Ночь или день - не имело значения, в трехстах футах под пустыней.
Все было погружено во тьму. Мужчина, одетый в израильскую боевую форму, медленно проползал по воздуховоду несколько футов за раз. Он двигался осторожно, чтобы не произвести шума или не наткнуться на одну из многочисленных шахт, уходящих на сотню футов глубже в скальную породу. Он сильно вспотел, хотя воздух, проходящий мимо его затылка, был прохладным, почти ледяным. Быть пойманным именно здесь, из всех мест, означало бы верную и, вероятно, неприятную смерть. Человек, который был известен своему начальству как Бенджамин Ротштейн в течение последних восемнадцати месяцев вытер лоб тыльной стороной ладони и продолжил. Пройдя пятьдесят футов, он, наконец, начал видеть первые рассеянные проблески света, тусклые и красные; вспыхивающие, понял он, подползая ближе к их источнику. Он остановился, когда смог различить квадратную форму источника, и затаил дыхание, прислушиваясь. Единственными звуками, однако, были тихое жужжание кондиционера и низкий гул какого-то механизма. Через несколько мгновений он продолжил, подойдя, наконец, к решетчатому отверстию в воздуховоде. Было три часа ночи. Никого бы здесь не было. Тем не менее он целых десять минут колебался у жалюзи, прислушиваясь ко всему: случайному обрывку разговора, шагам, звону металла о металл, открытию или закрытию двери хранилища. Но там ничего не было. Ротштейн, чье настоящее имя было Владимир Иванович Царев, Влади для своих друзей по Военно-морской академии имени Фрунзе, достал из кармана маленький карманный фонарик и осветил им надпись над решетчатым отверстием: I-A-7. Ему удалось натянуто улыбнуться. На самом деле он был здесь, в главном хранилище. Десять вентиляционных отверстий поддерживали в пещере прохладу, воздух был свежим. Это называлось отрицательным ламинарным потоком воздуха. В помещение был нагнетен воздух, и любой выходящий воздух мог сделать это только через сложную систему скрубберов, моек и детекторов. Это было похоже на систему кондиционирования в медицинской операционной, только наоборот.
В операционную нельзя допускать попадания микробов. Здесь нельзя было допустить, чтобы что-то ускользнуло. Ирония не ускользнула от Царева. Из небольшого набора инструментов он выбрал отвертку специальной конструкции и, медленно работая, осторожно и бесшумно открутил восемь винтов, удерживающих решетчатую панель на месте. К тому времени, как он закончил, он вспотел еще сильнее, а его сердце бешено колотилось в груди. У него так пересохло во рту, что он обнаружил, что глотать почти невозможно. Он снова надолго остановился, прислушиваясь, но не было ни звуков, ни сигналов тревоги, только мигающий красный свет внутри хранилища. “Твоя работа будет трудной и, безусловно, очень опасной, Влади, ты это полностью понимаешь”
Баранов рассказал ему о том, что, казалось, было тысячу лет назад. Да, товарищ генерал”, - ответил он.
“Мы дали вам знания и подготовку, и мы обеспечим вас безупречным опытом, но остальное будет зависеть от вас”
Баранов улыбнулся, и в этот момент Царев понял, что любит этого человека так же, как любил собственного отца. Он сделал бы для него все, что угодно. “Я заставлю вас гордиться, товарищ генерал”
“Да”, - сказал Баранов, поднимаясь из-за своего стола в Центре на Лубянке. “Тобой будет гордиться вся ”Родина"" Баранов не был ни старым, ни молодым, он был нестареющим - легенда и учреждение в КГБ.
Царев, которого он называл своим маленьким мальчиком с еврейскими глазами, с другой стороны, был очень молод и нетерпелив; временами, как маленький щенок, встревоженный и готовый угодить. Добраться до Израиля не было проблемой, как не было трудным и зачисление в армию. Но получить эту работу было нелегко. Расследование, проведенное израильской военной разведкой в области безопасности, было тщательным, и на его завершение ушел почти год. Но он был здесь. Баранов предоставил ему замечательную подготовку.
“Железный”, как он и обещал. Тремя сотнями футов выше его сторожевой пост был пуст. Он рассчитал, что у него есть максимум три часа, чтобы найти нужную вентиляционную шахту, спуститься, войти в хранилище, сделать свои фотографии, а затем вернуться к исполнению обязанностей. Почти два часа из этого времени уже истекли.
“Двигайся, Влади”, - сказал он себе. Сейчас не было других альтернатив.
С большой осторожностью он выдвинул решетчатую панель в хранилище, чуть не уронив ее в процессе, затем прополз через прямоугольное отверстие, опустившись почти на восемь футов на голый бетонный пол. Отложив в сторону решетчатую панель, он взглянул на отверстие, через которое только что прошел. Не такое уж невозможное расстояние для достижения, решил он. Затем он обернулся. Хранилище было длинным и узким; возможно, двести футов на тридцать, с литым бетонным потолком всего в десяти футах над полом. Пространство было заполнено больше, чем он мог себе представить. От простого факта того, где он был и что видел, у него перехватило дыхание; сначала от благоговения, а затем от медленно нарастающего страха и даже гнева. Мигающий красный свет над главной дверью хранилища, через которую проходили узкоколейные железнодорожные пути, раздражал. Почему он мигал? Что это значило? Рельсы тянулись по всей длине хранилища. Вдоль стен стояли массивные стальные стеллажи, на которых были сложены серые металлические цилиндры трех футов в диаметре и пяти футов длиной. Даже в тусклом мигающем свете Царев мог видеть, что их должно было быть по меньшей мере две сотни. Они никогда бы не догадались. Четыре или пять, если таковые имеются; возможно, дюжина. Больше ничего. Но сотни? Информация была ошеломляющей. Он осторожно переступил через рельсы и уставился в сторону массивной двери, красная лампочка мигала неумолимо, почти гипнотически. Что-то, что почему-то казалось неуместным, лежало кучей на полу перед дверью. Царев сделал неуверенный шаг вперед, затем остановился, когда понял, что там лежит. Это был мужчина в белом комбинезоне, лицом вниз на бетонном полу, его правая рука была вытянута, как будто он пытался дотянуться до чего-то. Произошел ли несчастный случай? Пытался ли техник вызвать помощь? Снова глаза Царева поднялись к мигающему свету. Это был сигнал тревоги. Здесь произошел несчастный случай. Слепая паника поднялась в его груди, и он отступил на шаг. “Многое может пойти не так, мой дорогой маленький Влади”
Баранов сказал. “Да, товарищ генерал” На этот раз они шли по холодной, пустынной равнине за пределами города Киева. Чернобыль находился всего в нескольких милях к северу. Подготовка Царева была завершена, и директор КГБ спустился, чтобы поговорить с ним лично. Это была большая честь, но Царев был напуган. “Что чрезвычайно важно, так это то, что вы выяснили для нас одну маленькую деталь и вернули информацию мне. Если вы получите фотографии, это было бы великолепно.
