Федорова Алиса : другие произведения.

Уйти и вернуться 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нить времени движется от начала к концу. Но что если однажды ты уже прошел по ней в другом направлении? Что если там, в чужом для тебя времени, остался самый важный для тебя человек? Возможно ли вернуться? И нужно ли это? Ведь на этот раз пути назад уже не будет. Примечания автора: "Да, - подтвердил я сокрушенно. - Вы слышали про знаменитых убийц: извозчика Комарова и Ионесяна по кличке Мосгаз? - Слышала. - И многие про них слышали. Но ведь редко кому приходит в голову, что они стали знаменитыми после того, как их выследили и поймали совсем не знаменитые сыщики. Про Ионесяна вы слышали много, в газетах даже читали, а о том, что его поймал, вместе с другими, конечно, совсем неизвестный вам подполковник Шарапов, вы и понятия не имели. Точно?" (с) Гонки по вертикали Строго говоря, от Места встречи остались только герои. На этот раз, мне предстоит не только разбираться в перипетиях их отношений, но и в новом детективном сюжете, на этот раз взятом из сериала МосГаз. Оттуда же взяты некоторые герои.
  Пролог
  
  Кира.
  
  "Итак, моя поездка снова не увенчалась успехом. Очередное Место силы, где якобы видели то немцев, то французов, оказалось очередной же лажей. Я бродила по этой клятой поляне и вокруг нее, наверно, часа три, пока не выбрела на реконструкторов! Честно, я сперва чуть мордой в лужу не прыгнула, когда увидела, как прямо на меня выруливает ССовец на мотоцикле, с автоматчиком в коляске. Парни поржали знатно - оказались коллегами. Были настолько щедры, что подкинули на своем историческом драндулете до станции, немало порадовав народ, ожидающий электричку.
  Я более чем уверена, что это Место силы снова будет ничем иным, как полянкой для реконструкторских игрищ. Пора бы уже понять, что пути обратно нет, и никогда не будет. Я в прямом смысле живу прошлым..."
  Кира откинулась на спинку потрепанного офисного кресла и потерла глаза. Зачем? Зачем ей все это? Не было никакого Рыжего. Ее не сбивала машина. Она не была в прошлом в теле своей бабки. Она просто навернулась со стула и треснулась головой, потеряв сознание и перепугав Андрюху. Вот только Шарапов был - полковник, генерал. Была банда Черная кошка. Были и другие его дела. Все это она раскопала в архиве. Генерал милиции Шарапов умер два года назад.
  Снег в городе растаял почти полностью. Для середины декабря погода была вообще "райской" - сухо, безветренно, ноль. В лесу оказалось чуть холоднее - присыпанные снегом и ледяной коркой листья звонко похрустывали под ногами, темные деревья рвались в небо темными голыми макушками, словно желая пронзить серую пелену туч и укрыться, наконец, снежным покрывалом. Черный, почти совершенно ровный, словно столешница, камень был виден издалека. Кира ускорила шаг, чувствуя, как дыхание сбивается. На что она надеется? Чудес не бывает.... На камне совсем не было снега, даже грязных потеков от прошлых дождей видно не было - поверхность в едва заметных выпуклостях была блестящей, черной с редкими переходами в серый и коричневый. Кира протянула к нему руку и тут же одернула - на ощупь он был не просто холодный - обжигающе ледяной. Кира вдруг почувствовала странное опустошение - все зря, все ее двухлетние метания, все надежды, все зря. Но все же...раз уж явилась в эту глухомань. Кира достала из кармана небольшой выкидной нож, сцепила зубы и надавила острием на ладонь, оставляя на ней мигом заалевшую кровью длинную вертикальную черту. Вторую, наискось, к первой, почти у основания ладони. Третью - с противоположной стороны, она довести не успела. Ее руку с ножом сжали у запястья и сильно дернули, поднимая на ноги.
  Кира резко обернулась, отскочила, моментально перехватывая нож в обратный хват и чуть подгибая колени.
  - Дурость затеяла, девка, - негромко сообщил ей дедок. Белая длинная, до груди, борода, длинные же, ниже плеч, серебристо-седые волосы, кустистые брови и под ними удивительно ясные голубые, как весеннее небо глаза. Светло-серый до колен пуховик, валенки, лыжная палка для опоры в руке. То ли бомж, то ли двинутый. Вот только ходит так тихо, что сумел подкрасться к ней, а она и не услышала, хотя замерзшие сухие листья трещат так, что глухой услышит.
  - Дурость затеяла, - повторил он, даже не взглянув на нож в ее руке, - зачем беду зовешь, зачем Чернобога кличешь?
  - Раз зову, значит надо мне, - отозвалась Кира. Странное дело - бомжевый дедок вызывал ничем не объяснимое доверие. Кира опустила руку с ножом. В самом деле - что ей этот старик сделает? Стыдно даже...
  - Хозяин Нави живым не помощник, - дед чуть прищурился, бросая взгляд на камень.
  - А кто помощник? - Киру этот разговор начал откровенно забавлять. Сама двинулась, вот к ней шизики и тянутся.
  - Ты где живешь то? - поинтересовался дед ехидно. И, не дожидаясь ответа от обалдело моргающей Киры, уточнил, - в Прави. Тут и помощи искать надо. Только зачем тебе это, девка? Не твое это. Один раз назад прошла не по своей воле, горя нашла. Второй раз хочешь пройти - обратно не выберешься.
  - А если я и не хочу обратно? - Кира отвела взгляд, - уж слишком пронзительно смотрели на нее голубые глаза старика.
  - Эх, девка, хошь не хошь, а где родился, там и пригодился, - туманно отозвался старик, - ты лучше до станции меня проводи. Скользко там, у перехода, а у меня косточки старенькие, тоненькие.
  
  Простучала мимо электричка, мигнул желтыми огнями семафор. Кира ежилась от холодного пронизывающего ветра, поднявшегося, кажется, в одно мгновение. Дедок шагал рядом бодро, постукивая своей лыжной палкой, мурлыкал что-то неразличимое.
  - Эх вы, люди-человеки, - вдруг негромко проговорил он, словно бы не обращаясь ни к кому, - все-то вам на своем месте не сидится, не живется. Все-то вам другого надо, думаете, что лучше там. Словно овцы заблудшие мыкаетесь, а попадаете волкам на зубы. Вот ты зачем у Чернобога помощи просишь? Зачем тебе туда надо?
  - Да я б хоть у Брахмы с Анубисом попросила, - криво усмехнулась Кира, - если б знала, что помогут.
  - Зачем? - не унимался старик.
  - Потому что я люблю его! - почти выкрикнула Кира.
  Электричка подкатывала к станции, сбавляя ход, постукивая колесами, глуша все звуки вокруг.
  - А что готова сделать? - старик, кажется, уже издевался - глаза блестят весело, рот щерится в улыбке.
  - А что надо, под поезд прыгнуть?! - она поняла, что начинает терять терпение. Хватит с нее безумцев на сегодня!
  Старик залился хохотом. Электричка доползла до перрона, разъехались двери, выпуская немногочисленных пассажиров из теплого нутра вагона. Старик хохотал, утирая слезы.
  - Нос, - проговорил он, чуть успокоившись, но все равно похихикивая.
  - Что?! - зло огрызнулась Кира.
  - Нос мне вытри, - предложил он уже совершенно нормальным и даже серьезным голосом.
  Кира вытаращилась на него как на полоумного. Впрочем, он явно и был полоумным. Семафор мигнул зелеными огоньками. Кира рывком достала из кармана скомканный платок и не особо нежно вытерла висящую под носом старика мутноватую каплю.
  - Твой поезд! - вдруг крикнул он как оглашенный. Кира даже отскочить не успела - он резко толкнул ее вперед, в уже захлопывающиеся двери.
  
  В вагоне было жарко и даже душно, и совсем немноголюдно. Мужик в потрепанном старом пальтишке, в очках в старомодной оправе, усталого вида женщина в пальто, с воротником из, кажется, нутрии, читала, едва ли не носом водя по страницам. Еще несколько пассажиров и одеты все так, будто, разорили гардероб своих бабушек и дедушек. Кира опустилась на деревянную скамейку, подвигаясь ближе к окну. Мужик напротив оторвался от газеты и уставился на нее со странной смесью удивления и любопытства. Смотрел он как-то уж слишком долго. Кира перевела взгляд на него, вопросительно изогнув бровь. Мужчина потупился и уткнулся в газету.
  Комсомольская правда. 18 декабря 1963 год. Среда.
  
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  Кира
   Электричка подкатила к платформе Белорусского вокзала. Пассажиры потянулись к дверям, нарочно или нет, обходя сторонкой лавку, где сидела Кира. Она ловила косые взгляды и мысленно кляла себя за то, что не догадалась одеться соответственно эпохе и теперь мозолит всем глаза своим серебристым коротким пуховичком, джинсами и сапогами. Но кто же знал, что очередная, казавшаяся бесплотной, попытка пробиться обратно увенчается успехом? Ладно, стоит быть честной хотя бы с собой - она не верила, что сумеет. Никогда не верила. Кто этот старик, который, в благодарность за вытирание соплей, зашвырнул ее почти на пятьдесят лет назад? Впрочем, какая разница? Бессмертной души продать не просил, и на том спасибо.
  На перроне скучал патруль. Два милиционера в темно-синих шинелях, оба моложе Киры лет на десять. Им явно было холодно и тоскливо - они бродили по перрону, иногда поеживались, иногда топтались на месте, и скользили взглядами по лицам пассажиров. Кира чуть прибавила шагу, медленно перемещаясь в сторону от патруля. Она старалась не смотреть на патрульных, наблюдая лишь искоса. Однако сначала один, а потом и второй подозревающий взгляд вцепились в нее.
  - Добрый день, гражданка. Младший сержант Черепнин. Ваши документы, - бодро козырнул молоденький сероглазый милиционер.
  - Документы? - старательно удивилась Кира, - конечно, товарищ милиционер... А что такое?
  Кокетничать бесполезно - старовата на для них обоих. Разве что материнские чувства пробудить получится. Сержант и рядовой пытливо наблюдали, как она лезет в карман пуховика. Шпиона что ли мечтают поймать? Одежда... Какая ерунда эта одежда, если нет документов! Рука наткнулась на жесткий шероховатый картон. Ну, конечно, ее родной российский паспорт. Бесполезная бумажка.
  - Сейчас, - Кира виновато улыбнулась. Сержант продолжал сверлить ее взглядом, рядовой расслабился, провожая восхищенно распахнутыми глазами миленькую фигуристую девицу в плотном темно-коричневом пальто с каракулевым воротником. Кира еще раз улыбнулась, резко отскочила в сторону, едва не налетев на тощего пацана в коротеньком пальтишке и с лыжами подмышкой, и со всех ног дала деру к переходу в метро.
  - Стоять! - раздался за спиной возмущенный вопль сержанта, а следом оглушительный свисток. Прохожие пооборачивались. Один благообразного вида мужичок ринулся было наперерез. Кира шустро взяла правее, к самому краю платформы, едва не получила по затылку зеркалом подходящей электрички, почти оглохла от яростного гула сигнала, чудом не поскользнувшись, сбежала по ступенькам, пронеслась, лавируя между прохожими, по переходу, не сбавляя скорости, под очередную возмущенную трель свистка, махнула через турникеты. В поезд она влетела за секунду до того, как двери с шумом захлопнулись. Отошла к задним дверям, привалилась к поручню, тяжело дыша, и зачем-то снова полезла в карман пуховика.
  Алый картон красовался золотым гербом с серпом и молотом. Фотография с уголком была точь-в-точь ее, разве что волосы стянуты в строгий пучок, и глаза какие-то стеклянные. Шмидкина Кира Владимировна, 1933 г.р. Смоленская область, д.Высокое. Следом за паспортом в кармане обнаружилась корочка, сообщавшая, что она - старший лейтенант милиции, состоит в должности следователя...
  Кира не могла сдержать прущий наружу истеричный хохот. Стоящий рядом мальчик с огромным ранцем за спиной удивленно на нее уставился и почему-то принялся торопливо стаскивать с головы вязаную шапочку с помпоном. Дамочка в заношенном пальто посмотрела удивленно и с явным укором. Кира успокоилась, и хихикала теперь, покусывая нижнюю губу. Дед, кроме того, что открывал двери во времени, промышлял еще и подделкой документов.
  
  Сретенка медленно, но верно приближалась к привычному Кире виду. Исчезло несколько домов, уступив место асфальтированной дороге и заснеженным клумбам. Она сбавила шаг. Неужели и Шараповскую коммуналку снесли? Нет, стоит, одинокая, неуместная, потерявшая своих сестер, что пали в нервной битве с перепланировкой города. Подъезд все так же пах кошками. Коридор - луком, подгоревшим жиром и стираным бельем. Жив ли старик Бомзе, мечтавший о недостижимой Эре Милосердия? Жива ли Шура Баранова, обстирывавшая полкоммуналки? Чем ближе Кира подходила к знакомой, свежевыкрашенной двери, тем меньше ей хотелось в нее стучать. Кто ей откроет? В середине дня - в лучшем случае - никто. В худшем... Его жена или сын или дочь... Ему сейчас сорок три и вряд ли он хранит ей монашескую верность.
  Стук вышел коротким, скорее неуверенным, чем настойчивым. Кира была уверена, что никто не ответит, но за дверью послышалось быстрое топотание, и на пороге возник мальчишка лет десяти. Светловолосый, но кареглазый. Нет, это, конечно, ошибка. Это не его сын. Шарапов переехал.
  - Привет. А... папа дома? - Кира почувствовала, как горло перехватывает.
  - Нет, - мальчик чуть нахмурил темные брови, - папа на работе.
  - Саша! - послышался позади полный возмущения голос женщины. Очень знакомый, только непривычно строгий. Кира нарочно медленно обернулась, уже зная, кому он принадлежит. Время пощадило Варю Синичкину. Не было уже детской мягкости в чертах, обозначились под глазами мешки, припухли веки, но лицо ее было все же красиво, и все так же живо блестели ясные глаза.
  - Я ведь просила тебя не открывать чужим, когда нас с папой дома нет, - строго проговорила она, становясь между Кирой и пацаном. - Здравствуйте, - прозвучало вежливо, но все таким же учительским тоном. - Вы про Володю спрашивали. Что хотели?
  - Да... обозналась я, - Кира улыбнулась виновато, понимая, что Варя ее совершенно не узнает. Да и как узнать, если на бабку она похожа разве что подбородком и скулами. - Понимаете, первый день в Москве, а отец говорил, друг у него у Сретенских ворот жил, еще до войны. Думала, может, будет, где перекантоваться. Вы извините, - она кивнула и торопливо зашагала к лестнице, пока Варя не придумала спросить, где ее чемодан.
  Снег валил крупными хлопьями, словно желал накрыть всю Москву и ее саму белым пушистым, блестящим в свете фонарей покрывалом. Качели мерно скрипели. Вот так и рождаются страшилки о призраках во дворе. Шел одиннадцатый час. Теплым электрическим светом горели окна коммуналки. Кто-то сейчас ужинает. Кто-то делает уроки. Кто читает. Собирается спать. Шьет. Ругается. Любит друг друга. Только она сидит посреди снегопада, застрявшая, словно муха, в густом киселе времени. Странно, но даже обиды нет, только опустошение. Полное, словно села батарейка. Силы оставались лишь на то, чтобы иногда толкаться ногой от земли, раскачивая качели, да монотонно повторять в уме непонятно откуда взявшееся "падал прошлогодний снег".
  Он шел по наметенным уже по щиколотку сугробам. В темно-синей двубортной шинели с двумя рядами золотистых пуговиц, в черной шапке-ушанке. Раскрасневшийся, то ли от быстрой ходьбы, то ли от едва ощутимого морозца. Он спешит. Он очень спешит домой - к жене и сыну, Варе и Саше. Кира толкнулась ногой снова и прикрыла глаза.
  
  Шарапов.
  Я прибавил шагу, чувствуя, как по спине бежит струйка пота. Вымокла, кажется, не только майка, но и шерстяная рубашка. Бежал, как северный олень по тундре, хотя понимал, что опоздал уже и к ужину, и проверить Сашкину математику. Он уже наверняка лег спать, а Варя корпит над ученическими тетрадками. В снежной тишине двора мерно скрипели качели. Я обернулся, но против ожидания, увидел не колобродящего школяра, а девушку в чудной куртке, больше похожей на какой-нибудь фантастический космический скафандр. Судя по снегу на плечах и капюшоне, и сугробах вокруг, сидела она здесь уже довольно давно. Ждет кого-то? Или наоборот... Какое мне, собственно, дело до чужих незнакомых девушек, когда каждая новая минута моего опоздания будет равна очередному укоризненному взгляду? Я прошел к качелям, с сожалением нарушая девственно-белую чистоту снежного поля вокруг своими следами, и остановился перед качелями. Девушка, да нет, скорее женщина, подняла голову, глянув на меня нехорошо блестящими серыми глазами.
  - Остался верен форме, Шарапов? - проговорила она с очень знакомой интонацией, - правильно, тебе идет. Хотя больше всего мне нравится без одежды, - и криво усмехнулась. Знакомо - будто бы смеется, но одновременно ей совсем не весело.
  Майка вместе с рубашкой прилипли к спине. Я смотрел на нее во все глаза - другие, хотя и знакомые черты - крупнее нос, чуть тоньше губы, другой разрез глаз, все те же нотки, мимика. Даже возраст, кажется, тот же. Я попрощался с ней восемнадцать лет назад, но по-настоящему отпустил лишь спустя десять. Именно тогда она перестала мне сниться, а я сам перестал украдкой смотреть на капитана Архарову, в тайной надежде, что она снова станет Кирой. Моей Кирой.
  И вот теперь она сидела передо мной, смотрела, обжигая лихорадочно блестящими глазами, а я не чувствовал радости - лишь странную болезненную тоску.
  - Я перестал ждать тебя десять лет назад, - тихо проговорил я.
  - Я видела, - она снова усмехнулась и указала взглядом на мои окна. - Извини, Шарапов, мне долго пришлось ждать нужную электричку, - Кира улыбнулась, обнажая крупные верхние зубы. Тяжело поднялась с качелей, достала из кармана пачку незнакомых мне сигарет, деловито затянулась и улыбнулась снова. - Не получилась у нас великая вечная любовь, а? Ну, прощай, Шарапов. - И едва ли не бегом направилась прочь.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 2
  
  Шарапов.
  Я догнал ее уже на Сретенке. Бежал, оскальзываясь на рыхлом снегу, а она стояла прямо посреди улицы, запрокинув голову, так, что капюшон упал, и снег падал на очень бледное, подсвеченное желтоватым электрическим светом лицо, и темно-каштановые рассыпавшиеся по плечам волосы. Кира обернулась, глянув на меня широко распахнутыми глазами. Отчаянье, надежда, злость, радость - я увидел в этом взгляде не скрываемую уже безумную смесь чувств и невольно сбавил шаг. Она на мгновение опустила глаза, а когда посмотрела на меня - взгляд снова был только лишь усталым и равнодушным.
  - Кира, - только сейчас я заметил, что она непривычно ниже меня - едва ли достает макушкой до плеча. - Куда ты пойдешь?
  - Не знаю, - она повела плечами, - посмотрю прописку в паспорте.
  - Ты замерзла... Пошли, - вздохнул я, решительно беря ее под локоть и стараясь не обращать внимания на горячую волну, пробежавшую по позвоночнику.
  Дежурил сегодня, благо, Лёха Бабенко - достойный представитель отдельной породы людей, что я окрестил Петюнями Соловьевыми. Бабенко отставил стакан с темно-коричневой бурдой, где плавали кусочки сухаря, и взглянул на меня мутноватыми глазами снулой рыбы.
  - Свидетель, - я отмахнулся, зная, что Лёхе плевать. И, на мое счастье, он не будет трепать языком. Скорее всего, он даже забудет, что я приперся обратно в отделение почти в полночь да еще не один, а со странно одетой девицей.
  В кабинете было душновато, пахло сухими газетами, которыми наша уборщица тетя Маня заботливо проклеила щели в оконных рамах. Я стащил ушанку, торопливо пригладил мокрые от пота волосы, и, не глядя, бросил на диван в углу кабинета. Конечно, это был уже не тот жегловский диван, обтянутый потрескавшимся от старости дерматином. Тот уже давно пережил свой век. Его место занял менее роскошный на вид, зато не менее удобный и незаменимый, когда сидеть с делами приходилось ночь за полночь. Кира замерла посреди кабинета, глядя куда-то мимо меня. То ли растерянная, то ли подавленная, то ли просто тихо меня ненавидящая. Я почувствовал новый острый укол глухой тоски. Шагнул к ней, осторожно потянул вниз язычок молнии, снял с ее безвольно опущенных плеч легкую курточку из гладкого синтетического материала. Она даже не шевельнулась, только старательно на меня не смотрела.
  - Столовая уже закрыта, - виновато заметил я, проходя к своему столу, и достал из ящика пакет сухарей с сахаром и изюмом.
  Она сидела, поджав под стул ноги в ярко-желтых, в белую полоску, носках, методично макала сухарь в стакан с чаем. Я сидел напротив, не за столом, а рядом с ней. Свой чай я уже выпил - залпом, обжигаясь, и все равно в горле было сухо. Китель висел на стуле, галстук валялся на столе рядом. Обычно такого расхристанного вида я себе не позволял, но сидеть перед ней, подчеркнуто, "при параде", значило выстроить еще большую стену.
  - Кира, я ждал тебя восемь лет, - повторил я, сомневаясь, что она и в самом деле хочет это слышать. Но я должен был выговориться. Из меня, обычно немногословного - как шутил Жеглов, слова приходится за деньги тянуть - эти слова теперь лились, как из прохудившегося ведра. - Я тогда пришел в больницу, понял, что это не ты, что я снова опоздал, обманул тебя. Понял, а потом, как дурак, надеялся, что однажды вернешься снова, простишь, все-таки пойдешь со мной в ЗАГС... Мне даже, сперва, перевестись пришлось, чтобы только Архарову не видеть, не глазеть на нее, как умалишенный.
  - А Жеглов? - тихо уточнила она, разглядывая чай, в котором водили хоровод хлебные крошки.
  - Я не работал с ним после Черной кошки. - Сухо отозвался я. Ворошить в памяти жуткую ночь в банде и смерть Левченко мне не хотелось.
  - Володь, - она вздохнула и поняла на меня очень уставшие, покрасневшие глаза, - иди домой. Тебя Варя ждет и сын.
  - Сашка не сын. Не родной сын, - поправил я себя, чувствуя при этом укол вины. - Мы взяли его в детском доме. Варя решила. - я чуть повел плечами. Варя решила... А я согласился, потому что это создавало теплую иллюзию нормальной счастливой семьи. Иллюзию, в которую я отчаянно поверил, ухватился как утопающий, и сжился, сросся. Кира теперь смотрела на меня. Очень внимательно, словно пересчитывая все мои морщинки и пока немногочисленные седые волосы, и невидимые сейчас золотые коронки. А потом вдруг подалась вперед, рывком распахивая рубаху на моей груди, и впилась в губы своими обжигающе горячими сладкими от чая губами.
  Еще никогда я не целовал так жадно и жарко, словно не целовал никогда прежде. Одним рывком, не прерывая поцелуя, я поднял ее со стула, подхватывая под попу, пересадил на стол. Ее плотно облегающие ноги брюки стаскивались с трудом, открывая взгляду черное ажурное белье. Свитер полетел следом, а за ним отправилась моя рубашка, майка. На этот раз не было прежней нежности - отчаянная жадная страсть. Я забывал, как дышать, рывками подаваясь ей навстречу, сжимая ее маленькую упругую грудь так, что на ней оставались красные пятна от моих пальцев. Она вдруг замерла, словно сжавшись в тугую пружину, и я торопливо накрыл губами ее губы, с которых почти сорвался короткий вскрик. Почти задохнулся вибрирующим стоном, слившемся с моим, и замер, чувствуя, как мир на мгновение разрывается тысячей осколков.
  - Ничего ведь не изменится? - тихо спросила она, скользя кончиками пальцев по уродливому шраму от осколка рванувшего рядом снаряда на моем плече. - Ты останешься с Варей, с сыном, а я...
  - Я не знаю, Кир, - честно признался я, крепче прижимая ее к себе. Диван в кабинете - незаменимая вещь. Не знаю только, как я теперь буду работать за этим столом... - Я не могу просто так взять и уйти. Когда не было тебя...
  - Варя тебя пригрела, приголубила, и создала прекрасное подобие семьи, - в ее голосе послышалась царапнувшая насмешка.
  - Перестань, - довольно жестко прервал я, - да, Варя вытянула меня из того болота, в которое я нырнул. Благодаря, во многом, ей, я то, что я есть.
  - И из-за меня ты в него нырнул, - тихо отозвалась она. Рывком села, освобождаясь из моих объятий, и я увидел багровый шрам на ее спине над лопаткой.
  - Откуда, - тихо уточнил я. Шрам притягивал взгляд. Он был явно от пулевого, еще свежий - не больше года...
  - Я стала рассеянной, - она криво усмехнулась, резко обернулась, глядя в глаза почти с вызовом. - Шарапов, я ни о чем тебя не прошу. Ни о чем, понял? У меня нет ничего, у тебя есть семья. Я не имею права.
  - Да. - эхом отозвался я. Она прищурилась, а я продолжил, чувствуя, как от каждого моего слова стена между нами становится все выше, непреодолимей. - Ничего не изменится, Кира. Уже не для меня. - я прикрыл глаза. Боль в груди стала из ноющей острой, так, что и вздохнуть было трудно. - Ты говорила что-то про документы... - добавил я тихо, постыдно "переводя стрелки".
  Она кивнула на свою куртку на стуле. Я поднялся, босиком прошел по шероховатым дощечкам давно некрашеного паркета. В кармане были паспорт и удостоверение. Дыхание на секунду перехватило.
  - Ты будешь служить в моем отделе, - тихо проговорил я, - должна приехать завтра. Мне с утра приходила телефонограмма по поводу Шмидкиной.
  - Значит, нам обоим не повезло, - тихо проговорила она и отвернулась к стене, демонстрируя упругие ягодицы с медленно желтеющими следами от моих пальцев и уродливый шрам над лопаткой.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 3
  
  Кира.
  Свет из окна был тусклым от выпавшего за ночь снега. Кире вспомнилась другая ночь - в самом начале ноября. Ее последняя ночь здесь. Знала ли она тогда, что спасенная Варя с успехом ее заменит в роли нежной возлюбленной? Знала, потому что для Шарапова она была ближе, понятнее, роднее. Только тогда это казалось самым правильным решением, благородным жестом. Наверно, где-то в глубине души жила надежа, что он будет любить ее, будет помнить. Красиво, как в сопливых романах. Сейчас душила ревность и одновременно вина. Она ушла, он остался один на один со своей вечной достоевщиной, винил себя, скучал, а потом просто смирился и попытался жить как все. И неплохо справился. Наверное... Наверное, так и было. Интересно, почему у них нет детей?
  Кира повернулась на спину и сообразила, что спит все так же на диване, укрытая его шинелью, пахнущей знакомым резковатым одеколоном. Она осторожно потянула ее на себя, уткнулась носом в воротник, втягивая такой знакомый, почти ушедший из памяти запах. Шарапова рядом не было - он спал, уткнувшись в сложенные на столе руки. Кира нашла свою одежду, аккуратной стопочкой сложенную на стуле, натянула свитер и джинсы и тихонько, стараясь, чтобы не скрипели рассохшиеся паркетины, прошла к столу, осторожно провела ладонью по его плечу. Шарапов чуть вздрогнул, резко распрямился, так же резко провел ладонями по щекам, покрытым отросшей за ночь щетиной. Почти бессонная ночь явно не пошла ему на пользу - особенно резко обозначились темные круги под глазами, залегшие в уголках рта морщины.
  - Доброе утро, - Кира улыбнулась и, словно в омут с головой, потянулась к его губам, коснулась их, провела ладонью по колючей щеке. Шарапов не ответил, но и не отстранился - Кира это сделала сама.
  - Доброе, - согласился он, глядя в глаза совершенно спокойно - ни сомнений, ни сожаления, и таким знакомым Кире жестом торопливо провел по чуть поредевшим и стриженым куда короче волосам. - Тебе нужно будет получить накладную, по ней на складе выдадут форму. Столовая открывается в девять, но талоны сможешь получить только с двенадцати, поэтому позавтракаешь на мой, - говорил он сосредоточенно. - Тебя поселят в общежитие.
  - Шарапов, мне не два по третьему, - Кира улыбнулась, хотя сейчас почему-то больше всего хотелось вцепиться в его темно-каштановые волосы и как следует дернуть.
  - Не забудь, ты приехала из Смоленска. Переводом. - продолжал он, не обращая внимания на ее колкость. - Кстати, откуда у тебя эти документы? - тем уже взгляд стал очень внимательным. Киру едва не передернуло.
  - Сама рисовала, Шарапов. Весь день рисовала, пока тебя ждала, - она криво усмехнулась, скрещивая руки на груди. - Хочешь правду? Я два года моталась по всяким якобы мистическим местам - капища, забытые кладбища, проклятые дома... Знаешь, что я там находила? Бомжи - цветочки. Однажды наткнулась на сатанистов. Хорошо, что я табельное не сдала тогда. Когда я поперлась к этому камню, я была уверена, что ничего не выйдет. Видишь? - она вскинула ладонь, показывая подзажившие порезы, - темная руна Исток. А тут дедок - одет как бомж, с палкой лыжной. Я не знаю, почему его послушала, почему до станции довела, а он взял, и пихнул меня прямо в электричку. Которая шла в 1963. Меня на станции наряд чуть не словил, я в метро ломанулась, только там документы посмотрела.
  - Ты знаешь, это звучит еще бредовее, чем история с Рыжим маньяком, который закинул тебя в сорок пятый, - Шарапов устало провел рукой по лицу.
  - Ну так арестуй меня, Шарапов, - проговорила Кира, чувствуя, как в груди рождается горячая обида, - за подделку документов. Или сдай в дурдом. Я психиатрам на сорок лет вперед историй наговорю. Про то, что его, - она кивнула на портрет Хрущева над столом, - в следующем году отстранят от власти, вместо него будет Брежнев, потом Андропов, потом Черненко, потом Горбачев, который все развалит...
  - Хватит! - рявкнул Шарапов. Поднялся со стула, как-то слишком торопливо застегнул галстук и натянул китель. - Что ты от меня хочешь? Чтобы я выгнал Варю и Сашку из квартиры? Развелся? Уволился и уехал? Упал перед тобой на колени и бился лбом об пол, прося прощения?
  Кира чуть опешила. Шарапов и раньше иногда кипятился, но чтобы так орать - блестя глазами, краснея скулами, звеня голосом...
  - Ничего, - она отвела взгляд.
  - Кир, - он шагнул к ней, сжимая ладонями ее плечи, - я буду тебе помогать, чем смогу. Но не проси от меня слишком многого. Я не могу их оставить, понимаешь?
  
  Шарапов.
  В комнате было тихо. Варя спала на раскладном диване, укутавшись в одеяло так, что я видел лишь прядь ее светлых волос, упавшую на лоб, да крепко зажмуренные веки. И снова острый укол вины. Я тихонько достал из ящика бритву и помазок, а когда обернулся, Варя уже сидела на постели, глядя на меня немного сонными, но очень строгими глазами.
  - Опять всю ночь сидел, - проговорила она тихо, - Володь, тебе ведь пятнадцать минут до дома.
  - Извини, Варь, - я не стал оправдываться. Врать было бы свинством по отношению к ней, говорить правду - подлостью. В прочем, подлость я совершил сегодня ночью, когда как обезумевший занимался любовью с Кирой прямо на своем рабочем столе.
  - Все в порядке? - она, кажется, читала меня как раскрытую книгу. Хотя, наверно, трудно было не заметить моей потерянной рожи. Она поднялась с дивана, мягко обвила руками мою шею, прижалась лбом к щеке, а я, последняя скотина, неблагодарная сволочь, не почувствовал ничего - ни тепла, ни щемящего чувства в груди. Пустота...
  - Да, - соврал я, вдыхая запах ее тела и, едва уловимые - духов, чернил и хозяйственного мыла. Родные, знакомые, уютные домашние запахи.
  - Ты врешь. А Саша тебя ждал, до одиннадцати часов колобродил. Еле уложила, - так же тихо отозвалась Варя и отступила на шаг, зябко обхватила руками локти. - Хотя бы позавтракаешь? - уточнила она, словно спохватившись. Подхватила со спинки стула домашнее серое шерстяное платье. - Я быстро приготовлю. Котлеты с ужина остались и яичницу можно... - она подошла к новенькому Минску, что притулился в углу, на месте давно уже проданного пианино.
  - Не надо, Варь, я бутербродами, - отмахнулся я и шустро ретировался из комнаты, чувствуя, как вина во мне все выше поднимает голову. Я вру не только ей - я вру Сашке. Я вру женщине и ребенку, за которых отвечаю, которых люблю. Господи, зачем ты только вернулась, Кира? Лучше бы я тебя не знал никогда.
  
  Кира сидела на диване, закинув ногу на ногу, и покачивала носком форменного черного сапога, что выражало, как я помнил, близкую к крайней степень раздражения.
  - Да, так и написал чистосердечное. Как увидел колечко то, сразу побелел весь. И давай сдавать корешей своих как на исповеди. У вас, в Смоленске, о таких делах, поди, и не слыхали, - довольно протянул двадцати пяти летний старший лейтенант Гаркуша.
  - Да уж куда нам, - протянула Кира с сарказмом, - мы все по мелочи. Кто курицу у соседа спер, кто кого пырнул по пьяни...
  Гаркуша наконец-то заметил меня, вскочил, вытягиваясь в струнку. Кира поднялась медленнее, одернув вниз форменную синюю юбку. Я чуть приподнял брови, одновременно отмечая, что форменный китель сидит на ней немного мешковато, она спохватилась, вскинула ладонь к виску и бодро сообщила: - Старший лейтенант Шмидкина, для прохождения дальнейшей службы..
  - Вольно, - чуть кивнул я.
  - А я вот, ввожу товарища в курс дела, - бодро сообщил Леха, стрельнув глазами в сторону Киры.
  - Пыль в глаза пускаешь, - с тщательно скрываемой усмешкой, констатировал я. Парень возмущенно вскинул брови, но тут на его столе затрезвонил телефон. Гаркуша схватился за трубку, долго слушал, мрачнея лицом, опустил ее на рычаг и как-то растеряно проговорил: - На Усиевича ребенка убили.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 4
  
  Кира
  - Тело лежит горизонтально, головой по направлению к окну, в 35 см от подоконника, в 68 см от расположенного слева шкафа с зеркальным стеклом, в 115 см от расположенного справа стола. На вид ребенку около 10 лет, рост 150 см, волосы короткие светло-русые. Труп лежит на животе, голова повернута вправо, глаза приоткрыты. Обе ноги лежат прямо, носки вытянуты, расстояние межде носками 24 см. Левая рука расположена прямо, прижата к телу, правая чуть согнута в локте, кисть сжата. На ощупь тело холодное, трупные пятна не обнаружены. Одежда: свитер светло-серый, шерстяной, вязаный, штаны из фланелевой ткани с рисунком, на горле платок пуховый, темно-серого цвета, плотно обмотан вокруг шеи, на ногах тапочки на резиновой подошве. Под трупом в области головы обнаружена лужа жидкости бурого цвета, размером 25 на 37 см. Судебно-медицинский эксперт Азарова Н.В. произвела смывы указанной жидкости на три ватных тампона, в дальнейшем высушенных и помещенных в полиэтиленовый пакет. На теменной части головы, ближе к лобной, обнаружено повреждение черепа 3 на 6 см с повреждением мозгового вещества...
  - Господи, страх-то какой, - пробормотала пожилая женщина, которую привел участковый - молоденький светловолосый сержант, в качестве понятой, и прикрыла рот уголком шерстяного платка, - что за ирод-то? Вы найдете его, товарищи милиционеры?
  Кира размяла занывшие пальцы и покосилась на Шарапова. Тот разлепил плотно сжатые побелевшие губы и отозвался тихо и чуть хрипло: - Найдем.
  Так и не задубел - подумала Кира, отводя взгляд и утыкаясь в бумагу, чтобы только не смотреть снова на безвольно вытянувшуюся на полу детскую фигуру. Тут и задубевшего скрючит, и рука сама к пистолету потянется. В коридоре послышался торопливый стук каблуков.
  - Гражданка, сюда нельзя! - вякнул было молоденький участковый.
  - Сереженька, ну что же ты дверь не закрываешь? - бормотала тихо женщина, ловко обогнув его, и замерла как вкопанная, глядя на лежащий у окна труп, а потом дико и жутко завыла, так, что у Киры мороз продрал по спине.
  - Сержант! - рявкнул на растерянного участкового Шарапов. Тот отмер, торопливо подхватил обмякшую женщину подмышки и потащил на кухню. - Лейтенант, - взгляд непривычно холодных голубых глаз теперь был направлен на нее, - займитесь.
  
  - Алевтина Васильевна, пожалуйста, подумайте еще раз. Если требуется, мы проведем повторный осмотр. Кроме шестидесяти рублей из верхнего ящика на кухне больше ничего не пропало? - тихо, но твердо уточнила Кира. В кухне пахло успокоительным и от этого запаха уже горчило во рту. Очень хотелось закурить, но не просить же у Шарапова.
  - Да что у нас брать-то? - словно через силу проговорила женщина, разглядывая столешницу, - вы уж, товарищ милиционер, постарайтесь побыстрее с осмотром окончить. - она подняла, наконец, голову, и Кира увидела, что ее совершенно сухие широко распахнутые глаза бестят лихорадочно. Очень так нехорошо блестят. - А то Сережа скоро из школы вернется, а у меня не готово ничего. Ой, я сейчас глазунью сделаю. Сережа любит глазунью, - и она, поднявшись, словно сомнамбула, поплыла к холодильнику. Кира устало провела рукой по лицу и вышла в коридор, где уже топтался без дела старлей Леха.
  - Ну что? - деловито уточнил он, чуть хвостом не завилял от нетерпения.
  - А ничего. Психиатричку вызывай, - мрачно отозвалась Кира, кусая ноготь и хоть так борясь с желанием посильнее затянуться горьковатым табачным дымом.
  - Сережа! - цепляя все вокруг полами распахнутого пальто, мимо них в комнату пронеслась пожилая женщина.
  
  На лестнице, на два пролета ниже, топтался мальчишка в черненьком пальтишке и вязаной шапке. Он как-то растеряно и одновременно с вниманием проводил взглядом сначала участкового, потом Гаркушу, Шарапова, а вот Киру вдруг ухватил за рукав.
  - Я его видел! - словно решившись, выдохнул он.
  - Кого? - Кира нахмурилась, удивленно глядя на пацана.
  - Того бандита, который Сережку убил! Мы в футбол играли, потом я в подъезд забежал, а он вниз по лестнице идет... - быстро заговорил он.
  - Подожди-ка, - Шарапов уже стоял рядом, успокаивающе положил руку на плечо мальчишки, - ты говоришь, вы в футбол играли. Значит, видели, как он в дом заходил? Кто еще мог видеть?
  - Ну, - замялся тот, - у нас первых двух уроков не было, математичка заболела. Мы всем классом играли, тут, во дворе.
  - То есть у нас как минимум человек двадцать несовершеннолетних свидетелей? - Кира, чуть изогнув бровь, взглянула на Шарапова.
  
  Ей хотелось упасть мордой на стол и прикинуться дохлым опоссумом. Гаркуша откровенно позевывал в кулак и явно мечтал закурить. Училка - немолодая тучная тетка в коричневом пальто, тихо изнемогала от духоты на стуле в углу кабинета. Дети заходили в кабинет один за другим, но показаний от них было - баран начихал. Лица не видел ни один из них. В остальном - преступник был высокого роста, сутулился, носил черное пальто, шапку, с завязанными на затылке "ушами" и в руках имел старый чемодан с отбитым железным уголком.
  - Ну, у него борода была, очки круглые. А, еще пуговица железная, я об нее щеку ободрал. И еще он меня спросил - чего ревешь? - бойко проговорил тот самый мальчишка, который встретился им на лестнице.
  - Так, - Кира мигом согнала с себя всю сонливость, чуть подалась вперед, быстро глянув в бумагу, на которой были записаны фамилии учеников. - Слава, ты его лицо хорошо запомнил? Мы с твоих слов попробуем создать фоторобот...
  - Чего? - недоуменно уставился на нее Леха, - фото?
  - Робот, - повторила Кира, чувствуя, как начинают гореть скулы. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу. А Шарапова, который мог бы подсказать, что она ляпнула не то, рядом не было. Гаркуша смотрел все более недоуменно - брови ползли вверх, а вот на губах и в небольших карих глазах явно читалась насмешка.
  - Это у вас в Смоленске таких роботов собирают? - уточнил он, уже откровенно обнажая в улыбке чуть желтоватые зубы.
  - Собирают, - напряженно отозвалась Кира, чувствуя, что на нее направлен сейчас еще один взгляд - теперь уже внимательный, и принадлежал он молоденькой криминалистке Нинель Азаровой. - Ну, из разных частей лица, из фотографий преступников, собирают полный портрет. Фоторобот.
  - То есть фото, клей, ножницы? - Нинель чуть нахмурила темные, совершенно не тронутые пинцетом брови.
  - И свидетель, - Кира кивнула на мальчишку, который бегал взглядом от одного говорившего к другому.
  - Ерунда какая! - фыркнул Леха, - аппликацией дети в садике развлекаются, а мы бандитов ловим.
  - Бандитов ловим, - передразнила Кира, - кого ловить будешь, если рожи нет?
  - Я сделаю, - тихо, но твердо проговорила Нинель, - только на это время нужно. Ты мне поможешь, Слава? - уточнила она у пацана. Тот торопливо закивал.
  
  - Иван Петрович, мы уже беседовали с вашей женой... - начал Шарапов.
  - Так чего еще вам надо?! - взвился Стопорев, блеснув злыми и перепуганными глазами, - чего еще надо?
  - Нам нужно, чтобы вы еще раз как следует осмотрели квартиру. Возможно, пропало что-то еще? Ценности, вещи, документы?
  - Господи, да я же вам сказал, ничего! Ничего больше не пропало! - отозвался Стопорев зло и тут же, словно замороженный, уставился в столешницу.
  - Ой, Ваня, а как же колечко? - вдруг вмешалась пожилая женщина - мать Стопорева.
  - Колечко? - Кира перевела взгляд на нее, - а что за колечко?
  - Да у Алевтины колечко было. Ваня ей на прошлый Новый год дарил - красивое такое, золотое, с красным камнем. Дорогое очень - сразу видно. Тыщи на полторы, - охотно отозвалась женщина.
  - Мама! - взвился Стопорев, - что ты несешь?! Ну что ты несешь?! Не было никакого кольца! Не было! - заорал он, краснея лицом.
  - А почему вы так нервничаете, Иван Петрович? - совершенно спокойно, даже безмятежно уточнил Шарапов.
  - Ох, как же вы мне надоели со своими вопросами! - простонал Стопорев, - у меня умер сын, жена умом от горя тронулась! А вы все ходите, вынюхиваете, вместо того, чтобы убийцу искать! Почему? Почему вы не ищите убийцу?
  - А Алевтина это кольцо где хранила? - как будто мимоходом уточнила Кира, чуть поморщившись от ора.
  - Да вы! - Стопорев пружинисто вскочил со стула. Кире даже на секунду показалось, что он на нее с кулаками кинется. Видимо Гаркуша подумал так же, потому что решительно скользнул вперед. Однако Стопорев только тяжело и протяжно вздохнул, уперев сжатые кулаки с побелевшими костяшками в стол. - Убирайтесь! Выметайтесь из моего дома к чертовой матери! - глухо проговорил он, - делайте то, за что вам деньги платят. Вы тут мне душу мотаете, а этот, что Сережу топором... - он вдруг глухо застонал и, упав на стул, обхватил руками голову.
  - Иван Петрович, мы все соболезнуем вашему горю, но завтра, в десять ноль-ноль, вам надлежит явиться на Петровку, в двадцатый кабинет. - сухо проговорил Шарапов. Стопорев ответил ему лишь новым тихим стоном.
  
