Картер Ник : другие произведения.

Транкилино-найденыш

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Транкилино-найденыш
  Глава I
  Сирота
  Было два часа ночи.
  Дождь лил как из ведра и холодный резкий ветер завывал в пустынных улицах.
  Главная улица Нью-Йорка — Бродвей, всегда оживленная днем, в этот час была пустынна. Даже полисмены, кутаясь в свои непромокаемые плащи, постарались укрыться от дождя и ветра под навесами ближайших подъездов.
  Изредка только поспешные шаги запоздавшего прохожего нарушали безмолвие ночи.
  Один из таких прохожих быстро шел по Бродвею в направлении от 30-й улицы к 60-й.
  Вдруг он замедлил шаги и остановился.
  Откуда-то до него донеслось тихое всхлипывание и плач ребенка.
  Оглянувшись, он увидел мальчика лет семи, который вышел из-под навеса ближайших ворот и начал боязливо озираться по сторонам.
  Знаменитый сыщик Ник Картер — это и был одинокий прохожий — подошел к мальчику, защитил его от дождя своим зонтиком и спросил приветливым голосом:
  — Ну что ты, малыш? Ты кого-нибудь ищешь? Или принял меня за знакомого?
  Но мальчик ничего не ответил, а с выражением глубокого разочарования взглянул на сыщика, причем губы его задрожали.
  Ник Картер увидел, что мальчик не понял его; отсюда следовало, что он не знает английского языка.
  Глядя на доброе лицо Ника Картера, мальчик, по-видимому, почувствовал к нему доверие, слабо улыбнулся и прошептал по-испански:
  — Я не понимаю вас, сударь.
  — А, ты не понял меня? — ответил Ник Картер на том же языке, — изволь, я повторю свой вопрос. Ты ищешь кого-нибудь?
  — Я искал отца.
  — И ты принял меня за него?
  — Да, сударь.
  — Но ведь здесь не так уж темно, чтобы нельзя было рассмотреть человека. Разве я так похож на твоего отца?
  — Не знаю, сударь.
  — Как так? — изумился Ник Картер.
  — Я очень, очень давно не видел моего отца.
  — И ты не помнишь его, а потому и подошел поближе, чтобы рассмотреть меня?
  — Да, сударь.
  — А как тебя зовут?
  — Лино. Так меня зовет мать, а полное мое имя Транкилино Аджело Иосиф Мария дель Корона и Аграмонте, а моего отца зовут Иосиф Михаил Филипп Нери дель Короно.
  — Нечего сказать, имен у тебя достаточно. Удивительно, как это ты все их запомнил! Значит, обыкновенно тебя зовут Лино, не так ли?
  — Да, сударь.
  — Скажи, пожалуйста, — продолжал Ник Картер, зайдя с ним под навес ворот, где они были больше защищены от дождя, — тебе кто-нибудь приказал ожидать здесь?
  — Да, сударь.
  — А давно ты здесь стоишь?
  — Очень давно, — вздохнул мальчик, — много, много часов! Когда я пришел сюда, улица была полна народу и магазины все были ярко освещены. Мне есть хочется и я так устал.
  Мальчик заплакал.
  Нику Картеру стало жаль его и он сказал:
  — Хочешь, пойдем со мной в мою квартиру, у меня тепло, я тебя накормлю и напою, а потом ты уснешь на мягкой кровати. Завтра я постараюсь разыскать твоих родителей.
  Мальчик радостно улыбнулся.
  — Если бы вы были так добры, — проговорил он, с благодарностью глядя на сыщика, — а то мне так холодно.
  — Пойдем, Лино! Лучше всего будет, если я тебя возьму на руки, тогда мы быстрее дойдем.
  Он поднял мальчика, доверчиво положившего ему руку на плечо, стараясь держать зонтик как можно ниже, чтобы защитить его от дождя и ветра и быстро пошел вперед.
  По дороге Лино не сказал ни слова, а только доверчиво прижимался к широкой груди Ника Картера.
  В ярко освещенной передней своей квартиры Ник Картер поставил мальчика на пол, приказал лакею Иосифу разбудить экономку и проводить Лино в библиотечную комнату, где в камине был разведен огонь.
  — Бедняжка, ты весь насквозь промок, — сказал Ник Картер, ощупав одежду мальчика, — погоди, мы тебя скоро переоденем во все сухое. Ну, а теперь скажи, чего бы ты хотел поесть?
  Лино сделался немного смелее.
  Он подумал немного, а потом с важным видом проговорил:
  — Если бы можно было, то я охотно съел бы кусочек жареной козы и сладкого хлеба.
  — Ага, вижу, что ты родом из Мексики или Центральной Америки, — рассмеялся Ник Картер, — но, к большому сожалению, именно этим я тебя не могу угостить. Придется тебе удовольствоваться чашкой горячего молока или шоколада и парой яиц всмятку с белым хлебом.
  Появилась пожилая экономка, не слишком довольная тем, что ей пришлось встать в столь неурочное время. Но когда она увидела продрогшего мальчугана, в ней проснулась жалость и она изъявила полную готовность позаботиться о нем.
  — Не лучше ли сначала уложить его в постель, а уж потом накормить? — спросил ее Ник Картер.
  — Нет, мистер Картер, — возразила экономка, — предоставьте уж мне позаботиться о нем! Вы ведь в этом деле ничего не понимаете, а я вырастила пять человек детей и знаю, как с ними обращаться!
  — Что ж, делайте, как знаете.
  — Видите, если мы его сейчас уложим, — продолжала экономка, — то он сейчас же и уснет. Лучше посадите его поближе к камину и поболтайте с ним, чтобы он не дремал, а я приготовлю ему поесть.
  Таким образом Нику Картеру пришлось рассказывать маленькому Лино сказки и занимать его до тех пор, пока экономка не вернулась с ужином.
  После того, как мальчик поел, экономка взяла его с собой в свою комнату и приготовила ему там постель.
  Глава II
  Рассказ найденыша
  На другой день в воскресенье, около полудня, экономка привела мальчика к Нику Картеру и доложила:
  — Он спал до сих пор, я уже накормила его завтраком. Как он жадно ел! Вероятно, он давно не ел, как следует.
  — Похоже на то, — отозвался Ник Картер, посадил мальчика к себе на колени и погладил его по головке, — жаль только, что вы не понимаете его родного языка.
  — Ничего, мы отлично поняли друг друга, — заверила экономка, — знаете, язык сердца понимает всякий ребенок.
  Она ушла, и Ник Картер остался наедине с найденышем.
  Но Лино не сиделось на коленях сыщика. Он спустился на пол, огляделся в комнате и взобрался на большое кожаное кресло, в котором обыкновенно любил сидеть Ник Картер.
  Устроившись там поудобнее, он стал молча смотреть на своего благодетеля.
  Ник Картер не мешал ему.
  — Вы, кажется, очень добрый человек, — наконец проговорил мальчик.
  — Спасибо за лестное мнение. Постараюсь оправдать его. Но теперь я расспрошу тебя кое о чем. Будешь отвечать мне?
  — Буду.
  — Предварительно я тебе скажу, что я, пока ты еще спал, справлялся повсюду, где только можно было, даже в полиции, о твоих родителях. Но мне так и не удалось узнать что-нибудь о них.
  — Меня никто не потерял. Вчера меня привезли к тому месту, где вы меня нашли и приказали мне там ждать, пока придет мой отец.
  — Ага, это другое дело. А откуда же тебя привезли?
  — С вокзала.
  — Названия вокзала ты, я думаю, не помнишь?
  — Нет. Но это был самый большой вокзал, который я когда-либо видел, с огромным навесом, где было много-много паровозов и вагонов и много народа.
  — Не ехал ли ты на большой лодке после того, как вышел с вокзала?
  — Да, ехал.
  — Тогда еще было светло?
  — Да, совсем.
  — Жаль, что ты не знаешь английского языка, а то ты мог бы мне сказать, что было написано на той лодке. Но не обратил ли ты внимания на что-нибудь такое на судне, на трубы?
  — Как же! Я помню, там было что-то нарисовано большое.
  — Не такая ли штука? — спросил Ник Картер, взял лист бумаги и карандаш и нарисовал контуры быка моста.
  Мальчик радостно захлопал в ладоши и воскликнул:
  — Вот-вот! Точь-в-точь такая штука.
  «Значит, он приехал по Пенсильванской железной дороге», — подумал Ник Картер и спросил: — Оттуда тебя повезли в гостиницу что ли?
  — Нет, мы отправились в какой-то дом и там меня надолго оставили одного в комнатах. А когда мы опять вышли, то было уже темно и на улице горели такие большие фонари, каких я ни разу еще не видал.
  — И куда же вы пошли?
  — К тому месту, где вы меня нашли. Когда мы прибыли туда, я очень устал. А потом…
  — Погоди! Тебя туда привела твоя мать?
  — О нет! Моя мать никогда не заставила бы меня идти так далеко пешком. Она не выпустила бы меня одного из комнаты.
  — Кто же тебя доставил туда в такую дурную погоду?
  — Дон Рибера.
  — А кто такой дон Рибера?
  — Не знаю.
  — Как так? Ты не знаешь человека, с которым приехал?
  — Не знаю! Он приказал мне называть его дон Рибера и говорил мне, что он мой дядя, но я ему теперь уже не верю. Правда, у меня есть дядя по имени дон Рибера Аграмонте. О нем мне много говорила моя мать, и потому-то я и пошел с ним, когда он взял меня с собой.
  — Почему же ты теперь уже не веришь, что он твой дядя?
  — Потому, что он был неласков и дурно обходился со мной, а мать мне всегда говорила, что дон Рибера очень добрый человек и что он очень будет любить меня.
  — Откуда же тебя привез дон Рибера?
  — Из нашей гасиенды.
  — Она, вероятно, находится в Мексике?
  — Да, да! Ведь я мексиканский дворянин!
  — Как называется город, ближайший к вашей гасиенде?
  — Не знаю, хотя я слышал много названий мексиканских городов, как Мехико, Чигуагуа, Гвадалахара, Пуэбла, Саламанка и Сан-Луис Потози.
  — От этого нам не легче, Лино! Эти города расположены далеко один от другого. Не встречал ли ты кого-нибудь из твоих знакомых после того, как уехал с доном Рибера из гасиенды?
  — Нет, никого.
  — А давно ли ты уехал оттуда?
  — Много, много дней уже.
  — Больше недели?
  — Конечно, больше.
  — Была ли твоя мать дома, когда дон Рибера заехал за тобой?
  — Нет! Он приехал и сказал, что ему поручили доставить меня к родителям. А я ведь так скучал по матери, что сейчас же и пошел с ним, так как он ведь сказал, что он дядя дон Рибера Аграмонте. Меня только удивило, что он не зашел к Аните и Панчо, чтобы сказать им, что берет меня с собой, но он ответил, что у него нет на это времени.
  — Кто такие Анита и Панчо?
  — Анита моя няня, а Панчо мажордом гасиенды.
  — В тот день, когда за тобой заехал дон Рибера, они оба были дома?
  — Да!
  — В котором часу заехал дон Рибера?
  — Под вечер, уже становилось темно. Я ехал верхом на моем пони и находился как раз у конца короткой дорожки, которая ведет к двум источникам. Один источник холодный, а другой горячий. Дорога к ним очень красива и они друг от друга недалеко.
  — Как называется гасиенда?
  — Гасиенда Двух Источников.
  — От гасиенды до источника можно дойти в четверть часа, и я по вечерам обыкновенно ездил туда на своем пони, иногда даже по два раза в день. Когда я в тот вечер находился вблизи источников, дон Рибера вышел ко мне из-за дома, который построен над горячим источником и сказал, что очень рад меня видеть и что он доставит меня к родителям. Я сначала хотел вернуться в гасиенду, чтобы сказать об этом Аните и Панчо, но дон Рибера не согласился и сказал, что мы должны немедленно уехать. Он сел на лошадь, взял моего пони под уздцы и поскакал рысью. Вскоре мы доехали до почтовой кареты, в которую и сели. Он дал мне конфет, после которых я как-то ослабел и уснул, а когда я проснулся, то увидел, что сижу в вагоне железной дороги и рядом со мной сидит дон Рибера. Меня тошнило и голова сильно болела, но вскоре я опять заснул, а когда опять проснулся, то уже лежал в постели, но тоже в вагоне.
  — Когда ты проснулся в первый раз, то было уже светло?
  — Совсем светло.
  — Жаль, что ты еще маленький, а то мог бы дать мне более существенные сведения. Во всяком случае я постараюсь разыскать твоих родителей и доставить тебя домой. Разве ты не спрашивал дона Рибера, куда он тебя везет?
  — Спрашивал, но он только повторил то, что говорил уже раньше, именно, что я скоро увижусь с родителями. А когда я стал жаловаться, зачем мы так долго едем, он рассердился и перестал со мной говорить. Быть может, он успел уже заметить, что я ему не доверяю. Так мы ехали много дней и наконец доехали до одного города, название которого я запомнил. Это был Сан-Луи, но не тот, что в Мексике, не Сан-Луи Потози. Там мы вышли из вагона и пробыли несколько времени в каком-то доме. Там дон Рибера часто оставлял меня одного. Потом мы опять уехали и в конце концов прибыли на этот огромный вокзал, о котором я вам уже говорил.
  — Кто находился в том доме, в который тебя привезли после того, как вы ехали на пароходе?
  — Я видел там одного только дона Рибера, но в другой комнате слышал голоса; к сожалению, я ничего не понял, так как они говорили на чужом языке.
  — Прибыли ли вы в тот дом пешком или ехали в коляске?
  — Да, в коляске, запряженной парой лошадей.
  — Постарайся вспомнить, Лино: куда поехал кучер, когда вы сели в коляску? Ведь ты, вероятно, смотрел на улицу?
  — Да, а дон Рибера не обращал на меня никакого внимания и все время что-то бормотал.
  — Что же ты прежде всего увидел?
  — Много карет, которые едут без лошадей. Они ехали все кругом одного и того же места.
  «Значит, они сначала ехали по 23-й улице», — подумал Ник Картер и сказал: — Рассказывай, Лино, что было дальше.
  — Когда мы доехали до конца улицы, то проехали под мостом.
  — Это, значит, надземная железная дорога. Дальше?
  — Потом мы ехали все прямо, пока наконец не добрались до более широкой улицы, где стояли красивые белые дома. Вскоре после этого мы миновали большой сад.
  — Центральный парк!
  — А оттуда опять поехали прямо, и дон Рибера с недовольным видом проговорил, что мы сидим в коляске уже целый час. Наконец, мы завернули направо.
  — Ты говоришь, целый час? Значит, вы успели доехать приблизительно до 125-й улицы.
  — Мы поехали еще немного дальше, а когда вышли из коляски, то я, к удивлению своему заметил, что над дверями дома, в который мы вошли, висят три золотых шара.
  — А, вот это ценное указание! Такие шары висят только над дверями ломбардов, а в той местности их немного, так как речь может идти только о Второй авеню.
  Ник Картер не сомневался в том, что мальчик говорит сущую правду.
  Мальчик казался ему развитым не по летам и похититель его, по всей вероятности, не считался с тем, что он запомнит важнейшие отличительные приметы пути, иначе он, наверно, завязал бы ему глаза.
  Из всего того, что ему удалось узнать от мальчика, Ник Картер вывел заключение, что Транкилино был похищен с гасиенды своего отца и доставлен прямо в Нью-Йорк, где его и бросили на Бродвее в надежде на то, что с ним произойдет то же самое, что происходит с большинством найденышей.
  С другой стороны, похититель Транкилино должен был сообразить, что нью-йоркская полиция будет наводить справки о родителях и месторождении мальчика, тем более, что мальчик знал свое полное имя. И вообще, не стоило ехать из Мексики в Нью-Йорк для того только, чтобы избавиться от мальчика.
  — Я вам еще не все рассказал, — продолжал Транкилино, — вечером меня вывели из дома с тремя шарами и посадили в карету. Мы ехали довольно долго, потом дон Рибера указал мне место под воротами и приказал ждать, пока придет мой отец, а сам в той же карете уехал.
  — Никто из прохожих не заговаривал с тобой? — спросил Ник Картер.
  — Заговаривали, но я их не понимал, да и они меня, видно, не понимали, когда я им говорил, что ожидаю отца.
  — Не можешь ли ты мне сказать, где находилась твоя мать, когда дон Рибера заехал за тобой на гасиенду?
  — Нет, не могу.
  — Вероятно, она задолго до этого уехала куда-нибудь?
  — Да, недели за две до этого. Панчо и Анита говорили мне, что она уехала к отцу, который находился будто бы в месте по названию Сан Хуан дель Илоя.
  — Где?! — в изумлении воскликнул Ник Картер.
  Дело в том, что мальчик назвал одну из ужаснейших тюрем для преступников вблизи Веракруза.
  — Да, да, в Сан Хуан дель Илоя, — повторил Транкилино, — возможно, что отца там уже не было, когда к нему поехала мать, так как я слышал, как Панчо сказал Аните, что он очень рад тому, что отец скоро уедет из Сан Хуана дель Илоя. Я хотел расспросить об этом свою мать, но забыл.
  — А твоя мать хотела вместе с отцом вернуться на гасиенду?
  — Нет, по крайней мере она об этом не говорила. Когда она прощалась со мной, то долго плакала и говорила, что скоро вернется, а потом повезет меня к отцу.
  «Дело начинает усложняться, — подумал Ник Картер, — впрочем, почем знать, может мальчик выдумал все это». — Скажи, Лино, есть ли у тебя братья или сестры?
  — Нет! Был у меня когда-то брат, но он умер, когда еще был совсем маленький.
  — Не помнишь ли ты, говорили ли когда-нибудь при тебе, почему твой отец находится в Сан Хуан дель Илоя?
  — Помню, об этом как-то беседовали Панчо и Анита, когда они думали, что я уже сплю. Они говорили, что отец находится там потому, что он будто бы кого-то убил и что он невиновен, потому что никогда никого не убивал. А потом они говорили, что отец будто бы только сделал вид, что убил человека, или что кто-то другой наклеветал на него.
  — Ты, вероятно, не совсем понял, что они говорили?
  — Да, потому что я тогда очень устал и не прислушивался особенно.
  — Не слышал ли ты имени того человека, которого твой отец будто бы убил?
  — Нет, не помню.
  Ник Картер подумал немного, а потом сказал:
  — Значит, дон Рибера увез тебя из гасиенды с неделю или больше тому назад. Ты сказал, что твоя мать уехала недели за две до этого. Возможно, что твои родители на самом деле находятся здесь в Нью-Йорке, и что дон Рибера поступил с тобой вполне честно. Но с этим не согласуется то обстоятельство, что он увез тебя тайком, не сообщил об этом управляющему и няне. Кроме того, он в дороге дал тебе наркотическое средство. Странно еще и то, что он доставил тебя в дом владельца ссудной кассы. Но, как бы там ни было, я сделаю все, что могу, чтобы найти твоих родителей, прежде всего, твою мать, но пока ты должен остаться здесь в моем доме и делать все, что тебе скажу я или миссис Петерс. Обещаешь ли ты мне быть послушным мальчиком?
  Мальчик соскочил с кресла, весело засмеялся и подбежал к Нику Картеру.
  — Охотно обещаю, — воскликнул он, — но я еще не знаю, как вас зовут. У нас люди всегда называют свои имена, когда знакомятся.
  Ник Картер расхохотался. Он знал, что в Мексике придают большое внимание церемонии представления и взаимного рукопожатия.
  — Да, да, об этом я совершенно забыл, — сказал он, — но это можно наверстать. Я Николай Картер, а обыкновенно меня зовут Ником Картером.
  Глава III
  Предварительное расследование
  Транкилино взглянул на сыщика со странным выражением, по которому можно было догадаться, что имя Ника Картера ему знакомо. По всей вероятности, он где-то слышал это имя, а теперь старался вспомнить, где и когда именно.
  Поэтому Ник Картер не мешал ему и стал ждать.
  Вдруг мальчик спросил:
  — Вы когда-нибудь были в гасиенде Двух Источников?