Если, с другой стороны, вы можете получить только серийный номер, только один, это было бы замечательно. Или, если все остальное не поможет, если вы просто доберетесь до места, увидите его своими глазами, подтвердите его существование и содержимое и вернете эту информацию мне, вы не потерпите неудачу. Ты понимаешь это”
“Что, если его там нет, товарищ генерал”, - спросил Царев. Ему потребовалась большая часть часа, чтобы набраться смелости задать этот единственный вопрос. Баранов покачал головой и рассмеялся. “Это там, мой мальчик, о, это там” Царев не задал следующего логичного вопроса: тогда зачем посылать меня на поиски этого? Теперь он жалел, что не сделал этого. Теперь он пожалел, что не задал много вопросов. Что-то пошло не так, была поднята тревога, и скоро кто-нибудь прибудет сюда для расследования. Не было времени для фотографий … в любом случае он понимал с тошнотворным чувством внизу живота, что фотографии ничего не будут стоить.
Не было времени даже на один серийный номер. Он отступил еще на шаг, когда заметил тележку техника с инструментами и испытательным оборудованием в трех отсеках от двери хранилища. Один из цилиндров был открыт, обнажая свои внутренности. Что-то выпало, разбившись об пол.
Ему показалось, что это ртуть или, возможно, небольшая лужица густой серебристой краски. Его глаза дико забегали по пещере. Он зашел так далеко ради Баранова, он не собирался просто лечь и умереть, как техник. Возможно даже, подумал он, что то, что убило человека, сделает это всего в нескольких футах. Мужчина был рядом с местом разлива. Он, вероятно, уронил его сам. Царев повернулся и поспешил обратно к отверстию в стене хранилища. Дрожащими пальцами он поспешно вставил восемь винтов обратно в решетчатую панель, а затем выбросил ее через отверстие. Его слегка подташнивало в животе, о последствиях чего он не хотел думать слишком усердно и слишком долго. Не сейчас.
Он должен был выбраться из этого места. Охрана наверху будет усилена из-за этой сигнализации. Если бы его обнаружили отсутствующим на своем посту, возникли бы вопросы, на которые у него не было бы хороших ответов. Ему потребовалось три попытки, прежде чем он смог запрыгнуть на стену достаточно высоко, чтобы ухватиться за отверстие и подтянуться обратно в воздуховод, слегка порезав при этом безымянный палец правой руки. Но он был слишком напуган, слишком сосредоточен на том, что ему предстояло сделать, чтобы понять, что оставил пятно крови на бетонной стене прямо под отверстием воздуховода, и снова внутри самого воздуховода, и на обратной стороне жалюзи. Ему удалось вернуть панель на место и, придерживая ее одной рукой, другой с помощью специального инструмента снова прикрутить винты.
Когда он, наконец, закончил, он позволил себе лишь мгновение перевести дыхание. Тошнота в животе неуклонно нарастала., Нервничая, Владихе пробормотал себе под нос ”Больше ничего, ты напуган до смерти, вот и все”, Он развернулся в узком воздуховоде и направился обратно тем путем, которым пришел, двигаясь так быстро, но так бесшумно, как только мог. Теперь он чувствовал не только тошноту и чувство страха, но и клаустрофобию. Он слишком долго был под землей. Он должен был выбраться. Трахни свою мать, но ему это не понравилось. Главный воздуховод для кондиционирования воздуха проходил примерно на восток и запад, от него ответвлялись вторичные линии. В трех точках впускная шахта вела прямо в защищенное помещение на поверхности, откуда поступал свежий воздух. Это была вторая из этих шахт, снабженная металлическими перекладинами, по которым спустился Царев. Его пост дежурного находился в пятидесяти футах от него, в конце здания приемного отделения. Добравшись до первой шахты, он в спешке чуть не упал, и он был так слаб от страха, что ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться настолько, чтобы перейти ко второй шахте и начать подъем.
Вверху он мог видеть свет, и теперь он мог слышать звуки сирен. Ему приходилось часто останавливаться во время восхождения. Расстояние вверх было равнозначно тридцатиэтажному зданию, а он боялся высоты. Его пальцы на перекладинах лестницы онемели и стали жирными от пота. Своды его ступней болели. Ближе к вершине ему показалось, что он услышал, как кто-то зовет его по имени, но он не был уверен, и это не повторилось. Если бы они пришли на его пост и обнаружили, что он пуст, они бы искали его. Что бы он сказал?