  - Как думаешь, откуда у простого работника текстильного цеха деньги на колечко за полторы тысячи? - тихо уточнила Кира, когда они с Шараповым спускались по лестнице. Благо ее панибратского "ты" услышать было некому.
  - Может он весь год себе во всем отказывал, копил, - Володя дернул плечами. Кира покосилась на него, отмечая, что от почти бессонной ночи и тяжелого дня синяки под его глазами стали еще глубже, а глаза покрылись красной сеточкой сосудов.
  - Но ты не отрицаешь, что ведет он себя странно? Насчет кольца, он, по-моему, в серьез испугался.
  - Не отрицаю. Но жена, сын... Вполне может быть, что у него шок, - отозвался Шарапов и, вдруг притормозив на очередном пролете, повернулся к ней, преграждая дорогу. - Кира, прекращай свои истории из прекрасного далека, - проговорил он строго.
  - Какие? - нахмурилась Кира.
  - Мне Гаркуша все уши прожужжал, что в Смоленске, мол, роботов из преступников собирают, - Шарапов поморщился.
  - Азарова уже работает, - Кира чуть поджала губы, - Шарапов, фоторобот у нас - азбука криминалистики.
  - Это у вас, - сухо отозвался он, хотя Кира чувствовала - Володя явно на нее злится, - у вас и то, что ты мне сегодня с утра плела - уже история. Так иди, расскажи Гаркуше.
  - Ты знаешь, - тихо проговорила она, чуть склонив голову на бок. Шарапов стоял на ступеньку ниже, и его глаза, непривычно, были прямо напротив ее лица. Очень усталые. И мрачные. - Если бы у меня был билет в обратный конец, я бы им воспользовалась. Но его у меня нет. Если ты и дальше будешь говорить со мной так, словно я у тебя сто рублей заняла и не вернула, я лучше переведусь куда-нибудь.
  - Переводись, - он снова невозмутимо пожал плечами. Кира почувствовала себя так, словно на голову ведро холодной воды вылили - дышать стало трудно, а в голове что-то противно зазвенело. А Шарапов, как ни в чем не бывало, развернулся и направился по лестнице вниз.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 5.
  
  Шарапов.
  Кира сидела, отвернувшись к окну, зябко пряча покрасневшие от холода руки в рукава форменной шинели. Больше всего мне хотелось стащить казенные кожные перчатки, взять их в свои ладони, согреть своим теплом и дыханием.
  Говорить с ней так было подло и трусливо. "Ротный, ты сердишься, значит, ты неправ", - говорил в далеком сорок четвертом старшина Форманюк. Да, я был кругом неправ - когда, как обезумевший от желания прыщавый юнец, занялся с ней любовью прямо в кабинете, когда орал на нее с утра, когда наотмашь бил словами на лестнице новенькой пятиэтажки. На что я рассчитывал? Что она возненавидит меня, вернется к себе или переведется? Вот только я ведь понимал, что она не сможет сделать первого и не захочет сделать второго. Она до сих пор любила меня, и от этого понимания жгло внутри, словно от стакана спирта.
  В коридоре нашего этажа на Петровке наблюдалось странное оживление. С десяток оперативников рассредоточились по нему, у некоторых я заметил в руках пистолеты, а в довершение картины у лестницы дежурили двое с АК.
  - Здорово, Шарапов, - кивнул капитан Филипенко, обернувшись ко мне и тут же переводя взгляд на дверь. На дверь нашего кабинета.
  - Никак шпионов ловите? - поинтересовалась из-за моего плеча Кира.
  - Хуже, убийцу, - отозвался Филипенко, искоса глянув на нас, - который сегодня на Усиевича ребенка зарубил. Нинель дежурному позвонила, говорит, заходил к ней в лабораторию оперативник из вашего отдела, а пацан аж побелел весь - узнал.
  - Из моего отдела? - я нахмурился. На всякий случай расстегнул кобуру, снял ТТ с предохранителя и под напряженными взглядами оперативников уверенно открыл дверь кабинета. Тараскин оторвался от бумаг и с облегчением улыбнулся.
  - Ну, наконец-то! - с искренним облегчением проговорил он. - А я из прокуратуры вернулся, вас нет. Нинель сидит зачем-то фотографии вырезает.
  - Коля, - уточнил я для проформы, старательно давя подступающий к горлу хохот, - ты когда из прокуратуры вернулся?
  - Да час назад, - он покосился на часы. - Капитанша эта, Черкасова, всю душу вынула, пока дело приняла. Тут помарка, там запятой не хватает. Я все ждал, когда она мне на папке с делом двойку нарисует.
  - Отбой, товарищи, - я обернулся к оперативникам, которые уже собрались возле нашей двери, и перевел взгляд на особенно бдительного Филипенко, - капитан Тараскин во время совершения преступления находился в прокуратуре и свидетелей этого, уверен, найдется более чем достаточно. Это если по правилам. А по-человечески - я Колю с сорок пятого года знаю.
  - А что происходит-то? - Коля выглянул в коридор и удивленно уставился на растерянных и раздосадованных оперативников.
  - Тебя, К... - Кира похоже едва не назвала "незнакомого" Тараскина Коленькой, - капитан, всем МУРом уже брать собрались. Свидетель в тебе убийцу опознал.
  - Да вы что, очумели все? - потрясенно уточнил Тараскин, - какого, к черту, убийцу?!
  - Коля, - успокаивающе проговорил я, но обращался больше к Филипенко, нежели к Тараскину, - Нинель у нас десять дней работает. А мальчишка вполне мог ошибиться. Погоди-ка.
  Я прошел к телефону на своем столе, мимоходом отметив на краешке короткие следы от ногтей, оставшиеся на лаковой поверхности, и мне на секунду стало жарко.
  - Нинель, - проговорил я в трубку и торопливо откашлялся - от вида следов Кириных ногтей, и от последовавших за этим коротких, но красочных воспоминаний, голос сел. - Поднимись, пожалуйста, к нам в кабинет вместе со свидетелем.
  - Этот, хотя нет, наверно этот, - растеряно проговорил мальчик, скользя взглядом по лицам оперативников. Благо, внешность у Коли была не сильно выдающаяся, так что еще трех, относительно на него похожих, мы найти смогли. Памятуя о том, что мальчик указывал на бороду, пришлось даже заглянуть к нашим гримерам за реквизитом. Конечно, я ни на секунду не сомневался в невиновности Тараскина, но правила, черт бы их побрал. Кира явно откровенно забавлялась зрелищем, сидя на стуле в дальнем конце кабинета.
  - Слава, когда ко мне в кабинет мужчина зашел, ты сказал, что это тот самый убийца, - осторожно заговорила Нинель, - ты тут его видишь?
  - Дядька этот вот, ну, который к вам зашел, - мальчик безошибочно ткнул пальцем в Тараскина. - Только...я ошибся, по-моему. У того нос был подлиннее. И глаза такие, на выкате.
  - Ну что ж, старший лейтенант Азарова, теперь у вас есть, с кого фоторобот делать. Основа имеется, - уже не скрывая смеха в голосе, прокомментировала Кира со своего стула.
  - А можно я завтра? - Славка виновато глянул сначала на Нинель, а потом на меня.
  - Можно, - кивнул я. Мальчишка явно уже засыпал на ходу - еще бы, целый день почти его мурыжим. - Гаркуша, проводи до дома.
  - Да вы что, издеваетесь?! - не выдержал Тараскин, бегая взглядом от меня к Нинели. - Какой, к чертям собачим, фоторобот?!
  - Николай Сергеевич, - Нинель еще явно была смущена случившимся казусом, поэтому говорила тихо и быстро. - это портрет преступника, только из фотографий собранный - нос, глаза, подбородок. Я ваше фото за основу возьму, а мальчик подскажет, что и как поменять.
  - Да идите вы! - раздраженно отозвался Тараскин. Он вспомнил про накладную бороду и стащил ее с таким брезгливым раздражением, что это не гримерский реквизит был, а какая-нибудь половая тряпка. - Меня, вон, чуть ли не с ротой автоматчиков брать собирались в родном кабинете. А как этот робот по всем отделениям разошлют, я же в КПЗ пропишусь.
  - Николай Петрович, - Нинель потупилась и нежно-белая кожа на ее щеках заметно порозовела. - Но это же не ваше фото будет, это только основа, а остальное - от других фотографий. Ну, давайте, на всякий случай какого-нибудь художника пригласим, чтобы он по словесному портрету этого убийцу нарисовал, и сравним. Если совсем непохоже получится, я буду дальше работать.
  - Не кричи, Коля, - примирительно заметил я, - клятвенно обещаю, что из всех КПЗ буду вытаскивать тебя лично.
  
  Кира.
  Тараскин восемнадцать лет назад не отличался большой наблюдательностью, не было ее и теперь. Киру он не узнал, и это было, наверно, к лучшему. Хотя и слегка досадно. Ни одного знакомого лица, ни одного старого друга. Шарапова она так и вовсе откровенно бесит. Кира поглубже пихнула руки в рукава форменной шинели. Стало, кажется, еще холоднее, чем было с утра, и Кира остро пожалела, что в комплект женской формы штаны не входят, а ходить в чем попало, как в голодном сорок пятом уже не выйдет. Хоть рейтузы покупай, вот только на какие шиши? Дед, что так заботливо организовал ей документы и "легенду" в этом времени почему-то не озаботился или просто не подумал о том, что ей еще надо на что-то жить и жрать, пока не будет получки. А получки у нее не будет долго.
  "Я буду тебе помогать!" - заливался соловьем Шарапов. Ну и где она, эта помощь? Только и успела, что пообедать в столовой, а сейчас кишка кишке фигу показывает. По идее, в общежитии у нее есть соседка, с которой она не успела толком познакомиться. Но начинать знакомства с "не дадите ли водицы напиться?" мягко говоря некрасиво. А Шарапов, даже не подумав узнать, как она устроилась, не хочет ли жрать, веселым коником ускакал домой, к ненаглядной Варе, которая, поди, ему и ужин сварганила. При мысли о горячем домашнем ужине - котлетах или макаронах по-флотски, в животе мучительно заурчало. Черт, зачем она только приперлась сюда?!
  Еще и перчатки форменные где-то потеряла. Кира была уверена, что оставила их в кабинете, когда они второй раз поехали на Усиевича, однако там их не оказалось. Она проверила даже в машине, а потом едва не хлопнула себя по лбу. Точно! Там и оставила, в квартире Стопорева, на полочке у двери. Форменную ушанку догадалась подмышку взять, а перчатки, как дома, бросила не глядя. С одной стороны, из-за каких-то перчаток, ломиться в одиннадцатом часу в квартиру к людям, у которых сегодня с утра убили сына, свинство. С другой - Шарапов там оставил дежурить участкового сержантика, а тот наверняка не спит, значит, остальных она не потревожит. Не морозить же руки до завтра?
  В подъезде было довольно светло, и пахло не кошками, а побелкой. Кира скользила рукой по гладким, покрашенным в серо-стальной цвет, перилам, и думала, что через каких-то сорок лет все это пойдет под снос, а даровитые дизайнеры станут стенать, как же люди могли жить в таких хибарах. А сейчас вот, свежий дом. После коммуналок и бараков-то...
  После первого пролета свет на лестнице кончился. То ли перегорела лампочка под потолком, то ли просто не вкрутили еще, но свет шел только от оконных проемов - тусклый, едва освещающий пролеты и ступеньки, от электрических фонарей на улице. Сверху послышались торопливые шаги, и Кира прижалась к стене, чтобы не столкнуться с идущим, как вдруг, оттуда же, сверху, раздался испуганный женский визг, а следом истошный мужской: "Вон он! Стой, гадина!"
  Кира скользнула на середину лестницы, одной рукой ухватившись за перила: - Стоять, милиция! - рявкнула она на высокую фигуру в длинном пальто и с чемоданом в одной руке.
  Фигура замедлила шаг, а потом вдруг резко вскинула ногу, и Кира, не успевшая сгруппироваться, получила сильный удар в живот и грохнулась спиной на площадку. В ушах зазвенело, время вокруг зависло. Кира словно в замедленной съемке видела, как фигура достает из-под пальто испачканный на острие небольшой топорик, шагает вперед, замахиваясь. Она успела ткнуть его ногой в лодыжку, откатиться вбок, к стене, спешно зашарила по кобуре, пытаясь достать пистолет. Убийца, не удержав равновесие, рухнул на одно колено, но тут же пружинисто поднялся. Кира успела вскочить, но вот ТТ словно намертво застрял, зацепившись за что-то. Убийца снова замахнулся топором, она дернулась назад и вбок, инстинктивно прикрывая голову руками. Правую ниже локтя обожгло болью - удар, видно был уже на излете. Она успела юркнуть под руку бандита, пока тот замахивался снова, и едва не влетела в спешащего на помощь пузатого мужика в трениках. Тот налетел на бандита, пихая его в не защищенный бок всем корпусом - убийца отлетел в сторону, с силой отмахнулся от мужика чемоданом. Незваный спаситель, получив, видимо, ощутимый удар, попятился, и этого времени хватило бандиту, чтобы со всех ног дать деру по лестнице вниз.
  - Стой! - заорала Кира. ТТ наконец был в руке, но целить в такой темноте, да еще с левой.. Пуля чиркнула по новенькой стене, выбивая бетонную крошку, но бандита даже не зацепила. Кира ринулась следом, едва не навернулась, запутавшись в полах форменной шинели, но пока она был на предпоследнем пролете, дверь в подъезд уже хлопнула. Глотая морозный воздух, она вылетела на улицу и успела лишь заметить, как с пробуксовкой вписывается в поворот, ведущий к Ленинградке, светло-бежевый четыреста седьмой Москвич.
  Ушел! Ушел, сука! Подниматься по ступенькам вверх оказалось тяжелее, чем прежде. Правая рука обвисла плетью, простреливая болью при каждом движении, по ладони текло что-то противно липкое, горячее. Дверь с квартиру Стопорева была приоткрыта. Народ толпящийся возле, как-то сам собой растекся в стороны, пропуская ее.
  Мать Стопорева, рубленой раной на лбу, темнеющей буроватой жидкостью вокруг, на седеньких, собранных в пучок, волосах, валялась на полу, почти у входа, нелепо раскинув ноги в коричневых чулках. Один тапочек был на ноге, второй валялся чуть в стороне, рядом с остатками разрубленной табуретки. Табуреткой, видимо, пытался прикрыться участковый сержантик. Он лежал ближе к двери на кухню, неестественно вывернув голову вбок. На его шее, словно нарисованная шутником улыбка, зияла пересекающая полшеи, глубокая, едва ли не до позвоночника, рана.
  Кира перешагнула через лужу натекшей крови и увидела, как сидящий в спальне, на незаселенной кушетке, Стопорев, тихонько воет и раскачивается взад-вперед. Ярость нахлынула мгновенно. Кира шагнула к нему, ухватывая за волосы здоровой левой рукой, и прошипела, глядя прямо в широко распахнутые чумные глаза: - Где ты был, когда он убивал твою мать и сержанта, а?! Где ты был, сука?!
  - Спал! Я спал! - Стопорев мотнулся, освобождая голову и оставляя в кулаке Киры несколько светлых волосков, - спал! - орал он, глядя на нее совершенно безумными глазами, - спал!
  Кира брезгливо тряхнула рукой, чуть пошатнувшись, шагнула обратно в коридорчик, освещенный ярким желтоватым светом, снова скользнула взглядом по полу, встретилась взглядом со стекленеющими широко распахнутыми голубыми глазами сержантика, согнулась пополам, хватаясь за дверной косяк, и остатки столовских щей хлынули на пол.
  
  Шарапов.
  В подъезде воняло сердечными каплями и какой-то кислятиной. Я взлетел по лестнице, на ходу расстегивая непослушными пальцами пуговицы на шинели. Чем ближе я поднимался к приоткрытой двери квартиры, возле которой стояли двое милиционеров в шинелях, тем тяжелее становился запах - сквозь сердечные капли пробились теперь еще два - крови и рвоты. Первое, что я увидел, войдя в квартиру, были ноги - на одной тапок, вторая - в аккуратно заштопанном на пальце чулке. Нинель сосредоточенно ползала с металлической линейкой вокруг головы участкового, непривычно бледный Гаркуша стоял в уголке, с блокнотом.
  В дверном проеме, ведущем в комнату, где еще с утра лежало тело зарубленного мальчика Сережи, виднелась одетая в белый халат молоденькая медсестричка.
  - Рану обязательно надо зашить! - говорила она, туго бинтуя тонкую руку Киры, а на чистом бинте уже расплывалось алое пятно. - И укол успокоительный сделать.
  - Зашьете, - сквозь зубы отвечала она, - потом. У вас же труповозка - в морг что ли зашивать повезете? И укол не надо - я после него овощем буду! - она заметила меня, глянула широко-распахнутыми лихорадочно блестящими глазами.
  - Ты какого хрена здесь делаешь?! - сердце заколотило испуганно, и я на мгновение позабыл, что меня слышат сейчас и Леха, и Нинель, и, наверно, милиционеры у двери. Я шагнул к Кире, едва не схватив ее за плечи, остановился в одном шаге, замер.
  - Перчатки забыла, - проговорила она сквозь сцепленные зубы. - Шарапов, его почти не разглядела - на лестнице темно, как у негра в жопе. Рост, фигура... - она на мгновение уставилась в стену, словно там был нарисован портрет убийцы. - Очки! Шарапов, когда мужик его толкнул, он очки уронил - я помню, как они сперва блеснули, а потом у него на роже их не было. Они там, на лестнице и валяются - надо найти, пока не затоптали... - она поднялась, пошатнулась, побледнев почти до желтизны, и снова опустилась на стул.
  - У вас кровопотеря серьезная! - вклинилась медсестричка, - вам в больницу...
  - Заткнись! - с нотками истерики рявкнула Кира и снова уставилась на меня, на мгновение прикрыв глаза, - Шарапов, этот Стопорев.. он точно что-то знает! Я его спрашиваю, где он был, а он орет - я спал, я спал! Шарапов, он врет! - она говорила все тише и одновременно быстрее, часто облизывая сухие губы.
  - Разберемся, - отозвался я, понимая, что она вот-вот либо сорвется на истерику, либо вовсе потеряет сознание. Шагнул к ней, подхватывая под локоть здоровой руки. Она безвольно привалилась к моему боку, прижимая к своему животу забинтованную руку. Медсестра суетливо подхватила со спинки стула ее шинель, накинула на плечи Киры, и почему-то вопросительно взглянула меня, словно ожидая ободрения.
  - В больницу везите. Трупы отсюда никуда не денутся, - велел я твердо. Медсестричка послушно кивнула, подхватила Киру под руку.
  - Подождите! - окликнул я их уже в коридоре. Медсестричка торопливо обернулась, Кира даже не шелохнулась - похоже, все ее силы шли на то, чтобы просто стоять на ногах. - Какой адрес больницы?
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 6
  
  Шарапов.
  Здание общежития изменилось почти неузнаваемо. Я помнил черно-белые фотографии в газетах сорок восьмого года, когда его заново перестроили, но "в живую" увидел только сегодня. От прежнего, покрытого серой штукатуркой с отдельными весело розовеющими элементами, шестиэтажного архитектурного чудища с жутковатыми окнами-щелками не осталось и следа. Надстроен был еще один этаж, появились изящные боковые выступы и небольшая башенка над ним. Теперь это больше походило на солидное министерское здание, чем на общежитие.
  - Володь, не надо, - тихо пробормотала Кира, останавливаясь около двери, - там дежурная, она тебя наверняка запомнит.
  - И что? - я улыбнулся, глядя в ее мутноватые глаза с опухшими веками. В больнице ей, видимо, все-таки вкатили успокоительный укол. - Я не могу отвести домой своего пострадавшего при задержании сотрудника?
  Она мучительно вздохнула и послушно вошла приоткрытую мною дверь. Дежурная - деловитого вида старушка в большим круглых очках, видимо, впечатлилась майорскими звездочками, потому что почти не спорила. Кириной соседки в комнате не оказалось - о том, что она вообще существует, свидетельствовала только гладко застеленная кровать и аккуратные туфельки в углу, между кроватью и шкафом. Кира, даже не снимая шинели, безвольно опустилась на кровать и пробормотала: - Иди домой.
  - Пойду, - спокойно заверил я, прикрыв дверь, и стаскивая с нее сначала шинель, потом сапоги. - Когда буду уверен, что с тобой все в порядке.
  - У тебя проблемы могут быть, если кто-то узнает, да еще от себя добавит, - все так же тихо и немного невнятно проговорила Кира, зябко поджимая под себя ноги в смешно сползших коричневых плотных чулках. - Аморалка, у вас же с этим строго сейчас.
  - У вас теперь тоже, - чуть поддразнил я ее, беря со старого стула с рахитическими ножками теплое шерстяное одеяло и накрывая им женщину. - Кира, успокойся. Никто ничего не узнает и не добавит. Хочешь пить или есть? - деловито уточнил я, за ровной заботой пытаясь скрыть тревогу, которая вскипела в груди, едва я увидел ее в комнате, в квартире Стопорева, и не ушла до сих. Тревогу, и вину, что меня снова не было рядом.
  - Есть нечего и не хочу. Пить... Наверно тоже, - она чуть сползла с подушки и поймала меня за руку своей ледяной ладонью. - Володь, ты... ты можешь хотя бы чуть-чуть посидеть? Здесь, со мной. - попросила Кира, глядя на меня умоляюще и одновременно виновато. Я осторожно опустился на край кровати, она немного неловко перевернулась, едва не уронив на пол подушку, и опустила голову на мои колени, вцепившись пальцами в ткань форменных штанов, а забинтованную руку прижала к груди.
  Я неловко скользнул пальцами в ее мягкие каштановые волосы, вдыхая едва уловимый теплый запах, незнакомый и, одновременно, как будто привычный, от которого снова болезненно заныло в груди.
  - Помнишь, как мы танцевали в парке? - вдруг тихо спросил я, разглядывая светлый едва заметный пушок на ее щеках и верхней губе, темный изгиб пушистых ресниц. Глаз я не видел - она лежала, почти прижавшись затылком к моему животу.
  - На сопках Маньчжурии? - так же тихо отозвалась она, - да, у меня было такое красивое платье, и ты в гимнастерке, на нас смотрели, а я была как корова на льду...
  - Перестань, - я чуть улыбнулся, прикрывая глаза, и в ушах, словно вживую, зазвучала мелодия старого вальса. Ее талия под моей ладонью, ее рука в моей, блеск глаз и виноватая улыбка, когда она в очередной раз наступала мне на ногу.
  - А печка? - спросила Кира, - она еще стоит в твоей комнате? Как-то, в один единственный выходной шел мелкий холодный дождь. Ты хотел пойти в кино, а я уперлась, и мы остались дома. Топили ее, занимались любовью, а потом ты играл мне... я не помню,
  - К Элизе Бетховена и Плачь по любви Моцарта. Там не хватало скрипки, - отозвался я, скользя пальцами по ее волосам и чувствуя, как к горлу подступает комок.
  - Мы как два старичка. Сидим, вспоминаем юность, - ее голос дрожал как будто от смеха, - а ничего уже не вернется. Как бы я хотела так всю жизнь просидеть. Около печки, а ты бы играл, а потом целовал меня... - И я почувствовал горячие капли, упавшие на ткань штанов на колене.
  Я ничего не ответил. Что говорить? Что я хотел тоже? Что я хотел видеть ее своей женой, хотел, чтобы мой, наш сын, цепляясь за мой палец важно и гордо вышагивал рядом, хотел... Только ничего уже не изменится. Я попрощался с ней, когда женился на Варе. А сейчас она тихо и беззвучно плачет. Живая, родная, но еще более далекая, чем тогда. Я мягко обнял ее за плечи, переворачивая на спину, поднимая, усаживая на свои колени, снова, как тогда стирая губами соленые капли с ее ресниц, щек и губ. Она вцепилась в мои плечи, целуя жарко, жадно.
  - Не уходи, пожалуйста, хотя бы сегодня, сейчас, - шептала она, все-таки улегшись на кровать и кутаясь в одеяло почти с головой.
  - Не уйду, - тихо соглашался я, хотя уже знал, что выйду из комнаты, как только она уснет, иначе не уйду вовсе.
  
  Кира.
  Конечно, она безбожно проспала. За окном под ярким и холодным декабрьским солнцем искрился снег. Соседка по комнате, с которой Кира даже познакомиться не успела, дрыхла, завернувшись в одеяло, так что только высветленные, накрученные на бигуди волосы были видны. Интересно, ушел ли Шарапов ночью?
  В кабинете его не было, зато были Гаркуша и Азарова. Перед ними лежали рядышком склеенный из пяти частей фоторобот, а рядом рисунок на бумаге карандашом.
  - Ну и что это за чучело? - подтрунивал над раздосадованной Нинелью Леха, - ты посмотри на этого робота, он же на человека не похож! - он заметил вошедшую Киру, а та как раз замешкалась - шинель плохо снималась с перебинтованной противно ноющей руки, так что у старлея появился шанс побыть джентльменом.
  - А где товарищ майор? - уточнила Кира, проходя к столу, за котором сидела криминалист.
  - Там, - Гаркуша кивнул наверх и пояснил, - у полковника Жеглова.
  - Полковника? - Кира почему-то была точно уверенна, что Жеглов - тот самый, Глеб. Обаятельный волкодав с мертвой хваткой и заразительным смехом.
  - Ну да, - мрачно кивнул Леха, - три трупа уже, а почерк одинаковый. Слышала, что товарищ Хрущев весной говорил? С преступностью у нас почти покончено. А тут...
  - Серийный убийца, - подсказала Кира. Шарапов сказал, что больше не работает с Жегловым. Разошлись они со ссорой или мирно? Нет, Глеб не тот человек, чтобы кому-то мстить, а к Шарапову, не смотря ни на что, он относился с явной симпатией. Вот только одно дело - в одном отделе сидеть, а другой - в полковничьем кресле. Оставалось надеяться, что Жеглов все-таки еще сохранил человеческий облик и сам помнил, как его "дрючили" по Черной кошке.
  - Вот, что получилось со слов двух свидетелей, - вздохнула Азарова, когда Кира аккуратно взяла со стола рисунок и "аппликацию". Фоторобот и впрямь был не слишком удачный - края щек, переносица, скулы друг с другом сходились плохо. Хотя если перерисовать.... Да, рисунок и впрямь был потрясающе реалистичным - художник каким-то чудом сумел передать не только черты с фоторобота, но даже полубезумно раскрытые глаза, очки, бороду. - Я надеялась, что вы тоже сможете что-то добавить?
  - Это вряд ли, - Кира покачала головой, - я лица не видела - темно было. Фигуру помню, очки помню, но чтобы точно сказать - он или нет... Кстати, художник здорово перерисовал с твоей работы. С такой рожей мы его быстро найдем.
  - Он не перерисовывал, - грустно отозвалась Нинель и под вопросительным взглядом Киры, пояснила, - я для чистоты эксперимента ему фото не показывала, он рисовал только со слов свидетелей.
  - Со слов? - Кира нахмурилась, разглядывая потрет. Художник явно был мастером своего дела, но возможно ли только со слов все так передать? Да, он, наверно, частично воображал себе убийцу - этим и объясняется точность, но все же рисунок был словно с живого человека.
  - Да, - Нинель кивнула. - Стас очень талантливый художник.
  - Так вы знакомы? - словно бы, между прочим, уточнила Кира. Талант талантом, но чутье упорно твердило, что этот Стас уже однажды видел человека, которого рисовал. Но это всего лишь подозрения, и если предъявить их художнику, а тем более, если они окажутся верными, тот может уйти в глухой отказ.
  - Да, он работает художникам по декорациям в Театре оперетты, - не замечая ее подозрений, ответила девушка.
  - А на заказ он портреты рисует? - чувствуя пока еще неясный азарт взявшей след ищейки, полюбопытствовала Кира и, словно бы смутившись, добавила, - у меня в Смоленске мама осталась, а я уехала, и даже фотокарточки не нашлось ее. Скучаю, а так хотя бы память будет. Мне бы простенький совсем потрет, вот как он сейчас нарисовал. - Она кивнула на портрет убийцы.
  - Конечно, - Нинель улыбнулась, - я как раз сегодня собиралась заглянуть к ним, после спектакля, а вы можете со мной пойти. Я уверена, что Стас не откажет.
  - Так, - Лехе аккуратно забрал из рук Киры потрет, - ну что, я этого МосГаза несу фотографу? Пусть розыск по Москве объявляют.
  - Шарапова дождемся, - Кира покачала головой и удивленно приподняла брови, - а почему МосГаза?
  - Свидетель рассказал, - Леха пожал плечами. - Он вчера, когда этот гад пришел мать и сержанта убивать, как раз на лестнице курил. А этот в дверь позвонил и говорит "Откройте, МосГаз". Ну, мы его так и окрестили.
  - В новостройках даже соседи друг друга не знают, а уж газовиков тем более. - Кира задумчиво покусала губы. - Проверяли?
  - Откуда, - Гаркуша пожал плечами, - у нас потрет полчаса назад появился. Как товарищ майор отмашку даст, так и поскачем, закусив удила, - и он весело подмигнул Нинель.
  Шарапов вернулся еще через полчаса, хмурый донельзя, и Кира не решилась лезть к нему со своими подозрениями к личности художника. А к полудню в кабинет заявился раскрасневшийся с мороза Тараскин.
  - Стопорев сбежал, - виновато и вместе с тем раздраженно сообщил он, бросая на вешалку свое потрепанное старое пальто.
  - То есть как? - Шарапов нахмурился, и Кира ясно уловила в его голосе с трудом сдерживаемую злость. - А ты где был в это время?
  - Да я только за кефиром в магазин за углом отбежал, - смутился Тараскин, - жрать-то хочется. Думаю, куда он денется за пять минут? Возвращаюсь, машины его нет, поднимаюсь - дверь нараспашку, на столе альбом валяется. Он, похоже, оттуда фотографии выдерал какие-то - уголки оторванные остались.
  - То есть мать с сыном не похоронил, жена до сих пор в психушке, а он фотку на память и деру? - Кира многозначительно приподняла бровь, переводя взгляд с Тараскина на мрачного Шарапова.
  - Так, - Володька на нее даже не взглянул - только на Колю. - Альбом этот экспертам передашь - может быть выцепят что-нибудь дельное. А сам, крутись как хочешь - по соседям, знакомым, коллегам, но чтобы Стопорева нашел.
  - Так точно, - с нескрываемым мрачным сарказмом отозвался Тараскин.
  Гаркуша вернулся ближе к вечеру, разочарованный донельзя. Как и думала Кира, никого, хотя бы относительно похожего на портрет убийцы, в местной службе газа не водилось.
  
  - Пью за свершенье светлых мечтаний,
  За исполненье ваших желаний!
  Верьте, верьте мне, друзья...
  Выводил темноволосый актер, разгуливая по сцене с бокалом желтоватой жидкости - теоретически шампанского. Кира на мгновение засмотрелась на сцену, разглядывая блестящие красивые костюмы и яркие маски, но Нинель уверенно скользнула дальше по краю зала, пробираясь к боковой едва различимой дверце, и ей ничего не оставалось, как следовать за ней. В комнате с декорациями было светло, но тесновато - декорации, холсты, ровными стопочками стоящие в углах, и самые разные картины, весящие на стенах. Картины были неплохие, ближе к стилю Ван Гога, но в менее депрессивных тонах. Кире особенно понравился кругленький, словно игрушечный Кремль в россыпи теплых желтых электрических огней.
  - Ниночка? - молодой худощавый парень с длинными хищным носом и весело блестящими глазами, стремительным шагом пересек комнату и ловко подхватил пальто Нинели. - Ты к нам в качестве доблестного милиционера или любителя искусств? - он перевел взгляд на Киру, и, как ей показалось, в глазах мелькнуло недоумение и едва уловимый страх. Неужели так смутила форменная шинель? Конечно, опрометчиво было являться на неформальную беседу при всем параде, но не разгуливать же по Москве шестидесятых в джинсах и пуховике.
  - А это моя коллега, Кира, - девушка улыбнулась, словно бы и не заметив, как стушевался художник. - А это Стас - очень талантливый человек и просто мой друг.
  - Очень приятно, - Кира чуть склонила голову и добавила, улыбаясь уголками губ, - у вас интересный стиль, Стас. Тяготеете к постимпрессионизму?
  - Меня больше интересует экспрессионизм, - отозвался Стас, как показалось Кире, с едва уловимым вызовом. - Но такие картины у меня лежат дома - мало, кто может их оценить в этой стране. А я смотрю, вы разбираетесь в стилях. Не думал, что милиционеры интересуются живописью.
  - Ну, спасибо, Стас, - обиженно фыркнула Нинель, скрещивая руки на груди.
  - А у меня мама искусствовед, - отозвалась Кира, чутко уловив его "в этой стране". Да мальчик не только талантливый художник, но еще и представитель той породы интеллигентов, что живут по принципу "у барыни живу, за ее счет ем, и барыню хаю". Тогда понятно, почему ему так не понравилась ее форма. Но смелый, если городит такое при двух милиционерах.
  - Так, чем обязан такому вниманию? - после короткой неловкой паузы уточнил Стас, переводя взгляд от Киры к Нинель.
  - А, Кира хотела у тебя попросить портрет мамы написать, - спохватилась Нинель.
  - Можно простой, карандашом, - Кира виновато улыбнулась. - Но, знаете, у меня фотографии ее нет - только со слов. Сколько за такую работу возьмете?
  - С родной милиции - ни копейки, - обаятельно улыбнулся художник. Он опустился на табурет, спиной зеркалу, обернулся и, порывшись в ящичке, извлек оттуда лист плотной бумаги и остро отточенный карандашик.
  Кира опустилась в продавленное, с местами прожженной обивкой, кресло, и, чуть прикрыв глаза, восстановила в памяти лицо мамы, какой ее помнила Кира, еще до окончательной и бесповоротной ссоры из-за Кириного выбора карьеры.
  - Друзья мои, я очень рад,
  Что вы пришли на маскарад.
  Промурлыкал странно знакомый голос. Кира обернулась на хлопнувшую дверь и увидела графа Орловского. То есть актера, который только что его играл. В театральном гриме, с ярко накрашенными глазами и губами, он выглядел скорее забавно, но все же нельзя было не отметить, что он очень хорош собой. Граф вдруг замолчал, глядя на Киру расширившимися от удивления светло-карими глазами.
  Кира вопросительно изогнула бровь, и граф, словно спохватившись, театрально кивнул, взмахнув темными вихрами: - Влад, Влад Дмитриев. Сражен вашей строгой красотой.
  - Да вы не только солист, вы еще и артист комедии, - Кира насмешливо изогнула бровь.
  - Если вы пожелаете, я могу быть Вашим шутом, Снежная королева, - с утрированной страстью выдохнул молодой человек, шагая к ней.
  - Влад, хватит, - давя смех, попросила Нинель, когда Кира на всякий случай отодвинулась подальше от переигрывающего солиста.
  - Принимайте работу, - Стас протянул ей листок. Мамины черты в нарисованной женщине угадывались вполне отчетливо, но все же это был только лишь набросок, и ни в какое сравнение не шел с портретом МосГаза.
  - Спасибо, - Кира благодарно улыбнулась, поднялась из кресла, задумчиво скользнула взглядом по картинам на стене и тем, что были сложены в углу. Взгляд зацепился за одну, висящую в самом дальнем углу. Резкие мазки, темные синие, фиолетовые, серые тона, утрированные черты лица, огромные безумные глаза, торчащая черная бородища.
  - Ну и рожа, - протянула Кира с нарочито восхищенной улыбкой, оборачиваясь к Стасу, - а это что за Синяя борода? Знаете, мне кажется, я его где-то видела, - она потерла лоб, словно бы пыталась что-то вспомнить, и внимательно наблюдала, как бледнеет художник, и с какой злостью он косится на Дмитриева. - Точно-точно, - покивала она под удивленным взглядом Ниниль, в глазах которой тоже начинало читаться узнавание.. - На портрет убийцы похож, что вы сегодня в МУРе рисовали. Словесный. О, а этой картине уже пять месяцев, - она потыкала ногтем в дату в уголке. Так что, товарищ художник, что скажете?
  - Стас? - Нинель, чуть побледневшая, смотрела на него строго и выжидающе.
  - А что я скажу? - он нервно дернул уголком рта. - Я действительно рисовал того убийцу со слов. А этого - из головы взял! Воображение художника, знаете ли.
  - Однако вашего воображения не хватило на то, чтобы передать такую же точность в этом рисунке, - Кира чуть изогнула бровь, демонстрируя всем троим потрет, который только рисовал Стас с ее слов. - Статья 189 укрывательство, статья 190 недонесение о преступлении, - чуть покачиваясь на каблуках, проговорила Кира, - подумайте о добровольной помощи следствию, Стас, или пойдете уже в качестве подозреваемого. До свидания, - она как ни в чем не бывало улыбнулась, и, не дожидаясь Нинель, которая удивленно и потрясенно смотрела то на нее, то на художника, вышла из комнатки.
  - Постойте, подождите, безжалостная Немезида! - Влад, без грима, с шапкой подмышкой и в расстегнутом наполовину пальто. Кира молча бросила на него усталый взгляд. - Вы даже руку держите, как эта крытая богиня, - продолжил он, сверкая белозубой улыбкой, и протянул ей снова забытые перчатки.
  - Спасибо, - она вежливо кивнула, не сбавляя шага, но Влад не отстал, лишь поглубже пихнул руки в карманы.
  - Прошу вас, не злитесь на Стаса. У него и в мыслях не было скрывать преступника. Я уверен, что он просто не подумал о том, что нужно сообщить вам. Или забыл. - говорил он быстро и таким убедительным тоном, что трудно было не поверить.
  - Этот человек, которого рисовал Стас, убил трех людей, одним из которых был маленький мальчик, а вторым - пожилая женщина. Убил хладнокровно и жестоко. - сухо отозвалась Кира. Они стояли на остановке, к которой, звеня сигналом, уже подкатывал кирин трамвай, но Дмитриев, похоже, не спешил уходить.
  - Но ведь Стас не знал об этом! - твердо проговорил он, глядя прямо в глаза Киры.
  - Не знание законов не освобождает от ответственности за их нарушение, - отчеканила Кира, неловко хватаясь за поручень, чтобы забраться по ступенькам подошедшего трамвая, как вдруг настырный "граф" нахальным образом подхватил ее за талию и, поставив на верхнюю ступеньку, ловко влетел наверх сам. Двери со стуком захлопнулись и трамвай, звякнув, тронулся.
  - А вот как дам вам сейчас по морде, за то, что руки распускаете, - пообещала Кира, демонстрируя кондуктору удостоверение.
  - Ну, не будьте так жестоки, - Влад одарил ее еще одной обаятельной улыбкой и, подхватив под руку, протащил по вагону к дальней площадке, благо народу в трамвае было в это время не так уж много. - Так что теперь будет со Стасом? - уточнил он уже серьезно.
  - Вы только ради этого со мной на трамвае поперлись? - удивленно вскинула брови Кира, - какая преданная дружба. Все будет зависеть от того, как поведет себя Стас. Придет и расскажет все, отделается легким испугом и, возможно, временным невыездом. Не придет - получит повестку и пойдет по двум статьям.
  Вагон мотало на поворотах, Кира молчала, глядя в окно на заснеженные московские улицы, наполненные теплым электрическим светом, и чувствовала, что стоящий рядом Влад, почти неотрывно смотрит на нее.
  - Что вам от меня нужно? - наконец не выдержала она, оборачиваясь к мужчине. Кира не сомневалась, что этот красавчик не от внезапной влюбленности полез следом в трамвай, а теперь словно тень отца Гамлета висит за плечом.
  - Я всего лишь хочу вас проводить, - мужчина одарил ее очередной обаятельной улыбкой. - Скажите, прекрасная Немезида, а вы всегда так строги к мужчинам или у меня есть шанс растопить ваше сердце?
  Кира смерила его взглядом - от очаровательной улыбки и лукаво блестящих карих глаз, до не очень модных ботинок, блестящих от растаявшего снега. Ладно, если быть честной с собой, его комплименты были скорее приятны, чем раздражали. Так что ей мешает? Она ни с кем не связана обязательствами, а Шарапов... Шарапов открытым текстом дал ей понять, что между ними больше ничего быть не может.
  - Есть, если перестанете звать меня Немезидой, а то я сегодня как назло забыла меч и весы, - хмыкнула Кира, направляясь на выход, но давая Владу шанс ее обогнать. Тот спешно сбежал по ступенькам и галантно протянул ей руку.
  - Меня зовут Кира, - проговорила она, осторожно ступая по заснеженной дорожке, что вела к общаге. Влад нес какую-то чушь, шутил, а Кира шла, не могла отвести взгляда от фигуры в шинели, что стояла неподалеку от входа, и чувствовала себя едва ли не неверной женой, застуканной мужем рогоносцем.
  - Добрый вечер. Мы вроде бы не знакомы, - Шарапов лишь взглядом указал на Дмитриева, который и не собирался уходить, стоя рядом с Кирой и весело и нахально улыбаясь, а потом перевел взгляд на нее, и глаза смотрели так холодно, что уличный мороз сейчас можно было сравнить с мартовской оттепелью.
  - Это Влад Дмитриев, артист театра Оперетты. Это Владимир Шарапов, майор милиции, - как ни в чем не бывало, улыбнулась Кира, хотя самой хотелось убежать в подъезд общаги.
  - Да сегодня просто день милиции, - проговорил Влад, лукаво блестя глазами, и промурлыкал, - друзья, мои, я очень рад... Надеюсь увидеть вас снова, - шепнул он, чуть сжав локоть Киры и, не прощаясь, неторопливо направился обратно к остановке, продолжая мурлыкать арию графа Орловского.
  - Солист, - процедил Шарапов, глядя вслед удаляющейся фигуре Дмитриевского, и наконец перевел взгляд на Киру.
  - Что?! - возмутилась она, не выдержав повисшего в воздухе молчания, - Шарапов, мы вроде не женаты! А он сам поперся за мной...
  - Зачем ты передо мной оправдываешься? - поинтересовался он так холодно, что Кира осеклась на полуслове и, как рыба, хлопнула ртом, не издавая ни звука. - Я принес тебе денег, - после очередной затянувшейся паузы, проговорил он, стащил перчатку и протянул ей свернутые в трубочку купюры. - Немного, но до зарплаты тебе должно хватить.
  - Любовь придумали евреи, чтобы не платить за секс, - протянула Кира, разглядывая помятую "трубочку", и перевела взгляд на Шарапова, поцокав языком. - Ай-ай-ай, тратиться на бабу, когда дома жена с ребенком. Надеюсь, не у Вари из кубышки достал?
  Похоже, она нехило перегнула палку. Губы Володьки сжались в тонкую ниточку, переносицу расчертили резкие складки, и он, брезгливо, словно дохлую жабу, уронил деньги под ноги Киры. Крутанулся на каблуках, и быстро, едва ли не строевым шагом, направился в сторону остановки.
  - Да ты! - Кира задохнулась от возмущения. Подхватила здоровой рукой мокрые от снега бумажки, бегом догнала его, дернула за ремень портупеи, заставляя повернуться лицом, и швырнула несчастную "трубочку" в его грудь. - На! На, подавись, мне твои подачки не нужны! Ты думаешь, это забота?! Сначала орать на меня, потом пихать деньги?! Зачем ты вообще пришел? Зачем?! Я тебя ненавижу, Шарапов! Ненавижу! Да лучше б я тебя никогда не встречала! - она хватила ртом морозный воздух, закашлялась. А Шарапов смотрел на нее, молча, не отводя взгляда, и Кире казалось, что в его глазах ясно читается брезгливость напополам с презрением. - Я тебя ненавижу,- просипела она.
  - А я люблю тебя, - тихо проговорил он. - До сих пор люблю. Возьми, пожалуйста, деньги. Они тебе нужны.
  - Мне ты нужен, - тихо проговорила Кира, чувствуя, как по замершим щекам текут слезы. Он женат. Его дома ждет Варя. И он никогда-никогда больше не будет ее. Она никогда больше не войдет в его уютную комнатку, с печкой, огромным книжным шкафом и пианино. И их любовь всегда будет горькой, отравленной обманом. Кира шагнула к нему и ткнулась лбом в ткань шинели, втягивая носом знакомый резкий запах одеколона. На плечи легли его ладони, скользнули по спине и талии, а потом обняли, мягко, бережно, и Кира едва не разревелась с новой силой.
  - Твои окна ведь на первом этаже? - шепнул он, склонившись к ее уху, и Кира почувствовала, как бешено и радостно заколотилось сердце.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 7
  
  Шарапов.
  Я лежал, глядя в покрытый паутинкой трещин желтоватый потолок, еще чувствуя ноющее сладкое томление внизу живота. Из окна, с которого Кира безжалостно сорвала серые полоски газеты, ощутимо дуло. Удивительно, как мы вообще поместись на этой скрипучей железной односпальной кровати? Она еще крепче прижалась ко мне, поежилась, и я, спохватившись, приподнялся, чтобы натянуть одеяло на нас обоих.
  - Как ты поговорил с Жегловым? - Кира чуть потянулась, освободив руку из-под одеяла, и таким привычным и ласковым жестом скользнула кончиками пальцев в мои волосы.
  - Нормально, - отозвался я. В первое мгновение я едва узнал его - располневшего, чуть полысевшего, непривычно "при параде". Но стоило ему лишь подняться со стола, как печать возраста словно стерлась. Все те же уверенные и плавные движения волкодава перед броском, все те же весело блестящие глаза и крепкое рукопожатие, словно мы не восемнадцать лет не виделись, а только вчера вечером распрощались после очередного рабочего дня. - У нас есть неделя, пока дело не пойдет дальше. И если не будет новых убийств. - Сообщил я, перехватывая ее узкую ладошку и чуть касаясь ее губами. - Так что это за солист тебя провожал? - уточнил словно между прочим, хотя коготки ревности царапнули весьма ощутимо.
  - В театре привязался, - она чуть поморщилась и приподняла голову. - Ты видел портрет убийцы?
  - Хороший портрет. Хоть в учебнике криминалистики печатай, - я чуть пожал плечами и уточнил, - так в чем связь?
  - Вот именно, что хороший и даже слишком - я так подумала, - Кира едва заметно нахмурилась. - Оказывается этот художник друг Нинель. Нехорошо, на самом деле, получилось - я ее немного обманула. Этот Стас работает в театре Оперетты. Нинель меня к нему привела, а я, ради проверки на вшивость, попросила его со слов портрет нарисовать. Ты знаешь, ни в какое сравнение не идет. И тут как специально - висит на стене картина, а на ней наш МосГаз. Не точное портретное сходство, конечно, но черты, взгляд - все угадывается. Художник этот сразу в отказ, ну, я его и припугнула парой статей. Так что, если он чист, то побежит к нам в МУР, а если нет - прятаться. А может быть даже убийцу предупреждать.
  - Кира, - устало вздохнул я. - Когда ты уже перестанешь играть в самодеятельность? Если он и правда связан с убийцей, он может сбежать. Нужно было предупредить меня, установить слежку.
  - Да, - после паузы согласилась Кира, - дурость получилась. Но я его спровоцировала, и он повелся.
  Она некоторое время молчала, бездумно перебирая в пальцах мои волосы, потом ее ладошка скользнула по моей щеке, шее, груди.
  - Кира, - предупреждающе выдохнул я, чувствуя, как ее ладонь спускается все ниже, и внизу живота снова становится жарко. Будильник на стуле у кровати неумолимо отсчитывал минуты. Пятнадцать минут одиннадцатого. Почти час езды до дома. Ее горячие влажные губы прихватили кожу на шее, но я усилием воли сдержал новый прилив желания. - Кира, мне не двадцать пять.
  - Серьезно? - мурлыкнула она, неторопливо скользя ладонью по моему члену, то сжимая, то едва касаясь. Невыносимо, дразняще. И томительное чувство в паху становилось все сильнее, и мне снова захотелось почувствовать под собой ее горячее напряженное тело, тугое кольцо мышц... Я едва не застонал, когда она откинула одеяло и прочертила влажными поцелуями дорожку от груди до паха. - Я тебе не верю, Шарапов. - Кира лукаво щурилась, глядя на меня.
  Я собирался возразить снова, но вместо этого пальцы скользнули в ее мягкие растрепанные волосы. И вдруг в скважине заскрежетал ключ. Кира вздрогнула, торопливо села, но второй ключ, с этой стороны, держался прочно. Через некоторое время с той стороны двери сдались, подергали ручку, потом постучали.
  - Шарапов, в шкафу места нет, - она покосилась на меня, весело блестя глазами. Зараза! Я спешно подхватился, и, кажется, быстрее, чем за сорок пять секунд успел натянуть на себя все, вплоть до галстука.
  - Кира! - соседка стучала в дверь едва ли не каблуком. Она торопливо соскользнула с кровати, накинула рубашку, на цыпочках подбежала к окну.
  - Простудишься! - шепотом возмутился я, ставя ногу на подоконник.
  - Не дождешься, - тихо фыркнула Кира и, поймав меня за портупею, быстро коснулась губами губ.
  Я спрыгнул в уже примятый до этого сугроб, едва не поскользнулся и спешно зашагал по тропинке к остановке трамвая, надеясь, что обитатели общежития не страдают привычкой подглядывать за чужими окнами. Уже в пустом позднем трамвае идиотский мальчишеский азарт стал отступать, а его место снова заняло давящее на грудь чувство вины. Я пришел только лишь дать ей денег, чтобы она могла как-то прожить до зарплаты, а вместо этого промерз почти час у общежития, взревновал ее к какому-то хлыщеватому актеру и снова, как обезумевший от желания юнец сначала полез в окно, а потом завалился с ней в постель. И самое смешное - я понимал, что полез бы, будь оно хоть на третьем, хоть на пятом этаже. Вся моя решимость порвать эти неправильные, болезненные для нас обоих, несправедливые по отношению к ней и Варе отношения, исчезала всякий раз, стоило мне коснуться ее, почувствовать ее запах, тепло губ. Не говоря уже о той злости, которую я испытал при виде ее в компании хлыща - солиста. Она была моей, до сих пор - я не мог ее отпустить, хотя, наверно, заставил бы себя отступить, пожелай этого она.
  В окнах было темно, лишь слабо горела настольная лампа. Я отпер дверь своим ключом и осторожно толкнул ее. Варя встрепенулась, открывая усталые покрасневшие глаза от чернильных рядов в очередной ученической тетрадке, торопливо поднялась навстречу, и я почувствовал обжигающее чувство стыда. Во всем ее лице, движениях, читалась тревога и одновременно облегчение. Ей и в голову не приходило, что я в это время был не на службе, а с другой женщиной. Я спешно отвернулся, чтобы только не видеть этих глаз, повесил на вешалку шинель. Ее мягкие и ласковые ладони обвили меня за талию, теплые сухие губы коснулись шеи, и ощущение вины стало невыносимым.
  - Варя, - я вдохнул так, словно собирался нырнуть в ледяную воду Днепра, обернулся, ловя ее ладони в свои. Я скажу все сейчас. Лучше сейчас, чем бесконечно врать им обеим.
  - Па! - Сашка выскользнул из комнаты в одной пижаме, босиком прошлепал по полу, и Варя отступила, а я подхватил его на руки - теплого и заспанного.
  - Ты чего вскочил? - я улыбнулся, взлохмачивая его светлые волосы. - А завтра опять будешь сонной мухой ползать?
  - Я тебя ждал, - парень широко улыбнулся, - мама меня спать отправила, а я только притворился!
  - Ну, дождался? - Варя улыбнулась и тут же строго нахмурилась, - а теперь марш спать и чтобы на этот раз без притворств - у тебя завтра контрольная.
  
