Сквозь разбитую форточку, заткнутую тряпкой, тоскливо подвывала метель. За ночь на подоконнике скопилась горка снега и небольшой лавиной обрушилась на мерзлый пол. Миронов вытащил ногу из-под одеяла и тут же дернул ее обратно. Холодно...
Сверху зашаркали по полу, донесся приглушенный трескучий кашель. Иван Захарович, фельдшер, проснулся и выкуривает свою утреннюю папиросу. Значит, пора вставать, скоро начнется еще один бесконечный день.
Миронов представил длинную очередь крестьян с заспанными глазами, ждущих приема уже спозаранку во дворе их земской больницы, и ему захотелось оказаться за сотню верст, прочь отсюда. Бесконечные свищи, нагноения, вывихи и прочие хвори хирургического плана. И ведь идут, когда уже и бабкины травки не помогли, да заговоры местной знахарки толку не дали. А ты доктор давай, лечи, и порошков не жалей.
В дверь постучали, потом раздался голос фельдшера:
- Сударь мой, извольте вставать. Нас ждут великие дела сегодня.
Миронов нащупал валенки под кроватью, накинул шинель и пошел в уборную, которая располагалась в самом углу двора, между дровяным сараем и невесть кем-то притащенным большим плугом.
***
День начался престранно. В приемную с боем ворвалась, закутанная в несколько платков баба, с мальчонком наперевес. Сопровождали ее трое ребятишек, державшиеся за измызганный серый подол. И вся эта делегация протаранила и бесконечную очередь, и рассерженно-растерянного Ивана Захарыча, словно их и не было.
Баба голосила, ей вторили ревем ребятишки:
- Ой, умирает Петруша! Спасите-помогите, люди добрыя!
Миронов вначале хотел цыкнуть на замотанную бабу, потому как не любил, когда начинали голосить и причитать. Дело в таких случаях кончалось какой-нибудь сущей ерундой, а спектакль затевался, чтобы обойти смурных мужиков, сидящих в очереди. Но когда взглянул на мальчика, кинулся к нему, разматывая одеяло и оглядывая худое тело, прикрытое рубашкой. Серое, без кровинки, лицо, без сознания, пульс едва прощупывался. И тяжелая от крови штанина.
- Иван Захарович, операционную, воды горячей, и хлороформ готовьте! Не ори, дура! Чего стряслось?
Баба забормотала, охая и ахая. Попал под сани, ногу измочалило и вывернуло.
Миронов оставил мать в приемной, крикнув сиделке, чтобы дала ей валерьяны, и детям горячего чаю, а сам понес мальчика в операционную.
Коленный сустав вывернуло из сумки, открытый перелом, осколок перебил вену. Иван Захарович глянул через плечо, обдав запахом табака, и сказал тихо в сторону:
- Не жилец он, сударь мой, я вам сразу говорю. Не мучайте вы его и себя.
Ну, это мы еще посмотрим, спокойно подумал Миронов. Не все так страшно, на самом деле. Кость это ерунда, сустав-то цел, только связки разворотило. Откуда-то пришла уверенность, что все будет хорошо...
Провозился он порядочно. Несколько раз заглядывал фельдшер, чтобы справиться, не надо ли чего. Но Миронов молча качал головой. Тут ведь только одному и можно было все делать, от двоих только суета и бесполезность будет. Так и провозился несколько часов.
Когда Миронов уже зашивал рану, он заметил одну странность.
- А ну как, помогите мне перевернуть его на живот, - попросил он фельдшера.
Из штанов у мальчика торчал хвост. Собачий, толстый, черного окраса. Он слабо подергивался, а когда Миронов дернул за него, хвост в ответ упруго вывернулся из рук. Начинался он из копчика, и Миронов заметил небольшой аккуратный шов, давно заживший. Словно кто-то пришил, и сделал это чрезвычайно искусно.
- Это еще что? Вы это видите, Иван Захарович? - спросил Миронов, вытирая руки.
