В пыли, гари и части верхней защиты - кто разберет, сколько ему лет. -
А я в этой школе учился.
И хочу, чтоб вы умерли.
На все воля Многоликого.
Командир группы быстродействия скорей всего не успеет вспомнить, что это за школа.
А командира отделения спасла стена.
Угол очень старого торгового павильона.
И этот вот катер.
И неведомый инстинкт, скомандовавший "падай!" - за миг до того, как рвануло.
Уберегли от основных повреждений.
Получил незначительные.
Как раз вернулся в строй.
Думал, навсегда запомнит эти камни и эту площадь.
Но когда отправлялись, не опознал этой воронки среди прочих.
- А у меня сыновья, - говорит командир отделения. -
Младшему шесть, старшему одиннадцать, - и разряжается внезапным выбросом. -
Этих необходимо выжечь с нашей земли.
Огнем и железом.
Я не хочу, чтоб вот такое из них вырастили!
"Жарко", -
думает механик-водитель.
Раннее лето в этом году в степи.
Оно только подошло на старт, а уже все успело выгореть под солнцем.
Пыль облаками клубится над дорогой.
Остается надеяться, что у отныне захватчиков достаточно более неотложных задач, чтоб накрыть их с воздуха.
Наземные подразделения ныне национально-освободительной армии передвигаются оказывать поддержку в штурме Башни транспортных каналов.
Сражение за обладание единственной транспортной артерией противника стартовало позавчера.
С госпиталя.
Сыновья
1.
О своем прежнем доме Радко помнит немного.
Но там был кораблик.
Он стоял на самой верхней полке,
так, чтоб даже пододвинув стол, поставив на него стул, а на стул еще ящик, он все-таки не мог до него дотянуться.
А еще он помнит, как шел по коридору своего дома,
а тот внезапно был длинным,
длинным,
очень длинным,
а с потолка росли острые осколки большого красного стекла
и вода с них капала тоже красная,
плотная, не растворялась -
в той, что тоже была -
на полу,
а коридор изгибался, и где-то в конце его могла открыться дверь.
Потом ему сказали - он тяжело болел.
Ему никогда не скажут - возможно, это их и спасло.
Семьи непосредственно причастных к далиенскому бунту эвакуировали последними,
но наличие малолетнего члена семьи, еще в возрасте до первого имени, схлопотавшего серьезное поражение Tairhien, перевело их ощутимо вперед по очереди.
А то, поговаривают, им бы светили карантинные поселения.
Это серьезная тайна,
но в третьем поселке бывших жителей столицы о ней говорят все.
Радко, правда, предпочитает слушать.
Когда мальчишки в школе обмениваются рассказами о страшном.
Говорят, карантинные поселения оставили слишком близко к городу, чтоб их жители разгребали развалины.
Говорят, люди работают и то, что течет в городе, их меняет, и они постепенно становятся не совсем людьми.
Говорят еще, что туда отправляют тех, кто получил взысканий тяжестью на штрафной корпус.
Но это - Радко знает - совсем вранье:
его старший брат Шеловда в штрафном корпусе был прошлой осенью, все учебное время.
Вернулся совсем человеком.
Правда, Радко его не спрашивал.
Радко еще не взрослый - еще три малых года осталось -
но он уже знает: есть вещи, о которых совершенно незачем говорить.
Об отце.
О войне.
О том, что течет в городе.
О том, что мелкий Хилько, выросший уже здесь -
которому он зачем-то проболтался о кораблике...
наверно, скука общих обязательных медосмотров сближает -
не поверил.
Что люди живут в домах, где можно - поставить друг на друга стол, стул и еще ящик - и не дотянуться -
не до потолка -
только до верхней полки.
О том, что на самом деле работают в штрафном корпусе.
О том, что у Радко под кроватью живет невидимая крыса.
Он проснулся летом, в одну из самых коротких ночей.
И понял: она пришла.