  — Нет! Если бы я бывал там, то не спросил бы тебя, где находится эта гасиенда.
  — Вы никогда не слыхали о моем отце или о доне Рибера?
  — Нет, не слыхал. Скажи мне, Лино, где ты уже слышал мое имя?
  Мальчик подумал еще немного и вдруг воскликнул:
  — Вспомнил! Правда, это было очень давно, еще до того, как отец уехал в Сан Хуан дель Илоя. Тогда в гасиенду явились какие-то люди, которые говорили с отцом на чужом языке. Я слышал, как они говорили. Вот они-то часто упоминали ваше имя, да так часто, что я запомнил его.
  — У тебя поразительно хорошая память! Но только в известных случаях: ты помнишь имя, произнесенное во время беседы на непонятном тебе языке, а не можешь назвать города, наиболее близкого к гасиенде. Быть может, ты помнишь также, кто именно произносил мое имя, твой отец или те люди?
  — Я хорошо помню, что его произносил не отец, а те другие.
  — Не можешь ли ты мне сказать, давно ли это было?
  — Я думаю, года два тому назад, судя по тому, что мы два раза после этого срезали агаву.
  — Вот это удачный ответ. Теперь я знаю, что гасиенда находится в южной части Мексики, так как в северной Мексике агава не растет. Вот еще что: не помнишь ли ты имен тех людей, которые часто бывали у твоих родителей?
  — Помню, они часто говорили со мной, и я был им представлен. Бывал некий дон Гусман Хименес и донна Хименес, потом дон Рафаил дель Пуенте, дон Сант-Яго Голоман, донна…
  — Погоди! Этот дон Сант-Яго Голоман очень высокий человек, с длинной, седой бородой, родом из Койокана?
  — Совершенно верно!
  — Вот это великолепно! Теперь будет нетрудно узнать, в чем дело! Вероятно, дон Сант-Яго чаще всего и называл мое имя?
  — Кажется, так.
  — Ну, а теперь я не буду больше затруднять тебя расспросами. Ты молодец, Лино, и в награду за толковые ответы я прикажу прокатить тебя в моей карете, у которой нет лошадей, но нет и рельс. У нас такая карета называется автомобиль.
  Ник Картер нажал кнопку электрического звонка и приказал вошедшему лакею Иосифу позвать своего младшего помощника.
  Когда Патси вошел в комнату, Ник Картер сказал:
  — Мне нужно, Патси, чтобы ты проехался с этим молодым человеком в автомобиле. Он говорит только по-испански, но ведь и ты знаешь немного этот язык. Пусть шофер Дании поедет по следующим улицам…
  — Одну минутку, начальник, — сказал Патси, вынимая карандаш и записную книжку, — я слушаю.
  — Так вот: с 23-й улицы поезжай на авеню Мэдисон, оттуда на 53-ю улицу до Пятой авеню, затем через Центральный парк на 92-ю улицу, оттуда на авеню Ленсингтон и по 125-й улице до второй авеню. Затем поезжай опять на юг. В той местности должна находиться ссудная касса. Спроси мальчика, помнит ли он этот дом, но не останавливайся, а проезжай мимо, не замедляя хода.
  Затем Ник Картер обратился к Транкилино и сказал:
  — Этот господин мой хороший приятель. Он поедет с тобой. Он говорит по-испански, так что ты можешь с ним беседовать. Да, я почти позабыл вас познакомить. Дон Патси Мурфи — дон Транкилино Анджело Иосиф Мария дель Корона и Аграмонте.
  Мальчик торжественно подошел к Патси, отвесил низкий поклон и с неподражаемой грацией пожал ему руку, так что Ник Картер чуть не расхохотался.
  После того, как Патси с Транкилино вышли из комнаты, Ник Картер составил две телеграммы:
  «Господину Голоману, Койокань, Мексика.
  Будьте добры ехать на гасиенду Двух Источников и навести справки о владельце Иосифе дель Корона и его семье. Если вы узнаете что-нибудь, чего не пожелаете передать телеграммой, то пришлите письменное сообщение. Сын Корона находится у меня.
  Ник Картер».
  Вторая телеграмма была адресована министру внутренних дел в Мексике и тоже содержала просьбу навести справки о гасиенде Двух Источников и се обитателях.
  После долгого раздумья Ник Картер составил еще третью телеграмму на имя лично ему известного начальника полиции в Мексике. Содержание этой телеграммы не отличалось от двух предыдущих, но только была прибавлена просьба известить сеньора Корона о том, что Транкилино находится у него.
  На другое утро Ник Картер получил три телеграммы.
  Первая содержала неутешительные сведения: оказалось, что Сант-Яго Голоман умер и потому запрос сыщика не мог быть доставлен.
  Вторая телеграмма гласила:
  «Гасиенда Двух Источников находится в штате Пуэбла вблизи города Тлакскала».
  Почему-то на вторую часть запроса в телеграмме министра не было ответа.
  Начальник полиции Мексики телеграфировал следующее:
  «Запрашиваемый два года тому назад, в марте, был приговорен к смертной казни за убийство Мануила Бланко, приговор был смягчен, казнь заменена пожизненным заключением. Девять месяцев тому назад заключенный бежал. Пока не знаю, где находится его жена. Письмо излишне, но если угодно сообщу дальнейшие сведения».
  — В общем, я ничего особенного не выиграл от этих телеграмм, — пробормотал Ник Картер, откладывая телеграммы в сторону, — но, по крайней мере, я теперь знаю, где именно находится гасиенда, и знаю, что отец Транкилино девять месяцев тому назад бежал из тюрьмы. Как жаль, что старик Сант-Яго Голоман умер! В сущности, глупо браться за работу, которую никто не поручал мне. Но — что делать? Этот мальчик меня интересует, и мне любопытно знать, как выяснится вся эта история! Пока дел особых у меня не предвидится и я могу рискнуть послать Дика в Мексику.
  Через полчаса вернулся Дик с какой-то прогулки.
  — Хочешь освежить свои познания испанского языка? — спросил его Ник Картер.
  — Отчего же нет!
  — Если так, то уложи чемодан и поезжай в Мексику. Представься там начальнику полиции и постарайся навести подробнейшие справки о некоем Иосифе дель Корона. Главным образом мне нужно знать, виновен ли он в том преступлении, в котором его обвинили. Он был в свое время приговорен к смертной казни, но казнь была заменена пожизненным заключением, а по мексиканским законам это могло произойти только в том случае, если действительно имелись налицо весьма важные причины, или если суд был убежден, что приговор несправедлив. Из Мехико поезжай на гасиенду Двух Источников вблизи Тлакскала. Управляющий этой гасиенды, насколько мне известно, человек порядочный. Можешь довериться ему и рассказать, что сын его хозяина в настоящее время находится у меня. Спроси его и старуху-няню, что произошло с родителями Транкилино, а затем извести меня шифрованной телеграммой обо всем, что тебе удастся узнать.
  — Только и всего? — рассмеялся Дик. — Да ведь это увеселительная поездка!
  — Когда ты можешь ехать? — спросил Ник Картер.
  Дик взглянул на часы и сказал:
  — Сейчас десять часов утра. В сущности, я обещал Иде пойти с ней на утренний концерт послушать Карузо, но от этого удовольствия придется отказаться, если ехать с двенадцатичасовым поездом. Больше никаких распоряжений не будет?
  — Никаких. Впрочем, можешь привезти апельсинов, там на месте они дешевле, — рассмеялся Ник Картер.
  — Ладно! Итак, до свиданья!
  — До свиданья! Смотри, не сплошай!
  В эту минуту в комнату вошла Ида, двоюродная сестра Ника Картера.
  — Ну, как дела, Дик? — спросила она. — Могу ли я на этот раз положиться на твою аккуратность? А то обыкновенно у тебя в последнюю минуту появляются отговорки.
  — Больше никогда не буду, — отозвался Дик, — только на этот раз извини.
  — Так я и знала! — воскликнула Ида. — Какая же у тебя сегодня отговорка?
  — Мне надо поехать на минутку в Мексику. Хочешь, поедем со мной. Я скоро вернусь.
  — В Мексику? Послушай Ник, неужели он говорит правду? Наверное, врет?
  — Конечно, врет, — спокойно ответил Ник Картер, — он за две минуты до твоего прихода заявил мне, что терпеть не может концертов и что постарается как-нибудь избежать необходимости идти туда с тобой.
  — Ну, как тебе не стыдно, — возмутился Дик, — сначала дает мне длинные наставления, а потом еще клевещет на меня Иде, которая и без того не верит мне.
  — Послушайте, господа, — проговорила Ида, — вы, кажется, оба смеетесь надо мною? Скажу только одно: если никто не проводит меня на концерт, то я в течение недели буду кормить вас обоих холодным завтраком!
  — Ради Бога! Это так ужасно! — проговорил Ник Картер, — что я уж лучше признаюсь. Да, Дик на этот раз сказал правду! Он с двенадцатичасовым поездом действительно должен ехать в Мексику.
  — Ну что ж! Поезжай и влюбись там в какую-нибудь красавицу со жгучими глазами! — отозвалась Ида. — Впрочем, мне нужно еще распорядиться насчет второго завтрака. Прощай, Дик!
  Она ушла.
  — Хорошо, что ты еще не ушел, Дик, — сказал Ник Картер, — я забыл сказать тебе, что Транкилино все-таки в одном отношении соврал. Вчера Патси чуть ли не полдня объезжал всю местность, указанную мальчиком, но не мог найти дома с тремя золотыми шарами. Я справлялся в адресной книге и у полиции, но оказывается в этой местности нет ссудной кассы.
  — Странно, — проговорил Дик, — мальчик как будто искренен. Что ж, поживем, увидим. Прощай, Ник!
  Глава IV
  Похищение Транкилино
  Пока Дик находился в Мексике, Ник Картер и Патси старались найти тот дом, в который дон Рибера привез мальчика с вокзала Пенсильванской железной дороги.
  Но старания их не увенчались успехом.
  Должно было казаться, что Транкилино в этом отношении нарочно обманул Ника Картера, хотя он, видимо, бывал в той местности, иначе он не сумел бы дать столь точное описание пути, по которому проехал.
  Ник Картер еще несколько раз расспрашивал мальчика, старался даже сбить его, но Транкилино продолжал утверждать, что он был доставлен в дом с тремя золотыми шарами над дверью.
  Так прошла неделя.
  По какому-то срочному делу Ник Картер и Патси должны были уехать из Нью-Йорка.
  Вернувшись домой, он снова взялся за розыски, но все с тем же отрицательным успехом.
  На десятый день после отъезда Дика в Америку Ник Картер сидел у себя в рабочем кабинете.
  Вдруг распахнулась дверь и в комнату вбежала экономка, миссис Петерс.
  — В чем дело, — спросил Ник Картер, — что случилось? Почему вы, как бомба, врываетесь ко мне в рабочий кабинет, даже не постучав?
  — Ради Бога, мистер Картер, — воскликнула экономка, — вы будете очень сердиться, но я, право, не виновата!
  По возбужденному лицу экономки Ник Картер видел, что случилось что-то серьезное.
  Он встал, подошел к ней и сказал:
  — Оставьте лишние фразы! Говорите толком, что случилось!
  — Подумайте только, мистер Картер! Транкилино исчез! Пропал без вести! Еще десять минут тому назад он сидел на лестнице перед дверьми, на солнце! Он ведь боязлив, и я знаю, он никогда не ушел бы один на улицу! А когда я его хотела позвать к завтраку, он исчез!
  — Почему же вы сразу не сказали этого? — с досадой воскликнул Ник Картер, подскочил к окну и выглянул из него.
  Спустя несколько секунд он выбежал из дома на улицу, где в это время почти никого не было.
  — Скажи Дании, чтобы он меня нагнал на автомобиле! — крикнул он Иосифу, стоявшему у дверей, и побежал вперед по улице, заглядывая во дворики.
  Пробежав четыре квартала, он услышал резкий рокот автомобиля.
  Дании уже успел нагнать его.
  — Проедем по ближайшим улицам, — крикнул он шоферу, — высматривайте, не увидите ли того мальчика, который находился у меня!
  — Слушаюсь! — отозвался Дании.
  Они объездили все окрестности 58-й улицы.
  В Центральном парке Ник Картер вышел из автомобиля и прошел по всем дорожкам для пешеходов.
  Но Транкилино как сквозь землю провалился. Никто из прохожих не видел его.
  Ник Картер уже хотел ехать в главное полицейское управление, чтобы попросить своего друга, инспектора Мак-Глусски, поднять тревогу, но раздумал и приказал Дании ехать домой.
  У дверей его уже ожидали Ида и вся прислуга.
  — Ты так и не нашел его? — спросила Ида. — Что же с ним могло случиться? Неужели его похитили?
  — Позвольте мне, мистер Картер, сказать несколько слов, — заявил лакей Иосиф.
  — Пожалуйста, — ответил Ник Картер, — в чем дело?
  — Я видел, как мальчик сидел на лестнице перед подъездом. Я пошел к себе, чтобы побриться и когда намылил щеки, то мне показалось, что кто-то зовет на помощь! Но я на свой слух вообще не полагаюсь и потому подумал, что это мне почудилось! Однако, когда я посте сошел вниз посмотреть, где Транкилино, то увидел, что его нет, и понял, что не ошибся. А теперь я припоминаю, что я слышал крик Транкилино!
  Ник Картер молча выслушал рассказ лакея, не прерывая его ни одним словом.
  — Вероятно, его действительно насильно увезли, — сказал он, — миссис Петерс заметила это спустя минут пять, а то и десять. Пока я узнал о происшедшем, прошло еще пять минут. Значит, у похитителя было довольно времени, чтобы скрыться. Знаешь, Патси, — обратился он к своему помощнику, — все дело, по-видимому, сосредотачивается на том, в чьих руках находится мальчик. Жаль, что мы никак не можем выяснить вопроса о доме с тремя шарами! Пойди-ка сейчас в мэрию и просмотри еще раз список всех ссудных касс. Постарайся разузнать, не прекратила ли свое существование ссудная касса вблизи 125-й улицы и Второй авеню. Я уверен, что оттуда мы скорее всего нападем на верный след и разыщем также похитителя Транкилино! По всей вероятности, Транкилино был увезен на автомобиле, и я полагаю, человеком, которого он знал, и на зов которого он сейчас же сошел с лестницы. Крик, который послышался Иосифу, мог быть крик радости.
  — Я тоже так думаю, — согласился Патси, — я даже склонен думать, что мальчика увезла его мать.
  Глава V
  Доклад Дика
  Сидя в своем рабочем кабинете, Ник Картер еще раз обдумал неожиданное происшествие.
  Иначе и быть не могло: мальчика увез хорошо знакомый ему человек.
  По рассказам мальчика он вырос на далекой гасиенде и мало кого знал, кроме родителей, прислуги и нескольких знакомых. Вряд ли кто-нибудь из прислуги или знакомых находился в Нью-Йорке, а потому увезти его могли либо отец, либо мать. Вряд ли это был дон Рибера, так как он не посмел бы выслеживать мальчика.
  Под вечер того же дня Ник Картер получил от Дика из Мексики длинную шифрованную телеграмму следующего содержания:
  «Панчо убит выстрелом из засады в тот самый вечер, когда был увезен мальчик. В то же время исчезла неизвестно куда и Анита. Никто не знает, где в настоящее время находится мать. Прислуга гасиенды очень скрытна, в особенности по отношению к американцам. О преступлении дона Иосифа мог только узнать, что его обвинили в убийстве некоего Мануила Бланко. Бежав из тюрьмы, он, по слухам, встретился с женой где-то в Соединенных Штатах. Незадолго до отъезда матери из гасиенды какое-то неизвестное лицо доставило ей письмо. Убийство Мануила Бланко будто бы было совершено из ревности. Вероятно, основанием всей истории служит какая-нибудь семейная драма. Дон Рибера Аграмонте, дядя мальчика, в настоящее время, по слухам, находится в Европе, где защищает интересы кое-кого из владельцев здешних рудников. Говорят, у матери Транкилино есть где-то сестра».
  Больше ничего Дик не сообщил и прошло довольно много времени, прежде чем Ник Картер успел подвинуть дело вперед. Патси тоже ничего не узнал относительно ссудной кассы на углу 125-й улицы и Второй авеню, так что Ник Картер пришел к заключению, что Транкилино ошибся относительно дома с тремя золотыми шарами.
  О похитителе тоже не было ни слуху, ни духу.
  Дело сводилось к тому, что Ник Картер подобрал на улице мальчика, а затем снова потерял его.
  Ник Картер, однако, все снова и снова обдумывал это происшествие и в конце концов пришел к следующему выводу:
  Отец Транкилино, приговоренный к пожизненному заключению в тюрьме, убийца, бежал из Сан Хуана дель Илоя и тайком связался со своей женой, которая затем поехала к нему. Таинственный дон Рибера, дядя Транкилино, по поручению родителей, тайком увез мальчика с гасиенды и привез его в Нью-Йорк. Оставив мальчика в доме, где якобы находилась ссудная касса, дон Рибера, по всей вероятности, наводил справки о том, где находятся родители Транкилино. А когда дон Рибера по той или иной причине оставил мальчика в какой-то подворотне, тот просто убежал и потом уже не мог найти места, где его оставил дон Рибера. Тут-то и подвернулся Ник Картер и повез мальчика к себе. Затем родители начали разыскивать своего сына и в конце концов нашли его. Но так как сам отец не мог рискнуть выступать открыто, то мальчика увезла мать.
  Так как Ник Картер принял участие в судьбе найденыша только из жалости и так как теперь можно было предположить, что Транкилино опять находится у своих родителей, то в сущности дело не требовало дальнейшего расследования.
  Вернувшийся через несколько дней из Мексики Дик не привез никаких новых известий. Ему удалось только еще узнать, что Панчо был убит одним из слуг гасиенды. Убийца сознался и был казнен. О няне Аните Дик узнал только то, что по догадкам прислуги на гасиенде она присоединилась к родителям Транкилино.
  Глава VI
  Расследование возобновляется
  Спустя месяца два после встречи с Транкилино на Бродвее, Ник Картер получил письмо от начальника полиции в Мексике.
  Между прочим он писал следующее:
  «…Я хотел еще сообщить вам кое-что об Иосифе дель Корона. Так как вы в свое время сообщили мне, что сын беглеца находится у вас, то вам, вероятно, уже известно, что Транкилино тем временем вернулся на гасиенду в сопровождении своей матери. Я сообщил вам тогда, что отец бежал из тюрьмы, а теперь могу добавить, что он во время бегства заболел малярией и умер. Вдова сообщила властям, что он скончался в Нью-Йорке и похоронен на одном из тамошних кладбищ. Транкилино является единственным наследником огромных владений. Я не знаю, почему вас так интересует этот мальчик, но все-таки счел своим долгом сообщить вам вышеизложенное».
  Ник Картер несколько раз прочитал это сообщение, но оно не удовлетворило его.
  Ему почему-то казалось, что тут что-то скрывается.
  * * *
  Спустя несколько времени Ник Картер должен был ехать по делам в Мексику.
  Он решил посетить гасиенду Двух Источников для того, чтобы взглянуть на Транкилино и удостовериться в том, что там все обстоит благополучно.
  Спустя неделю после прибытия в Мексику, Ник Картер уже приехал в Тлакскалу. Оттуда железной дороги не было и до гасиенды надо было ехать миль двадцать верхом.
  Ник Картер взял проводника, сильную лошадь и рано утром отправился в путь.
  Часа в три вдали показались белые здания гасиенды.
  По дороге Ник Картер все время вел оживленную беседу с проводником, но вдруг замолк и не проронил больше ни одного слова, так что проводник даже спросил, не забыл ли он чего-нибудь в Тлакскале.
  Не отвечая на этот вопрос, Ник Картер вынул из кармана записную книжку и карандаш и написал несколько строк, положил записку в конверт и написал адрес начальника полиции.
  — Вы можете оказать мне большую услугу, за которую я вам хорошо заплачу? — обратился он к проводнику.
  — Охотно, — отозвался тот.
