Аннотация: Первое правило любви: все глупости, которые совершаешь, когда влюблен, почему-то заметны только со стороны.
- Отпусти меня, я кому сказала! Пусти немедленно!
Песок, сжавший цепкие объятия вокруг ее тонких щиколоток, злорадно молчал, и выпускать добычу, похоже, не собирался. - Ну, пусти же! - в отчаянии крикнула Ирида, и дернула ногой, пытаясь вырваться. - А то я уже знаю, что с тобой сделаю! Песок упрямо молчал, и ей показалось, что сотни миллиардов песчинок вокруг вытаращили любопытные глаза и уставились на нее в немом вопросе.
- Эй, море! Иди сюда, у меня для тебя кое-что есть! - крикнула Ирида, повернувшись лицом к волнам. Она выудила из складок одежды полотняный мешочек, перевязанный ленточкой, в котором она носила бутерброды. Порыв свежего ветра налетел внезапно, выхватил из ее рук ленточку и унес куда-то по направлению к горизонту. М-да, природу во владениях Пеннорожденной Афродиты никто и не думал окультуривать, но делать нечего, едой придется поделиться, иначе живьем ей отсюда не выбраться. Ирида посмотрела направо, где в отдалении, полузасыпанные желтоватым песком едва виднелись чьи-то обглоданные и совсем сухие кости. Знай вестница, что в этих краях песок такой ненасытный и куда более агрессивный, чем обыкновенно, она никогда бы не присела сюда отдохнуть минуту, тем более, что до пещеры Афродиты было уже рукой подать. Песок под ее ногами подался куда-то вправо, словно проследив направление ее взгляда, и издал злорадный вздох, от чего Ирида тут же провалились еще глубже. Море подобралось ближе, оно было глупое и ленивое, но очень любило пищу богов.
-Ну что ты медлишь, - с досадой сказала ему Ирида, - ждешь, пока от меня тут останутся одни косточки? И море нахлынуло. Отфыркиваясь и выплевывая соленую воду, вестница выбралась из воронки в песке, которую для нее проделала морская вода. Песок уже не пытался схватить ее и печально оплывал, стремясь заровнять воронку своей мокрой массой.
-Будешь знать! - назидательно сказала песку Ирида, несколько раз пнув его ногой в отместку за свои унижения. - Не связывайся лучше со мной! Море благодарно слизало с ее рук остатки бутерброда.
***
В огромной пещере, вход в которую был увит плющом, было безлюдно. Напрасно радужнокрылая Ирида колотила своим золотым кадуцеем в дверь покоев Афродиты, что располагались в глубине пещеры - на стук вышла только пожилая ора Гармония, и сообщила, что златокудрой богини любви нет дома, поэтому вестница может оставить сообщение, и нимфа передаст его хозяйке, а вот хозяйский сын, проказник Эрот дома, как раз играет на заднем дворе, и если вестнице угодно, нимфа проводит гостью к нему. Гостье было угодно. Она шла по покоям златокудрой богини любви, наблюдая жилистую спину пожилой оры и изысканную диадему на ее голове, и поражалась беспорядку, который царил в обиталище Киприды.
Воздух в пещере был спертый, пропитанный приторными ароматами притираний, на обитом бархатом мраморном сидении у входа кто-то из рабынь Афродиты забыл ее золоченую сетку для волос и пару каламисов, на которые богине недавно завивали волосы. Острый край одного из железных прутьев проткнул пакет с мелко молотой бобовой мукой, которой богиня посыпала прическу в торжественных случаях, видимо, после кто-то неосторожно присел на это сидение и потом, не заметив, разнес мучную пыль по всему жилищу - Ирида заметила белые отпечатки чьих-то следов на всем пути своего следования внутрь покоев Афродиты. В следующей комнате стоял странный резкий запах химикатов - так иногда пахло от Афины, когда она приходила к Ириде с каким-нибудь поручением с утра, прямо из своих покоев. Взгляд Ириды упал на небольшой столик у стены, и она усмехнулась - так и есть, Афродита осветляет волосы, а всех уверяет, что она натуральная блондинка: на столике богиня радуги заметила большую бутыль со щелочным составом производства Афинской мануфактуры. Крышка на бутыли отсутствовала, и именно она была источником вызывавшего тошноту запаха. Стены большого зала, который Ирида только что миновала, где отчаянно пахло жасминовой эссенцией и почему-то козьим жиром, были увешаны портретами бессмертных богов в весьма пикантном виде, и радужнокрылой вестнице подумалось, что не напрасно боги скрывают усмешку при виде Афродиты - особой разборчивостью в выборе любовников богиня не отличалась. Арес, брутальный мачо, оказался красавцем только выше пояса, а нынешний супруг Афродиты хромоногий бог-кузнец Гефест в обнаженном виде напоминал уродливого сатира, вот бывший супруг - Подземный Аид, ну да, понятно, почему они развелись, и Дионис... - ого, неужели даже изнеженный до неприличия Дионис, или Киприда просто хочет похвастаться на пустом месте? Или вот это создание, как его - Адонис? Ирида вообще не понимала, как можно воспылать страстью к такому худосочному бледному существу, которое всем своим видом напоминало растение, да еще эти уродливые ступни в виде корней... вестница брезгливо поморщилась, но продолжала идти дальше. В конце концов, у нее было поручение не к самой богине любви, а к ее сыну - шкодному младенцу Эроту, и она всерьез намеревалась увидеться с ним.
