Машина свернула на проселочную дорогу и продолжила движение вперед, чуть снизив скорость - дорога была неровной и выщербленной колесами грузовиков, должно быть тяжелые машины оставили довольно глубокие колеи, отчего водитель был вынужден постоянно подтормаживать, чтобы фургон не занесло.
Его руки были вывернуты за спиной и стянуты наручниками, а глаза плотно завязаны. На ухабах и кочках машину трясло в разные стороны, и он, переваливаясь с боку на бок, несколько раз больно стукнулся головой о железные борта фургона. Его мутило, и кружилась голова - должно быть от голода и страха, каждую выбоину на дороге он чувствовал всем своим телом.
Он не знал, сколько времени прошло с тех пор как его настигли в одном из глухих переулков, где он запарковал машину, приехав в банк. Свободных мест для его машины рядом с банком не было и ему прошлось проехать до ближайшего поворота, чтобы объехать квартал еще раз и найти место для парковки в какой-то подворотне напротив проходной завода резинотехнических изделий. Узкую улицу рассекали трамвайные рельсы, которые соединяли два заводских цеха по разные стороны проулка. Вывеска на одноэтажном бараке близ ворот завода давала понять, что здесь находится заводская столовая, о чем свидетельствовал и запах пищи, доносившийся из-за открытой форточки одного из темных мутных окон. Он закрыл машину, сигнализация послушно пискнула, и двинулся вперед. Банк, где его ожидало более чем щедрое вознаграждение за работу, находился почти рядом - надо было только обойти ряды припаркованных машин, на которых приехало руководство завода, и пройти сквозь арку из когда-то желтого декоративного кирпича. Сейчас кирпич от времени и дорожной пыли превратился в грязно-серый, изнутри стены арки были покрыты наростами нецензурных надписей. После выхода из арки ему надо было пересечь пару перпендикулярных Садовому кольцу улочек, банк находился в сталинской постройки здании сразу на углу дальней из двух улиц - он уже видел вывеску банка на крыше здания метрах в трехстах от себя. Он уже предвкушал, как они со Светой купят тот дом - большой и светлый, совсем недалеко от Москвы в сосновом лесу. Воздух вокруг их будущего дома летом будет полон запахов хвои и цветочной пыльцы с окрестных лугов, рядом река, а возле дома - большой бассейн, отделанный камнем - как раз то, что нужно для их будущих детей. Забавы ради он начал считать шаги, физически ощущая, что каждый из них приближает его к дому его мечты. На двадцать шестом шаге земля вдруг бросилась ему в лицо и резкая, мгновенная боль пронзила голову.
Когда он очнулся, вокруг было темно. Он лежал на боку, и мог видеть слабый свет, который брезжил где-то в углу комнаты. Очертания помещения были ему не знакомо, он не понимал, где находится, его руки судорогой сводило от напряжения, а запястья ныли от боли. Развести руки в стороны и потянуться, чтобы разогнать кровь в затекших мышцах не удалось, обхватив правой ладонью свое левое запястье, он обнаружил холодный металл наручников. Вокруг было тихо, ни единого звука с улицы, единственное оконце, как он решил, находилось в углу комнаты, откуда и пробивался свет, который он заметил когда очнулся. Он вспомнил, как его ударили по голове в арке. Затылок ныл невыносимо, и он чувствовал, как наливается кровью большая шишка в районе левого виска. Он поднял руки и ощупал лицо - так и есть левая щека гораздо больше правой. И как в таком виде идти на работу? Впрочем, какая работа, его же похитили.