- Обычный хвост, - пожал плечами фельдшер, и потом добавил. - Собачий, определенно. Пожалуй, что от кобеля. Жилистый больно. Определенно от кобеля.
- Черт с ним, с кобелем, - сказал Миронов, - Я про хвост. Что за чертовщина?
- Сударь мой, поживете здесь, и не то еще увидите, - махнул рукой Иван Захарович и сменил разговор. - Позову сестру, чтобы прибрала здесь. Пойду я полежу, поясницу ломит, ну просто мочи нет.
Бабе сказали, что мальчик требуется оставить в стационаре на несколько дней, а может и больше. Следует присмотреть, как пойдет заживление, поделать перевязки. Та успокоилась, как увидела спящего мальчика, укрытого серым казенным одеялом.
- Послушай, любезная... - неуверенно начал спрашивать Миронов, когда баба уже заматывала платок и собиралась уходить. - Давно у него... хвост?
- Да уж почитай годика как, - просто ответила баба и быстро перекрестилась.
- А зачем он? - глупо спросил Миронов.
Баба посмотрела на Миронова, словно первый раз его увидела.
- Ну ты чудной, доктор, - сказал она. - Для богатства.
Миронов сконфузился. Правда, таких вещей не знать.
- И где же ему этот хвост пришили? - глупо спросил он.
Баба сделала испуганное лицо, обернулась, чтобы никто не услышал, и шепнула ему на ухо:
- Так это фельдшер постарался. Благодетель, уж такое ему спасибо.
***
Вечером фельдшер позвал Миронова на ужин. Жена у него давно померла, но из деревни ему всегда приносили домашнее. Курицу, мяса, яйца, свежий хлеб. Уважали фельдшера за душевность, да лекарств он не жалел.
Иван Захарович накладывал Миронову картошки с ароматный маслом и пододвигал тарелку с хрустящей моченой капустой. Достал фельдшер и крепкой наливки. Видно, что настроение у него было хорошее.
- Золотые у вас руки, сударь мой. Вам бы в Белокаменную, или в Петербург, а не в нашей дыре прозябать, - с некоторым укором сказал фельдшер. - Держали бы практику. Экипаж, дом, жена, дворецкий на входе... По утрам кофей, вечером преферанс в компании.
- Так ведь там и без меня умелых хватает, - усмехнулся Миронов. - Без протекции нечего и думать. А я что есть? Родители мещане, сестра чахоточная... Все жалованье им отправляю. Верите, даже рубашки белой нет!
- Ну, какие ваши годы, - махнул рукой фельдшер. - Еще схватите удачу за хвост.
- Кстати, Иван Захарович, - спросил Миронов, уцепившись за слово. - Признайтесь, вы такое видели раньше? Я про мальчика с хвостом. Баба говорит, что это в некотором роде... Ну словом, вы ему хвост пришили.
- Да слушайте вы ее больше, - замах руками Иван Захарович. - Темный народ! От этого и все страдания...
- И все-таки, - не отставал Миронов. - Что за чудо?
- Обычное дело в этой местности, видимо, дело в особом составе почвенных вод. Каждый двадцатый в этом уезде с хвостом, - немного деланно пожал плечами фельдшер, разливая еще наливки. - Отдаст потом мать мальчонку в цирк. Будут показывать по весям империи. Семье великая помощь, опять же. Мать и убивалась, что ежели умер бы сыночек, то весь план о богатстве прахом.
- Так это же сенсация! - разгорячился Миронов. - Это же надо в журнал, наконец, статью послать в "Губернский вестник". И диссертацию!
- Не надо, - твердо сказал фельдшер. - Огласка в этом деле... Словом, не ворошите вы это. Нет у этих крестьян просвета в жизни. Нищета, болезни, чахотка, подати, неурожай... Средство от бедности, хвост, сударь мой.
Миронов неловко замолчал, чувствуя, что разговор даже как-то неприятен собеседнику. Но после наливки словно какой-то черт засел в нем, и все дергал выложить правду.