  Машину подкидывало на ухабах. Я смотрел в окно на снежные шапки деревьев, а сам думал, что я ни кто иной, как слабовольный трус. Мне было страшно в ноябре сорок первого, под Тулой, когда идущие в прорыв Панцеры вспахивали гусеницами снег, землю, и живую плоть. Мне было страшно в августе сорок второго, под Калачом, когда мы прорывались из окружения, а вокруг рвали землю минометные снаряды. Мне много раз было страшно на войне, но это был животный страх за жизнь, и он помогал выжить. Этот страх был гаденький, липкий, страх потерять спокойствие и уют, иллюзию счастливого быта и счастливой семьи. Страх оскорбить Варю...Будто бы я не оскорблял ее ложью сейчас. Пусть я не произносил этого вслух, но она ведь верила, что я торчу на службе. Раньше это было правдой. Сейчас...
  Машина затормозила возле бревенчатого дома с синими наличниками, возле которого уже стояло несколько машин, и толпился народ. Я прошел мимо двух бодро козырнувших сержантов, едва не вписался лбом в низкую притолку и оказался в просторной, но бедно обставленной комнате с обшарпанными выгоревшими обоями на стенах и иконой в углу.
  - Ну наконец-то, - хмыкнул Жеглов, быстро и крепко сжал мою ладонь и кивнул, - вот, смотри.
  Обе убитые были женщинами - вероятно, мать и дочь. Молодая женщина лежала на низенькой кушетке, безвольно откинув одну руку и прижав к груди другую. Старшая вытянулась на полу, головой к двери. И у обеих от основания лба зияли рубленные раны. От топора. Теперь ясно, что здесь забыл Глеб.
  - Улики какие-нибудь нашли? - уточнил я, переводя взгляд на молчавшего все это время майора. Невысокий, с темной полоской усов, быстрыми и немного злыми серыми глазами, я не помнил его имени, хотя и видел иногда в наших коридорах и столовой.
  - Конечно, - негромко, но с явной желчью в голосе, проговорил он, насмешливо щурясь. - Два трупа нашли. Пришел, помахал топором, ушел, - и он неприятно усмехнулся в усы.
  - Veni, vidi, vici, - негромко проговорила Кира, выходя вперед из-за моей спины. - Простите, товарищ майор, а вы всегда так на месте преступления радуетесь? - поинтересовалась она, глядя на невысокого.
  - Так что ж вы здесь делаете, если улик до сих пор не нашли? - проговорил я, надеясь переключить внимание майора на себя. И мысленно пообещал после вправить Кире мозги.
  - Да гулял я тут, мимо проходил. А у вас, товарищ Шарапов, похоже, не только с раскрываемостью плохо, но и с дисциплиной у подчиненных, - майор чуть склонил голову вбок, разглядывая Киру.
  - Отставить! - жестко процедил Жеглов, - как бабы на базаре!
  - Есть отставить, - майор, кажется, совершенно не смутился от начальственного рявканья. - Только я, товарищ полковник, не совсем понимаю, что здесь делает майор Шарапов? У него три нераскрытых убийства, пусть ими и занимается. А это дело буду вести я.
  - Потому что майор Шарапов ведет дело об убийствах, совершенных тем же способом и тем же лицом. Что, убийцу будете наперегонки ловить? - отчеканил Жеглов и обернулся ко мне. - Соседка их твоего Мосгаза опознала. И что делать думаешь?
  - Искать, - я невозмутимо пожал плечами, а сам почувствовал пробегающий по спине холодок. Пять трупов! Три женщины, ребенок, пацан-участковый... Черт побери, что за тварь может делать такое?!
  - Ищи, - отозвался Жеглов, - быстрее ищи, потому что такого шила в мешке уже не спрячешь. По городу уже слух идет, через неделю вся Москва говорить будет, что у нас серийный убийца завелся. Ты представляешь, что будет, когда доверху дойдет? - он принял мое мрачное молчание за покорность и продолжил. - Крутись, как хочешь, но чтобы до Нового года убийцу нашел. Освободятся еще люди, дам в помощь. Майор Пожидаев, с сегодняшнего дня вы работаете над этим делом вместе с майором Шараповым.
  Я с удовольствием отметил, как глумливая улыбочка исчезает с лица майора. Он заиграл желваками и уточнить: - В подчинении?
  - В подчинении майора Шарапова, - раздраженно отозвался Жеглов.
  - Шарапов, Владимир Иванович, - я протянул Пожидаеву ладонь.
  - Майор Пожидаев, Никита Васильевич, - он нарочито медленно перевел взгляд на мою руку, и коротко, но сильно ее пожал.
  - Совсем обалдела? - негромко уточнил я у Киры, пока мы шли к машине. - Нинель на тебя смотрит, как рублем одаривает, старшему по званию ты хамишь...
  - Нинель за художника обиделась, - она невозмутимо пожала плечами, - а Пожидаев этот хамло и карьерист. Лишь бы новую звездочку побыстрее хапнуть.
  - Изобличать его на партсобрании будут, - парировал я резковато. - Кира, не забывайся.
  - Есть, не забываться, - отозвалась она с легкой издевкой. - Только от Пожидаева этого вреда будет больше, чем пользы - вот посмотришь.
  
  Кира.
  Художник Стас сидел на обтянутой дерматином скамейке перед дверью их кабинета. Заметив ее и Шарапова, он резко, словно пружина распрямилась, поднялся, торопливо подхватил упавшую с колен шапку и шагнул к ним навстречу.
  - Я знаю, как зовут убийцу, - проговорил он, словно сам признавался в страшном преступлении.
  - В кабинет, - Шарапов указал взглядом на дверь.
  Стас шагнул в кабинет, немного нервно огляделся по сторонам и без приглашения опустился на стул, напортив стола Тараскина - сейчас пустовавшего.
  - Его фамилия Агеев, он муж нашей уборщицы, я не помню, как ее зовут. Я его рисовал несколько раз, уж больно у него внешность выразительная, хотя очень неприятная, - заговорил он быстро. - Когда мальчик стал его описывать, я сразу понял, что это он, рисовал по памяти.
  - А что же сразу не сообщили? - сухо поинтересовался Володя, хотя Кира видела, что он тщательно сдерживает злость.
  - Наш театр едет в конце декабря на гастроли в Чехословакию. Если бы я сообщил, я бы стал свидетелем, меня бы тогда никто дальше Подмосковья не выпустил.
  - И поэтому вы не сообщили, и он уже убийца не трех, а пяти человек. Мальчик, три женщины, молодой парень, - Кира говорила нарочно неторопливо, чувствуя, как внутри разом вскипает ярость. Даже руки на груди скрестила, потому что чувствовала, как начинают мелко подрагивать пальцы. - Считайте, они на вашей совести тоже. Неужели так за границу хочется? Где он живет?!
  Стас сжал зубы. Кира все ждала, что он огрызнется. Гаденыш мелкий!
  - На моей совести так же, как и на вашей, если вы его не можете поймать, - процедил он, глядя куда-то в стену. - Я художник, а не доносчик, ясно? И я не знаю, где он живет.
  - Ну, тогда подумайте, что для вас ценнее. Личная свобода или сомнительная совестливость, - уже не сдерживаясь, зло отозвалась Кира. - Парень, ты что, в диссидента решил поиграть? Так этот не политический. Он людей убивает и еще убивать будет. А из-за таких как ты, которым джинсы и кока-колла...Свободы хочется? Жопой будем эту свободу жрать, подожди еще лет тридцать! Где он живет?
  - Я действительно не знаю! Хотите, поговорите с нашей уборщицей! - зло и нервно крикнул Стас и вздрогнул, когда дверь распахнулась и на пороге возник раскрасневшийся от мороза и крайне довольный собой Леха.
  - Есть! - с гордостью сообщил он.
  - Свободны. Пока свободны. - Шарапов, до этого молчаливо наблюдавший, одарил нервно мнущего шапку художника мрачным взглядом.
  Леха проводил его удивленным взглядом и, когда дверь захлопнулась, плюхнулся на стул, даже не снимая пальто.
  - Есть! - повторил он, и в голосе явно прозвучало радостное возбуждение. - Я ведь вчера только по тем жилконторам прошел, которые к этому округу относятся, а тут меня как осенило! Я в соседний район, а мне там, как потрет увидели, говорят да, есть такой. Короче, тип вот так подозрительный, бирюк бирюком, ни с кем не общается, с мужиками не пьет, но на работу ходит исправно. Адрес мне его дали, вот, - он, словно важный трофей, выложил на стол бумажку, исписанную химическим карандашом. - Ну что, едем брать?
  
  Немолодая женщина в застиранном халате нервным движением прижимала к себе девчонку лет пяти и мальчишку лет семи, которыми округлившимися от удивления глазами наблюдали за двумя милиционерами, которые во главе с Гаркушей проводили обыск в их доме. Кира ходила следом с блокнотом, Пожидаев наблюдал за этим действом, чуть прищурившись, Шарапов покусывал губу, явно прикидывая, как начать допрос и одновременно еще больше не перепугать женщину.
  - Да говорю же вам, нет его! - с истеричными нотками проговорила та, - ну что я его, под кровать, что ли, спрячу?!
  - А топорик? - поинтересовался Пожидаев с насмешкой в голосе, - куда спрятали?
  - Да какой еще топорик?! - женщина смотрела на него с испугом и непониманием и покрепче прижала к себе детей, словно ими пыталась прикрыться. Кира почувствовала глухое раздражение - лучше бы она отправила их в другую комнату.
  - А которым он людей по голове, - Пожидаев улыбнулся, обнажая мелкие ровные зубы.
  - Мой папа не убийца! - крикнул мальчишка и рванулся, было, из рук матери.
  - Майор, - Шарапов предостерегающе нахмурился и проговорил как можно более мягко, глядя на женщину. - Мария Степановна, когда последний раз ваш муж был дома?
  - Два дня его не было, - женщина чуть пождала губы. - Он мне сказал, что поехал к брату, в Казань.
  - Да что ее спрашивать? - не унимался Пожидаев, - она нам семь верст до неба наплетет сейчас, лишь бы мужа своего выгородить.
  - А как вы объясните вот это? - поинтересовалась Кира. В руках она держала когда-то скомканную, но сейчас кое-как разглаженную бумагу, на которой не слишком аккуратно, словно с кальки сводили, был черным карандашом нарисован Агеев. Внизу, размашисто, красной краской было выведено "Внимание! Это убийца!"
  Женщина заметно побледнела и сжала губы так, что те вытянулись в тонкую ниточку.
  - Не знаю, - наконец проговорила она, словно с трудом выталкивая из себя слова.
  - А, может, тебя в камеру на пару суток посадить? Или поболее - по статьям 189 и 190, за укрывательство и недонесение. А там еще и соучастие добавится. - Пожидаев чуть склонил голову, наблюдая, как все больше бледнеет женщина. - Ну ему-то однозначно вышка светит, а ты, ничего, отсидишь свои лет пять, как раз дети подрастут. Родственники-то есть, чтобы на попечение оставить? Или в детдом?
  - Лех, ты не помнишь, по какой статье у нас идет принуждение к даче показаний? - негромко поинтересовалась Кира, покусывая карандаш.
  - 179! - бойко отозвался он, вынырнул из-под кровати, поднялся с колен и торопливо отряхнул брюки, - до трех лет, или от трех до десяти.
  Пожидаев недобро прищурился, поджимая и без того тонкие губы.
  - Мария Степановна, - Шарапов явно спешил разрядить накаляющуюся обстановку, - с сегодняшнего дня в вашем доме будут постоянно дежурить два наших сотрудника. Надеюсь, вы будете благоразумны и не станете пытаться предупредить об этом вашего мужа. Если он действительно не виновен, ему нечего бояться.
  Женщина быстро закивала, явно желая, чтобы вся эта орава наконец-то убралась из ее дома. Володька скользнул взглядом по лицам оперативников. И Кире почему-то подумалось, что вспоминает он дом Верки-модистки, и засаду на Фокса. Пожидаев демонстративно опустился на противно скрипнувший диван, стащил ушанку и принялся расстегивать шинель.
  - Товарищ майор, разрешите? - Кира решительно шагнула вперед, глядя в голубые глаза Володьки. - А то товарищ майор нам подозреваемого до суда расстреляет. - Она весело прищурилась, в ответ на мрачно сведенные брови. И дернул же ее черт... Но Пожидаеву она и впрямь не доверяла - слишком резвый майор, так и норовит в подполковники прыгнуть в тридцать-то с хвостиком. А Шарапову отказать ей - значит выделить среди остальных. Конечно, может отбрехаться, тем, что женщина.
  - Нет, - Шарапов коротко мотнул головой, - Гаркуша...
  - Товарищ Шарапов! - не дала ему договорить Кира, - я оперативный работник, у меня есть табельное оружие, а у этого только топор.
  - Хорошо, - наконец процедил он после затянувшейся паузы, хотя Кира по одному только взгляду читала, что ему очень много хочется сказать и останавливает только толпа коллег в комнате. - С утра вас сменят.
  - Не волнуйтесь Вы так, товарищ майор, - насмешливо щурясь, проговорил Пожидаев, доставая пистолет и снимая его с предохранителя, - верну вашего сотрудника в целости и сохранности.
  
  
  
  
  
  
  Глава 8
  
  Шарапов.
  Я вышел из дома и судорожно хватил ртом морозный воздух, борясь с желанием вернуться обратно в полутемную комнату, схватить Киру за шкирку, вытащить ее на улицу, высказать ей пару ласковых, а потом затолкать в машину и навсегда засадить за бумажную работу. Какого черта ей понадобилось лезть в засаду?! Показать себя? Щелкнуть по носу меня? Побесить Пожидаева? Мне невольно вспомнилась засада в Марьиной роще, бледный, обхвативший голову руками, Петюня Соловьев, темное пятно у самой двери, там, где упал смертельно раненный Фоксом Топорков. Пожидаев не Петюня - он не станет прикрываться другим, тем более женщиной, и под стол от страха не полезет - в нем вообще явно читалась этакая жегловская порода людей - беспощадных волкодавов, которые не жалеют ни себя, ни других. Но Кира может полезть на рожон...
  - Товарищ майор, что же мы, так и уедем?! - возмутился Леха, шагая рядом и глядя на меня глазами служебной овчарки, которую силком оттащили от взятого следа.
  - Нет, - я первым влез в изрядно промерзший "газик" и кивнул водителю. - Васильев, отгони-ка машину вон туда, - я указал в сторону чернеющих чуть в стороне от наезженной дороги густых зарослей. Туда не падал свет фонарей, и темно-синий автомобиль заметить было почти невозможно, зато из него отлично просматривался дом Агеева. - Двигатель глуши. - Я обернулся к грузящимся в автомобиль. - Не курить, из машины не выходить, - увидел, как облегченно выдохнул Гаркуша. Волгу водитель отогнал в самое начало деревни, к повороту на проселочную дорогу, побоявшись завязнуть в снегу.
  Через некоторое время на крыльцо вышел сын Агеева, поежился от холода и, быстро оглядевшись, повесил на штакетину забора пустое, матово блеснувшее в свете фонарей ведро.
  - Лех, ты вроде в деревне под Рязанью родился? - я бросил взгляд на старлея, что на сиденье рядом неторопливо дул на покрасневшие от мороза руки.
  - Ну да, - тот удивленно взглянул на меня, потом перевел глаза на мальчишку и помотал головой. - Во дурак, сопрут же.
  - Отца предупреждает, - отозвался я. То, что жена Агеева врет насчет отъезда, я сообразил почти сразу, а вот прячется он где-то или отсиживается дома, уверен не был. Я выбрался из кабины, стараясь держаться в тени, проваливаясь едва ли не по колено в снег, подобрался к дому, аккуратно, стараясь не греметь, снял ведро и пихнул его в наваленный у забора сугроб - в темноте не разглядит. Шорох послышался со стороны сарая. Я торопливо достал из кобуры пистолет, щелкнул предохранителем и, стараясь не хрустеть сапогами по мерзлому снегу, скользнул туда. Сарай мы проверяли тоже, но черт его знает, где этот гад мог запрятаться.
  Шуршал кролик. Маленький, белый с черными пятнами, хорошо заметный в полутьме сарая, он видно выпрыгнул из плохо запертой дверцы клетки, и теперь растерянно ползал по насыпанному на полу сену. Я подхватил теплое, тут же испуганно сжавшееся тельце, усадил его обратно к товарищам, и вдруг заметил матово блеснувший под сухой травой металл. Я быстро разровнял ладонью сено и не сдержал короткой ругани - на дне клетки лежал топор, и на острие его были хорошо заметны бурые пятна. Твою мать! Едва не проморгали!
  
  Кира.
  - А может вам чайку? - гостеприимно предложила жена Агеева. После того, как из ее дома убралась вся милицейская орава, она как будто даже успокоилась - прошла бледность, исчезла резкость и суетливость движений. Разве что на Пожидаева она по-прежнему смотрела с нескрываемым страхом, смешанным с неприязнью.
  - Нет, спасибо. Мы так посидим, - ответил за обоих майор и выразительно покосился на Киру.
  - А вы, Никита Васильевич, похоже, любите риск? - первой прервала долгое молчание Кира. В доме у Агеева книг не было, телефона с играми, чтобы хоть как-то развлечься, у нее не было тоже. Вернее был, но надежно запрятанный в матрас в общаге. Оставалась лишь светская беседа с ядовитым майором. - Раз остались в засаде?
  Пожидаев выдержал паузу, смерив ее взглядом, начиная от нижней пуговицы на кителе, и кончая растрепанной челкой. Кире почему-то стало немного не по себе - так, наверно, энтомолог рассматривает нового, неизвестного науке таракана.
  - Вы, старший лейтенант, видимо, тоже, раз постоянно пререкаетесь со старшими по званию? - уточнил он, глядя на нее замораживающим серо-зеленым взглядом. Потом по своей привычке чуть склонил голову вбок, не отрывая взгляда, дождался, когда Кира потупится и все же пояснил, чуть усмехаясь. - Я придерживаюсь правила - хочешь, чтобы что-то было сделано, сделай это сам.
  - Только у нас не соревнования "кто быстрее", - Кира заставила себя смотреть в глаза майора, хотя это почему-то было не просто. - У нас командный вид спорта, - она усмехнулась.
  - У Шарапова свои методы, у меня свои, - Пожидаев чуть растянул губы в улыбке. - Поэтому мы оба майоры, только он в сорок, а я в тридцать пять.
  - Может, потому что Шарапов преступников ловит ради Эры милосердия, а вы - ради новой звездочки? - Кира улыбнулась еще милее, чем прежде, но внутренне сжалась. Она действительно собиралась поддержать светский разговор, а получилась очередная пикировка. Укол, блок, укол, шаг назад - словно киношная дуэль.
  - Я ловлю преступников, потому что это моя работа, - Пожидаев чуть прищурился и насмешливо уточнил. - И что же это за Эра такая?
  Кира облизнула сухие, чуть потрескавшиеся губы, обдумывая ответ. Не рассказывать же ему о врезавшемся в память разговоре с одиноким и несчастным стариком Бомзе, что случился на коммунальной кухне в далеком сорок пятом.
  - Эра, когда не будет преступников, убийц. Не будет войн, голода, нищеты, насилия и ненависти. Когда человечество перейдет на новую ступень...
  - А вы сами-то в это верите? - Пожидаев фыркнул, насмешливо скинув брови.
  Кира снова отвела взгляд. Верит ли? Зная, что будет через сорок лет? Не тот характер, но в то время росла. Не там работает.
  - Нет, - Кира невесело усмехнулась. - Я думаю, что люди всегда будут людьми. Всегда будут завидовать, всегда будут ненавидеть. А насколько сильно - будет зависеть от ситуации. И останавливать их будет кого мораль, а кого страх.
  - Да? - Пожидаева, кажется, забавлял этот разговор. - Так чем ваш подход отличается от моего? Я работаю, для того, чтобы ни один преступник не ушел от наказания. Чтобы из страха перед наказанием гниль из человека не полезла. Будет трястись и гниль эту давить. Потому что чем больше гнили, тем сильнее страх за свою шкуру.
  - Вор должен сидеть в тюрьме? - Кира чуть изогнула бровь, повторяя слова Жеглова.
  - Любой бандит должен сидеть в тюрьме, - коротко кивнул он.
  Кира хмыкнула. Согласиться с ним вслух? Ну нет. А вот мысленно - во всем. Пожидаев ее уел, причем вполне ловко. Он и сам это понимал - одарил ее еще одним насмешливо-изучающим взглядом, поднялся с дивана, не забыв, однако, захватить пистолет, и прошел в прихожую, где в деревянной бадейке была вода, а рядом стояла кружка. Кира откинулась на спинку дивана, нервно покусывая губу и чуть прикрыв глаза. Зараза, ядовитая зараза. Да, ночка сегодня будет веселой, главное чтобы до мордобоя не дошло.
  Тихо скрипнула дверь, потянуло по ногам холодом. Кира распахнула глаза - куда его понесло?! И увидела в проеме темный длинный силуэт.
  - Кира!
  Расстояние между ними было минимальное - Пожидаев даже пистолет вскинуть не успел, когда Агеев резко пихнул его в грудь и рванул обратно за дверь. Кира, на ходу снимая оружие с предохранителя, выскочила в прихожую, и увидела, что майор, привалившись плечом к стене, судорожно зажимает ладонью измазанный чем-то темно-вишневым затылок. Как эта мразь успела?!
  - Никита! - Кира в одно мгновение оказалась рядом, уверенная, что у майора размозжен череп, подхватила его под руку, чтобы тот не рухнул на пол. Поздно, уже поздно! Скорая не успеет... Сука! Она уловила вдруг сладковатый запах, почувствовала, как хрустнуло что-то под каблуком, и увидела, как пятиться назад, в кухню, жена Агеева.
  - Дура! За ним! - рявкнул очень бледный Пожидаев, яростно блеснув глазами, и пихнул ее к двери.
  - Но... - Кира растеряно глянула на него, потом под ноги, где поблескивали в полутьме осколки банки и остатки варенья. - Ах ты, сука! - Кира обернулась к жене Агеева, что сидела уже на стуле, испуганно зажимая ладонью рот.
  - Вперед! - Пожидаев с явным трудом отлепился от стены, встряхнул измазанной бурой жижей ладонью, в которой Кира заметила несколько осколков, и первым шагнул за дверь, вскидывая пистолет.
  
  Шарапов.
  Темная высокая и сутулая фигура в пальто, неуверенно тяжелой походкой пересекла двор и остановилась у двери.
  - Вперед! Брать живым! - я выпрыгнул из машины, держа на готове пистолет, следом высыпали Гаркуша и еще трое милиционеров. Агеев, еще не замечая нас, уверенно распахнул дверь, шагнул внутрь, тут же отпрянул назад и, оскальзываясь на снегу, рванул между заборами и кустами в темноту. Зарычал мотором "газик", свет фар выхватил из темноты его длинную фигуру в пальто, продирающуюся сквозь кустарник и сугробы к окраине деревни. Я добежал до забора как раз в тот момент, когда из дома тяжело шагнул Пожидаев. Пошатываясь, он едва не навернулся со ступенек, рывком добрался до забора и я только сейчас разглядел, что его голова и бледное лицо в крови.
  - В машину, - я поймал его за рукав кителя, но майор рывком освободился.
  - Уйдет! - выдохнул он, зло блеснув глазами, тыльной стороной ладони с зажатым пистолет смахнул со лба и щеки замерзающую кровь и, сцепив зубы, тяжело побежал между заборами. Я быстро обернулся на дверь и увидел Киру - в одном кителе, бледную, решительно сжимающую пистолет и вполне живую, и побежал, но не через заборы, куда ломанулся следом за Агеевым Пожидаев и остальные, а вкруг домов. Пропахав сугробы и начерпав едва ли не целые сапоги снега, я выскочил на чей-то задний двор. В стороне, за заборами, мелькали темные фигуры в шинелях, а я вдруг заметил дорожку следов, ведущую от забора к старому, из рассохшихся досок, сараю. Держа наготове пистолет, рванул ржавую железную ручку. Убийца с портрета еще сильнее вжался в угол, словно так я не мог его заметить, и, тихо скуля, сполз по стене, глядя на дуло моего пистолета глазами побитой собаки.
  - А, вот ты где, мразь! - послышался рядом хриплый голос Пожидаева. Он протолкнулся мимо меня, ввалился в сарай, с удивительной для его роста силой, одним рывком за грудки поднял Агеева на ноги и коротко, без размаха, двинул ему поддых.
  - Хорош! - я поймал майора за плечо. Тот резко дернулся, едва сам, кажется, не потерял равновесие, одарил меня еще одним злым взглядом, но все же шагнул назад, давая двум подоспевшим оперативникам выволочь Агеева из сарая.
  - Что, жалко гадину? - процедил он, все еще тяжело дыша, глядя на меня чуть прищурившись, и, прежде чем я успел ответить, коротко сплюнул на снег и не очень твердой походкой вышел прочь из сарая.
  
  Кира.
  Совершенно несопротивляющегося Агеева и его истерично всхлипывающую жену запихали в "газик", а вот ей "перепало" на этот раз покататься в Волге в компании с Шараповым и Пожидаевым, который, кажется, был уже не бледный, а желтоватый, что смотрелось особенно жутковато в сочетании с красно-бурой смесью крови и варенья на лице и голове. Шарапов сел вперед, Пожидаев откинулся на спинку заднего сиденья и прикрыл глаза.
  - Давай в больницу, - Володька коротко кивнул водителю.
  - Нахрен, - буркнул Пожидаев, почти не разжимая зубов.
  - Погодите, - Кира, пока машина не тронулась, зачернула в чистый платок снега и уточнила у водителя, - перекись в аптечке есть?
  Кое-как стерев кровь и остатки варенья, Кира от души смочила обрывок бинта перекисью. Пожидаев, чуть склонив голову, стоически терпел, не издавая ни единого звука. Волосы у него были стрижены куда короче, чем у Шарапова, так что даже в темноте салона Кира разглядела, что осколков в его голове нет, хотя порезов, и довольно глубоких, хватало.
  В ладонь осколок вошел сильно. Кира сумела выдернуть его только со второй попытки. Пожидаев чуть дернулся, и она торопливо прижала к закровившему порезу смоченный в перекиси бинт, накрыв его ладонью. Майор на мгновение снова поднял на нее взгляд, и Кира почувствовала, как вдруг подкатывает к лицу жар. В чуть мутноватых глазах не было ни боли, ни злости - едва заметная насмешка и что-то еще, неуловимое.
  - Вам надо в больницу, - упрямо проговорила она, торопливо отводя взгляд и сворачивая перепачканный кровью бинт. Пожидаев бросил на нее еще один взгляд, в котором теперь уже ясно читалось, куда ей нужно идти, и снова откинулся на спинку сиденья.
  - У вас может быть сотрясение, - не сдавалась она. - И повреждены связки на руке. Осколок..
  - Нормально, - майор дернул уголком губ, но на этот раз все-таки разлепил сухие обветренные губы. Вот ведь гад упрямый! Кира покачала головой, но больше уговаривать не стала - большой мальчик. Да и Шарапову, судя по его коротким взглядам в зеркало заднего вида, ее забота о ядовитом майоре явно не по душе.
  - И все же вы любите риск, - негромко добавила она, глядя на смежившего веки Пожидаева и делая вид, что совершенно не замечает еще одного взгляда в зеркало заднего вида. Он приоткрыл глаза, искоса глянул на Киру, так, что ей теперь на мгновение стало холодно, хотя в машине жарко работала печка, и снова дернул уголком губ, обозначая усмешку.
  
  Агеева заперли в одиночную камеру, предварительно отобрав все, чем он даже теоретически мог нанести себе увечия.
  - По домам, - коротко махнул Шарапов, проходя к своему столу и быстрым машинальным движением пригладил волосы.
  - То есть как, товарищ майор? - удивленно хлопнул глазами Гаркуша, - а Агеев?
  - До утра посидит, не прокиснет, - он бросил короткий взгляд на наручные часы, и Кира с тоской подумала, что трамваи уже не ходят, да и попутку вряд ли поймаешь. Пешком до ее общаги, этак, час по морозу. Хорошая вещь - диван в кабинете. Она нарочно неторопливо завозилась с пуговицами шинели, дожидаясь когда Шарапов и Гаркуша уберутся наконец из кабинета. Леха ускакал быстро, Володька же словно нарочно долго и вдумчиво наматывал шарф, не глядя на нее. Кире надоело изображать рассеянные сборы - она стащила шинель, расстегнула китель, демонстративно скинула сапоги и улеглась на диван, пристроив голову на подлокотник.
  - Кир? - Шарапов недоуменно вскинул брови, переводя взгляд с валяющихся на полу сапог на нее.
  - До общаги далеко, трамваи уже не ходят, пешком холодно, - она закинула руки за голову, глядя на Володьку совершенно спокойно. - Так что иди, товарищ майор, тебя дома ждут, а я так - на диванчике, - и отвернулась к стене.
  И была ведь уверена, что он станет спорить, предложит вызвать такси, если их в этом времени вообще вызывают. Или снова, наплевав на все останется с ней... Нет, не остался. Прошел к вешалке, хлопнул дверью кабинета. Кира прислушалась к себе. Больно? Нет, пожалуй, уже нет. Она слишком устала за сегодняшний день. И за эту неделю, в которую, как будто, прожила все двадцать недостающих лет. Он уже давно выбрал - когда женился на Варе. Если бы не было Киры, ему даже выбирать не пришлось. Это его - мягкая, ласковая, теплая Варя с детским лицом и наивной верой в светлое будущее без преступников. Не она. Кира покрепче зажмурилась и вдруг поняла, что по щекам опять бегут слезы.
  Она проснулась от короткого стука и сквозняка. Рывком села и тут же прищурилась от электрического света под потолком.
  - Товарищ ма... О, - в голосе дежурного ясно прозвучало удивление. - Простите, я думал товарищ Шарапов...
  - Я за него, - Кира торопливо провела рукой по встрепанным волосам. - Что за пожар?
  Дежурный нервно повел головой и выдохнул так поспешно, словно спешил признаться в страшном преступлении: - Агеев повесился в камере!
  
  
  
  
  
  
  Глава 9
  
  Кира.
  Дежурный, мнущийся у приоткрытой двери камеры, не скрываясь, вытаращился на нее. Еще бы - рубашка в юбку не заправлена, китель не застегнут, волосы нечесаные - видок расхристанный, словно она толи кувыркалась с кем-то, толи пила, толи все вместе. Кира ответила чуть выгнутой бровью, дежурный смутился, спохватился, козырнул и затараторил: - Мы ж у него все отобрали, ремень, даже шнурки, а он на майке умудрился...
  Она, отмахнувшись, шагнула в камеру и склонилась над забившимся в угол, сипло кашляющим Агеевым.
  - Меня расстреляют? - сипло уточнил он, судорожно потирая красный след на горле.
  - А сам как думаешь? - поинтересовалась Кира, чуть поморщившись от кисловатого запаха пота, исходившего от него. Агеев тихо, едва слышно, заскулил, утыкаясь лбом в острые колени. Неприятный, жалкий, голый по пояс, с дряблыми руками, впалой грудью, "гусиной" кожей, словно весь сжавший и съежившийся - неужели это безжалостный убийца пяти человек?! А может и шести, если бы тогда на лестнице не подоспел тот мужик?! "Не верю!"
  - Наденьте свитер. Воспаление легких от стенки не спасет, - проговорила она негромко, резко распрямилась и шагнула из провонявшей немытым телом камеры. - Шарапову сообщили дивную новость, что "Агеев повесился"? - уточнила Кира, с трудом сдерживая желание сказать, что он, дежурный, вообще-то дебил.
  - Так точно, - он бодро кивнул и обернулся на топот каблуков по лестнице.
  Пожидаев, в шинели, застегнутой на все пуговицы, проскочил мимо Киры и снова вытянувшегося в струнку дежурного, роняя с сапог не растаявший снег, влетел в камеру, замер, глядя на затравленно зыркнувшего на него Агеева, потом круто развернулся на каблуках, и, выйдя, выплюнул, зло глядя на дежурного: - Идиот!
  Бросил быстрый взгляд на Киру, и брови его поползли вверх.
  - Никак на вертолете добирались, Никита Васильевич? - ласково поинтересовалась Кира и мысленно одернула себя, чтобы не полезть заправлять рубашку в юбку.
  - А вы, судя по виду, на метле? - Пожидаев по своему обыкновению, склонил голову в бок, неторопливо изучая ее расхристанный вид.
  - Холодно на метле. Я тут, в кабинете на диванчике, - Кира пару раз невинно хлопнула ресницами, мол, ах, какая я дурочка, и, не дожидаясь очередной порции яда, торопливо ретировалась.
  
  Шарапов.
  - Вы понимаете, что у него астма? - говорила, нервно блестя глазами, молодая, чуть старше Киры, темноволосая женщина, мать мальчишки Славы. - А он себе невесть что придумал! Вы понимаете, что это может стать для него травмой? Ему нельзя нервничать - может начаться приступ, а вы тащите его на опознание убийцы! Он уже достаточно вам рассказал!
  - Я понимаю, - согласно кивнул я. Про астму я не знал. Мальчик был единственным человеком, который достаточно близко разглядел Агеева в день первого убийства, мальчик был важным свидетелем. Я на секунду представил, что это был бы мой Сашка, а на месте матери мальчика - Варя. И отрицательно покачал головой, глядя на него.
  - Но мам! - Слава обиженно поджал губы и глянул на меня, явно ища поддержки.
  - Слав, это очень трудное испытание, понимаешь? - проговорил я твердо, серьезно глядя на мальчика. - Не нужно.
  - Понимаю. Я готов! - он упрямо мотнул головой.
  Женщина тяжело вздохнула, закусив губу, опустила взгляд, и, наконец, проговорила: - Ну, хорошо! Но только в моем присутствии. И только один раз! Последний раз, понимаете? И после этого вы оставите Славу в покое!
  Опечатанная квартира Стопорева еще хранила кисловатую смесь запахов - кровь, рвота, спирт, сердечные капли. От этого, да еще от духоты плотно запертого помещения начинало мутить. Я ослабил шарф, глядя, как конвойные заводят Агеева в комнату. Защелкал фотоаппаратом наш фотограф.
  - Вы вошли в квартиру, где стоял мальчик? - спросил я, внимательно следя за мужчиной.
  - Не знаю, в коридоре, - промямлил он, отступая к стене у окна, зашарил по горлу, оттягивая колючий ворот свитера. - Пить... - он нервно зыркнул по сторонам.
  - Пить? Ты попросил у мальчика пить, он отвернулся, чтобы пойти на кухню, и ты убил его?! - отчеканил Пожидаев, оказываясь рядом с ним. - А потом ты вернулся ночью и убил его бабку и участкового. Так? - он говорил все громче, - так?!
  - Нет! Не знаю! Не знаю! - Агеев судорожно вжался в стену, затравлено глядя на майора.
  - Никит, - негромко попросил я, ловя Пожидаева за плечо. Тот зло глянул на меня, но все же отступил. - Что вы забрали из квартиры? - продолжил я тоном гораздо мягче.
  - Не знаю. Ничего, - Агеев сполз по стене, закрывая руками голову.
  - Цирк с конями! - процедил за моим плечом Пожидаев.
  - Ладно, продолжим, - я быстро повел рукой по глазам, чувствуя неясное раздражение. Не того мы поймали! Не того! Ну, не похож этот жалкий и мямлящий человек убить ребенка, женщин! - Выводите на лестницу, - я кивнул конвойным.
  Славка стоял, уцепившись пальцами за перила, глядя то на меня, то на мать, что осталась внизу пролета, за спиной Гаркуши, и теперь с опаской следила за сыном. Агеев медленно, словно в полусне, спустился по ступенькам, замер, и вопросительно посмотрел на меня.
  - Чего ревешь, - подсказал я, чувствуя себя суфлером перед нерадивым артистом.
  - Чего ревешь, - неуверенно повторил за мной он.
  Мальчик покачал головой. Агеев повторил снова, теперь уже громче, с явно истеричными нотками в голосе.
  - Не похож голос, - виновато сообщил Славка, чуть дернув плечами. - У того он, знаете, ну, как будто веселый был.
  - То есть другие интонации? - уточнил маячивший за моей спиной Пожидаев, и я буквально затылком почувствовал, что он всем своим видом подсказывает мальчику ответ.
  - Звучит по-другому, - он снова помотал головой, - я в музыкальной школе учусь, у меня почти идеальный слух. Но если надо, я могу соврать. - Славка сказал это так спокойно и невозмутимо, что я на мгновение почувствовал глухое раздражение, смешанное с недоумением.
  - То есть ты готов соврать, чтобы его расстреляли? А если это не он убил твоего друга? - поинтересовалась Кира, спускаясь вниз на пару ступенек и оказываясь теперь за моим плечом.
  - Нет, - Славка испуганно и виновато мотнул головой. - Это не он, точно. И пуговица! - он совершенно без опаски ткнул пальцем в пальто Агеева, - тут еще пуговица была металлическая, я об нее щеку ободрал.
  - Спасибо, Слав, - я кивнул, виновато улыбнулся его подоспевшей матери.
  Пожидаев шумно выдохнул и махнул конвойным: - Поехали дальше!
  Те послушно отвели Агеева на верхние ступеньки, Кира осталась на нижней, сжала перила и перевела вопросительный взгляд с меня на майора. Тот, явно решив покомандовать, обернулся к Агееву: - Показывай!
  Тот растерянно оглянулся на конвойных, потом посмотрел на меня, будто бы снова ждал подсказки.
  - Он спускался по лестнице, - Кира поднялась на несколько ступенек вверх, но обращалась не ко мне, а снова к Пожидаеву. - Я стояла здесь.
  Один из конвойных чуть подтолкнул Агеева, тот неуверенно, втягивая голову в плечи, цепляясь за перила, спустился ниже.
  - Он ударил ногой, я упала назад, на площадку, - пояснила Кира, медленно пятясь назад, - он шагнул ко мне, достал из-под пальто топор.
  - На! - Пожидаев пихнул в руки Агеева свернутый в трубочку лист бумаги и подтолкнул его в плечо. - Показывай, как ты на нее напал! - переместился на место Киры, а та отступила в сторону.
  Агеев неуверенно переступил с ноги на ногу, снова огляделся, словно ждал подсказки, шагнул вперед, слабо, одной кистью замахиваясь на Никиту.
  - Так, хорошо, - тот отступил чуть в сторону, бросил взгляд на Киру и, повторяя ее жест, прикрылся рукой, - дальше показывай.
  Агеев растерянно стиснул в руках бумагу, не двигаясь с места.
  - Хватит финтить! Гимназистка хренова! - заорал мигом потерявший терпение Пожидаев, - Показывай! Показывай, скотина!
  - Так-так-так! - плаксиво и отчаянно вскрикнул газовик и принялся колотить по плечу майора, словно пытался отогнать назойливую муху. Никита смешно попятился назад, удивленно глядя на бумагу, Агеев шагнул вперед, продолжая размахивать "орудием преступления", но тут Кира быстро перехватила его за запястье, чуть дернула, только обозначая захват. Газовик тут же замер, бросил бумажку, нервно схватился за очки свободной рукой, словно хотел их протереть, но его уже подхватили под руки конвоиры.
  - Закончили, - махнул я и первым скользнул вниз по лестнице. Черте что! Действительно, цирк с конями. Агеев толи умело прикидывался пугливым дурачком, толи и впрямь им был - мое чутье подсказывало, что верен второй вариант. Но чутье в дело не подшивают - свидетели, заключение экспертов, еще один следственный эксперимент - все это было еще впереди, но я уже сейчас ясно понимал, что поймали мы не того. Зато Пожидаев был полон служебного рвения - деловой, решительный. После вчерашнего удара по голове - так и вовсе, похоже, двужильный. Я остановился у машины, оглянулся и с раздражением отметил, что Кира выходит из подъезда вместе с ним, что-то быстро и уверенно втолковывая. Майор, против обыкновения, не улыбался насмешливо, а хмурился и слушал. Идиллия, твою мать! Я сел на заднее сиденье и усилием воли выкинул из головы все подмеченные моменты в поведении Киры. И ее вчерашнюю заботу о Пожидаеве, и ее сегодняшний рывок к Агееву, едва тот начал наседать на Никиту. Это могла быть как и простая человеческая забота, так и интерес. Если второе, оно и к лучшему - Кира выбрала новый объект для своих симпатий, а я теперь как будто был лишен необходимости делать невыносимый выбор между семьей и любимой женщиной.
  