Он придумывал -
если он будет бояться недолго.
А потом пересчитает планки на изголовье кровати.
Туда-обратно а потом с середины.
И если никогда не заснет на животе.
И если никогда не заглянет под кровать, никогда не приподнимет тусклый край казенного спальника.
(Мама говорила: из того дома им не разрешили взять ничего.
"Отведенный объем личных вещей, безболезненно проходящих карантинную обработку. Всем необходимым обеспечат на месте прибытия".
А еще - что этот дом она не видит смысла обустраивать.)
А главное - думал Радко -
если ему приснится длинный коридор, если немедленно захочет и сможет проснуться.
(Пару раз не получалось.
Он знал - она тоже там).
То невидимая крыса никогда его не съест.
А он вырастет.
И найдет способ ее приручить.
И тогда она съест их всех.
2.
Не успел.
Патрули "чистильщиков" по улицам ездят, но без крайней необходимости в дома не заходят:
незачем беспокоить и без того весьма затронутое местное население.
Лето шло к концу, когда они зашли.
Радко знал - еще когда официальный сигнал вызова призвал его с разрешенных спортивных занятий.
Но не сбежал.
Потому что степь вокруг гладкая и не убежишь.
Потому что отвечать придется маме и брату.
Двое патрульных с волнами на нашивках стояли в их спальне.
Ждали.
Вслух взвесит младший, с мокрым, прислюнявленным вихром на лбу.
"Дела-а".
Радко недолго боялся крысы.
И этих решил бояться недолго.
Но ему стало страшно, когда скомандовал старший патрульный:
"Оставим все как есть до инспектора.
Все прочь из дома на свежий воздух".
А до того, как прибыла инспектор, Радко сожалел.
Что плохо спрятал.
Думал, в следующий раз он найдет способ переместить... крысу.
Например, к старым развалинам за водоочисткой. Туда редко кто ходит.
Катер пришел быстро.
Эта тетка прибыла на личном транспорте.
Вместе с пыльными смерчами, не обещающими дождя.
Высокая, тощая-тощая совсем, с ног до головы - с капюшоном - завернутая в местную "пыльную" накидку,
непонятно-желтокожая с очень большими зубами.
Старая.
Была похожа на старую-старую кость, очень долго пролежавшую в степи.
Радко, кажется, сразу назвал ее "слоновьей костью" -
думал, так ругаются.
Прошла мимо них, как не заметив, пошла в дом.
Но Радко видел -
вот как глазами видел,
как она входит в спальню,
нарушает его зарок,
приподнимает край спальника...
А потом не видел, только невидимая крыса не может от нее сбежать,
а она сначала думает - взять и сразу приложить ее башкой об угол.
А потом передумает и спустится к ним.
Держа эту крысу за хвост.
Радко думал: он себя выдал.
Тем, что наверно дернулся.
Хоть чуть-чуть.
Тетка Слоновья Кость вслух сказала: "Ага!"
И: "Ребята, начинайте стандартную зачистку".
И: "Вы и вы - можете быть свободны. В дом пока не заходите", - это маме и брату. Они не шевельнутся.
И ему: "Вы, ньера Радко, подойдите..."
А невидимая крыса так в руке у нее и болтается. За хвост.
Большая, очень большая, ужасно.
Но как ненастоящая.
Обвисшая.
Сдутая.
Только она смотрит на Радко.
Глаза у невидимой крысы мутные и невидные.
И голодные.
И тетка смотрит на Радко.
А на нее смотреть не надо.
И не надо думать - особенно мысль, что в голове взяла и застряла и катается бубенчиком: к старым развалинам за водоочисткой.
К старым развалинам за водоочисткой.
- Понятно, - говорит тетка Слоновья Кость и, наконец, бьет с размаху невидимую крысу о несуществующую стену.
И крысы больше нет. -
Получается, подкармливал. Зачем?