Две фигуры, одетые в плотные белые защитные костюмы, с большими капюшонами на головах, с кислородными баллонами, прикрепленными к спине, вышли из транспортного лифта и прошли через первую дверь ламинарного шлюза. Когда внешняя дверь закрылась, они изменили давление воздуха, что заняло полминуты. Когда давление выровнялось, они открыли внутренний шлюз и вышли в главную загрузочную и промывочную приемную. Дверь в главное хранилище находилась в пятидесяти футах по широкому коридору с низким потолком, над ней мигала красная сигнальная лампочка. Эта часть камеры была чистой. Они поспешили по коридору, где тот, что шел впереди, положил электронное оборудование, которое он нес, и открыл металлическую панель рядом с массивной дверью из стали и свинца. Он щелкнул выключателем, и над дверью ожил телевизионный экран с колеблющимся, несовершенным изображением. Оба мужчины могли видеть сбитого техника и за ним аварию, которая вызвала тревогу. Из-за абсолютной секретности этого места не было никаких мониторов, ведущих на верхнюю сторону.
Ничего, что могло бы быть обнаружено любознательным рефери из Международной регуляторной комиссии. Меры безопасности были жесткими, но их время реагирования на подобные происшествия по необходимости было очень медленным.
“Бедный ублюдок”, - сказал Лев Поток. “Мертв”, - спросила другая фигура, Абрахам Либовиц, его голос доносился через устройства внутренней связи, встроенные в их костюмы. Поток управлял камерой, чтобы просканировать все хранилище. “Похоже на то”
“Это не должно было произойти так быстро. У него должно было быть время, чтобы выбраться. Уровни там не кажутся такими уж высокими”
“Достаточно высоко”, - сказал Поток. “Я предполагаю, что он вдохнул пары.
Вероятно, у него сгорели легкие ” Поток продолжил сканирование. “Что-нибудь еще”
“Не похоже на это. Я отмою пятно, и мы вытащим его оттуда. Вам лучше позвать на помощь” Либовиц повернулся и пошел обратно через ламинарную камеру, и позвонил из лифта, пока Поток вращал дверь хранилища. Потребовалось полминуты, чтобы дверь толщиной в четыре фута тяжело распахнулась, и он шагнул внутрь.
Техник лежал на лице, его правая рука была вытянута. Он зашел так далеко и из последних сил нажал кнопку тревоги, а затем его пальцы, должно быть, коснулись кнопки управления освещением хранилища, потому что в камере было темно, если не считать мигающего света. Поток включил основное верхнее освещение, а затем склонился над техником и осторожно перевернул мужчину на спину. На его бейджике с именем было написано "АШЕР". Его глаза вылезли из орбит, а язык распух и почернел и заполнил весь рот. Поток был прав в своей оценке того, что здесь произошло. Ашер совершил ошибку и заплатил за это своей жизнью, хотя Потоку все еще было неясно, что этот человек вообще здесь делал. Из шкафчика рядом с главной дверью он достал комплект для герметизации и осторожно приблизился к месту разлива. Он распылил пену по всей площади разлива, затем покрыл ее тремя слоями свинцовой пленки. Так будет продолжаться до прибытия команды по уборке. Поток вернулся в тело Ашера. Он посмотрел на мужчину сверху вниз. За свои сорок один год он повидал множество боевых потерь. Этот выглядел не лучше или хуже многих. Это была война, мрачно сказал он себе. Что Ашер делал здесь, внизу?
Поток якобы был руководителем группы по управлению чрезвычайными ситуациями. Но он также имел звание майора в Моссаде, секретной разведывательной службе Израиля.
Он был подозрительным человеком по натуре и очень хорош в своей работе - замечать аномалии, сбои в структуре человеческих усилий, маленькие неуместные детали, которые ускользали от большинства наблюдателей. Через мгновение он повернулся и пошел вдоль путей между стеллажами для хранения. Не было никаких доказательств того, что что-то еще было подделано. Ашер был здесь, начал то, что могло оказаться обычной сервисной проверкой, и совершил свою роковую ошибку. Но это не была обычная проверка. Не в три часа ночи. И не один. Поток вынул из кармана своего костюма мощный фонарик и включил его. Медленно идя вдоль дорожек, он осветил стеллажи и устройства, которые в них находились, а также пол и стены за ними. Ничего. Все, кроме места разлива, было чистым. В конце длинной камеры он отшатнулся, осветив противоположные стеллажи и стену. Он остановился на полпути, его лампочка замигала на одном из впускных воздуховодов. Мгновение спустя четыре фигуры в костюмах команды зачистки появились у двери хранилища. Либовиц, который также работал на Моссад, был прямо за ними. Поток жестом подозвал его. Либовиц что-то сказал техникам по очистке и поспешил вниз по рельсам. Поток отключил интерком своего скафандра, и Либовиц сделал то же самое. Наклонившись так близко, что их капюшоны соприкасались, они могли разговаривать друг с другом так, что никто не мог подслушать их разговор. “Что это за слово наверху”, - спросил Поток. “Никто не знал, что он был здесь, кроме службы безопасности, где он зарегистрировался”
“Никто его не допрашивал”
“Он один из старших техников в команде технического обслуживания”
“Но техническое обслуживание не было запланировано”
“Нет” Либовиц оглянулся на тело Ашера. “Что бы он ни делал, он был предоставлен самому себе. Саботаж”
“Если это было так, то он был чертовски небрежен в этом”, - задумчиво сказал Поток. “И он получил по заслугам”, - резко сказал Либовиц — папа. Его мать, отец и две сестры были убиты на Западном берегу четыре года назад. “Я хочу, чтобы ты вернулся наверх и разузнал об этом. Что он здесь делал, и почему ему разрешили бродить одному посреди ночи, “Но не поднимать волн”
Сказал Либовиц. Это было одно из любимых высказываний Потока. “Поднимай волны”
Поток сказал. Они разделились и включили переговорные устройства своих скафандров.
