Ночью Купцову приснились люди в виде чеснока, помидор, вишен, ранеток, кабачков и смородины. Были там и какие-то другие овощи - фрукты - ягоды, но их Купцов уже не запомнил. Сам он был в виде чёрного, остроносого жука, с чёрными, тонкими усиками и блестящими, тоже чёрными, крылышками. "Жук, жук, где этот проклятый жук!" - кричали люди - овощи - фрукты -ягоды - и разгребали руками траву в поисках Купцова. Вернее, у них были не руки, а какие-то лохматые отростки, зелёновато - коричневого цвета. Купцов, затаясь, посматривал на своих преследователей снизу- вверх, сквозь просветы в зелени и сожалел, что не догадался нырнуть в какую-нибудь земляную щель.
"Надо оторвать этому вредителю все лапы!" - надрываясь, кричала женщина - помидор, алея круглыми щеками. "Этого мало, - басил мужчина- кабачок, с большим, круглым, белым животом. - Он отгрыз плодовую завязь у моего лучшего друга!"
Купцов проснулся в поту и в дрожании. Утро, судя по запотевшим стёклам окна, было влажным, и эта ранняя влажность предвещала душный и знойный день. Ополоснув лицо в рукомойнике, съев варёное яйцо с куском чёрного хлеба, запив всё это пахучей водой, отстоянной в банке, Купцов вышел из дома на улицу. Он спал, не раздеваясь, экономя, таким образом, драгоценное время. Времени же ему было отпущено до обеда, после чего...
Едва Купцов очутился в огороде вокруг него, с боевыми песнями, закружилось комариное племя, изголодавшееся за ночь. Купцов пробежал к сарайке, быстро отпер ржавым ключом холодный замок, достал из серого проёма ведро, тяпку, лопату. Тяпку и лопату зажал под правую подмышку, ведро взял в левую руку. Затем, ругаясь и двигая плечами, чтобы согнать кровососов со спины, побежал от сарайки к морковным, свекольным и прочим грядкам. Там комаров было гораздо меньше. Купцов знал это по опыту. Возле грядок его атаковал рой серых мотыльков, но он был не опасен, разве что сами мотыльки были неприятны. Некоторые из них ударились Купцову в лицо, заполнив нос пыльцой, отчего Купцов чихнул. Бросив на узкую дорожку между грядками лопату и тяпку, Купцов вытер нос, перевернул вверх дном ведро и сел на него, одновременно и раздражённый, и задумчивый. Черт бы всё подрал! Несколько лет назад, он, Сергей Вениаминович Купцов, был ведущим инженером на крупном оборонном заводе и делал ракеты, способные разнести вдрабадан Соединённые Штаты Америки. Теперь же, после всех этих перестроек - перекроек, когда завод намертво встал, он, как крот, копается в земле, и иных перспектив пока не видно. Вернее, есть ближайшая перспектива, что товарищи - садоводы его в ближайшем времени лишат земельного участка, так как они недавно бдительно обнаружили, что садовод - огородник Купцов обязанности свои выполняет из рук вон плохо.
*
Двое суток назад состоялось общее собрание садоводческого общества, где, помимо других вопросов, разбиралось и "дело Купцова" - участок ? 106, по улице Калиновой. Все улицы в садоводческом обществе носили такие незатейливые названия - Калиновая, Черноплодная, Цветочная, Весенняя, Огуречная, Рябиновая, Яблочная. Само же общество называлось "Труд". На собрание пришло человек сорок, весь садоводческий актив, и состоялось оно у дома, где жил сторож, во дворе. Под окнами дома поставили стол, за ним разместилось руководство общества: председатель Арбузов, дородная женщина со строгим взглядом - секретарь, и зам. председателя, он же и главбух - некто Эдуард Соломонович Штукман. Невысокий, сутуловатый дедушка, с седыми бакенбардами. Пару лет назад он уезжал жить в Израиль, но не вынес чрезмерно горячего солнца "обетованной земли" и вернулся обратно в Россию. От Арбузова Штукман сидел по правую руку и с глубокомысленным видом перекладывал с места на место какие-то листочки. Сам председатель, хмыкая в густые, мочалистые усы, когда очередь дошла до "дела Купцова", смотрел хмуро и просил садоводов "высказываться". Поговаривали, что Арбузов - отставной капитан КГБ. Так это или нет - никто доподлинно не знал, но Арбузов, надо отдать ему должное, был мужик пунктуальный и основательный. Перед "разбором дела" он зачитал доклад "инспекционной проверки" и из неё следовало, что: А. Сорняки у садовода Купцова чувствуют себя, словно они на курорте. Б. Полно вредителей. Настоящий бандитский притон. Были обнаружены; мыши, тля, бабочки-капустницы, серые мотыльки, жуки - долгоносики, гусеницы, черви - проволочники, (проволочники грызли картошку), и земляные муравьи. Только за это Купцова уже можно было наказывать. Однако в "чёрном списке" Арбузова значились ещё два пункта. Первый: "общее захламление территории". Имелись в виду газеты, полиэтилен, консервные банки и палки. Второй пункт: "уклонение садовода Купцова от общественных работ". "Сергей Вениаминович не явился на раскидку гравия, - пояснила секретарь. - Без уважительной причины". И для чего-то постучала авторучкой по столу, что сразу выдало в ней учителя.
