- Слушай, а ты неплохо живешь, сын Лая, - сказала Ирида, оглядывая новую блестящую колесницу марки "Фаэтон", - отличная повозка, небось, спортивная модель?
- Ну да, - с гордостью проговорил Эдип, - она может развивать такую скорость, что разве что колесница самого Гелиоса может сравниться с ней! Мне в ней больше всего диски нравятся, родные - глянь, как сверкают! Кстати о родственниках, а почему ты назвала меня сыном Лая? Звучит, как ругательство. И вообще, мой отец - царь Полиб, не последний человек в Коринфе, а те, кто говорит, что я безродный приемыш, сами собачьи дети. Говоришь, на конверте написано? И что? На заборе, вон тоже написано, но только никто почему-то не спешит двигаться в том направлении. А ты вообще, кто? - подозрительно спросил Эдип радужнокрылую незнакомку. Ему говорили, дороги Греции опасны, а боги, что могут встретиться на пути, отличаются гневливым нравом, поэтому не стоит разговаривать с незнакомцами - ведь любой из них может оказаться кем-то из бессмертных в камуфляже, однако, молодой Эдип терпеть не мог придерживаться правил, которые выдумал кто-то другой.
-Я Ирида, посланница богов, - вестница с Олимпа уже успела забраться в новую спортивную колесницу принца и удобно расположиться на сидении. - Боги решили, что тебе необходимо отправиться в семивратные Фивы, и сразиться с чудищем, что окопалось на скале и терроризирует весь город. А еще, боги решили, что я должна сопровождать тебя, - здесь Ирида приврала, но уж очень ей хотелось прокатиться в чудо-повозке молодого принца.
***
- Ты понимаешь, как-то раз кому-то из них пришла в голову удивительно светлая идея: они решили устроить шоу в прямом эфире.
- Что?
- Ну, это полная глупость, конечно, совершенно не продумано технически. Она должна была разъезжать со своей группой по стране, и загадывать людям загадки. Гонцов расставили через каждые пять километров, и когда что-то происходило - ну, когда кто-то из смертных изъявлял желание участвовать в шоу, и она загадывала ему загадку, гонцы из группы, что была с ней, быстрее Гермеса срывались с места и бежали к следующей группе, чтобы рассказать, что случилось в первой части шоу. Таким образом, по цепочке из гонцов новость передавалась на Олимп. Поначалу их это развлекало, но потом они решили закрыть проект, когда выяснилось, что никто из бессмертных не мог дождаться конца передачи, боги просто расходились по своим делам, ведь последний гонец прибывал на следующий день, или даже позже, а шоу тем временем давно заканчивалось, мне всегда казалось, что прямой эфир должен быть организован как-то иначе. Ну, просто срезали финансирование, вместо полсотни гонцов остался один Гермес на полставки, а ей сказали, что не готовы платить ей жалованье, и если она хочет, то может ужесточить сценарий шоу, чтобы было интересно смотреть, а в уплату за работу может забирать себе тех несчастных, что согласились участвовать. Я думаю, у нее не было другого выхода - таким, как она, достаточно сложно найти себе приличную работу, она ведь только загадки умеет загадывать. Она, конечно, могла бы устроиться в подземное царство на вакансию помощника перевозчика Харона, воспользовавшись связями этого недостойного пса, своего брата Кербера, но думаю, ей гордость не позволяет.
- Нет, а я-то здесь причем? - спросил Эдип в недоумении. - С чего они взяли, что мечта всей моей жизни участвовать в каких-то там шоу?
- Ну, им кто-то рассказывал, что ты любишь загадывать и отгадывать загадки. Если ты ее посрамишь, ей ничего не останется сделать, как покончить с собой от стыда. Это прописано у нее в контракте.
***
- Мне сегодня приснились ножницы, они были сломаны, - невинным тоном сказала Атропос, сидевшая на скамье у окна, поворачиваясь к остальным мойрам, занятым своими делами. По правде сказать, из всех троих занята делом была лишь Клото - старшая из трех сестер бродила вдоль стены и надзирала за станками, прядущими нити человеческих судеб.
Долгие века Клото довольствовалась старой прялкой, но с тех пор, как олимпийские боги всерьез занялись автоматизацией ручного труда, и принялись демонстрировать результаты улучшений, даже бессловесные мойры взбунтовались, и потребовали оснастить их рабочие места чем-нибудь эдаким. Зевс сначала отпирался, тянул время и говорил, что жилище мойр уже внесено в список учреждений, нуждающихся в модернизации оборудования, однако, у проницательных вершительниц судеб не было основания верить Тучегонителю - коррупция процветала на туманных вершинах Олимпа. Поэтому мойры всерьез опасались, что ждать им придется до скончания Золотого века, и очередь до них дойдет только после того, как будут удовлетворены просьбы всех многочисленных родичей Громовержца. Идея забастовать пришла в голову Атропос, самой младшей и самой непоседливой из сестер - она всегда старалась придерживаться духа времени. - А что, давайте повеселимся! - убеждала она сестер, - устроим настоящую акцию протеста, забаррикадируемся в доме, а переговоры начнем, только когда к нам пришлют инженеров - иначе, ничего не выйдет, мы все знаем, как неохотно Зевс выполняет обещания.