"За водоочисткой... Раз, два, три..." -
Радко ловит, ловит ускользающий бубенец и начинает считать
Темные плитки в покрытии дорожки.
На тетку нельзя смотреть, он и не видит.
Как отпускает женщина оценивающий жест.
Рукой, в которой только что была крыса.
Не дождавшись ответа, тетка продолжит. Скучным преподавательским тоном:
- Разумеется, при определенных обстоятельствах крысины Изнанки вырастают большими. И могут сожрать. Начал бы он с тебя.
"Двадцать... девять", - а Радко очень страшно, и бубенец мысли выскальзывает, и чтоб он не вырвался вслух - он говорит вниз, ища тридцатую плитку, худшее:
- В карантинных поселениях такие бегают?
Кто-то рядом выдохнет. Радко не поймет, кто. Не тетка.
- Значит, карантинные поселения? - взвесит она. -
Понятно. Поехали.
Я вижу необходимость в наглядной демонстрации.
- Вы не имеете права, - очень длинным голосом вмешается мама.
- Сожалею, имею, - ответит тетка инспектор. -
Сознательное злонамеренное нарушение техники безопасности по обращению с Tairhien в крайне неустойчивом мире. Что подтвердит любой из моих коллег, -
тогда мама сядет.
А тетка Слоновья Кость сделает шаг, возьмет его за плечо, продолжит. -
Я считаю, что неоправданного расхода восстановимого ресурса этой земле более чем достаточно.
Верну его через некоторое время.
Живым и надеюсь несколько более разумным.
Сам пойдешь или придется передвигать?
Радко не думал: страшно -
Радко нашел, что еще обдумать.
Пальцы у тетки очень длинные, худые и тоже желтые, словно пример - устройства человеческого скелета на тренажере,
а они вот только зимой учили.
Шел, пересчитывал, названия вспоминал.
Держал перед глазами.
Руку-то она сразу отпустила. Как пошел.
Радко не удержался - спросил.
Потом, сначала было любопытно, как взлетает катер. Ни разу не видел.
Быстро было, прижало к жесткому креслу, он еще думал - был уверен - у этих внутри должно быть... все не так.
Было сурово и скучно, как в родном доме.
Сначала Радко долго смотрел в окно, где земля неслась назад.
Потом сказал:
- Я могу спросить?
- Я тебя слушаю, - откликнулась тетка Слоновья Кость.
Радко собирался - спросить что-то взрослое. Но не мог вспомнить - как его... "сознательное... и какое там нарушение техники безопасности".
Радко думал - сказать что-нибудь такое - словами - чтоб потом уже было не страшно и не стыдно. Но у него получилось только:
- Куда вы меня везете?
- Собираюсь показать тебе город. И проверить.
3.
Город был мертвым.
Серым с коричневым.
Пыльным.
Здесь еще похожим - на город.
И дома были, и стекла в окнах, где-то - он помнил - цветы в настенных вазонах.
Сухие.
Вообще ничего живого.
Даже деревья.
Даже трава между плитами.
Он только за воротами вспомнил: а на земле живых ведь было лето...
Тротуарные плиты проседали.
Медленно заваливались лавочки в скверах под деревьями с мертвой, серой листвой.
И по домам набухала штукатурка, обрушивалась, осыпались камни из стен.
Условно безопасные показатели допускают ничтожное количество проникших спор при наличии карантинных рамок на выходе. Для тебя будет излишним количеством.
Мокрое для них предпочитаемая среда.
Тряпка там же.
Если хочешь - можешь не вытирать. Но тебе тут ехать и это жить.
Радко выдохнул. И расстегнул застежки. Переодеваться.
И добавил:
- Я выучусь.
И рассудил, что сейчас угрожать слишком смешно. Его недостойно.
Потом.
Когда вырастет. И все поймет.
- Рассчитываю, что с первым полученным навыком ты справишься.
Простейшие паразиты Изнанки специфически разумны.