***
Обнаженный золотоволосый ребенок с белоснежными крыльями сидел спиной к входу во внутренний двор прямо на песке, в палящих лучах солнца, одну за другой он вынимал из колчана свои стрелы и пристально рассматривал и иногда пробовал на зуб их наконечники. По всей видимости, ребенка совершенно не удовлетворяло то, что он видел, поэтому дитя время от времени тяжко, по-старчески вздыхало и принималось вычесывать из крыльев божественных насекомых оперенным концом стрелы. Массивный золотой лук, слишком тяжелый для его тонких рук, как подумалось Ириде, лежал рядом, но Эрот не выказывал к агрегату никакого интереса - все его внимание было поглощено стрелами. Гармония беззвучно указала гостье на младенца и, шепнув - "Он чем-то расстроен с самого утра", степенно удалилась, а радужнокрылая вестница застыла в дверях и принялась разглядывать спину божественного отпрыска Киприды, прижитого от неизвестного отца. Раньше Ириде не доводилось встречаться с Эротом, но из рассказов богов создавалось впечатление, будто бы этот одинокий, заброшенный блудливой матерью младенец изо всех сил пытается обратить на себя внимание Афродиты, и поэтому и творит все эти бесчинства со стрелами и любовной страстью. Бессмертные говорили, что раньше, когда Афродита была супругой Властителя Подземного царства, еще до того момента, пока Эроту не удалось стащить у Аполлона лук, он пользовался факелом, поджигая сердца людей и богов, но факел отобрали, когда Эрота поймали при попытке поджога подземного дворца Аида. Говорили, будто ни одного из бессмертных богов не миновали разящие без промаха стрелы Эрота, ни одного, кроме самой Ириды, да, пожалуй, богини Афины, потому что однажды, когда Эрот прицелился в Минерву из своего лука, та пригрозила превратить его в младенца кентавра, как только очнется от безумства любви. Эрот, памятуя о прекрасной памяти Паллады, и о том, как она метко бросает диск, поспешно ретировался, но это был единственный случай. Говорили даже, будто последнее помешательство Губительного Аполлона, который с пустыми глазами и с видом сомнамбулы бродит в лавровом венке по коридорам Олимпа в обнимку с неким пышно цветущим кустом в горшке, воспылав к тому божественной страстью, и не гнушается бродить в таком виде по горам и равнинам Эллады - извращенная месть Эрота за насмешки Аполлона. Младенец в центре дворика внезапно ожесточенно вздохнул и с хрустом сломал пару стрел об колено - Ирида подумала, что, похоже, Гармония была не права: Эрот не просто был расстроен, он был весьма зол.
- Здравствуйте, молодой человек, - осторожно проговорила вестница, не двигаясь с места. - Меня к вам прислали с Олимпа с поручением от Тучегонителя. Нам нужна ваша помощь.
Ребенок стремительно вскочил на ноги и обернулся, и Ирида с изумлением обнаружила, что жестоко ошиблась, решив, будто Эрот - это младенец. Существо, что стояло перед ней, даже молодым человеком можно было назвать с очень большой натяжкой.
***
Карлик стоял перед радужнокрылой вестницей и с презрением мерил ее взглядом. Его лицо было залито солнечным светом, и в лучах Гелиоса было ясно видно, что младенцу по человеческим меркам - около сорока лет. Взгляд его был направлен не на конверт в руках гостьи, а на ее сложенные крылья, смятая золотистая материя которых покоилась на полу за ее спиной.
- Что это у тебя? Крылья? - с подозрением спросил он у нее, - и вообще, ты кто такая? Что-то я раньше тебя не встречал, хотя крылья у тебя - что надо, должно быть, насекомые в таких не заводятся... Но от тебя жутко пахнет... Ну что ты на меня так уставилась? Что, уродов не видела? - внезапно перейдя на шипящий шепот, гневно поинтересовался Эрот. Он, шурша крылами, подошел ближе, Ирида заметила, что его лицо обезображено ужасными рубцами, напоминавшими следы зубов, и вспомнила, как Харон рассказывал ей, будто недавно сын Афродиты проломил головой новый аквариум Аида, и там его покусали пираньи.
- Я Ирида, посланница богов, - нервно проговорила гостья. Она отступила назад, в тень навеса веранды внутреннего дворика, где стояли скамьи, заваленные цветными подушками для отдыха, подальше от свирепо наступавшего от нее отпрыска Киприды. - Я, гм, просто ожидала увидеть младенца, а не такого взрослого человека как ты... - осторожно проговорила вестница, по-прежнему пятясь назад.