Поначалу ничего не происходило - Зевсу, занятому более важными делами, не было никакого дела до того, как выполняют свою работу мойры, богини судьбы. Первым забеспокоился Аид, богини судьбы сидели в своем доме сложа руки, и в его подземное царство перестали поступать души умерших. Сначала Аид решил, что во всем виноват Громовержец, который учинил очередную амнистию, но потом, спустя несколько месяцев, когда на земле прекратился возноситься дым от костров, на которых по древней традиции сжигали тела покойных, даже флегматичный Зевс забеспокоился. В конечном итоге хитрые мойры добились своего - Клото получила свои прядильные станки, мойре Лахесис, которая определяла длину судьбы, выдали казенную логарифмическую линейку, а зачинщицу, Атропос, которая с пеной у рта требовала полуавтоматическую пилу, вроде той, которую использовал в своих работах бог-кузнец Гефест - ему требовалось много угля от сожженных доисторических деревьев, наказали, выдав простые садовые ножницы. Ножницы, конечно, были определенным плюсом - раньше Перерезающая нить пользовалась собственными остро заточенными зубами, попросту перекусывая нить судьбы в том месте, где ей указывала Лахесис, но по сравнению с современными орудиями труда сестер, допотопные кусачки казались ей сущим издевательством.
- Сломанные ножницы? - переспросила Лахесис. Она отдыхала, лежа на кушетке, полузакрыв глаза. Отделяющая длину нити как раз закончила сложный расчет длины судьбы царя Фив Лая, и пришла к выводу, что его жизнь должна прерваться ровно в полдень этого дня. - Ножницы - это плохой сон, - сказала Лахесис, недобро улыбаясь - сестру она, мягко говоря, недолюбливала. - Он означает, что у тебя есть опасность лишиться друзей из-за своих странных, эксцентричных манер.
Атропос надулась. Перерезающая нить искала ножницы с самого утра, она теряла их не в первый раз, и строгие сестры уже неоднократно отчитывали ее за рассеянность. Невинным намеком мойра рассчитывала выведать у Клото и Лахесис тайну исчезновения ножниц, но судя по всему, в этот раз сестры были не причем.
***
-Слушай, а ты когда-нибудь гадала у Оракула? Думаю, там, за занавесками в святилище Аполлона, Пифия вдыхает что-то запрещенное, ее предсказания смахивают на галлюцинации. Мне кажется, что это все вранье, разводка для наивных жителей Пелопонесса, ты так не думаешь? Может, с кем-то случалось такое, чтобы предсказание сбывалось наполовину, ты не слышала? - каким-то беспомощным тоном спросил Эдип, чтобы оживить разговор - он сотый раз прокручивал в мыслях предсказание Пифии, но Ирида не успела ему ответить - внезапно оба услышали утробный звериный вой, который явно двигался им навстречу.
По узкой одноколейной дороге, что пролегала мимо портовых складов, в клубах пыли к ним стремительно приближалась тяжелая, мощная колесница той же престижной марки, что и у Эдипа, но не такая легкая и быстрая. Вой на два голоса - визгливо и басовито издавала пара чудовищ-псоглавцев с берегов Истра, они сидели рядом с возницей, скалили желтые зубы, рычали и бешено завывали для устрашения прочих участников дорожного движения, вертя острыми мордами в разные стороны. Со всех сторон повозка была увешана факелами, фитиль которых был обработан порошком меди и соединениями калия, от чего факелы горели мигающим синим пламенем. Ирида и Эдип переглянулись - они знали, что с подобной помпой ездят только очень высокопоставленные смертные. Немезида с позволения богов закрывала глаза на подобное неравенство, и если не уступить такому дорогу, можно было нарваться на очень серьезные неприятности. Не успели они сообразить, что надо бы прижаться к обочине дороги, как представительская колесница очутилась прямо перед колесницей Эдипа, от изумления псоглавцы перестали завывать, и принялись глупо таращить выпученные глаза на молодого коринфского принца и его радужнокрылую спутницу. За темными занавесками внутри колесницы Ириде удалось разглядеть какого-то старика в дорогой одежде, который, не проронил ни слова, а только крепче сжав узкие губы, принялся махать рукой своему вознице.
Возница, правящий повозкой, воспринял этот жест однозначно: он выхватил из-под сидения бычий рог, оправленный в серебро, и яростно закричал в него на Эдипа: "Прижмись к обочине, раб, уступи дорогу спецтранспорту!" Его голос, усиленный рогом, казалось, достиг окрестностей горы Парнас, высившейся далеко позади. Глянув в перекошенное лицо принца, Ирида поняла, что возница напрасно повысил голос на вспыльчивого Эдипа - золотая молодежь во все века не умела держать себя в руках, и сейчас произойдет драка.