  — Хорошо! Так вот, вернитесь немедленно в Тлакскалу и поезжайте по железной дороге в Мехико, а там передайте это письмо начальнику полиции. Важно, чтобы он получил это письмо прежде, чем кто-нибудь другой узнает о нем. Поняли?
  — Понял!
  — Вы должны поторопиться, — продолжал Ник Картер, так что вам не нужно даже доезжать до гасиенды. Полагаю, ваша лошадь еще настолько бодра, что довезет вас до города.
  — Конечно!
  Ник Картер передал проводнику письмо и довольно крупную сумму денег; проводник снял шляпу, повернул лошадь и поехал назад по направлению к Тлакскале.
  В письме к начальнику полиции было сказано следующее:
  «Будьте любезы задержать предъявителя сего письма до моего возвращения в Мехико. Позаботьтесь о том, чтобы с ним хорошо обходились, так как он не преступник. Я только хочу, чтобы он никому не мог рассказать о том, что проводил приезжего на гасиенду Двух Источников».
  «Быть может, это излишняя осторожность, — подумал Ник Картер, — но мало ли что может случиться».
  Он стал медленно подъезжать к гасиенде.
  Повсюду кругом расстилались плантации кукурузы и кофе, окаймленные длинными рядами агавы.
  Рабочие занимались тем, что выжимали сок из листьев агавы в большие бочки. Сок этот идет на приготовление национального напитка мексиканцев — пульки.
  Когда Ник Картер остановил свою лошадь, к нему сейчас же подбежал один из рабочих и помог сойти.
  В тот же момент к великой радости Ника Картера на пороге двери показался Транкилино. Но тотчас же сыщику пришлось испытать большое разочарование: мальчик подошел к нему, приветствовал его, но ни единым жестом не показал, что знает его.
  Глава VII
  Новая загадка
  Ник Картер совершенно не допускал мысли, что Транкилино в столь короткий промежуток времени мог забыть то, что произошло в Нью-Йорке и уже хотел назвать мальчика по имени и напомнить ему о том, что он в Нью-Йорке подобрал его на улице и держал у себя в доме, как вдруг из дома вышел хорошо одетый мужчина высокого роста, с черными волосами, похожий по описанию на дядю Транкилино — дона Рибера. Вслед за ним вышла дама, очень красивая, вероятно, мать Транкилино.
  — Приветствую вас, сеньор, — произнес мексиканец, — пожалуйте к нам и будьте, как у себя дома! Вы окажете нам честь своим пребыванием в этом доме! Я сам состою только управляющим гасиенды Двух Источников, а эта дама — сеньора Мерседес дель Корона и Аграмонте!
  Сразу было видно, что этот мексиканец был человек образованный и хорошо воспитанный.
  — Меня зовут Яковом Братбури, — ответил Ник Картер и поклонился, — я американец и приехал в Тлакскалу по делам. Этот молодой человек, вероятно, сын сеньоры?
  — Да! Он и есть владелец всей гасиенды! Не угодно ли будет войти?
  Ника Картера проводили в большую прохладную комнату, по-видимому, приемную.
  Приведя себя в порядок после дороги, он вышел на веранду, где хозяйка дома сидела в качалке и читала.
  Когда он подошел к ней, она любезно приветствовала его:
  — Вы приехали как раз вовремя, — сказала она, — в пять часов будет подан обед. Вы издалека?
  — Собственно говоря, сюда я приехал из Тлакскалы и лишь несколько дней тому назад находился еще в Нью-Йорке.
  — Симпатичный народ — американцы, — заметила она, — недавно была на вашей родине и мне очень понравилось там. Но простите меня, мне нужно еще кое о чем распорядиться.
  Она встала и ушла с веранды.
  Подобный любезный прием нисколько не поразил Ника Картера. Он знал, что жители Мексики и ближайших местностей, как Гватемала, Сан-Сальвадор и Коста-Рика весьма гостеприимны. В особенности гостеприимство развито в тех местностях, где еще не проведена железная дорога. Каждый странник, появляющийся до захода солнца у гасиенды и просящий о ночлеге, принимается весьма любезно и считается членом семьи во все время своего пребывания в доме. Его представляют всем без исключения домашним, а потом обращаются с ним так, как будто он уже много лет жил в доме. Величайшим оскорблением считается для хозяина, если гость предложит ему плату за угощение.
  Когда хозяйка дома ушла, Ник Картер глубоко задумался. Он убедился, что его предчувствие относительно внезапной кончины Иосифа дель Корона и возвращения Транкилино на гасиенду не обмануло его.
  Но что же такое произошло с Транкилино? Почему он не хотел узнать Ника Картера?
  Это таинственное дело с новой силой заинтересовало Ника Картера и он решил во что бы то ни стало раскрыть тайну и оградить Транкилино от грядущих бед.
  Он увидел, как Транкилино верхом на довольно большом пони поехал по дорожке в тени высоких деревьев, и решил последовать за ним.
  Он взял шляпу, сбежал с веранды вниз и отправился вслед за мальчиком, скрывшимся уже за поворотом.
  Это была та же дорожка, о которой Транкилино рассказывал ему в Нью-Йорке. Она вела к двум источникам, холодному и горячему.
  Ник Картер увидел мальчика лишь у самых источников. Он сидел на ступеньках каменной лестницы дома, выстроенного над горячим источником.
  Увидев сыщика, Транкилино бросил на него равнодушный взгляд, пожал плечами и задумался.
  Ник Картер остановился; ожидая, что Транкилино заговорит с ним.
  Но когда мальчик даже не пошевельнулся, Ник Картер заговорил:
  — Транкилино! Неужели ты меня совсем забыл? Прошло довольно много времени, пока мальчик наконец заговорил.
  — Я никогда в жизни не видел вас!
  Нику Картеру показалось, что он ослышался.
  — Как? — воскликнул он. — Неужели ты на самом деле не помнишь меня?
  — Нет, не помню! Я уже сказал, вы для меня чужой человек!
  — Этого не может быть! Посмотри-ка на меня! Неужели ты будешь утверждать, что не знаешь меня, Ника Картера?
  — Я никакого Ника Картера не знаю!
  — Неужели ты не помнишь, что два месяца тому назад я нашел тебя на улице, под дождем, что я взял тебя к себе домой и там обращался с тобой, как с родным сыном?
  — Вы меня извините, — ответил Транкилино, слегка бледнея, — но вы мне совершенно чужой! Я не знаю, о чем вы говорите!
  Он встал и направился к своему пони, да так и уехал бы, если бы Ник Картер не остановил его.
  — Пусть я тебе буду чужой, — сказал он, — но ведь это нам не мешает побеседовать немного. Быть может, ты даже этого не хочешь?
  — Мне приказано не вступать в беседы чужими, — робко оглядываясь по сторонам, ответил Транкилино.
  — Но ведь я гость твоей матери, и ты, конечно, понимаешь, что это значит.
  — Понимаю.
  — Та сеньора действительно твоя мать? — спросил Ник Картер, пытливо глядя мальчику в глаза.
  На лице Транкилино появилось выражение злобы и ненависти, так что Ник Картер в изумлении даже отступил на шаг.
  Но вдруг мальчик произнес таким же спокойным тоном, как и раньше:
  — Да, она моя мать!
  — А когда ты сидел в Нью-Йорке на лестнице моего дома, то за тобой приехала твоя мать?
  Но Транкилино ответил, как будто повторяя заученный урок:
  — Я никогда не был в вашем доме и снова повторяю то, что я уже говорил: я вас не знаю!
  Ник Картер потерял терпение.
  Он взял мальчика за плечи, посмотрел ему в лицо и сказал:
  — Много есть дурных качеств у людей, мой милый, но одним из наихудших считается неблагодарность! Ты мексиканец, да еще сын дворянина и должен был бы знать, что человек, в доме которого ты прожил некоторое время, который избавил тебя от весьма неприятного положения, заслуживает благодарности!
  Транкилино сильно вздрогнул, но ответил снова:
  — Я вас не знаю! Вы совершенно чужой!
  Ник Картер понял, что таким путем ничего не добьется и потому избрал другую тактику.
  — Как поживает Панчо?
  На глазах мальчика сейчас же выступили слезы, он отвернулся в сторону и тихо ответил:
  — Панчо умер.
  — Неужели? Как так?
  — Его застрелили.
  — Не знаешь ли ты, кто застрелил его?
  — Точно не знаю, но я слышал, что его убил один из рабочих.
  — Находился ли ты здесь на гасиенде в день убийства?
  — Нет.
  — А где же ты был?
  — Я был далеко отсюда, вместе с моей мамой, — нерешительно ответил Транкилино.
  Ник Картер заметил, что мальчик раньше всегда говорил «мать», а тут вдруг сказал «мама». На испанском языке разница гораздо значительнее, чем на других языках.
  Вот почему Ник Картер сразу заподозрил, что с сеньорой Мерседес что-то неладно.
  — А где твоя няня Анита? — спросил он.
  — Она тоже умерла.
  — Это очень печально. Значит, у тебя совсем уже нет друзей?
  Транкилино коротко ответил «нет», но в этом слове слышна была такая скорбь, такое безнадежное отчаяние, что Нику Картеру стало глубоко жаль бедного мальчика.
  — И твой отец тоже умер?
  — Да, — еле слышно ответил Транкилино, стараясь не расплакаться.
  — Не знаешь ли ты, где именно он умер?
  — Не знаю.
  — Значит, ты его не видел больше с тех пор, как он уехал в Сан-Хуан дель Илоя?
  — Нет.
  — А кто тебе сказал, что он умер?
  — Вот те, — ответил мальчик, указывая пальцем по направлению к дому.
  — Кто это — те? — спросил Ник Картер.
  — Тот человек, который назвал себя управляющим, дон Патрицио Берналь и моя… моя… мама!
  — Почему ты ее называешь «мама»? Ведь ты всегда говорил «мать»? Разве ты теперь уже не говоришь так?
  — Нет, я не говорю уже «мать» и никогда не буду называть ее так! — вдруг вырвалось у Транкилино и лицо его залилось густой краской, а глаза сверкнули злобой. — Она вовсе не моя мать и вообще я не знаю, кто она такая! Правда, она похожа на мою мать, но я хорошо знаю, что она мне чужая, она так добра и нежна со мной, как моя настоящая мать! Она такая же нехорошая, как и дон Патрицио! Если бы они знали, что я говорю вам это, они убили бы меня! Зачем вы мучаете меня своими вопросами? Уйдите, оставьте меня!
  Он стряхнул со своего плеча руку Ника Картера, подбежал к своему пони, вскочил в седло и быстро помчался по узенькой дорожке.
  Но он не поехал домой, а скрылся в чаще.
  Почти в тот же момент в конце дорожки со стороны гасиенды показался дон Патрицио верхом на лошади.
  Глава VIII
  Важное известие
  Когда дон Патрицио увидел своего гостя, он пришпорил лошадь и быстро приблизился к нему.
  — Я вижу, вы осматриваете наш знаменитый источник, — сказал он, — если бы я знал, что вы отправитесь сюда, то предоставил бы вам лошадь. Но я знаю, американцы любят ходить пешком.
  — Совершенно верно, — улыбнулся Ник Картер.
  Мексиканец соскочил с лошади и сел рядом со своим гостем на ступеньках лестницы. Потом он сказал:
  — Я, собственно, приехал сюда за Транкилино, так как думал, что он находится здесь.
  — Он и был здесь, но уехал.
  — Странно. Сеньора Мерседес строго-настрого приказала ему не выходить за пределы гасиенды дальше источника. А в каком направлении он уехал?
  — Вон туда, — ответил Ник Картер и указал пальцем на чащу.
  — Туда? В таком случае он уехал недалеко. Если хотите, посидим здесь, пока он вернется. Вы застали его здесь, когда пришли сюда?
  — Да, он сидел на ступеньках лестницы, где сидим теперь мы.
  — Вы беседовали с ним?
  — Беседовал.
  — Он довольно развитой мальчик, но в некоторых отношениях ужасно непонятливый. В общем он славный ребенок. Как вы находите?
  — Не могу с вами согласиться, дон Патрицио. Он, мне кажется, не только непонятлив, а вообще очень ограничен.
  — Ага, вижу, что он сегодня был не в духе, — рассмеялся мексиканец, у которого, по-видимому, гора свалилась с плеч, — со времени кончины отца он порою ведет себя очень странно.
  — Разве сеньор дель Корона умер? — воскликнул Картер.
  — А я и позабыл сказать вам об этом. Да, это печальная история. У него произошли недоразумения с каким-то господином, который ухаживал за сеньорой до ее замужества. Но подробности не могут интересовать вас. Вследствие этих недоразумений, которые повлекли за собой весьма серьезные последствия, отец Транкилино был приговорен к пожизненному заключению.
  — Он умер в тюрьме?
  — Нет, он бежал оттуда и сумел добраться до Нью-Йорка. Но там он скончался от малярии, которой заболел во время бегства.
  — Но жена и ребенок были при нем, когда он умирал?
  — Кажется, не были. Наверняка я не знаю, но могу сказать, что сеньора поехала за ним следом, а потом выписала и мальчика. Но Транкилино куда-то пропал; если не ошибаюсь, он сбежал от того человека, который увез его отсюда и пропал на долгое время. Но вы меня извините, я надоедаю вам историями, которые не могут вас интересовать.
  — Нисколько! Напротив, это очень интересная история! Если можно, то расскажите еще что-нибудь об этом.
  — С удовольствием! Мальчик в конце концов был разыскан своей матерью. Сеньора проезжала в автомобиле по одной из улиц вблизи Центрального парка и вдруг увидела мальчика на лестнице одного из домов. Она окликнула его, он пришел в восторг, подбежал к ней, сел в автомобиль и вместе с ней уехал. Сеньора была так взволнована этой неожиданной встречей, что совершенно забыла справиться, у кого находился ее сын в течение всего этого времени? А когда она вспомнила об этом, то было уже поздно. Не кажется ли вам достойным удивления то обстоятельство, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, столь неожиданно нашелся мальчик?
  — Да, это странно! А долго он пропадал?
  — Довольно долго, но в точности я не знаю, сколько времени. В этот промежуток времени умер его отец и давнишняя старая прислуга, которая ходила за покойным и заразилась от него. Транкилино любил ее, как вторую мать и с тех пор он совсем переменился.
  — Да, это печальная история, — проговорил Ник Картер, — впрочем, я слышу по вашему произношению, что вы не местный уроженец.
  — Нет, я испанец.
  На некоторое время воцарилось молчание.
  Затем дон Патрицио снова заговорил:
  — Сеньора Мерседес поручила устроить вас как можно удобнее на гасиенде, причем ей было бы весьма приятно, если бы вы остались здесь на несколько дней. Здесь, в нашей глуши, мало бывает новых людей, и мы очень рады гостям.
  — Очень любезно со стороны сеньоры, — ответил Ник Картер, — я охотно воспользуюсь ее предложением.
  — Она будет очень рада! Вам у нас не придется скучать! Вы можете взять из конюшни любую лошадь, можете удить рыбу, охотиться, все, что хотите. Если отправитесь на охоту, то предупредите меня, я в любое время буду к вашим услугам. А вот и Транкилино!
  Мальчик медленно подъехал к беседовавшим, остановил лошадь и слез с седла.
  Он был опять совершенно спокоен.
  — Вот что, Транкилино, — заговорил дон Патрицио, стараясь придать своему голосу мягкий оттенок, — ты несколько раз высказывал желание поехать на Икстаки-хуатль. Это большая гора здесь вблизи, — пояснил он, обращаясь к Нику Картеру, — вот мы и могли бы отправиться в ту местность на охоту. Ну что, Транкилино, поедешь с нами?
  — А вы тоже примете участие в этой экскурсии?
  — Конечно!
  — В таком случае благодарю и отказываюсь! — резко проговорил Транкилино и с нескрываемой ненавистью взглянул на дона Патрицио.
  Затем он, не говоря ни слова, повернулся, вскочил на своего пони и рысью помчался к гасиенде.
  При резком ответе мальчика дон Патрицио побагровел и лицо его приняло злое выражение. Но вслед за тем он пожал плечами и с деланной улыбкой заметил:
  — Положительно не понимаю, за что Транкилино терпеть меня не может. Я всегда старался быть добрым к нему, никогда ему не сказал ни одного худого слова, но я никак не могу завоевать его симпатию.
  — Это детский каприз, — ответил Ник Картер, — а вы его давно знаете?
  — Нет! Я увидел его в первый раз, когда прибыл сюда, стало быть, месяца два тому назад. Моим предшественником здесь был некий Панчо, очень дельный человек. Какой-то рабочий, которого он рассчитал, застрелил его!
  — Лично для вас это был удачный случай, — заметил Ник Картер.
  — О нет, — возразил дон Патрицио, — я так или иначе должен был в скором времени занять место Панчо.
  — Какое-то проклятое место, эта гасиенда! — проговорил Ник Картер, — в короткий промежуток времени умерли владелец и несколько человек служащих. Не странно ли это?
  — Да, пожалуй, но ведь это только случайное стечение обстоятельств. Но теперь вернемся домой, сеньора, наверно, ждет нас с обедом.
  Ник Картер кивнул головой в знак согласия и они вернулись на гасиенду, причем управляющий вел свою лошадь в поводу.
  Обед прошел в оживленной беседе.
  Донна Мерседес старалась занимать гостя и все время болтала так же, как и дон Патрицио. Один только Транкилино сидел молча и не принимал участия в разговоре, отвечая лишь на задаваемые ему вопросы. При этом он еле дотрагивался до еды, по бледному лицу и красным глазам видно было, что он незадолго до этого плакал.
  Когда Ник Картер после обеда ушел к себе, ему показалось, что мимо дверей мелькнула какая-то темная тень. Но он не обратил на это внимания.
  Войдя в комнату, он к крайнему изумлению своему увидел, что на его кровати лежит записка, на которой было написано каракулями:
  «Простите меня, сеньор Картер! Я не должен узнавать вас, но я вас очень люблю!»
  Ник Картер в глубоком раздумье сложил записку и спрятал ее в свою записную книжку.
  Записка эта показала ему, что кто-то запугивал мальчика и что ему было приказано обращаться с ним, как с чужим человеком. Отсюда следовало, что те, кто отдали это приказание, другими словами, дон Патрицио и донна Мерседес, знали кто он такой. А если это было так, то они несомненно знали, что именно он, Ник Картер, подобрал мальчика на улице и что он приехал в гасиенду за справками о Транкилино.
  — Они стерегут каждый мой шаг, — думал он, — дон Патрицио либо сам видел, что я направился к источникам, либо ему об этом сообщили его клевреты, а так как он знал, что незадолго до этого Транкилино поехал туда же, то он последовал за мной, чтобы помешать мне разговориться с мальчиком. Затем, предлагаемые им экскурсия и охота что-то очень подозрительны! Он говорил мальчику, что я высказал желание поохотиться, тогда как я об этом не сказал ни полслова! По-видимому, он хочет заманить меня в лес и там покончить со мной. Он собирается пристрелить меня, а потом заявить о несчастном случае! Я попал в опасное положение, но тем не менее я раскрою эту тайну! Эта женщина во всяком случае не вдова Иосифа дель Корона! Глаз ребенка зорок, и детская душа чутка, ребенка не обманешь, несмотря на всевозможные ухищрения! Но долго я все-таки не могу оставаться здесь, меня ждут другие дела в Нью-Йорке. Но я полагаю, что развязка наступит скоро, так как дон Патрицио и его сообщница не будут откладывать в долгий ящик расправу со мной!
  Подойдя к окну, Ник Картер увидел, что мнимая сеньора Мерседес и дон Патрицио куда-то уезжают верхом.
  Ник Картер хотел воспользоваться этим случаем, чтобы побеседовать с Транкилино, но, несмотря на все поиски, он не нашел ребенка.
  Дон Патрицио и сеньора Мерседес вернулись домой довольно поздно.
  Глава IX
  Ночное посещение
  В этот вечер Ник Картер больше уже не видел Транкилино и предпочел не наводить о нем справок.
