройти не тем путем, как обычно.
Эльфы удивленно переглянулись.
- Быть может, Оромэ уже их услышал, и Намо, знающий пути и судьбы, дал услышать этот разговор тебе, чтобы и ты знал, как можно уйти? - предположил Маитимо.
Некоторое время Энгватар молчал, смешивая мазь: хотя сейчас нолдор и не нуждались в исцелении, она могла потребоваться в будущем или же пригодиться для других. Изготовление лекарств позволяло успокоиться, и осмыслить поразившие его слова... Наконец целитель заговорил:
- То, что ты говоришь, Маитимо... возможно. И... когда мы с тобой обговорили, что я передам Владыке Севера: 'Валар могут незаметно общаться с некоторыми умаиар Ангамандо', - это еще не было правдой. Я получил защиту, быть может, от Валар, но не обращаясь к ним, я сам не знаю, как она мне была дана. Но после того, как я рассказал о Валар, это стало правдой.
- Напрямую они так с тобой и не говорили, - пожал плечами Алакарно.
- Со мной нет, а с другими? С теми, кто скрылся? - Энгватар взглянул на Маитимо. - Как будто ты через меня передал им весть от Валар.
- Как будто через меня, посредством тебя, Единый передал весть тем, кто мог слышать, - засмеялся Маитимо.
- Так что ты тоже теперь... отчасти посланник, - рассмеялся и Алакарно.
- Разве что от Маитимо, меня никто больше не посылал, - начал отнекиваться Энгватар. - Возможно, мы еще услышим о тех умаиар или столкнемся с ними. Но сейчас мне нужно передать Владыке то, что Маитимо обещал рассказать в обмен на прогулки и встречу с мориквэнди: про 'скорлупу' Сильмариллей.
- Скажи Врагу, что для оболочки Сильмариллей был взят кусочек Нур-Мэнэль, который Фэанаро взял от купола, дойдя до конца мира*(2). Дальше этот кусочек был смешан с самыми прозрачными веществами и сплавлен в сильма*(3).
- Стоило бы за такой ответ просить большего, ведь ты действительно открываешь тайное, - произнес Энгватар, видя, что и для Алакарно слова Маитимо, были словно рассказ о неведомом чуде. - Хотя, возможно, и вы, и другие и так получите отдых, когда Владыка Севера отправится сам, или направит свою силу, чтобы раскалывать купол.
- Я не сказал ничего особенного, - качнул головой Маитимо. - То, что я назвал компонент сильмы, не дает возможности повторить ее. Но, я надеюсь, Враг будет думать так же, как ты.
- Если Моринготто вздумает собрать кусочек Нур-Мэнэль, он вернется в Мандос куда скорее, чем думает, - рассмеялся Алакарно. - Но сомневаюсь, что он посмеет сам отправиться навстречу войскам Запада...
И действительно, услышав о материале, Владыка вначале воодушевился, но вскоре помрачнел и погрузился в раздумья.
***
Маирон тем временем, закончив свои ювелирные опыты и оставшись довольным результатом, снова планировал допросы для Маитимо и Алакарно. Разум Маитимо был недоступен, но в разум Алакарно проникнуть уже удавалось. Возможно, удастся вновь. Только для того нужны... особые условия. Притом лучше не доводить нолдо до бреда: помимо того, что это могло плохо кончиться, главным недостатком такого допроса была ненадежность полученных сведений. Потом всякую подсмотренную мелочь придется проверять: происходило ли это в действительности? Раньше для попытки проникнуть в разум Алакарно Маирон мог бы использовать заклятье, что создавало особого рода связь меж ним и эльфом, но заклятье было разрушено, и его нельзя было накладывать вновь, это были бы 'козни' по собственному умыслу, не по приказу Владыки. А что... если и разрушенное заклятье оставило следы, которыми можно воспользоваться? Это нужно было проверить.
***
Саурон вошел в камеру нолдор и демонстративно осмотрел пленников, словно оценивая.
- Хочу кое-что проверить, - сказал умаиа и улыбнулся Алакарно, как-то тепло и... неприятно.
Алакарно с беспокойством оглянулся, а Маитимо поднялся, готовый защищать друга.