  Допрос свидетелей особой ясности не принес. Школьники, игравшие во дворе, то признавали в Агееве того человека, что вошел в дом Стопорева, то нет. Уверенно опознал его только мужик-сосед - того аж перекосило от страха. Вот только как он умудрился разглядеть Агеева на темной лестнице? Следственный эксперимент в доме убитых Ципляевых - матери и дочери, прошел не лучше, чем у Стопоревых - газовик трясся, Пожидаев орал и психовал, зато их соседка снова уверенно опознала в Агееве убийцу. Каша в деле получалась полнейшая.
  - Вы узнаете этих людей? - вкрадчиво проговорил Пожидаев, выкладывая на стол фото убитых.
  - Нет, я, я не знаю этих людей, - газовик покосился на фото и тут же перевел испуганный взгляд на майора.
  - Как ты попал в деревню? Приехал на автобусе, на машине, на электричке? - все тем же змеиным голосом говорил Никита. Лица я его со своего места не видел, но почему-то был уверен, что он чуть щурится. Сам я пока в допрос не вклинивался - почему-то был уверен, что при Пожидаеве Агеев не скажет ни слова, а будет только молчать и трястись. Знакомая картина - почти так же вел себя Груздев.
  - Разрешите? - Кира заглянула в кабинет с коробкой и папкой в руках. Я чуть кивнул. Вообще, от экспертов она должна была вернуться полчаса назад.
  - Нет, - в голосе Пожидаева явно слышалось недоумение и едва уловимое раздражение. Я с трудом подавил улыбку, глядя, как она с невозмутимым видом ставит на стол обувную коробку.
  - Держите, примерьте, - она, не обращая внимания на майора, протянула Агееву бумажный конверт, в котором оказались очки. Тот удивленно уставился на Киру, чуть трясущимися пальцами стащил свои очки и нацепил новые.
  - Это не мои, - неуверенно проговорил он, сощуривая глаза в две узкие полоски, - у меня...
  - Минус шесть. Высокая близорукость, - покивала Кира, вернула Агееву очки и достала из коробки ботинок. Пожидаев фыркнул, откинулся на спинку стула, и я с удовольствием отметил, что он снова злится и ничерта не понимает. Так то.
  - Не лезет, - растеряно отозвался Агеев, аж двумя руками пытаясь натянуть ботинок на ногу. - У меня сорок четвертый, а этот мал сильно.
  - Конечно, злая сестра, придется тебе перед этим пятки отрубить, - хмыкнула Кира. Агеев испуганно вытаращился на нее и зашелся кашлем.
  - Я скажу, все скажу, только дайте немного отдохнуть. Я болен, - и он снова, весьма натурально зашелся лающим кашлем.
  - То есть ты хочешь сделать признание? - Пожидаев подался вперед, хищно втягивая носом воздух.
  - Все скажу, - просипел Агеев.
  Я кивнул конвойным: - Уводите.
  - И врача ему в камеру вызовите, - добавил майор.
  
  - Ну и что это за цирк? - раздраженно поинтересовался Пожидаев, оборачиваясь на меня, и снова переводя взгляд на Киру.
  - Это, товарищ майор, следственный эксперимент, - довольно проговорила Кира, бросив на меня быстрый и лукавый взгляд. - По заключению экспертов, очки, которые убийца обронил второй раз в доме Стопорева, когда на меня напал, были с простыми стеклами, без диоптрий. А в поликлинике подтвердили, что Агеев был у них последний раз год назад, когда заказывал очки. И у него было зрение -6. Далее, в доме Цыпляевых криминалисты обнаружили четкий отпечаток ботинка, длина которого соответствует сорок первому размеру. Как видели, на ногу подозреваемого такой размер вообще не лезет. И главное, на топоре, который товарищ Шарапов нашел в сарае у Агеева, кровь не человеческая - птицы или кролика. Все, господа сыщики, развалилось наше дело.
  - А ты и рада? - поинтересовался Пожидаев глухо, покосился на меня и раздраженно фыркнул: - Устроили тут адвокатскую контору! Хорошо, с простыми очками несостыковка выходит, но след мог оставить кто-то еще, кто до этого был у Цыпляевых. Топор после всего он мог и отмыть. Убийцу опознали двое свидетелей. Так-то, лейтенант, - он чуть обернулся, бросив на меня насмешливый взгляд.
  - Никита, статья расстрельная, - возразил я как можно более спокойно, - а у нас, по-хорошему, улик раз-два и обчелся. Мы не можем основываться только на показаниях двух свидетелей.
  - Слушай, Шарапов, - он уже повернулся ко мне всем корпусом. - Тебе не в следователи, тебе в адвокаты надо было идти.
  - Это я уже слышал, - я чуть усмехнулся, - и не раз. А вот тебе, Никит, похоже, про презумпцию невиновности никто не рассказывал.
  - Он хочет сделать признание, - Пожидаев кивнул на дверь, - ты это слышал.
  
  Кира.
  Пожидаев был зол, но упрямо стоял на своем, Шарапов доволен и уверен, а дело, похоже, и правда разваливалось. Если не считать обещания Агеева все сказать. Хотя обещания - еще не чистосердечное. Кира остановилась, натягивая перчатки, и зачем-то оглянулась на двери. Чего она ждет? Что Шарапов побежит ее догонять и провожать? Он вчера вполне ясно показал, что в битве между страстью и моралью победила семья. И его можно понять - он воспитан иначе, он смотрит на мир по-другому, чем она. И Варя куда понятнее, роднее и проще. Можно сколько угодно талдычить себе это, но менее обидно от этого не становится. Она медленно зашагала к остановке трамвая, ежась от порывов холодного ветра.
  Скрип снега под каблуками сапог она услышала почти сразу. Шарапов! Все-таки он! Кира обернулась, и улыбку с физиономии словно мокрой тряпкой стерли.
  - Никита Васильевич? - Кира не смогла скрыть разочарования и удивления.
  - А Вы явно кого-то другого ждали? - Пожидаев прищурился, насмешливо глядя прямо в ее глаза, а потом проговорил уже совсем другим тоном, отчего у Киры даже на холоде невольно обожгло жаром щеки. - Если Вы, лейтенант, и дальше будете вести себя подобным образом, получите выговор. Может быть, Шарапов и позволяет своим сотрудникам врываться в кабинет посреди допроса и хамить старшим по званию, но я не Шарапов.
  - Да, вы не Шарапов, - протянула Кира, заставляя себя улыбаться как можно более невинно. - А выговор с занесением?
  Кажется, она все-таки сумела сбить Пожидаева с заранее продуманной речи. Он, поди, ждал, что она будет смущаться и мямлить?
  Майор усмехнулся, снова чуть склонил голову вбок и снова одарил ее взглядом энтомолога, разглядывающего таракана. - Всего неделя в МУРе, а сколько гонору, - проговорил, наконец, усмехаясь. - Какая уверенность в себе. Или самоуверенность. - И почему-то перевел взгляд куда-то за спину Киры.
  - А вот и вы, прекрасная Немезида, - с широкой, чуть театральной, но обаятельной улыбкой проговорил Влад Дмитриев, - а я уже думал, что так и замерзну на остановке. - и он жестом фокусника извлек из-за пазухи изрядно примятый завернутый в газету букет. Под взглядом Пожидаева солист ничуть не смутился и театрально кивнул: - Влад Дмитриев, артист театра Оперетты. А Вы, - он лукаво улыбнулся Кире, - я вижу, пользуетесь популярностью...
  Кира спешно исподтишка показала ему кулак - еще не хватало, чтобы он сейчас майору Шарапова сдал. - Среди коллег, - словно и не замечая, закончил он и снова перевел взгляд на Пожидаева. - Позвольте похитить вашу очаровательную спутницу?
  - Не позволю, - с ухмылкой сообщил майор, глядя на солиста почему-то с вызовом.
  Солист недоуменно поднял брови, выражая свое крайнее удивление - какой-то серый и непонятный шибзд не проникается его доброжелательной улыбкой. Ведь такой прекрасный вечер, он красив, он кокетничает с дамой, а тут серая моль пытается показаться гордым орлом. - Простите? -Уточнил Влад, давая моли шанс уйти без потерь. Моль не вняла.
  -Не прощу. - Тем же тоном отозвался Пожидаев, глядя на него с еще большим презрением.
  Кира переводила ошалевший взгляд с одного на второго. Ладно, солист печется о своем приятеле-художнике, хотя ничего серьезного ему, по-хорошему, не грозит. Но майора-то чего так разобрало?!
  - А вот и не подеретесь! - не удержалась она, одарив обоих насмешливо-выжидающим взглядом, развернулась на каблуках и торопливо ретировалась в сторону остановки.
  Упертый солист догнал ее, в последний момент, вскочив в закрывающиеся двери трамвая.
  - А вы упрямый, - Кира весело прищурилась, глядя на раскрасневшегося на холоде, чуть растрепанного молодого человека. Темные, чуть вьющиеся волосы, карие большие глаза, открытая и располагающая улыбка. Поди, девицы в театре за ним так и увиваются. Зачем ему сдалась тридцатилетняя оперша? Кира, конечно, знала, что на свои тридцать не выглядит - помоложе, но куда ей против накрашенных, наряженных и стриженных по моде актрис театра? Остается простой ответ - печется за друга. - Не стоит так надрываться, - она указала взглядом на газетный сверток. - Ничего вашему Стасу не будет.
  - А почему вы решили, что я здесь из-за него? - Влад с искренним удивлением вскинул брови, хотя на губах играла лукавая улыбка.
  - Потому что я не вашего поля ягода? - Кира ответила примерно тем же выражением лица.
  - Ну, это мне лучше знать, - он продолжил лукаво щурится и все-таки протянул Кире завернутый в газету букет. А Кира почему-то не отказалась, хотя подозревала, что на таком холоде цветы можно будет выкинуть.
  - А как продвигается ваше дело? - поинтересовался он мимоходом, прервав рассказы о репетициях и забавных случаях во время спектаклей. - С тем ужасным Мориарти?
  - Почему Мориарти? - Кира догадалась, что речь идет о газовике - она сама тогда со злости ляпнула об этом деле.- Обычный маньяк. На вид безобидный, тютя, порядочный семьянин. - Она усмехнулась и облизала губы, чего на морозе, конечно, делать не стоило. Если откинуть показания свидетелей, которые газовика в лицо толком не видели, остается только мальчик Славка с его музыкальным слухом. Размер обуви, очки - мимо. В доме Цыпляевых было чисто, следы же были вполне явными. Рост тоже мимо - Кира поняла это, когда Агеев замахивался на Пожидаева - майор был разве что на пару сантиметров выше нее. Газовик с его ростом с легкостью бы достал до ее головы, убийца же был ниже, поэтому и удар пришелся на излете, по руке. Топор с кровью животного - под вопросом. Обыск в доме опять-таки не дал ничего, кроме скомканного портрета. Что получается? Личиной Агеева кто-то прикрывался? Хорошо бы Шарапов мыслил так же - переупрямить Пожидаева невозможно.
  - Мне все интересно было, как сыщики ловят бандитов? - задумчиво протянул Влад, поглядывая на нее. - Говорят, это две стороны одной медали.
  - Неудачное сравнение, - Кира раздраженно поморщилась. Прочитал пару книжек про Холмса, а все туда же - все знает про оперативную работу. В прочем, это еще не хуже диванных юристов. Общага была все ближе, в воздухе повисло неловкое молчание. Кира остановилась у лестницы к двери и кивнула Владу: - До свидания. И, пожалуйста, не караульте меня больше.
  - Я вас не караулю, - он улыбнулся. - Я вас жду. И вчера, кстати, ждал, только вы так и не вышли.
  - Слушайте, я вам не верю, - Кира склонила голову в бок и поймала себя на том, что начинает повторять манеру Пожидаева. - Дурите голову своим актрисам.
  - Я вообще не имею привычки дурить людям головы, - Влад, как ни странно, стал серьезен. - И к вам у меня совершенно искренние чувства. - И прежде чем Кира успела съязвить, поймал ее за талию и коснулся губ теплыми губами. Всего на мгновение, потому что в следующую секунду Кира шарахнулась назад, прикинула, не дать ли ретивому солисту под дых, но пожалела и совершенно по-бабски залепила пощечину.
  - Однако, - Влад ничуть не смутился и даже мигом заалевшей щеки не коснулся.
  - Я уже сказала, я вам не верю, - отчеканила Кира, - и люблю я другого, так что можете даже не пытаться.
  - Которого? - насмешливо прищурился Влад. - То, что ждал вас тут или этого шибзда усатого?
  Тут уж Кира сдерживаться не стала и коротко, но от души двинула солисту под дых.
  - За шибзда. В следующий раз сменю тебе форму носа, - негромко пообещала она, похлопав на мгновение согнувшегося Дмитриева по спине и положив сверху букет, нарочито неторопливо поднялась по ступенькам общаги.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 10
  
  Шарапов.
  Несмотря на поздний час, в доме Агеева горел свет. Фары выхватили несколько надписей на стенах - убийца. Всего день прошел, а народ уже постарался. Я коротко постучал в дверь. Жена Агеева открыла сразу - бледная, суетливая.
  - Меня что, обратно? - с порога уточнила она. За нападение на Пожидаева ей, по-хорошему, полагалось бы сидеть в камере - единственное, что ее спасло - двое малолетних детей, за которыми некому было смотреть - женщину отпустили под подписку и бдительный присмотр участкового.
  - Нет, - я покачал головой и уточнил, - разрешите войти?
  - Конечно, - она спешно попятилась.
  - Мария Степановна, скажите, а вот... вы за мужем никаких странностей не замечали? Может, иногда ни с того ни с сего злился, вас бил или детей? - начал я, еще неуверенный, что конкретно надеюсь услышать. Если в смерти сына и матери Стопорева еще можно было уловить связь, то сюда никак не вписывались Цыпляевы. Аффект? Внезапная агрессия и помутнение? Кажется, в своем обычном состоянии Агеев бы ни за что руку на человека не поднял. Но, что если именно "кажется"?
  - Да вы что, товарищ милиционер! - она торопливо замотала головой. - Никогда! У других-то баб мужики как напьются, руки распускают, а мой если только рюмочку по праздникам.
  - Папка добрый! - уверенно проговорил заглянувший в комнату мальчишка.
  - Олег! - женщина торопливо поднялась, - а ну марш спать!
  - Он добрый! Он нас никогда не бил! И конфеты нам с сестрой приносил, - не слушая матери, продолжил мальчишка. - Он даже нас как-то на машине катал, и велосипед обещал купить летом. Он не убийца! Он хороший!
  - Олег! - она поймала пацана за воротник, - я сказала, спать! - она вернулась, зябко кутаясь в шерстяной штопаный платок, вздохнула, проведя рукой по лицу, и я на мгновение ощутил острую жалость. - Вы наверно хотите спросить, откуда у него такие деньги? Это Стас ему платил, художник из театра, где я работаю. Василий часто ему позировал, а Стас платил. А машина, - она махнула рукой, - какая там машина. Это он у друга брал своего, слесаря Макеева. Говорил еще мне, хоть детей покатаю порадую... - и она снова закрыла лицо руками.
  
  Агеев, покашливая, прихлебывал из металлической кружки. Врач определил бронхит, хотя я отлично знал, что от него недалеко до пневмонии.
  - Как давно вы познакомились с художником, Стасом? - проговорил я, усаживаясь на край его скрипучей кровати.
  - Полгода назад, - мужчина не отпустил из рук кружку, глядя на меня мутноватыми лихорадочно блестящими глазами. - Я к жене заходил, а он увидел меня, зацепился, просил, чтобы я позировал. Хорошо платил...
  - А машина у вас откуда? - уточнил я. Либо они с женой успели сговориться. Либо... Да что там! Все улики, все ведет к одному - под Агеева кто-то маскировался.
  - Да это у приятеля брал, перед сыном похвастать, - он невесело усмехнулся и вдруг глянул на меня умоляюще. - Понимаете, это не я, не я! Да я этих людей в жизни не видел!
  - Понимаю, - согласно кивнул я, - вот только по всему выходит, что убийца под вас рядился. Знал вас хорошо. Даже то, что вы шапку сзади завязываете - в Москве так не носят.
  Лицо Агеева удивленно вытянулось, потом он опустил глаза и долго разглядывал что-то на дне казенной кружки. - Не знаю, - наконец выдохнул он и снова закашлялся. - Не знаю, ей богу. Никому я ничего не делал плохого в жизни. Не знаю.
  
  - Какого хрена, майор?! - Пожидаев таращился на меня. и его лицо было так близко, словно он хотел меня клюнуть.
  Я неторопливо чуть отодвинулся, не отводя взгляда от его яростно горящих глаз, и медленно и твердо проговорил: - Не забывайтесь, майор. Это дело веду я.
  - Не, охренеть можно! - Пожидаев резко выпрямился, крутанулся на месте, словно не знал, хочет он уйти или дать мне в морду, - поймали убийцу, он готов сделать признание, а ты берешь и отпускаешь! Слушай, Шарапов, а чего мы здесь скакали - допросы, следствие? Ты б его прям сразу и отпустил.
  - Никит, - я устало потер глаза. От полубесонной ночи на диване виски ломило. - Ты ведь сам видишь, что не сходится, все не сходится. Твои свидетели его как видели? Один в темноте, второй со спины. И все! Нет больше улик. Ты пойми, что убийца, настоящий убийца, хотел, чтобы мы именно Агеева взяли. А сейчас он занервничает и обязательно выйдет на газовика.
  - Даже если я на секунду с тобой соглашусь, - Пожидаев поморщился, словно от зубной боли. - Даже если Агеев не убивал, то убийца теперь заляжет на дно, а мы будем носиться по Москве, задрав хвосты! Но мы в любом случае будем, потому что настоящий убийца - Агеев.
  Я снова машинально потер глаза. Открыть бы окно - в кабинете духота, но потом придется переклеивать газеты. Голова была пустой, словно чайник, а с появлением Никиты пришло неясное, но не отпускающее раздражение. Я был уверен, что поступаю правильно - не только потому что Агеев не виновен. Чтобы так маскироваться под него - начиная от очков и кончая пальто и манерой носить шапку, завязанной назад, реальный убийца должен был очень хорошо его знать. И тут уж либо сам газовик выведет нас на него, либо убийца проявит себя. Я опять-таки был уверен, что эта череда убийств имеет свой, пока еще неясный смысл. Чтобы его уловить, надо было понять, что связывает Агеева, Стопорева и Цыпляевых. А скорее всего, даже не убитых женщин, а непутевого сынка - Витьку Цыпляева, который неоднократно "отметился" в нашей картотеке. Был он мелкой шушерой, первый раз загремевший за воровство с продуктового склада, где он работал грузчиком. Выйдя, он и года не успел отгулять на свободе и пошел по куда более серьезному делу банды "цеховиков". Размах у них был не меньше, чем у Черной кошки - обворовывали квартиры, магазины одежды, с тем же форсом оставляли на месте преступления черную перчатку. Нагребли они под два миллиона, и это только то, что сумели найти. Цыпляев, как мелкая шушера, по расстрельной статье не пошел, но и со скользкой дорожки сойти уже не сумел. Черт возьми, какая связь между уголовником Цыпляевым, Стопоревым и Агеевым?!
  В помещении с проектором была полутьма, только горел холодным светом экран.
  - На самом деле, по такому клочку определить можно немного, - говорил он, глядя то на меня, то на экран, где на небольшом уголке фотографии просматривалось нечто, похожее на травинки и уголок выкрашенной доски. - Предположительно, фото сделано в сельской местности...
  - Петь, ты другую показывай, тут не видно ничерта, - посоветовал Тараскин, заерзав на своем стуле. Судя по его оживленному виду он явно что-то нарыл и теперь ему не терпелось подать информацию в наиболее эффектном виде.
  - А с женой Стопорева слабо было поговорить? - поинтересовалась Кира, чуть улыбнувшись, и обернулась к Коле.
  - Слабо, - беззлобно огрызнулся он, - я еле к ней в палату пробился - врач костьми легла, мол, нельзя тревожить, состояние нестабильное... А оно и правда нестабильное - сидит, по бумаге карандашиками водит, бормочет... Я вопрос задаю, а она меня как будто и не слышит. Только и понял что-то про воду холодную, которая там была. Может река какая или озеро. Это не главное, - он отмахнулся и перевел взгляд на экран, где была уже новая фотография. - А важно вот это, - он поднялся со своего стула и, подойдя к экрану, ткнул пальцем в бутон тюльпана, что виднелся на краю обрывка.
  - Цветок, тюльпан, - я непонимающе пожал плечами, не разделяя оптимизма Тараскина.
  - На самом деле, это очень редкая разновидность тюльпана - черные. Видите, очень характерный насыщенный цвет - это не красный и даже не бардовый, а именно черный, вернее темно-фиолетовый, - уверенно проговорил фотограф, водя небольшой указкой по бутону.
  - А тюльпаны эти для наших краев редкие - везут их из Чехословакии, и таких фанатов садоводов в Москве всего три, - с гордостью сообщил Коля.
  - Откуда такие потрясающие познания во флористике? - не удержалась от шпильки Кира.
  - Теща моя на этих тюльпанах повернута, - хмыкнул Тараскин, - а вот кроме нее их очень любила ныне покойная мать Стопорева - теща у них даже на даче пару раз бывала, Так что Стопорев, считайте, уже сидит и дает показания, - Коля довольно улыбнулся и откинулся на спинку стула.
  - Но булка с маком еще впереди, - Кира переглянулась с Тараскиным. - Помнете, мать Стопорева говорила, что у Алевтины колечко было? - фотограф споро сменил кадр, и на проекторе появилась отличная фотокопия - счастливая и ныне не существующая семья. Смеющийся, рот до ушей, мальчишка Сережа в белой рубашке, красивая и чуть томная женщина с высокой прической - Алевтина и чуть улыбающийся Стопорев.
  Кира легко поднялась со своего места - быстрая, уверенная... Я снова перевел взгляд на снимок, куда указывала она. На пальце Алевтины темнело кольцо с довольно крупным камнем. - Подпольный миллионер Корейко, а?
  - Вот и выясним, - я кивнул, - поехали, проверим его дачу.
  Я как раз натягивал пальто, когда телефон на столе зашелся трелью. Я выслушал сбивчивую, пробивающуюся сквозь шум помех речь "наружки" и коротко бросил: - Ищите.
  - Агеева упустили, - мрачно пояснил я в ответ на вопросительные взгляды Киры и Тараскина.
  
  Кира.
  Шарапов стоял возле крыльца, раскачиваясь на каблуках, и глядя куда-то перед собой с совершенно непроницаемым лицом. Раньше, восемнадцать лет назад, все его эмоции - и радость, и гнев, читались отчетливо, теперь же выражение было настолько отстраненным, что Кира не могла понять - злится он, задумчив или же раздосадован.
  - Эх, не зря все-таки Агеева отпустили, - глумливо проговорил Пожидаев, спускаясь по ступенькам и на ходу натягивая перчатки. - Засиделся мужик без дела. А, как думаешь, Шарапов?
  - Ты еще спляши от радости, - тихо огрызнулась вместо Володьки Кира, - неужели сам не видишь, что почерк другой?
  - Конечно, Стопорев-то покрепче мальчишки двенадцатилетнего, - фыркнул Никита, как будто не замечая ее вызывающего тона. - Поэтому и следы борьбы есть, а вот след от топорика - тот же.
  - А ничего, что он стол накрыл? Газовику какому-то? За помин, что ли выпить? - Кира вопросительно изогнула бровь.
  - Никит, ты с какого года в милиции? - уточнил Шарапов, искоса глянув на Пожидаева.
  - С пятидесятого, - с вызовом отозвался тот.
  - Тогда про дело "цеховиков" должен был слышать, - продолжил Володька, снова глядя куда-то перед собой. - И про их знак, черную перчатку на месте преступления.
  - И что? - Пожидаев продолжал хорохориться, но, похоже, немного растерялся. - Перчатку эту мог и Агеев оборонить. Причем здесь вообще эти цеховики?
  - Вот и я пока не понимаю, - Шарапов покачал головой и перевел взгляд на спешащего к крыльцу Гаркушу.
  - Прошелся по домам, - выдохнул запыхавшийся Леха, - но сами понимаете, зима - кто сейчас будет по дачам сидеть. Один только мужик с соседней стороны улицы и есть, правда он уже зенки так прилично залил... Говорит, видел, как полчаса назад от Стопорева мужик выходил - лица не рассмотрел, фигурой вроде на Агеева похож, - и он почему-то виновато взглянул сначала на Шарапова, а потом на Киру. - Сел в Москвич и укатил.
  - Москвич? Какая модель? - Кира нахмурилась, вспоминая вечер, когда ее саму чуть не угрохали. - Бежевый четыреста седьмой? - и уточнила больше для Пожидаева, потому что Володьке она об этому уже говорила. - Вечером, когда убили Стопореву и сержанта, этот хмырь от дома на таком уехал.
  - Не знает он, - помотал головой Леха, - говорит, на разбирается, но по описанию вроде похож на четыреста седьмой. И еще, товарищ майор, - он словно спохватился. - Такое дело, я вам не успел с утра доложить. Проверил я этого слесаря, ну, приятеля Агеева. Мужик как мужик. Левачит на своем Москвичонке.
  - Не на четыреста седьмом ли? - ласково уточнил Пожидаев, и у Киры прямо руки зачесались дать удивленно хлопающему глазами балбесу Гаркуше подзатыльник.
  
  В кабинете висела мрачная тишина. Тараскин сосредоточенно чистил ТТ, Гаркуша поминутно выбегал смолить в коридор, Кира сидела, откинувшись на спинку дивана. Совещание шло уже минут двадцать, а казалось, что два часа. И когда дверь в очередной раз распахнулась, она едва не подорвалась с дивана, потому что в кабинет, следом за хмурым и виновато моргающим Гаркушей, вошел Шарапов. Уставший, какой-то осунувшийся, но совершенно спокойный. Прошел под тремя выжидающими взглядами к своему столу, неторопливо достал сигареты, закурил, чиркнув спичкой.
  - Агеева объявили во всесоюзный розыск. Дело теперь ведет Пожидаев, - проговорил удивительно ровным, ни разу не дрогнувшим голосом и глубоко затянулся. Выпустил струйку дыма, бросил взгляд на часы. - Давайте по домам, товарищи сыщики.
  - Пока не прискакал Пожидаев и мы не лишились не только сна, но и времени на еду, - пробормотала Кира, криво усмехнувшись.
  - Товарищ майор, это я... - Гаркуша нервно облизнул губы.
  - Свободны, товарищ старший лейтенант, - сухо отозвался Шарапов и снова затянулся.
  Леха ушел, понуро опустив плечи, Тараскин долго ковырялся, словно хотел что-то сказать, но так и не решился. Дверь за ним хлопнула, Володька затушил сигарету и устало провел ладонями по лицу, словно стирая маску бесстрастного спокойствия. В груди что-то екнуло, сжалось. Кира, решившись, шагнула к нему, мягко обвила руками плечи, прижалась губами к маленькой темной родинке на шее.
  - Неужели я так просчитался, Кир? - тихо проговорил он, накрывая ее руку своей горячей ладонью. - Неужели это все-таки Агеев?
  - Не знаю, Володь, - вдохнула она. - Не знаю. Либо он еще тот артист, либо убийца так ловко нас провел.
  - Либо, либо, - он криво усмехнулся, - не понимаю. Не понимаю, черт возьми, какая связь между Агеевым, Стопоревым, Цыпляевыми, и перчаткой этой чертовой! Цыпляев проходил по делу цеховиков, но он сидит.
  - Я пойду в архив, - твердо кивнула Кира, - и еще на Агеева и Стопорева надо порыть, вплоть до детского сада. Может, что-то ухватим.
  - Спасибо, - Шарапов вздохнул и мягко, едва ощутимо коснулся губами ее руки. В следующее мгновение Кира резко шарахнулась в сторону, потому что в кабинет уверенно, словно в свой собственный, вошел Пожидаев.
  Нарочито медленно перевел удивленный взгляд с неестественно выпрямившегося Володьки на замершую у стола Киру, едва заметно ухмыльнулся в усы и уточнил, как ни в чем не бывало: - Никак заработались? Товарищ майор, мне бы материалы дела. Все, что есть.
  - В сейфе, - Шарапов бросил взгляд на железный шкаф в углу.
  - А вас, товарищ майор, стучаться не учили? - поинтересовалась Кира, чувствуя, как предательски горят щеки.
  - А вы что, товарищ старший лейтенант, голой могли тут быть, в рабочем-то кабинете? - Пожидаев удивленно вскинул брови, ухмыляясь уже нагло и с вызовом.
  - Без хамства, - коротко и резко парировал за нее Шарапов, поднимаясь со стула и, глядя прямо в глаза Никиты, положил на стол ключи от сейфа.
  
  Шарапов шел по улице, не оборачиваясь, и Кира едва поспевала за его быстрым и широким шагом. Когда дыхание совсем сбилось, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, провожая взглядом его худую фигуру в шинели. Догонять? Просить прощения? А что если попадется на глаза еще кому-то? Не хватало ему, кроме всех других проблем еще и обвинения в адюльтере. Она глубоко втянула носом обжигающе холодный воздух и медленно побрела в сторону остановки.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 11
  
  Кира
   На Петровку с утра она не поехала. Была уверена, что Пожидаев радостно запишет ей прогул, а следом и выговор, но надеяться, что он проникнется ее "гениальной" идеей поискать ниточки между Стопоревым, Агеевым и цеховиками, не приходилось. Начать она решила со Стопорева.
  - А что это у вас за концерт? - уточнила Кира, отрываясь от личного дела и прислушиваясь к пению, доносящемуся откуда-то снизу, с первого этажа.
  - А, это мы к Новому году репетируем, - кадровик, не очень приятный мужчина с зализанными на лысину темными волосами и темными же, блестящими глазами немного виновато улыбнулся. - Кабинет как раз над актовым залом. В этом году мы и для детишек елку делаем, и для взрослых праздничный концерт, после награждения передовиков - все-таки театр Оперетты над нашим домом культуры шествует.
  - То есть? - недоуменно приподняла брови Кира.
  - Фабрика наша для них костюмы шьет, а их артисты у нас выступают, и даже уроки вокала дают, - доверительно сообщил он. Кира понимающе покивала. Театр Оперетты, где работает Стас. Совпадение, мелочь, но из мелочей складывается полная картина. - Не желаете потом репетицию посмотреть? Режиссер, между прочим, знаменитость - солист Арсеньев. А декорации для нас их художник делал, Стас Шелест. - кадровик улыбнулся снова, но сделал это крайне неприятно.
  - Нет, благодарю, работы у нас много, - отозвалась Кира как будто виновато. - А вот Стопорев, что вы можете о нем сказать? - уточнила Кира, закрывая личное дело. Дело как дело, можно сказать, примерное - ни нареканий, ни прогулов.
  - Ну, о мертвых, как говорится, либо хорошо, - кадровик обнажил неровные, но вполне белые зубы в очередной улыбке. - Что я могу сказать? Ни пьянств, ни загулов, пальтишко на рыбьем меху, ботиночки-скороходы. Жил как будто бедно, но при этом примерный работник - с фабрики карандаша не унес. Но знаете, - он понизил голос, чуть подвигаясь к Кире, и та с трудом удержалась, чтобы не отодвинуться. - Знаете, скрытный он очень был, не общался ни с кем. И на людей он, знаете, как смотрел? С презрением. Так смотрит человек, у которого очень много денег.
  - Корейко? - Кира вопросительно изогнула бровь. Да, похоже, в кадровике она не ошиблась - все стукаческие задатки у него на лицо, так что слова его надо делить на два. То, что Стопореву было что скрывать, в том числе и от милиции, почти очевидно. Но не хвататься за предположения этого зализанного мастера физиогномики?
  - Ну, Корейко не Корейко, - он ухмыльнулся, - а только, захожу я как-то в ГУМ, плащик себе, знаете, посмотреть. А Стопорев с супругой шубу выбирают.
  - Ну и что? - Кира пожала плечами. В ГУМе затовариваться ей тогда, в своем времени, было не по зарплате, а сейчас - не до шопинга.
  - О, - кадровик заискивающе улыбнулся, - шубка-то норковая, это вам не бобрик какой-нибудь. Я даже сфотографировал на всякий случай, - и он вытащил из папки вполне добротно сделанную черно-белую фотографию, на которой прекрасно было видно не только Стопорева и Алевтину, но и колечко на ее пальце. Кира чуть подалась вперед, кадровик оживился. - И обратите внимание на кольцо. Я, знаете ли, десять лет на ювелирном заводе проработал - я в драгоценностях разбираюсь. Очень дорогая работа и камень натуральный, похож на рубин. Такое, знаете ли, тысячи на две потянет.
  
  Ехать в ЖЭК было бессмысленно - подноготная Агеева уже наверняка была в МУРе, время шло к обеду, а, по ее опыту, в архиве можно было проторчать весь день. Но не успела Кира убрать удостоверение и поставить ногу на первую ступеньку широкой, ведущей на второй этаж лестницы, как перед ней, словно черт из табакерки, возник Пожидаев.
  - Для вас, Шмидкида, рабочий день не существует? - поинтересовался он глухо, поигрывая желваками.
  - Для вас, козлов, подземные переходы строят! - отозвалась Кира, сдерживая не прошенную улыбку. Пожидаев аж глаза округлил от возмущения, но с заготовленной речи она его, похоже, сбила. - Виновата, товарищ майор! - бодро добавила она, вытягиваясь по стойке смирно. - Анекдот такой есть. Только я не гуляла и не дрыхла - я была на фабрике, где Стопорев работал.
  - А вас кто туда вообще направлял?! - Пожидаев чуть прищурился. Проходящие мимо опера и дежурный у лестницы с интересом поглядывали на разворачивающееся действо. Кира почувствовала, как начинают краснеть уши.
  - Может, в кабинете продолжим? - предложила она негромко, - тет-а-тет.
  - Предпочитаю без нежностей, - Никита поджал губы, - так что за самоуправство, старший лейтенант? Давно на парткоме не были? Или домой захотелось, пьяных мелиораторов с тракторами по болотам искать? Весь МУР на ушах стоит, Агеева ищут, а она, видите ли, погулять решила!
  - Товарищ майор, вы можете продолжать меня распекать, пока не охрипните, но я выяснила ряд интересных моментов, которые могут быть важны для дела, - отозвалась Кира, с трудом сдерживаясь, чтобы просто не послать Пожидаева в жопу. В конце концов, она работает в отделе Шарапова и не обязана тут перед ним каблуками щелкать. - Разрешите идти? Доложить товарищу Шарапову.
  - Не разрешаю, - Никита явно засомневался, на мгновение отведя взгляд, и зачем-то пояснил. - На выезде Шарапов. Пошли.
  - Ну и что? - Пожидаев наклонился к фотографии Стопорева и жены в ГУМе, поднял голову, исподлобья глянув на Киру, до этого детально пересказавшую разговор с кадровиком. - Может он с фабрики приворовывал по-тихому, а может и копил, чтоб жену порадовать - теперь уже не спросишь.
  - Смотри, - Кира закусила губу, не замечая, как переходит на ты. - Убийца приходит в дом Стопорева и убивает ребенка, при этом забирает шестьдесят рублей из тумбочки и дорогое кольцо, потом приходит снова - теперь уже жертвы бабка и сержант. А Стопорев, который в то же время был там, жив-здоров. Значит что? Значит, убийце надо было, чтобы он был жив и боялся. Стопорев, вместо того, чтобы придти к нам, бежит на дачу, предварительно выдрав из альбома фотографии. Значит, не хотел, чтобы мы его нашли, и ему было, что скрывать.
  - Допустим, - Пожидаев чуть нахмурился, глядя на нее, и чуть оттянул впившийся в горло ворот-стойку. - Допустим, у Стопорева были деньги, которые он скрывал. Агеев влез в квартиру первый раз, нашел кольцо, понял, что денег куда больше, и вернулся за ними, но расправиться со Стопоревым не успел - соседи спугнули. Потом он все-таки нашел Стопорева, стал требовать деньги, завязалась драка.
  - Никит, - Кира покачала головой, - вот ты рубин от стекляшки отличишь? И я не отличу. А газовик, три класса - два коридора, сразу просек, что кольцо дорогое и у Стопорева столько денег, что за ними стоит лезть второй раз в квартиру, рискуя нарваться на милицию. Как он нашел дачу Стопорева? Мы и то благодаря любви тещи Тараскина к флористике вычислили. Далее, Цыпляевы. Если исходить из твоей версии, и мотив Агеева - получить деньги Стопорева, они вообще выходят случайными жертвами. Зачем Агеев к ним приходил, если у них даже газа нет. Далее, Стопорев явно стол на двоих накрыл. Для Агеева? Он бы его сразу узнал и даже дверь не открыл. Значит, впустил того, кого хорошо знал. И этот кто-то его убил и оставил перчатку, как в деле цеховиков. Цыпляев, родственник убитых женщин, ведь тоже по делу цеховиков проходил? Значит, есть какие-то завязки между Стопоревым, убийцей и цеховиками?
  - Гадание на кофейной гуще, - Пожидаев мотнул головой, хотя по его задумчивому взгляду Кира поняла, что сумела-таки заронить зерно сомнения в упрямого майора, - возьмем Агеева, тогда...
  - Тогда будет все то же самое, - возразила она, - Никит, ну ты его видел, ты его провоцировал. Другой бы хоть в мелочи, да прокололся, а он от тебя как от мухи, газетой отмахивался. Очки, ботинки... Понимаешь, кто-то хотел, чтобы мы именно приметного Агеева искали. Мне нужно пойти в архив и покопаться в деле цеховиков. Я уверена, что Шарапов прав, и есть связь.
  Пожидаев долго молчал, разглядывая ее с таким странным вниманием, что Кире захотелось посмотреть в зеркало и проверить все ли в порядке с ее рожей.
  - Хорошо, - медленно проговорил Пожидаев. - Иди, потом доложишь.
  
  Шарапов.
  Дворник - старик с обветренным, испещренным морщинами лицом, пожевывал папиросу, глядя то на меня, то на труп слесаря Макеева, возле которого суетились эксперты.
  - Так вот, решил я немного этот сугроб подраскидать, чтоб до крыш гаражей не наваливать. Подхожу, смотрю, макеевская машина стоит, а ведь он обычно ее в гараж загонял. Ну, я кое-как мимо нее протиснулся, к гаражу, смотрю - лежит. Ну, я и побег сразу вам звонить, в милицию то есть.
  - Скажите, а вы вчера вечером двор убирали? Машина Макеева на месте была? - уточнил я, указывая взглядом на бежевый Москвичок.
  Дворник снова пожевал и без того измочаленный уголок папиросы и уверенно покачал головой: - Чего не знаю, того не знаю. Макеев-то ее все время в гараж ставил.
  Я отошел чуть в сторону и закурил. Выходит, машину слесаря выгоняли из гаража. Следов взлома мы не обнаружили, значит, открывал либо сам хозяин, либо тот, у кого были ключи. Убийца дождался, пока Макеев выгонит машину из гаража, расправился с ним... Почему не уехал? Спугнули? Гаркуша уже пошел по квартирам, но, учитывая мороз, точное время смерти выглядит размыто - Макеев мог лежать здесь как с самой ночи, так и с утра.
  - Ну, что у тебя? - уточнил я у осматривавшего машину Коли.
  - Как и с гаражом - следов взлома нет, - пожал плечами Тараскин, - дверца открыта, ключи в замке зажигания. На руле и ручке переключения передач отпечатков нет. Вообще никаких - похоже, затерли. Зато на заднем сиденье обнаружилось нехилое такое пятно, очень похожее на кровь, но там уж пусть эксперты определяют.
  - А у тела Макеева следов волочения не видно, - задумчиво проговорил я.
  - Товарищ Шарапов, - Нинель, с чемоданчиком с инструментами в руках, подошла к нам и, глядя почему-то виновато, проговорила, - вид раны схож с тем, что были у убитых Стопоревых, Цыпляевых...
  - В общем, топором, - я мрачно кивнул. Пожидаев узнает - счастья будет полные штаны. Как же, Шарапов убийцу выпустил, а тут за два дня два трупа. А учитывая, что вчера он практически застал нас с Кирой... Нет, его неприязнь - это дух соперничества. Поймать убийцу первым, отчитаться перед высоким начальством, попутно утереть нос коллегам - он хамоватый карьерист, но уж никак не сволочь и доносчик.
  Я отбросил окурок. Что получается? Приятель Агеева зарублен. Следов взлома нет. Значит, либо Макеев сам отдал убийце ключи, либо тот забрал их уже с трупа. Кому слесарь мог их дать добровольно? Сразу напрашивается Агеев. Плюс, характер раны. Черт, и снова ниточки к газовику, словно специально. Оставалось надеяться, что Кира все-таки сумеет раскопать в архивах что-то связывающее Стопорева и Цыпляева с цеховиками, откуда можно будет протянуть ниточки к реальному убийце.
  
  Гаркуша вернулся с мало обнадеживающими новостями.
  - В общем, - говорил он, тиская в руках кепку, - старушка эта, божий одуванчик, вблизи слепая как крот, но вдаль - просто ворошиловский стрелок - из окна номера машины разглядеть может. Видела она, как некто, похожий на Агеева, в четыре часа дня вместе со слесарем подходил к гаражу. И пальто у него длинное, и шапка так же на затылок завязана, и рост высокий. Слесарь спокойно отдал ему ключи от машины и открыл гараж, после чего Агеев сел в машину и уехал. Более ничего
  - А как обратно машину вернули? - без особой надежды уточнил я.
  - Никто не видел, - помотал головой Леха.
  
  Я сидел напротив Пожидаева, а он смотрел на меня с таким вниманием, что я вдруг на секунду почувствовал не опытным МУРовцем, а едва пришедшим с фронта прямолинейным неопытным литехой.
  - Я вот одного не могу понять, нахрена ты выпустил Агеева? - поинтересовался майор чуть приподняв бровь, однако без насмешки и раздражения.
  - Потому что я все еще считаю, что газовика нам подсунули, - спокойно отозвался я, справляясь с желанием послать его куда подальше. - Несовпадения с очками, ростом, обувью. Мальчишка, опять же, голос не узнал. Но я не думал, что он так лихо сможет уйти от наружки.
  - Ладно! - Пожидаев чуть повел головой, замолчал, словно раздумывая, потом все же заговорил, однако без обычной своей нагловатой уверенности. - Похоже, Стопорев действительно был не так прост. - Он выложил на стол черно-белую фотографию. - Лейтенант Шмидкина у кадровика на фабрике взяла. По его словам, кольцо это дорогое, да и шуба... В общем, надо бы проверить квартиру и дачу Стопорева на предмет тайников.
  