  Вечер он провел в обществе гостеприимных хозяев и должен был признаться, что они делали все, что возможно, чтобы сделать его пребывание на гасиенде как можно приятным.
  Сеньора Мерседес была не только красивая, но и очень умная женщина. Даже Ник Картер с удовольствием беседовал с ней. Она говорила по-английски, как на родном языке, и знала отлично французский, итальянский и русский языки.
  Всякий другой поддался бы очарованию этой сирены, но Ник Картер сохранил полное равнодушие. Он хорошо знал, что она пытается завлечь его в свои сети, как сделала это уже с доном Патрицио, который был покорным исполнителем се воли.
  Ник Картер, однако, никак не мог разгадать, в чем собственно заключается тайны гасиенды. Он не имел никаких доказательств того, что дон Патрицио и донна Мерседес на самом деле совершенно другие люди и надо было вооружиться терпением и предоставить события своему естественному течению, даже если бы вследствие этого пришлось остаться на гасиенде на более продолжительное время.
  Раскланявшись с хозяевами, Ник Картер ушел в свою комнату и сейчас же лег в постель.
  Он никогда не запирал дверь той комнаты, в которой спал. С течением времени он развил свой слух настолько, что слышал малейший шорох даже во сне. Кроме того, у него была способность сразу же действовать в момент пробуждения.
  Спустя несколько часов он вдруг вздрогнул и сел на постели.
  Он услышал, что кто-то отворил дверь.
  Насторожившись, он услышал, как кто-то крадется по ковру и приближается к кровати.
  Ник Картер выхватил револьвер из-под подушки, но почти тотчас же спрятал его, так как услышал нежный шепот:
  — Сеньор Картер!
  То был Транкилино.
  — Бедняга, — ответил он тоже шепотом, — как ты решился прийти ко мне?
  В ту же минуту Транкилино обвил шею Ника Картера руками, прислонил голову к его груди и разрыдался.
  Ник Картер молча гладил его по голове.
  Наконец мальчик успокоился и мог говорить.
  — Я пришел к вам, — шепнул он, — потому что боялся, что они меня сегодня ночью убьют!
  — Зачем ты задаешься такими глупыми мыслями, — проговорил Ник Картер, — кто будет покушаться на твою жизнь?
  — Они, те двое! Они ненавидят меня, не знаю, за что. Ведь я не сделал им ничего дурного! А если бы я мог, я убил бы их, как они убили мою мать и моего отца!
  — Значит, ты вполне уверен, что эта женщина, которая представилась мне под именем сеньоры дель Корона, не твоя мать?
  — Да, уверен! И тот человек, который называет себя доном Патрицио, вовсе не мой дядя дон Рибера, за которого он выдавал себя, когда увозил меня отсюда. Это ужасный человек и он грозил, что убьет меня, если я буду еще раз говорить с вами, или подам вид, что знаком с вами. Вас они тоже хотят убить, сеньор Картер! Но вы не должны умирать! Вы единственный мой друг! Простите меня, что я притворялся, что не знаю вас, но я не мог поступать иначе. Вы получили мою записку?
  — Получил, и очень обрадовался ей.
  — Вас одного я только и могу любить, сеньор Картер! Все остальные умерли: и отец, и мать, и Панчо, и Анита, и я уверен, что всех их убил дон Патрицио! Если он и не сам сделал это, то другие сделали по его приказанию! Он хочет завладеть всеми поместьями моего отца, так он говорил той женщине, которую я должен называть матерью!
  — Кто же она такая, если она не твоя мать?
  — Не знаю!
  — Но она очень похожа на твою мать?
  — Да, и все чужие должны думать, что она и есть сеньора Мерседес, а я вот, когда всмотрелся в нее, сразу увидел, что это не она! У нее другие глаза, да и смеется она иначе!
  — Скажи, пожалуйста, у тебя есть какая-нибудь тетя?
  — Не знаю!
  — Разве твоя мать никогда не говорила, что у нее есть сестра, очень злая, и дядя, который очень добр?
  — Нет, об этом моя мать мне никогда не говорила.
  — И ты наверно знаешь, что дон Патрицио тот самый человек, который увез тебя с гасиенды и привез в Нью-Йорк?
  — Да, он тот самый, который выдавал себя за дядю Рибера.
  — Скажи мне вот что, Транкилино, — сказал Ник Картер, поднял мальчика и посадил рядом с собою, — почему ты убежал тогда из моего дома, где тебе ведь жилось хорошо? Разве ты не подумал о том, что это причинит мне горе?
  — Конечно, подумал и мне было очень жаль, что я даже не простился с вами. Но все вышло так быстро, что я даже не успел опомниться. Я сидел на ступеньках лестницы и вдруг подъехала одна из тех больших карет, что едут без лошадей и без рельс. В ней сидела какая-то дама. Когда она увидела меня, то подняла вуаль и позвала меня к себе. Мне показалось, что это моя мать и я побежал к карете, а она отворила дверцы и посадила меня рядом с собой. Все это произошло так быстро, что я о вас позабыл. Потом мы уехали, и когда я вспомнил о вас, то было уже поздно. Когда мы вышли из кареты и эта дама привела меня в какой-то дом, то я узнал, что она вовсе не моя мать. Там уже ожидал нас тот, который называл себя доном Рибера и который бросил меня на улице. Вероятно, они дали мне какое-то снотворное, потому что я совершенно не помню, каким образом я попал обратно на гасиенду: вероятно, я все время спал. Я никогда никому не говорил о том, что знаю, что сеньора Мерседес не моя мать, но я часто подслушивал у дверей, когда она беседовала с доном Патрицио. Знаете, что я слышал?
  — Говори, это очень важно для меня! О чем же они больше всего беседовали?
  — О гасиенде и о деньгах в банке, так мне по крайней мере казалось, хотя я в сущности не понимал, в чем именно дело. Потом дон Патрицио как-то раз говорил, что женится на ней, когда пройдет год траура. А потом я слышал, как они говорили, как бы получше избавиться от меня! Спасите меня, сеньор Картер, иначе я должен умереть! Они твердо решили убить меня!
  — Что же они говорили именно по этому поводу? Расскажи мне все подробно и не бойся их! Я останусь с тобой и буду тебя охранять.
  — Тогда я спокоен. А то я по ночам не спал и прислушивался, не идут ли они.
  — Бедняга! Много же ты вытерпел!
  — Дон Патрицио предлагал положить мне отраву в кушанье, но с этим она не соглашалась. Он очень рассердился и спросил ее, чего же она еще ждет, так как он хочет как скорее захватить гасиенду в свои руки. После этого я почти не ел дома. Иногда я иду в лес и там утоляю голод ягодами, бананами и другими плодами. Когда вы вчера появились вблизи нашего дома, я сначала очень обрадовался, но не посмел приветствовать вас, зная, что они будут пытаться убить и вас! Я и теперь боюсь, что они это сделают, как только им представится возможность!
  — Ты полагаешь, что они заранее знали о моем приезде?
  — Знали! Уже несколькими днями раньше знали! Правда, в точности не знали, в какой именно день вы приедете!
  — Как же они могли узнать об этом? — в изумлении спросил Ник Картер.
  — Им кто-то сообщил об этом в письме.
  — Не знаешь ли ты, откуда прибыло это письмо?
  — Я случайно видел марку на конверте. Она была очень красива, только не мексиканская.
  — Несомненно американская. Письмо, вероятно, было из Нью-Йорка. А теперь слушай меня, Лино: ты должен помочь мне разыскать одного человека. Но предварительно я тебя еще спрошу вот о чем: Панчо и Анита всегда были добры к тебе?
  — О да! Они любили меня также, как и отец с матерью!
  — Нет ли где-нибудь поблизости родственников Панчо или Аниты?
  Транкилино подумал немного, потом покачал головой и сказал:
  — Нет, я таких не знаю!
  — Нет ли в окрестностях гасиенды кого-нибудь из прежних слуг твоих родителей? — снова спросил Ник Картер.
  — Кажется, один есть. Когда мы вернулись на гасиенду, то всю прежнюю прислугу рассчитали, а трое из них умерло в короткий промежуток времени.
  — Эти негодяи по колено ходят в крови и потому я обязан как можно скорее покончить с ними! Каким образом умерли эти слуги?
  — Этого я не знаю. Я только слышал, что они умерли от какой-то странной болезни, и те, кто говорил об этом, сильно недоумевали, в чем дело.
  — Значит, здесь в окрестности есть человек, который знал тебя и твоих родителей раньше, до того, как дон Рибера увез тебя в Нью-Йорк. Кто же это такой?
  — Его зовут Секундино.
  — А чем он занимается?
  — Ничем. Он старый чудак, ни с кем, кроме меня, не разговаривает, когда приходит на гасиенду, да и только обменивается несколькими словами. Люди говорят, что он помешанный.
  — А где он в настоящее время находится?
  — В горных долинах Икстакихуатля, снежную вершину которого я вижу из окна моей спальни. Там он выстроил себе хижину. Но это очень далеко.
  Других разъяснений Транкилино не мог дать Нику Картеру.
  Мальчик, по-видимому, не хотел уходить к себе.
  — Я так боюсь! Оставьте меня здесь, — просил он, — дон Патрицио и сеньора Мерседес наверно уже успели узнать, что я нахожусь у вас. А если они поймают меня, то непременно убьют!
  — Оставайся, Лино, если хочешь, — согласился Ник Картер, — здесь тебя никто не тронет, а в крайнем случае я их арестую и выдам полиции в Тлакскале.
  Глава X
  Ночное бегство
  Ник Картер нисколько не сомневался в том, что мальчик прав, полагая, что им угрожает серьезная опасность.
  Он достаточно узнал дона Патрицио и видел, что это один из тех лицемерных негодяев, которые с улыбкой на лице дают отраву своей жертве или любезно пожимают ей правую руку, держа за спиной кинжал в левой руке.
  Пока Ник Картер еще не уяснил себе, в какой степени замешана донна Мерседес в заговоре против семьи дель Корона. Трудно было допустить мысль, что совершенно посторонняя женщина выдает себя за сеньору Мерседес, тем более, что на гасиенде осталось много служащих, которые хорошо помнили вдову дона Иосифа и долго прослужили при ней.
  Ник Картер полагал, что незнакомка родная сестра настоящей сеньоры Мерседес.
  Гасиенда Двух Источников представляла собой огромное владение, на территории которого было расположено с полдюжины деревень и проживали сотни служащих и рабочих владельца гасиенды.
  Весьма понятно, почему дон Патрицио стремился завладеть таким обширным поместьем.
  Ник Картер сначала думал, что дон Патрицио находится под влиянием мнимой сеньоры Мерседес. Но теперь он допускал и иную возможность: быть может, эта женщина на самом деле была вдова дона Иосифа и настолько попала под влияние дона Патрицио, что совершенно изменилась и даже разлюбила своего ребенка.
  Долго Ник Картер раздумывал обо всем том, что ему рассказал Транкилино.
  Наконец, он пришел к определенному решению.
  Он встал с постели, разбудил завернувшегося в одеяло и задремавшего Транкилино и шепнул:
  — Известно ли тебе, Лино, где находится конюшня с лошадьми? Когда я сегодня приехал, то не обратил внимания, куда увели мою лошадь.
  — А для чего вы хотите знать это? — изумился Транкилино.
  — Я не хочу беспокоить дона Патрицио и сеньору Мерседес и хочу уехать отсюда тайком.
  Транкилино от радости чуть не вскрикнул, но Ник Картер вовремя закрыл ему рот рукой.
  — Вот теперь все окончится благополучно, — волновался Транкилино, — когда мы уедем, то нам будет уже нечего бояться. Да, сеньор Картер, я знаю, где стоят лошади.
  — Но ты должен сначала пойти в свою комнату и переодеться.
  — Не нужно. Когда я пришел к вам, то уже предполагал, что не вернусь больше. Я и принес с собой свои вещи.
  — Какой ты умница! — одобрительно заметил Ник Картер.
  Ник Картер, собственно, был не из тех, что удирают из дома, не говоря никому ни слова и оставляя поле сражения противнику без боя.
  Но в данном случае надо было, прежде всего, позаботиться о безопасности мальчика, которого Ник Картер полюбил, как родного.
  Для того, чтобы раскрыть всю тайну, надо было открыто объявить войну дону Патрицио и сеньоре Мерседес, а на этот случай мальчика надо было убрать куда-нибудь подальше.
  Ник Картер решил передать мальчика в руки того чудака по имени Секундино, который жил где-то далеко в горах. Вывезти мальчика за пределы страны пока было нельзя, так как по закону та женщина, которая выдавала себя за его мать, имела неотъемлемые права на Транкилино; она, несомненно, прибегла бы к содействию властей, чтобы вернуть мальчика к себе.
  Таким образом, оставалось только разыскать старика Секундино, чтобы отдать ему Транкилино на руки.
  — Скорее одевайся, Лино! — сказал Ник Картер, быстро одеваясь сам.
  Затем он подошел к окну и осмотрел железную решетку.
  Как почти повсюду в Мексике, все окна были закрыты железными решетками.
  Решетки состояли из крепких железных прутьев, которые никоим образом нельзя было перепилить или выломать.
  Оставалось только воспользоваться дверью, чтобы выйти наружу.
  Правда, дверь по ночам охранялась особым сторожем, но его можно было без труда одолеть и связать, прежде чем он успеет крикнуть.
  — Ты не произноси ни слова, Лино, — шепнул Ник Картер, когда они вдвоем вышли из комнаты, — будь что будет! По всей вероятности, мне придется оглушить сторожа.
  — Но вы ничего дурного с ним не сделаете?
  — Нет, не беспокойся! Я дам ему понюхать флакончик и он надолго уснет.
  Закрыв за собой дверь, Ник Картер взял Транкилино на руки и прокрался на внутреннюю веранду, которая выходила во двор.
  Кругом было тихо.
  Со стороны коридора, ведущего к парадной двери, раздавалось равномерное дыхание спящего человека.
  То был сторож. Он расположился на рогоже и спал сном праведника.
  Ник Картер поставил мальчика на пол и подкрался к мексиканцу, вынимая из кармана платок, пропитанный хлороформом.
  Схватив сторожа одной рукой за горло, он другой рукой поднес к его рту и носу платок, заставляя его вдыхать хлороформ.
  Он не счел нужным связывать его, тем более, что не хотел тратить время на это. Он взял у него ключи, осторожно открыл входную дверь, а затем вернулся за мальчиком, взял его на руки и выбежал из дома.
  Выйдя наружу, Ник Картер запер входную дверь.
  Если бы сторож теперь и пришел в себя и забил бы тревогу, то Ник Картер с Транкилино все-таки успели бы бежать, так как выломать железную дверь было не так-то легко.
  — Где конюшни? — шепнул Ник Картер.
  — Налево, позади главных зданий, второй сарай справа.
  — А как обстоит дело с собаками? Знают ли они тебя?
  — У нас собак больше нет, — шепнул Транкилино, — прежде у нас их было много. Две принадлежали мне и я их очень любил, но когда на гасиенду приехали дон Патрицио и та женщина, то всех собак перестреляли.
  Это известие подтверждало все предположения Ника Картера и служило доказательством того, что с сеньорой Мерседес дело подозрительно.
  По всей вероятности, эта женщина боялась, что собаки будут относиться к ней, как к чужой, враждебно, а это неминуемо должно было вызвать подозрения служащих.
  В данную минуту отсутствие собак было очень кстати, так как своим лаем они неминуемо выдали бы беглецов.
  Ник Картер и Транкилино добрались до конюшни.
  Конюхи, которые по словам Транкилино спали в соседнем доме, не заметили беглецов, так что Ник Картер мог спокойно оседлать свою лошадь и пони мальчика.
  Нащупав свои револьверы, Ник Картер посадил мальчика в седло, сам сел на свою лошадь и они поспешили уехать.
  Отъехав на некоторое расстояние, они пустили лошадей в галоп по направлению к лесу.
  Так как Транкилино раньше вместе со своими родителями часто ездил к горе Икстакихуатль, то он знал дорогу.
  Туда была проложена удобная дорога для верховых, в настоящее время ярко освещенная луной.
  Проехав миль десять, Ник Картер и Транкилино добрались до подножия горы. Отсюда дорога поднималась зигзагами вверх.
  Часа в четыре утра беглецы доехали до возвышения, откуда открывался дивный вид на окружающую равнину.
  Вдруг в кустах раздался резкий окрик:
  — Руки вверх!
  Ник Картер и Транкилино тотчас же исполнили это приказание. Они были уверены, что их окликнул Секундино.
  Вслед за тем из кустов вышел седой старик в живописном мексиканском костюме.
  — Куда вы едете? — спросил он.
  — Я еду с доном Транкилино дель Корона, — ответил Ник Картер, — и ищу некоего Секундино.
  — Это я сам! Кто вы такой?
  — Он мой лучший друг! — отозвался Транкилино вместо Ника Картера.
  Глава XI
  Отшельник
  Секундино тотчас же опустил ружье.
  — Приветствую тебя, сын моего возлюбленного хозяина, — приветливо произнес он, подошел к Транкилино и поцеловал его руку. — Вам, — сказал он, обращаясь к Нику Картеру, — по всей вероятности рассказали, что я полупомешанный старик! Но смею вас уверить, что я все понимаю, быть может, даже лучше тех, которые говорят обо мне такие вещи. Каждая капля моей крови принадлежит моему молодому хозяину! Не угодно ли вам пожаловать ко мне в мою хижину? Она находится немного повыше этого места.
  Ник Картер кивнул головой в знак согласия и Секундино крикнул что-то по направлению к кустам.
  Оттуда вышла большая, некрасивая лошадь.
  Секундино тотчас же вскочил в седло и поехал впереди.
  Спустя час всадники добрались до маленькой долины, в которой стояла деревянная хижина.
  — Каким образом мы встретили вас так далеко от вашего дома? — спросил Ник Картер после того, как они со стариком уложили Транкилино спать и пристроили лошадей в сарае.
  — Я ехал на гасиенду, — ответил Секундино, — за моим молодым хозяином, чтобы перевезти его к себе в свою хижину. Я знал, что он по утрам ездит к источникам и хотел повстречаться с ним там, чтобы уговорить его последовать за мной. Там, в доме смерти, жизнь его в опасности. Я рад, что вы его друг, так как он окружен врагами, которые хотят лишить его жизни!
  — Вот и отлично! — отозвался Ник Картер, — а я приехал к вам, чтобы потолковать с вами об этом деле. Во-первых, я полагаю, что вы сумеете рассказать мне кое-что о том, что творилось и творится в гасиенде, преимущественно о тех лицах, которые теперь там хозяйничают, а во-вторых, я хотел бы отдать мальчика на ваше попечение, пока расправлюсь с преступниками. Надо вам знать, что я родом из Нью-Йорка и несколько времени тому назад приютил у себя Транкилино.
  Затем Ник Картер рассказал старику обо всем, что произошло с Транкилино в Нью-Йорке, а также о своих наблюдениях во время пребывания в гасиенде.
  Секундино внимательно выслушал Ника Картера, не прерывая его ни одним словом.
  Затем он задумчиво произнес:
  — Я не знаю, что произошло с доном Иосифом, возможно, что он на самом деле умер, но я этому не верю!
  — А кто такая, по-вашему, та женщина, которая выдает себя за мать Транкилино?
  — По всей вероятности, она тетя молодого хозяина, но утверждать этого я не берусь. Знаю только, что у моей прежней хозяйки была сестра, которая когда-то бежала из монастыря во Франции, где она воспитывалась. Говорят, что из монастыря ее похитил какой-то неизвестный, который впоследствии женился на ней.
  — А кто такой дон Патрицио, нынешний управляющий гасиенды?
  Старик пренебрежительно усмехнулся.
  — По моему, он самый обыкновенный авантюрист, такой же порочный, как все испанцы!
  Секундино, как все мексиканцы, от всей души ненавидел испанцев.
  — Когда вы в первый раз увидели нынешнюю хозяйку гасиенды, то вы сразу заметили разницу между ней и ее сестрой?