- Тебя давно не было видно. Все в порядке? Когда ты наконец освободишь меня?
- Сейчас Владыка проверяет всех умаиар, не общаются ли они с Валар; и за выходами пристально следят, чтобы никто не бежал, желая избежать разоблачения, - спокойно пояснил Маирон. - Я уже доказал свою лояльность и вне подозрений, но любые попытки как-либо ослабить наблюдения за выходами еще какое-то время будут опасны. И пока у меня есть время, я, как слуга Владыки Севера, хочу кое в чем убедиться...
Когда Маирон накладывал заклятье повторно, поместив Алакарно в футляр, он заметил, что нолдо необычно, противоречиво реагирует на поднесенную к его телу руку (насколько можно было судить по внешнему поведению). Если и сейчас будет сходная реакция, значит, следы заклятья остались, и этим можно пользоваться, чтобы ослабить сопротивление. Но вначале нужно было связать обоих нолдор. И Маирон призвал орков.
- Маитимо связать, Алакарно раздеть и связать, - одежда, даже самая легкая, защищала личные границы, а значит, была помехой. - Потом уложить Алакарно на топчан.
Орки не могли не заметить разницу приказов, как и то, что нолдор не тащили в застенок, а в самой камере не было пыточных орудий, зато раздетого эльфа велели положить на кровать. И орки, хотя и понимали, что говорят о маловероятном, не могли не начать глумиться над уже связанным Алакарно, споря между собой, для кого этого красавчика раздели и уложили - для них или голуг Господину глянулся? Порой орки опасливо поглядывали на Маирона, не злится ли умаиа, но вроде тот был не против.
В действительности Маирон просто не обращал внимания на орочьи насмешки - они ему сейчас не мешали. Умаиа думал о своем, все так же странно улыбаясь Алакарно, со смесью озабоченности, пристального внимания, приязни и любования во взгляде: Волк все больше надеялся, что его труды не до конца обратились прахом.
***
Нолдор посчитали, что Саурон пришел с очередным допросом. Маитимо испугался за Алакарно, Алакарно - за Маитимо; и они защищали друг друга, как могли, но все же эльфов скрутили. И когда орки, раздев Алакарно, начали отпускать свои шутки, сам нолдо не понял, о чем они, зато Маитимо, живший среди орков, понял и вспыхнул от ярости. Волк это заметил и решил использовать.
- Я могу остановиться, Маитимо, не доводить задуманное до конца, - Маирон специально использовал размытые формулировки, ведь Нолдоран не знал, что именно задумал Волк, так пусть рисует себе в воображении худшее, и ищет, как избавиться от этого худшего. Маирон же в самом деле был готов остановиться, прекратить таким образом выяснять, остались ли на Алакарно следы его заклятья и если остались, то какие именно; конечно, Волк все равно проверит это, но способ может быть иным и выглядеть иначе, и не вызывать орочьих насмешек над Алакарно... - Что ты готов дать взамен, нолдо?
Маитимо похолодел. Покажи твари один раз, что это страшно, и Темные будут бить туда всегда.
- А со мною так не рискнешь поступить? - улыбнулся Маитимо. - Боишься гнева Моринготто?
Алакарно, наконец, понял, на что намекают орки, и тоже похолодел, но, конечно, постарался не выказать своего отвращения и фыркнул:
- Взамен я могу обещать, что не расскажу всему Ангамандо о том, как ты жалеешь, что не принял женский облик.
Но эльфы не знали, о чем говорят. Маирон презирал Темных, которые позволили себе привязаться к телу и поддаться его желаниям вместо того, чтобы действовать целесообразно. Однако разубеждать нолдор, которые были сильно напряжены, представлялось как раз нецелесообразным...
- Не думаю, что это привело бы Владыку в гнев, - ответил умаиа, опустившись рядом с топчаном.