Правда, весьма глупы.
Это трудно - быть разумным, когда ты голоден - всегда и только голоден.
Еще более глупо их кормить, - сообщит дальше тетка Слоновья Кость.
Радко молчал.
Только лязгнула, сорвавшись с пальцев, крышка емкости. С мокрым.
Тетка Слоновья Кость потом тоже молчала.
Радко запомнит, когда она заговорит опять.
Катер войдет, вскользит в светящуюся теплым полусферу на границе защитного барьера. И тетка Слоновья Кость скомандует: "На выход.
На индивидуальную проверку".
Карантинные рамки оказались совсем нестрашными.
Больше его ростом намного
мягко-упругие на проход.
Тоже светятся.
А потом он оглядывался.
Темнело - и у ступеней была подсветка.
Пропускной пункт.
Ворота -
казалось, верхняя перекладина чуть провисает. Светятся.
Ворота. На границе мира живых.
За ними уже начинался - город...
А рядом совсем была трава. Сухая, обычная - лето же... Цикады еще стрекотали. Как всегда.
Радко не знает, сколько лет ему предстоит оглядываться на эти ворота. Но запоминает.
Тетка Слоновья Кость дождется - пока из-под купола выдвинется катер.
И потребует внимания Радко, указывая - на скучное.
Ворота в низине.
Если смотреть от них вверх - видно.
На незначительном расстоянии - такие же знакомые кубики быстровозводимых жилых конструкций.
Кто по долгу службы вынужден постоянно здесь работать. И состояние здоровья и прочие аттестации позволяют.
Не более того.
Радко представил.
Хорошо, по целый внутренний взгляд и верхние слои кожи.
Каждый день - даже и зимой - просыпаться и смотреть на город.
А потом идти туда работать.
Это саднило в горле и катилось ознобом по спине.
- Вы уроды, - с чувством сказал Радко.
И поддернул за верхние хлястики чужие штаны: великоваты. Сползали.
Тетка Слоновья Кость не обиделась:
- Возможно. Это не единственный наш недостаток.
Но мы не идиоты, ньера Радко эс Койедан.
К сожалению.
Тебе придется это запомнить.
...Хорошие, кстати, были штаны.
Удобные.
Домашние.
Мама, правда, потом растворителем сожгла.
Говорила, что нечаянно.
Уже поздней осенью. Когда он записался на особенный курс образовательной программы.
Сам.
4.
Местные рабочие отделения служб, которые поддерживают в великой и нерушимой должный порядок, в третьем эвакуационном поселке гнездятся в таком же быстровозводимом строении.
Близ въезда и водоочистки.
А куда их было воткнуть, когда клепали поселок -
малого круга дней не прошло, как он должен был заселяться.
Говорили, что временно и предоставят должные помещения.
Надо думать только, на эту жизнь этого "временного" хватит.
Даир, старший регистратор образовательной службы местного отделения Службы наблюдения общества это думает -
но не особо сожалеет.
Удобно - когда для того чтоб придти по вызову ниери инспектора "чистильщиков" жилых территорий надо пройти несколько шагов по коридору, отодвинуть дверь чужой территории, услышать:
Теи-лехта ЛянХи эс Хина айе Салькаари, ниери инспектор, только прибыла.
Распутывает - "пыльную накидку".
Радко не знает: про себя старший регистратор Даир тоже называет ниери инспектора - Кость.
Иногда, как все местная "застава", оговаривается вслух.
Инспектор не обижается.
А нашивок на полевой, что под этой накидкой, ниери Кость не носит,
Даир кстати и не знает, в каком она звании.
Достаточном - судя по тому, что ей разрешено в повседневной обстановке его не демонстрировать.
И по доверенным полномочиям.
Даир подозревает: в них в том числе входит знать
как сейчас ноет некогда собранное из осколков на "дополнительные элементы" бедро...