  — Конечно, сразу! Я очень уважал донну Мерседес и потому помню каждую черту ее лица.
  — А почему же вы молчали? Почему вы…
  Старик не дал Нику Картеру договорить.
  — А что я мог сделать? — воскликнул он. — Если бы я поехал в ближайший город и сделал донос, то меня осмеяли бы, а быть может, даже арестовали бы за ложный донос! Да и кто поверил бы полупомешанному старику, доносящему на столь высокоуважаемую особу, как донна Мерседес дель Корона, владелицу гасиенды Двух Источников!
  — Но вы ведь вовсе не полупомешанный, а вполне разумный человек.
  — Так-то оно так! Но после того, как дон Иосиф был арестован за убийство, которого он никогда не совершал, я ушел в горы и ни с кем больше не разговаривал. Люди, не умеющие объяснить моего поведения, стали считать меня полупомешанным. Если бы я знал о заговоре против дона Иосифа, то, конечно, повел бы иную линию. Теперь мне уже поздно выступать, но такой человек, как вы, можете объявить войну преступникам и раскрыть все их злодеяния, совершенные в течение последних лет.
  — Мне очень хотелось бы знать все, что вам известно по этому делу.
  — Я знаю не слишком много, да и то я больше догадываюсь, но доказать почти ничего не могу.
  — Все равно! Рассказывайте!
  — Когда донна Мерседес узнала о бегстве своего супруга из тюрьмы, она терпеливо стала ждать известий от него и в конце концов получила письмо, в котором было указано, куда дон Иосиф направился. Накануне своего отъезда с гасиенды она призвала меня к себе и доверила мне цель своего отъезда, а потом взяла с меня клятву оберегать ее сына. То же самое она сказала Панчо, с которого она взяла такую же клятву. В то время я не мог подозревать, что письмо было вовсе не от дона Иосифа. Но недели проходили за неделями, а донна Мерседес не подавала о себе никаких вестей. Мне это показалось подозрительным и в конце концов я пришел к убеждению, что в дело замешано предательство. Пока я еще обдумывал, какие следует принять меры, Транкилино вдруг пропал без вести и в тот же день был убит Панчо. Вместе с тем исчезла и Анита, прежняя няня Транкилино. Не оставалось никакого сомнения в том, что против семьи дель Корона был организован заговор, хотя я не мог понять, откуда он исходит. Не забывайте, что я простой, неграмотный слуга, никогда не выезжавший за пределы Мексики, Почти всю свою жизнь я провел в горах, а когда бывал на гасиенде, то не заботился о том, что делается за ее пределами. Поэтому я только и знаю тех людей, которых встречал на гасиенде. Вот почему я не мог принять никаких мер и должен был ждать, что будет дальше. Мне оставалось только молиться и просить Бога о том, чтобы он охранял благополучие семьи моего хозяина. Затем появились дон Патрицио и та женщина, именующая себя донной Мерседес. Так как они привезли с собой Транкилино, то я поддался обману, подобно всем другим и принял ее за настоящую донну Мерседес. Но когда я поговорил с ней, то узнал, что ошибся; а если бы я не заметил обмана, то она и сама выдала бы себя, так как обходилась со мною, как со всеми прочими слугами, и сильно смутилась, когда я намекнул ей на то, что она в свое время взяла с меня клятву. После этого я стал денно и нощно наблюдать за тем, что происходило. Я ходил вокруг гасиенды, чтобы по возможности постоянно находиться вблизи Транкилино. Я видел, как вы вчера приехали и наблюдал за вами, когда вы у источника беседовали с Транкилино, хотя и не мог слышать ваших слов. Когда затем появился дон Патрицио, то я лежал в кустах, с ружьем на прицеле, так как ожидал нападения на вас. Счастье его, что он не покушался на вашу жизнь: прежде чем он успел бы выхватить оружие, я пристрелил бы его на месте. Когда вчера после обеда дон Патрицио с той женщиной уехали, я попытался подслушать их беседу. Это мне удалось, они советовались, как бы покончить с вами, и приняли решение, согласно которому Патрицио должен был поехать с вами на охоту и там застрелить вас. А властям они хотели заявить, что ваше ружье случайно разрядилось и что пуля попала вам в грудь.
  — Это весьма интересно, — заметил Ник Картер, — я подозревал нечто подобное, и либо вовсе не поехал бы на охоту, либо устроил бы так, что тому негодяю не удалось бы привести в исполнение свой преступный замысел! О чем же они еще беседовали?
  — Я слышал, что они решили отравить Транкилино растительным ядом, чтобы лишить его рассудка, после чего сеньора хотела принять меры к обеспечению прав собственности на гасиенду. Правда, я не все разобрал, так как не понял всех их мошеннических интриг. Я понял только, что пора вырвать молодого хозяина из когтей злодеев, и потому я поехал на гасиенду. По пути вы меня и встретили.
  — Вы порядочный человек, Секундино! — произнес Ник Картер, и крепко пожал руку старику.
  — Спасибо за доброе мнение, — ответил старик, — а вы, кажется, человек, который знает больше, чем многие другие. Я готов служить вам! Приказывайте, я буду исполнять все ваши приказания!
  — Я очень рад этому, Секундино, так как ваше содействие очень ценно. Скажите мне еще вот что: как поступят по вашему мнению преступники, когда узнают об исчезновении моем и Транкилино?
  — Они немедленно начнут вас преследовать! И обязательно нападут на ваши следы, так как не допустят мысли, что вы уехали в Тлакскалу, а могли скрыться только в горах. Людей у них много: они привезли с собой человек шестьдесят своих слуг, когда поселились на гасиенде. Эти слуги не знали прежних владельцев гасиенды и безусловно преданы той женщине и дону Патрицио. Если они найдут вас, то без всяких разговоров убьют; мальчика же они, по всей вероятности, пощадят. Но тогда ему предстоит еще более страшная участь, так как та женщина не преминет исполнить свой замысел и отравить его!
  После некоторого раздумья Ник Картер сказал:
  — Если так, то остается только одно: поймать обоих злодеев и отправить их вместе с Транкилино в Тлакскалу или другой город, прежде чем нас успеют нагнать их клевреты. А раз я буду в Мексике, то они оба погибнут, и Транкилино будет спасен, так как начальник тамошней полиции мой хороший друг! А теперь надо посоветоваться, как бы привести этот план в исполнение!
  — Это будет очень трудно, — отозвался старик, почесывая затылок, — подумайте сами, повсюду шныряют их слуги, разыскивающие вас! Правда, когда оба преступника будут в ваших руках, то дело будет выиграно: тогда я вас по тайному пути через горы провожу в Мехико и нас никто уж не догонит. В Тлакскалу нам ехать незачем. Отсюда до столицы по прямой линии миль сто, но так как нам придется ехать окольными путями, то это потребует вдвое больше времени!
  — Не попытаться ли нам ночью увезти их из гасиенды? — предложил Ник Картер.
  — Это очень рискованно, — возразил Секундино, — и граничит с легкомыслием, так как при малейшей неудаче нас убьют! Но, в сущности, этого вовсе не нужно.
  — Как так?
  — Я уже говорил, что они поставят на ноги целую армию слуг для погони за вами. Возможно, что дон Патрицио станет во главе отряда, а так как мнимая донна Мерседес почти неразлучна с ним, то по всей вероятности и она будет сопровождать их. А если так, то мне будет нетрудно заманить их обоих в ловушку, где мы их и поймаем, незаметно для слуг.
  — Ну, вот и отлично! Будьте уверены, что вы будете вознаграждены за ваши труды, а если настоящая донна Мерседес еще жива, то и она щедро наградит вас!
  — Об этом мы будем говорить тогда, когда добьемся успеха! Но не рискованно ли брать с собой в Мехико ту женщину, которая выдает себя за донну Мерседес? Пока у нас ведь нет никаких доказательств, что она самозванка, а она, несомненно, запаслась бумагами, при помощи которых будет удостоверять свою личность. Я уже говорил, что ничего не понимаю в крючкотворстве, но мне думается, что по закону она будет вправе требовать от вас выдачи Транкилино. А если это требование будет удовлетворено, то молодому хозяину несдобровать!
  — Об этом я уже думал, — возразил Ник Картер, — но имейте ввиду, что мое слово у начальника полиции будет иметь больше цены, чем все уверения мнимой донны Мерседес. Несомненно, над имуществом Транкилино будет назначен опекун. Так как отец его бежал из тюрьмы, то власти могут до поры до времени наложить арест на его имущество, а я постараюсь ходатайствовать о назначении правительственного опекуна. Если это удастся, то донна Мерседес, даже если будет и признана властями матерью Транкилино, все-таки не будет иметь возможности что-либо сделать Транкилино и будет лишена возможности распоряжаться наличными деньгами!
  Старик задумался. Потом он встал и пожал руку своему гостю.
  — Итак, Пресвятая Дева Мария услышала мою молитву, — произнес он, — вас сюда прислал Господь, и я надеюсь, что вы доведете все до благополучного конца!
  Глава XII
  Поимка злодеев
  Уже в течение двух дней Ник Картер и Транкилино находились в хижине старика Секундино.
  Секундино выходил только два раза на одну из возвышенностей горы, откуда была хорошо видна почти вся дорога до самой гасиенды.
  Возвратившись в первый раз, он сообщил, что погоня за Ником и Транкилино уже началась, что один отряд всадников уехал по направлению к городу, а другой отправился в горы.
  Но это нисколько не обеспокоило Ника Картера. Хижина была расположена так, что непосвященный вряд ли мог найти ее. Кроме того, она стояла в конце узкого ущелья, и два человека с успехом могли защищать доступ к ней против целого отряда.
  На второй день издалека доносились крики преследователей, и Секундино довольно долго стоял, спрятавшись в кустах и наблюдая за движениями противника.
  Возвратившись под вечер в хижину, он сообщил следующее:
  — Мне удалось подслушать беседу слуг. Завтра к ним подойдет подкрепление, так как предполагается обыскать каждую пядь земли в окрестностях. Они предполагают, что Транкилино находится в моей хижине. Слугам строго-настрого приказано пристрелить вас и меня при первой возможности. Сегодня вечером они возвращаются на гасиенду, а завтра недалеко от нас будет устроен лагерь. Ну, а тогда мы начнем действовать.
  — Значит, тогда…
  — Да, завтра к отряду присоединятся дон Патрицио и мнимая донна Мерседес.
  Следующий день тянулся очень долго.
  Наконец настал вечер, Ник Картер вместе с Секундино отправились в путь.
  Транкилино уже поужинал и крепко спал.
  Было уже совершенно темно, когда оба храбреца подкрались к лагерю противников, ярко освещенному двумя большими кострами.
  Вблизи костров были разбиты две маленькие палатки для дона Патрицио и донны Мерседес. Ник Картер мог даже видеть, как она сидела на скале, а перед ней на ковре лежал дон Патрицио.
  Ник Картер и Секундино не тронулись из засады, пока не догорели костры и преступники вместе со слугами не отправились на покой.
  За исключением одного-единственного часового все спали.
  — Я расправлюсь с часовым, — шепнул Ник Картер.
  Пробираясь на четвереньках, он подполз по каменистой почве к мексиканцу. Прежде чем тот успел вскрикнуть, он нанес ему кулаком удар в висок и моментально оглушил его.
  Сняв с него оружие, Ник Картер пополз назад к Секундино, который в изумлении наблюдал за ним.
  — Вы не обыкновенный городской житель, — шепнул старик, — тот не сумел бы устроить такую штуку.
  — Когда-нибудь вы узнаете, кто я такой, — отозвался Ник Картер, — а теперь подойдем к палаткам. Вы схватите женщину, а я беру на себя дона Патрицио.
  — Вот еще что, — сказал старик, — в нескольких шагах отсюда в скалах имеется проход в ущелье, по которому может пройти только один человек. Это ущелье затем становится шире. Там лежит большая скала, которую можно столкнуть с места таким образом, что она скатится вниз и плотно закроет весь проход.
  — Отлично! Постарайтесь, как можно скорее одолеть эту женщину, так как она, несомненно, будет отчаянно отбиваться! Приходится пока считаться с тем, что она своими криками поднимет всю шайку.
  — В темноте они не сумеют преследовать нас, а прежде чем они успеют развести новые костры, мы уже скроемся!
  — Итак, за дело!
  Подобно теням, Ник Картер и Секундино подкрались к палаткам.
  Ник Картер вошел в палатку дона Патрицио, а Секундино поднял парусину палатки сеньоры Мерседес и прополз во внутрь на четвереньках.
  Ник Картер недолго возился с испанцем. Он нагнулся к спавшему, воткнул ему в рот заранее приготовленный платок, и прежде чем дон Патрицио успел подумать о сопротивлении, Ник Картер связал его так, что тот не мог пошевельнуться.
  Затем он взвалил его на плечи и вышел из палатки.
  Направляясь к скале, он вдруг услышал пронзительные крики.
  По-видимому, Секундино не удалось справиться с донной Мерседес и помешать ей кричать.
  Каждая секунда была дорога.
  Ник Картер швырнул своего пленника на землю и громадными прыжками вернулся к палатке, где находился Секундино.
  Но слуги уже просыпались.
  Добежать до палатки Ник Картер не мог, так как слуги его тотчас же увидели бы.
  Не задумываясь ни одной секунды, Ник Картер выхватил нож и разрезал парусину палатки сверху донизу. Там происходила отчаянная борьба Секундино с безумно отбивающейся женщиной.
  — Оставьте ее! Прикройте мне только отступление! — крикнул ему Ник Картер.
  К счастью, старик сразу понял намерение Ника Картера и выпустил свою противницу.
  Она вскочила на ноги, но в тот же момент Ник Картер обхватил ее мощными руками и вынес из палатки.
  Если бы проход в ущелье был более отдален от палатки, то похищение преступников окончилось бы весьма плохо для Ника Картера и Секундино.
  Но Ник Картер в две секунды скрылся в проходе.
  Тем временем Секундино стрелял как безумный в слуг, стремившихся со всех сторон к палатке.
  Воспользовавшись их замешательством, старик тоже побежал к проходу.
  У самого входа он наткнулся на лежавшее на земле тело и сразу узнал дона Патрицио. Он поднял его на руки и понес дальше.
  Тем временем слуги успели зажечь факелы и увидеть проход в ущелье.
  Но едва они ворвались туда, как с противоположного конца с грохотом свалился огромный камень и плотно закрыл вход в ущелье.
  — Ну, теперь мы спасены, — воскликнул Ник Картер, — а вы, господа, — обратился он к своим пленникам, — арестованы! Рекомендую вам беспрекословное подчинение, иначе я все время должен буду оставлять вас связанными!
  — Вы — Ник Картер! — вскрикнула мнимая донна Мерседес, узнав своего победителя по голосу.
  — Да, я сыщик Ник Картер из Нью-Йорка! Я доставлю вас обоих в Мехико и выдам полиции по обвинению в том, что вы выдаете себя за законную владелицу гасиенды, тогда как вы на самом деле не донна Мерседес дель Корона, а ее сестра!
  Она презрительно усмехнулась.
  — Да, я сестра ее и не стесняюсь заявить вам об этом в настоящую минуту! Но вам придется доказать это! Доставьте нас в Мехико, там вас не поблагодарят за то, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются!
  — Там видно будет, — спокойно ответил Ник Картер.
  Когда пленники были доставлены в хижину Секундино, Транкилино снова заявил, что арестованная женщина не его мать.
  Затем Ник Картер, старик Секундино, Транкилино и оба пленника отправились в Мехико, куда и прибыли на четвертый день.
  Если бы у Ника Картера не было большой поддержки в лице влиятельного начальника полиции, он ничего бы не добился, так как явных улик против преступной четы не было.
  Власти волей-неволей должны были поверить сеньоре, что она и есть настоящая Мерседес дель Корона, так как она предъявила соответствующие документы. А дон Патрицио не мог быть уличен ни в чем преступном.
  Тем не менее правительство наложило арест на огромные владения, так как официального подтверждения кончины бежавшего из тюрьмы дона Иосифа не было. Над Транкилино был назначен опекун.
  Старик Секундино остался при Транкилино, чтобы охранять его от покушений преступной четы, поселившейся в Мехико.
  Дела Ника Картера в Мехико таким образом были закончены.
  При прощании Транкилино взял с него обещание навещать его два раза в год.
  Прощаясь с Секундино, Ник Картер сказал:
  — Мне думается, вы согласитесь с моим мнением, что это дело еще не пришло к концу. Я предчувствую, что эта преступная чета замышляет новое покушение на Транкилино, а настоящая донна Мерседес больше не появится. Как только вы узнаете о грядущей опасности, немедленно известите меня. Мой адрес вам известен.
  Старик обещал исполнить все, как ему сказал Ник Картер.
  Ближайшее будущее показало, что Ник Картер не ошибся.
  Фонограф-свидетель
  — Мне почему-то кажется, что вы все-таки увлекаетесь, — обратился знаменитый сыщик Ник Картер к своему посетителю, молодому, изящному господину лет двадцати пяти, весьма симпатичному на вид.
  Собеседники сидели в уютном рабочем кабинете сыщика.
  Гость Ника Картера, мистер Файрфильд, принадлежал к лучшему обществу; он был последним отпрыском аристократической семьи, обладал большими средствами и вел рассеянную жизнь холостяка, проживая в роскошных апартаментах дорогой Мамонтовской гостиницы.
  — Нисколько, — ответил тот, — напротив, я уверен, что вам до сих пор еще ни разу не приходилось иметь дело со столь загадочным случаем, как тот, по поводу которого я явился к вам.
  — Как вам сказать, — улыбнулся Ник Картер, медленно снимая пепел со своей сигары, — за время моей деятельности я все-таки уже кое-что видел. Но вы возбуждаете мое любопытство своими намеками. В чем же, собственно, дело?
  — Как только вы это узнаете, вы не только заговорите о любопытстве, а безотлагательно и со всей присущей вам энергией приметесь за расследование этого, столь своеобразного, скажу больше, просто невероятного случая, — ответил Файрфильд. — Если бы я не слышал всего собственными своими ушами, если бы не задумывался глубоко над всем тем, что было мне сообщено как бы из другого мира, то я подумал бы, что сделался жертвой галлюцинации и не стал бы вас беспокоить.
  Ник Картер снисходительно улыбнулся, глядя как его посетитель волновался.
  — Не лучше ли будет, добрейший господин Файрфильд, если вы ознакомите меня с подробностями этого происшествия и предоставите мне судить, насколько оно своеобразно или чудесно, — спокойно заявил он. — Мы с вами беседуем уже почти четверть часа! У меня хотя и есть возможность выслушать вас, так как я сегодня никуда не тороплюсь, но все-таки желательно было бы знать, о чем именно идет речь — об убийстве, грабеже, поджоге и т. д. и т. д.
  — Об убийстве! Об истории преступления, дошедшей до меня чрезвычайно странным, небывалым путем! Да, вы пожимаете плечами, мистер Картер, — с живостью продолжал Файрфильд. — Но, вы поймете мое волнение, когда я расскажу вам все. Эта злополучная тайна потрясла меня до глубины души и заставляет меня ломать голову над ее разрешением. И сколько я ни стараюсь, но ни до чего не могу додуматься.
  — И все-таки я знаю об этом деле не больше того, что знал в начале нашей беседы, — прервал его Ник Картер, — попрошу вас рассказать мне, наконец, просто и ясно, что именно произошло в данном случае.
  — Дело вот в чем, мистер Картер, — слегка вздохнув, сказал Файрфильд. — Произошло ужасное преступление, а место совершения его неизвестно. Молодая девушка убита своими собственными родственниками самым гнусным образом, но кроме Бога никто не знает ни личности жертвы, ни самих убийц.
  — Начало довольно интересное, — согласился Ник Картер. — Продолжайте, продолжайте, дело начинает интересовать меня.
  — Вы не то еще скажете, когда выслушаете меня до конца, — многозначительно отозвался Файрфильд. — Подумайте только: преступление никогда не было бы обнаружено, если бы голос самой, давно уже покоящейся в могиле жертвы, не заявил о происшедшем! Вы недоверчиво смотрите на меня. Возможно, что вы сомневаетесь даже в нормальности моих умственных способностей, но смею вас уверить, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти так же, как и вы сами.