Маирон провел рукой над грудью Алакарно и тот напряженно рассмеялся, отпустил какую-то колкость, но Волк больше не обращал внимания на эльфов. Расстояние казалось помехой для того, чтобы почувствовать, осталось ли что-то от заклятья, но это еще не значило, что заклятье разрушено полностью. Чутье подсказывало Волку, что должно остаться что-то, чем можно воспользоваться, хотя явного подтверждения умаиа пока не нашел - скорее всего, просто требовалось более тесное соприкосновение. Маирон сдвинул веревки на груди Алакарно так, чтобы они не закрывали сердца (связали нолдо крепко, и при передвижении веревки оставляли на коже отметины, но это не беспокоило Волка). Рука умаиа прошлась по торсу Алакарно, от живота к середине груди, и вжалась в грудь напротив сердца. Маирон прислушался, ощущая биение под рукой, а потом ослабил давление. Волк ждал, проявится ли отклик.
***
Любые прикосновения палача были ненавистны для пленника, но когда Саурон стал сдвигать веревки, обнажая кожу, это уже вызвало не одну боль и смутное воспоминание о кошмарах в футляре, но и ощущение словно бы единения. Алакарно не понимал, в чем дело, но его сердце начало биться сильнее. Когда же Саурон положил ладонь на его тело, гладя и ведя ее к груди, казалось, морок стал реальностью: чувство некой связанности между нолдо и его врагом было почти физически ощутимым, и казалось, что ладонь умаиа пытается добраться до сердца нолдо, проникнув сквозь плоть, причиняя сильную боль, но при этом охватывая и ласково гладя... с желанием сделать своим, ввести свою отраву в самую глубину. Глаза Алакарно расширились, и он не сдержал стона, таковы были ужас, боль, отвращение и ощущение Тьмы, пытающейся добраться до сердца. Но вслед за стоном эльф сразу же ощутил стыд: ничего же страшного не происходит, подумаешь, Саурон пальцами впился... И вместе с тем ко всем этим чувствам примешивалось нечто приятное - может быть, от воспоминания о футляре, когда связь с Сауроном нарушала пустоту, давала чувствовать себя живым. Но это уже... совсем никуда не годилось и вызывало еще больший ужас: неужели Саурон действительно сумел что-то испортить, исказить в нем, заставить отзываться радостью на его присутствие?
Маитимо обеспокоенно дергался рядом, не понимая, что происходит и чем он может помочь.
Маирон же, убедившись в том, что он прав, и следы заклятья остались, с удовольствием увидел ужас, боль и стыд Алакарно. Умаиа вновь вдавил руку в грудь эльфа, затем медленно ослабил нажим и еще немного поводил рукой по груди пленника: так Волк точнее определял область воздействия. Наконец, с довольной улыбкой, Маирон поднялся.
- На первый раз довольно... Насколько я вижу, тебе отчасти понравилось? - Пусть это вызовет чувства вины и слабости, они полезны.
- Ты нарушаешь клятву, Саурон, - тихо, с угрозой, сказал Маитимо, который как минимум отчасти понял, что происходит: - Немедленно сними свое заклятье.
- Я сейчас не применял чар, - спокойно возразил Маирон. Конечно, он не стал бы нарушать клятву, а потом испытывать все, что обрушится на него по законам мира. Другое дело исказить смысл клятвы, но с Маитимо это редко удавалось. - Мои прежние действия, совершенные до того, как я принес клятву, были не напрасны... Они затронули Алакарно глубже, чем думал он или ты.
Алакарно сейчас не мог насмехаться, он чувствовал ужас, особенно при мысли, что Саурон намерен повторить и продолжить свои... действия.
- Видишь ли... - продолжил Маитимо. - Возможно, что твои действия до принесенной клятвы и могли сойти тебе с рук, но после того, как ты узнал, что твое заклятье продолжает выполнять тайную работу... Это превращается в козни. Против моего эльфа. И потому ты сейчас уберешь все, что сделал.
- Нет, это не козни, но слабость твоего оторно, которой можно пользоваться при допросе, как и любой другой слабостью, - Маирон вовсе не считал, что нарушает клятву. - Посмотри, как Алакарно изгибается от одного моего прикосновения: но это просто поврежденность. Если Алакарно или другой твой воин получит раны после допроса, и я буду бередить их или использовать иначе, это нельзя будет назвать 'кознями'. То, что твой друг поврежден сильнее, чем раненая хроа, сути не меняет. А клятву лечить вас от последствий пыток и чар я не приносил.