Либовиц кивнул, но ничего не сказал. Он направился обратно к двери хранилища. Поток повернулся и посветил фонариком на стойки, и снова луч блеснул по воздуховоду с жалюзи. У него внезапно пересохло во рту, а сердце пропустило удар. “Либовиц”, - крикнул он, но прежде чем другой мужчина смог ответить, Поток пробежал между стеллажами к стене прямо под вентиляционным отверстием. Он посветил на него фонариком. Кровь. Боже на небесах, это была кровь. Посветив фонариком на стену, он смог разглядеть потертости там, где кто-то, очевидно, прыгнул к отверстию и подтянулся, держась за носки ботинок. Он мог даже видеть, где неизвестный злоумышленник положил жалюзийную панель в пыль у стены. Либовиц был у него за спиной. “Что это” На этот раз Поток не потрудился отключить интерком своего костюма. Сейчас не было времени на мелкие детали. “Ашеру оказали помощь”
“‘“в” Потоке осветил следы царапин и кровь под жалюзи. “Кто-то был здесь. И они выбрались через систему подачи воздуха”
“Боже...”
“Опечатайте объект!
Сделай это сейчас”
“Где, черт возьми, ты был?” - крикнул сержант Джошуа Гурион, когда Царев появился из темноты за одним из вентиляционных отверстий. Сигналы тревоги были отключены. Сержант казался скорее раздраженным, чем злым или подозрительным.
“Проверяю вентиляционные отверстия, сержант”, - сказал Царев. “Тревога.
“Ну, ты не должен был покидать свой пост”
“Да, сэр”
Сержант Гурион посмотрел поверх Царева на тени. “Видишь что-нибудь”
“Нет, сэр. Все выглядит нормально” На этот раз сержант критически посмотрел на него. “Ты чертовски уверен, что нет, Ротштейн. Что с тобой не так”
“Думаю, я немного приболел”, - сказал Царев, и это не было ложью. Он чувствовал себя ужасно. Он чувствовал, как пот выступил у него на лбу, а его униформа потемнела от него.
“Беспокоиться не о чем”, - беззлобно сказал сержант Гурион. По какой-то причине он с самого начала проникся симпатией к Цареву. “Я знаю, о чем ты думаешь”
“Это так, но я все еще неважно себя чувствую, сержант”, - сказал Царев. Этот человек был дураком, но в этот момент он был билетом отсюда.
“Ладно, отправляйся в медотсек. Я организую твою замену”
“Да, сэр”
Сержант Гурион похлопал его по руке. “С тобой все будет в порядке. “Что это было, сержант? Сигнал тревоги”
“Ничего”, - сказал сержант. “И посмотри на свою руку, ты ее обо что-то порезал”, - Царев посмотрел на свою руку и засохшую кровь. “Да, сэр, - пробормотал он.
Выйдя на улицу, Царев сел в свой джип и пересек огромное сооружение, которое днем и ночью было залито яркими огнями. Однако вместо того, чтобы направиться в район казарм, он поехал прямо к одним из задних ворот, где сдал свой пропуск и покинул территорию комплекса.
Ночь была очень темной. Царев продолжал смотреть в зеркало заднего вида на удаляющиеся огни завода. Его нога на педали газа дрожала, временами так неконтролируемо, что ему было трудно поддерживать постоянную скорость. У него сильно болел живот, и в двух милях от объекта его вырвало на переднюю часть его форменной рубашки.
Он остановил джип и вышел, где его снова вырвало на обочине дороги. Когда он закончил, он снова посмотрел в сторону объекта. Ему показалось, что он слышит еще одну сирену. Но затем звук стих. С трудом забравшись обратно за руль, он заставил себя ехать в сторону города Эн-Геди, расположенного в восьми милях от него. Когда он не появлялся в лазарете, они приходили искать его. “Он был за вентиляционными отверстиями”, - сказал бы сержант. Еще дважды Царева тошнило, но он не потрудился остановиться, пока не проехал мимо заправочной станции Esso в миле от города. Станция была закрыта в этот утренний час, но внутри почти наверняка был телефон. Он остановил джип, развернулся на узком шоссе и поехал обратно на станцию. Взяв свой пистолет-пулемет "Узи", он, спотыкаясь, пересек подъездную дорожку мимо насосов и без колебаний выбил замок на входной двери быстрой очередью. Оказавшись внутри, он протащил себя через офис, где нашел телефон. Он поднял трубку, услышал гудок и набрал свой контактный номер в Иерусалиме. На звонок ответили после первого гудка. “Это здесь. Их сотни. Это там”, - сказал он. “У вас есть фотографии”, - спокойно спросил мужской голос. “Нет времени”
“Серийный номер”
“Нет! Ты что, не слышал меня?” - воскликнул Царев. “Это там. Их сотни.
Больше, чем мы когда-либо подозревали”
“Да, а теперь послушай меня, снаружи с визгом затормозил армейский грузовик, и сразу же из кузова выскочила дюжина солдат. Царев бросил трубку и бросился к двери. Он так и не почувствовал выстрелов, которые убили его.