  Кира.
  В кабинете Шарапова словно все вымерли - ни Лехи, ни Тараскина, ни самого Володьки. Время позднее - неужели ушли? Когда весь МУР на ушах стоит - вряд ли. Докладывать Пожидаеву раньше Шарапова Кире не хотелось, но у нее прямо таки руки чесались поделиться массой открытий.
  - Начну с самого интересного, - она положила на стол старую желтоватую фотографию, где были запечатлены двое молодых улыбающихся парней. - Слева главарь банды цеховиков, Лютый, он же Сергей Лютырин. А справа вполне узнается Стопорев. И подпись, - она перевернула фотокарточку, - "Сереге от Ивана на долгую память". Они были однокурсниками и, судя по всему, после окончания института поддерживали связь, хоть и не явную. По крайней мере, в материалах дела Стопорев даже как свидетелей не числится - был опрошен всего один раз, и о делах Лютого, якобы, понятия не имел, хотя и не отрицал, что изредка с ним встречался. Дальше, еще один и самый интересный момент. - она положила на стол еще несколько фотографий. - Это из альбома Лютырина. Был изъят при обысках, но родственники за ним так и не обратились, вот и лежат. Здесь у нас супруга Лютырина, гражданка Максимовская, с мужем развелась за три года до его посадки, переехала с сыном к родственникам в Ставрополь. Ну, это не так интересно. Интереснее вот, - Кира указала на две черно-белые фотографии. - На первой сын Лютырина, Стас. На второй он же в компании, судя, опять-таки, по подписи на обратно стороне, с Цыпляевым. И, что особенно интересно, - она постучала кончиком пальца по фотографии Лютырина, очень сильное внешнее сходство с художником Стасом Шелестом, который рисовал портер Агеева. А еще, в архиве мне посоветовали поговорить с журналистом Семякиным - он вроде бы писал несколько больших статей по делу банды. Я вот думаю, вруг, у него могут быть какие-то материалы, тогда для дела интереса не представлявшие, а сейчас будут полезными.
  - Подожди-ка, - Пожидаев чуть склонил голову и провел ладонью по коротко стриженым волосам, - то есть ты хочешь сказать, что этот Стас Шелест - сын главаря банды Лютырина? Портретное сходство еще ни о чем не говорит и потом, сын за отца, как говорится, не ответчик.
  - Точно, поэтому нам надо сделать запрос в Ставрополь и узнать, менял ли сын Лютого фамилию. И, если это вообще реально, зарядить местных оперов пообщаться с родней или соседями Максимовской. Как жила после развода и, главное, после смерти мужа. Что-то мне подсказывает, что этот развод был фикцией, чтобы уберечь семью.
  - Все равно не понимаю, к чему ты ведешь, - покачал головой Пожидаев. - Даже если Шелест - сын Лютого, какая связь между ним, Стопоревым и Агеевым?
  - Это пока мои догадки, - торопливо добавила она, - но я вижу картину так. Банда эта гремела нехило и наверняка они награбили куда больше, чем милиция тогда смогла найти. Стопорев был дружен с Лютым, и, при довольно скромной зарплате мог позволить себе кольца и шубы. Мне кажется, что после того, как банду взяли, часть денег осталась у него, возможно, и не малая. Возможно даже, что он держал общаг. Я думаю, что Стас каким-то образом узнал об этом и предложил Стопореву отдать награбленное Лютым ему, как наследнику. Когда тот отказался, Стас нанял Агеева или вообще сам переоделся под Агеева, и пришел в квартиру Стопорева. Мальчишка помешал ему обшарить квартиру. Второй раз Стас возвращался, чтобы уже по-настоящему припугнуть Стопорева и получить деньги, но на этот раз его спугнули соседи. Стопорев бежит на дачу, и Стас решает наведаться к старому приятелю Цыпляеву, чтобы выяснить наверняка, где общаг. Женщины ему ничего не рассказывают, тогда он расправляется с ними. Он через некоторое время находит дачу Стопорева и, вероятнее всего, наведывается к нему без грима. Стопорев его узнает и впускает, но про деньги, видимо, опять ничего не говорит, и Стас его убивает, а перчатку оставляет как знак других цеховикам. Дальше остается только один вопрос - нашел он деньги или нет.
  - Складно выходит, - Пожидаев криво усмехнулся, - особенно если учесть, что по заключению экспертов на теле Стопорева обнаружены следы пыток. Только бездоказательно. И еще одна неувязочка - сегодня с утра нашли труп дружка Агеева, слесаря, и характер раны точно такой же, что и у предыдущих трупов.
  - Тогда не понимаю, - Кира с досадой провела пятерней по волосам. - Разве что Стас уже окончательно съехал с катушек и новыми трупами пытается убедить нас в виновности Агеева.
  - Не думаю, - хмыкнул Никита. - То, что ты нарыла, интересно, но к делу отношения не имеет. У Стопорева действительно были деньги, теперь можно предположить, откуда, хотя это уже и не докажешь, и Агеев нацелился на них. Он пытал Стопорева, ничего не добился, двинул топориком по голове. А потом и дружка своего, чтобы не рассказал, когда газовик у него машину брал. Все.
  - Да, - согласно покивала Кира, - да, наверно ты прав. Но я хочу завтра с утра съездить и поговорить с журналистом.
  - Нет, - спокойно отозвался Пожидаев, помолчал и, о чудо, снизошел до объяснений. - Кира, это все твои и Шарапова личные фантазии. Да, возможно, Стопорев был связан с бандой, но сейчас это никакого значения уже не имеет. Семь трупов, ты понимаешь? Убийца на свободе гуляет, благодаря Шарапову - пусть скажет спасибо, что с него вообще погоны не сняли.
  Кира молчала. Спорить и убежать? К черту. Лучше еще раз все рассказать Шарапову. Тем более наклевывается идея. Пока безумная... Против Стаса у них ничего нет - быть сыном бандита само по себе еще не преступление. Как узнать больше? Втереться в доверие к Стасу. Вот только после случая с картинами, он вряд ли запросто поверит в ее искреннюю любовь к искусству. Нинель с ним дружит, но доверять ей, что называется, работать под прикрытием? Нет, она криминалист, а не опер. Остается друг Стаса, солист. Черт, не вовремя она ему под дых двинула. Изобразить искреннее раскаянье?
  - Шарапов уже ушел? - осторожно уточнила она.
  - Шарапов обыскивает квартиру и дачу Стопорева, - Никита почему-то чуть улыбнулся, и Кира запоздало вспомнила, что вчера он практически застукал их обнимающимися, и ее любопытство может быть истолковано совсем неправильно. - Лейтенант, - он чуть прищурился, - больше никакой самодеятельности, ясно? Я веду это дело, поэтому все свои действия ты согласуешь со мной.
  - Так точно, - кивнула она, чуть поджав губы, - разрешите идти?
  Пожидаев взглянул на нее, снова чуть прищурившись, словно смеялся, хотя губы его не улыбались. - Свободна, - наконец кивнул он.
  
  Шарапов.
  В квартире Стопорева мы обстучали едва ли не каждую паркетину, но ничего, даже близко похожего на тайник, не нашли. На дачу прикатили, когда вокруг уже сгущались серые зимние сумерки. Пока Гаркуша и Тараскин тарабанили по обклеенным веселенькими, в цветочек, обоями, стенам в комнаты, где еще вчера нашли тело Стопорева, я внимательно изучал обстановку. Старенький комод, уже нами проверенный. Железная кровать с мягким ватным матрасом поверх - чего доброго, придется и его вспарывать. На стенах несколько чучел-голов - оленья, кабанья. Стоп!
  Я жестом остановил Леху и Тараскина и постучал костяшками сначала по дощечке, к которой была прибита оленья голова, потом по стене вокруг. Есть, кажется, есть... Я толкнул дощечку, и та легко поддалась. Под оленьей головой оказалась небольшая дверца, но ни замочной скважины, ни ручки видно не было. Я толкнул дверцу, потом подцепил край ногтем, но она не поддавалась.
  - Сейчас поищу что-нибудь! Нож или отвертку, - спохватился Гаркуша, оглядываясь.
  Я заметил тонкую веревочку, идущую от дверцы к чучелу, осторожно потянул ее, и дверца бесшумно распахнулась, открывая взгляду довольно объемистый сверток.
  - Опа, - оценил Тараскин, - дерни за веревочку... - и так же осторожно вытащил сверток из тайника. Внутри, завернутые в газету, оказались плотные зеленые "кирпичики" купюрами по 50 рублей.
  
  - Так что, выходит, Стопорев, как Корейко, подпольный миллионер? - задумчиво проговорил Коля, пока шли к машине. - Надо бы засаду поставить, как думаешь?
  -Надо, - согласился я и затянулся табачным дымом, думая о своем. Нашла ли что-то Кира? Время уже не то, что к вечеру - к ночи, и вряд ли я застану ее на Петровке. Почему она побежала на доклад к Пожидаеву? Не терпелось поделиться открытиями? С Пожидаевым-то, который с Агеевым уперся как баран в ворота? Да, мы все делаем одно дело, вот только некстати просыпается совершенно дурная ревность. Черт, о чем я думаю?!
  - Володь, - Тараскин выдернул меня из невеселых раздумий, - кто в засаде-то остается?
  - До утра вы с Лехой, - отозвался я и осекся. Свет фар выдернул из темноты высокую фигуру в темном длинном пальто, нетвердой походкой ковыляющую по окраине поселка. Тараскин проследил за моим взглядом, вытаращил глаза, передернул затвор и со всех ног рванул следом, оскальзываясь на прикатанном снегу. Я поспешил за ним. Коля с ходу сбил длинного с ног, тот перевернулся, вскидывая грязные руки с заскорузлыми ногтями.
  - Ты кто?! - не придумал я ничего умнее. Тощий тип с обветренным пропитым лицом на Агеева не походил нисколько, зато и пальто, и шапка, завязанная "ушами" назад, были точь-в-точь его.
  - Дык, эта, живу я тут. Вон, в крайнем доме, - еле ворочая языком и обдавая нас запахом махры и перегара, сообщил длинный, указывая трясущимся пальцем на давно некрашеную хибару с покосившимся забором, - что случилось-то, начальники? Если вы из-за пальта, так я думал, оно тому теперь без надобности.
  - Кому "тому"?! - Тараскин вопросительно глянул на меня, однако оружие убирать не спешил.
  - Дык, покойнику, - растерянно отозвался тот.
  - Какому еще покойнику, где?! - я наклонился, стараясь не вдыхать лишний раз "ароматы" запоя, и за шкирку поднял длинного с земли. Тот забарахтал ногами, но со второй попытки, едва не уронив в снег и меня, поднялся.
  - Дык, граждане начальники, я ж не знал. Я иду сегодня, с утра - дежурство у меня, значит, на складе. Иду, смотрю, лежит под деревом, - говорил длинный, пока мы спускались с пригорка за окраиной. - Холодный уже. Ну, я смотрю, пальтишко у него приличное, шапка, значит, теплая - не чета моим обноскам, ну я и того... А ему-то зачем?
  - Что ж ты милицию не вызвал? - мрачно уточнил я.
  - Так я это, опаздывал я уже. А начсклада выгнать грозился, если того, опоздаю еще раз. Думаю, другой кто и вызовет, - он виновато развел руками.
  - А может, ты его сам и "того"? - раздраженно уточнил Тараскин.
  - Да ты что, начальник! - длинный испуганно округлил глаза, - вот тебе крест, лежал он тут, готовенький уже. Вот, значит. - он остановился возле дерева и указал на мертвое, распластанное на снегу тело.
  - Твою мать, - после паузы прокомментировал Коля, Я мысленно с ним согласился - на снегу лежал чуть припорошенный снегом Агеев.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 12
  
  Кира
   Свет фар и фонарей прорезал непроглядную зимнюю ночь и превращал ее в некое подобие пасмурного дня. Пока эксперты возились с телом, Пожидаев маятником бродил туда обратно, то и дело поправляя перчатки. Кира не видела его лица, но была уверена, что он крайне обескуражен.
  - Ну что? - раздраженно уточнил он у немолодого эксперта.
  Тот покачал головой: - Следов волочения не видно. Похоже, что его уже мертвого со склона столкнули, но яснее сказать нельзя - снег за день следы завалил. Судя по состоянию тела, смерть наступила не менее суток назад в результате черепно-мозговой травмы. Подробнее уже после вскрытия и детального осмотра.
  - Товарищ Шарапов, - Нинель, неуверенно покусывая губы, смотрела на Володьку снизу вверх, большими и почему-то виноватыми глазами, словно студентка, провалившая зачет, - вид раны...
  - Идентичен с остальными? - закончил ее мысль Шарапов и отвел взгляд, наблюдая, как фотограф обходит тело со всех сторон.
  Девушка растеряно кивнула и торопливо добавила: - Я вам еще не успела сообщить - по результатам экспертизы следы крови, обнаруженные в машине Макеева, не соответствуют крови самого Макеева. И кроме того, под ногтями обнаружены волокна ткани, предположительно, черной, драповой.
  Подошедший Пожидаев мрачно усмехнулся, и Кира не удержалась от шпильки: - Ну что, товарищ майор, закрываем дело в связи со смертью главного подозреваемого? А газовик, так, на свой топор упал.
  В ответном взгляде ясно читался адрес, по которому Кире нужно идти.
  - Не ерничай, - жестко одернул ее Шарапов. Кира послушно прикусила язык. В самом деле, для насмешек ситуация была не самая подходящая - восемь трупов, ни одного явного следа, одни догадки. Повисшую тишину нарушил приближающийся гул двигателя. Черный ЗИМ с ревом и короткий пробуксовкой вкатился на пригорок и остановился в считанных сантиметрах от "газика".
  С заднего сидения выбрался мужик в милицейский шинели. Кира прищурилась, а потом уставилась во все глаза. Жеглов, хоть и неявно, раздобрел, обзавелся немного скрываемым шинелью пузиком. Лицо его стало еще более жестким от глубоких морщин в углах рта и на переносице, но взгляд был все такой же - веселый и злой.
  - Шарапов, Пожидаев, в машину! - велел он громко, кивнув в сторону ЗИМа.
  "Куда?!" - едва не ляпнула Кира, но вовремя сообразила, что Жеглов-то ее не знает и знать не может - она не Кира Архарова, она Шмидкина, и Глеб не снизойдет до объяснений перед какой-то наглой девицей. Черный ЗИМ подал задом, взрыхляя снег колесами, и, с опасной для заснеженной проселочной дороги, скоростью исчез из виду.
  
  Кира вошла в душный прокуренный кабинет, опустилась на диван и устало откинулась головой на спинку. Хорошо, что все разбежались по домам - меньше соблазна озвучить вопросы, которые, наверняка, крутились на языке не только у нее. Куда? К какому-нибудь высокому милицейскому чину? Среди ночи - вряд ли. Нагоняй можно раздать с утра на общем собрании. К министру? На Лубянку? Она поднялась, обхватила руками плечи, прошлась по кабинету. Куда? Посреди ночи, с Жегловым, на черном ЗИМе с водителем-военным. Куда? И вернется ли он вообще?! Спокойно, надо успокоиться... Сейчас не тридцать седьмой год, чтоб вот так, без суда. Надо было просто ехать в общагу, спать, а она мечется по кабинету, как будто своими нервами может что-то изменить или как-то помочь Володьке. Как просто было убедить себя в том, что ей все равно, и как призрачно оказалось это равнодушие. Володька никогда не будет ей безразличен, даже если он уже выбрал.... Она снова опустилась на диван и не заметила, как уснула.
  Дверь открылась, негромко хлопнула. Кира открыла глаза и едва не застонала от боли в сведенной шее. Шарапов шагнул в кабинет, и она почувствовала, словно опускает сердце сжимавшая его до этого ледяная лапа. За окном было темно, только фонари горели, и не поймешь - то ли утро уже, то ли ночь.
  - Ты чего здесь? - поинтересовался Володька, вешая шинель на вешалку в углу. Удивленным или подавленным он не выглядел - скорее, очень усталым.
  - Тебя ждала, - Кира провела рукой по растрепанным волосам, поднялась и едва не шагнула к нему, но нерешительно замерла у дивана. - Куда вас...
  - Наверх, - он прошел к столу, сел, глядя на нее все так же ровно, и добавил, - на самый верх. Я опять веду дело, и сроку у нас две недели.
  - Это же нереально! - Кира мотнула головой.
  - А надо, - Шарапов чуть качнул головой и провел рукой по коротким волосам, - так что пахать придется... - он вздохнул, явно о чем-то раздумывая, потом проговорил чуть тише и гораздо мягче. - Езжай в общежитие, часа три у тебя еще есть - с сегодняшнего дня высыпаться не придется.
  - Вот как раз сейчас и начну не высыпаться, - Кира криво усмехнулась и все-таки села на стул напротив. Шарапов выслушал итоги ее вчерашних поисков и ее версию насчет художника Стаса. - Я думаю, что его надо прощупать. Володь, тут ведь все яснее ясного - про деньги от отца или матери знал, Цыпляевых убил, потому что дружка своего старого искал, думал, тот про деньги знает. Стопорева убил, когда тот отказался деньги отдавать. А газовика и слесаря... - она задумчиво закусила губу, - он Агеева знал. Уговорами или угрозами заставил его взять машину у слесаря, а потом сначала газовика, а потом и Макеева, чтоб не проболтался. Так что я пойду сегодня же в театр и прощупаю! Если не самого, так через приятеля - солиста этого. Тем более он сам пытался ко мне подкатить, - заключила она и, немного смутившись, добавила, - только я ему под дых дала. - Шарапов удивленно вскинул брови, и Кире пришлось пояснить, краснея ушами, словно нашкодившая девчонка: - Ну, он хамить начал. И Пожидаева шибздом назвал.
  - И тебя это так задело? - Шарапов чуть усмехнулся, но ответа от нее ждать не стал, - плохая идея, Кир. Во-первых, с родством художника и Лютырина ты можешь ошибаться. Во-вторых, если даже ты права, он может занервничать и уйти на дно. В-третьих, это может быть опасно - этому отморозку плевать, кто перед ним - ребенок, женщина...
  - За меня не волнуйся, - Кира усмехнулась. - И потом, других версий у нас пока все равно нет.
  
  Шарапов.
  С журналистом Семякиным мы были знакомы шапочно. Пересекались несколько раз, когда тот просил материалы особенно резонансных дел для своих статей. Статьи, кстати, он писал весьма талантливо, умудряясь, без творческого перевирания, создать почти детективный сюжет. Увидев меня, он совершенно искренне обрадовался, оживился и попытался, было, начать расспрашивать о Мосгазе, но я, может быть, излишне сухо, сообщил, что пока ничего рассказать не могу - тайна следствия. И, спохватившись, тут же подсластил пилюлю обещанием, что как только убийца будет пойман, материалы для статьи он получит от меня лично. В обмен на маленькую услугу...
  - Этот журналист покруче нашего архива будет, - заметила Кира, когда мы вышли из здания редакции. - И фотографии у него имеются, и данные о том, что Шелест фамилию менял - теперь все яснее ясного выходит.
  - И черная перчатка эта так кстати на теле Стопорева, - задумчиво кивнул я. - Без нее мы бы за цеховиков не зацепились. - Кира непонимающе нахмурилась, я чуть улыбнулся и пояснил. - Не было ее на других трупах, а тут... знаешь, все как к одному выходит, чтобы мы на этого Стаса копать начали. Не получилось бы, как с Агеевым.
  - Ну и что, - Кира пожала плечами. Похоже, в виновности художника она была почти уверена. - Перчатку он мог оставить для других цеховиков - чтобы боялись. Мог специально подбросить. Ну, знаешь, на спецкурсе объясняли, что каждый серийный убийца имеет свой особый почерк и одна из причин - желание быть пойманным. Понимаешь, для некоторых из них это как самоутверждение.
  - Нет, Кир, не думаю, - я покачал головой, - целью были деньги Стопорева, а все остальные - случайные жертвы.
  Она хотела что-то возразить, но вдруг сбавила шаг, глядя вперед, на собравшуюся перед обшарпанным домом старой, еще довоенной постройки, толпу. Черт, неужели опять для нас работа? Хотя, нет - смотрят они не вниз, как если бы на асфальте лежало тело, а вверх. Я задрал голову и увидел на карнизе верхнего этажа пацана лет двенадцати. Он стоял, прижавшись спиной к выкрашенной желто-рыжей краской стене, распластав по ней руки, и отчаянно глядел то вниз, то перед собой. Я сбросил шинель и шапку на руки растерянной Киры, бегом обогнул угол дома, ухватился за первую ступеньку заржавленной "пожарной" лестницы, не чувствуя холода, только напряжение в руках, вскарабкался по лестнице, быстро прошел по грохочущей шести крыши. Труба, на мое счастье, почти не обледенела - я обхватил ее руками, скользнул вниз. Левую ладонь обожгло болью, но я, не обращая на это внимания, держась за трубу, нащупал ногами карниз. Прижавшись грудью к холодному бетону, я стал осторожно переступать по нему, стараясь не оглядываться и не смотреть вниз - только вбок и под ноги. Обогнул угол дома. Мальчишка, очень бледный, с синими, подрагивающими от холода губами, смотрел на меня огромными перепуганными глазищами.
  - Тихо, спокойно, сейчас все будет в порядке. Давай руку, - проговорил я как можно тверже и протянул ему ладонь. Мальчишка с явным трудом оторвал руку от стены, чуть потянулся и судорожно вцепился в мою. Внизу радостно вскрикнули, захлопали, а парень испуганно вздрогнул. - Вот так, - я ободряюще улыбнулся. - Молодец, теперь осторожно иди за мной. Смотри на меня, - я продолжал улыбаться, хотя сердце колотилось как бешеное, но мальчик не должен был видеть мой страх - запаникует и тогда все...
  - Я испугался, - с трудом разлепив губы, тонко проговорил мальчик. - Дядька пришел, сказал из Мосгаза - я открыл. А он говорит: "Ты чего чужим открываешь, когда дома никого нет? Не слышал, по городу убийца ходит?" Я испугался и в окно...
  - Ну, ты ведь не знал, что он обычный дядька, - мягко заметил я, а про себя пообещал дать эту шутнику недоделанному в морду. Мы преодолели расстояние до угла здания, за которым было распахнутое окно. Я обогнул угол, мальчишка осторожно перенес одну ногу на другую сторону карниза, как вдруг совсем рядом, где-то внизу, раздался вой сирены пожарной машины. Пацан вздрогнул, потерял равновесие, качнулся. Многоголосый пронзительный визг ударил по ушам. Запястье резануло болью, и мир замер на очень долгую секунду. Словно под Сталинградом. Словно вокруг рвались минометные снаряды.... Словно смерть снова была рядом, дышала в затылок - не моя, чужая, но все равно жуткая. Я резко толкнул мальчишку обратно, к стене, и он распластался по ней, словно лягушка, а я чувствовал, как мелко трясется вся его рука, и пальцы намертво вцепились в мой рукав. Я облегченно выдохнул, покосился вниз, на подкатывающую к дому красно-белую пожарную машину. Ну вот и все - сейчас поднимут лестницу... Однако парень, стиснув губы так, что они побелели, переступил на другую сторону карниза - я сделал несколько шажков и, подтянув его к себе, быстро втолкнул в раскрытое окно.
  Судорожно вдохнул, сам оперся коленом о подоконник, как вдруг из комнаты ко мне вытянулись две тонкие руки в синих форменных рукавах, уцепились за ткань на плечах, дернули, и я едва не ввалился в комнату, в последний момент сумев выровняться. Кира смотрела на меня широко распахнутыми глазами, губы ее были сжаты, а пальцы, как я заметил, мелко подрагивали.
  - Ванечка, ну что же ты, Ванечка. Ноги, ноги надо погреть и горчицей, - причитала немолодая женщина в зеленом драповом пальто, судорожно прижимая к себе спасенного мальчишку. - Ванечка... - она перевела взгляд на меня и выдохнула, - спасибо! Спасибо, если б не Вы...
  - Не за что, - я чуть кивнул, словно это было само собой разумеющееся дело. Словно я каждый день лазал по карнизам. Стараясь держаться как можно бодрее, я подобрал с кресла, куда их бросила Кира, шинель и шапку.
  - Я ж это, товарищ милиционер, - в комнате, переминаясь с ноги на ногу, возник толстолицый газовик с потрепанным чемоданом, - я ж пошутил, я ж не знал....
  Я шагнул вперед, быстро, без замаха, двинул ему кулаком по морде и, не глядя ни на все еще обнимающую сына женщину, ни на ошалело таращащегося на меня газовика, вышел в коридор.
  
  Кира нагнала меня пролетом ниже. Ухватилась за рукав, дернула, заставив повернуться к ней лицом, и влепила такую пощечину, что у меня на секунду зазвенело в ушах, и занемела щека.
  - Дурак! Герой хренов! - срывающимся голосом кричала она, обжигая взглядом лихорадочно блестящих глаз. - А если бы ты... если бы вы оба... идиот! - и вцепилась в мои плечи, утыкаясь лбом в грудь.
  - Кирюш, - я почувствовал, как сжимается что-то внутри - сладко, болезненно, совсем как восемнадцать лет назад. - Ну, ты чего? Ничего же не случилось, - я осторожно обнял ее плечи.
  Она вскинула голову, отчего форменная шапка скользнула с головы и упала на пол, оттолкнула меня, процедила: - Дебил! - и, словно накручивая себя от каждого нового слова, заговорила все громче. - Вечно лезешь! Вечно тебе надо! Весь мир хочешь спасти?! Придурок! Идиот! Имбецил!
  Напряжение, скопившиеся за несколько, казавшихся вечностью, минут на карнизе, словно прорвало невидимую плотину. Я рывком привлек Киру к себе, несильно дернул за собранные в хвост мягкие волосы, заставляя вскинуть голову, наклонился, чувствуя, как впивается в горло форменный ворот, и быстро накрыл губами плотно стиснутые губы. Она протестующе замычала, тонкие пальцы до боли вцепились в волосы, упала на пол уже моя шапка, и губы открылись, отвечая на поцелуй - жарко, жадно, так что по телу прокатилась горячая волна. Она толкнула меня к стене, скользнула губами по щеке, подбородку, языком - по шее.
  - Кира! - выдохнул я, ловя ее руку, скользящую по брюкам в поисках молнии. Жар скопился в паху и перерос в сладкое и почти невыносимое томление.
  - Давай прямо здесь. Или наверху. Никто не увидит... - выдыхала она слова, блестя шалыми, кажущимися черными от расширившихся зрачков, глазами.
  - Сдурела? - уточнил я, свободной рукой расстегнув душащий ворот кителя и, к своему стыду, чувствуя, что желание обладать ею, обладать прямо сейчас, становится невыносимым. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Она облизнула влажные губы так, что мне захотелось снова впиться в них, отвела взгляд.
  - Да, жильцы не оценят, - согласилась Кира, со смешинкой в голосе. Наклонилась, подняв обе шапки и, оставив меня жадно хватать ртом холодный, пропахший кошками, воздух подъезда, тихо посмеиваясь, сбежала по лестнице вниз.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 13
  
  Кира.
  - Ну, как? - уточнила Кира, неуверенно проводя руками по расширяющемуся книзу подолу темно-фиолетового платья. На платье было угроблено два часа в очереди и все шараповские деньги, что он пожертвовал несколько дней назад. И то, ей удалось схватить одно из последних, которое, ко всему, оказалось тесно в груди и плечах, так что глубоко дышать в нем не рекомендовалось. На сомнительного вида зеленый длинный тюбик губной помады и пудру в желтой коробочке с надписью "Маскарад" она решила не разорятся и дохлую получку выложила не за них, а за бутылку шампанского, бутылку портвейна и две плитки шоколада. Первая партия "борзых щенков" ушла соседке по комнате. За них Кира получила тюбик ядрено-красной помады, стягивающей кожу на губах, золотистую пудреницу с пуховкой, содержимым которой запросто можно было загримировать японскую гейшу и особенно жуткого вида брусок туши с щеточкой. От последнего Кира с натянутой улыбкой отказалась, чувствуя острую тоску по будущему изобилию косметики на любой кошелек. А вот щипцов, больше похожих на инструмент пыток, отказываться не пришлось - ее прямые не особо густые волосы без укладки висели унылыми сосульками. Комната наполнилась запахом жженых волос, зато сосульки превратились в локоны и были убраны в пучок. Пальто пришлось выпрашивать дольше. Соседка сперва уперлась, но потом все-таки вняла жалобному нытью Киры о том, что она идет в театр и у нее свидание, а из одежды одна шинель. И вот теперь, чувствуя себя жертвой моды, Кира стояла перед Пожидаевым и Шараповым, и ей совсем не хотелось видеть их лица.
  - А Вы, Кира, оказывается эффектная женщина, когда захотите, - первым, с едва заметной насмешкой, сообщил Никита.
  - Я не женщина, я милиционер, - Кира выразительно изогнула бровь, подняв глаза на Пожидаева. Его, похоже, очень веселил ее вид, но в глазах скользило что-то еще - непонятное и неуловимое.
  - Ну, пошли, - он все с той же насмешливой полуулыбкой подал ей руку. Кира слегка опешила, а Шарапов так и вовсе всем видом сообщал "А не пошел бы ты, один..."
  - Исключено, - мотнула головой Кира, - солист тебя видел и знает, и может почуять что-нибудь неладное.
  - А если художник почует что-нибудь неладное, мы тебя где будем с проломленной головой искать? - почти ласково уточнил Пожидаев.
  - Никит, она права, - наконец подал голос Шарапов, - ни ты, ни я с ней пойти не можем.
  - Конечно, Владимир Иванович, у вас же супруга. А тут почти адюльтер, - с преувеличенным пониманием покивал тот.
  Кира сжала зубы, чувствуя, как становится жарко, и одновременно краснеют уши. Остроумного ответа в голову не пришло, но Володька, словно не замечая то ли насмешки, то ли намека, сухо проговорил: - Прикрывать в театре будет Гаркуша, дальше, на улице, отрядим наружку.
  - Агеева они уже прохлопали, - напомнил Пожидаев, - Шарапов, это хрен же отморозок.
  - Кира одна не будет, - с нажимом проговорил Володька. Кира только успевала поворачиваться то к одному, то к другому, потом не выдержала, расстегнула сумку, которую, по просьбе Шарапова, пожертвовала ей на один вечер Нинель, и продемонстрировала пистолет.
  - И думаешь, он даст тебе время открыть сумку? - Пожидаев насмешливо изогнул бровь.
  - Да иди ты в жопу! - не выдержала Кира, нервно дергая молнию. - Покаркай еще!
  Судя по выразительному взгляду Шарапова, он мог бы что-нибудь добавить, но воспитание мешало. Кира с удивлением понимала, что Никита за нее по-человечески волнуется, что Володька волнуется тоже, хоть и менее явно, и их нервы передавались и ей. "Спокойно", - сказала она себе, - "спокойно, ты просто идешь в театр. А как Володя тогда, в банде был? А тебе-то всего лишь надо сыграть восхищенную и влюбленную дуру". Убеждать себя можно было сколько угодно, но нервное напряжение никуда не делось. Не ушло оно и в театре - Кира смотрела на сцену, на красивые костюмы и декорации, слушала арии и мысленно считала минуты до конца. В антракте у нее было время посмотреть на других зрительниц и оценить, что одета она не самым шикарным образом. У кого-то были более сложные и эффектные прически, у кого-то украшения, у кого-то меховые накидки. Среди них она, Кира, выглядела незаметно, и у нее было все больше сомнений, что Влад клюнет на ее извинения и внезапно вспыхнувшие чувства. Более того, Кира никак не могла взять в толк, зачем он вообще за ней тогда увязался? Вон, сколько поклонниц - хлопают, несут гвоздички - выбирай, не хочу. Конечно, есть засада в доме Стопорева, идет поиск свидетелей - нормальная оперативная работа, и ее поход - лишь жалкая попытка, самодеятельность, но и она может оказаться полезной.
  Кира не стала дожидаться, когда актеры разойдутся со сцены и скользнула к двери в углу, которую помнила еще по приходу сюда с Нинель.
  Дверь в каморку была не заперта. Кира вошла без стука и обнаружила художника Шелеста-Лютырина, сидящего на бутафорском сундуке. Стас был уже изрядно пьян - рядом с сундуком стояла пустая бутылка из-под портвейна, а он сам методично прикладывался к новой.
  - О, - он чуть прищурился, глядя на Киру красными и мутными глазами, - товарищ милиционер. Арестовывать пришли? А то, вон, картины мои уже вынесли половину, - он кивнул на стену, где и правда осталось несколько скучноватых классических пейзажей.
  - Я в МУРе работаю, а не в МинКультуры, - Кира невозмутимо пожала плечами и едва не съязвила, что чистосердечное признание и сотрудничество со следствием смягчает наказание. - Я вообще к Владу пришла, - она изобразила легкое смущение.
  - А Влад вам зачем? - Кира обернулась на мелодичный, но звучащий с вызовом голос, и увидела эффектную, в ярком театральном гриме, но уже без парика, блондинку в светло-голубом, расшитом стразами, платье. Кира попыталась вспомнить ее на сцене, но не сумела - видимо, блондинка была либо в "подпевке", либо в кордебалете. Та смотрела на Киру выжидающе и раздраженно.
  - Хотела выразить свое восхищение, - Кира улыбнулась - без вызова или заискивания, как будто даже чуть смущенно.
  - Место, для выражения восхищения там, в зале, - блондинка резковато мотнула головой, отчего прическа качнулась, и несколько волосков прилипли к помаде.
  - Лерусик, чего опять шумим? - Влад появился за спиной блондинки, по-хозяйски обнял ее за плечи, чуть отодвинул от двери и с преувеличенным удивлением взглянул на Киру, - но что я вижу? Безжалостная Немезида...
  - Пришла выразить восторг и восхищение и принести извинения, - Кира улыбнулась как можно более очаровательно, глядя на Влада, и стараясь не смотреть на зло прищурившуюся блондинку. Она прикидывала, стоит ли достать портвейн и шоколадку прямо сейчас, но решила подзажать до личного общения, если оно, конечно, случится.
  Как ни странно, Влад не послал ее и даже без привычной театральщины в голосе предложил подождать в фойе.
  Они вышли в морозный декабрьский вечер, и Кира, не удержавшись, скользнула взглядом по сторонам, но ни Гаркуши, ни других знакомых оперов рядом не заметила. Оно и к лучшему - не хватало еще разыгрывать влюбленность перед толпой зрителей.
  - Я и правда хотела извиниться, что дала тебе под дых, - проговорила она, пока они шли от театра, - понимаешь, недосып, еще маньяк этот - нервы, - Кира виновато и жалобно взглянула на мужчину. Влад демонстративно задумался, чуть вытянув губы. Да, Мата Хари из нее как из бутылки молоток.
  - Думаю, чашечка кофе поможет сгладить обиду, - он улыбнулся уголком губ, глядя на Киру. Та тихо фыркнула, приоткрыла сумку и продемонстрировала горлышко винной бутылки.
  - Думаю, портвейн справится с этим куда лучше, - в тон ему проговорила Кира. Ответом ей был искренний смех.
  В сквере на Чистопрудном бульваре, не смотря на довольно позднее время, попадались гуляющие парочки. Они пристроились на скамейке, с которой Влад смахнул снег. Вино было холодным, и пить его из горлышко на морозе - то еще удовольствие, зато шоколадка попалась свежая и вкусная. Портвейн быстро дал в голову, и Кира совершенно искренне хохотала над театральными байками, чувствуя странную легкость и совсем не замечая холода. Влад был красив, и теплый желтый свет фонарей придавал его лицу загадочные и романтические черты.
  - Так что, все-таки поймали этого Мосгаза? - с любопытством уточнил Влад. Трамвай, в котором они ехали, был почти пуст, да и вряд ли немногочисленные пассажиры могли за дребезжанием различить слова. Однако Кира мысленно напряглась. Простое любопытство? Конечно, дело-то резонансное, вся Москва на ушах, если уж Шарапова к Хрущеву таскали... Или не просто так спрашивает? Или знает что-то, хочет предупредить дружка-художника?
  - Не поймали, - Кира вздохнула, на ходу прикидывая, стоит ли толкнуть чистую дезу, или сказать провоцирующую полуправду. В доме Стопорева засада. Если Стас не идиот, он должен понимать, что его ждут, особенно учитывая, что "главный подозреваемый" мертв. Но если даже намекнуть о том, что художник ходит теперь в подозреваемых, он может залечь на дно надолго. - Представляешь, от слежки он сбежал, а через день нашли в овраге с проломленной головой - пьянчужка деревенский на шапку с пальто позарился.
  - Мда, - задумчиво проговорил Влад, - божественное правосудие.
  - Вот только мы так и не узнаем, зачем он это делал, - вздохнула Кира, - у убитых и брать-то было нечего. Да еще перчатка, как в одном старом деле. Знаешь, черная такая, - она помотала головой и торопливо перевела тему. - А что у Стаса стряслось? Надеюсь, это не из-за того, что он нам об убийце сразу не рассказал?
  - Да... - он отмахнулся, - Стас сам дурак. Устроил подпольную выставку своих картин, кто-то проболтался, пришла грымза из МинКульта, все картины оттуда вынесли, а Стаса теперь на гастроли в Чехословакию не берут.
  Он проводил ее до самой двери в общежитие, но целоваться, к облегчению Киры, не полез - только взял обещание, что завтра она придет в ресторан, где он подрабатывает.
  
  Шарапов.
  Кира обстоятельно и очень подробно рассказывала о "свидании" со смазливым солистом, а мне все казалось, что она оправдывается. Благо, в кабинете никого, кроме нас, не было - Тараскин общался по пивнушкам с мелкой уголовной шушерой, которая красиво называлась "агентурой", Гаркуша был в засаде в доме Стопорева, Пожидаев, что меня особенно удивило, решил рыть старое дело цеховиков. Разговор никто кроме нас не слышал, но Кира словно специально говорила сухим языком протокола. Пошла в гримерку. Увидела пьяного художника. Пошли на Чистые пруды, пили портвейн. Я представлял, как она улыбается этому Владу, как он касается ее локтя, смеется, и внутри меня все выше поднимала голову скользкая, удушающая ревность. Я понимал, что не имею на это права. Я, мучительно разрывающийся между двумя женщинами, обманывающий одну, и, наверно, вторую, пользующийся безграничной их любовью ко мне... Я ревную. Она закончила говорить и смотрела теперь на меня вопросительно, словно ждала одобрения или порицания.
  - То есть, по факту, никаких результатов, - я быстро провел рукой по волосам.
  Кира удивленно и даже обиженно вскинула брови: - Почему же? По-моему, вброс неплохой - если Влад все передаст Стасу, его очень скоро можно ждать в доме Стопорева. Главное взять - а там раскрутим.
  - И ты сегодня думаешь пойти в ресторан? - уточнил я, словно бы мимоходом.
  - Наверно, - она повела плечами, - а то Влад что-нибудь заподозрит. Эксперты дали заключение?
  - Да, - я кивнул, - кровь в машине Макеева принадлежит Агееву. Так же, судя по следам, убийца нанес удар уже в салоне, и тело некоторое время лежало внутри. Следов борьбы на теле Агеева и Макеева не обнаружено.
  Кира смотрела не на меня - на самодельный календарь за моей спиной, что повесил вчера, под четырьмя мрачными взглядами, Гаркуша. Красным химическим карандашом на листке из блокнота было старательно намалевана цифра 11. Листок с цифрой 12 он оторвал сегодня. Одиннадцать дней до того, как полетят головы. Хорошо, если фигурально. Хорошо, если попрут только меня. А если не только попрут? Что будет с Варей, с Сашкой? Я одернул себя.
  - Надо его брать. Сейчас брать и колоть. Или я могу его спровоцировать. Рассказать, что мы нашли черную перчатку - не только Владу, но и художнику, как будто вспомнить, что это перекликается с делом цеховиков. Может, даже сказать, что нашла интересные сведенья о Лютырине. Если это Стас, он не может не клюнуть, - твердо проговорила Кира, глядя прямо в глаза. Уверенно. Она действительно была готова это сделать. Подставиться, как подставилась тогда, с Рыжим.
  - Нет, - отрезал я и добавил, зная, что она любит все делать по-своему, - Кира, я запрещаю.
  - Но почему?! - взвилась она, - если это...
  Я хотел ее прервать, сказать банальность. Что не могу потерять ее снова. Не могу рисковать ею - позволить ей рисковать собой. Но меня прервала телефонная трель. Пожидаев говорил быстро и немного нервно. Я выслушал его, велел возвращаться и сообщил вопросительно глядящей на меня Кире: - Семякин в тяжелом состоянии в больнице. Кто-то ему позвонил ночью, сказал, что в кабинет его влезли. Он приехал, дверь в редакцию открыть не успел - из темноты набросились с топором. Его счастье, что в войну военкором был - реакция осталась. А в кабинет, кстати, действительно влезли и украли все документы по делу цеховиков.
  - Черт, - процедила она мрачно и одновременно удивленно, - Шарапов, ты все еще сомневаешься, что Стаса надо брать?
  - Уже меньше, - задумчиво сообщил я. Сын и мать Стопорева, участковый, Цыпляевы, Стопорев, Агеев и Макеев. И теперь жертвой едва не стал Семякин. Участковый - случайная жертва. Газовик и его друг - лишние свидетели. Стопорев, родня Цыпляева, Семякин - как все более явно проступает след цеховиков. Неужели все-таки художник? В прочем, реальных доказательств у нас ни одного. Кира смотрела на меня требовательно и я, предвосхищая ее слова, добавил как можно тверже, - Кира, не смей провоцировать Шелеста. Или я тебя отстраню.
  Я помнил, что слова на нее не особо действуют, поэтому твердо решил отрядить хотя бы одного оперативника не только в наружку, но и в ресторан тоже - естественно, ничего ей, упрямой заразе, не сообщая.
  