"Ну, высказывайтесь, товарищи", - поторопил Арбузов. Тут и начали "высказываться". Худой и кадыкоострый старик по фамилии Груздев, бывший торговый работник, махая в воздухе узловатым пальцем, чтобы на него обратили внимание, предложил уплатить Купцову штраф. "Будет в следующий раз знать, как проволочника разводить!" - кричал он, подпрыгивая на месте, словно черви из-под земли кусали его за пятки. "Дать ему наряд, как в армии, - басил отставной военный, в потёртой офицерской рубахе, с проплешинами от оторванных погон. - Пусть сторожу помогает. От этих деревенских житья нет. Я точно скоро мины везде расставлю. Тогда узнают, сволочи такие!" "Да выгнать его, и всё, - сказала бабка в розовом платке. Купцов её не знал. - Мало того, что лодырь, у него и фамилия такая - лодырская. Тоже мне, барин выискался".
- Наряд ему, правильно. Пусть канавки для слива воды роет. Нам канавки нужны.
- Нет, давайте его возьмём на поруки.
- И что, нянчить его, что ли будем?
- Предлагаю выпустить стенгазету.
- И что?
- И там о нём написать.
- Бред несёте. Что писать-то? Вот он, перед нами, выйдите и скажите ему прямо всё, что вы о нём думаете.
"Г-граждане, с-садоводы, - крикнул пьяным голосом мужик в рваной тельняшке. Он, впрочем, всегда был пьяным и всегда в тельняшке. - А давай - те, распилим его на дрова!"
"Да мы вас, Котиков, скоро самого распилим".
"К-ого, меня?!"
Так они галдели и возмущались, пока Арбузов, волевым жестом руки, не установил тишину. В тишине было слышно, как гудят пчёлы, и глухо ворчит встревоженная человеческими голосами лохматая собака сторожа, неизвестной породы, предусмотрительно запертая в будку. Купцов тоже стоял молча, одиноко, и смотрел поверх голов, на белое облако, плывущее в синем небе. Он был бледен лицом, он переживал, ему было, в тот момент, перед этими людьми совестно. Семена сорняков с его участка разлетались по всему садоводческому обществу "Труд" и в своём возмущении, бесспорно, эти люди с мозолистыми руками, были правы. Подождав и убедившись, что тишина установилась полная, Арбузов, наконец, подвёл итог, тщательно подбирая слова, будто сажал в лунку горошины.
- Что же, - общее настроение понятно... Но, дорогие садоводы, не забудем, что действовать мы должны... строго по уставу. В противном случае - это будет самосуд. Что записано в уставе? Нами же записано, товарищи.
Арбузов обернулся к Штукману, и тот передал ему красную папку, заботливо держа её пальцами за картонный бок. Пока Арбузов открывал папку и искал нужную ему запись, у Купцова неожиданно нашёлся защитник, вернее - защитница.
- Если это суд, то у подсудимого должен быть адвокат! - Женщина в круглых, не первого года носки, очках, произнесла эту фразу высоким, звонким голосом, так что её услышали все. - Согласно международной конвенции по правам человека...
- Что, что? - быстро вскинул голову Арбузов, и отыскал взглядом женщину. - Елена Петровна, если не ошибаюсь? Участок номер 52, по улице Черноплодной. Что там у нас выявила по вам "инспекционная комиссия"?
Елена Петровна глотнула по рыбьи воздух и Купцов, чувствуя, как от благодарности у него едва не увлажнились глаза, спохватился прийти ей на выручку. Елену Петровну Купцов знал. Она работала библиотекарем, а библиотека, по воле случая, находилась в том же доме, где жил Купцов. Поэтому Купцов встречал Елену Петровну часто, то, идя в магазин, то, возвращаясь с работы, когда ещё работал. Она, соответственно, шла в библиотеку или из библиотеки. Им было о чём поговорить. Елена Петровна увлекалась выращиванием экзотических овощей и очень часто была в курсе всех садоводческих новинок. С её лёгкой руки Сергей Вениаминович как-то вырастил гряду данкоя, белый овощ родом из Кореи, похожий на морковь, только раза в два больше размером, кабачок - спагетти, вместо семечек у него были съедобные волокна и новинку селекции, круглую ягоду - арбуз со вкусом банана. Причём, арбуз был адаптирован к погодным условиям среднерусской полосы, где, как известно, зона рискованного земледелия.