- Хочешь играть словами? - спросил фэанарион, и в голосе его были стальные нотки, и он сам сейчас походил на хищника. - Это не рана, это заклятье, что продолжает работать. Это не поврежденность после ранения, это как вогнанный в тело шип. Убери его сейчас же.
- Нет, Маитимо, - сейчас Маирон не играл и не пытался запугать, но спокойно разъяснял, - это не остаток самого заклятья, а след, который оно оставило. Если сравнивать мое колдовство с шипом, то он давно вынут; только шип был ядовитым, и оставленная им рана не затянулась. Заклятье связывало наши жизненные силы, так что удар по мне ощутил бы и Алакарно; но оно в самом деле разрушено. - Маирон пристально рассмотрел Алакарно, отчего нолдо стало не по себе, а после заключил: - Даже если ты найдешь, чем заплатить или пригрозить, я не смогу убрать это. Это не чары, а последствия их применения.
Услышав это, Алакарно сразу же подумал об Энгватаре: целитель не мог снять чары, но он, так хорошо различивший и описавший их, наверняка сможет помочь с их следствием. Нолдо повернул голову к Маитимо, насколько было возможно, и улыбнулся ему. 'Все будет хорошо'. Но было видно, что эта улыбка - вопреки всему...
- Поклянись, что ты ничего не можешь сделать, что ничего от твоих чар и планов не осталось, и ты просто пользуешься плодами своих действий, - продолжал настаивать Маитимо.
- Клянусь, что мои чары разрушены, от них самих ничего не осталось, - крайне неохотно, как всегда, произнес Маирон. - Но я не могу поклясться, что ничего не могу сделать, чтобы убрать последствия: если я сейчас не вижу выхода, это не значит, что я никогда не сумею ничего придумать. Самое меньшее, я мог бы принудить целителей заняться этим... Как ты знаешь, лучший из них, это Энгватар, но чтобы его заставить, мне нужно чем-то припугнуть своего собрата. Наверняка у тебя есть что-либо на него?
Впрочем, возможность поймать Энгватара была очень зыбкой - Маирон был связан клятвой не вредить тем, кто полезен Маитимо. Так что даже узнав, в чем можно обвинить гибкого и скользкого, как рыба, целителя, Волк не мог бы использовать это перед Владыкой, пока Маитимо не сочтет целителя бесполезным; оставалось разве что надеяться на трусость Энгватара, на то, что услышав точные обвинения, а не догадки, он начнет совершать ошибки сам.
Маитимо умел принимать неприятную правду и после думать, как с ней бороться или как с ней жить. Но услышав об Энгватаре, эльф вскинул глаза на Саурона в надежде, а после, напротив, помрачнел.
- Я думаю, что ты даже представить не можешь всю глубину чувств, что я питаю к этому... умаиа. И как бы я желал... - эльф оборвал себя, сжав губы. - Энгватар умен, хитер, его не подловить, и я думал, чем мне придется платить ему за такое лечение... Но лучше уж я скажу нечто в благодарность тебе, если ты заставишь его исцелить Алакарно.
Маирон задумался, перебирая варианты, что можно использовать. Одну из прежних угроз? Нет, не вариант - они 'на крючке' друг у друга, и испуганный Энгватар скорее постарается донести первым. Может, сказать целителю: 'Я знаю, что ты полезен Маитимо, и он избавится от тебя, как только ты станешь бесполезным?'... Но нынешние слова Маитимо говорили об ином, о том, что Энгватар ухитряется выскальзывать и из рук фэанариона. Слишком осторожен, предпочтет упустить выгоду, достигать результата пореже, но не рисковать - поэтому и занимается Маитимо так долго, неделями или даже месяцами, прежде чем получает результат (а иногда и не получает)... Тогда стоит сыграть на страсти Энгватара к лечению? И на том, что Энгватар гордился своими талантами... У Маирона складывался план. Пусть нельзя будет использовать уязвимость Алакарно, но зато он получит какие-то сведенья от Маитимо.
- Я займусь этим. Разумеется, при обещании, что ты будешь молчать обо всем, что было и что мы обсуждали сегодня. Так что вскоре, - Маирон рассмеялся, - твоего друга, вероятно, ждет еще одна проверка и затем лечение излюбленными методами Энгватара. Возможно, целителю придется перепробовать многое, прежде, чем он найдет действенный способ.