дождь что ли собирается пролиться - в сердцевине лета в степи?
Сядет. Скажет:
- Именно так!
- Отдай его мне, - усмехнется ниери ЛянХи и сядет напротив.
- Зачем?
- Съесть, - отзовется и выразительно покажет зубы.
Действительно... выдающиеся. Продолжит ровно. -
Или до твоих гор не доходили слухи,
что каждый лехта должен для поддержания здоровья сожрать хотя бы парочку младенцев в четверть года?
Здешние, кажется, это про всех универсально говорили.
Он справился. Пусть и обоссался.
Он талантливый.
Он настолько поеден Изнанкой, что чует ее до мельчайших проявлений.
Причем интуитивно сумел осознать элементарные навыки работы.
И он очень зол.
Эмоциональности в голосе лехта ЛянХи не добавится, громкости тоже.
Напора, может быть.
Станет много насыщенней, отчетливей.
- Сменщика себе хочу вырастить.
Хоть кого - хочу.
Здесь очень мало нужных рабочих рук - после того, как эти умники их так проредили.
А работы, -
она потратится на жест, укажут костистые пальцы: а поле вот оно, отсюда и до горизонта - вспахивай. -
По полным правилам - отсюда все население должно выселить.
Вплоть до гор. Если не вон с материка.
Но эти люди сами выбрали, что сделали со своей землей и теперь им придется понимать, что с ней делать дальше.
- Делаем большей частью мы, - ответит Даир. Пусть не очень вежливо прерывать формулировку закона.
- Мы тоже отметились. Тоже точно, - рядом поставит ниери Кость. -
Отдашь?
- Подписываю, - откликнется Даир
и лехта ЛянХи встанет.
- Отлично, - она скажет сразу. - Дерьмо! - через счетное число выдохов.
Интонация все не изменится.
Даир подбивает последние знаки отчета и разрешения,
за ниери Костью не смотрит.
Все равно знает.
За эти выдохи она сделает полтора шага к шкафу у внешней стены, откроет:
шурхнет отодвигаемая дверца,
стукнет слегка емкость, добываемая с третьей полки.
Не булькнет.
Канистру дезинфицирующей жидкости, очищенной и разведенной достаточно для условно-безопасного употребления внутрь ниери Кость обнаружила в ангаре патрулей.
Давно. На первых днях этого поселка.
Конфисковала.
Собрала всех. Внятно сообщила:
- Для случаев критической необходимости - будет находиться здесь, - и покажет на шкаф, на третью полку. -
Обнаружу кого-нибудь в недолжном состоянии сознания на рабочем месте - убью. Мне разрешено.
Даир не знает - и не спрашивает - почему эта емкость не пустеет.
Даир знает: иногда теи-лехта ЛянХи к ней прикладывается.
Редко.
Сегодня.
Нацеженный полуторамизинчиковый стаканчик та всосет в глоток.
В лице не изменится.
В голосе тоже. "Дерьмо!" - она скажет как раз после.
Голос лехта ЛянХи сменит после.
Сначала сядет, начнет складывать сброшенную "пыльную накидку".
Ровно.
Пальцы проверяют поверх, над ней, нитку натягивают, взвешивают:
- Нет. Не поеду, - говорит лехта ЛянХи.
Складывает - еще раз и еще. До размера меньше локтя.
Скажет обычным. Бытовым внутренним. Вслух. -
Только время тратить, -
и ляжет.
Топчан в отделении чистильщиков ее ощутимо короче, правда - и значительно шире.
Свернется.
Сложится.
Накидку уложит под голову.
Это так уже не первый раз.
Пока, в потолок - лехта ЛянХи отмеряет. -
Один... нет, два больших круга. Завтра еще к детям.
Даир знает: это не раз уже было.
Теперь можно продолжать работать, если надо.
Сейчас - сложившись правильно: про это свернувшись в клубок не скажешь - ниери Кость будет спать.