- Не надо адвоката, - крикнул Купцов. - Я... я признаю свою вину!
- Тем лучше. - Бунт был подавлен в зародыше и Арбузов опять наклонился над папкой. - Итак, что же у нас записано в уставе? А -а, вот, что! В течение трёх суток со дня собрания, если садоводу общим собранием будет поставлено "на вид", ему надлежит ликвидировать все недостатки, гм, или большую их часть, каковые у него были обнаружены на участке "инспекционной комиссией" из числа членов садоводческого общества...В противном случае... участок подлежит конфискации и свободной продаже... Мда, в общем, слегка юридически, э- э, витиевато, надо бы нам над уставом ещё поработать, но смысл, думаю, всем понятен. Понятен?
- Да, да, - снова загалдели садоводы.
- А раз понятен, значит, записываем в резолюцию...
И записали, что член садоводческого общества "Труд" Купцов С. В. обязан в трёхдневный срок исправить на своём участке все недостатки (их дотошно перечислили), иначе он будет земельного участка лишён. Правда, уточнялось, что участок "изымут" с денежной компенсацией, но отнюдь не по рыночной цене. На этом собрание было почти закрыто, если не считать, что всем коллективом поздравили лучшего садовода месяца, Анфису Егоровну, снявшую небывалый урожай огурцов с одного побега. Пока Анфиса Егоровна, цветя ромашкой, показывала ядрёные, пупырчатые огурцы и объясняла, как ей удалось добиться такого успеха, Купцов, под возгласы - "а "кемирой" не удобряли? Ну, а полив, неужели обычный? Когда навоз закладывали? Под осень?" - тихо и скромно ушёл. Его не пытались удержать, только моряк схватил за локоть и примирительно булькнул в ухо: "Да я ж пошутил, насчёт дров-то. Давай по сто грамм, на мировую". "Да я бы с удовольствием, - тоже миролюбиво ответил Сергей Вениаминович. - Но у меня язва". Насчёт язвы - это он соврал. Язва была у его жены. В последние годы болезнь часто обострялась и поэтому жена была плохой помощник в садоводческом деле. Раньше, пока завод не закрыли, и Купцов мог доставать санаторные путёвки в Кисловодск, язва почти её не беспокоила, излеченная минеральными водами. Теперь - не то. Приступы язвенной болезни, особенно весной и осенью, в самый разгар посадки и уборки урожая, преследовали жену с монотонностью обложного дождя. Плохой помощницей была и дочь, ещё школьница, но совсем, по мнению Купцова, отбившаяся от рук. Во всяком случае, все попытки отца приобщить девицу к "радости сельского труда" терпели неудачу. "Па-а, ты извини, но у меня контрольная по математике, - отпихивалась она от попыток Купцова вывезти её с собой на дачу. - Па, ты извини, но меня пригласили на день рождения. Па-а, ты извини..." Месяц тому назад Купцов всё-таки вытянул её из дома, второй раз за лето.
Добирался Купцов до своего дачного участка обычно на теплоходе. Это был самый быстрый путь, три часа хода по реке. Если ехать на автобусе и объездом, через деревню, то получалось часов пять, учитывая, что от деревни надо было километра два идти пешком. На теплоходе дочь просквозило, и она вернулась домой разбитая, а утром у неё поднялась температура. Мало того, прореживая от сорняков свеклу, она ещё и умудрилась обломать до крови ноготь, и Купцов бегал по соседям испрашивая бактерицидный пластырь. Своей аптечки он легкомысленно не завёл. "Да провались она пропадом - ваша дача!" - заявила дочь, когда Купцов наклеил ей пластырь, и демонстративно ушла в дом, надутая и сердитая.
"Надо же, провались. А как малину привезу, так ничего, лопаешь!" - не сдержав себя, крикнул ей вслед Купцов и здесь же о сказанном пожалел. Попрекать едой - последнее дело. Отношения с дочерью испортились надолго.