  — Стало быть, жертвою убийства пала какая-то девушка? — деловым тоном прервал Ник Картер своего посетителя.
  — Я слышал из ее собственных уст, каким образом составлялся против нее заговор.
  — Будьте добры выражаться яснее. Вы были лично знакомы с этой девушкой?
  — Нет. Ведь я вам уже говорил, что не знаю, кто она такая и где она находилась. Я никогда ее не видел, а между тем она собственными устами…
  — Вот как? Вы, стало быть, слышали голос с того света? — проговорил Ник Картер с оттенком иронии. — Скажите, вы не волшебник?
  — Ничего подобного, — ответил Файрфильд. — Ведь вы, мистер Картер, знаете меня как человека, который верит только тому, что видит собственными глазами.
  — Совершенно верно, мистер Файрфильд. Но, если бы я не был убежден в том, что вы человек серьезный, то подумал бы, что вы выпили лишнее и явились сюда навеселе с намерением одурачить меня.
  — Нисколько! — воскликнул Файрфильд. — Я совершенно трезв, да и вообще почти никогда не пью крепких напитков! Если при виде моего волнения у вас возникают сомнения по поводу моей вменяемости, то рассейте их и припишите это моему нынешнему душевному состоянию. Случай этот сильно взволновал меня и я уже целую неделю страдаю бессонницей. Все снова и снова какая-то непреодолимая сила заставляла меня выслушивать жалобы несчастной и чем чаще я это делал, тем больше это загадочное происшествие волновало меня. О том, что Наталья Делании была убита и о том, что убийство совершили ее же собственные родственники, я узнал из дюжины самых обыкновенных фонографных валиков.
  — Вот как! — воскликнул сыщик. — Да, такого случая я еще не встречал за все время моей обширной практики.
  — Слушайте дальше, — продолжал Файрфильд, сильно волнуясь. — Около месяца тому назад я случайно проходил мимо аукционной камеры общества «Вельс Фарго». На вывеске возле входа было объявлено, что в это время происходила продажа с публичного торга невостребованных вещей. Я зашел. Сам не зная почему, я начал торговать маленький невзрачный, кожаный чемоданчик, который и остался за мной. Помимо других вещей, о которых речь еще впереди, я нашел в этом чемоданчике ящик с двенадцатью картонными трубочками, в каждой из них находилось по одному фонографному валику.
  — И вот эти самые валики и поведали вам всю историю?
  — Да! Раз сто я прослушал заявление убитой и знаю его почти наизусть, но тем не менее считал бы более целесообразным, если бы вы сами поехали ко мне в Мамонтову гостиницу и там лично убедились, что я говорю правду.
  — Я сейчас же поеду с вами, мистер Файрфильд, — ответил задумчиво Ник Картер, — но предварительно я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.
  — Я к вашим услугам, — заявил Файрфильд, — но, должен вам еще сказать, что я явился бы к вам уже и раньше, если бы не задался целью разоблачить эту тайну без чьей бы то ни было помощи. Теперь я перестал об этом мечтать, так как дело расследования вовсе не так просто, как кажется на первый взгляд.
  — Это вещь известная, — сухо заметил Ник Картер, — но вернемся к делу: стало быть, вы приобрели около месяца тому назад чемоданчик с фонографными валиками на аукционе невостребованных вещей в обществе «Вельс Фарго»?
  — Если не ошибаюсь, сегодня как раз исполнилось шесть недель. Чемодан простоял у меня недели две, прежде чем я купил фонограф и начал слушать валики.
  — Вы, конечно, ожидали, что услышите самые обыкновенные вещи вроде вальса из «Веселой вдовы»?
  — Нет. Рассмотрев остальное содержимое чемоданчика, я сразу догадался, что валики сообщат мне нечто необыкновенное. Вот почему я, собственно, и купил фонограф.
  — То, что вы услышали, и побудило вас явиться ко мне?
  — Именно.
  — Говорили ли вы с кем-нибудь об этом деле?
  — Никому я не сказал ни слова. Валики поведали мне такие ужасы, что я с тех пор стал как-то чуждаться людей. Я заперся в свою библиотечную комнату и перестал принимать даже близких друзей. Кроме вас, мистер Картер, никто не знает о моем открытии. Даже мой лакей ничего не знает. Я отсылал его каждый раз, когда слушал фонограф, так как присутствие другого лица казалось мне излишним.
  — Где хранятся эти валики?
  — В железном сейфе, рядом с кроватью в моей спальне.
  Ник Картер встал.
  — Собственно говоря, я хотел расспросить вас еще кое о чем и просить вас описать мне наружный вид чемодана и того, что в нем находится. Но, ведь я и сам могу осмотреть все это, когда прослушаю фонограф. Если вы согласны, мы можем сейчас же и отправиться к вам.
  — Сделайте одолжение. Лакея своего я уже отпустил. Нам никто не будет мешать и вы спокойно можете выслушать страшную историю, которую вам расскажет фонограф.
  * * *
  Через полчаса Ник Картер вместе с Файрфильдом приехал в Мамонтову гостиницу.
  — Прежде чем я пущу фонограф, — заявил Файрфильд, — я должен предупредить вас, что вы должны прислушиваться очень внимательно. Мне кажется, что несчастная девушка в то время, когда поверяла фонографу свое горе, находилась в ужасном страхе, опасаясь, что ее подслушают и убьют. Боясь, очевидно, приближения врагов, она, как только слышала какой-нибудь подозрительный шум, сейчас же прерывала свое повествование и начинала петь какую-нибудь песню.
  — Понимаю, — ответил сыщик.
  — Откровенно говоря, — продолжал Файрфильд, — мне иногда казалось, что я слышу бред сошедшей с ума бывшей актрисы. Но, вы сами убедитесь, что девушка была вполне здорова!
  — Это я лучше всего узнаю после того, как прослушаю валики, — сказал Ник Картер.
  Файрфильд отпер железную кассу и вынул оттуда картонную коробку с валиками фонографа и, вернувшись в библиотечную комнату, начал возиться с стоявшим на маленьком столике фонографом.
  — Я купил лучший аппарат, какой только мог найти, — сказал он, — и вы видите, я не снабдил его трубой, а удовольствовался ушными раковинами и сделал это для того, чтобы никто другой не мог подслушивать.
  — Мысль недурна, — одобрительно заметил Ник Картер, — скажите, валики были пронумерованы?
  — Нет. Я долго возился и разбирался, пока установил надлежащую последовательность.
  — Отлично! Ну что же, Файрфильд, начинайте.
  Ник Картер весьма быстро приспособил свой слух к звукам, исходившим из фонографа.
  Симпатичный женский голос говорил следующее:
  — Я должна рассказать ужасную историю! История эта так запутана, так неправдоподобна и ужасна, что, вероятно, никто и не поверит тому, что я теперь проговорю в фонограф. Того, кто услышит мое повествование, я заклинаю всем святым поверить моим словам! Клянусь Всевышним, что я буду говорить сущую правду! Я молю Бога, чтобы тот, кто услышит мое повествование, отомстил за меня! Итак, я начинаю: я богата, владею и деньгами, и драгоценностями, и недвижимым имуществом, словом, меня называют богатой наследницей. Вероятно, я никогда не узнаю, как велико мое состояние, так как я никогда больше не выйду на свободу и должна погибнуть. Ужасна смерть в девятнадцать лет, мысль о ней леденит кровь в моих жилах! Тяжело умирать даже больной или нищей молодой девушке, тем более ужасно это для меня, так как я вполне здорова! Говорят, что я красива, я молода — и я должна умереть, потому что этого хотят гнусные преступники, жаждущие моих денег! Но, они не уйдут от заслуженной кары — Бог услышит мою молитву и эти валики попадут в руки того, кто сумеет заставить убийц покаяться в содеянном! Я оставила всякую надежду спастись бегством. Я пыталась бежать, но это мне не удалось. Как-то раз мне уже казалось, что я благополучно ушла от своих преследователей. Я проехала верхом верст двадцать среди глубокой ночи и все-таки меня настигла погоня; теперь я заперта здесь, в этом ужасном месте, откуда бежать невозможно. К несчастью, я даже не могу сказать, в какой именно местности находится моя тюрьма, так как…
  На этом кончался первый валик.
  Неизвестная говорила быстро и невнятно, но Ник Картер все-таки разобрал все дословно. С нетерпением он стал ждать сообщений второго валика.
  Файрфильд пристроил второй валик и снова раздался тот же мягкий голос:
  — Я даже не знаю на каком расстоянии находится то место, где меня держать в плену, от моего дома, из которого меня увезли в бесчувственном состоянии. Негодяи усыпили меня каким-то наркотическим средством. Мое имя Наталья Деланси. Не считаю нужным распространяться о моем семейном положении, так как мое имя известно всем, кто живет в нашей родной местности. Опасаюсь, что меня уже теперь считают умершей, или принимают за помешанную, увезенную в психиатрическую лечебницу. Кто знает, какими ложными слухами было обмануто общество. Порою я удивляюсь, почему убийцы не довершают своего злодеяния — ведь я нахожусь вполне в их власти. Но, какой-то внутренний голос говорит мне, что они не осмелятся привести в исполнение свое преступное намерение, прежде чем…
  Тут послышалось какое-то пение, по-видимому рассчитанное на то, чтобы ввести кого-то в заблуждение, и валик кончился.
  Третий валик сообщил следующее:
  — Боюсь, что часы мои сочтены. С минуты на минуту ожидаю смертного приговора…
  Опять послышалось пение, которое однако оборвалось столь же внезапно, как и началось. Затем снова следовал рассказ несчастной девушки:
  — Вероятно, он ушел. Кажется Рудольф подслушивал у двери, но я думаю, что перехитрила его. На мою жизнь покушаются Рудольф, Макс и Оливетта, мои собственные братья и сестра. Кроме того, кажется, заинтересовано еще какое-то четвертое лицо — девушка или женщина, не знаю. Когда мои братья явились ко мне и хотели заставить меня подписать ту бумагу, она стояла у дверей снаружи, но я увидела только подол ее юбки.
  Следующий валик передал:
  — Прошлой ночью, часов в двенадцать, я проснулась от шума шагов в соседней гостиной. Дело в том, что кроме спальной мне отвели еще вторую комнату. Я не смела пошевельнуться и стала прислушиваться, затаив дыхание. Сначала я подумала, что настал мой смертный час, но спустя некоторое время шаги удалились и кто-то осторожно закрыл наружную дверь. Они зорко следят за мной. Опасаюсь, что они заподозрили меня, так что приходится быть еще более осторожной. Но, так как я вожусь с фонографом с утра до ночи, то они, вероятно, думают, что я помешалась на этом.
  Вдруг опять послышалось пение.
  Неизвестная пропела старинную, грустную балладу. Ник Картер был тронут до глубины души.
  Следующий валик передал слова:
  — Не убьют ли меня сегодня ночью? Кажется, так оно и будет! Только что ко мне заходил Рудольф. Он держал в руке какую-то бумагу и обещал тотчас же выпустить меня на свободу, если я подпишу ее и дам обещание повиноваться ему до конца жизни. Негодяй! Я-то ведь знаю, что в тот самый момент, когда я подпишу бумагу, они задушат или отравят меня! Я рассмеялась ему в лицо. Не знаю, откуда у меня взялась храбрость на это — ведь здесь я только плакала до сих пор! Затем он, злорадно хохоча, показал мне подделку моей подписи, сделанную так искусно, что я и сама не знала, я ли подписала или кто-либо другой. Он присовокупил, что отныне они уже не вынуждены больше упрашивать меня. Затем он ушел.
  Снова послышалось пение.
  — Погодите немного, — попросил Ник Картер, когда Файрфильд хотел поставить шестой валик, — я никогда еще не слышал столь потрясающей повести. Какая жалость, что несчастная девушка не обозначила точнее место своего жительства. Очевидно, она и не подумала о том, что эти валики передадут ее грустную историю кому-нибудь, находящемуся за тысячи верст от ее родины там, где имя Деланси решительно никому неизвестно.
  — Да, это верно, да и имен ее братьев и сестры никто не может знать, — заметил Файрфильд, — позволите теперь поставить седьмой валик?
  — Почему же не шестой? Ведь его мы еще не прослушали?
  — Все равно нет возможности разобраться в том, что он передает.
  — Ничего не значит! Надо прослушать все без исключения.
  Файрфильд исполнил желание Ника Картера.
  Как только валик пришел в движение, сыщик к своему удивлению расслышал шум, как будто кто-то ударяет дубиной или каким-нибудь другим тупым орудием в дверь.
  Затем послышался громкий треск.
  — Ага. Кто-то взламывает дверь, — пробормотал Ник Картер.
  После этого раздался топот ног на мягком ковре и какой-то грубый мужской голос крикнул:
  — Где же она?
  В ответ послышался чей-то серебристый смех, причем однако нельзя было разобрать, смеялась ли сама Наталья или какая-нибудь другая женщина.
  Затем, казалось, кто-то передвигал тяжелую мебель. Вдруг послышался дикий, пронзительный крик, а за ним шум нескольких голосов сразу, из которых один как бы пытался перекричать другой.
  Сыщику удалось разобрать лишь несколько отрывистых, несвязных слов.
  Затем шум прекратился, и какой-то высокий мужской голос крикнул:
  — Дура! Ты чуть не убила меня! Пожалуй, тебе этого только и хотелось!
  Мужчина захохотал, но смех сразу оборвался и послышался выстрел из револьвера.
  — Ах ты, дьяволенок! Я тебя…
  Валик пришел к концу.
  — Не понимаю, мистер Файрфильд, как вы могли не придавать значения этому валику, — сказал Ник Картер, взглянув на стоявшего возле него Файрфильда, — ведь этот валик рассказал мне целую историю.
  — Как так? Интересно знать, какую именно? — спросил изумленный Файрфильд.
  — Но, ведь это ясно, как Божий день, — ответил Ник Картер, — Наталья Деланси только что успела привести в движение новый валик, чтобы продолжать свое повествование, как вдруг кто-то постучал в дверь. Она, вероятно, испугалась и для того, чтобы отвлечь внимание пришельца от фонографа, накинула на него платок. Возможно, что это был платок вязаный, так что валик все-таки сумел воспринять все происшедшее затем в комнате.
  — И что же дальше? — воскликнул Файрфильд.
  — Когда Наталья не сразу открыла дверь, ее просто-напросто сейчас же взломали. Вероятно, девушка заперлась в своей комнате, так как опасалась прихода убийц. Попытка ее врагов войти насильно, усилила ее страх, так что она в конце концов спряталась под кровать. Когда затем дверь была взломана и Рудольф — предположим, что это был именно он, ворвался в комнату, он не сразу увидел Наталью. А вошедшая затем женщина, заглянув под кровать и увидев ее там, разразилась громким хохотом, в точности и воспроизведенным на валике. Соединенными силами ворвавшиеся отодвинули тяжелую кровать от стены и, когда Наталью вытащили оттуда, она громко вскрикнула. Затем все сразу о чем-то заголосили, о чем именно, мы узнаем, вероятно, лишь впоследствии. Мужчина с высоким тенором, который назвал Наталью дурой, несомненно был Макс. Я полагаю, что несчастная в отчаянии вырвала у него из рук нож или кинжал и пыталась заколоть его. Сам Макс заявил, что ей это чуть было не удалось. Затем раздался револьверный выстрел.
  — И что вы отсюда заключаете? — спросил Файрфильд.
  — Что у Натальи был револьвер, или же, что она вырвала таковой из рук кого-нибудь из вошедших и выстрелила в Макса. Судя по его голосу, она нанесла ему рану.
  — Жаль, что валик пришел к концу именно в этот момент, — заметил Файрфильд.
  — Конечно, — отозвался сыщик.
  — Можно теперь поставить седьмой валик?
  — Сначала скажите мне, находится ли содержание седьмого валика в непосредственной связи с предыдущими?
  — Нисколько. И это меня весьма удивляет.
  — А меня ничуть, — возразил Ник Картер, пожимая плечами. — Когда Наталья увидела, что валик пришел к концу, она сняла его. Впрочем, я хотел еще спросить: почему вы поставили этот валик именно на шестое место? Ведь то, о чем он нам повествует, может одинаково относиться и к финалу всей драмы?
  — Ошибаетесь, мистер Картер, и вы согласитесь со мной, когда прослушаете все остальные валики. Слушайте же теперь, что расскажет нам седьмой валик.
  Снова послышался мелодичный голос молодой девушки:
  — Приходится торопиться, так как времени осталось мало! С минуты на минуту я ожидаю их прихода! С того момента, когда я в первый раз говорила в граммофон, прошло очень много времени. Меня теперь не оставляют одну, разве только на несколько минут, при мне неотлучно находится либо Оливетта, либо та другая девушка, которую зовут Дианой. Но почему же они не убивают меня так долго?.. С того времени, как я произнесла последнюю фразу, прошло около часа. Явилась Диана. Когда я расслышала ее шаги в коридоре, я сейчас же остановила фонограф. Теперь она опять ушла. Они готовятся к отъезду. Вероятно, меня хотят перевезти в другое место. О, если бы я только знала, куда именно! Вчера Макс в первый раз заговорил со мной об отце! Он сказал, что нашел письмо, которое я написала отцу и выбросила в окно в надежде на то, что кто-нибудь найдет его и передаст на почту. Диана тоже пришла. Она смеялась надо мной и сказала, что скорее мне удастся снять луну с неба, чем списаться с отцом! Если бы отец знал, где я теперь нахожусь, он сделал бы все, что в его силах, чтобы освободить меня. В следующий раз, когда я буду говорить с Рудольфом, я постараюсь выведать от него то, что мне нужно. Он глуп и груб, и мне, наверно…
  Седьмой валик пришел к концу.
  Файрфильд заменил его восьмым.
  — Теперь начинается очень интересный отдел, — пояснил он при этом, — этот валик передает содержание беседы между Натальей и тем, кого вы принимаете за Рудольфа!
  — Передает ли он всю беседу?
  — Почти. Но и этот валик приходит к концу именно в тот момент, когда дело начинает становиться наиболее интересным! Как жаль, что Наталья не догадалась подробно описать внутренний вид комнат, в которых ее держали в плену.
  — Ничего не поделаешь. Придется дополнить эти сведения собственными силами, — заметил Ник Картер.
  — Стало быть, вы допускаете возможность раскрыть эту тайну?
  — Возможность? Я убежден, что мне удастся сделать это. Но теперь будем слушать дальше.
  Ник Картер расслышал следующее:
  В замке щелкнул ключ, дверь открылась и снова закрылась. По ковру прошел неуклюжими шагами мужчина, весом не менее шести пудов. Затем скрипнул стул под тяжестью его тела. По-видимому, то был Рудольф, который явился к Наталье.
  — Ну что, птичка моя, как ты себя чувствуешь? — послышался его грубый голос.
  — Странный вопрос, — ответила Наталья, — все вы были бы рады, если бы застали меня мертвой в постели!
  — Ты, пожалуй, права, — согласился Рудольф, — почему же ты в таком случае не наложишь на себя руки? В этой комнате есть несколько вещей, вполне пригодных для этой цели.
  — Нет, этого удовольствия я вам не доставлю, — гордо возразила Наталья, — конечно, это было бы удобнее всего для вас, так как тогда вам не пришлось бы пачкать руки в моей крови!
  — Что за выражение. Мы вовсе не намерены убивать тебя.
  — Лицемер! — гласил возмущенный ответ, — ведь вы убиваете, но только медленной смертью!
  — В этом вини сама себя! Зачем ты не исполняешь наше требование? Этим ты не только спасла бы себе жизнь, но…
  — Ты изверг! За твою подлость я была бы способна пристрелить тебя!
  — Вот как, — расхохотался Рудольф, — знаешь ли, у меня возникает желание немного обрезать твои острые коготочки. Но перейдем к делу. Ты хотела бы видеть отца?