Происходящее казалось дурным сном. Он не знал, где находился, но в помещении было зверски холодно. Тонкий черный пуловер, его любимый, который жена так заботливо выгладила вчера вечером, чтобы он надел его на утреннюю презентацию, совершенно не согревал, а куртки на нем не было. Если его все-таки похитили, а как иначе объяснить тот факт, что он лежит здесь, в незнакомом помещении, скрючившись в куче тряпья на железной кровати со скрипучими пружинами, то они должны позвонить его жене и потребовать выкуп. Света конечно же очень расстроится, плакать начнет, когда они будут требовать деньги. Если бы он только мог ей позвонить и сказать, чтобы она не переживала... Свои карманы он уже ощупал - они были совершенно пусты - ни документов, ни бумажника, ни мобильного телефона.
Машина, в фургоне которой он лежал бесформенным тюком с завязанными глазами, сделала еще один поворот, всего поворотов было два с тех пор, как она свернула на проселочную дорогу, а до этого они несколько часов мчались по трассе на приличной скорости. Судя по всему, от Москвы уже было довольно далеко. Водитель в кабине, как ему показалось, был один - разговоров в кабине не было слышно, оттуда доносились лишь звуки музыки, периодический глухой кашель водителя, иногда женский голос читал новости по радио, но смысла ему было не разобрать за шумом дороги. Куда они едут? Может, Свете позвонили, потребовали выкуп, и она ухитрилась снять деньги, или Серега помог достать необходимую сумму, и его везут для передачи жене в заранее условленное место, специально запутывая дорогу, чтобы он не смог опознать местность, где его держали? Снова поворот. Удар о железный бортик фургона коленями. Он стиснул зубы, сдерживая стон.
Когда наступило утро, он обнаружил, что находится в подвальном помещении, своими размерами походившем на голубятню. Его руки были скованы впереди наручниками, и он принялся выворачивать их в разные стороны, чтобы немного размять затекшие мышцы. В подвале пахло сыростью, но пол был сухим. Вдоль стены в противоположном конце комнатки, напротив железной кровати, и напротив оконца - под потолком, как он и думал, зарешеченного снаружи, были складированы бумажные мешки. Под самым оконцем, в пятне солнечного света, стоял небольшой замызганный обогреватель, его шнур, вытащенный из розетки в углу, змеился по пыльному полу.
Он осознал, насколько глубоко влип, только на четвертый день. До этого он тешил себя надеждой, что все разрешиться само собой. Он был совершенно уверен, что вот-вот скрипнет выкрашенная в зеленый цвет железная дверь, за которой - свобода, он ждал, что вот сейчас дверь откроется, войдут какие-то люди, может быть даже его будут бить, а может и нет, но его обязательно должны выпустить, потому что за него заплатят выкуп, а иначе какой смысл кого-то похищать? Но кто мог узнать, что он в состоянии заплатить выкуп? Не иначе жена кому-то проболталась. О гонораре он не говорил никому, даже лучшему другу Сереге - но теперь он понимал, что зря хранил молчание. Он был уверен, что надолго его здесь не оставят, в конце концов, Света заявит в милицию, и его будут искать. Еще двумя днями позже он мечтал, чтобы просто открылась дверь, и кто-нибудь вошел и покормил его, будут бить, или не будут - ему уже было совершенно все равно. Три бутылки минеральной воды, которые стояли за мешками у стены он обнаружил к вечеру второго дня в темнице, когда понял, что зверски проголодался и начал обшаривать помещение - если уж они оставили обогреватель, то вполне могли оставить и какую-то еду. Но еды не было. Ничего, даже самой завалящей пачки заплесневелых сухарей. Прохладная вода из бутылки хлынула в его горло - за штабелями бумажных мешков обнаружилось всего три бутылки, а он не знал, насколько застрял здесь - воду придется экономить. Придти и покормить его никто не подумал, ни в этот день, ни в следующий, ни даже через неделю. Странно, разве так принято обращаться с похищенными, которые могут выкупить свою свободу, в недоумении подумал он. После того, как прошла неделя, и у него осталась всего одна бутылка воды, он перестал считать дни, внезапно осознав, что кроме благополучного, существует и иной исход: он может просто напросто подохнуть здесь от голода, словно земляной червяк, запертый в темном подвале.