После собрания, идя по улице, Купцов крамольно подумал, что дочь, может быть, и права. Пропади она, и на самом деле, эта дача. Разве о том мечтал бывший главный инженер Купцов, покупая её на последние сбережения, чтобы вкалывать на ней целыми днями? Нет. Ему мечталось, что он посадит на даче два дерева, две сосны, а когда они вырастут, натянет между ними гамак. Да, да, именно такая картина возникала в голове у Купцова. Две сосны, а между ними он в гамаке, с газетой в руках, с какими-нибудь "Известиями", а рядом, протяни вниз руку, грядка алой земляники, а вверху выводит ажурные трели птаха и в бездонно-голубом небе светит солнце. Вечером же, отварив молодой, пахучей картошки, есть её, запивая парным молоком (молоко - то откуда?), и вдыхать настой отходящих ко сну полей и лугов. Купив дачу, Купцов понял, что он просто бредил. Что он насмотрелся фильмов и начитался книг про господ-помещиков 19 века, так что права была та бабка, назвавшая его барином, в момент раскусившая его классовую суть и заглянувшая в его подсознание, ибо дачи для всех дачников общества "Труд" были средством выживания в непростом мире новых рыночных отношений. Таковой она вскоре стала и для семьи Купцова. Иной вопрос, что ни по складу своего характера, ни по привычкам, ни по миропониманию - он не был крестьянином. Крестьянский труд, в любой форме, его тяготил. Он был кабинетным работником - да, изобретателем - да, фантазёром - да, интеллигентом - да, горожанином до мозга костей, асфальтом и железобетоном - да, но уж никак не крестьянином. Хотя и другие садоводы - огородники, они ведь тоже такими крестьянами не были. Не были, да стали. Не умели, да сплясали. Жизнь заставила. Купцов понял, что дочь права. Каждый должен заниматься своим делом, а если по иному, то это насилие над собой. Но понял он также, что она и не права. Ведь обстоятельства порой сильнее человека. Бросить дачу - это, значит, лишить себя последнего, пусть скудного, зато надёжного источника еды. Открывая калитку Купцов припомнил, что килограмм свежей картошки на базаре стоит столько-то, банка малины - столько-то, банка смородины - столько - то, головка чеснока - столько - то, и в целом, если суммировать всё, что он выращивал на даче, то экономия получалась ого - го какая. Он мог бы подсчитать, конечно, что на заводе в месяц он получал в три раза больше, чем выращивал за пять - шесть дачных месяцев, но таким подсчётом Купцов благоразумно не занялся. Глупо - раны бередить.
И вот теперь, третьи сутки подряд, Сергей Вениаминович Купцов, бывший инженер оборонного завода, сбивая ладони до кровавых мозолей, работает тяпкой, лопатой, рыхлителем и секатором, а времени у него осталось - до обеда.
*
Мотыльки улетели. Комары, напуганные восходящим солнцем, попрятались снова в траву. Купцов нехотя отлепил зад от ведра и начал работу. Словно полководец перед решающей битвой он изучил обстановку на том отрезке земли, где находился и понял, что сил у враждебного сорного войска здесь осталось немного. На грядке с редисом партизанила сурепка, возле огурцов атаманствовали одуванчики, грядку с морковью захватил репей. Купцов прошёлся по неприятелю кавалерийским рейдом, основательно потрепав его ряды. Карательные органы, в виде трёхзубчатого рыхлителя, довершили дело.
Теперь оставалось последнее, и главное. Перекопать тяжёлой лопатной артиллерией корни засохшей и спиленной яблони. Купцов уже собирался сделать первые залпы, как его остановил раздавшийся сзади голос. "Бог в помощь, братишка". Сергей Вениаминович обернулся. Возле калитки стоял моряк, посасывая папиросу и щурясь от её дыма. "Спасибо", - ответил Купцов сухо и, хотел, было продолжить работу, как моряк снова его отвлёк.
- Слышал новость?
- Какую? - Купцов с недовольным видом посмотрел на моряка. - У меня одна новость. В обед комиссию жду.
- Во - во, про неё и новость, - оживился моряк, сильнее запыхтев папиросой и сильнее жмуря глаза. - Революция, братишка! Арбузов сидит в сарае. Я его сам вязать помогал, а Штукман, падла, успел сбежать. На теплоходе. Ничего, поймаем позже.
- Ре-во-лю-ция?! - неподдельно изумился Купцов, не зная ещё как реагировать и думая, не пьян ли, по-обычному, нерадивый сын Нептуна? Убедившись, что моряк трезвый и взгляд его чёрных глаз нормален, Купцов отставил лопату, перестав за неё держаться, словно за спасательный круг, и поспешил навстречу гостю. - Да пойдём в дом. Зачем возле калитки топтаться? В ногах правды нет.
- Премного благодарен, - моряк пошёл по дорожке, небрежно выкинув окурок папиросы на цветник, а в доме как-то по свойски осмотрелся. - А я ведь теперь на вроде комиссара стал, между прочим. С комиссарами дружить надо. Правильно? Правильно. У тебя выпить есть?
Это было похоже на шантаж. Хотя, чёрт его знает, этого моряка. Вдруг то, что он говорит, правда? В тумбочке у Купцова стояла чекушка горлодёрной водки местного винзавода.