- Ты все делаешь гадко, да? - усмехнулся Маитимо.
Фэанарион снова ударил в болезненную точку, и Маирон не ответил. Зато велел оркам развязать нолдор.
Алакарно, чья одежда теперь была сильно оборвана, молча оделся под улюлюканье отступивших подальше орков, которые все это время вели себя как могли тихо - сначала, чтоб не помешать Господину позабавиться с голугом, потом смекнув, что творится что-то не то, и если не сидеть тихо, как мыши в норе, Маирон разозлится и перебьет.
Глядя на то, как брат пытается надеть на себя лохмотья, Маитимо сказал:
- Это такое понятие о красоте в Ангамандо, что у орков, что у Моринготто, что у Саурона. Драные одежды и изломанные тела им нравятся больше, чем нечто совершенное.
- Красоту я предпочту создавать в кузнице, шитье и ткачество меня никогда не занимали, - парировал Маирон, не подавая вида, что слова Нолдорана были неприятны, и постарался сам уязвить в ответ. - Возможно, Владыка пожелает дать своему бывшему ученику новую одежду, и тогда она не будет рваной.
Затем Волк молча казнил орков, не умеющих хранить секреты, выбросил их тела из камеры и вышел сам.
Когда пленники остались наедине, Алакарно, на случай, если Саурон подслушивает их, тихо прошептал оторно:
- Если бы Энгватар стал исцелять меня от последствий заклятья, Саурон заметил бы это и мог бы обвинить его, сказать, что целитель помешал ослабить мою волю на допросах. Пришлось бы думать, как защитить Энгватара. А теперь Саурон сам будет требовать от него моего исцеления.
- Да, брат, мы сможем повернуть ситуацию себе на пользу... Но я очень волнуюсь за тебя.
***
Не тратя попусту время, Волк разыскал Энгватара и предложил целителю поговорить:
- Не так давно нам пришлось вдвоем спасать Алакарно от внезапного разрушения заклятья. Но мне пришло на ум, что оно, и разрушившись, могло оставить следы, и теперь я убедился, что это в самом деле так. Следы от заклятья слишком глубоки, чтобы их мог исцелить даже ты, но ты наверняка можешь проверить, могут ли эти следы мешать некоторым видам допросов или делать их опасными?
- Полагаешь, мне их не исцелить? - Энгватар тут же уцепился за возможность помочь Алакарно, сделав вид, что поддался на провокацию Маирона.
- Ты, похоже, мнишь, что в исцелении ты всесилен? - осведомился Волк. - Я готов спорить, что этот орешек тебе не по зубам. Если ты сумеешь исцелить эльфа, я готов создать тебе инструменты для лечения; а нет, то ты создашь для меня зелья, что понадобятся мне на допросах.
- Такой договор меня устраивает, и он пойдет на пользу Твердыне, - ответил Энгватар.
***
Придя к нолдор, первое, что увидел целитель при взгляде на Алакарно - это оборванную одежду.
- Что Маирон здесь устроил? - обеспокоенно спросил Энгватар. - Он сказал мне, что проверил тебя и нашел следы своего заклятья... Что с тобой было?
- Саурон... он велел связать и раздеть меня; немного ободрал кожу веревками, это пустяк... - Алакарно прервался, потому что о дальнейшем говорить было трудно. - Затем Саурон водил рукой мне по животу, груди, то бережно и почти ласково, то словно желая вырвать сердце. Я знаю, что его ладонь не могла проникнуть глубже, сквозь кожу, мышцы и грудную клетку, но я чувствовал, словно она охватывает сердце и несет порчу и вместе с тем... я ощущал некую связанность с Сауроном, и в этом было что-то искаженно-приятное. Я уже чувствовал подобное, когда был в футляре... И Саурон сказал, что заклятье... изменило что-то во мне, это словно отравленная рана...
- А когда Саурон вас допрашивал, ты ощущал какую-либо связь или что-нибудь сходное? - спросил Энгватар.
- Нет, я до сих пор не знал, что заклятье оставило следы.
Целитель посмотрел через Незримое и оценил состояние тела.