Можно вставать.
И уходить.
Даир это и делает, просто встать сейчас непросто.
Скамейки низкие. А нога все еще ноет.
Голос остановит ее у двери.
Свет уже начнет меркнуть: в помещении более не остается ни одного разумного, пребывающего в бодрствующем состоянии:
- Даир?
- Слушаю.
- Отчет сделан?
- Да. Отправлен. Позволение получено.
- Неплохо. А твоя программа?
- Четверть осталась.
- Ясно. Советую спать, Даир. Утром будет дождь.
5.
- Твой отец проклял бы тебя, - о запретном мама Радко скажет еще раз. Почти через девять лет.
Когда Радко эс Койедан оповестил свою семью о выбранном деле жизни и соответственном изменении статуса.
Услышал. Выдохнул. Дополнил:
- Возможно. Если когда-нибудь придется до него дойти - я думаю, я сумею объяснить.
Радко знал: дойти вряд ли случится.
Специализация, на которую он рассчитывал и впоследствии поднял, была в целом не про разумных.
Ни про живых, ни про мертвых.
Правда, утром, когда Радко ожидал церемонии, должной зафиксировать его переход в статус лехтев, вспоминал он не это.
Вспоминал он легкие слова -
нет, не ниери инспектора Кость, той только предстояло принять у них аттестации.
Своего руководителя практики:
- Молодой человек, - подчеркнуто отреагировал лехта Ильста.
Радко знал - руководитель старше их всех хорошо, если на звездный.
А еще был здесь в войну и выжил, -
хочу спросить: неужели вам мало тех ограничений, что вы получили в силу происхождения?
- Достаточно, - ответил ему Радко. -
Я обдумал и вижу, что это единственный вариант идти дальше в работе, которую я считаю делом своей жизни.
Не беспокойтесь, я справлюсь.
Думаю, я достаточно привык к ограничениям.
В силу названной вами причины.
- Думаю, тебя на этом пути ждет много интересных открытий.
Но, оценивая результаты твоих аттестаций, не вижу оснований тебе отказывать.
Разве, то, что вход к нам открыт и бесплатен - а выхода практически не существует.
Если бы Радко захотел - он смог бы увидеть, как на его запрос о перемене статуса отреагировала ниери инспектор, теи-лехта ЛянХи.
Сказала: "Надо же".
Дополнила: "Ну, если так хочет - пусть идет..."
И широко улыбнулась.
Обязательную образовательную программу по взысканию, полагающуюся Радко, она завершила уже давно, в самом начале его профессионального пути.
Он выбрал продолжать.
Вспоминал потом. Когда через половину звездного года лучших из практикантов было решено отправить продолжать обучение. В Высшей школе лехтев на Салькаари.
Они ехали.
Гражданский транспорт полз.
Нормальная вода от земли Далия уходила: "обычные климатические колебания" -
то, что было степью во времена далиенского бунта, становилось пустыней.
Транспорт полз.
Песок -
заметал старые развалины.
Радко смотрел.
И сидящий рядом Молчун нарушил молчание.
Первый год образовательной программы они с этим лехтев дрались.
Молча.
Жестко.
Так, что оба получили строгое предупреждение.
Тогдашний руководитель курса очень спокойно объяснил им обоим,
что "чистильщики" не видят особого смысла тратить время, силы и прочий ресурс преподавателей на подготовку весьма неудачных специалистов, готовых растратить полностью собственных жизненный ресурс самым неразумным образом,
так что если они испытывают такую необходимость убить друг друга - пусть займутся этим за воротами учебного заведения
по исключению.
И это последнее предупреждение.
Потом все-таки еще дрались.
Потом - надоело.
Потом...
Потом на внеочередной проходке в брошенном дворе -
старом, каменном, с полуразвалившимся сараем,
поставленный с ним в пару Молчун внезапно нарушит молчание, сообщив:
"Это не помехи", -
а Радко уже знал - к нему стоит прислушиваться.