- Давай, давай, не куркуй, - поторопил моряк, почувствовав заминку. Купцов вздохнул и открыл тумбочку. Пить с Котиковым не хотелось, но ведь революции случаются не каждый день. Прокатив по горлу первые пятьдесят грамм, новоиспечённый комиссар рассказывал новости дальше.
- Насосы они закупали по одной цене, а с нас брали деньги по другой. Тоже самое и со столбами для оград. А ещё два участка продали в обход общества, через подставные фамилии. Разницу - всю себе в карман. Натуральную аферу провернули!
- Вот так дела-а!
- Это ладно. А с мышами что?
- Что?
- Просроченную отраву где-то достали, а нам её спихнули, как свежую. То - то я сыпал её, сыпал, а им хоть бы хны.
- Ничего себе!
- А с навозом что?
- Что?
- Да тоже спекуляция. Хорошо хоть, вовремя ещё эту контру разоблачили.
Нос моряка алкогольно покраснел и светил над столом бакеном. Купцов ел помидор, не ощущая его вкуса.
- И кто же теперь будет председателем? Ещё не выбрали?
- Да почему же, выбрали, - жилистые руки Котикова выжали из бутылки последние капли. - Утвердить только осталось. Сегодня и утвердят. Эту - Анфису Егоровну. Огуречницу.
- Огуречницу!
Сердце Купцова сжало нехорошее предчувствие. Кольнуло и сжало. Очень нехорошее предчувствие. Анфису Егоровну он запомнил, и она ему не понравилась. Купцов свесил голову, размышляя, что это не его революция, и не его власть. Моряк тоже начал есть помидор, но, в отличие от Купцова, делал это с удовольствием. Ему было хорошо жить на свете. У него была многочисленная родня; дяди, тёти, тёща, жена, сестры, братья. Они вылизывали участок, как пылесосы.
- Однако я пойду, - заторопился Купцов. - Часика два ещё потружусь.
- А, может, ещё один пузырёк скушаем?
- Нет, нет. Спасибо. В другой раз. Да у меня и нет больше. Честно.
Купцов поднялся, учтиво улыбаясь. Хмель его не взял совсем. Солнце пробудилось окончательно и весело побежало в небесную гору.
2
С упорством спелеолога букашка ползла внутри носа Арбузова, и сколько Арбузов ни пытался чихать, шмыгать и дуть носом, букашка из носа не выпадала. По телу председателя прокатилась нервная дрожь. Ему представилось, что мерзкая тварь доползёт ему до мозга, и он скончается в страшных мучениях.
- Помогите, - промычал Арбузов сквозь тряпку, что затыкала ему рот. Его никто не услышал. Сарай равнодушно выполнял свою роль охранника, и ему не было никакого дела до мучений человека лежащего на его сером, пыльном полу. Раз связали, значит, так надо. От своей беспомощности Арбузов готов был заплакать и, в который раз клял последними словами Штукмана. Теперь Арбузов забыл, что половину афёр они придумали вместе, попивая со Штукманом коньячок на веранде арбузовской дачи, среди плюща и лоз декоративного винограда. Теперь Арбузову мнилось, что на всё нехорошее его подбивал "жид пархатый", аки змий искуситель невинного Адама. Вдвойне было обидно Арбузову, что он, поддавшись искушению, навеки замарал своё чистое имя чекиста, пусть и пенсионера. Перед тем, как тварь залезла в нос, Арбузов оценивал своё положение, и вырабатывал схему защиты. "Что они со мной будут делать, - размышлял он, уставясь в потолок. - Отвезут в милицию или побьют? На милицию плевать. Эти такой мелочью, как мы, заниматься не будут. Нужны им наши разборки. Да и знакомые у меня там есть. Спустят дело на тормозах. Или побьют? Нет, не решатся. Кишка тонка. В любом случае буду валить всё на Штукмана. Да, да - на него, на скотину эдакую". Ничего умнее, чем "валить всё на Штукмана" Арбузов придумать не успел. Поначалу его мысли спутала букашка, а потом в сарай зашли двое - бывший моряк Котиков и старик Груздев. От моряка разило отнюдь не морскими запахами, а от Груздева и вовсе пахло прелым навозом. Арбузов свёл зрачки к кончику носа, замотал головой, замычал, заёрзал, всем видом показывая, что ему нужна помощь.
- Описался, что ли? - спросил Груздев, залезая чёрными пальцами Арбузову в рот, чтобы вынуть кляп. - Чего задом-то елозишь?
Рот председателя, освобождённый от тряпичной затычки, выплеснул фонтан слов, вперемешку со слюной.
"Вы за это самосуд ещё ответите,... я вас, сволочей, в бараний рог... да вы на кого руку подняли...развязать немедленно!"
