Эм-м... До моего подъезда всего лишь метров пятьдесят, их можно пройти меньше чем за минуту, но я не могу удержаться и улыбаюсь.
- Угу...
Через окна супермаркета на тебя падает жутковатый сиреневый свет и совершенно не даёт понять выражение твоих глаз. Кстати, какого они цвета?
Ты ведёшь меня куда-то вдоль машин, мимо серебристой "тойоты" и большого белого "мерседеса". Чёрт, мне уже даже не по себе от собственного предложения завести байк во двор. Да там, в темноте, его быстрее попробуют прибрать к рукам, нежели на автостоянке, но... я не говорю ни слова, когда ты достаёшь брелок и отключаешь сигнализацию. На мгновение красный огонёк становится синим, а потом и вовсе пропадает. В тишине слышно, как звякает обо что-то тонкая металлическая цепочка, когда ключ становится в замок зажигания. Мгновение пальцы касаются металла, а я, пресловутым загипнотизированным кроликом, смотрю на твои руки, как на удава.
И ты носишь два ремня...
Шлем удобно устраивается где-то сзади, там, возле сумок есть, видимо, крепление для него, а мотоцикл проседает под твоим весом. Ух... Я разжимаю кулаки, отмечая, что ногти больно вонзились в ладони.
- Э? Что? - ты, начав выкатывать байк на дорогу, останавливаешься. - С меня что-то упало...
Я иду следом за передним колесом, отмечая его путь, словно верёвкой привязали.
- ...посмотри, а...
Нет, на земле нет ничего. И у твоих сапог - тоже. Только пыль.
- Там что-то звякнуло. Может, монетка...
Нет, и денег на асфальте я тоже не вижу. Темно. Ночь почти. Половина десятого.
- Ну, садись!
До последнего момента были сомнения, что ты разрешишь... Иррациональный страх - а вдруг не смогу влезть на сиденье, упаду, и ты будешь смеяться?! - сменяется злостью: сколько можно бояться? Тогда, если что, я посмеюсь вместе с тобой. Тем более, ты ещё раньше откинул подставки для ног.
Мне не слышно, издают ли амортизаторы хоть какой-то звук, когда я сажусь в седло и несмело прижимаю ладони к твоей жилетке с рисунком в виде большой лапы. Тут больше не за что держаться. Извини.
Ты даже и не заметил всех моих терзаний, и даже не почувствовал моих рук. Мотор коротко взрыкивает, и я от ужаса перед поездкой готова выпрыгнуть обратно. "Поставьте меня на землю!" - кричит маленькая девочка у меня в голове. "Летим!" - хохочет адреналин.
Мы не полетели, но на мгновение перехватило дыхание, как бывает в миг отрыва самолёта от земли. Мотоцикл кренится набок, мотор рычит ещё громче...
- Туда, куда едет машина? - кричишь ты.
Киваю и спохватываюсь: я за твоей спиной, ты не увидишь кивка.
- Да! - ко мне всё время налево.
Когда мотоцикл чуть наклоняется на повороте, хочется вцепиться во впереди сидящего человека и заорать от восторга. Или уткнуться носом в кожаную жилетку. И тоже заорать. Но я лишь подставляю лицо холодному ветру и чуть сжимаю руки на твоих боках.
Поворот. Ещё один... Под щекой - кожа жилетки и...я отстраняюсь. Вот как... Я впервые в жизни обнимаю мужчину, не мальчика (хотя и их не обнимала никогда, только по-дружески), в голове туман, а мне не страшно.
Странно. Я делаю это добровольно и не боюсь. Я даже позвала тебя домой. Нет, в этом ничего нет, ты всего лишь заберёшь макет обложки для своего альбома, да и родители дома. И... Ты - женат.
Я не говорила, что боюсь мужчин? Они такие большие, громкие. Но и влюбляюсь я именно в них. Не в молодых парней на - пусть даже своих - машинах, а во взрослых мужчин. Говорят, психологи дали этому название, какой-то там комплекс, я искала название в Интернете, но не нашла пока.
Сейчас не важны эти психологические заморочки: ты заезжаешь между машин и глушишь мотор, а мои ладони с сожалением расстаются с запылённой кожей жилетки. Да, у тебя ещё есть серьга в левом ухе. И это тоже категорически ничего не значит!
Уже стоя на тротуаре, улыбаюсь тебе. А ты мне.
- Первый и единственный раз я ехала на мотоцикле в четырнадцать лет, - ты улыбаешься и слушаешь. - Это был деревенский почтальон на стареньком 'Иже'.
Ей богу, как про первый секс рассказываю: так же, наверное, буду краснеть. Хорошо, что почти ночь, и ты не видишь моего смущения, которое скрываю, отвернувшись и закрывшись от всего мира волосами.
И ты не уберёшь их с моего лица. Даже не знаешь, что это надо сделать.
- А теперь это не почтальон, - опять мигает красный огонёк на мотоцикле. - И не "Иж", а старый "Судзуки" восемьдесят третьего года.
- Он младше меня на год... - зачем-то говорю, проглотив фразу "люблю японцев". Тебе это не интересно, да и незачем знать.
Что тебе интересно? Не скажешь.
Ты идёшь следом за мной, что-то рассказываешь, а я считаю трещины в асфальте и иногда бросаю быстрый взгляд на тебя. Сейчас мы похожи: короткие куртки, растрёпанные длинные волосы. Любовь к мотоциклам и тяжёлой музыке.
Я снова напоминаю себе о твоей жене, а когда не помогает, представляю реакцию мамы на мои слова, что я переезжаю к тебе. Последнее помогает. Надолго ли?
Мне кажется, что я начинаю взрослеть. Аллилуйя! Пора бы. В двадцать четыре моя мама уже была замужем и, вроде бы, растила меня.
Теперь моя очередь поворачивать ключ в замке. Впереди шесть узких пролётов лестниц, сто восемьдесят ступенек, и двойная старая деревянная дверь.
А ещё я разрешу тебе не разуваться в доме: ты ведь...ненадолго.