О-о-пс. Жёлтый шарик пломбира лежит на ковре. Я ищу глазами салфетку. Пожалуйста не беспокойтесь. Её смех звучит как лёгкая барабанная дробь. Бобби позаботится об этом. Большое черное неровное пятно в углу уже движется в мою сторону. Бобби внимателен. Я вежливо похлопываю его по спине чистой рукой. Не так громко, мой дорогой. Она меняет цветы в вазе. Не будь слишком шумным. Нет, он в порядке, отличный парень, мы уже друзья - правда, Бобби? Кроме того, я здесь благодаря ему. Десять минут назад он показал мне свой слюнявый рот целиком и мир мог быть улажен только с помощью мороженного. Как вам они нравятся? Я уже устал повторять. Желтые гиацинты возле порога соблазнили меня подойти к дому ближе, чем это считается приличным для прохожего. Торжествующий Бобби возвращается на своё место. Мир полон и всеобъемлющ. Вот салфетка. Она садится в кресло напротив. Теперь я могу задать пару-тройку вопросов. Хорошая библиотека, редкое издание Шекспира. Он знал, что такое одиночество. Да, он знал. Он также знал, что такое страсть. Она смакует это слово на кончике языка. Страсть. Неожиданно много книг о военной стратегии, истории войн. Да, её отец и дед были солдаты. На стене за моей спиной висит известный портрет. Она кивает. Он любил собак. Ах, да.... Конечно она патриотка? Да, она служила в армии. Сейчас? Пишет книгу. Мемуары. Что? Она смеётся. Я стара как океан. Почти вечная. Я вежливо улыбаюсь. На вид ей двадцать с небольшим. На стене, передо мной, повыше вазы с цветами, число 6 в рамке. Солдаты используют такие числа для счёта оставшихся дней в армии. Не только солдаты и не только дни. Я гадаю наугад: кто еще - моряки, месяцы? Её глаза холодны как два океана. У жены моряка каштаны между ног. Но почему в рамке? Число фиксировано? Её глаза столь же презрительны, как и глаза на портрете. Вы, кажется, математик - сколько будет шесть плюс бесконечность? Шутка застревает у меня в горле. Это больше или меньше бесконечности? Я не готов к такой глубине. Время уходить. Старый дурак! Я чуть не падаю назад, в кресло. Она глядит выше моей головы с ненавистью, её губы шепчут проклятие. Я могу различить только несколько слов: свадьба, реванш и смерть. Она в истерике. Я протягиваю руку для утешения, но тут же отдёргиваю - слюнявый рот моего друга Бобби уже между нами. Я взвешиваю каждый шаг на пути к выходу. Три пары глаз - бесцветные, желтые и голубые - делают мой путь невыносимо длинным. Он мешал нам, мешал нам, мешал нам! Я спотыкаюсь через порог и, ломая гиацинты, бегу во весь дух куда-то во тьму, чтобы только скрыться от взглядов позади меня, которые, как три ведьмы, преследуют меня, догоняют и своими слюнявыми языками лижут моё растаявшее от страха сердце на нет.
- И всё-таки, - сказала сестра, снимая очки, - ведьмы не оправдывают эпиграфа. Что-то не еврейское во всей этой истории. И слишком много жёлтого.
- Эпиграф подходящ, - отозвался я. Он станет нашим премьером, если раскается. Наше государство вянет без настоящей страсти. Жёлтый - это её цвет.