КНИГА ПЕРВАЯ
ПАРИЖ
Париж был волшебным городом. Когда подполковник Брэд Оллворт вышел из своего такси перед Восточным вокзалом и заплатил за проезд, одной его части было грустно уезжать, в то время как другая часть с нетерпением ждала того, что должно было произойти. Подняв свою сумку B4, он пересек широкий тротуар и вошел в оживленный главный вестибюль железнодорожного вокзала. Он был высоким мужчиной, красивым по-уличному, с прямой и целеустремленной походкой. Он был кадровым офицером ВВС, и в тридцать пять он решил, что у него есть шанс стать полковником в течение года, а после … Военный колледж и его первая звезда к сорока. Консьерж в его отеле договорился о его билетах до Кайзерслаутерна в немецкой земле Рейнланд-Пфальц, поэтому он отправился прямо в trackside. Было несколько минут двенадцатого тридцать. Его поезд должен был отправляться в полночь, чтобы к утру прибыть в немецкий город. Он остановился у ворот безопасности и положил свою сумку на движущуюся ленту, которая пропустила ее через сканирующее устройство. Кое-что новое за последние шесть месяцев. Он положил свой бумажник и несколько франков мелочью на пластиковое блюдо, передал его одному из жандармов и прошел через арку. “Ваши билеты, месье” спросил охранник. Полковник Олворди передал свой билет, а также свой паспорт. Жандарм быстро пролистал их, перевел взгляд с фотографии на его лицо. Технически он мог путешествовать по всей Европе, используя только свой военный билет. Но из-за террористических атак в последние годы американские офицеры, путешествующие гражданским транспортом, были обязаны путешествовать в гражданской одежде и использовать свои паспорта для идентификации личности. Он получил название Project Low Profile. Олворт не возражал. Жандарм вернул ему паспорт и билет, неопределенно махнул рукой в направлении гейтс, и пока Оллворт забирал свои деньги и сумку B4, полицейский проверял документы следующего человека в очереди. Оллворт подошел к своим воротам, и носильщик проводил его в вагон первого класса. Он поднялся на борт, нашел свое купе, включил свет, бросил сумку на диван и задернул шторы в коридоре и на внешних окнах. Джоанна вылетела из Омахи вместе с ним, в то время как двое их детей остались с ее сестрой в Миннеаполисе. У них были прекрасные тридцать дней в Париже и окрестностях; прогулки на барже по каналу , полет на воздушном шаре по винодельческой стране Бордо, выходные на Ривьере, и они впервые за, казалось, годы расслабились друг с другом. Слишком много лет. Но теперь между ними все было в порядке. Сегодня днем он провожал ее из Орли. Она закроет их дом, заберет детей и присоединится к нему на военно-воздушной базе Рамштайн в течение месяца. Он решил, что это будет напряженный, хотя и одинокий месяц. Кто-то постучал в дверь его купе.
Олворт обернулся. “Да”
“Носильщик, месье” Оллворт открыл дверь. Пожилой мужчина в накрахмаленном белом пиджаке улыбнулся ему. “Могу я расстелить для вас постель, месье”
“Не сейчас”, - сказал Олворт. Он вытащил банкноту в двести франков.
“Могу я получить бутылку коньяка и бокал”
“Естественно, месье”, - улыбнулся портье, принимая деньги. “Это займет всего несколько минут”
“Без спешки”, - сказал Олворт. Технически он все еще был в отпуске. Он хотел насладиться своим последним днем перед возвращением к работе. Ослабив галстук, он снял пиджак, скинул туфли и открыл двустворчатую дверь в свою крошечную ванную комнату с выдвижной раковиной. Он плеснул немного прохладной воды на лицо и, вытираясь, улыбнулся своему отражению в зеркале.
Штаб-квартира SAC в Омахе была карьерной необходимостью. Это то, что приблизило его на шаг к bird и, как прямой результат, дало ему новую работу офицера управления ракетами, даже если ему не нравился SAC. Он делал успехи, и это все, что имело значение. Он выключил свет в ванной, открыл наружную штору на окне и сел на диван. Закурив сигарету, он посмотрел вниз на быстро удаляющуюся платформу. Поезд должен был вот-вот тронуться, и всего на краткий миг он почувствовал укол неуверенности. “Приходит вместе с территорией”, - сказал ему однажды его отец, генерал. “Вы не можете переезжать каждые несколько лет, не чувствуя себя разбитым. Сделайте службу своим домом, затем найдите хорошую женщину и сохраните ее. У тебя все получится ” Кто-то постучал в его дверь. “Портье” Олворт открыл дверь и взял у мужчины коньяк и стакан, получил сдачу и вернул ему две монеты по десять франков.
“Merci”
“Я не думаю, что тебе нужно будет убирать мою кровать сегодня вечером”
“Нет”
“Нет”, - сказал Олворт с усмешкой.
“Если вам понадобится что-нибудь еще, просто позвоните, месье. Я буду счастлив служить вам”
“КОГДА мы доберемся до Кайзерслаутерна”
“В семь, месье”
“Хорошо, спасибо”
“Да., Я Оллворт открыл бутылку и налил себе немного крепкого", затем снова сел у окна, когда поезд дернулся и тронулся со станции, сначала медленно, но набирая скорость по мере въезда в город. Он откинул голову назад и глубоко вздохнул, коньяк разливал тепло по всему телу, наполняя его чувством благополучия.
Это был долгий путь, подумал он. Это был последний шаг перед большим переездом. Пентагон, Вашингтон, город, который любили и он, и Джоанна. Не то чтобы они были людьми, полными претензий, но им нравился социальный водоворот, близость к власти. Это был пьянящий напиток для них обоих.
Кто-то снова постучал в его дверь, и Олворт предположил, что это швейцар. Он направился к двери. На краткий миг он просто не мог поверить в то, что видел. В коридоре лицом к нему стоял высокий мужчина с кожаной сумкой через плечо. Он был красив в суровом, спортивном смысле. На самом деле Олворту показалось, что он смотрит на своего собственного двойника, или человека, достаточно похожего на его собственного близнеца, чтобы быть поразительным. “Что Оллворт начал говорить, когда мужчина поднял пистолет с глушителем и выстрелил ему в середину лба, огромный раскат грома взорвался в его голове.