Тогда они нашли гнездо проросших спор Tairhien в самом начале его развития.
А еще Молчун учил его подманивать крыс...
А потом Радко держал.
Цеплялся за прочную стену бывших ворот - намертво,
а мягкий местный камень крошился под пальцами -
синяки так и в мире живых остались -
но он держал.
На краю, на берегу мира живых -
он работал маяком и тянул, тянул на себя, сматывал на пальцы такую непонятно-тонкую ленту страховки.
На территории бывшей усадьбы промоина оказалась слишком непрочной и Молчун провалился глубже.
Да, в предвыпускной год их уже пускали работать и обследовать реальные зараженные территории.
Радко на себе запоминал, как здесь не хватало подготовленных рабочих рук.
И что - держал.
Он не знал, и потом никогда не спросил, наблюдали ли наставники.
Держал, тянул -
и еще не так много сил оставалось думать,
как он отлупит этого товарища, если Молчун посмеет оттуда не выбраться.
Выбрался.
Рухнули потом оба.
И земля двора, склон, где прорастала трава сквозь строительный мусор, была такой удобной и мягкой.
Живой.
- Как?.. - не сразу выдохнул Молчун.
И не сразу вслед собрал дыхание. -
Как тебе удается... всегда помнить, куда... двигаться к выходу?
- Ворота... - Радко дышать тоже было трудно.
Он не сожалел, что выкладывает главное. -
На окраине бывшей столицы... пропускной пункт.
У карантинного.
Ворота...
Ступеньки подсвечены. А в траве цикады трещат.
Я запомнил.
И теперь всегда к ним иду.
Ниери инспектор... тетка Кость - в первое занятие показала.
- Понятно, - отозвался Молчун.
Полный отчет о промоине стал одним из звеньев подъемника, что привел их сюда, в ползущий катер.
Они знают главное друг друга.
И молчат.
Зачем о нем говорить?
Молчун моложе Радко на три года.
"Подходящий возраст для профессиональной специализации", - говорит он однажды руководителю практики.
"Не для этой", - в сторону отзывается тот.
"Не в наших условиях", - ответит Молчун и покажет, что больше не будет разговаривать.
Ему трех еще не исполнилось.
Когда к Школе храмового квартала города Далия пришла толпа, но еще не подошла армия.
Его и еще двух младших, недавно родившихся, с отвечающими за них, старшие квартала догадались сгрузить в единственный катер - и скомандовать: "Бегите!
Вы еще успеете прорваться", -
и правильно сориентировать в самом неожиданном направлении - к горам.
Прорваться им удалось.
Они и стали выжившими лехтев из храмового квартала Далии.
Единственными. Трое взрослых. И они.
- Эс Койедан? - вслух говорит Молчун. - Это где-то здесь.
Радко по дороге смотрел.
Отмечал.
Степь становится пустыней и песок поднимается,
подходит к окнам старых развалин.
Удивительно чистых, на беглый профессиональный взгляд, развалин.
Радко знал - камень и быстровозводимый материал верхних этажей, пострадавшие от высоких температур и физического воздействия -
плохо поддаются осмысленной переработке.
Разрушенную технику и прочее давно вывезли и подвергли.
А развалины бывших территорий Башни транспортных каналов оставили.
Радко думал - скорей всего именно поэтому.
Вряд ли чтобы помнили.
Кто бы здесь забыл.
До победы подразделениям службы Защиты Далии, перешедшим на сторону восставших, оставалось совсем немного.
Всего-то перерезать транспортную артерию - взять Башню транспортных каналов, охранять которую осталось...
сколько их там осталось,
но Башня устояла.
А более подробные данные по истории далиенского бунта и данного боя от Радко до сих пор закрыты.
И после смены статуса.
По происхождению.
Молчуну, естественно, открыто.
Он и говорит.