Котиков с флегматичным видом ударил Арбузова кулаком по голове, для успокоения и, нет худа без добра, букашка из носа выпрыгнула. Арбузов округлил глаза, не ожидая, что его могут вот так беспардонно ударить, и замолчал, осмысливая новую реальность. Пока Арбузов находился в прострации, ему развязали ноги, и Котиков потянул его за ворот рубахи, подталкивая к выходу, к белому дверному проёму, где серыми точками кружилась пыль. Выходя из сарая, ослепляясь солнцем, Арбузов услышал гул голосов, удивился, что не расслышал его раньше, а едва разлепил ресницы, как с ужасом увидел, что двор сторожа полон людей. При виде Арбузова они, словно по приказу замолчали, и их колючие взгляды, насупленные брови, поджатые губы слились в сознании Арбузова в одно враждебное, хмурое лицо.
- Товарищи, - крикнул Арбузов с надрывом. - Я не виновен, товарищи. Это недоразумение.
Моряк, не обращая внимания на крик, повёл председателя сквозь толпу, рассекая её, как ледокол, сине-полосатым плечом. Под окнами дома сторожа, холодным айсбергом, возвышалась Анфиса Егоровна. Глаза её были по совиному широко распахнуты, руки в красновато-синих жилах тяжело опирались на стол, за которым ещё недавно посиживал и сам Арбузов.
- Я не брал никаких денег. Ей Богу, - холодея мошонкой, соврал председатель, стараясь не смотреть в глаза Анфисы Егоровны, такие огромные и такие страшные. - Это всё Эдуард Соломонович. Где он? А? Где? Сбежал! Он и есть ворюга. Он! Он - ворюга!
Анфиса Егоровна взглянула на Арбузова, как на насекомое, и подняла кверху ладонь. Мозолистую. В тёмных ранках и извилистых трещинках. Ладонь, где полежало много огурцов, от толстеньких и маленьких, как заглушки в бочках, до весомых, продолговатых огурищь, какие и в рот не входят.
- Именем членов садоводческого общества "Труд", - твёрдым голосом произнесла Анфиса Егоровна. - Бывший председатель Арбузов, за воровство и обман, приговаривается к вечной жизни, через сжигание его тела и рассыпку праха его по садоводческим грядам!
- Это как? Это что вы морозите? Да вы белены объелись!
Закричал Арбузов, пятясь, натыкаясь на твёрдую грудь моряка, озираясь, дрожа и машинально двигая за спиной кистями рук, чтобы освободить их от верёвки.
На вас когда-нибудь падало солнце? На Арбузова оно упало.
- 3 -
Елена Петровна, в своих больших круглых очках, где отражались красные всполохи далёкого, но сильного костра, походила на стрекозу. На встревоженную стрекозу. Она то готова была вспорхнуть, приподнимая узкие плечи, словно расправляла крылышки, то вертела головой - очками в разные стороны. Купцов находился рядом с ней и придерживал её за локоть. Сидели они под раскидистым ревенем.
- Осторожнее, Елена Петровна, нас могут заметить.
- А что вы предлагаете? Должны же мы осмотреть местность. Мне кажется, что к сараю лучше подобраться с правой стороны. Там темнее.
- Возле сарая может быть охрана. Котиков, например. Собака.
- Сторож с собакой ушёл. Наверное, вместе со всеми, на берег. Я видела. А Котикова вы ударите поленом. Сзади.
- Где же я полено возьму?
- В поленнице. Она недалеко от сарая.
Купцов вздохнул, в десятый раз жалея, что поддался уговорам библиотекарши и согласился на эту авантюру - спасать Арбузова. Перед тем, как пойти к сараю, где по-прежнему томился председатель, они долго на участке Купцова, зачем-то зайдя в малину, присев среди неё, как два конспиратора, спорили.
- Неужели вы думаете, что они и, правда, его сожгут? - с сомнением в голосе говорил Купцов. - Ерунда. Попугают, потешатся и разойдутся. Они же должны понимать, что это уголовное дело.
- Для чего же они тащат к реке брёвна?
Садоводы, словно муравьи, на самом деле носили на берег брёвна, как предполагала Елена Петровна, беря их у Арбузова с недостроенной бани.
- Говорю - попугать.
- А я думаю, его сожгут. Боже мой, вы бы видели их лица на собрании! Это были лица сумасшедших. Хорошо ещё, что про нас не вспомнили. Но завтра вспомнят. Сергей Вениаминович, я умоляю вас, надо что-то делать!