  Кира.
  Цены в меню кусались не хуже, чем в далеком коммерческом ресторане Астория, где они поджидали Фокса, но цедить кофе в главном зале ей никто бы не дал, поэтому Кира, прикинув, что до следующей зарплаты ужинать ей придется, в лучшем случае, сухарями с чаем, заказала бокал вина и салат "Столичный". Хорошо бы Влад заплатил за ужин - ведь он ее сюда пригласил. Тем более что смотреть на отбивные, шницели, котлеты по-киевски, жареную картошечку и нежный рассыпчатый рис на чужих тарелках было пыткой, и все сильнее хотелось жрать.
  По результатам экспертизы, кровь в машине слесаря принадлежала Агееву. Получалось, что убийца каким-то образом принудил газовика взять машину у приятеля, ударил его топором, вероятнее всего, еще в машине, потом разобрался со Стопоревым и спихнул тело в овраг. Или Агеев сам согласился? Кому он мог довериться после того, как вышел из кутузки? Если верить жене, друзей у него, кроме слесаря, и не было. Стас? Стас рисовал Агеева, платил ему деньги. Вполне может быть, что газовик поверил ему. А тут так удачно складывается - Стаса не пускают за границу, куда он страстно хочет. Деньги Стопорева - средство. А тут еще и вброс про перчатку. Если Влад растрепал другу ее слова, тот мог решить перестраховаться - выкрасть и материалы про отца, и избавиться от Семякина.
  - Я гляжу ей вслед -
  Ничего в ней нет.
  А я всё гляжу,
  Глаз не отвожу... - выводил Влад в микрофон. Выводил очень даже хорошо, хотя, на вкус Киры, Кобзон исполнял ее органичнее и теплее. Она вынырнула из своих мыслей и запоздало сообразила, что он смотрит на нее - скользит взглядом по залу и снова смотрит, и чуть улыбается, блестя глазами. Кира почувствовала, как краснеют кончики ушей. Почему Влад так легко ее простил? Такое обычно не прощают, а он... Нет, не может такой красавец увлечься ею, тридцатилетней, не элегантной опершей. Кира ощутила еще один взгляд - на этот раз откуда-то сбоку. Искоса глянула в ту сторону и заметила знакомую эффектную блондинку в компании художника Стаса. Шелест прикладывался к бокалу, а "Лерусик" сверлила ее прямым и полным злости взглядом.
  Влад допел. Кира ожидала, что он сперва пойдет за столик к блондинке и другу, однако он опустился на стул напротив и, обаятельно улыбнувшись, подозвал официанта. Они выпили еще по бокалу, и Влад широким жестом предложил ей перебраться за столик к его друзьям. К Лерусику и Шелесту. И Кире очень захотелось ляпнуть, что боится упасть замертво от взгляда блондинки. Она даже на стул опуститься не успела - девушка сжала напомаженные яркой и явно более дорогой помадой губы в тонкую алую ниточку, обожгла ее и теперь Влада еще одним злым взглядом и, с грохотом отодвинув стул, поднялась.
  - О, ревнует, - с пьяным смешком прокомментировал Стас, в очередной раз поднимая бокал, - за ушедших и вновь прибывших, - и отсалютовал им Кире.
  - Мне кажется или я ей не нравлюсь? - невинно уточнила она, провожая девушку взглядом.
  - Точно, - фыркнул Стас и изогнул бровь, глядя на Влада и словно бы предлагая объясняться ему.
  Тот поморщился и с явной неохотой сообщил: - Мы раньше жили вместе, а теперь я живу в гримерке. Надоели ее вечные истерики.
  Кира растерянно кивнула. В общем-то, какое ей дело до личной жизни этого Влада, а неприязнь блондинки она как-нибудь переживет. Разговор плавно перетек на нейтральные темы - она кивала и вставляла реплики, сама же тайком, но очень тщательно оглядывала художника. Раны, царапины, ссадины? Семякин утверждал, что пару раз врезал уроду - должны быть следы, должны, черт! "Я запрещаю"... Будто бы она обязана его слушать. С другой стороны, Стас же не такой идиот, чтобы не отличить настолько явный вброс.
  - Так, - Шелест бросил взгляд на часы, насупился, словно что-то вспоминая и, порывшись в кармане пиджака, положил рядом с тарелкой несколько изрядно мятых купюр. - Мне пора, друзья мои, - он расплылся в нетрезвой и немного похабной улыбке, - не шалите, - и нетвердой походкой направился к выходу из зала.
  - Ты расстроена чем-то? - уточнил Влад, когда они вышли из ресторана.
  - Думаю о Лере, - ляпнула Кира первое, что пришло в голову.
  Он удивленно приподнял брови, потом по губам скользнула лукавая улыбка: - Думаешь, почему я от нее ушел?
  - Нет, - Кира пожала плечами, - честно, не люблю вникать в чужую личную жизнь.
  - А зря, - отозвался он с все той же лукавой улыбкой, - потому что я ушел из-за тебя.
  Влад снова проводил ее до общаги, снова не полез целоваться, а Кира поймала себя на том, что уже минут десять ворочается на скрипучей кровати и не может уснуть. Черт, какое ей дело до этого солиста? Красивый? И что? Ушел от бабы? Из-за нее - это же смешно! А вот Шарапов и не собирается - резанула другая мысль. Та, что Кира старательно загоняла как можно дальше, запрещала себе не то, что говорить об этом с Володькой - даже думать. Он женат. У него есть сын, пусть и не родной - он связан обязательствами. Если бы только ими... Кира бы поняла это и пережила, но нет - он любит и Варю, и приемыша. Любит обоих, а она... Кто она для него? Бывшая и нынешняя любовница? Было ли между ними хоть что-то кроме страсти? Да какая, к черту, разница, если это уже было. И иначе уже никогда не будет. Кира ткнулась лицом в подушку, остро, как никогда прежде, чувствуя себя в этом мире лишней. В этом времени. В далеком сорок пятом, среди послевоенной разрухи, неустроенности, очередей, бандитов, с Рыжим, бродящим где-то рядом - среди всего этого она была счастлива, потому что Володька был ее, и любил. Это отняли разом, на долгих два года, а когда вернули, получилось как в анекдоте с поддельными елочными игрушками - блестят как настоящие, а радости никакой. А она все отчаянно рвется, все надеется, что будет, как тогда. Не будет. Никогда не будет. А впереди годы - застой, перестройка, развал. Все это предстоит пережить. Теперь уже точно одной. Не с Владом же этим - он вообще прицепился к ней из-за друга-художника и зачем-то старательно разыгрывает чувства. И не с Пожидаевым - для него она, Кира, видимо, что-то вроде забавного зверька. И не с Володькой, потому что он никогда уже не будет ее. Кира зажмурилась, от чего слезы еще сильнее покатились по щекам, и сама не заметила, как вскоре забылась тяжелым сном без сновидений.
  А с утра пораньше весь их отдел выехал на труп - в своей квартире была убита сотрудница Министерства Культуры.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 14
  
  Шарапов
   Тело, накрытое белой простыней, унесли. Экспертам предстоял более детальный осмотр, вскрытие, но и без всех этих процедур было ясно, что перед нами очередная жертва Мосгаза. Тот же след от удара топора, те же отсутствующие следы взлома - нашедшие труп соседи уверяли, что ни ночью, ни вечером не слышали ни шума, ни крика и обнаружили труп с утра, заметив приоткрытую дверь. Женщина сама впустила убийцу и явно не ожидала удара - никаких следов борьбы. Я скользнул взглядом по комнате, по которой, тщательно осматривая чуть ли не каждую пылинку, бродили Тараскин и Гаркуша. Чисто прибранная, дорого обставленная - стол и комод из дерева, несколько ваз из фарфора на столе - судя по пестрому цветочному узору, явно подарки из заграницы. Три чахлые гвоздики в маленькой вазочке из темного стекла - явно еще свежие. Стол чистый, без всяких следов застолья или хотя бы романтических посиделок, хотя кровать в соседней комнате разобрана и смята, а на простыне эксперты обнаружили следы "предположительно спермы". Я поймал себя на брезгливости, смешанной со стыдом - словно я ненароком заглянув в чужое окно, подсмотрел что-то сокровенное.
  - Ну-ка, - голос Пожидаева звучал требовательно, едва ли не повелительно. Нинель стояла возле окна, около трюмо, а Никита тянул руку к листку, что она держала в руках.
  - Что там? - я поймал растерянный взгляд Нинель, и она тут же отвела его.
  И проговорила словно через силу, после долгого молчания, не глядя ни на меня, ни на Пожидаева: - Это почерк Стаса, его набросок.
  Пожидаев нетерпеливо едва ли выдернул из ее пальцев листок и продемонстрировал остальным рисунок. Чуть небрежный, штрихами синей ручки, но вполне четкий и узнаваемый - женская фигура, раскинувшаяся на постели, закинувшая руки за голову, бесстыдно выставив на обозрение рисовавшего тяжелые груди. И лицо, в котором ясно угадывалась убитая.
  Первой опомнилась Кира - быстро застрочила в блокноте, где вела протокол. "Так", - многозначительно протянул Пожидаев. Нинель, словно очнувшись от сна, разжала пальцы, ни на кого по-прежнему не глядя.
  
  - В розыск его объявлять надо! - Пожидаев решительно рубанул рукой воздух, глядя на меня. Я молчал, чувствуя на себе взгляд Киры. Они оба ждали от меня решения, а я сомневался, хотя поводов для этого, казалось бы, не было. Художника Стаса с утра не было ни в театре, ни дома, и никто - ни соседи, ни встрепанный сонный Влад, что обнаружился в театральной коморке Шелеста, понятия не имели, где тот может быть. У Стаса больше всего мотивов, чтобы расправиться с женщиной - сначала она участвовала в изъятии его картин, потом запретила выезд с труппой в Чехословакию. Зачем? Если в предыдущих убийствах можно было уловить хоть какую-то связь и цель - охота за деньгами Стопорева, кража материалов у Семякина, попытка избавиться от него самого, чтобы мы не выяснили прошлое Шелеста. Но чиновница? Да еще и "следы спермы" и, по результатам вскрытия, "следы полового акта"... Пришел, решил договориться по-хорошему, не убедил, вернулся снова и с помощью топора избавился от препятствия к выезду за границу? Шелест, так четко подставивший сперва Агеева, так прокололся - оставил рисунок? Или понял, что мы уже рядом, запсиховал, решил идти ва-банк? Перчатка... когда мы ее нашли, Агеев был уже мертв. Убийца словно бы дал на новый след, указатель - ройте в этом направлении. Я коснулся пальцами занывших висков. Поднял глаза и встретился с взглядом Киры, напряженным и сочувствующим одновременно. Перевел взгляд на самодельный календарь на стене - десять дней.
  - Нет, - медленно проговорил я.
  - Чего ждать?! - ноздри Пожидаева на мгновение негодующе расширились, - пока он еще топором помашет?!
  - С Агеевым мы уже ошиблись, - я качнул головой и пояснил, - сначала подкинули перчатку, потом нападение на Семякина, убийство чиновницы этой - Шелеста нам как будто подсовывают, как газовика подсунули.
  - Твою мать, - выдохнул Никита возмущенно, - Шарапов, его мотив кристально ясен. Или ты ждешь, пока он сам к нам с повинной придет?!
  - С чиновницей у нас есть рисунок, есть масса отпечатков, - медленно проговорила Кира, - допустим, они совпадут с отпечатками Шелеста. Допустим, он расколется. Но остальные убийства? У нас нет ни одного доказательства. А Стас понимает, что с одним убийством сможет выкрутиться под 103 или 104 - вчера в ресторане он был уже изрядно пьяный. Сейчас у нас нет доказательств, - повторила она тверже.
  - А доказательства искать, дорогая моя, наша с тобой работа, - проговорил Пожидаев насмешливо и чуть раздраженно, - или ты ждешь, что он к нам под дверь придет на цыпочках и топорик принесет?
  - Кира права, - я перевел взгляд на раздраженно поджавшего губы Пожидаева, - сейчас у Стаса есть только один выход - бежать из города, а лучше из страны. Он придет за деньгами Стопорева, и там мы его возьмем. С доказательствами.
  
  Кира.
  Снег валил мягкими крупными хлопьями, укрывал грязный черный асфальт, падал на шапку, плечи, попадал на лицо и сразу таял. Кира сама не знала, зачем шла в театр. Стас сбежал. Влад? Зачем он ей? Зачем она ему? Кира только сейчас заметила, что почти во всех витринах стоят манекены в костюмах снегурочек и дедов морозов, блестят в темноте электрические гирлянды, а площадях стоят большие пушистые елки, увешанные игрушками. Новый год? Кира вспомнила число в протоколе - двадцать восьмое декабря. Через три дня Новый год. 1964. Праздник? Кира прислушалась к себе. Нет, ни радостного предвкушения, ни хотя бы чувства, что скоро начнется новая страница. Не с кем праздновать, некому дарить подарки. Даже соседка, и та укатила вчера к родителям в Ростов. С самого первого дня здесь она жила словно в одном долгом дне, похожем на сон. Менялись числа, которые она подмечала разве что по тем же датам в протоколе, а время для нее словно бы зависло. Такое чувство бывало у нее давно, в школе, в начале долгой третьей четверти, когда не светало на улице, и каждый новый день отличался от предыдущего разве что номером на полях тетради. Вот и сейчас дни менялись, а впереди она не видела ничего, что могло бы переключить привычный ход дней. Монотонный. Даже оставшиеся десять, нет, уже девять дней до "расстрела"не вызывали тревоги. Стаса они возьмут со дня на день. Возьмут, он расколется и все, дальше работа для прокуратуры. А потом новые дела, новая беготня. Зачем, для чего? Смысл? Проще жить, когда не знаешь наперед, что будет. Она знает. Знает, что в старости, которая придется на самые темные, безнадежные и страшные годы одной не выжить. Хотя, откуда она знает, что вообще доживет? Что завтра в ее дверь не постучит Мосгаз. Что послезавтра ей в темном переулке не сунут нож под лопатку. Что через год не найдет ее шальная пуля. Кто заплачет? Кто вспомнит? Шарапов? Один раз он ее уже похоронил и забыл. Второй будет еще легче.
  "Мне надо больше спать", - отрешенно подумала Кира, - "мои мысли похожи на бред". В театр ее пускать не хотели - вечерние спектакли сменились с сегодняшнего дня детскими утренниками, но корочки легко решили проблему. Дверь в каморку была заперта. Кира хотела было развернуться и уйти, но потом все-таки нерешительно стукнула. Раз, другой. За дверью послышались шаги. На пороге возник Влад - с закатанными до локтей рукавами, в черном вязаном свитере, испачканными мыльной пеной руками.
  - Ты чего? - растеряно уточнил он, однако от двери посторонился. Кира шагнула внутрь маленькой коморки, где в углу стоял тазик с водой, а на веревке висели постиранные рубашка и брюки, не глядя, бросила шапку на застеленную пестрым покрывалом кушетку, вцепилась в шерстяную ткань его свитера и, поднявшись на цыпочки, впилась губами в теплые мягкие губы.
  Кажется, Влад растерялся. Долгие несколько секунд он не шевелился, потом быстро вытер о штаны мыльные руки, обнял ее плечи и ответил - неторопливо, нежно, но вместе с тем уверенно. Он целовал, а Кира пыталась уловить хоть что-то, похожее на тепло в груди. Нет, пусто, безразлично.
  - Неожиданно, - Влад отступил, улыбаясь открыто и искренне, так, что невозможно было не отразить его улыбку. - Подожди, у меня тут постирушки. Хочешь, сходим потом куда-нибудь?
  - Хочу, - Кира без приглашения присела на кушетку, наблюдая, как Влад отмачивает в тазике серый свитер. - Ты что, здесь так и живешь, и стираешься? - полюбопытствовала она, оглядываясь.
  - Ну да, - Влад пожал плечами, - как от Лерки съехал. Не приходить же к ней стираться. Стас был не против, что я здесь живу, директор тоже особенно не возмущался.
  - Неудобно же, - заметила Кира. Взгляд ее упал на висящее на вешалке, незаметное сразу под костюмом Деда Мороза и черным, расшитым бисером камзолом, черное драповое пальто. Она быстро глянула на возящегося в тазике с мыльной водой Влада. Потянулась к вешалке, осторожно, бесшумно отодвинула дедморозовскую шубу и заметила темное пятно на ткани пальто.
  - Влад, - она очень старалась, чтобы голос не дрогнул, - вчера ночью Стас не приходил сюда?
  - Не знаю, - он обернулся, увидел, что Кира держит в пальцах рукав пальто, и его веки на мгновение дрогнули. - Хотя... Хотя да, был, - медленно проговорил он, - ночью... часа наверно в три, может раньше - я проснулся, а он света не включал. От него портвейном несло за километр наверно. Поронял тут все, чушь какую-то нес, про стрекозу. Стрекоза живет на даче, там тепло, там просторно, - он помотал головой. - Черт, почему я сразу не вспомнил? Кир? - он нахмурился, - что случилось-то?
  - Ты не знаешь, где он может быть? На какой даче? - быстро уточнила Кира, поднимаясь.
  - Понятия не имею, - Влад пожал плечами, - честно. Кир? Кира, ты куда?
  Не слушая его, она выскочила из каморки и рванула к дежурной у входа, где был телефон.
  
  - За каким чертом ты вообще туда потащилась?! - зло поинтересовался Шарапов после долгого молчания. Он догнал ее почти возле остановки, как раз когда подкатил, громыхая колесами, пустой трамвай. Вагон мотало на поворотах, Кира крепко держалась за поручень, Шарапов тоже, держать от нее на пионерском расстоянии. Насколько это было возможно на задней площадке пустого вагона.
  - Не знаю, - Кира смотрела мимо Володи, в окно, на проносящиеся мимо дома, фонари, гирлянды.
  - Кира, я запретил тебе лезть куда-то самостоятельно, - не унимался он, глядя на нее требовательно.
  - Шарапов, - устало проговорила Кира. Трамвай остановился, открылись двери, и она быстро шагнула в обжигающую холодным ветром зимнюю ночь. Поежилась, поднимая воротник. - Я не искала Шелеста. Я просто пришла к Владу.
  Он глянул на нее быстро, кажется, удивленно. Потом взгляд стал холодным. Кира уставилась на снег под ногами. Пальто забрали как улику. Влада назавтра вызвали на допрос. И Кира совершенно не чувствовала перед ним вины.
  - Володь, - тихо и быстро проговорила она, - я не девочка, мне не восемнадцать, мне тридцать. И здесь у меня нет никого и ничего, понимаешь? - она заставила себя смотреть ему в глаза. Растерянные? Удивленные? Обиженные? - а мне еще здесь жить. Если повезет, долго. И потом будет трудно. Очень трудно. Особенно бабке. Одной. Я не хочу сдохнуть от голода в шестьдесят. - Она чуть склонила голову на бок.
  - Ясно, - Шарапов чуть усмехнулся, хотя глаза оставались ледяными, - ясно. Ты хочешь устроить свою жизнь. Твое право. Твоя жизнь.
  - Моя жизнь, - эхом отозвалась Кира, - без тебя. Я не могу жить, вечно ожидая, когда ты наконец-то решишься.
  - И нашла, с кем можно создать счастливую семью? - он говорит теперь, кажется, насмешливо. - Ты знаешь, тебе больше подойдет Пожидаев.
  - Ты знаешь, мне не нужен твой совет, - Кира улыбнулась и зашагала к общаге, запретив себе оборачиваться. В свет фонаря шагнула высокая фигура в светло-голубом пальто и пуховом платке. Кира нахмурилась. Это была блондинка Лера. Кусала напомаженные губы, стояла прямо на ее пути и не собиралась уходить.
  - Добрый вечер? - Кира остановилась, чуть склонила голову в бок. Кажется, сегодня день имения мозгов. Не ошиблась.
  - Оставьте Влада в покое, - отчеканила она срывающимся голосом.
  - Я его не беспокоила, - отозвалась Кира ровно, хотя хотелось просто послать ее куда подальше, - он ведь от вас ушел? Вот с ним и говорите - не со мной.
  Ярко подведенные глаза зло сузились. Блондинка хотела сказать еще что-то, но Кира решительно обогнула ее и зашагала к зданию общежития, чувствуя себя очень, очень уставшей.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 15
  
  Шарапов.
  Я проснулся на диване в кабинете, не вполне соображая, какое сейчас время суток. От света, который я вчера забыл выключить, болели глаза. Стрелки на наручных часах показывали семь. Я сел, опустив ноги на скрипучие доски паркета, и едва не пнул стоящую рядом пустую бутылку портвейна. Бутылка стояла в кабинете, в шкафу, заваленная папками с делами и ждала своего часа, уже, наверно, полгода. Ее подарил благодарный капитан, приезжавший на двухмесячную стажировку из Одессы. Бутылка отправилась в шкаф до лучших времен. Вторая - коньяка, была распита на день чекиста.
  Я провел рукой по волосам, растер ладонями покрывшиеся за ночь щетиной щеки. Голова, как ни странно, была почти свежей. И в ней, словно мыльные пузыри, всплыли слова Киры. Она права - с горечью понимал я. Права во всем. Наши странные отношения, мое вранье... Нет, я не говорил ничего Варе, я не обещал ничего Кире - я не произносил лжи, но я обманывал обоих - я предавал Киру, каждый день возвращаясь домой, обнимая Варю; я предавал Варю - целуя Киру, думая о ней, ревнуя ее. Я все еще любил ее, хотя в этой любви боли для обоих было больше, чем счастья. Я предал ее первым, когда женился на Варе и больше не имел права ждать от нее ни верности, ни понимания. И все равно ждал. И все равно думал, что она будет любить... По-свински. Живя с одной, любя другую. Я обхватил руками голову, несколько раз дернул себя за волосы. Надо было идти домой - приводить себя в порядок. И я малодушно надеялся, что Варя уже ушла на работу.
  - О, товарищ Шарапов! - дежурный Лёха Бабенко оживленно скрипнул стулом. Я остановился. - Вы вчера как ушли, через некоторая время женщина приходила. Вас искала.
  - Какая женщина? - я нахмурился. Вчера, когда я вернулся на Петровку, Леха добросовестно дремал за своим столом и меня даже не заметил.
  - Красивая такая, - он улыбнулся, - как актриса. Я говорю, нет вас, домой ушли. Завтра приходите. Или в письменной форме. А она заладила - очень важная информация, могу сообщить только лично и срочно. Ну, я ей ваш адрес и дал.
  - Сдурел? - раздраженно уточнил я. Красивой женщиной мог быть кто угодно - от неожиданной свидетельницы до какой-нибудь наводчицы.
  - Да я знаю, что нельзя, - виновато пожал плечами Бабенко, - но она так умоляла. Говорит, дело жизни и смерти.
  Я отмахнулся от него и торопливо вышел из здания, предчувствуя, что случилось что-то неладное.
  
  Я отпер дверь своим ключом. В комнате горел свет. Дверь в соседнюю была прикрыта - у Сашки еще позавчера начались каникулы, и он добросовестно отсыпался. Варя сидела на диване, безвольно опустив руки. На скрип двери она обернулась, и я увидел, что глаза у нее опухшие и красные. Сердце кольнуло, сжало. Я в два шага преодолел расстояние до дивана, опустился на колени, сжал в руках ее холодные ладони.
  - Варя? Что случилось? - я поймал ее взгляд. Усталый, растерянный и какой-то безнадежный. Что случилось? Например, она ждала меня, идиота, пока я жрал портвейн в одно горло. Волновалась, придумывала невесть что, пока я пил и малодушно себя жалел. Или пришла эта "красивая, как актриса", что-то наплела? Напугала?
  - Володь, - проговорила она тихо, глядя на меня прямо, и глаза ее лихорадочно поблескивали. - Володь, скажи честно, где ты был всю эту ночь?
  - Спал в кабинете, - я почувствовал, как словно у нашкодившего пацана, начинают гореть щеки.
  - Володь, у тебя появилась женщина? - Варя спросила спокойно, хотя я почувствовал, как подрагивают ее пальцы в моих ладонях.
  Внутри словно все заморозило. Замерло, только в ушах что-то зашумело. Я стоял перед ней на коленях, сжимал ее ладони и понимал, что не могу разжать губы. Не могу сказать ей правду, потому что Варя, я знал, мне никогда этого не простит. Не могу солгать, потому что иначе буду лгать и дальше. И ложь станет привычной и удобной. Вот и дождался. Потерял одну женщину и вот-вот потеряю вторую. Откуда она узнала? Запоздало вспомнились слова Лехи Бабенко. Кто эта женщина? Кто донес? Из мести? Да какая к черту разница?!
  - Да, - сказал я и словно нырнул, ушел с головой в ледяную воду. Губы Вари дрогнули. Сомкнулись на секунду слипшиеся треугольничками ресницы. Она медленно освободила свои пальцы из моих ладоней, а я, идиот, сволочь, зачем-то продолжил. - Не появилась - я любил, люблю ее давно. Очень давно. Она ушла и недавно вернулась снова.
  - Что? - брови ее дрогнули, взлетая вверх. - Володь, ты... ты про Архарову? Но... Володь...
  - Нет, - я качнул головой. Все, слова сказаны. Первые, самый тяжелые. Теперь проще. Только не легче. - Нет, не она.. Не совсем она. Та, кем она была. Варя, ты не поймешь, и я не совсем понимаю все это, но она вернулась. Две недели назад.
  - Володь, ты бредишь? - в голосе Вари был почти смех. Она смотрела на меня недоверчиво, отстранившись, чуть прищурившись. - Что ты несешь, Володь? Ты всегда был смелым, решительным, что с тобой случилось сейчас? Неужели ты просто не можешь признаться, что любишь другую женщину? Зачем этот бред?
  - Потому что тебя я люблю тоже, - тихо проговорил я, глядя прямо в ее глаза и чувствуя, как бухает сердце в груди и отдается пульсом в ушах. - Люблю тебя и Сашку и не могу вас лишиться.
  Она на мгновение закрыла лицо руками, всхлипнула, а потом тихо и нервно засмеялась, отняла руки от лица, замолчав разом. Варя смотрела на меня прямо, влажно поблескивающими глазами, хотя слез в них не было. Смотрела так, что дыхание перехватило и все слова, которые я мог бы сказать, исчезли разом. Нет, она не плакала. Она не ненавидела меня или ту, другую. В эту секунду она меня презирала. Я потянулся, пытаясь поймать ее тонкие длинные пальцы, но Варя рывком освободила руку. Пощечина была сильной и звонкой. От нее заболела щека, на мгновение звякнуло в ушах.
  - Володя, - Варя пружинисто поднялась и, глядя на меня, все еще стоящего на коленях, сверху вниз, проговорила легко, словно бы смеялась, - Володенька, я ведь ошиблась в тебе. Ты просто трус и лицемер. Но не волнуйся, я никому об этом не скажу. Не сошлись характерами. Так и разойдемся. Только Сашку пожалей. Не городи ему всю эту чушь про женщину, которая ушла, а потом вернулась.
  
  Кира.
  С утра ее долго мутило и руки тряслись, словно с похмелья. Кира глотала холодную воду, долго плескала на лицо, даже позволила себе немного поваляться в кровати. Тошнота отступила, и она списала все на долгий недосып и нервы. В трамвае тошнота вернулась с новой силой. Вонь слишком резких духов, чеснока из чьего-то рта, колбасы из чьего-то пакета - все это сливалось в невыносимый букет вони, от которой желудок сжимало спазмом. Кира выскочила за две остановки и долго хватала ртом холодный воздух, не зная, то ли бежать за дерево, то ли обойдется.
  Ее подхватили за локоть - бесцеремонно и твердо. Кира вздрогнула и уставилась на Пожидаева, смотрящего на нее пристально и, кажется, встревожено.
  - Плохо? - уточнил он без сочувствия - деловито.
  - Не выспалась, - Кира прислушалась к себе. Тошнота вроде немного отпустила, а вот Пожидаев ее локоть - нет. Она удивленно покосилась на его руку, на него самого - все так же внимательно ее разглядывающего.
  - Проводить до дома? - Никита говорил спокойно, словно бы такая внезапная забота была для него нормой.
  - До Петровки. Можно не под руку, - она чуть улыбнулась. Пожидаев фыркнул, но локоть с ее руки все-таки убрал.
  Он шел рядом молча, изредка на нее поглядывая и, кажется, в любую минуту готовый снова подхватить под руку, а Кира пыталась думать. Недосып. Обычный недосып - ее и раньше иногда так мутило. Только тогда еще кружилась голова. Отравилась? Но чем - вечером-то ничего не ела кроме чая с сухарями. Кира до боли прикусила губу. Сегодня двадцать девятое. Задержка пять дней. Мелочи - нервы, перемещение во времени - не мелочь. Сколько раз она трахалась с Шараповым? Первый раз - сразу после "прибытия". Получается, возможно, одиннадцать дней. Неужели?! Нет, спокойно. Кира мысленно взвыла. В свой тридцатник она была потрясающе несведуща в вопросах гинекологии. Когда безопасные дни, когда опасные, когда плод крепится к матке, когда может начаться токсикоз? Не хочешь забеременеть? Кушать таблеточки, не забывай про презервативы. Таблеточек она давно не кушала - дома давно было не зачем. Презервативы... Шарапову такое даже в голову не приходило подумать о резиновом изделии номер два. Не может быть. Черт, и ведь тест нигде не купишь - нет еще тестов. А пойдешь в ведомственную поликлинику - знать будет весь МУР. Надо просто подождать, успокоиться и не накручивать себя.
  
  Влад сидел на стуле, сложив руки на коленях, словно смиренный школьник перед строгими преподавателями. Все в том же черном свитере, в котором был вчера, переводил взгляд то на Пожидаева, бродившего по кабинету, то на Шарапова, стоящего у окна. То на Киру, которая сидела за столом и старательно не встречалась с ним взглядом.
  - Как давно вы знакомы со Станиславом Шелестом? - Пожидаев, наконец, перестал маячить, остановился напротив Влада, скрестив руки на груди.
  - Пять лет, - спокойно отозвался Влад, глядя на него снизу вверх, - я тогда только пришел в театр, он тоже.
  - В каких отношениях вы состоите? - продолжал Никита.
  - В дружеских, - Влад пожал плечами, - он, когда я с любовницей поссорился, ключи мне от каморки отдал. Даже переехать к нему предлагал, но я отказался - неудобно это. Я к нему только помыться приходил.
  - А сам он живет в отдельной квартире? Своей собственной или снимает?
  - В своей, - Влад чуть нахмурился, словно вспоминая, - вроде бы он разменялся с кем-то на квартиру в Симферополе. Там у него вроде чуть ли не три комнаты с мансардой, а здесь так - комнатушка под крышей.
  - Он жил один или с кем-то из знакомых, возможно, с женщиной?
  - Наверно один, - он снова пожал плечами, - по крайней мере, постоянной женщины у него не было.
  - А непостоянные? - Пожидаев прищурился.
  - А с непостоянными он меня не знакомил, - Влад криво усмехнулся, - но вроде бы давно никого не было. Точно не знаю.
  - Родственники, друзья? Он ведь приехал из Симферополя? Может, вспоминал детство, скучал по кому-то, писал, звонил или навещал? Друзья в Москве кроме вас, с кем он встречался или общался?
  - Нет, - Влад уверенно покачал головой, - про отца он не говорил, а мать умерла давно. Больше у него родни близкой не было. Хотя, - он помедлил, облизнул губы. Зачем-то снова посмотрел на Киру - она почувствовала его взгляд, но глаз от протокола не подняла. - Хотя был у него не то чтобы друг - вроде как знакомый. То ли друг семьи, то ли еще что. Стоборев... Стокарев... Он на фабрике текстильной работал, часто Стасу заказы давал на декорации.
  - Вот этот? - Пожидаев жестом фокусника извлек из папки на столе фотографию Стопорева. К счастью, не снимок трупа. Обычную фотографию из семейного альбома, найденного Тараскиным.
  - Да, - Влад уверенно кивнул.
  - Вы присутствовали при изъятии картин с подпольной выставки Шелеста? - перевел тему Пожидаев.
  - Да, - после паузы, словно сомневаясь, кивнул Влад.
  - Как вел себя Стас?
  - Он, - Влад быстро провел рукой по волосам, в это мгновение отчетливо напомнив Кире жест Володьки. Она снова торопливо уставилась в листок и покрутила кистью, потому что пальцы, сжимавшие ручку, начали снова чуть подрагивать. - Он был шокирован, раздражен. Эта... из министерства, тогда сказала: "Мы решаем, дружок, кто талантливый, а кто нет - кого полить, а кого и топором под корень". Стас тогда психанул, орать начал, что это их всех топором надо.
  - Так и сказал - топором надо? - Пожидаев на мгновение хищно раздул ноздри. - Как думаете он угрожал ей? Что говорил еще?
  Влад воззрился на него удивленно: - Так и сказал, но, говорю же, психанул он, но чтобы угрожать... Я не понимаю, к чему вообще все эти вопросы?
  Пожидаев чуть усмехнулся, но не ответил, лишь продолжил: - Черное драповое пальто, которое было найдено у вас вчера, в каморке. Чье оно?
  - Не знаю, - Влад помотал головой, - но оно точно не из реквизита и вроде бы я его в каморке раньше не видел.
  - То есть позавчера этого пальто там не было? - уточнил Пожидаев. Влад помотал головой. - А вчера с утра или днем?
  - Может быть, - медленно проговорил он, а потом кивнул, - да, точно. Завтра я на утреннике Деда Мороза играю. Я принес шубу со склада, повесил отвисеться, пальто там уже было. Я еще подумал, что, может, Стаса, хотя у него такого не было, да и не новое вроде.
  - А раньше? - деловито уточнил Пожидаев. - С утра?
  - Не знаю, не обращал внимания, - Влад снова повел плечами.
  - Вы запирали каморку, когда ходили за шубой? - подал голос до этого молчавший Шарапов.
  Влад удивленно взглянул на него, потом кивнул: - Да, запирал. Директору не особо нравится, что я там живу. Чтобы лишний раз не нервировать.
  - И ключи только у вас или у кого-то еще? - спросил Володя, - может, у уборщицы?
  - Нет, еще у Стаса.
  - Вчера, когда мы говорили с вами в первый раз, вы сказали, что видели Стаса позавчера вечером, в ресторане, а нашему сотруднику позже сказали, что он приходил еще ночью. Так, когда вы последний раз вы видели Стаса? - перешел в наступление Пожидаев. Кира уловила, что он заговорил быстрее и словно резче.
  - Он и правда приходил ночью, только я спросонок не вспомнил, - Влад теперь разглядывал свои руки, - свет не включал, рылся... портвейн наверно искал, у него там еще две бутылки было. Я тогда еще спросил, чего он по ночам шарахается, а он начал какую-то чушь нести про стрекозу. Стрекоза живет на даче, там тепло, там спокойно... Пьяный он был. - Влад снова посмотрел на Никиту.
  - В какое время он приходил? - быстро уточнил Пожидаев.
  На этот раз Влад молчал дольше. Потом неуверенно проговорил: - Я на часы посмотрел, было... было полчетвертого. Он почти сразу ушел... - он осекся, потом быстро и твердо проговорил: - Да. Точно. Пальто он оставил на вешалке.
  - Спасибо, Владислав Сергеевич, - проговорил Никита с непередаваемой смесью благодарности и насмешки, - ознакомьтесь, пожалуйста, с протоколом и распишитесь, если у вас нет вопросов или замечаний. В ближайшее время вам, как свидетелю запрещено покидать Москву.
  Кира подвинула Владу листок, исписанный аккуратным мелким почерком - с их бумажной работой поневоле начнешь писать не хуже любого чертежника.
  - Тут проверить данные, - она постучала ногтем по началу листа, - тут, если нет замечаний, подпись.
  Он неуверенно кивнул, быстро пробежал глазами, как показалось Кире, не особо вчитываясь в текст, потянулся за ручкой и, словно бы ненароком, коснулся пальцами ее руки. Кира ответила спокойным взглядом, потом подал ручку Пожидаеву и Шарапову. Влад наконец-то убрался из кабинета, Володька нашарил в кармане пачку папирос и спички. Кира вспомнила запах дыма, и ее замутило снова - мгновенно, да так, что пришлось судорожно вдохнуть, сдерживая спазм.
  - В коридоре, - пробормотала она, торопливо сглатывая. Шарапов то ли не понял, то ли не услышал - чиркнул спичкой, затянулся, и по комнате поплыл тошнотворный табачный дух. Кира судорожно сглотнула - тошнота подкатила к горлу мгновенно. Она успела вскочить, едва не уронив свой стул и стул, на котором сидел только что Влад, рванулась в коридор, бегом его пересекла, залетела в, благо, закрывающуюся кабинку женского туалета и там ее вывернуло коричневатой от утреннего чая слизью.
  
  Шарапов.
  Кира вылетела из кабинета, как пробка, едва не поваляв стулья. Пожидаев проводил ее потрясенным взглядом, я опомнился и, затушив сигарету в тяжелой стеклянной пепельнице, торопливо направился следом. В коридоре ее не было. Куда она могла деться? Хотя куда она могла еще деться, если из кабинета рванула, побледнев и зажимая рот рукой? Я неуверенно прошел до конца, где перед окном было две двери в уборные. Черт, не ломиться же мне в женскую. Я прислонился спиной к подоконнику, понимая, что выгляжу как дурак, караулящий дверь в женский туалет, и тут, к своему счастью, заметил идущую к нашему кабинету Нинель. Она сосредоточенно по своей извечной привычке смотрела чуть под ноги, прижимала к груди картонную папку. Я быстро направился к ней и успел прежде, чем девушка потянула ручку двери.
  - Ой, товарищ майор, - она улыбнулась, словно извиняясь, - простите, я задумалась. Тут результаты...
  - Спасибо, - я забрал из ее рук папку. Что я скажу? Нинель, посмотри, пожалуйста, что Кира делает в туалете? - Нинель, - я почувствовал, что уши, словно у пацана, начинают гореть, - Кира... по-моему, ей плохо. Ты можешь посмотреть? - я неопределенно махнул рукой в сторону конца коридора.
  - Конечно, - она удивленно вскинула брови, потом сосредоточенно кивнула.
  Из-за закрытой двери туалета доносились приглушенные голоса, но слов от окна было не разобрать, а подойти ближе и слушать... Я потянул начавший давить на горло ворот кителя, машинально провел рукой по волосам.
  "Откуда я знаю!" - прозвучал истеричный голос Киры, - "дней одиннадцать, может меньше!" Пауза. Снова не разобрать слов. Зашумела вода и затихла. Я не выдержал, вдохнул поглубже, словно собирался нырять и рванул на себя дверь. Две пары глаз - покрасневших каких-то затравленных Киры и встревоженных и напряженных Нинель уставились на меня.
  - Товарищ Шарапов... - быстро проговорила девушка, но Кира глянула на нее так, что она осеклась, возмущенно поджала губы, потом мотнула головой и, как мне показалось, обиженно проговорила, - в конце концов, это не мое дело! - и стуча каблучками, вышла из туалета.
  - Кир...
  Она больше не смотрела на меня - стояла, опустив глаза, вжавшись в отштукатуренную стену, желтовато-бледная в тусклом электрическом свете. Я протянул руку, коснулся ее плеча и вдруг понял, что она мелко, едва ощутимо дрожит. Что-то екнуло внутри, что-то перевернулось. Я разом забыл и о роковом утреннем разговоре, и о Варе, и о своем твердом решении оставить, наконец, ее в покое, дать жить так, как она считает нужным. Забыл обо всем, потому что никогда не видел ее такой - потерянной, испуганной, бледной, дрожащей...
  - Кира, - я сжал ее плечи, шагнув к ней, пытаясь поймать взгляд. Черт, да что с ней такое? Из-за Влада этого? Или заболела, но из упрямства пришла? Или эта неизвестная девица, что донесла Варе, добралась и до нее? Что она могла наговорить? Что вообще могло случиться?! - Кирюш, - позвал я тихо, - что с тобой?
  Она не ответила. Не подняла головы, но когда я попытался привлечь ее к себе, рванулась в сторону, словно от огня.
  - Ничего, - Кира вскинула голову, глядя на меня, то и дело нервно облизывая губы, - со мной ничего. Не выспалась, голова закружилась. Не кури, пожалуйста, в кабинете. Вообще больше не кури в кабинете! Только об этом тебя прошу! - в ее голосе мелькнули почти истеричные нотки.
  - Хорошо, - я растерялся. Она смотрела одновременно зло и с каким-то отчаяньем, словно я сказал или сделал что-то такое, что ее смертельно оскорбило. Что?! Что, черт возьми, я еще мог сделать?! Я невольно потянул давящий на горло ворот кителя. Хорошее место для разговора по душам. Самое подходящее. Я решительно поймал ее за локоть, ожидая, что она вырвется, но Кира не сопротивлялась. В коридоре, по счастью, никого не было.
  - Кира, ты можешь сказать, что случилось? - повторил я, стараясь, чтобы голос звучал тихо, хотя получалось это не особенно. - Тебе плохо? Тебе... кто-то что-то сказал или сделал? Кира?
  Она разглядывала пол под ногами, потом помотала головой, едва разлепляя губы, проговорила: - Никто мне ничего не сделал. Со мной все в порядке. Не дергайся, - и, обогнув меня, чуть нетвердой походкой зашагала обратно к кабинету, а мне захотелось, на секунду, взвыть и, что было силы, приложиться затылком о стену, чтобы в голове все перетряхнулось. Сначала Варя, теперь Кира. Первую я, кажется, потерял навсегда. Варя, по сути, пожалела меня. Растерянного, опустошенного, потерявшего любимую женщину тогда, казалось, навсегда. Пожалела, согрела своей мягкой силой, уверенностью, ровным теплом, подарив счастье. Настоящее - не иллюзорное. Кира вернулась и выдрала это все из меня с мясом, а теперь... Я прикрыл глаза, опираясь ладонями о подоконник, чувствуя, как все сильнее ноет и давит в груди. Что теперь? Догнать, сказать: "Кирюша, меня Варя выгнала, так что я теперь готов, наконец, быть с тобой до конца дней наших". Я получу по морде, причем заслуженно. Потому что это унизительно. Потому что я, идиот слабовольный, так и не решился - дождался, когда "оно само". Но я нужен ей - я сейчас особенно отчетливо понимал, что не могу, не имею права отступить, спрятаться, когда ей плохо. Пока не ясно от чего, но плохо так, как было, наверно, только когда я нашел ее посреди бульвара - мокрую, чудом выбравшуюся из подземелья реки Неглинной. Хотя нет, хуже. Кажется, еще хуже...
  - Шарапов! - голос Пожидаева, громкий и странно радостный, вырвал меня из тяжелых раздумий. Я обернулся - он стоял у кабинета и выглядел так, словно мысленно ковырял в кителе очередную дырочку для ордена или примеривал новые погоны. - Пляши давай! Коля звонил - Шелеста на даче Стопорева взяли!
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 16
  
  Кира.
  Шелест, расхристанный и слегка опухший, сидел на стуле, затравленно глядя то на Пожидаева, то на Шарапова. Кира неторопливо и сосредоточено заполняла шапку протокола допроса. Муть, как ни странно, отступила почти сразу после того, как ее вывернуло, а после крепкого чая с бутербродами, заботливо подсунутыми Пожидаевым, так и вовсе отпустило, и Кира с почти легкой душой все списала на недосып и скачки давления. Зато Володька, видимо, придумал себе невесть что, потому что едва ли не каждую минуту косился на нее. Наверно ждал, когда она замертво рухнет под стол.
  - Ваша фамилия Шелест? - начал Пожидаев, после того, как Кира скучным тоном сообщила об ответственности и правах Стаса.
  - Наверно, если в паспорте так написано, - Стас скривился в усмешке.
  - Однако, у нас есть информация, что ваша фамилия, указанная в свидетельстве о рождении, Лютырин. Как вы объясните факт смены фамилии?
  - Мать развелась с отцом, не хотела оставлять мне его фамилию, - отозвался Шелест, словно сообщал о чем-то, само собой разумеющемся.
  - Вам было известно о том, что ваш отец, больше известный, как Лютый, являлся главарем банды и был приговорен к расстрелу?
  Стас повел плечами, словно у него затекла спина, отвел взгляд, проговорил, не глядя ни на кого: - Я этого не знал. Потом прочел. В газете.
  - И именно поэтому ты ночью влез в архив журналиста Семякина, украл все материалы по делу банды Лютого. Потом позвонил журналисту, дождался его и попытался убить. Из мести, - проговорил Пожидаев, глядя на Стаса чуть насмешливо. Мол, все мы про тебя знаем - лучше сам расскажи.
  - Бред, - нервно фыркнул Стас.
  - Бред? - почти ласково уточнил Пожидаев, - а вот Семякин тебя опознал. Неудачное ты место выбрал, под фонарем. И жертву выбрал неудачно - он все-таки фронтовой корреспондент. Остались навыки.
  - Он не мог меня опознать, потому что меня там не было! - нервно почти выкрикнул Стас. Замолчал, кусая губы, потом быстро проговорил: - Да, я влез в архив Семякина. Узнал, что на очередном трупе нашли черную перчатку. Я понял, что рано или поздно вы докопаетесь, чей я сын. Надеялся, что поздно. Что я успею уехать. Поэтому полез в архив. Но Семякина я не трогал! - он снова повысил голос. Потом мотнул головой, усмехнулся. - Хотя вам-то что с моих слов? Сын за отца...
  - Ваши слова, Станислав, имеют для нас огромное значение, - спокойно и даже мягко заметил Шарапов, - чем полнее и откровеннее вы будете отвечать на вопросы следователя, тем больше шансов установить истину.
  - Истину, - Стас саркастически хмыкнул, - я Семякина этого лично не знал и никогда не видел, но знал, что у него очень много материалов по делу отца. В том числе фотографии из нашего семейного альбома. И только из-за них я влез в его кабинет. Украл папки и убежал - все!
  - Допустим, - Пожидаев усмехнулся и достал из папки на столе фото Стопорева. Фото с места убийства. И, как ни в чем не бывало, протянул его Стасу, - вы знаете этого человека?
  Он бросил взгляд на фото, сжал губы, нервно сглотнув. Кира отметила, что Пожидаев довольно ухмыльнулся - чуть заметно, но эффект определенно ему понравился. Кира поймала себя на странной отрешенности. Не ее дело "колоть" Стаса - на это есть Никита и Шарапов. Ее дело вести протокол. Просто писать. Она на мгновение прикрыла глаза, вдыхая поглубже. Да с чего она, черт возьми, решила, что это беременность?! Это может быть все, что угодно - от переутомления и скачков давления, до какой-нибудь жуткой болезни вроде рака. Надо пойти в поликлинику. Но если... если это все-таки беременность, на таком ничтожном сроке анализы вряд ли что-то скажут, а УЗИ и не появилось, наверное.
  - Знаю... знал, - выдавил Стас, справившись с собой, - Иван Петрович был другом семьи. Помогал мне иногда, подкидывал заказы - я рисовал декорации для их театра заводского.
  - Хорошо, - протянул Пожидаев и продемонстрировал ему фото убитых Цыпляевых, - ну, а кто эти женщины?
  Стас дернулся, словно фотографии могли ударить током, затравлено взглянул на Пожидаева: - Зачем вы мне это показываете?!
  - Кто эти женщины? - тихо, с явно различимой угрозой в голосе, проговорил Никита.
  Стас как будто через силу, преодолевая брезгливость, потянулся к фотографиям, проговорил: - Это мать и тетка Костыля... Витьки Цыпляева. Мы с ним были друзьями, до того, как мы уехали в Ставрополь...
  - Ну а это кто, знаешь? - Пожидаев неторопливо, методично выложил на столе одна за другой фотографии убитой матери Стопорева, его сына и молоденького сержанта. Все - фото трупов.
  - Вы.. - Стас побледнел. Похоже, до него начало доходить. - Вы что, во всем этом меня подозреваете?! Вы что... я... я не мог! Я не убивал! Не убивал!
  - Да вы не волнуйтесь так, Станислав, - почти ласково проговорил Никита, аккуратно отодвигая фотокарточки, но, не убирая их из поля зрения Стаса, - ну, уж эту даму вы знаете наверняка? - и положил фото с места убийства чиновницы Министерства Культуры. Лариса Сергеевна Чепоренко - пометила в скобках Кира.
  Стас шумно втянул воздух, затравлено глянул почему-то на Шарапова и быстро проговорил: - Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
  - А что вы скажете по поводу этого рисунка? - Пожидаев положил рядом с фотографией набросок, что нашла Нинель.
  Шелест побледнел еще больше, медленно поднял глаза на Никиту, а тот жестом фокусника извлек из папки объемистый прозрачный пакет, в который был запакован шерстяной шарф. Его нашел Гаркуша почти сразу, как они прибыли на место - у самой двери в квартире чиновницы.
  - Я приходил к ней вчера вечером. Надеялся... договориться, чтобы если не меня, то хотя бы Влада выпустили с гастролями за границу. Я ушел примерно через час. Потом пошел домой, выпил, не хватило, пошел в театр - у меня там было несколько бутылок. Взял пару, поехал на дачу Ивана Степановича. Я бывал там иногда - в детстве, и потом, когда вернулся. Стопорев не возражал...
  - И почему же вы сначала, как вы говорите, напились, а потом решили поехать на дачу Стопореву? - поинтересовался Пожидаев словно бы мимоходом.
  - Потому что договориться у меня не получилось, - Стас криво усмехнулся.
  - Правильно, - кивнул Никита, - договориться не получилось, тогда ты вернулся уже с топором. А потом испугался и решил пересидеть на даче. А может, не просто пересидеть, а? Ведь ты знал про общак цеховиков? Знал, - удовлетворенно протянул он, - не мог не знать. Папаша поди, успел рассказать. Или мать. И когда ты понял, что за границу тебе не светит, решил получить "наследство". Но Стопорев, вот беда, жадным оказался и делиться не захотел. Тогда ты переоделся в газовика, благо, ты уже знал, под кого маскироваться. Пришел в квартиру Стопорева, но, как следует там порыться, тебе помешал мальчишка. Ты его убил, а потом, вечером, пришел снова. Убил мать Стопорева и участкового. Стопорева спасли соседи - спугнули тебя. Но сам Стопорев тебя узнал и решил бежать. Тогда ты решил наведаться к старому другу Цыпляеву - на всякий случай. Вдруг он знает, где денежки, да? Женщины тебе ничего не сказали, ты от них избавился....
  - Хватит! - крикнул Стас, обхватывая руками голову, - хватит!
  - Когда, - продолжил Пожидаев, как ни в чем не бывало, - ты узнал, что Агеева выпустили, ты убедил его взять машину приятеля. Пообещал ему денег Стопорева, но делиться, конечно, не собирался. Сначала ты прикончил газовика, а потом наведался к другу семьи, но Стопорев тебе ничего не рассказал, а сам найти деньги ты не сумел. От слесаря ты избавился как от лишнего свидетеля. С Агеевым ты, поди, рассчитывал, что мы станем носом землю рыть, а мы его быстро раскопали. И тут снова незадача - тебе закрывают выезд за границу, и тогда ты идешь к очаровательной, но одинокой чиновнице и очень, очень стараешься ее убедить, но она ни в какую не соглашается. Ты избавляешься от нее, и тут понимаешь, что ниточки к тебе первому протянутся. Ты снова решаешь наведаться на дачу Стопорева и поискать деньги, вот только промашка у тебя выходит -зря ты пальтишко в каморке-то оставил. Зря. - Пожидаев чуть откашлялся и улыбнулся, явно собой довольный. - Ну что, Лютырин, в твоем случае, чистосердечное признание наказания не облегчит, но хоть совесть свою перед смертью очисти - облегчи нам работу.
  Стас, очень бледный, со сжатыми побелевшими губами, нервно повел шеей, все так же глядя в одну точку, растянул рот в усмешке и проговорил, словно с трудом выталкивая слова из горла: - Это вы здорово все придумали. Складно. Маньяк я, выходит, садист, убийца. Потому что картинки не те рисую. И жить не хочу так, словно строем всю жизнь ходишь. - Его губы презрительно исказились. - Я этого не делал, но вам ведь плевать. Меня за отцом следом - вам бы дело закрыть, звездочку новую на погоны.
  - Ты, мразь, на совесть не дави, - процедил Пожидаев, наклоняясь и глядя прямо в лицо Шелеста, - у тебя на ребенка рука поднялась. На женщин. И одного расстрела для такого урода, как ты, мало. В отказ идти решил? Так не поможет, Лютырин. Нам только твой топорик найти осталось. Дежурный! - крикнул он, выпрямившись, - уводи.
  - А ведь он прав, Никит, - негромко проговорил Шарапов, машинально крутя в пальцах сигарету. Поднес было ее к губам, но, спохватившись, опустил, и снова стал мять. - У нас нет доказательств ни по одному из убийств, кроме убийства Чепоренко. Да и там...
  - Что там?! - Никита словно выпустил иголки, - что там? Шарф есть? Рисунок есть? Следы полового акта есть? Свидетели этого хмыря видели! А по остальному, - он усмехнулся, словно отвечая на незаданный вопрос, - сам расколется. Посидит денек и расколется, истеричка.
  Шарапов криво усмехнулся, продолжая тереть в пальцах сигарету и роняя на пол кусочки табака, а Кира вспомнила, как с такой же уверенностью говорил Жеглов о Груздеве. Сравнила... Два дня до Нового года. Девять дней до начальственного "расстрела". Стас расколется.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 17
  
  Шарапов.
  Кира легко взбежала по мраморным широким ступеням, на ходу продемонстрировала дежурному удостоверение, стала расстегивать пуговицы. На ее лице не было и следа вчерашней неизвестной болезни, даже щеки чуть раскраснелись от мороза.
  - Кира, - я шагнул ей навстречу. Она удивленно вскинула брови, чуть улыбнулась и, словно спохватившись, нахмурилась. И я заметил, что все же обманулся - были и темные тени под глазами, кое-как припудренные, были и покрасневшие от недосыпа глаза.
  - Доброе утро, - она все-таки улыбнулась, глядя на меня чуть недоуменно.
  - Доброе, - я кивнул, помедлил, не зная, как начать разговор. Но пусть уж лучше это буду я, чем замполит или Жеглов. Или Пожидаев. - Кир, нас вызывают. В общем, похоже что кто-то донес про... про нас с тобой, - я понизил голос почти до шепота так, что его почти заглушали наши шаги.
  - А что, есть какие-то мы с тобой? - она криво усмехнулась, вопросительно выгибая бровь. Это была привычная шпилька, чуть приподнятые иголки. Но, оказывается, я успел отвыкнуть от этого. - Прямо сейчас бежать на показательную порку или можно хотя бы шинель снять?
  