В крошечном купе первого класса Аркадий Александрович Куршин запер дверь и задернул наружную штору на окне. Работая быстро, он открыл свою сумку через плечо, достал большой тонкий пластиковый лист и расстелил его на полу. Осторожно, чтобы не запачкать кровью себя или покрытый ковром пол, э перекатил тело полковника Олворта на простыню. На самом деле из раны вытекло очень мало крови, и пуля с низким содержанием зерна и мягким носиком не вышла из затылка американца. Но это убило его мгновенно.
Куршин был методичен. Но тогда он был профессионалом, и этого следовало ожидать. Пройдет несколько часов, прежде чем они приблизятся к немецкой границе; тем не менее он не терял времени даром. Нужно было многое сделать, прежде чем он сможет отдохнуть. Сначала он снял с тела Оллворта все, включая нижнее белье мужчины, его часы, жетоны для собак и золотое обручальное кольцо, тщательно осмотрев каждый предмет в мельчайших деталях, чтобы не только убедиться, что ничего не было запятнано кровью или любыми другими жидкостями организма, выделившимися при смерти Оллворта, но и ознакомиться с вещами мертвеца, которые для ближайшие сорок восемь часов будут принадлежать ему. Затем он снял всю свою одежду, включая очень дорогие золотые часы Rolex, усыпанные бриллиантами, тяжелую золотую цепочку на шею и кольцо с бриллиантом на мизинце. У него был всего лишь момент отвращения, когда он натягивал нижнее белье Олворта, но он проигнорировал свой единственный, странно неуместный признак брезгливости и закончил одеваться в одежду мертвеца, включая его часы, жетоны и обручальное кольцо. Он надел всю свою одежду на тело Олворта. “Другой, более жадный, мужчина мог бы оставить себе часть значительных денег или, возможно, некоторые драгоценности ты будешь нести, Аркадий”, - сказал ему Баранов. “В конце концов, какая польза мертвецу от таких вещей? Кроме того, первый человек, обнаруживший его тело, вполне мог сам оказаться вором ” Куршин сидел с Барановым в кафе на Унтер-ден-Линден в Восточном Берлине. Он посмотрел поверх своего бокала на генерала. Редкий, трудный человек, подумал он. Но блестящий и совершенно без зазрения совести. “Это часть его идентификации”, - сказал Куршин. “Точно. Мы понимаем друг друга”, - улыбнулся Куршин. “Когда я украду у вас, товарищ генерал, это будет гораздо больше, чем несколько тысяч франков и красивые часы”
“О, боже” Баранов рассмеялся, откинув голову назад. “Это богато, это действительно богато” Все сидело идеально, за исключением обуви. Его были слишком малы для ног Олворта. Куршин был раздосадован всего на мгновение, но затем он пожал плечами. Ботинки Оллворта были бы ему великоваты, но это не имело значения. Если бы все было наоборот, это бы все усложнило. Пока это было единственное, на что они не рассчитывали. Куршин отложил обувь в сторону, на пластиковый лист, и достал из своей кожаной сумки через плечо пару латексных хирургических перчатки, очень острый складной нож и маленькие секаторы, которые он положил рядом с телом Оллворта. Опустившись на колени рядом с телом, он натянул край пластиковой простыни на ноги и начал свою работу. Куршин сел на поезд по французскому паспорту на имя Эдмона Райярда, брокера по импорту /экспорту из Марселя. На самом деле Райлиард был членом французской мафии. Его похитили два дня назад с его великолепной виллы за пределами Марселя, и к настоящему времени его тело было измельчено на мелкие кусочки и роздано рыбам в море.
У Рейллиарда было много врагов. Используя рукоятки ножниц, Куршин потратил пятнадцать минут, выбивая зубы Олворту, уничтожая каждую частичку стоматологических улик, которые могли бы доказать, что он не был французским преступником, Рейллиардом. Затем он отрезал кончики пальцев Олворта, каждый из которых с тошнотворным хрустом отделился от бескровной культи. Он положил их в маленький пузырек с кислотой, который носил с собой. Это он выбросит до того, как они пересекут границу. Наконец, используя выкидной нож, острый как бритва, Куршин удалил лицо Оллворта, точно так же, как с животного снимают кожу. Эта ткань, которую свернули превратился в удивительно маленький шарик, который поместили в другой маленький контейнер с кислотой, чтобы избавиться от него кончиками пальцев мертвеца. Когда он закончил, он откинулся на спинку стула, в животе у него слегка заурчало. Прошло почти двенадцать часов с тех пор, как он ел в последний раз. Хотя крови не было, это была ужасная работа. Но это необходимо. Очень необходимо, если его выдумка должна была продержаться какое-то время. У окна Куршин раздвинул штору и посмотрел на проплывающую сельскую местность. Смотреть было особо не на что. Вдалеке погасло несколько огней. Они проезжали через фермерские угодья к востоку от Парижа, не слишком далеко из Чфилонса-сюрмейн. Идеально, подумал он. Он опустил окно, шум и стремительный поток воздуха наполнили салон. Бросив свою сумку через плечо на грудь Оллворта, он завернул тело в пластиковую простыню, вручную подтащил его к окну и протащил через отверстие. Звук закончился резким хлопаньем пластика, и Куршин закрыл и запер окно и задернул шторы. В течение следующих двадцати минут он осматривал каждый квадратный дюйм каюты, полы, стены и даже потолок в поисках каких-либо следов того, что здесь произошло убийство и нанесение увечий . Наконец, убедившись, что в комнате чисто, он сел на диван, налил себе солидную порцию коньяка, закурил сигарету и начал перебирать чемодан Олворта, предмет за предметом, мысленно каталогизируя каждую вещь, чтобы он знал ее так же хорошо, как свои собственные вещи.