  — Отца? Где он теперь? Приведите его ко мне, и я подпишу все, что вам будет угодно! Дайте мне еще один только раз увидеться с отцом!
  — Что за нежности. Ты и сама понимаешь, что мы не так глупы, чтобы свести тебя с отцом. Об этом и разговаривать не стоит. Впрочем, по всей вероятности, он и знать тебя не захочет.
  — Это почему? Говори яснее.
  — Видишь ли ему сообщили, что ты начала вести легкомысленную жизнь.
  Ник Картер расслышал глухой стон. Он представил себе, как несчастная девушка в отчаянии ломала руки.
  — Вы восстановили отца против меня! — зарыдала она.
  — Конечно. Это сделала Оливетта.
  — Негодяи вы! Злодеи!
  — Брось эти глупые возгласы, они на меня не действуют. Так вот, мы уверили твоего отца в том, что его легкомысленная дочурка сбежала вместе со своим любовником. Оливетта написала от твоего имени письмо, которое послужило лишним подтверждением нашего сообщения. После этого Оливетта якобы получила от тебя еще два письма, которые тоже передала отцу. Содержание этих писем должно было рассеять последние сомнения в твоем предосудительном поведении.
  — Отец! Отец! Меня оклеветали в твоих глазах! Неужели же Бог допустить такое злодеяние!
  — А как же ты иначе хотела, птичка моя? — смеялся Рудольф, — надо же было убедить дорогого папашу, что мы сказали ему правду.
  — Вы все заслуживаете жесточайщей кары! — вскрикнула Наталья.
  Затем сыщик расслышал шум, как будто Наталья пробежала по комнате. Раздались торопливые шаги Рудольфа, полусдавленный крик боли и шум падения человеческого тела.
  — Вот так, — грозно произнес затем Рудольф, — сиди здесь и не смей вскакивать с места, иначе я тебе покажу, где раки зимуют! Не доводи меня до крайности, иначе я забуду, что ты моя сестра и убью тебя на месте!
  — Вы изверги, и ты, и Макс, и Оливетта! Вы дьяволы! Вы не знаете ни жалости, ни сострадания! У вас нет никакой совести! Я не понимаю, как у меня могут быть такие братья и такая сестра!
  — Тем не менее, это факт, — рассмеялся Рудольф, — остается только пожалеть, что Оливетта не мужчина. Правда, она изо всех сил старается уподобиться мужчине и достаточно энергична, чтобы вступить в состязание хотя бы с целой дюжиной мужчин.
  Молчание продолжалось несколько секунд, потом Ник Картер снова услышал голос Рудольфа:
  — Вчера вечером Оливетта в шутку нарядилась в костюм Макса, и когда она приклеила еще и усы, то они стали похожи друг на друга, как две капли воды. Странно что я так мало похож на них.
  — Молчи, — прервала его Наталья, — ты приводишь меня в бешенство, и я способна, глядя на тебя, проклинать собственную мать!
  Затем она вдруг проговорила совершенно изменившимся голосом:
  — Рудольф. Прошу тебя, принеси мне стакан воды.
  На этом кончался валик.
  — Экая досада! — воскликнул сыщик, — как жаль, что нельзя дослушать всю их беседу до конца.
  — Погодите, — возразил Файрфильд с улыбкой, — Наталья сумела поставить второй валик, на котором и запечатлелось продолжение беседы.
  — Вот как? — изумился Ник Картер, засмеявшись, — теперь понимаю, почему она попросила Рудольфа принести ей воды. Ну что ж, пустите его в ход, очень интересно знать, что будет дальше.
  Снова послышался голос Натальи:
  — Благодарю тебя. Где ты пропадал так долго?
  — Меня задержала Оливетта, она спрашивала, о чем мы с тобой беседуем, — проворчал Рудольф, — на чем, бишь, мы остановились?
  — Мы говорили об отце и о матери.
  — Мать умерла при твоем рождении, больше тебе о ней знать ничего не нужно. Когда она скончалась, Максу, Оливетте и мне было всего шесть лет. А теперь я спрашиваю тебя в последний раз: сделаешь ли ты то, что мы требуем?
  — Нет! Раз и навсегда повторяю, нет!
  — Если так, то заявляю тебе, что тебе осталось жить один только день, понимаешь ли ты, один единственный день!
  — Твоя угроза меня не пугает. Я уже привыкла к мысли о смерти и больше не боюсь ее, — ответила Наталья, — мало того: мне, правда, тяжело умирать в столь юные годы, но я мирюсь с этой необходимостью, так как только таким образом я могу освободиться от вас. Я умру в сознании, что вы напрасно совершите убийство, так как мое богатство, которое ослепило вас и превратило вас в преступников, никогда не попадет в ваши руки.
  — Жестоко ошибаешься! Оно до последнего цента перейдет к нам!
  — Смотрите, не промахнитесь! Конечно если вы, в довершение всего, убьете отца и составите подложное завещание.
  Послышался насмешливый хохот. Затем Рудольф ответил:
  — Черт возьми, ты умнее, чем я думал. Стало быть, ты уже догадалась? Само собою разумеется, отец будет укокошен также, как и ты. Письмо, которое вызывает его сюда, уже находится в дороге. Он получит его либо сегодня вечером, либо завтра утром, ну, а затем — впрочем, тебе не надо знать всего. Довольно тебе и того, что я уже сказал.
  — Почему? Ведь я так или иначе не смогу ему передать ваших замыслов?
  — Так-то оно так, хотя бы уже потому, что он увидит тебя только мертвой!
  — Рудольф! Если в твоем сердце осталась хоть одна искра сострадания, то разреши мне один только еще раз увидеться с отцом, — взмолилась Наталья.
  — Этому не бывать! — грубо оборвал Рудольф, — он увидит лишь твой труп, а спустя час по прибытии он тоже должен будет отправиться на тот свет!
  Рыдания несчастной девушки были прерваны стуком в дверь, и Рудольф произнес:
  — Я оставлю тебя одну на четверть часа. Если ты за это время пожелаешь покончить с собой, то ничего не имею против этого. Вон на том столе находятся морфий, синильная кислота и опий. На каждой бутылочке имеется соответствующая этикетка, можешь выбирать по собственному вкусу. Будь рассудительна и кончай с этим делом. Этим ты избавишь нас от неприятной работы убивать тебя.
  Затем Ник Картер расслышал, как Рудольф с громким хохотом встал со стула, вышел и с треском захлопнул за собой дверь.
  Как только он ушел, снова заговорила Наталья.
  — Ты слышал все, мститель мой. Я с нетерпением ждала момента, когда мои убийцы заявят мне о своих преступных намерениях. Рудольф, таким образом, сознался во всем, и я молю Бога, чтобы этого сознания было достаточно для предания его, Макса и Оливетты законной каре. Жизнь дивно хороша! Теперь, когда часы мои сочтены, я снова хочу жить! Отец, мой дорогой отец! Тебя они тоже убьют, заставят умереть с мыслью, что я была недостойной дочерью.
  После некоторого молчания снова раздался несколько повышенный голос несчастной девушки:
  — Я должна умереть раньше моего отца! Там, на том свете, я буду ожидать его, там я встречу его, там он узнает всю правду! Там, где нет козней и коварства, я снова буду его дочерью. Слышишь ли ты меня, мститель мой? Я обречена на смерть, но я знаю, что Господь Бог снова сведет меня с отцом! Но, вот и этот валик кончился. Прощай навеки, мститель мой!
  — Теперь, собственно говоря, остается прослушать еще один только валик, так как десятый и одиннадцатый не сообщают ничего интересного, — сказал Файрфильд, переставляя опять валики фонографа, — дело в том, что после этого Наталью уже больше не оставляли одну.
  — Ничего не значит, — заявил сыщик, — я все-таки хотел бы прослушать все три валика.
  — Как угодно, мистер Картер, — ответил Файрфильд, — впрочем, на десятом валике, действительно, имеется интересное замечание. Итак, слушайте.
  Он привел фонограф в движение и снова послышался голос Натальи:
  — Слава Богу, они ушли из комнаты. Надеюсь, они оставят меня в покое хотя бы на некоторое время. Очевидно, они теперь будут наблюдать за мной очень зорко. Давеча они чуть не застали меня за фонографом, а этого не должно быть, так как они уничтожат валики и никогда никто не узнает о совершенном ими ужасном преступлении. Вот они опять возвращаются. Все четверо: Макс, Рудольф, Оливетта и та девушка, которую они зовут Дианой. Они не хотят говорить мне, кто она такая. Я теперь закрою фонограф, но не остановлю его.
  Ник Картер расслышал шорох платка, набрасываемого на фонограф; затем он услышал, как Наталья отодвинула стул и встала.
  По-видимому, перечисленные Натальей четыре лица вошли в комнату, и сыщик дальше ничего не понял, а слышал только неясный говор.
  Когда Файрфильд вставил одиннадцатый валик, Ник Картер расслышал следующее:
  — Час тому назад мне удалось достать огнестрельное оружие. Рудольф находился у меня в комнате и сторожил. Должно быть, прошлую ночь он совсем не спал, так как глаза у него то и дело смыкались, и он только с трудом сидел на стуле. Затем несколько раз зевнув, он заснул. Я сейчас же вынула ключи из его кармана и вышла из комнаты. Но я не посмела сойти по лестнице в нижний этаж, так как слышала голоса в комнате рядом с передней. Да и все равно я не смогла бы выйти из дома, так как между лестницей и входной дверью приделана железная решетка. Я прокралась в одну из комнат, дверь которой была открыта. Я увидела, что в этой комнате живет Макс. Я нашла там заряженный револьвер, который и взяла с собой. Кроме того я взяла железную шкатулку, в которой, насколько мне известно, Макс хранить важные документы. Я принесла ее в свою комнату, обвязала ее веревочкой и повесила за плюшевую портьеру окна моей спальни. Это окно никогда не открывается. Там шкатулка может провисеть незамеченной целые годы. Затем я положила ключи обратно в карман Рудольфа и…
  На этом кончался валик.
  — И это все? — спросил Ник Картер.
  — Есть еще двенадцатый, последний валик, — ответил Файрфильд.
  — Вставьте его поскорее. Откровенно говоря, эта история действует на нервы.
  Когда валик пришел в движение, сыщик услышал пронзительный крик Натальи:
  — Назад! — кричала она, — вы видите, я вооружена! Я пристрелю всякого, кто приблизится ко мне!
  — Проклятие! — яростно заревел Макс. — Это мой револьвер! Откуда ты его взяла?
  — Рудольф дал мне его, чтобы я могла защищаться, — злобно ответила Наталья.
  — Это ложь! Гнусная ложь! — крикнул Рудольф.
  — Каким образом могла ты выйти из своей комнаты? — спросил звонкий женский голос.
  Но Наталья ничего на это не ответила.
  Вдруг раздался бешенный крик, затем выстрел, еще крик и…
  Судя по шуму, в комнате, очевидно, происходила ожесточенная борьба между несколькими лицами.
  Слышны были проклятия, произносимые мужским голосом и опять крики, испускаемые женщиной.
  Затем Ник Картер расслышал глухое падение тела и тяжелое хрипение.
  Все стихло.
  Вдруг снова послышался женский голос:
  — Она мертва?
  — Мертва!
  — Помоги Оливетте, Диана, — раздался глухой бас Рудольфа, — она, вероятно, только оглушена, так как пуля слегка задела ее.
  — Но из раны идет кровь струей. Так или иначе у нее на всю жизнь останется шрам.
  — Возможно. А куда ты денешь труп, Макс? Старик может приехать часов в восемь и тогда…
  На этом кончался последний валик.
  * * *
  — Вот и все, мистер Картер, — мрачно проговорил Файрфильд.
  — Это самая мрачная трагедия, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться за всю мою практику, — произнес сыщик, — но мы отомстим за несчастную Наталью. Клянусь, что эти изверги не восторжествуют. Я попрошу вас доверить мне валики и фонограф на несколько дней. Я хочу прослушать всю историю еще раз совершенно спокойно у себя дома.
  — Я знал, что вы потребуете это и прошу вас распоряжаться фонографом и валиками, как вашей собственностью!
  — Благодарю вас, мистер Файрфильд. Теперь я уйду, а завтра к десяти часам утра попрошу вас быть у меня. Я надеюсь, что до этого времени сумею кое-чего добиться.
  — Вы полагаете, что вам удастся раскрыть эту ужасную тайну? — спросил Файрфильд.
  — Я уверен в этом, — решительно заявил Ник Картер, — негодяи во чтобы то ни стало должны быть преданы заслуженной ими каре. У нас, впрочем, есть важные факты: мы знаем имена убитой и убийц.
  — По-видимому, преступление совершено в какой-нибудь уединенной местности? — заметил Файрфильд.
  — Конечно, но ведь таких местностей очень и очень много, — проговорил Ник Картер, — преступление могло быть совершено в Калифорнии, в штате Орегон или во Флориде, вообще, в такой местности, где говорят по-английски. Итак, прощайте, мистер Файрфильд. До завтра.
  Ник Картер взял с собой фонограф с валиками и поехал к себе домой.
  * * *
  Уже по дороге домой Ник Картер составил себе план действий.
  Устроившись в своем рабочем кабинете, сыщик вызвал к себе своих помощников Дика, Патси и Тен-Итси и в кратких словах сообщил им о новом деле.
  — Я попрошу вас всех троих прослушать валики, — заключил Ник Картер свое повествование, — но до поры до времени не делитесь впечатлениями. Пусть каждый из вас самостоятельно подумает об этом деле, а завтра утром выскажет мне с глазу на глаз свой взгляд, не делясь пока своими мнениями с другими.
  * * *
  — Ну, что? — спросил Ник Картер на другое утро, когда к нему явился Дик, — что тебе прежде всего бросилось в глаза во всем этом деле.
  — Скажу прямо, — заявил молодой сыщик, — что я больше всего поражаюсь хладнокровию Натальи. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы молодая девушка могла смотреть смерти в глаза с таким поразительным спокойствием.
  — Вполне согласен с тобой, — заметил Ник Картер.
  — Можно подумать, будто несчастная девушка была воспитана в духе восточного фатализма, согласно которому нет никакого смысла бороться с заранее предопределенным роком?
  — Мысль недурна, — отозвался Ник Картер, — ну, а еще что?
  — Прежде всего, я хотел бы знать, каким образом, валики попали в чемоданы? Затем, почему чемодан этот был отправлен обществу «Вельс Фарго» и кем именно?..
  — Он значился на имя некоего Алексея Делануа, — пояснил Ник Картер, — но Файрфильду, к сожалению, не удалось разыскать этого человека. По-видимому, это и есть то седьмое лицо, которое участвует в этой драме.
  — Какое такое седьмое лицо?
  — Очень просто: мы знаем шесть лиц: Наталью, Макса, Рудольфа, Оливетту, девушку по имени Диана и отца Натальи. Надо полагать, что сами преступники вряд ли упаковали граммофонные валики в чемодан.
  — Разве только для того, чтобы избавиться от них, — заметил Дик.
  — Я не допускаю и этого, — возразил Ник Картер, — если бы хоть один из преступников имел понятие о том, насколько опасны для них эти валики, то последние немедленно были бы уничтожены. Таким образом, я убежден, что фонограф, на котором первоначально находились валики и поныне находится в той комнате, где томилась и была убита Наталья.
  — Понимаю. Но кто же мог положить валики в чемодан без ведома преступников и отправить их по адресу, несомненно вымышленному?
  — Пока я этого и сам не знаю, — ответил Ник Картер — и нам прежде всего придется найти эту таинственную личность. Возможно, что в том доме находилась еще и прислуга. Следует помнить, что вся трагедия разыгралась в зажиточной семье, так что в доме несомненно находилось и несколько человек прислуги. Предположим, что какая-нибудь горничная совершенно случайно узнала, что проделала Наталья с валиками. Эта горничная тотчас же сообразила, что ей будет весьма выгодно присвоить себе валики, служащие оружием против ее господ. Вот почему она, никому ничего не сказав о своем открытии, тайком упаковала валики в чемодан и отправила последний сюда в Нью-Йорк кому-нибудь из родственников или знакомых. Возможно, что получатель за это время куда-нибудь уехал, или отправительница не знала его точного адреса. Так или иначе чемодан не был востребован.
  — Но почему отправительница, если это, действительно, была какая-нибудь горничная, за все это время ни разу не поинтересовалась узнать, попал ли чемодан туда, куда следует?
  — Вероятно, потому, что она боялась той же участи, какая постигла Наталью, если только убийцы узнают, в чем дело. Такие люди, как Рудольф и Макс, Оливетта и Диана, не побоятся укокошить всякого, кто может чем-нибудь угрожать им.
  — Интересно знать, какие вещи, кроме валиков, находились еще в чемодане, — проговорил Дик, — возможно, что они наведут нас на верный путь. Откровенно говоря, ни одно дело еще не казалось мне столь безнадежным и запутанным.
  — А я нарочно и сам еще не ознакомился с этими вещами, — сказал Ник Картер — так как я сначала хотел обдумать повествование Натальи независимо от всего прочего. А, впрочем, я и не думаю, чтобы те вещи могли разъяснить нам что-нибудь. Это мы еще увидим, когда сегодня рассмотрим подробно все то, что находится в чемодане. Ты мне вот что скажи, Дик: как долго, по твоему мнению, Наталья находилась в плену?
  — Недель десять — двенадцать? — ответил Дик, — хотя определение это далеко не точное. Чемоданчик стоял на складе общества «Вельс Фарго» около года, стало быть, со времени совершения преступления теперь прошло уже месяцев двенадцать.
  — Значит, наши мнения в этом отношении сходятся. Я тоже думал, что плен девушки начался месяцев пятнадцать-восемнадцать тому назад.
  — Не кажется ли также и тебе, что отец Натальи занимал очень видное положение? — продолжал Дик. — Я хочу сказать, что по моему мнению, он был либо государственным, либо общественным деятелем, во всяком случае, человеком влиятельным, а не только обыкновенным коммерсантом.
  — Почему ты так думаешь?
  — Если только я верно понял то, что повествуют валики, то братья и сестра задумали убить Наталью лишь после того, как она категорически отказалась исполнить их требование; они знали, что ее отец, человек очень гордый, весьма привязан к Наталье. Они знали его слабую струнку, знали, что он больше всего дорожит своей честью и безупречным именем своей семьи. Они рассчитали, что если заденут его в этом смысле, то он сам будет считать себя обесчещенным, так как теряет положение в том обществе, в котором всегда играл значительную роль и что это, в конце концов, доведет его до самоубийства.
  — Это очень остроумная догадка, Дик, — согласился Ник Картер, — и я считаю этих негодяев вполне способными на такой замысел. Сознание, что любимая дочь сбилась с пути, наверное заставила бы гордого отца не только совершить самоубийство, но предварительно и лишить Наталью наследства; а ее права тогда, конечно, перешли бы к братьям и сестре. Но, когда замысел не удался вследствие упорного нежелания Натальи подчиниться, они задумали убить и отца, и дочь, а затем присвоить себе состояние при помощи подложного завещания. Все это придумано очень хитро, да, по всей вероятности, и исполнено удачно. Я только не понимаю того, каким образом можно было просто похитить из такого дома молодую девушку и держать ее где-то взаперти. Надо ведь полагать, что отец принял все зависящие от него меры к розыску своей любимой дочери.
  — Если только ее не оклеветали в его глазах еще раньше, — произнес Дик, — видишь ли Ник, именно над возможностью этого факта я сильно задумывался. При этом у меня и явилась мысль, что отец Натальи либо сановник, либо государственный деятель или кто-нибудь в этом роде, и что он по делам службы часто надолго отлучался из дома. По всей вероятности, Оливетта, будучи старше Натальи на шесть лет, воспитывала последнюю. Мы знаем, что Оливетта была лицемерна и коварна, но умела казаться чрезвычайно приветливой, точно так же, как и брат ее, Макс. Рудольф же не умел скрывать своего хищного характера. Надо полагать, Оливетта давно уже наушничала старику. Она целыми годами неустанно жаловалась на недостойное поведение Натальи, а когда последняя в один прекрасный день скрылась, то заговорщикам было уже нетрудно убедить сомневавшегося в чистоте своей дочери отца в том, что Наталья бежала со своим любовником.