  Кира
   Вчера Володька, видимо, решил, что она помрет в ближайшее время. Он лично потащил ее в столовую и внимательно, словно заботливая бабушка, наблюдал, как она через силу хлебала борщ. Борщ, кстати, был вкусным, и пошел хорошо. Кира уже успокоилась и все списала на переутомление, однако Шарапова ее проснувшийся аппетит не убедил, и он упрямо заявил, что немедленно проводит ее домой. Возмущаться было глупо. Такая забота начальника о подчиненной и так наверняка не укрылась от чужих глаз, а ее возражения и вовсе дали бы лишнюю пищу для размышлений. Кира покорно поплелась к остановке. В трамвае Шарапов молчал и смотрел на нее так внимательно, словно пытался по лицу диагностировать все физические и душевные болезни. Не сумел, поэтому снова завел пластинку "что с тобой". Кира поймала себя на том, что каждый новый вопрос бесит ее все сильнее. Шарапова ее молчание не успокаивало. Он дошел с ней до общаги, вошел внутрь, и у двери в комнату терпение Киры кончилось. Таких этажей Шарапов от нее услышать явно не ожидал, потому что его лицо, и без того длинное, вытянулось еще больше, а Кира малодушно нырнула в свою комнату и захлопнула дверь перед его носом. Все, хватит с нее этого бесконечного пошлого романа. Все!
  С утра ее вывернуло раза три, и Кира почти решилась не плестись на Петровку, а бежать в поликлинику, но представила, что будет с Шараповым, если она вообще не явится на службу, бессовестно позаимствовала соседкину пудру, кое-как замазала глубокие синяки под глазами и поплелась к трамвайной остановке.
  
  Жеглов сидел во главе стола, вертел в пальцах ручку и даже не пытался убрать с лица раздраженное и слегка брезгливое выражение. Кире подумалось, что на высокой должности Глеб словно бы не на своем месте. Волка ноги кормят - это про него, с той лишь поправкой, что он не волк, а волкодав. Она украдкой глянула на Пожидаева - он, словно специально, устроился по правую руку от Жеглова, и по его физиономии гуляла такая ухмылка, будто он пришел смотреть ну очень забавное представление. В прочем, это и было представление. Только Кира пока не поняла, комедия это будет или показательная порка. Словно почувствовав ее взгляд украдкой, Никита перевел на нее глаза и вдруг чуть заметно подмигнул. Кира почувствовала, как щеки против воли вспыхивают.
  Кроме них, похоже, в предпоследний день года никому дела не было до морального облика сослуживцев.
  Шарапов сидел рядом - Кира почти чувствовала исходящее от него тепло, улавливала резковатый запах одеколона, но не смотрела. Нельзя - еще хуже сделает. Шарапов ее уже не спасет. Себя бы сумел спасти. Черт, ну что за мысли лезут в голову?! Не выгонят же их, в самом деле?! Влепят по выговору и отпустят с миром.
  - Ну-с, начнем, - замполит, имени которого Кира не знала - худой как щепка, с желтоватым усталым, со впалыми щеками, лицом, раскрыл тощенькую картонную папку. Личное дело и, вероятно, ее - у Шарапова папочка потолще должна быть. Интересно, откуда оно? Дедуля из леса ее собственное поправил или новое сочинил? Черт, и почему ей не хватило ума в него ни разу заглянуть.
  - Шмидкина Кира... так, на прежнем месте работы проявила себя как активный, ответственный, исполнительный сотрудник... Так что здесь-то случилось, Кира Владимировна? Московский воздух в голову ударил? Ведете аморальный образ жизни, честь советского милиционера порочите. Сожительствуете с двумя мужчинами, один из которых, к тому же, еще и женат, а у второго имеется невеста, - проговорил замполит тихим и таким доверительным тоном, словно был он не "блюстителем морали", а родной матушкой, слегка журящей проштрафившуюся дочку. Вот только взгляд у него был холодный и цепкий. Мерзкий такой взгляд.
  - Что, вот так сразу с двумя? - подал голос Пожидаев, пряча улыбку в усы. Веселится, сволочь.. А ведь она успела подумать, что за маской злого и язвительного гада прячется, пусть, и не менее язвительный, но все же заботливый человек. Заботливый Пожидаев... Самой смешно.
  - Никита Васильевич, остроты здесь не уместны, - холодно отозвался замполит, - продолжим.
  - Хотелось бы уточнить, - Кира говорила тихо и мягко, даже улыбаться себя заставила, - с кем конкретно я сожительствую и от кого поступил такой сигнал?
  - Сожительствуете вы, - он чуть прищурился, и в его голосе сквозило хорошо скрываемое, но все же теперь уже заметное презрение, - с артистом театра Оперетты Владиславом Дмитриевым и с майором милиции, вашим непосредственным начальником, Владимиром Шараповым.
  - Интересно, - Кира продолжала улыбаться, хотя чувство было, словно ей на голову надели ведро и хорошенько по нему постучали. Дома, в ее времени, на это всем было бы начхать. Ну, посплетничали бы, поговорили за спиной. А тут целое судилище. Допустим, она, женщина незамужняя, может сожительствовать с кем угодно, но адюльтер Шарапову просто так не простят. Как же, моральный облик коммуниста и милиционера. Он, поди, еще и в партии состоит.
  - Пользуясь служебным положением, вы совратили... - продолжил, было, замполит.
  - Как? - перебил Пожидаев, и по его голосу было явно, что он вот-вот заржет в голос.
  - Совратили, - желтолицый чуть поморщился, глянув на Пожидаева, - свидетеля Дмитриева, обещав, что в случае, если он вступит с вами в половую связь, вы скроете улики, указывающие на виновность его друга, Станислава Шелеста.
  - Разрешите? - Шарапов, до этого сумрачно молчавший и разглядывавший нечто невидимое на стене, перевел взгляд на Жеглова. Тот коротко кивнул. - Лейтенант Шмидкина действительно имела несколько неформальных встреч со свидетелем Дмитриевым, однако, не по собственной инициативе, а по моей просьбе. Благодаря той ложной информации, которую она сообщала Дмитриеву, а он, в свою очередь, своему приятелю, нам удалось поймать Шелеста. А то, что вы сейчас зачитываете, оскорбляя моего сотрудника и, в конце концов, женщину, больше похоже на чью-то месть.
  Желтолицый замполит пожал плечами, мол, откуда мне знать, на что это похоже, взял новый лист, и взгляд его снова стал холодным, змеиным.
  - Что же касается вас, товарищ Шарапов, ваше беспокойство за Шмидкину вполне объяснимо. Имеется информация, что вы продолжительное время, опять-таки, используя служебное положение, имели с ней интимную связь. Заявление на развод, которое подала вчера ваша супруга, является тому косвенным подтверждением.
  - Это ты, Гарапов, бредишь, - резко прервал замполита до этого молчавший Жеглов, - я Шарапова с сорок пятого года знаю.
  - Факты, Глеб Георгиевич, факты, - тяжело вздохнул желтолицый, - их неоднократно видели вместе в, скажем так, нерабочей обстановке. Развод, опять-таки. Что скажете-то, товарищ Шарапов? Жена-то у вас хорошая, правильная, красивая. Сын опять же.
  Кира глубоко вдохнула, с трудом удерживаясь, чтобы не смотреть на Володьку. Какая же тварь эти бумажонки накатала? Подружка Влада? Сам Влад отомстить решил? И причем здесь развод?! Замполит для красного словца ляпнул или правда Варя на развод подала? Почему? Неужели Шарапов ей все рассказал? Но Варя просто не могла написать такой донос.
  - Хотелось бы внести ясность, товарищ Гарапов.
  Кира вздрогнула, потому что говорил не Шарапов - говорил Пожидаев.
  - Уж не знаю, что там у Шарапова с женой, но что касается этих сказок, то доносчик ваш, товарищ Гарапов, ошибся немного. Вероятнее всего, под нерабочей обстановкой, вы имеете в виду общежитие, в котором Кира проживает. Я неоднократно провожал ее туда, и... чего уж там, не только провожал, - он пожал плечами, мол, так уж вышло.
  - То есть, вы хотите сказать, что вас, Никита Васильевич, с Шараповым перепутали? - замполит тонкогубо улыбнулся.
  - Это уж вы у доносчика спросите, - Никита усмехнулся, - думаю, он из тех людей, для которых все милиционеры на одно лицо. Да, отношения мы не афишировали, чтобы избежать ненужных сплетен.
  - И вы это подтверждаете? - желтолицый перевел взгляд на Киру, которая во все глаза смотрела на Пожидаева. Да что он... очумел?! Это он ее, их, спасает? Или так тонко глумится?
  - Подтверждаю, - с трудом вытолкнула из себя Кира. Получилось сипло. Пожидаев взглянул на нее прямо и улыбнулся, как, кажется, вообще не умел - тепло и ободряюще.
  - Ну что, Гарапов, демонстрация грязных подштанников окончена? - зло поинтересовался Жеглов, первым поднимаясь из-за стола, - можно им к работе возвращаться или у тебя еще пара романов в стихах имеется?
  - Вы, товарищ Жеглов, зря иронизируете, - невозмутимо отозвался замполит, деловито собирая в одну стопку папки и листочки, - у вас своя работа, у меня своя. Если мы не будем заниматься моральным обликом наших сотрудников, кто же милицию уважать будет?
  И Кира, еще ошарашенная таким поведением Пожидаева, уже уверилась, что показательная порка закончилась фарсом, как вдруг рядом скрипнул стул. Шарапов поднялся, словно разжавшаяся пружина. Резко.
  - Да, я действительно изменял жене, - проговорил он, глядя прямо перед собой, и Кира невольно вздрогнула. Дурак, что же ты творишь?! Что же ты делаешь, придурок честный?!
  - Так-так? - Гарапов аж весь вытянулся от нетерпения.
  - Володь? - на лице Жеглова читалось, кажется, искреннее удивление, - ты что, белены объелся?
  - Я действительно изменял жене, - повторил Шарапов, на мгновение сжав зубы так, что заиграли желваки. - Но лейтенант Шмидкина, как указано в этом грязном доносе, к моим адюльтерам не имеет никакого отношения. Готов... - он поревел взгляд на Гарапова, и криво усмехнулся, - в письменной форме представить весь список моих любовниц.
  - Давайте, - живо предложил Гарапов и бросил Кире и Пожидаеву, - а вы, товарищи, можете быть свободны.
  Кира поднялась со своего стула, словно во сне. Нервно вытерла потные ладони о юбку и с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на Шарапова.
  
  Шарапов.
  В кабинете висела мертвая тишина. Даже Пожидаев, мешавший ложечкой чай в стакане с красивым узорным подстаканником, умудрялся это делать бесшумно. Мне остро хотелось курить. Так, что рот слюной наполнился, но я перевел взгляд на сидящую на диване Киру, сглотнул и не решился. Все это время она ни разу на меня не взглянула. Презирала? Пожалуй. Учитывая, какими грязными словами она меня вчера называла.
  У меня было чувство, словно я искупался в чем-то липком и вонючем. Я написал на листке три женских имени, что пришли мне в голову. Я спокойно сообщил, что сожительствую с ними по очереди. Что обманывал все это время честную, любящую меня супругу. Да, аморальный тип - седина в бороду, бес в ребро. Я нес ахинею, чтобы скользкому мерзавцу Гарапову даже в голову не пришло, что донос о нас с Кирой может быть правдой, потому что неизвестные свидетели должны были быть слепыми и глухими, чтобы спутать нас с Пожидаевым. Жеглов не верил ни единому моему слову. Он, человек, для которого другие, и Соловьев, и Кирпич, и Груздев, и Левченко, были чем-то вроде пыли на щегольских сапогах, очень хорошо меня успел изучить тогда, в далеком сорок пятом. Не верил, и неожиданно вступился. Гарапов напирал на исключение из партии, Глеб все больше бесился и орал про бред и оговор. Оба сошлись на почти безобидном выговоре. Легко отделался, вот только чувство, будто в дерьме искупался, никуда не делось.
  Варя меня уже не простит. Меня ждала как-то разом опустевшая и осиротевшая квартира. Без ее пальто и платьев в шкафу, без Сашкиных машинок, книг и тетрадей, словно ничего этого и не было никогда в нашей квартире. В моей жизни. Лучше бы не было - мелькнула подлая мысль. Лучше бы я не принял тогда ее жалости. Тогда я предал Киру. Сейчас я предал ее. Я обманул обоих любящих меня женщин и обе они мне этого не простили. И правы, черт возьми, потому что, не прячась за спинами на войне, здесь я оказался трусом. Варя снова сказала мне это - когда я уже поздним вечером пришел на порог ее старой квартиры, где жила сейчас ее одинокая мать. А потом из-под ее локтя вынырнул Сашка, но не бросился как обычно мне на шею - посмотрел строго, как умеют смотреть только дети, и сказал, что я обидел маму. И спросил, пришел ли я мириться...
  - Зачем? - спросил я, наконец-то разрушая убийственную тишину кабинета.
  Пожидаев, чуть склонив голову в бок, посмотрел на меня так, словно видел впервые.
  - Знаешь, Шарапов, - проговорил он после паузы, рассматривая меня внимательно, - мне, в общем-то, на тебя плевать. И на белье твое грязное плевать. А на нее нет, - он взглядом указал на молчащую Киру. Она чуть вздрогнула, глянула не на меня - на него, открыла, было, рот..
  - Есть! - дверь широко распахнулась, и в нее влетел раскрасневшийся и сияющий Гаркуша, - есть, товарищ майор!
  - Что "есть"? - быстро уточнил я, по сияющему лицу Гаркуши уже догадываясь.
  - Топор! - радостно сообщил он, не глядя бросая кепку на вешалку, - сегодня половину гримерных перевернули, даже в коробки с декорациями, которые они для гастролей готовили, влезли! И тут на тебе - он, сука, его между стеночками сныкал. Хороший такой топорик, даже кровь не отчистил.
  - Эксперты? - Пожидаев аж приподнялся на стуле, и я заметил, как хищно раздулись на мгновение его ноздри.
  - Уже работают! - кивнул Леха и, повернувшись ко мне, радостно проговорил, - ну хоть Новый год как люди встретим! Товарищ майор, разрешите на вокзал за билетами сгонять? Я мамку с лета не видел. А протокол у Коли, он сейчас будет.
  - Валяй, - коротко кивнул я, машинально достал сигареты, опомнился и спрятал их в карман. Черт возьми, неужели и правда Шелест?! Он, конечно, тот еще субчик, но убивать женщин, ребенка... Неужели снова подвело меня чутье?!
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 18
  
  Шарапов.
  Стас сидел на стуле, глядя прямо перед собой, очень бледный и как будто отстраненный. В кабинете не было никого - Киру я отправил домой еще с обеда, Пожидаев радостно поскакал готовить дело к передаче в прокуратуру.
  - Ну и что вы хотите от меня? - поинтересовался Шелест, наконец, поднимая на меня тяжелый взгляд воспаленно блестящих глаз, - я уже все сказал - я никого не убивал.
  - Сегодня наши оперативники обнаружили в коробках с декорациями тайник, где кроме ваших картин был еще и топор со следами крови, принадлежащей последней жертве, Ларисе Чепоренко. По показаниям вашего друга Влада, коробки с декорациями упаковывали лично вы, - проговорил я негромко, без напора.
  - Ну, тогда мне конец? - уточнил Стас, нервно ухмыляясь. - Господи, - пробормотал он, проводя рукой по лицу, снова глянул на меня, чуть прищурившись, словно хотел что-то разглядеть в моем лице. - Вот вы, вроде бы интеллигентный человек. Выглядите так. Вам бы с таким лицом лекции читать или книги писать. А вы в милиции работаете. Людей давите, как вшей. Неужели нравится? Неужели совесть не мучает по ночам?
  - Не мучает, - спокойно отозвался я, не отводя взгляда, - потому что я ловлю и сажаю преступников. По закону. И за всю мою жизнь от закона ни на вершок не отступил.
  - Ну да, ну да, - покивал насмешливо Шелест, - благородный рыцарь свистка и маузера.
  - Знаете, Стас, - проговорил я, пропуская его колкость, сам не зная, чего хочу добиться такой откровенностью. Слишком яркая получается аналогия? Пожалуй. Вот только это не значит, что Шелеста, как и Груздева, капитально подставили. - В моей практике был случай. Я тогда только с фронта пришел, об оперативной работе не знал ничего. Убили женщину, и все улики на ее мужа указывали. А он врач, интеллигент, но человек, конечно, был неприятный. И для моего товарища тогдашнего, который в МУРе еще с начала войны служил, все в этом деле было просто и очевидно - убил жену, чтобы квартиру освободить, да еще и из пистолета наградного. А меня, понимаете, смутило что-то. Сам до конца не понимаю, что именно, но только я начал искать, раскручивать, и вышло, что не виновен этот врач оказался. Вот и сейчас, Стас, вроде бы очевидно все, вроде мотивы у вас были, а не вяжется что-то.
  - Что вы хотите знать? - медленно проговорил Шелест, и я понял, почувствовал, что он доверился мне, как "доброму следователю".
  - Вы знали про тайник в доме Стопорева? Знали, что у него были деньги банды вашего отца? - быстро проговорил я.
  - Да, - медленно кивнул Стас, - он помогал нам с матерью, когда отца расстреляли, потом помог мне устроиться в театр, подкидывал заказы от их театра самодельного. Я иногда у него на даче бывал. Но деньги эти мне были не нужны. И когда ваши меня взяли там, я пересидеть приехал. Спрятаться.
  - А кто еще мог знать про эти деньги? Может быть, ваш приятель, Цыпляев?
  - Нет, - Стас усмехнулся, - он еще тогда шестерил, про деньги ничего не знал, а потом мы и не виделись. Если кто-то и знал, то из бывших цеховиков, которых не расстреляли.
  - А вы сами никому про эти деньги не говорили? - уточнил я, чувствуя, что нужную ниточку ухватить пока не могу.
  - Нет, дурак я что ли? - Стас фыркнул и, словно предугадывая мой вопрос, добавил, - и Стопорев тоже болтать бы не стал.
  - Допустим, - я кивнул, - но вот ведь какое дело получается, Стас, убийца изначально очень искусно прикрывался личиной газовика, которого вы рисовали. Потом, когда избавился от Агеева, подкинул на место убийства черную перчатку, а следующей жертвой стала чиновница, закрывшая вам выезд, и едва не стал журналист, писавший про банду вашего отца. Если я сейчас поверю, что вы действительно не причастны к этим убийствам, то получается, что совершил их кто-то вас знавший. Очень хорошо знавший про ваше родство с Лютыриным, например, и про дружбу со Стопоревым.
  - Про то, что Лютырин мой отец, только Влад еще знал, - мрачно отозвался Стас, - но ему, в общем-то, плевать было. И про дружбу со Стопоревым он знал, но без подробностей.
  - Спасибо, - коротко кивнул я.
  Шелеста увели, а я наконец-то с наслаждением закурил. Что получается? Шелест явно пытался сбежать заграницу, вот только без денег, с одними картинами, он был там никому не нужен. Деньги, и немалые, были у Стопорева. Допустим, тот не захотел делиться. Стас сперва решил обшарить квартиру сам, для этого вырядился газовиком, но тут ему помешал мальчик. Во второй раз - бабка и участковый. Стопорев испугался, что нам станет известно про общак, и именно поэтому просто сбежал. Зачем убивать Цыпляевых? Стас точно знал, у кого деньги. Это первая несостыковка. Стас убедил газовика взять машину приятеля. Возможно, пообещал денег. Слесаря он убивать не собирался - тот неудачно подвернулся под руку. К Стопореву он пришел уже без маскировки, но разговор не задался. Причем тут перчатка?! Зачем он так глупо подставился? Потом подставился снова, попытавшись убить Семякина. С чиновницей и вовсе наследил дальше некуда. Допустим, запсиховал. Но перчатка? Перчатка, Цыпляевы...
  Окурок обжег пальцы. Я спешно раздавил его в пепельнице. Нескладно выходит. Вроде бы мелочи, но из-за них появляются вопросы. И мне показалось, что я почти ухватил нужную ниточку, среди этого путанного клубка, как в кабинет вошел, отряхивая кепку, Тараскин.
  - Ну что, Володь, журналиста я допросил, - сообщил он, пристраивая пальто на вешалку, - не разглядел он нападавшего. Единственную деталь вспомнил - он ему в драке по шее часами задел. Говорит, вроде ободрал сильно, рана должна остаться.
  
  - Ну, теперь хоть Новый год как люди встретим, - довольно проговорил Пожидаев, осторожно отпивая горячий чай, - материалы я уже подготовил, наверх отзвонился, так что осталось этому субчику по остальным трупам признаться. Парень он нервный, посидит денька три и признается.
  - Не знаю, Никит, - я покусал нижнюю губу и в ответ на его вопросительный взгляд сообщил, - журналист говорит, что в драке его часами по шее задел - должен был след остаться. Так вот дежурный Шелеста осмотрел и никаких шрамов не нашел.
  - Опять, - Пожидаев закатил глаза, - Шарапов, не городи огород. У нас орудие преступления есть? Пальто со следами крови есть? Отпечатки в квартире Чепоренко есть? Соседи видели, как он к ней приходил. С остальными мотив ясен. А журналист твой впотьмах мог и не заметить, по чему попал - по шарфу или по шее.
  - Но если Шелест знал, где дача Стопорева, зачем ему убивать Цыпляевых? Зачем подбрасывать перчатку? - я покачал головой. Конечно, сыскных талантов у Пожидаева - кот наплакал, но мне сейчас было необходимо высказать вслух свои сомнения и услышать хотя бы одну версию, их развеивающую.
  - Перчатку он мог подбросить, чтобы на ложный след нас навести, - уверенно проговорил Никита, - что Стопорева дружки его старые, цеховики прикончили. А Цыпляевы... Он, ты говоришь, Костыля еще в детстве знал? Может, решил, что родня приятеля его может вспомнить. С Агеевым, признаю, промашку дал, да и улик было не так много, но с этим то все к одному сходится!
  Я согласно покивал, а сам подумал, что Никита ошибается снова и никакого спокойного Нового года у нас не будет - чем дальше, тем больше у меня было сомнений в виновности Шелеста, хотя пока что топор перевешивал все прочие улики.
  
  Кира.
  Очередь в кабинет к терапевту казалась бесконечной, хотя было в ней, кроме Киры, всего четыре человека. Конечно, терапевт ничего внятного ей не сказала. Выписала направление на анализы, честно сообщив, что результаты будут после второго числа, и направление к гинекологу. К последнему она сходила с тем же результатом. Срок, если и есть, то слишком маленький, чтобы говорить наверняка. А тошнота... ну что, тошнота - соблюдайте диету, избегайте переутомлений. Если уж очень надо, можно лечь в стационар на обследование.
  Кира наотрез отказалась от стационара, благо, тошнота, как и вчера, ко второй половине дня отступила. "В воздухе витал страшный дух праздника", - Кира невесело усмехнулась собственным мыслям, разглядывая небольшую елочку возле поста комендантши, заботливо увешанную дождиком. Прошла в сиротскую комнатушку, не раздеваясь, опустилась на скрипучую кровать.
  Зачем Шарапов наговорил этот бред про любовниц? Защищал ее? Да плевать ей с высокой колокольни на все эти выговоры. Да, мерзко, слышать все эти "совратила и сожительствовали", но это можно стерпеть, проглотить. А ему... что теперь будет ему? Выговор? Исключение из партии? Шарапов, конечно, не карьерист - в генералы не стремится, но адюльтер ни одно личное дело не красит. Зачем?! Зачем он это ляпнул?! Ведь и до Вари дойдет... И политрук этот про развод плел. Неужели правда? Неужели Володька все-таки решился? Решился именно в тот момент, когда она почти убедила себя, что прекрасно обойдется без него. Да кого она обманывает! Это подло, мерзко, вот только при мысли о том, что он действительно разводится, она чувствует себя почти счастливой. И снова просыпается глупая надежда - у них еще что-то может получиться. С отсрочкой в восемнадцать лет, но все же... И если бы он промолчал, пропустил мимо ушей то унижение, которое она испытала сегодня, ради своей шкуры безропотно принял неожиданное благородство Пожидаева, она бы не простила. Тогда бы уже точно, насовсем, навсегда.
  
  Шарапов.
  Варя долго не открывала. Звонок эхом отдавался в квартире, потом послышались ее легкие торопливые шаги. Она распахнула дверь, еще улыбаясь, но тут же лицо стало серьезным и строгим - наверно так она смотрит на нерадивых учеников.
  - Володя, пожалуйста, не приходи сюда больше. Хотя бы пару недель, - устало проговорила Варя и собралась, было, захлопнуть дверь, но я ее торопливо придержал.
  - Подожди, - быстро проговорил я, - Варя, я Сашке подарок на Новый год принес, вот, - и я протянул упакованные в бумагу, перевязанные лентой книги - Жюль Верн.
  - Они с бабушкой в магазин пошли. Скоро должны вернуться, так что ты лучше сам отдай, - Варя покачала головой, не принимая сверток.
  - Это не все, - я облизнул мигом пересохшие губы, собираясь с мыслями, - я с тобой поговорить хотел.
  - Мы вроде бы все друг другу сказали. На развод я подала, так что, - она повела плечами, - говорить нам не о чем.
  - Нет, - я качнул головой, понимая, что как всегда нужных и красивых слов подобрать не могу. Прав был когда-то Жеглов - из меня слова за деньги тянуть приходится. - Нет, Варенька. Мы... в общем и не поговорили толком. Я хотел поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала, за то, что была рядом все эти годы, любила, поддерживала. Если бы не ты, я не знаю, смог ли бы выкарабкаться тогда, в тот день, когда потерял боевого товарища и женщину, которую любил - когда почти надломился. Ты подарила мне счастье, семью, уют. Я любил тебя все эти годы и виноват... даже не знаю, в чем больше - что не сумел справиться с собой или не смог сразу сказать правду. Варенька, - я протянул руку, мягко взял ее ладонь, коснулся губами запястья, - Варенька, я очень виноват перед тобой.
  - Хуже было бы, если б ты и дальше продолжал врать, - тихо проговорила Варя, глядя устало, но в ее глазах я ловил не презрение, а отголоски нежности, и сердце снова словно сжала невидимая ледяная ладонь. - Володя, если ты действительно ее любишь, я не хочу, чтобы ты оставался со мной из-за того, что это правильно. Для меня бы эта ложь была куда более унизительна, чем честный уход.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 19
  
  Кира
  
  - Надо же, я и не думал, что Сергей Петрович такой маленький, - пробормотал очень бледный начальник отдела делопроизводства, косясь на меловой контур, который два часа назад обвели вокруг фигуры директора театра Оперетты.
  Кира выразительно хмыкнула, скривив губы. Ну, надо же, "повезло" им под Новый год - труп, да еще какой величины. И, что главное, как прежние жертвы Мосгаза - топором по голове. Но ведь Шелест уже сидит, и орудие найдено. Неужели, кто-то маскировался? И как назло, ни Шарапова, ни Пожидаева с утра в отделе не было - за старшего сейчас был Тараскин, и Кира невольно ловила себя на желании самой влезть в допрос. Вот только Коля был все-таки не тот молоденький опер, что лазил с ней по подземному руслу Неглинки - он был опытный поднаторевший капитан, может быть, куда опытней самой Киры. Она сдержалась и нарочно неторопливо стала оглядывать уже в каждом углу осмотренную квартиру. Вкус у директора был похуже, чем у давнишней чиновницы - явного шика тот толи избегал, толи денег не хватало - мебель из ДСП, хотя и светлых тонов, обои с геометрическим узором, пара картин на стенах - лубочные пейзажи.
  - Вот, здесь полный список артистов нашей труппы, с адресами и телефонами, - словно спохватившись, проговорил кадровик и протянул несколько плотных, исписанных машинописным шрифтом листков Коле. - А, - быстро добавил он, - еще гримеры жаловались, что у них чемодан с гримом пропал.
  - Давно пропал? - деловито уточнил Тараскин.
  - Да черт его знает, - кадровик нервно повел плечами, - только сейчас хватились. Для гастролей собирали, а теперь какие тут гастроли, - и он вздохнул, как печальная корова.
  - Анна Сергеевна, скажите, пожалуйста, вы кого-нибудь из этих женщин узнаете? - уточнила Кира, добавив в голос должного почтения и почти заботы. Старушка соседка - единственный их свидетель уверенно заявила, что к директору приходила вчера поздно вечером какая-то блондинка. Как выходила - не видела, но старушка с утра, пойдя выносить мусор, обнаружила приоткрытую дверь, а за ней труп.
  - Да вот же! - та быстро пробежала глазами по фотографиям актрис и уверенно указала морщинистым пальцем на одну из них. Кира едва не чертыхнулась - миловидная блондинка с острым носиком и пышным каре. Лера, подружка Влада.
  - А, это артистка кордебалета Валерия Снеткина, - проговорил кадровик и, замявшись, добавил, - любовница Влада Дмитриева, нашего солиста, и, - он сглотнул, покосился на меловой контур, - любовница нашего директора.
  - Убийство на почве ревности? - с живым интересом уточнил Тараскин, глянув на кадровика.
  - У Дмитриева кишка тонка, - тот нервно усмехнулся.
  
  Влада не было ни в привычной гримерке, ни в квартире Леры. В прочем, самой Леры там не было тоже. Убийство на почве ревности выглядело самой, что ни на есть правдоподобной версией - ценностей у директора не было, на триста рублей в тумбочке никто не позарился. Вот только Влад ведь плел ей, что с Лерой они вместе не живут. Зачем ему убивать директора? Ревность? С целью ограбления? Да еще топором. Бред... Черт, какой же бред. Кира провела рукой по лицу и вздрогнула, когда распахнулась дверь кабинета. Шарапов вошел первым, следом, злой, с покрасневшими скулами Пожидаев.
  - Вот нахрена ты это все Хрущеву вывалил?! Нахрена?! Все, убийца пойман! - Пожидаев явно продолжал разговор, начавшийся еще раньше, и делал это на повышенных тонах.
  - А я тебе говорил, не трезвонь наверх, - сухо отозвался Шарапов, и в этом подчеркнуто ровном тоне Кира уловила пока неявные металлические нотки. Еще пара минут и старательно взводимая Пожидаевым пружина разожмется - Володя, обычно вежливый и терпеливый, взрывается мгновенно - Кира это знала хорошо. - Улик у нас нет. Признания нет. Человек считается невиновным, пока не доказано обратное. Ты доказал? И я не доказал, поэтому убийцу мы не поймали. Все, отставить.
  - Ах, отставить, значит? - прошелестел Пожидаев, зло прищурившись, и тут же стал говорить все громче и громче. - Ты Агеева выпустил, считай, под топор. Посидел бы он у нас, не развалился. Нет, тебя же принципы заели - как же так, невиновный человек...
  - Принципы?! - Шарапов на мгновение сжал губы и заговорил, с каждым словом громче, - принципы, говоришь?! Да, мне принципиально найти убийцу! Настоящего убийцу и доказать, что он виновен! А тебе на все доказательства начхать - ты мне Агеевым тычешь, а не ты ли по показаниям двух свидетелей, которые убийцу видели - один со спины, второй в темноте, его под расстрел отправить собирался?! У нас улик - баран начихал, а ты докладываться, выслуживаться! Наверно и дырку для ордена проковырять успел?!
  - Хорош орать! - Кира сама не ожидала, что у нее получится так громко и почти басовито. Видимо, мужчины не ожидали тоже, потому оба резко замолчали и уставились на нее - Пожидаев удивленно, Шарапов почти укоризненно.
  Никита бросил на Володю злой взгляд и, не говоря больше ни слова, круто развернулся на каблуках и вышел из кабинета. Шарапов, не глядя на Киру, прошел к своему столу, быстрым движением достал из кармана сигареты, успел вытащить из пачки одну, опомнился, смял в пальцах и бросил в пустую пепельницу. Быстрым и привычным жестом провел по волосам, вздохнул и только потом взглянул, наконец, на Киру - устало.
  - Володь... - она на мгновение вспомнила, как орала на него недавно перед дверью в общагу. Как называла придурком, трусом и другими, уже совсем непечатными словами. А он терпел - смотрел, раздувал ноздри, но терпел. Истеричка. Дура. Во что превратились их отношения за эти несколько недель? Почему она вела себя так, словно он ей должен что-то? Почему она ни на мгновение не задумалась о том, как было тяжело ему - разрываться пополам между семьей и любовницей, впахивать здесь, ловить этого чертового Мосгаза, да еще чувствовать над головой дамоклов меч в лице Хрущева.
  Шарапов смотрел на нее прямо, явно ждал толи слов, толи действий и Кира почти решилась. Шагнуть к нему, обнять, просить прощения за все ее истеричные выверты, но дверь кабинета распахнулась и деловитый Тараскин проговорил: - Ну, все, фотокарточки я фотографам отдал, через час их лица по всем отделениям разойдутся. О, Володь, - он улыбнулся, потом по мрачному лицу Шарапова догадался, что вопросов о поездке "наверх" лучше не задавать, и сообщил, отвечая на невысказанный вопрос: - Директора театра Оперетты убили - один удар по голове, по заключению экспертов - топором, хотя след другой, чем у предыдущих. Соседка видела, как к нему вечером женщина приходила, опознала артистку кордебалета Снеткину, а она по совместительству, оказывается, не только любовницей директора была, но и солиста Дмитриева. В общем, ни ее, ни его по адресам, вернее адресу - он у них общий, проживания нет, в театре тоже нет, ну, я и решил, что можно в розыск объявлять.
  - Правильно решил, - кивнул Шарапов и негромко, словно для себя, добавил, - черт, нам еще одного трупа, кроме тех не хватало.
  - И снова топор, - Кира задумчиво покусала губу, - да, не театр, а сборище уголовных элементов получается. Кадровик говорит, у них еще и чемодан с гримом уперли.
  - С гримом? - переспросил Володя, нахмуриваясь еще больше, - а убийца, если верить показаниям свидетелей, гримировался под газовика - очки, борода...
  - Подожди, - Кира помотала головой, - кто еще из театра мог знать, что Стопорев держит общак цеховиков? Шелест же не полный дибил, чтобы об этом всем трепать.
  - Да, трепал он только своему приятелю, Владу Дмитриеву, - с усмешкой отозвался Шарапов.
  - Подожди, - повторила она, по его взгляду понимая, что он уже успел сложить в голове новую версию, а до нее все никак не дойдет стройная картина. Да и какая версия, если орудие убийства уже найдено, а главный подозреваемый сидит в КПЗ. - Влад знал про деньги. Он мог видеть, как Шелест рисует Агеева. Влад знал, что Агеева мы больше не подозреваем, про то, что мы поверили, что перчатка - знак цеховиков, он знал тоже.
  - И более того, он знал, что Шелест - сын главаря банды, - отозвался Шарапов. - Мы нашли пальто со следами крови в гримерке, топор нашли в ящиках с реквизитом. Влад мог подбросить топор, чтобы улики против Стаса были более явными и точно так же поступил с пальто, а может быть, вовремя не спрятал его.
  - Но директор-то причем? - Кира непонимающе помотала головой.
  - При том же, что сын и мать Стопорева, участковый, Цыпляевы, слесарь, газовик, - Володя дернул щекой и перевел взгляд на Тараскина, - вот что, Коля, фотографии этих двоих по всем вокзалам, по всем постам на выездах из Москвы. Если они еще не уехали из города, то будут это делать сейчас, пока суета и толпы народу. А я пока "наверх" - надо объявлять общегородскую операцию.
  
  Кабинет опустел, Кира нервно прикусила ноготь. Черт возьми, а она с этим Владом пила вино, целовалась и в серьез подумывала, не перейти ли к более серьезным отношениям. А он, тварь, выродок, хладнокровный убийца, подкатывал к ней, надеясь получить информацию о ходе следствия. И получал - пока они "сливали дезу" Шелесту, Влад получал бесценную информацию и одна за другой подкидывал им "улики" против невиновного Стаса.
  - Где?! - женщина, роняя с сапог снег, влетела в кабинет.
  Кира прищурилась, вспоминая, где она ее видела. Лицо хоть и усталое, но красивое, с тонким носом с небольшой горбинкой, строго сжатыми полными губами.
  - По какому вопросу, гражданка? - нахмурившись, уточнила она, глядя на воспаленные, лихорадочно блестящие глаза визитерши.
  - Где этот ваш майор Шарапов?! - выпалила она, и Кира, наконец, вспомнила. Галина Петровна, мать мальчишки Славика - их единственного свидетеля, который видел в лицо убийцу, слышал его голос и, якобы, мог по этому голосу опознать.
  - Владимир Иванович сейчас занят. Что случилось, Галина Петровна?- проговорила Кира уже мягче, потому что, судя по виду женщины, произошло что-то очень плохое. Иначе не бежала бы она с Усиевича сюда, на Петровку, не смотрела так отчаянно и одновременно требовательно.
  - Случилось? - женщина как подкошенная опустилась на диван, - случилось? Я просила вас, я говорила, не трогайте Славу, обойдитесь без его показаний! У него астма, у него обострение, я его тогда еле выходила! Я его никуда не отпускала! В школу с ним ходила, из школы встречала. А сегодня отпросился к соседке однокласснице заглянуть, с Новым годом поздравить. А я отпустила, - она вдруг резко вздохнула, всхлипнула, - а его украли, понимаете?!
  - Подождите, - Кира мотнула головой, чувствуя, как неприятно ёкает в груди, - вы уверены? Может быть, он гулять сбежал?
  - Нет, - женщина снова всхлипнула. Кира торопливо поднялась, налила из графина, стоящего на столе, воды в стакан с неотмытым темным ободком от крепкого чая, и протянула его быстро хватающей ртом воздух Галине. Та залпом выпила, прикрыла на мгновение глаза, и проговорила глухо: - Соседка, Нина, видела, его, он к Славе подошел, а потом на улицу его потащил. Пока я выбежала, никого уже не было. Господи, - она снова прикрыла глаза, а потом глянула на Киру так, что ей захотелось отвести взгляд. - Я вас прошу, я умоляю вас, найдите его!
  - Найдем, - твердо проговорила Кира, - Галина Петровна, вы сейчас езжайте домой, мы обязательно его найдем.
  