Купцов на собрании не был. Когда Котиков ушёл, он ещё немного поковырялся в земле, и, разморённый жарой, прилёг отдохнуть в доме на пару минут. Пара минут растянулась до вечера, и было бы дольше, но разбудила Елена Петровна. Увидев спросонья перед собой её очки, Купцов перепугался, и вскрикнул. Ему померещилось, что перед ним огромная муха. Стрекозу он рассмотрел в библиотекаре позже. Её рассказ, как из Арбузова решили сделать удобрение, как он доказывал, что не виноват, а потом потерял сознание, повергли Сергея Вениаминовича в кратковременный шок. У него, что уж там, не по мужски дрогнули колени.
- Мы должны спасти Арбузова, - горячо, горячее прохладного вечернего воздуха, шептала Елена Петровна. - Иначе мы станем невольными соучастниками злодеяния.
- С чего бы это? - сопротивлялся её непостижимой логике Купцов.
- Нас, как вы сами говорите, самих могут завтра того...
- Нас ещё только могут, - Елена Петровна уже сердилась. - А его уже... Мне кажется, что вы просто трусите!
- О-о-о, - застонал Купцов. - Что я должен делать, скажите, пожалуйста? Взять, как Рембо, гранатомёт? Но у меня нет гранатомёта. И я не Рембо. И Арбузов, если уж откровенно, жулик и наказание заслужил.
- Да, я угадала. Вы - трус.
Трусом прослыть не хотелось. И вот они под кустом ревеня, высматривают, как лучше подобраться к сараю, где заперт председатель.
- Идите, пора! - Елена Петровна прижалась к Купцову грудью. Грудь мягкая, полная. Щёки Купцова, верного семьянина, невольно покраснели, но хорошо, что темно, и не видно его смущения. - Не забудьте, Сергей Вениаминович, я вас буду ждать на пристани, как условились.
"Ждать на пристани", - это был особый план Елены Петровны. Пока Купцов освобождал Арбузова, она намеревалась похитить моторную лодку своего соседа, для чего незаметно взяла у него ключи. Взять их было несложно, они висели на дверном косяке, на гвоздике. Сложнее было с самим соседом, холостым мужчиной. Он истолковал приход соседки за солью, как тонкий намёк, и забегал вокруг Елены Петровны, одетый только в плавки, потрясывая ляжками, и сально улыбаясь. Пришлось терпеть, пока ключ не оказался в надёжном месте, в лифчике купальника.
- Ладно, иду.
Купцов вздохнул и начал вылезать из укрытия.
- Ни пуха.
- К чёрту.
Далёкий костёр на берегу разгорался всё сильнее и его красные искры, вихрясь, улетали под самые звёзды.
*
С мыслью о скорой смерти Арбузов примирился. Ему в это просто не верилось, как часто не верится многим людям, что они когда-нибудь могут умереть. Последний час Арбузова занимал не этот вопрос, а то, что ему очень сильно хотелось в туалет. Старик Груздев явно сглазил. Председатель надумал было кого-нибудь покричать, но побоялся, что снова зайдёт Котиков и опять станет бить по голове. Поэтому Арбузов лежал и терпел, чувствуя, как всё сильнее раздувается его мочевой пузырь. "Может, правда, в штаны сходить", - тоскливо размышлял председатель и почему-то представил, как при сожжении мочевой пузырь лопается и моча заливает ему ноги. Картина была такой нелепой и ужасной, что Арбузов вздрогнул и всё-таки, не сдержавшись, крикнул. "Эй, кто-нибудь, выведите меня. Я поссать хочу". Не успели угаснуть последние звуки, как дверь распахнулась, и в её проёме возникла чья-то тёмная фигура. Жёлтая луна филином сидела на её правом плече.
- Умоляю вас, тише, - прошептала фигура, порывистым шагом приближаясь к Арбузову. - Я ваш друг. Я пришёл вас спасти.
- Мне в туалет надо, - объяснил Арбузов уже более культурно, чем прежде. - Не бойтесь, не убегу.
- Вы не поняли, - человек наклонился над председателем и, посапывая носом, начал развязывать верёвку на его руках. - Я вас хочу освободить.
Арбузов задумался. Голос показался председателю знакомым, где-то он его раньше слышал. Когда незнакомец развязал-таки руки, и переместился к ногам, Арбузов подумал, что неплохо бы сейчас огреть нежданного визитёра по макушке. Вот только чем? Председатель повертел головой в надежде, что рядом лежит незамеченная прежде палка, но в темноте ничего не различил, и тогда решил пнуть незнакомца по лицу, как только он развяжет ноги.
- Я Купцов, - сказал Купцов. - Вы меня хотели участка лишить. Но я не в обиде.
Ноги были развязаны. Арбузов двинул ими и понял, что хорошего удара не получится. Ноги затекли.
- Надо спешить, - поторопил Купцов. - Пока Груздев не очнулся. Пришлось всё-таки, Господи, поленом его сзади. Как бы не убил.