- Ну, хорошо, а вот, предположим, у меня хвост может вырасти? - издалека начал Миронов. - Какой там надо особой воды пить?
- А вы этого хотите? - поднял бровь Иван Захарович.
Миронов задумался. Что его ждет? Он же погрязнет в этой земской больнице, со свищами и вывихами. А жизнь-то идет, проносится мимо. И сестра, и заложенный дом.
- Хочу, - посмотрел в глаза фельдшеру Миронов. - Экипаж, дом, жену, дворецкого... Сделайте мне хвост, Иван Захарович.
- Будете выступать на ярмарках? После бородатой женщины и до заклинателя змей? - усмехнулся Иван Захарович.
Миронов и сам не понимал, что он, собственно будет делать с этим хвостом. Преглупый разговор, рассердился он на себя. Все эта наливка.
- Это все ребячество, сударь мой, - махнул рукой Иван Захарович. - Сдался вам этот хвост, право. Для хирурга он совсем без надобности. А вы хирург от бога, уж я знаю, о чем говорю. Сдается мне, вы и сами можете пришивать хвосты.
- Если бы вы знали, до чего меня довела нищета. Вон, у вас до выдачи жаловаться пару рублей постоянно занимаю и не отдаю, - со стыдом признался Миронов. - И эти крестьяне, со свищами и квасной отрыжкой. Сил моих нет видеть их... Я бы не то что хвост, а и два хвоста заимел, лишь бы не знать это все.
- Идете спать, вы сегодня весьма устали, - поднимаясь, сказал Иван Захарович. - Завтра будет тяжелый день.
***
В сон Миронов провалился сразу, как только прикрыл глаза. И приснилось ему, что лежит он на цирковом манеже, вроде как на лавке. Вокруг слепящие лампы, и нет никакой возможности увидеть зрителей в зале. Вокруг стоят два человека в белых халатах, раскрашенные под похабных, с рыжими париками, клоунов.
Потом один из этих циркачей бьет хлыстом, и он, доктор Миронов, вскакивает с лавки и начинает бежать вдоль манежа на четвереньках. Причем совершенно голый, и сзади по ногам бьет хвост. Он бежит, клоун щелкает хлыстом, а невидимые зрители охают и охают. И нет сил прекратить все представление, словно невидимый поводок тащит его. Второй клоун, неподвижный и грозный, иногда подкидывал ему кусочки краковской колбасы, и он, Миронов, хватали их на лету и сразу проглатывал. Откуда-то пришла мысль, что если выполнять все приказы, то после представления ему накормят вкусной похлебкой с говядиной. А потом придет гимнастка, одетая в длинное черное трико, и почешет его за ушком. Надо только не противиться и бежать, бежать, бежать...
***
Миронов вытащил ногу из-под одеяла. Холодно...
Опять истопник экономит дрова, без особой злобы подумал Миронов, выходя во двор и открывая дверь в уборную. Когда он снял штаны, ему на секунду показалось, что между ног покачивается хвост. Рыжей расцветки, вроде как у сеттера. Миронов выскочил, как есть, наружу, со спущенными штанами, и упал в снег. Потом провел дрожащей рукой сзади. Никакого хвоста не было.
Миронов неуклюже перекрестился и припустил бегом назад, в комнату. Чертовщина какая-то, подумалось ему. Во дворе столбом торчал мужик, ломая в руках шапку. Как только он увидал Миронова, то бухнулся на колени в снег, и забасил прокуренным голосом:
- Ваше благородие, окажите милость, сделай мне хвост. Работы нет, помещик мироед. Жена говорит, езжай на заработки в город, на фабрику. Мужик ты, говорит, или видимость одна безденежная?
- Больше никаких хвостов! Буду ампутировать их, к чертовой бабушке! - уставил в него палец Миронов. - И в деревне всем так и передай! Работать надо, а не по циркам выступать!
- Ампутировать... - печально повторил мужик, нахлобучил шапку и вышел прочь со двора.