- Ха, младенца!- Эрот по-волчьи оскалил зубы и недобро ухмыльнулся. Его голубые глаза зловеще блеснули, - Если хочешь знать, мы с самовлюбленным Фебом, Аполлоном - ровесники, просто ему повезло, что он выглядит как нормальный бог, а мне нет, потому что эта глупая курица, моя мать пожелала, чтобы я все время оставался в трехлетнем возрасте. Вот я и перестал какое-то время назад пить амброзию, и что ты думаешь? - Ирида не успела ничего подумать, как карлик все тем же свистящим голосом продолжил, - Я, как последний болван, ждал до сорока лет, пока начну расти, но вместо этого пришла старость! Нет, ты глаза не прячь, посмотри на меня, пришлось снова пить амброзию, но обратно уже никак! Эх, и почему я не остановился на двадцати годах...- Эрот ожесточенно вздохнул, и присел на скамью на веранде, глядя на Ириду. - Как поживает Аполлон? - вдруг поинтересовался Стрелок любви странным ехидным тоном, неожиданно меняя тему, - я слышал, он малость повредился рассудком?
- Ну, как тебе сказать... Он устроил в своих покоях зимний сад, тоннами закупает у Афины удобрения, завез даже гидропонное оборудование от Посейдона, и все разводит какую-то зелень, кустарники, даже в покоях Геры конденсат на потолке от сырости. Ладно бы он огородничал на продажу, но ведь Аполлон серьезно воспылал страстью к одному из этих лишайников, зовет его Гиацинтом, трясется над ним, таскает везде с собой, даже требует, чтобы на пирах Ганимед подносил его любимцу первую чашу амброзии. Говорят, он даже с ним... ну... это... ты понимаешь.., - под довольный смех Эрота Ирида густо покраснела. - Но ты знаешь, мне кажется, Зевс очень рад, что Аполлон не таскает с собой второго своего любимца, такое высоченное дерево в огромной кадке. Он зовет его Кипарис. Слушай, ты так улыбаешься, а не твоих ли это рук дело?
***
- Кого-кого, говоришь, подстрелить? Персефону, дочь богини Деметры? Вы уверены? Мне, конечно, никогда не нравился Аид, мы слишком разные, чтобы понимать друг друга, но мне кажется, даже он не заслужил эту злобную старую деву в жены.. Сам выбрал, говоришь? Ужас. Куда катится мир? Возьми немного стифадо, тебе понравится, да, вот эта мясная штука в горшочке, оно, правда, на красном вине, но там совсем немного, тебе не повредит.
Ирида и Эрот, который сходил в дом и прикрыл-таки свою наготу после многочисленных просьб вестницы, возлежали на веранде за обильным обедом, поданным служанкой Афродиты, Гармонией. Ирида с удовольствием пробовала мариду и барбунью по-кипрски, а странного вида толстые розовые веревки в огромном блюде, указав на которые Эрот загадочно произнес "Октаподи Краси" - оказались всего лишь изумительными на вкус щупальцами молодых осьминогов, тушенных, разумеется, в красном вине.
- Ты знаешь, это совершенно невозможно, - вдруг изрек карлик, а Ирида, чуть не подавившись куском кэфтедес, застыла, изумленно глядя на него. - Ищите другого охотника, который поможет Персефоне воспылать страстью. А из меня сейчас плохой стрелок, понимаешь, совершенно негодный. Я уж не знаю, в чем дело, то ли стрелы вышли из строя, то ли лук физически устарел, то ли дело в том, что я сегодня с утра стрелой укололся, когда метил в эту девчонку Психею по поручению матери, которая хотела влюбить ее в какого-нибудь бродягу, но понимаешь... Кажется, мое оружие любви больше не действует. Я извел на нее все стрелы. Все, понимаешь, вот эти - это третий колчан, запасной, на черный день. Она отказывается влюбляться в оборванцев. Потом я решил влюбить ее в одного из окрестных принцев, и знаешь, снова ничего. Ни она, ни принцы не влюбились - бесполезно! Тогда я пошел дальше. Скажу тебе по секрету, я подстерег Аполлона в Дельфийском лесу, рядом с обиталищем нимф, посвященных матери... И что ты думаешь? Он предпочел свой треклятый горшок семи нимфам! О, если бы ты видела то, что видели мои глаза - это страшно... Я уже сам не рад, что подстрелил его, а потом закопал обломки стрелы у корней Гиацинта, шутка зашла слишком далеко. Потом я решил, что сам виноват, поскольку укололся стрелой. Я думал, что смогу решить эту проблему, если она в меня влюбится. Просто подошел к ней, и ткнул ее этой же стрелой прямо в живот. И улыбнулся. Думаешь, она в меня влюбилась? Щас! Убежала с визгом в свой дворец, а я так остался стоять на улице посмешищем!
- Слушай... - медленно сказала Ирида, старательно дожевывая злосчастную тефтелю. - Если ты действительно думаешь, что лучший способ ухаживать за девушкой, это ткнуть ее острой палкой в живот - то тогда я умываю руки. Мне просто нечего тебе больше сказать - вроде взрослый парень! А хотя... может, это ты сам в нее влюбился, поэтому делаешь такие глупости? И поэтому все перестало работать? Тогда, я, кажется, знаю, как помочь твоему горю...