- Одна хорошая новость для тебя у меня есть, - наконец сообщил Энгватар. - Никакой связи с Сауроном не осталось. Нет... ничего, что бы уходило к нему. Но остался как бы след в памяти фэа и хроа о том, что было изменено заклятьем, поэтому чувство связанности и возникает только в ситуации, напоминающей накладывание тех чар. Но при этом... у тебя действительно есть глубинное повреждение, которое можно видеть через Незримое, словно рана у сердца.
- Я постарался добиться нескольких целей сразу, Энгватар, - заговорил Маитимо, посвящая товарища в свои планы: - Саурон думает, что я боюсь тебя и не хочу ни о чем просить, и давить мне на тебя нечем, так мы сняли с тебя подозрения; ты исцелишь Алакарно, и это будет радостью для нас, и, наверняка, ты что-то получишь за это от Волка; а за то, что Саурон 'уговорил' тебя, я расскажу ему что-нибудь. Например... подтвержу, что Фуинор помогал мне много раз.
Дальше поговорить им не дали. В дверь постучали, и на пороге появился конвой орков.
- Владыка приказал надеть на пленников ошейники и немедленно отвести в их в четвертую и шестую допросные, - кланяясь, сказал один из орков.
Целитель встревоженно глянул на нолдор, но вынужден был отойти к стене, а нолдор... привычно подпустили орков поближе и ударили. Орков они не жалели, а вот тварям с ценными пленниками приходилось церемониться, но, в конце концов, разумеется, эльфов схватили и защелкнув на их шеях ошейники, выпустили шипы на всю длину. А потом смеялись над разом присмиревшими фэанорингами.
- Держись, брат.
- Держись.
Напряженные взгляды и... все.
***
Нолдор развели по разным застенкам, приковали к стене на короткой цепи за запястья, и ушли.
Эльфы ожидали, что их в таком виде ведут смотреть на чьи-то допросы, но все оказалось... лучше. Их просто заперли одних в камерах, в тишине и наедине с ошейниками.
Маитимо уже знал, какой кошмар его ждет, и постарался принять его как можно спокойнее. Сел на пол, держа себя прямо, и стараясь не шевелиться, думал об Алакарно, о том, что теперь делать. У одного в сердце звезда, а у другого рана... Но Энгватар обязательно найдет, как это исцелить... Увы, построением планов удалось отвлекать себя недолго. Вскоре ни одна поза уже не могла быть удобной. Шея разрывалась, голова болела. От питья Маитимо отказывался, ожидая, когда же придет бред и забытье.
Волк тоже ждал, когда нолдор придут в состояние бреда, чтобы погрузить их в колдовской сон - ведь нолдор так желали забыться... Маитимо не заметил перехода ко сну. Волк тихо вошел в камеру и ослабил ошейник до предела, втянул шипы, а дальше вошел Фуинор и раскинул сотканные им сны. Будучи мастером в составлении мороков, он создал сложное и правдоподобное сновидение. Оно начиналось хорошо, но тем худшим должно было стать в конце. Это был сон во сне, когда воспоминания и образы медленно переходят в 'реальность' и воспринимаются как настоящие. Такое сложное заклятье позволяло в деталях следовать за Маитимо и достигать большей правдоподобности. Темные хотели добиться двух вещей: узнать, что удастся, и помучить эльфов.
***
Когда Маитимо проснулся, он плохо помнил тот кошмар. Ему снились братья, но в какой-то момент брат начинал вести себя странно, а потом со смехом снимал свое лицо, словно маску, и под личиной оказывался умаиа. И почему-то это было очень страшно, и повторялось с разными братьями и в разных ситуациях, и было нескончаемо. Словно целью Темных было убедить, что никому доверять нельзя: братья предавали Нэльйа, Алакарно и вовсе его пытал. Маитимо долго не мог вырваться из этого ужаса, но, наконец, Темным наскучили его однотипные реакции.
Пришел в себя пленник уже в своей камере, рядом спал Алакарно. Маитимо сжал губы - он не знал это продолжение сна или реальность. Он уже видел эту ситуацию много раз. Чтобы убедиться, сорвать с твари личину, Маитимо протянул руку, дотрагиваясь до друга, и посмотрел на него через Незримое - это был настоящий оторно... Фэанарион обнял Алакарно и снова уснул, уже спокойнее, чувствуя живое тепло.