Тут до председателя дошло, что его спасают, и он вспомнил, кто такой Купцов. Не заставляя себя больше ждать, председатель обрадовано поднялся с пола, и вразвалку побежал к выходу. Сергей Вениаминович поспешил следом.
На улице, неподалёку от двери, лежал Груздев. Лицо его было уткнуто в землю, левая рука подвёрнута под живот, правая откинута, и возле неё валялось помповое ружье. На белой лысине отпечаталась чёрная борозда от полена.
- Убил, всё-таки! - ахнул Купцов, останавливаясь и хватаясь пальцами за виски. К ним прихлынула кровь.
- Собаке собачья смерть, - проворчал Арбузов, наклонился над Груздевым, поднял ружьё и ударил старика в бок носком ноги. Ноги уже размялись, и удар получился хорошим, с чваканьем. - У-у, сволочь такая.
Груздев замычал.
- Смотри-ка ты, - удивился председатель, оборачиваясь к Купцову. - Жив, курилка! Ну, сейчас добьём!
- Что вы, оставьте его в покое! - Купцов кинулся к Арбузову, хватая ладонью ствол ружья, отталкивая его в сторону.
- Да я пошутил, что ты, сдурел? - Арбузов сердито прижал ружьё к себе, и вдруг замер, напрягшись телом. На конце улицы послышались голоса, и собачий лай. Возвращался сторож, его собака, и с ним ещё люди.
- Бежим! - выдохнул Арбузов, и хотел бежать, но Купцов поймал его за плечо.
- Не туда. В другую сторону.
- Почему?
- К пристани. Там моторка. Там нас ждут.
Они побежали в сторону реки, под новое мычание Груздева, встающего на четвереньки. Мяли чужую картошку, срывали головки цветов, топтали грядки с луком, морковью, свеклой, обрывали коленями помидоры, ломали плечами ветви ранеток, но отнеслись к этому варварству равнодушно. Война есть война, и потери на ней неизбежны. Вслед им, от домика сторожа, кричали, и кто-то даже выстрелил в воздух, наверное, сам сторож. Купцов на бегу вздрогнул, взглянул мельком на Арбузова и увидел, что тот сгорбил плечи и пригнул голову.
На пристани было тихо, на волнах покачивались лодки, по песку, чёрной птицей, металась Елена Петровна, почему-то с распущенными волосами. За её спиной, немного в стороне, вода отражала свет от костра и была от этого света кроваво-красная.
- Быстрее, - увидев Купцова и Арбузова, всплеснула руками библиотекарша.
Арбузов захрипел, убыстряя бег, Купцов пропустил его вперёд.
Вскоре они все трое сидели в лодке, и мчались по реке, оставляя за собой пенный след, наблюдая, как на розовый берег, паучками, выбегают их преследовали. Арбузов расхохотался и плюнул в их сторону.
*
В город они прибыли через час. Затянули лодку на берег. Елена Петровна осталась в ней сидеть, Купцов и Арбузов вышли. Председатель звал немедленно пойти в милицию, в ФСБ, и написать заявление. "Вы понимаете, что этого так оставлять нельзя? Они у меня получат, получат. Вы что, не хотите идти? Как не хотите? Вы что, они же у нас участки отберут!"
Купцов задумчиво молчал, смотря на тёмную воду, Елена Петровна устало смотрела куда-то на чёрные верхушки тополей.
- Так вы идёте? - поторопил Арбузов, прижимая ружьё к бедру.
Елена Петровна, наконец, посмотрела на председателя.
- А вы не боитесь, что вас тоже могут привлечь?
- Ме-ня? - Арбузов усмехнулся. - А вот тут ещё доказать надо, в чём я виновен.
Слово "виновен" он произнёс не совсем уверенным голосом, понял это, потоптался, покрутился, сказал ещё несколько ругательных фраз и зашагал прочь, угрюмо. Стало тихо. Только волна с шуршанием набегала на берег, и со стороны города донёсся музыкальный автомобильный гудок.
- Словно всё приснилось, - нарушила молчание Елена Петровна. - Вам не холодно?
- Да, что-то зябко стало, - поёжился Купцов.
- Идите ко мне.
Он поколебался, но перешагнул через борт лодки, отчего колыхнулась вода, и скромно сел рядом с ней.
- Вы всегда такой робкий?
- Я?
- Вы.
- Почему это вы считаете, что я - робкий?
- Ну, могли бы, и обнять меня. Нам бы стало теплее.
- Обнять? Да запросто.
Купцов набрал в лёгкие воздух, словно собирался глубоко нырнуть, после чего порывистым жестом обнял библиотекаршу. Ему было страшно, как мужчине давно позабывшему, что такое другие женщины, кроме своей жены, но как только его ладонь скользнула Елене под кофточку и купальник, ложась на тёплый сосок, страх исчез.