Город Кайзерслаутерн в центре Германии когда-то был перекрестком дорог и местом встреч королей. В более поздние времена это был крупный пункт пополнения запасов и перевалочный пункт для гитлеровских армий. Со времен войны в этом районе сосредоточилась самая большая концентрация персонала американской армии и ВВС где-либо в мире. Аркадий Куршин сошел с поезда, поднял свою единственную сумку B4 и вышел на яркое утреннее солнце, где поймал такси, приказав водителю отвезти его на военно-воздушную базу Рамштайн, расположенную в нескольких милях к югу. Не было абсолютно никакого неприятности в поезде прошлой ночью. Но Куршин знал, что он умрет, с того момента, как увидел выражение лица Оллворта, когда тот открыл дверь. Единственная реальная трудность возникла бы на базе, если бы он столкнулся с кем-то, кто знал Олворта. Это было возможно. Но США. Военно-воздушные силы были очень крупной организацией. И ему нужно было продержаться всего тридцать шесть часов или около того. Близко, подумал он с внутренней улыбкой. Так близко. Таксисткой оказалась словоохотливая пожилая женщина, которая всю дорогу до базы пыталась завязать с ним разговор, но Куршин откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Прошлой ночью в поезде ему не удалось поспать, и он заставил себя немного отдохнуть. Ему понадобится его сообразительность. Но тогда у него была тренировка. У него был разум. И у него была поддержка Баранова.
Ничего не пойдет не так. Военно-воздушная база Рамштайн была огромным сооружением, занимающим тысячи акров немецкой сельской местности. Большая часть этого была под землей, в старом нацистском лабиринте туннелей и хранилищ. Это был самый большой склад для НАС. и ядерное оружие НАТО где угодно за пределами континентальной части Соединенных Штатов. И все же безопасность на базе была очень слабой в эти дни. У главных ворот он опустил стекло и показал дежурному AP свое удостоверение личности, и такси пропустили к холостяцким офицерским кварталам на другой стороне базы. Он заплатил водителю и зашел внутрь, где расписался у заведующего кварталами, передав копию своих распоряжений. “Добро пожаловать в Германию, сэр”, - сказал молодой сержант. “У тебя была хорошая поездка”
“Утомительно”, - сказал Куршин. “Что мне нужно, так это душ, крепкий напиток и приличный стейк, в таком порядке”, - ухмыльнулся сержант, на бейджике которого значилось ЛЕВЕНСОН. “Могу сделать, полковник, по крайней мере, в душе. Вы можете заказать напиток и хороший стейк в офицерском клубе, расположенном недалеко отсюда.
“Звучит неплохо”
“Вы уже зарегистрировались, сэр”
“Нет, я только что вошел”
“Если вы дадите мне четыре комплекта ваших приказов, я попрошу посыльного доставить их для вас в штаб базы. Командира нет на базе до понедельника”
Куршин достал дополнительные наборы заказов и передал их. “Как насчет транспортировки”
“Я также могу предоставить вам машину и водителя, как только мы зарегистрируем вас”
Куршин ухмыльнулся. Охрана была невероятно слабой. Сержант неправильно истолковал значение его улыбки. “Не парьтесь, полковник, мы стремимся угодить всем здесь”
“Пока все хорошо”, - сказал Куршин, его ухмылка стала шире. И он говорил серьезно.
EN GEDI
От безжизненного дна пустыни исходил жар, когда вдали показался серый седан Mercedes 560SE цвета оружейного металла с флагами Организации Объединенных Наций на передних крыльях. Вверху на высоте тысячи футов завис боевой вертолет израильской армии "Кобра". Лев Поток, сидящий у открытой двери, опустил мощный бинокль, в который он наблюдал за машиной, и криво покачал головой. С момента инцидента прошло немногим более сорока восьми часов, а пираньи уже начали собираться. “Мы здесь в щекотливом положении” доктор Моше Бен Аврал, директор объекта, сказал ему вчера. “Мы управляем тем, что кажется миру не более чем летающим исследовательским реактором, когда на самом деле слишком много людей знают, что здесь находится”
“Они могут только догадываться”, - утверждал Поток. “И если они угадывают правильно, они не могут знать наверняка, что это склад”
“Предположение менее разрушительно, чем уверенность”, - спросил доктор Аврал. Я “Конечно” ответил Поток, его мысли в тот момент были где-то в другом месте.
Прошлое Ротштейна до сих пор прояснялось, как и прошлое Ашера. Но не было никаких сомнений в том, что это был Ротштейн, который спустился по воздуховодам и проник в главное хранилище. Кровь на решетчатой панели и внутри, на полу воздуховода, соответствовала крови Ротштейна, и мужчина получил сильную дозу радиации. Итак, он был в хранилище и видел собственными глазами, что в нем содержалось. Вопрос был в том, было ли у него время воспользоваться телефоном на заправке, чтобы позвонить кому-нибудь? На телефоне были его отпечатки пальцев. Но было ли у него время? “Мы были прямо у него на хвосте, майор”, - доложил командир группы.
“Он пробыл на той заправке не более двадцати или тридцати секунд.
Времени достаточно, чтобы позвонить? Поток задумался. Шокирующие волны от этой возможности достигли премьер-министра и теперь возвращались к ним. Склад должен быть перемещен, хотя это было бы невозможно менее чем через год без полного подрыва системы безопасности. “Значит, так тому и быть”, И теперь Команда ООН по Договору о нераспространении снова постучалась в их парадную дверь. “Давайте возвращаться”, - крикнул он пилоту, и вертолет улетел на юг… Да поможет нам всем Бог, если секрет раскроется, подумал Поток. ВТОРОЕ, вероятно, означало бы войну. Война, в которой почти наверняка примут участие все арабские государства.