  Девочка поминутно всхлипывала, терла платком покрасневший распухший нос. Ее отец, коренастый мужчина в очках в тяжелой оправе, переводил тревожный взгляд то на нее, то на сидящего напротив Тараскина.
  - Мы со Славкой хотели всего на минуточку на улицу выйти, - говорила она тихо и сипло, - только снеговика слепить. Близко, прямо под окнами. Я за варежками вернулась, а он на лестнице ждал. Я вышла, он с каким-то дядькой. Дядька ему сказал: "Чего ревешь?" и засмеялся, а потом Славку за шкирку взял и потащил. Я испугалась, побежала за тетей Галей.
  - Нина, - проговорил Тараскин мягко, - вспомни, пожалуйста, как этот дядька выглядел? Ну, может особенное что-то? Очки, может, нос большой или еще что?
  - Я его сверху видела, - девчонка покачала головой, - вроде кепка на нем была.
  - А, может быть, сможешь узнать, вот на этого он не похож? - и Коля положил перед ней фотографию Дмитриева.
  - Не знаю, - девчонка растеряно помотала головой.
  - Только зря время потеряли, - с досадой проговорил Тараскин, выходя на лестничную площадку.
  - Слушай, - Кира быстро облизнула губы, - квартира Стопорева опечатана до сих пор?
  - Нет, - он пожал плечами, - там жена его живет, только пару дней назад из психушки выписалась.
  - Так, - Кира торопливо взбежала вверх по ступенькам, дернула ручку двери. Заперто. Слава Богу, заперто! И, еще сама не зная точно, зачем, Кира нажала на дверной звонок. За дверью долго стояла тишина. Стоящий рядом Коля уже потянулся к кнопке еще раз, когда дверь приоткрылась и из-за нее выглянула худая, с глубокими синяками под глазами женщина.
  - Добрый день, - Кира коротко кивнула и пояснила, хотя, учитывая форменную шинель, это было совсем необязательно, - мы из милиции. Скажите, пожалуйста, Алевтина Васильевна, вы сегодня весь день дома были?
  - Да, - растеряно уточнила она, глядя то на нее, то на Тараскина, - а что случилось? Вы... вы нашли, кто Сереженьку... - женщина не договорила, шумно вздохнула.
  - Пока нет, - быстро проговорил Коля, первым сообразивший, что сейчас от обезумевшей от горя женщины можно ждать чего угодно - от истерики до бреда, - скажите, сегодня к вам никто не приходил?
  - Нет, - женщина перевела взгляд широко распахнутых глаз с Тараскина на Киру, - но, вы знаете, мне показалось, что Ванечка пришел. Я его проводить хотела, выбежала на лестницу, а там не он - ошиблась я. Знаете, мне доктор говорил, что могут остаться галлюцинации. Знаете, звуки могут мерещиться, голоса...
  - Вы его видели на лестнице? - и Коля торопливо продемонстрировал фотографию Дмитриева.
  Стопорева чуть прищурилась, разглядывая ее, а потом растеряно кивнула: - Да. Он еще улыбнулся. Знаете, улыбка у него хорошая такая, открытая.
  
  - Не понимаю, зачем ему пацан? - мрачно проговорил Тараскин, на ходу натягивая перчатки. Перчатки были не казенные - вязанные, из теплой и плотной черной шерсти. Видимо, заботливая супруга постаралась.
  - Под руку подвернулся, - отозвалась Кира, глядя под ноги на белый, смешанный с коричневым песком, снег, - а теперь он еще и заложник. Страховка. Чтобы, если что, поторговаться с нами.
  "Или он просто решил убить его в другом месте. Потому что одним трупом больше, одним меньше, уже не важно. Потому что ему все равно "вышка" и он это понимает", - от этой мысли по спине скользнул холодок, но вслух Кира не сказала ничего
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 20
  
  Кира
   Она проснулась от того, что открылась дверь кабинета. По рассохшимся паркетинам кто-то бодро прошагал и такой же бодрый голос доложил: - Усилено дежурство во всех вокзалах и аэропортах, так же взяты под контроль все увеселительные заведения.
  - Да, увеселительные заведения - это особенно актуально. Дмитриев, наверно, сейчас вокруг елки новогодней пляшет, - ответил ему Пожидаев.
  - Спасибо, товарищ лейтенант, - послышался безэмоциональный голос Шарапова, и докладывавший прошел мимо дивана, где она устроилась, обратно. Кира приоткрыла глаза. Шея от неудобной позы затекла, затекла и нога - она уснула незаметно для себя, всего на минуточку присев на диван, откинув гудящую голову на спинку. Сколько прошло времени? Не поймешь - за окном серая зимняя ночь или уже раннее утро.
  Идея обзванивать всех, сдающих в аренду квартиры, пришла ей в голову после возвращения на Петровку и тогда казалась почти гениальной. Где еще может прятаться Дмитриев со своей подружкой, кроме как на съемной квартире? Вряд ли у него еще одна лишняя, специально на случай бегства. И вряд ли он снял эту квартиру заранее, хотя, учитывая его изобретательность, нельзя было исключать и этого. Квартир сдавалась мало. Кира методично набирала номера телефонов из газеты. Иногда не брали трубку. Иногда ей отвечали - веселые голоса людей, готовящихся встречать Новый год, и из трубки на том конце доносились то музыка, то гул голосов. Уже в двенадцатом часу ночи, когда с улицы сквозь плотно закрытые и обклеенные газетами окна доносились веселые голоса, ей повезло. Молодая пара, сняли квартиру аккурат сегодня с утра. Пожидаев во главе опергруппы метнулся туда и очень скоро вернулся злой и мрачный - вернулся ни с чем.
  Она поднялась с дивана осторожно, прислушиваясь к себе и ожидая утренней тошноты, преследовавшей ее несколько дней, но мути не было. Была сонная одурь, тяжесть в голове, но желудок пока не спешил отторгнуть содержимое.
  Никита заметил ее пробуждение первым, посмотрел внимательно. Под этим взглядом Кира спешно поправила за уши растрепанные и пару дней не мытые волосы. Ну и чучело она наверно сейчас.
  - Идите вы домой, лейтенант Шмидкина, - проговорил он негромко и бросил быстрый взгляд на Шарапова. Тот перевел взгляд на Киру - она заметила, что белки его глаз были покрыты мелкой сеточкой лопнувших сосудов, а веки от бессонной ночи покраснели и опухли, и резче обозначились морщины между бровями и у крыльев носа. Он ничего не сказал, только коротко кивнул, мол, иди. Кира только отрицательно помотала головой.
  - Я вот что думаю, - медленно проговорил Шарапов, уже не глядя на нее и обращаясь исключительно к Пожидаеву, - у мальчишки ведь астма. Ему нужны будут лекарства...
  Кира заметила, как Никита быстро прищуривается: - Я обзвоню дежурные аптеки. Хотя нет, могут трубку не взять - сам съезжу! - и, не дожидаясь ответа Шарапова, он быстро вышел из кабинета. Они остались вдвоем. Кира не знала, куда делся Тараскин - когда она вырубилась, он еще был в кабинете.
  - Может, поспишь? - осторожно предложила она, не решаясь подойти ближе к нему, так и стоя возле дивана. Володя отрицательно помотал головой. - Тогда, может, чаю? - не сдавалась Кира. Пользы от нее сейчас было мало, но хоть такая мелкая забота.
  - Если не трудно, - отозвался он и потер и без того красные глаза. Кира кивнула, подхватила со стола его немытый стакан в подстаканнике и ретировалась из кабинета.
  Пожидаев позвонил в десятом часу, когда серая ночь за окном сменилась таким же серым утром. Утром нового года, наступления которого, кажется, никто в здании на Петровке, по крайней мере, в их кабинете, не заметил.
  
  Шарапов
   Женщина шла, одной рукой то и дело поправляя платок, другой придерживая за плечо мальчика. Тот несколько раз сбивался с шага, останавливался, заходился долгим кашлем. Женщина явно нервничала, обнимала его за плечи и что-то говорила. Они остановились перед дверью аптеки, женщина коротко и нервно постучала в стекло. Дверь приоткрылась, она пихнула мальчишку внутрь, а сама, круто развернувшись на каблуках, едва ли не бегом направилась обратно по улице.
  - Ведите ее, - коротко велел я в рацию. "Понял", - отозвался Тараскин сквозь короткий треск, и через мгновение за женщиной, отставая метров на пятьдесят, пристроилось трое оперативников, весьма правдоподобно изображающих изрядно подпитую компанию. Когда они скрылись за поворотом улицы, я торопливо выбрался из "Волги" и направился к двери аптеки.
  Славка лежал на скамейке на животе, очень бледный, и когда врач всадил ему укол, плаксиво вскрикнул. Потом он заметил меня и просиял.
  - В больницу везите, - велел я врачу, с облегчением понимая, что с мальчишкой все более или менее в порядке, - и матери его позвоните.
  Я коротко и ободряюще улыбнулся Славке и собрался, было, уходить, но он приподнялся на лавке и слабым голосом проговорил: - Вы только ее не арестовывайте. Она добрая, она мне помочь хотела. И я там из квартиры забрал, у меня под пальто...
  - Потом, Слава, все потом, - я коротко покачал головой.
  
  Снеткина торопливо шагнула в подъезд и захлопнула дверь. Один из оперативников, шумно попрощавшись с товарищами, нетвердой походкой вошел следом.
  - Начинайте, - велел я в рацию. Из-за поворота неуклюже выполз грузовик Мосводоканала, подъехал к подъезду и остановился. Из кузова высыпало семь оперативников, одетых в рабочую одежду и тоже поспешили в подъезд. Я, а следом и Пожидаев оказались у двери в квартиру как раз в разгар "спектакля".
  - Ну, дык, залили соседей, понимаешь, с утра пораньше, а нам тут возиться, - бубнил Тараскин, пятерней сдвигая на затылок вязаную шапочку.
  - Мы никого не заливали, что за чушь?! - нервно отвечала блондинка, - и вообще, я спешу, мне уходить надо, у меня поезд... - она не договорила - ее взгляд остановился на мне, входящим в квартиру, благо дверь Коля нарочно все это время придерживал открытой, топчась на пороге.
  - Чисто, - он обернулся ко мне, - ушел, сволочь!
  - Ничего, - Никита недобро прищурился, мимо Тараскина проскользнув в квартиру, ухватил испуганно замершую посреди коридора женщину за плечо и негромко и зло проговорил: - Ну что, гражданка Снеткина, где твой любовник, а? - последнее "а" он произнес резко. Блондинка вздрогнула, сжалась, но даже не попыталась высвободиться. Я спешно прикрыл дверь. Оставалась еще слабая надежда, что Дмитриев не сбежал, обнаружив пропажу Славки, а просто вышел и вскоре вернется.
  - Я не понимаю, о чем вы говорите, - быстро и сбивчиво затараторила женщина, - я не понимаю.
  - Не понимаешь? - прошипел Никита, - соучастницей хочешь пойти? По всем десяти трупам? - он протолкнул ее на кухню, и блондинка по инерции опустилась на колченогую табуретку. Закрыла лицо руками, сжалась.
  - Погоди орать, Никит, - тихо велел я, придерживая Пожидаева за плечо. Он зыркнул на меня, но отступил на шаг. Я сел на табурет рядом со Снеткиной и негромко проговорил: - Дмитриев давно ушел?
  - Я не знаю, - хрипло проговорила женщина, глядя на меня затравленными, но совершенно сухими глазами, - я проснулась, его не было. Тогда я повела Славу в аптеку.
  - Он не говорил, куда пойдет и когда вернется?
  - Нет, - отозвалась Снеткина, потом по ее губам скользнула нервная усмешка, - я думаю, что он сбежал. Бросил меня и сбежал.
  Телефон зазвонил громко и резко. Женщина вздрогнула, Пожидаев быстро обернулся. Еще стоящий в коридоре Коля, прошел было к аппарату, висящему на стене перед дверью кухни, но я жестом остановил его.
  - Возьмите трубку, - негромко велел я. Снеткина удивленно моргнула, я добавил. - Ведите себя естественно. Если это звонит Дмитриев, уточните, где он, когда вернется. Вы все поняли?
  Блондинка торопливо кивнула. Медленно, словно во сне сделала несколько шагов к телефону, а я с трудом сдержался, чтобы не поторопить ее.
  - Алло, - хрипло проговорила она. Пожидаев оказался рядом. С моего места было слышно только голос, но нельзя было разобрать слов.
  - Ты сбежал, сволочь, бросил меня... - заговорила Снеткина срывающимся голосом. Осеклась. Потянулась за бумагой и карандашом, лежащими на полочке возле телефона. Быстро нацарапала что-то на листке. Пожидаев торжествующе глянул на меня. - Что? - уточнила блондинка, - я не знаю, где твой Кеша! Не ори на меня! Хорошо поищу. Да, я все поняла, - она повесила трубку, и Никита аккуратно, но решительно вытащил из ее пальцев листок и положил его передо мной.
  "Киевск. вокз. Пл.1. 16.30"
  - А что за Кеша? - уточнил я у вжимающейся в стену бледной Снеткиной. Бледная блондинка - то еще зрелище.
  - Кукла его, - она нервно дернула уголком губ, - кукла-перчатка. Он таскал ее везде. Придурок больной... - женщина шумно вдохнула и уточнила: - Я могу идти?
  - Нет, дорогая моя, - Пожидаев недобро усмехнулся, - вы проедете с нами на Петровку.
  
  Снеткину вывел из кабинета конвоир, а Кира проводила ее странно изучающим взглядом.
  - Так, - Пожидаев деловито глянул на часы, - три часа у нас есть.
  - Позвонить начальнику вокзала, - твердо проговорил я, - все отправления с четырех до пяти часов задержать.
  - А ведь я с ней, если на каблуках, одного роста буду, - задумчиво проговорила Кира, глядя не на меня, а куда-то в стену. Вид у нее был, как ни странно, бодрый, хотя покрасневшие глаза и чуть припухшее лицо напоминали о бессонной ночи. Она упрямо оставалась в кабинете, хотя я уже пару раз без особого успеха пытался отправить ее домой отсыпаться.
  - О чем ты? - нарочито сухо уточнил я. Время шло. Предстояло разработать операцию, подготовить ее и права на ошибку у нас не было.
  - Этот Дмитриев хитрая сволочь, неплохо пользующаяся гримом, - она чуть усмехнулась, - где гарантия, что он не будет в гриме и на этот раз? Если он успел смотаться на вокзал и купить билеты, значит, его не узнали. И могут не узнать на этот раз.
  - И? - Пожидаев непонимающе вскинул брови, - что ты предлагаешь? Отправить туда Снеткину? Она его предупредит и все, лови ветра в поле.
  - Нет, отправить туда меня. Фигуры у нас примерно похожи, если надеть каблуки, то и рост совпадет. Прическа - парик, на лицо грим. Сейчас рано темнеет - он не узнает сразу. Главное, чтобы он подошел ко мне - я смогу его опознать.
  - Нет, - отрезал я. Наверно слишком поспешно и резко, потому что по губам Пожидаева скользнула этакая понимающая улыбочка, и я подавил секундное желание засветить ему в нос. - Ты - нет, - быстро добавил я, - но идея с гримом хорошая. Найдем сотрудницу по росту и внешности...
  - У нас нет времени ее искать. К тому же фотография это еще не все. Он может быть с бородой или с усами или в очках. Я общалась с ним какое-то время и смогу узнать в гриме. К тому же он может быть вооружен...
  - И именно поэтому ты останешься здесь, - отрезал я, забывая, что в кабинете мы не одни. - Кира, это не обсуждается и не трать на споры время. Никита, - я перевел взгляд на Пожидаева, - звони начальнику вокзала, готовь группу для задержания.
  Тот, к моему облегчению, коротко кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Кира смотрела на меня, и в ее взгляде я не мог уловить ни насмешки, ни требования - только ледяное спокойствие.
  - Кира, я запрещаю, - тихо проговорил я, - не только как твой начальник. Как.. - голос сел против воли, - как мужчина, который тебя любит. Я не позволю тебе рисковать. Я не могу потерять тебя, понимаешь?
  Она облизнула губы и на мгновение отвела взгляд. Она была упряма, я это прекрасно знал. А еще знал, что у нас почти нет времени, чтобы искать подходящую на роль Снеткиной сотрудницу. Что я не могу рисковать жизнью пусть и чужой, но все-таки женщины. И тем более не могу рисковать жизнью моей женщины.
  - Ты ведь еще не весь МУР? - она чуть изогнула бровь. Я вспомнил, что давно, в споре с Жегловым о Груздеве, ко мне пришли те же мысли. Зараза! - Я пойду, - продолжала она спокойно, - да хоть к Жеглову.
  - Ты можешь идти хоть к товарищу Тикунову, - отозвался я как можно более спокойно. Что мне с ней делать? Вязать по рукам и ногам и запирать в кабинете? - но ты в этой операции не участвуешь.
  Кира смотрела на меня все так же спокойно. Не убедил - понял я. Не убедил. Сейчас ведь и правда пойдет.
  - Кира, - я чуть склонил голову вбок, - зачем ты это делаешь? С засадой у Агеева, сейчас... Что ты доказываешь или чего хочешь добиться? Хочешь отомстить мне? Заставить нервничать? Или показываешь, что ты не хуже меня или Пожидаева, на равных?
  - Нет, - она вздохнула, криво и устало усмехаясь, - я не на равных с вами. Я прекрасно понимаю опасность. Но я уверена, что справлюсь. Моя задача его опознать. Задерживать его будут другие. Это минимальный риск для меня, Володя.
  Я молчал. Она была права. И я бы согласился. Скрепя сердце отправил бы туда другую сотрудницу, но только не ее. Я помнил чужие колючие глаза Архаровой в больничной палате. Я помнил давящее на грудь, сжимающее горло чувство потери. Я помнил пустоту, почти полное равнодушие ко всему, когда это чувство стало привычным, осознаваемым. Я на одно мгновение словно бы ощутил это заново. Минимальный риск. В груди что-то заныло. Давящая боль, от которой на мгновение сбилось дыхание.
  - Хорошо, - медленно кивнул я, - хорошо. Но никакой самодеятельности. Ты будешь делать все так, как мы просчитаем. Никакой отсебятины. Никаких геройств. Узнала. Сообщила. Больше никуда не лезешь, ясно?
  - Да, - она снова кивнула. Спокойно, без улыбки. - Я все поняла. Я не буду рисковать, обещаю тебе.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 21
  
  Кира
   Гримеры поработали на славу. Конечно, при дневном свете или ярком искусственном, да еще вблизи, тонны "штукатурки" на ее лице были бы заметны, но в приглушенном свете женского туалета на нее из зеркала смотрела Лера. Тонкий чуть длинноватый нос, красиво очерченные губы, яркие стрелки, светлое пышное каре. Дмитриев обманется, но что дальше? "Спокойно", - сказала она себе, - "спокойно. У меня есть пистолет. Оперативники рядом. Со мной ничего не случится".
  Она вышла из провонявшего хлоркой и мочой вокзального туалета, скользнула взглядом по залу, отмечая, что, кроме внимательных, но предупрежденных о ней патрульных, здесь есть еще несколько людей в штатском. На платформе было немноголюдно. Народ с задерживающихся поездов предпочитал сидеть в теплом зале ожидания, а не мерзнуть под поднявшимся с обеда пронизывающим ветром. Пальтишко у Леры было красивое, вот только еще холоднее, чем форменная шинель. Кира поежилась, поправила платок, который очередным порывом ветра едва не сдуло вместе с париком. Или это от нервов ей так холодно? Она была спокойна, пока ее гримировали, пока Володя долго и нудно, несколько раз повторял ей план операции. Она была странно взвинчена, пока добиралась до вокзала, для правдоподобия три остановки проехав на метро, нервно поправляя края платка на лицо. Но едва войдя в тепло зала ожидания, Кира почувствовала дрожь. Сильную, сковывающую, так что зубы норовили клацнуть. Она долго хватала губами холодную струю из-под крана в туалете. Хотела даже умыться, но вовремя вспомнила про грим.
  Он ничего ей не сказал на прощание. Не обнял, не коснулся, хотя последние десять минут "инструктажа" они были в кабинете одни. Кира понимала, что это не равнодушие - это тоже волнение, страх за нее, но ей было бы куда легче идти сейчас на встречу с маньяком, убившим десять человек, если Володя хотя бы один раз поцеловал ее. На прощание. Господи, что за мысли в голову лезут? Это не ноябрь сорок пятого. Это не Рыжий. С ней ничего не случится.
  "Спортсмены из Калуги, строимся у киоска Союзпечать!" - орала в "матюгальник" тетка, топтались на платформе "спортсмены команды ЦСКА" - и тетка и спортсмены были оперативниками. Кира должна была остановиться рядом с женщиной, а та, в свою очередь, передаст сигнал при появлении Дмитриева, и "спортсмены" его повяжут. Ничего сложного. Кира переминалась с ноги на ногу, нервно поглядывая по сторонам, поправляя платок. Где же Влад?! Неужели обманул свою Леру? Или почувствовал опасность тем звериным чутьем, которое просыпается у людей на грани?
  У двери в комнату, где ее гримировали, Киру ждал не Шарапов. Пожидаев придирчивым взглядом окинул ее, удовлетворенно кивнул и, после молчания, неожиданно тихим напряженным голосом без тени насмешки спросил: - Может, передумаешь?
  - Нет, - отозвалась Кира. Пожидаев смотрел на нее, скользя взглядом по лицу, губам, потом он сделал шаг, и по телу против воли пробежала дрожь. - Спасибо, что заступился за меня тогда, - проговорила она, и голос против воли дрогнул.
  - В расчете, - по губам Никиты скользнула усмешка, потом он вдруг сделал еще один шаг, оказываясь совсем близко, положил ладони на ее плечи, и его лицо оказалось рядом. Кира уловила резковатый "холодный" запах одеколона и пены для бритья. Сердце заколотилось быстрее, но она чуть склонила голову, не давая ему коснуться губ. - Ну, понятно, - он улыбнулся, на мгновение сильнее сжал ее плечи, - будь осторожна.
  "Тоже попрощался", - думала Кира, кусая напомаженные губы и чувствуя странную вину перед Никитой. Мерзли руки, чемодан, хоть и полупустой, давил на пальцы. Если бы не Шарапов. Если бы он остался с Варей. А ушел ли он от Вари? Или все эти разводы ложь Гарапова? Любит... И Варю с Сашкой он любит. Он ничего ей не предлагал. И ничего не обещал. Это она сначала решила порвать эту пошлую связь, потом придумала, что он наконец-то решил, выбрал ее. А он ничего не говорил и не обещал. И если сейчас ее убьют, он поплачет и снова забудет. "Господи, хочу домой! Хочу просто вернуться домой! В родные нулевые. Забыть его. И уволиться к чертовой матери. Пойти в какую-нибудь службу охраны - тихо растить жопу перед монитором".
  Рядом прогрохотала тележка носильщика. Остановилась. Мужик в телогрейке посмотрел на нее внимательными светло-карими глазами, улыбнулся в короткую пушистую бороду и проговорил хрипловатым голосом, в котором словно бы сквозил смех: - Барышня, а вы на какой поезд-то стоите?
  Кира запоздало сообразила, что про поезд Лера ничего не говорила. Черт, какой поезд? Куда? Так, кажется, минут десять назад объявляли, что отправление поезда Москва-Кишинев, задерживается.
  - На Кишинев! - торопливо отозвалась она. Мужик хмыкнул, взялся за ручку тележки. Голос чуть смеющийся, светло-карие глаза, широкие брови, темные вьющиеся волосы, выбивающиеся из-под сдвинутой на затылок кепки... Дура слепая! Дмитриев быстро катил тележку по платформе прочь. Он все понял!
  - Это он! - выдохнула Кира, оглянувшись на тетку с "матюгальником". Та резко склонила голову, вздернула свободной рукой воротник пальто и, подчиняясь условленному сигналу "спортсмены" метнулись следом за Владом. Тот резко обернулся, крутанулся на месте вместе с тележкой и с силой толкнул ее вперед. Тележка загрохотала по платформе, один оперативник успел отскочить, поскользнулся, не удержал равновесие и грохнулся, второму она угодила по ногам, и он тоже рухнул на асфальт. Дмитриев бежал по платформе наискось, явно собираясь сигануть прямо на рельсы, перед локомотивом, тащившим вперед несколько пустых "подставных" вагонов. Уйдет, сука!
  Кира, бросив чемодан, рванула вперед, огибая поднимающихся "спортсменов", обгоняя безнадежно опаздывающую подмогу в лице остальных оперативников. Влад был уже у края платформы, когда она с силой рванула его за рукав. Он затормозил, резко обернулся, глянув на нее дикими выпученными глазами, и прежде чем Кира успела сделать подсечку, с размаху двинул ей кулаком по лицу. В ушах зазвенело. Она упала, треснувшись затылком об асфальт, и сквозь мушки перед глазами сумела уловить, как грохочут мимо пустые вагоны, и Влад все-таки прыгает в один из них.
  
  Шарапов
   Хлопнула дверь вагона. Влад, тяжело дыша, прошел вперед мимо пустых купе. Я шагнул в коридор, держа наготове пистолет, слыша, как из соседнего купе выходит Тараскин, и негромко сообщил, глядя в безумные, широко распахнутые глаза: - Приехали, Дмитриев.
  Он обнажил в больше похожей на оскал улыбке белые мелкие зубы, быстро развернулся обратно к двери, но в вагон один за другим запрыгнули двое оперативников в голубой спортивной форме. Заскрежетали колеса, и поезд остановился.
  Киры на платформе не было. Еще не зная точно, что случилось, но чувствуя новый приступ тупой давящей боли в груди, я быстро прошел мимо удивленно глазеющих людей, вышел на улицу и забрался по ступенькам "штабного" автобуса. Кира, уже без парика и платка, откинувшись на спинку сидения, прижимала к скуле мокрый платок, рядом сидела капитан Стрельникова, что изображала "предводительницу" спортсменов.
  - Что случилось? - быстро уточнил я, подходя ближе и запоздало замечая на лице Киры багровеющий сквозь грим синяк. Мразь! Какая жалость, что я не пристрелил его там, в вагоне - за оказания сопротивления.
  - Он бы спрыгнул на рельсы и ушел, - отозвалась Кира, старательно избегая моего взгляда.
  
  Дмитриев смотрел то на меня, то на Пожидаева широко распахнутыми, теперь уже смеющимися глазами.
  - Я вообще не понимаю, о чем речь, - он нервно улыбнулся. - Фотографии трупов мне показываете. Вы что, хотите на меня все эти убийства повесить? Да вы с ума сошли! Устроили тут произвол. Я на вас жаловаться буду.
  - Не старайся, солист, здесь аплодисментов не дождешься, - Пожидаев брезгливо усмехнулся.
  - А вы мне не хамите, - Дмитриев нервно дернул подбородком. - Вы что, пацану этому поверили? Да мало ли, что он напридумывал. Он за мной увязался, спутал меня с кем-то. А ему потом плохо стало - еле с Леркой его выходили. Всю ночь над ним тряслись, представляете?
  Я задумчиво покивал в ответ и аккуратно достал из ящика стола куклу-перчатку. Клоун с нарисованными широкой улыбкой и большими глазами. Нарочно неторопливо продемонстрировал ее Владу. Несколько секунд он сидел, уставившись на куклу, потом тихо прошипел сквозь зубы: "Так этот мелкий гаденыш украл моего Кешу!" Он дернулся вперед, но Пожидаев резко и коротко пихнул его обратно на стул. А я осторожно извлек из потайного кармашка внутри перчатки золотое кольцо с крупным рубином. Отпечатки пальцев с него уже сняли и те полностью совпали с отпечатками Дмитриева.
  - Это кольцо было украдено вами из квартиры Стопорева. В первый раз, когда вы убили мальчика. Припоминаете? - негромко уточнил я, глядя в глаза Дмитриева. В них теперь не было и тени веселья. Безумия в них не было тоже. Страх и понимание.
  - Как там? Чистосердечное признание смягчает вину? - он снова нервно улыбнулся, - значит, поймали все-таки. Нарыли, - он перевел взгляд на сидящего за соседним столом Тараскина, - ты пиши, давай, пиши. Про деньги я узнал от Стаса. Он по пьяни вообще поговорить любит, хорошо хоть не бухал ни с кем, кроме меня. Я ему тогда еще предложил, давай, мол, ты деньги у Стопорева заберешь, заживем как люди. Он посмеялся и говорит: "Мне эти деньги не нужны". А у меня эта мысль как заноза засела. Я только не знал, как бы лучше к Стопореву подобраться. А когда Стас газовика этого рисовать начал - сообразил. Стопорев-то только квартиру получил. В новом доме никто никого не знает. Я тогда переоделся газовиком и решил у него погром устроить. Ну, чтобы он испугался, на дружков своих, цеховиков подумал. А тут пацан этот полез, помешал мне. Я вообще-то его убивать не хотел. Мне его жалко стало. А потом подумал - такие деньги, чего мне жалеть... Второй раз бабка эта, дура старая, нарвалась, вместе с ментом вашим. А Стопорев деру дал. Тогда я вспомнил, что Стас про дружка своего рассказывал - Цыплява. Я его дом нашел, но ни мать его, ни тетка про него ничего не знали. Зато я сумел проследить за Стопоревым и нашел его дачу. А тут я еще узнаю, что вы газовика выпустили. Ну, он меня еще с театра, когда он Стасу позировал, вспомнил. Я ему и предложил у дружка его, слесаря, машину взять. Я до этого за ним следил немного, чтобы повадки перенять. И машину взял, когда второй раз к Стопореву пошел. Заодно на пьяни этой свой грим проверил - признает или нет. Слесарь меня с Агеевым спутал, ключи дал. А в тот раз, он сука, трезвым оказался. Ну, я и решил двух зайцев убить - от газовика избавиться, чтоб он вам чего не болтнул, и до Стопорева побыстрее добраться, пока он еще куда не сбежал. Вот только слесарь этот просох с утра. Меня увидел, стал про дружка своего спрашивать.
  А Стопорев мужик не сговорчивый оказался - про деньги ничего не рассказал. Тут я и сообразил, что Агеев-то мертвый, на кого еще валить? На Стаса! Я и перчатку подбросил, а потом Стаса подбил в кабинет журналиста Семякина влезть - у него ж все материалы по делу банды его папаши. Ну а потом сам журналисту позвонил, только он, сука, крепкий попался. А тут еще курва эта, Чепоренко, мне выезд за границу закрыла. Пришлось и ее. Ну а дальше? Что мне оставалось дальше? Только шкуру спасать. Мне только мальчишку этого жалко. Он мне каждую ночь снится.
  
  Кира вошла в кабинет, когда за окном давно уже стемнело. Синяк на скуле из багрового сделался фиолетовым. Она торопливо поправила волосы, прикрывая его, быстрым шагом пересекла кабинет и положила на мой стол желтоватый лист бумаги, исписанный крупным аккуратным почерком. "Прошу уволить меня..."
  - Я устала, - негромко и быстро проговорила она, и я понял, что эту речь она, наверно, готовила все три дня, что я велел ей не появляться на Петровке и отсыпаться. - Устала от человеческого дерьма. Хватит. Я в нем по ноздри накупалась. Я так больше не могу. Я плавала в нем семь лет. Сначала дура была, думала, правое дело делаю. Потом поняла, какое дерьмо вокруг, только втянулась. Знаешь, азарт появился, адреналин. А потом поняла, что все, пропитываться им начинаю. Хватит.
  - Куда ты пойдешь? - тихо уточнил я, разглядывая ее сосредоточенное лицо. Совсем она не отдохнула за эти три дня. Надо было все-таки предложить перебраться из общаги ко мне, но я почему-то был уверен, что жить в квартире, которая хранила десять лет моей прошлой семейной жизни, она не пожелает.
  - Не знаю, - она дернула плечом.
  - Если ты хочешь, я могу договориться о твоем переводе в кадры, но есть одна проблема - судя по твоему личному делу, у тебя нет образования. В лучшем случае, тебе придется перекладывать бумажки.
  - Я окончила университет МВД, между прочим, - Кира презрительно фыркнула.
  - Кира, - мягко проговорил я, - по твоему личному делу, ты приехала из Смоленской области месяц назад. Послушай, я оформлю заявление о твоем поступлении в Высшую школу милиции. Отучишься три года и сможешь перейти на кадровую работу. Возможно даже в министерство. Если ты хочешь, конечно.
  - Ну, не на завод же мне идти, - она нервно усмехнулась, а я быстро скомкал желтоватый лист и отправил его в корзину под столом. Она развернулась, собираясь уходить, но я торопливо поднялся и поймал ее ладонь. Кира развернулась ко мне. Ни нежности в глазах, ни вопроса - только усталость. В груди пробежал холодок.
  - Я хочу с тобой поговорить, - твердо проговорил я.
  - А я не хочу, - перебила она, высвобождая ладонь, - ни говорить, ни слушать. Володя, давай закончим наш пошлый роман. Я ухожу - из уголовного розыска и из твоей жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 22
  
  Кира
   Конец мая был не по-весеннему холодным. Дождь лил уже неделю, то сильный, стеной, то слабенький, едва моросящий. Отопление в здании давно выключили, и теперь во все оконные щели пробивались вездесущие сквозняки. Кира осторожно подула на занемевшие пальцы с посиневшими ногтями и снова уткнулась взглядом в исписанный наполовину лист.
  Когда она увидела на стенде, где вешали расписания лекций, что следующие три лекции им будет читать В.И. Шарапов, первым ее порывом было прогулять. Она уже почти решилась - сидя в столовой и нарочно долго вылавливая из компота вишневые ягоды. Потом подумала - а почему она должна бегать и прятаться? Почему должна что-то пропускать? Аудитория большая, забьется куда-нибудь повыше, и он ее не заметит. Делать ему больше нечего, кроме как высматривать ее.
  Пять месяцев Кира не видела его. Последняя их встреча случилась в конце января, когда он сделал ей на прощание, ну, просто королевский подарок в виде съемной однушки на Якиманке. Квартирка была маленькая, зато выходила окнами не на проезжую часть, а во двор. В ней были кровать, шкафчик, старый письменный стол с заляпанной чернилами столешницей, была кухня и даже, совсем уж роскошь для этого времени - холодильник. Из того, что никто из арендодателей ни разу не появился на ее пороге, Кира заключила, что за проживание тоже платит он. Сначала ей было стыдно. Получалось, что демонстративно уйдя из его жизни, она продолжала сидеть на шее. Потом, когда уже все анализы подтвердили, а живот, сначала чуть выступающий, стал все более и более круглеть, совесть успокоилась. В конце концов, ей денег хватало только на еду да кое-что из одежды - должность лаборантки на экспертно-криминалистическом факультете не предполагала роскошной жизни.
  И вот теперь, он стоял за кафедрой, и читал лекцию - читал хорошо, интересно, нисколько не теряясь перед сотней человек, а она никак не могла заставить себя поднять на него глаза, только ерзала и потирала ноющую поясницу.
  Он тоже имеет право знать. Она должна была сказать ему сразу, еще когда ее вывернуло после допроса Дмитриева. Он ведь испугался за нее тогда. По-настоящему. Он имел, имеет право знать. Но чтобы он сделал тогда? Развелся? И женился бы на ней по залету? Господи, какое мерзкое словечко. Мерзкое, но точное. По залету. Залетела. Как глупая школьница. Беременеют приличные женщины от мужей. А глупые любовницы залетают и в этом только их, любовниц, вина и проблема.
  Первые два месяца были особенно трудными. Накатывала то муть и тошнота, то беспросветная тоска, такая острая, почти физически ощутимая, что она бесшумно, уткнувшись в подушку, выла. Засыпала, мысленно прося, неизвестно у кого, проснуться дома. В своем доме. В своем времени. Наутро приходили другие мысли. Ведь он любит ее. И что-то хотел сказать тогда, когда она принесла заявление, но она, малодушная, не стала слушать. Надо пойти к нему, надо сказать, что она любит тоже. Любит так, как, наверно, только в глупых женских романах бывает. Что он снится почти каждую ночь, что ей больше ничего не нужно, только бы видеть его хоть изредка, касаться, говорить, чувствовать запах и слышать голос. Потом опять накатывала тоска. Однажды, почти раздавленная этой глухой тоской, она отсидела очередь к гинекологу и твердо сообщила, что хочет сделать аборт. Врач, немолодая сухощавая дама с прокуренными ногтями взглянула на нее спокойно. И так же спокойно сообщила, что аборт сделать можно, но она, Кира, в этом случае больше не родит.
  На той же неделе тошнота отпустила, а вместе с ней ушла, словно тряпкой стерли, тоска. То ли слова врачихи так на нее подействовали, то ли гормоны пришли в норму, но Кира, вдруг осознала, что скоро, еще немного, всего месяцев шесть потерпеть, она не будет одна. Будет рядом кто-то, о ком она будет заботиться, кем будет жить, вокруг кого сосредоточится ее мир, и в нем, пока еще не родившемся существе, будет часть его. А Шарапов... Шарапов уже слишком далеко. На два года или восемнадцать лет. Она не имела права оставаться перед его домом тогда. И сейчас она уже не имеет права идти к нему с ней, кого Кира почему-то сразу определила как девочку Ольгу.
  
  Шарапов
   Хлипкая обитая дерматином дверь не заглушала звуков - пронзительная трель звонка была слышна отчетливо, но больше ничего - ни бормотания радио, ни голосов. Хотя, с кем ей там говорить? Разве что...
  Не откроет - мелькнула мысль. Или откроет и пошлет подальше. И будет права. Слишком долго я сюда шел - пять месяцев. Развелись мы неделю назад. Кому пришла в голову идея повременить с разводом, Варе или моей рассудительной теще, я не знал, но мысль действительно была разумной. Двухкомнатную квартиру в новенькой, пахнущей краской и штукатуркой пятиэтажке, мы получили только в начале мая, и Варя упрямо настояла на размене. И все это время я тянул. Сначала и правда решил, что Кира презирает меня за мою нерешительность и малодушие. И единственное, чем я мог помочь ей, была съемная квартира. Потом вернулось ощущение потери. Оно не было таким острым, опустошающим, как тогда, в сорок пятом. Оно было тупое, ноющее, словно привычный вывих. Я работал, гулял по выходным с Сашкой, а внутри, словно гвоздик из подметки, точила пустота. И когда Халецкий, мой старый фронтовой друг, а теперь начальник факультета экспертов-криминалистов, пригласил меня прочитать пару лекций в Высшей школе, я ухватился за это предложение с отчаяньем утопающего. И не ошибся, потому что читал я как раз для первого курса.
  Я стоял за кафедрой, говорил, а сам искал взглядом среди слушателей Киру. И с трудом нашел, потому что она сидела, низко склонив голову, и ни разу не подняла на меня взгляд за все полтора часа. Не взглянула и когда кончилась лекция. Поднялась, и только тут я заметил, как пиджак из светлой плотной ткани не явно, но уже заметно, топорщится на покруглевшем животе.
  Я не увидел ее в коридоре, не нашел в раздевалке и перед зданием школы, поэтому решился сразу поехать к ней, по дороге, уже у Октябрьской, вспомнив про цветы. Почему она ничего не сказала?! Почему? Неужели я за тот месяц стал настолько ей отвратителен, что даже не имел права узнать о ее беременности? Или показалось мне? Или все это бред, хватание за соломинку?
  - Лариса Петровна, у меня соли осталось на дне солонки! - выдала Кира возмущенно, распахивая дверь. Увидела меня, на лице разом сменились удивление, смущение, растерянность. Она поправилась. Лицо стало круглее, но это не портило ее - скорее, наоборот, придавало почти наивный вид. Светло-голубой плотной вязки свитер обтягивал уже заметно округлившийся живот. Значит, не показалось. Черт побери, но почему она ничего не говорила? А может, тогда и не о чем было? Может, я придумал невесть что, а я тут и ни при чем?
  - Привет, - Кира улыбнулась, отступая на шаг, и на ее щеках обозначились раньше почти незаметные ямочки, - проходи. Представляешь, соседка тут этажом ниже, совсем обалдела - то соли ей, то муки, то масла подсолнечного. Я ей последний раз уже туалетной бумаги предложила отмотать, так, представляешь, не отказалась. По-моему, она скрытая клептоманка. - Она говорила, уже идя на кухню, совершенно спокойно, весело, словно мы не пять месяцев не виделись, а только с утра попрощались. А я как дурак мялся на пороге, прижимая к себе букет белых тюльпанов, завернутых в газету. Она рада меня видеть? Или это одна из ее "шуток", когда говоря спокойно и весело, думает она совсем другое. - Если будешь пить чай, приходи на кухню и ставь чайник, мне посуду помыть надо.
  Я ждал чего угодно - упреков, насмешек, захлопнутой перед носом двери, но не такой легкой беспечности, веселой беззаботности, как будто не она называла меня придурком и трусом. И не она не желала "ничего ни говорить, ни слушать". Это сон, бред. Это была какая-то другая Кира. А эта... Эта только с утра проводила меня на работу, чмокнув на прощание в щеку, как примерная жена.
  Я шагнул в тесную кухню, и увидел ее у раковины, полной немытых чашек, тарелок, кастрюлек. Она оглянулась, поймала мой взгляд и, усмехнувшись, сообщила: - Тогда в комнату даже не заходи - там у меня еще больший срач.
  - А ты, - я опустился на табуретку, положил букет на стол, все сильнее чувствуя себя дураком. Как начать? Как спросить? Что если это и не мой ребенок вовсе. Что если сейчас придет ее ухажер, и я ведь не удержусь - спущу его с лестницы. - Не ждешь никого?
  - А должна? - она включила воду. - Если цветы мне, то поставь их в банку, пожалуйста.
  Я послушно поднялся, набрал в ванной воды, поставил тюльпаны в литровую банку. Когда я вошел на кухню, Кира стояла все так же возле раковины, с неестественно прямой спиной, сжимала в руках чашку и не шевелилась.
  - Кир... - я, не глядя, пихнул банку с букетом на стол, сжал ее плечи, осторожно поворачивая ее к себе. Она плакала. Совершенно беззвучно, только кусала губы, и слезы текли по щекам. Кира тут же освободилась из моих рук, неловко опустилась на табурет у стола, быстро провела по глазам тыльной стороной ладони.
  - Гормоны, перепады настроения, - она подняла на меня покрасневшие глаза и нервно улыбнулась. - Зачем ты пришел? Мне что, пора отсюда отчаливать?
  Я торопливо помотал головой: - Я пришел... Кира, ты...ты беременная?
  - Нет, я просто разожралась на гречке, - она криво усмехнулась, глядя на меня красными глазами с треугольничками слипшихся ресниц.
  Господи, она никогда не научится отвечать по-человечески, без приподнятых иголок. И вся эта беспечная веселость была маской, старательно натянутой специально для меня.
  - Это.. - в горле мгновенно пересохло. Я нервно сглотнул. - Это мой ребенок?
  - Это мой ребенок, - Кира зябко повела плечами, но глаз не опустила.
  - Почему ты не сказала?
  - А зачем? Шарапов, ты что, женился бы на мне? По залету? - мерзкое словечко царапнуло слух. - Или вообще бы решил, что я специально, чтобы тебя от жены увести?
  - Кира! - я присел на корточки рядом с ней, сжал безвольно опущенные холодные ладони, и она не освободила их из моих рук. - Ты что, правда, считаешь, что я мог так подумать?
  Она снова повела плечами, потом поднялась, проговорила, глядя в пол: - Володя, ты женатый человек. А я залетевшая любовница. Была. Теперь я просто одинокая женщина, которая хочет родить ребенка. Уходи.
  - Ты дура! - не выдержал я, понимаясь, с трудом распрямляя сведенную ногу, - и я еще больший дурак, потому что не сказал тебе тогда, что я развожусь. Потому что я люблю тебя! Потому что я хочу жить с тобой, спать с тобой, заботиться о тебе, о нашем ребенке! Я люблю тебя, Кира, все эти восемнадцать лет любил. Ладно, если ты не желаешь меня видеть, дай мне хотя бы возможность видеть моего ребенка!
  Она долго молчала, кусая губы, опустив глаза. Потом снова посмотрела на меня и тихо проговорила: - Я хочу тебя видеть, Володя. Я очень по тебе скучаю. Я тоже тебя люблю. Я влюбилась в тебя, наверно, еще тогда, в августе, когда ты помог мне подняться, помнишь? Только тогда я боялась, не могла понять, что ты нашел в такой унылой стерве, как я. А потом... потом я решила, что все, я все потеряла, потеряла тебя, опоздала, ошиблась. Что ты выбрал. И решила, что уйти и ничего тебе не говорить правильно. Но я не могу так больше. Не могу без тебя. Не хочу. - И она быстро, порывисто обвила руками мою шею, прижалась лбом к груди, и я осторожно, привлек ее к себе, чувствуя, как упирается в меня ее округлый живот, и как от этого ощущения, от прикосновения ее холодных ладоней, пустота внутри уходит, съеживается, тает, словно брошенная на солнце горсть снега. Я никогда больше не отпущу ее.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"