И еще добавляет, взвесив:
- Остановили перед вторым штурмом.
Из подразделений, некогда принадлежащим группам быстродействия города Далия здесь остались практически все.
Возможно, это хорошо.
Что перед штурмом.
Потому что Башня устояла.
И на головы нападавшим свалился Легион.
- Благодарю, - не сразу ответит Молчуну Радко.
Жестом заберет информацию глубоко. Себе.
Отвернется.
Тогда как раз вспомнит.
Радко не сменит - ни имени, ни имени Семьи, ни места происхождения.
И через два звездных с парой еще малых лет, когда на него придет срок поднимать звание лехта.
Ни потом.
Когда тоже мог.
6.
Его старший брат, Шеловда эс Койедан жил свою жизнь более равномерно.
Правда, тоже увлекся.
Когда угодил на образовательную программу штрафного корпуса за попытку "недолжным образом растратить собственный жизненный ресурс,
а также максимально нарушить работоспособность насосной станции третьего эвакуационного поселка,
чем обеспечить своим людям максимально долговременные сложности и ограниченный режим водопотребления".
Получать минимальное профессиональное.
В должности младшего техника на этой самой станции.
Поначалу Шеловда пытался просто поймать на обмане.
Своего преподавателя - скучного, округлого техника этой самой станции.
На слишком большой угрозе - в том, что он рассказывал о местных водных запасах на пригодной для жизни территории -
и да, изменениях климата.
И в том, что он рассказывал и об ограниченном режиме водопотребления и практике проверки воды на пригодность к употреблению ее живыми.
В том числе, если какому-то идиоту удастся неправильно умереть близ водного источника. Единственного
на территорию примерно на пару дней пути.
Поэтому Шеловда изучал, грыз чужую науку.
Не нашел ни слова вранья.
Зауважал.
Еще за то, как легко наставник отслеживал его действия.
Поначалу препятствовал. Нежелательным.
Каждый раз спокойно,
каждый раз нудно объясняя последствия. Для "его людей".
Потом... запомнилось, саднило занозой -
как работал и отслеживал -
а наставник из поля зрения не выпустил ни разу.
И Шеловда, подчеркнуто отследив этот пригляд, спросил: "Наблюдаете?" -
"Отслеживаю, - отозвался Наставник. -
Пока ты не дал мне шанса решить, что в этом нет необходимости".
Шеловда решил: докажет.
Потом увлекся.
Выбрал в итоге техническую специализацию, качественно прошел и среднее и среднее повышенное, был допущен к разработкам...
Через половину звездного его разработка мембранного фильтра - значительно более простого и экономичного, чем представленные предшествующие, прошла полные испытания,
в итоге заслужила - собственной производственной линии, развернутой в кратчайшие сроки здесь, на Далии.
За что разработчик, ниери Шеловда эс Койедан получил весомое повышение в общих правах.
приобретя разрешение, переселился в устойчивый город, стоявший еще до войны и сейчас признанный удобным местом для жительства.
Женился.
Получил разрешение на детей.
Мама братьев эс Койедан успела - подержать на руках свою первую внучку, поприветствовать ее в мире, поддержать и ее первые шаги
и даже покормить ее вишнями - в городе их было много.
Старые.
Почти такие же как город.
Умерла потом. Когда пришло ее время.
Легко. Не страшно.
Младшему отправлять сообщения с просьбой прибыть Шеловда не стал.
Ну понятно же - кто умудрился сбежать отсюда, тот никогда не вернется еще раз.
Из того дома, что передал обратно - в общее государственное распоряжение,
Шеловда забрал только покрывало.
Работы - он говорил - "младшенького".
Чашки его работы,
когда он еще учился здесь -
Шеловда помнил: мама старательно била.
А на этого кота, на покрывале, рука не поднялась.
Когда отбыл - гладила.
Плакала.
Старела уже.
Его детям кот тоже понравился. Сполз в результате - на пол детской.