Доктор Лоррейн Эббот сидела на заднем сиденье Мерседеса вместе со Скоттом Хейсом, к которому она присоединилась в Лондоне. Он служил в британском подразделении инспекционной службы ДНЯО. Они были вместе почти непрерывно в течение двадцати четырех часов. Сначала брифинги, а затем поездка в Израиль, и она решила, что он ей не очень нравится. “Пустая трата времени”
он проворчал оттуда, где сидел, привалившись к двери. “Они ни черта нам не скажут” Хейз был невысоким и коренастым на вид, с длинными волосами, жиденькой бородкой и тусклыми серыми глазами. Он считался выдающимся физиком-ядерщиком и инженером и был гринписером, сочетание, которое Лоррейн сочла странно несинхронизированным. “По крайней мере, они будут знать, что мы заинтересованы, и что мы в курсе событий”, - ответила она. Хейз посмотрел на нее с легкой ухмылкой. “Ты думаешь, им будет, черт возьми, не все равно” Лоррейн, которая защитила докторскую диссертацию. изучала теоретическую физику в Беркли, в настоящее время работала в лабораториях Лоуренса Ливермора и была вызвана Инспекционной службой NPT в качестве полевого наблюдателя, работа, которая забирала ее из дома полдюжины раз в год. Она была высокой, стройной и привлекательной, со светло-калифорнийскими светлыми волосами и большими зелеными глазами. Ее коллеги всегда удивлялись ее шикарной внешности при первой встрече. “Ты не похож на физика”, - неизменно говорили они. Ее ответ, если бы она чувствовала себя вспыльчивой, часто был бы: “Ты делаешь”
“Им определенно не все равно, - ответила она Хейсу, но не потрудилась указать на вертолет, который только что повернул на юг, к ядерному исследовательскому центру в Эн-Геди, в нескольких милях от нас. “Итак, о чем ты собираешься их спросить: “Послушай, старина, не мог бы ты сказать нам, где ты хранишь лакомства в эти дни”, - улыбнулась Лоррейн. “Что-то вроде этого”, - сказала она. “Черт возьми”, - ответил Хейз и посмотрел в окно, раздраженно опустив плечи. Лоррейн открыла сумочку, длинными изящными пальцами достала сигарету и закурила, глубоко втягивая дым в легкие. Ее бывший жених, хирург в медицинском центре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, всегда был на ее стороне из-за ее одного порока. “Ты слишком умна для этого, Лор”, - сказал он. Впрочем, она не возражала, даже если он был прав; его единственным пороком было придирчивое отношение. В конце концов, никто не был совершенен.
ДНЯО получил предварительный отчет о том, что что-то может быть не так здесь, в Эн-Геди, от Агентства национальной безопасности в Ft. Мид. Необычная активность наблюдалась с одного из пролетных спутников серии KH. Фотографии были отправлены в Национальный центр интерпретации фотографий, где анализ показал, что какой-то сигнал тревоги мог сработать два с половиной дня назад, около трех часов утра по местному времени. Не было никаких видимых повреждений, никакого пожара и, конечно, никаких обнаруженных утечек радиации. Кроме того, израильтяне до сих пор не сделали никакого объявления о каких-либо неполадках на своей исследовательской реакторной установке - хотя для них это было бы крайне необычно.
Они держали язык за зубами по поводу своего участия в ядерной энергетике. Тем не менее, они, казалось, не были слишком удивлены, узнав, что команда НПФ была направлена для изучения ситуации. Ее инструкции были просты, как и во время каждой из ее инспекционных поездок: держите глаза и уши открытыми на случай чего-либо необычного.
Израиль располагал возможностями для производства плутония на своих двух исследовательских реакторах, и в настоящее время у него функционировали одна установка по обогащению, одна установка по производству тяжелой воды и одна установка по переработке, так что у него также была возможность производить материал оружейного качества. Вопрос был, конечно, в том, действительно ли Израиль сделал следующий шаг? Создала ли она ядерное оружие или группы вооружений? ДНЯО хотел знать. Одному Богу известно, подумала она про себя, когда водитель перевалил через гребень холма, где вдалеке находился завод в Эн-Геди, у них была причина создавать такое оружие для выживания.
Ядерная исследовательская станция в Эн-Геди была примерно средней для объекта такого типа. Сам реактор размещался под четырехэтажным куполом из стекловолокна внутри немного большего по размеру здания из железобетона. На востоке находилась небольшая градирня в форме Вентури. С северной стороны объекта, который был огорожен двойной линией высоких электрифицированных заборов, находились различные исследовательские лаборатории и главный административный центр. К западу находились небольшая аптека, столовая и жилые помещения для научно-технического персонала и эскадрона военной охраны. Сирия, в конце концов, была не так уж далеко.
Охрана здесь была, по необходимости, очень строгой. У главных ворот их встретил крепкий, симпатичный армейский офицер в форме майораи каске на голове. “Лев Поток”, - представился он. “Я руководитель группы по управлению кризисными ситуациями. Добро пожаловать в Эн-Геди, доктор Эбботт, мистер Хейз”
Они пожали друг другу руки. “Мы понимаем, что прошлой ночью у вас были небольшие проблемы”, - сказала Лоррейн. Не было смысла ходить вокруг да около. По крайней мере, в этом она согласилась с Хейсом. Поток выдавил из себя натянутую улыбку. “На самом деле, ничего особенного. Но я ожидаю, что вы захотите увидеть сами ”
“Естественно”, - резко сказал Хейз, и Лоррейн бросила на него предупреждающий взгляд, который он проигнорировал. “Если вы пойдете с нами, тогда директор нашего объекта и главный инженер ждут встречи с вами”, - сказал Поток. Они вышли из "Мерседеса". В этот послеполуденный час стояла невыносимая жара.