Видя это, Маирон велел Фуинору приготовиться и навести мороки на обоих спящих. Так, чтобы когда нолдор проснулись, им показалось, что друг снимает личину и оказывается умаиа, как в наведенных кошмарах. Темным понравилось развлекаться, мучая эльфов иллюзиями и мороками, но Волк сказал, что нельзя чересчур увлекаться - нолдор умны и вскоре могут придумать, как бороться со своими снами. Куда полезнее будет отныне, время от времени, насылать кошмары, не давая пленникам расслабиться. Сейчас же стоило перейти к другому.
Когда эльфы проснулись, и раны на их шеях поджили, Маитимо отправили на скалу на два дня, а на встречу с Алакарно привели учеников Владыки Мэлькора. Чтобы они убедились во всем сами.
***
- Здравствуй, - вежливо и мягко, хотя и не без опаски произнесла одна из девушек. - Скажи, отчего ты стал считать врагом нашего Учителя, ведь прежде ты сам у него учился?
Ответ Алакарно, что Мэлькор предал его, как и прочих, уже не смутил авари. Дева так же мягко и вежливо переспросила:
- Убил Древа Света и убил вашего Короля Финвэ, который не чинил ему зла? Ты видел это своими глазами?
- Нет, но я знаю это достоверно, - ответил Алакарно. Из тех, кто был рядом с Древами, в час нападения на них Моринготто и Унголиантэ, и рядом с Финвэ, в час его гибели в живых никого не осталось*(4). - Моринготто убил нашего Короля, чтобы разграбить сокровищницу Формэноса и украсть Сильмариллы, они и сейчас в его короне.
- Не знаю, тебе это внушили или ты сам выдумал, потому что тебе стыдно за предательство, - встрял в разговор один их юношей, - но это клевета. Сияющие Камни принадлежат Владыке, он создал их как символ соединения Света и Тьмы, которая порождает Свет.
Мэлькор знал, что Маитимо на такую встречу допускать нельзя, он найдет, что ответить, сохранив хладнокровие. Но Алакарно не таков, скорее всего, он придет в гнев, начнет горячиться... Владыка заботливо предупредил своих учеников, что нолдо склонен приходить в бешенство, и тогда лучше не возражать ему или даже мнимо согласиться с ним, а потом сразу уйти, чтобы нолдо не напал. 'Это для вашего блага', - сказал Мэлькор ученикам... Но в действительности это было нужно, чтобы приучить наивных детей ко лжи, показать, что сама по себе ложь не такая и страшная и может служить добрым целям. И уже следующим шагом будет показать, что, искажая правду, вообще можно добиться многих целей.
Расчет Мэлькора был верным, слова учеников Тьмы и правда привели Алакарно в гнев, и нолдо с возмущением ответил:
- Моринготто лжец и вам внушает всякую ложь. Если он сотворил Сильмарилли, то почему все время требует от нас рассказать и показать, как создавать самоцветы, и пытает за отказ?
Казалось, эти простые слова сильно подействовали на юных эльфов, вызвав разделение между ними. Кто-то изобразил сомнение, кто-то молча отошел назад и направился к выходу. Но двое юных учеников не смогли смолчать:
- Это не может быть правдой!
- Он твой Учитель, а не враг!
Тогда другие двое, помня наставления Мэлькора, мягко возразили товарищам, чтобы разгневанный нолдо не напал:
- Алакарно говорит так уверенно, я не думаю, что он лжет...
- Его слова кажутся убедительными. - Более разумные ученики постарались увести своих товарищей. Однако дети еще плохо умели притворяться, и нолдо почувствовал ложь.
Но среди авари были двое, кто усомнился на самом деле. Оборванная одежда Алакарно, его бледность и слова о пытках показались одному юноше доводом в пользу правдивости рассказов нолдо; и одной деве пришло на ум, что если Владыка учил их притвориться ради их же блага, может быть, он тоже не всегда говорит правду?.. Да, тоже ради их блага, но...
- Попросите Моринготто коснуться Камней, и убедитесь, что он вор и обманщик, а не творец, - крикнул Алакарно вслед уходящим.