  — Все это я отлично понимаю, — согласился Ник Картер, после некоторого раздумья, — и, если братья и сестра подтасовали таким образом карты, то достаточно было одного наглядного факта, чтобы довести отца до отчаяния и заставить его лишить Наталью наследства. Но, ведь все это могло случиться также с богатым коммерсантом?
  — Не думаю. У коммерсанта первую роль играет чековая книжка и текущий счет в банке, — ответил Дик, — у коммерсанта, разумеется, тоже есть сердце, и он тоже будет сокрушаться о блудной дочери, но это не доведет его до самоубийства, так как подобный инцидент не пошатнет его положения в торговом мире. Другое дело — сановник или государственный деятель: на него будут указывать пальцами и говорить: «ведь это министр такой-то, или сенатор такой-то!» «Ведь это отец той самой, которая…». Подобные сплетни обязательно повредят ему в обществе и доведут его до крайности.
  — Другими словами, — заговорил Ник Картер, — если мы хотим добиться выяснения этого таинственного случая, то нам следует узнать, в какой именно высокопоставленной семье разыгралась такая трагедия?
  — Жаль, что мы не знаем, кто такая эта Диана, — заметил Дик, — какую роль играла она во всей этой истории? Наталья, очевидно ее не знала, так как ей неизвестна была даже фамилия этой Дианы.
  — Этот пункт и для меня неясен, — согласился Ник Картер, — я склонен думать, что Диана была невеста, но во всяком случае незаконная супруга одного из братьев, так как в последнем случае Наталья знала бы ее.
  — Да, нам предстоит решить весьма сложную задачу и придется поломать голову, — произнес Дик, вставая, — а теперь я пришлю к тебе Патси, так как я пока ничего не могу прибавить к тому, что сказал.
  * * *
  Тотчас же после ухода Дика в комнату вошел Патси.
  — Ну что, Патси? — спросил Ник Картер, — к какому ты пришел заключению?
  — Пока еще ни к какому. Мне только кажется странным, что двенадцатый валик тоже оказался в чемоданчике. Кто снял его и упаковал?
  — От этом я уже говорил с Диком, — отозвался Ник Картер, — и нам кажется, что мы догадались, в чем дело. Пусть Дик сам тебе расскажет, какого мнения он в данном случае придерживается. Что ты можешь сказать еще?
  — Хотелось бы знать, кто такая эта Диана?
  — Об этом мы поговорим потом, сначала говори о своих догадках.
  — Видите ли, Наталья распевала исключительно старинные песни, а это странно, так как молодые девушки редко поют старые песни, если им известны мотивы новых.
  — Что ты этим хочешь сказать?
  — Мне кажется, что Наталья воспитывалась где-нибудь в монастыре, или в каком-нибудь помещичьем замке, окруженном огромным, вековым парком. По всей вероятности, Наталья воспитывалась под руководством старой девы, которая и научила ее тем песням, что были в моде во времена ее юности.
  — Что общего между этим обстоятельством и нашим расследованием? — спросил Ник Картер в недоумении.
  — Я хочу этим сказать, что девушка, проживающая в уединенном месте и редко видящаяся со своим отцом, может пропасть без вести, не возбуждая этим особого внимания. Почем знать, сколько недель прошло со времени ее похищения до того момента, пока отец заподозрил недоброе!
  — Пожалуй, это правильно, — согласился Ник Картер, — я даже склонен думать, что люди, редко видевшие Наталью, не знают еще и теперь, что ее уже нет более в живых.
  — Именно, — подтвердил Патси, — быть может, даже сам старик-отец не знает о смерти своей дочери.
  Значит, ты полагаешь, что отец Натальи еще жив?
  — Я даже уверен, что Макс, Рудольф и Оливетта находятся при нем, и, по всей вероятности, старик в настоящее время живет на своей вилле. Вот все, что я пока могу сказать. Я нарочно не касался деталей, о которых вы, вероятно, уже беседовали с Диком.
  — Да, а теперь позови ко мне Тен-Итси.
  * * *
  — Я напряженно думал над всей этой историей, — заговорил Тен-Итси, не дожидаясь вопроса своего начальника, — и больше всего ломал себе голову над этой загадочной Дианой! Кто она такая? Какую роль играет она в этой потрясающей драме?
  Ник Картер усмехнулся.
  — Можно подумать, что вы все сговорились, — заметил он, — каждый из вас обращает особое внимание на эту Диану!
  — Это доказывает, что она, по всей вероятности, является главной зачинщицей, — ответил молодой японец, — я считаю ее душой всего заговора, главным действующим лицом, которое, как в театре марионеток, остается за кулисами, но руководит действиями всех фигур.
  — На чем ты основываешь это предположение.
  — Прежде всего на том, что Диана сумела держать себя в стороне так удачно, что даже Наталья не знала, кто она такая. Во всяком случае она не была слепым орудием или исполнительницей чужой воли, так как тогда ее выдвинули бы на первый план и поручили бы ей совершение убийства. Но нам известно, что Наталья так и не узнала, что это за личность. Кроме того, одна только Диана сохранила спокойствие и присутствие духа во время убийства Натальи.
  — Недурно, продолжай, — заметил Ник Картер.
  — Мне кажется, — продолжал маленький японец, — что эта Диана, женщина очень коварная. Она, как предусмотрительный полководец, не выходила на передовые позиции, для того чтобы иметь возможность удобнее руководить действиями своих войск. Как истинный стратег, она личного участия в деле не принимала, а ограничивалась тем, что распоряжалась действиями заговорщиков.
  — Другими словами, ты считаешь Диану зачинщицей? — спросил Ник Картер.
  — Да, в ее лице я вижу главную виновницу. Рудольф был безвольным орудием в ее руках, а Макс и Оливетта тоже исполняли только ее приказания. Рудольфом она управляла путем железной строгости, а Макса и Оливетту держала в повиновении, благодаря своему умственному превосходству. Приблизительно в таком виде я представляю себе взаимные отношения заговорщиков между собой. По моему, в дело было замешано не четыре, а пять человек. Кто же упаковал валики и остальные предметы в чемодан, кто отправил чемодан, как не это пятое лицо?
  — По поводу этого лица мы все сходимся во мнениях, — с улыбкой заметил Ник Картер, — а кто же, по твоему был этот загадочный незнакомец?
  — Не знаю, сойдемся ли мы во мнениях и теперь, — нерешительно ответил Тен-Итси, — так как, по моему мнению, ни четверо заговорщиков, ни их жертва не имели понятия о присутствии этого пятого лица.
  — Вот как?
  — Так, по крайней мере, мне кажется. Я не допускаю и мысли, чтобы заговорщики имели глупость посвятить в дело еще и пятое лицо.
  — А разве нельзя допустить, что в доме находился лакей или горничная, которые знали, что происходит?
  — Нет, это я не считаю возможным, — решительно заявил Тен-Итси, — весь план придуман очень хитро и подготавливался давно. Сразу видно по замыслу, что заговорщики не хотели рисковать, а терпеливо ожидали момента, когда можно будет без промаха нанести окончательный удар. А потому я, при всем желании, не считаю заговорщиков настолько глупыми, чтобы они навязали сами себе на шею соучастника, который легко мог выдать их в любое время. Нет. Я твердо убежден в том, что лицо, упаковавшее двенадцать валиков, находилось в доме и имело полную возможность видеть решительно все, что делается внутри дома. Об этом ничего не подозревали ни убийцы, ни Наталья. А затем, я убежден в том, что это пятое лицо именуется Алексеем Делануа.
  — Стало быть, ты полагаешь, что этот человек отправил чемодан в Нью-Йорк на свое собственное имя, с намерением когда-нибудь востребовать его от общества и снова овладеть таинственными валиками?
  — Совершенно верно.
  — Но позволь, милый мой, — сказал Ник Картер, — каким же образом постороннее лицо могло остаться незамеченным в доме? Макс, Рудольф, Оливетта и Диана, несомненно, внимательно наблюдали решительно за всем, что только происходило в доме. А если это так, то таким же образом Алексей Делануа мог захватить валики? Бедная Наталья, наверное, понятия не имела о том, что в непосредственной близости от нее находится еще одно лицо, иначе она упомянула бы об этом.
  — Определенного ответа на эти вопросы я дать не могу, но я составил себе свою гипотезу, — ответил Тен-Итси.
  — А именно?
  — Я представляю себе все дело в следующем виде: где-то в отдалении от населенных мест стоит большая вилла. Управляющий или дворецкий, словом тот, кому поручен надзор за этой виллой, человек старый. Должность дворецкого переходила из поколения в поколение все в одной и той же семье. Звали этого дворецкого Алексеем Делануа — вы, конечно, обратили внимание на то, что фамилия французская? Это имеет свое особое значение, о котором речь еще впереди. Вот этот самый дворецкий целыми днями и ночами ходил по коридорам и комнатам большой виллы, находившейся раньше уже под надзором его отца и дела. Надо полагать, что никто не обращал на старика-дворецкого серьезного внимания. А он-то инстинктивно чувствовал, что в доме творится что-то неладное. Он входил в дом потайными ходами, подглядывал в щелочки и, таким образом, сделался свидетелем ужасной драмы.
  Ник Картер забарабанил пальцами по столу и поморщился.
  — Я так и знал, что вам не понравится моя пылкая фантазия, — сказал Тен-Итси.
  — Напротив, милый мой, — возразил Ник Картер. — Я, правда, не так сильно увлекаюсь фантастическими образами, как ты, но я признаю, что твои догадки имеют серьезное основание. То, что ты высказал по поводу Дианы, совершенно разрушило мои первоначальные предположения. Ну, а что же ты хотел сказать по поводу французской фамилии?
  Тен-Итси пожал плечами и ответил:
  — Теперь я, откровенно говоря, беспокоюсь, что мои дальнейшие выводы совсем не будут вами одобрены.
  — Ты что же красной девицей стал и хочешь, чтобы я тебе комплементы говорил?
  — Нисколько. Извольте, я скажу то, что я думаю по поводу французской фамилии: вилла, о которой я рассказал вам, находится в Канаде.
  Ник Картер встал и положил молодому японцу руку на плечо.
  — Вот это остроумная и, по моему, вполне правильная догадка! Я вполне с тобой согласен. Пока я теперь займусь осмотром вещей, находящихся в чемодане, ты подойди к телефону, вызови контору газеты «Глобус» в Торонто и спроси, проживал ли в течение последних лет в Канаде некто по фамилии Деланси. Сообщи, если нужно все, что мы знаем о семье Деланси. Так как знаешь не хуже меня, в чем дело, то мне незачем давать тебе указания. Постарайся только выведать как можно больше. Если из Торонто тебе не сообщат того, что нужно, то обратись в Монреаль, а потом и в Квебек, словом, пропутешествуй по всей Канаде по телефону. Предварительно, однако, поговори с управляющим телефонным обществом и попроси его предоставить нам право исключительного пользования линией в течение известного промежутка времени. Понял?
  — Конечно.
  — Ага, кто-то звонит у парадной. Вероятно, явился мой друг Файрфильд, которого я просил придти в десять часов.
  Ник Картер пошел Файрфильду навстречу и сердечно приветствовал его.
  — Не стоит и садиться, Файрфильд, — сказал сыщик, — я сейчас отправлюсь вместе с вами к вам в гостиницу. Мне хочется прогуляться, а затем мне надо поговорит с вами.
  Выйдя на улицу вместе с сыщиком, Файрфильд сказал, улыбаясь:
  — Знаете, мистер Картер, глядя на вас, можно подумать, что вы уже успели распутать весь таинственный узел.
  — Вот видите, как обманчива моя внешность, — расхохотался Ник Картер.
  Затем он в кратких словах разъяснил своему спутнику те предположения, которые были высказаны Диком, Патси и Тен-Итси.
  — Прежде всего, — закончил он, — надо теперь посмотреть то, что еще имеется в чемодане. Что нашли вы в нем кроме валиков?
  — В чемодане было упаковано вот что: дорогое, изящное дамское пальто, светлая накидка для театра, несколько шелковых юбок, кусок дорогих, старых кружев, несколько колец, брошка и жемчужное ожерелье, затем сильно зачитанный экземпляр Нового Завета и, в довершение всего, сильно испачканная в крови дамская ночная сорочка, с отверстием под левым плечом, как бы от разреза ножом.
  — Еще что?
  — Еще там были три фотографические карточки, которые я вам потом покажу. Все это я осмотрел только поверхностно, да и зачем мне было ломать себе голову? Ведь все равно эти вещи не давали никаких указаний.
  — Возможно, что я все-таки кое-что обнаружу, — заметил Ник Картер.
  Прибыв к себе на квартиру, Файрфильд сейчас же принес чемодан и Ник Картер стал внимательно рассматривать его содержимое.
  Поднимая кверху дорогое дамское пальто, он заметил под петлицей маленькую нашивку с указанием фирмы: «Феликс и Ко, Торонто».
  Он ощупал пальто, ища в карманах какие-нибудь бумаги, но ничего не нашел.
  Отложив пальто в сторону, Ник Картер вынул из чемодана три юбки из серого шелка, казавшиеся совершенно новыми.
  Сыщик постоял немного в раздумье.
  — Странно, — пробормотал он наконец.
  — Что именно? — спросил Файрфильд.
  — Эти три юбки разной величины, стало быть принадлежали разным лицам, — ответил сыщик и вывернул одну из юбок наизнанку.
  Затем он спокойно указал на кусочек полотна, прикрепленный булавкой к нижнему концу юбки. Там ровным почерком было написано:
  «Оливетта Ларю!»
  Ник Картер отложил юбку в сторону вывернуть другую и нашел на ней кусочек полотна с надписью:
  «Наталья Деланси!»
  — Вот это великолепно! — воскликнул сыщик, — право, если бы то лицо, которое устроило все это столь предусмотрительно, находилось здесь, я не преминул бы крепко пожать ему руку.
  — О чем вы, собственно, говорите? — изумился Файрфильд, причем на лице его выразилось полнейшее недоумение.
  — Сейчас узнаете, дайте осмотреть третью юбку, — ответил сыщик, — готов идти на пари, что на ней мы найдем записочку с именем «Диана».
  — Вот! Так оно и есть! — воскликнул он сейчас же вслед за тем, — видите, Файрфильд, я прав! «Диана Кранстон». Отлично! Теперь мы знаем полное имя этой очаровательной женщины. По-видимому, то лицо, которое уложило все эти вещи в чемодан, недаром пришпилило все эти записочки.
  Затем Ник Картер взял в руки Новый Завет и увидел на заглавном листе имя: «Анджелина Ларю».
  — Отсюда я делаю заключение, — произнес сыщик, — что фамилия первого мужа матери Натальи была Ларю и что эту же фамилию носят Рудольф, Макс и Оливетта, а кольца, жемчужное ожерелье и брошка были уложены в чемодан с целью навести на след преступников.
  — А для чего сюда же приложены и кружева? — спросил Файрфильд, — неужели и они имеют особое значение?
  — Пожалуй, — задумчиво проговорил Ник Картер, внимательно рассматривая кружева, — дело в том, что это очень дорогие кружева. Вот этот кусок, что у меня сейчас в руке, стоит не менее тысячи долларов! Кружева эти были уложены в чемодан по нескольким причинам.
  — Откровенно говоря, мистер Картер, я не вижу ни одной причины, уж не говоря о нескольких, — со вздохом заметил Файрфильд.
  — Прежде всего кружева были уложены в чемодан для того, чтобы заполнить пустое пространство, но кроме того отправитель хотел намекнуть на то, что семья, в которой разыгралась кровавая драма, располагает большими средствами. А если подумать, то найдется еще несколько причин. Но давайте посмотрим сначала, что нам скажут прочие вещи.
  Он вынул из чемодана окровавленную ночную сорочку и сказал:
  — Эта вещь говорит сама за себя, показывая наглядно, каким образом была убита Наталья и куда угодили удары кинжалом.
  — Остаются еще три фотографические карточки, — заметил Файрфильд.
  — Ну, тут долгого размышления не требуется, — отозвался Ник Картер, рассматривая карточки, — вот это Оливетта, а это Макс; ему лет двадцать пять на вид.
  — А эта старая, пожелтевшая карточка, вероятно, изображает мать?
  — Да, и притом только эта карточка и исполнена профессиональным фотографом, тогда как две сделаны любителем посредством моментального снимка, легко доступного каждому ребенку при нынешних аппаратах.
  После некоторого раздумья Ник Картер обратился к Файрфильду со словами:
  — Я попрошу вас теперь уложить все эти вещи обратно в чемодан. Мы сегодня же поедем в Торонто.
  — Вам не кажется странным, что в этом чемоданчике имеется такая масса улик? — спросил Файрфильд, тщательно укладывая вещи.
  — Как вам сказать, — уклончиво ответил Ник Картер, — по-видимому, отправитель хотел собрать возможно больше улик и притом он старался представить в возможно наглядном виде картину убийства, до сего времени оставшегося необнаруженным.
  — Все это я понимаю, — отозвался Файрфильд, — но тогда я не понимаю, почему он отправил чемодан столь легкомысленным способом!
  — Вы хотите сказать, что не понимаете отправки его в Нью-Йорк без указания определенного адреса?
  — Именно. Меня удивляетесь не то, что чемодан был отправлен в Нью-Йорк, а то, что здесь о нем никто не заботился. Надо полагать, тут есть какая-нибудь особая причина.
  — Вероятно, отправитель не может приехать сюда: или он болен, или немощен. Но я думал, что он мог бы приложить письмо. Скажите, письма в чемоданчике не было?
  Файрфильд ответил отрицательно.
  — В таком случае я попрошу вас вызвать по телефону глазное полицейское управление, отдел сыскной, и спросить там от моего имени, не поступило ли туда около года тому назад письмо из Торонто или его окрестностей, в котором полиция приглашается востребовать чемодан, адресованный на имя Алексея Делануа и находящийся в обществе «Вельс Фарго». Но предварительно дайте мне молоток и долото, если то и другое имеется у вас под рукой.
  — Конечно, есть. У меня очень большой ящик с инструментами.
  — В таком случае вместо молотка дайте мне маленький топорик. А теперь идите к телефону, мне надо поработать минут пять.
  Файрфильд ушел в соседнюю комнату.
  Он слышал стук, а затем шум, как будто кто-то разрывает толстую кожаную подушку.
  Но тут с ним заговорили из полицейского управления, и он уже не мог следить за тем, что делал Ник Картер.
  Когда он минут через пятнадцать вернулся в библиотечную комнату, глаза его сверкали.
  — Мистер Картер! — воскликнул он, — я право не знаю…
  Он умолк при виде разрезанного сыщиком чемодана и спросил, смеясь:
  — Зачем же вы испортили чемодан?
  — Сейчас узнаете. Сначала вы мне скажите, что вам ответили.
  — Прежде всего я прошу вас объяснить мне, — начал Файрфильд, — каким образом вы догадались о существовании такого письма? Дело в том, что в свое время главное полицейское управление действительно получило подобного рода письмо. Но там его прочитали и бросили в корзину, так как предположили, что это только чья-нибудь шутка.
  — Это на них похоже, — злобно ухмыльнулся Ник Картер, — можно ли поверить, что люди так глупы. Не помнят ли они, по крайней мере, содержания письма?
  — Помнят! Инспектор Мак-Глусски — он-то и подошел к телефону, когда я назвал ваше имя — сообщил мне, что помнит, как получил письмо, в котором говорилось о каком-то убийстве в Канаде, причем автор письма указывал на то, что улики вместе с препроводительным письмом высланы в чемодане в Нью-Йорк.
  — Вижу, что мой друг Мак-Глусски все-таки кое-что смекнул. Дело в том, что я уже нашел это препроводительное письмо, — заявил Ник Картер, указывая на остатки чемодана, буквально изрезанного им на куски, — я был твердо убежден, что в чемодане должно находиться такое письмо. Не находя его при вещах, я догадался, что отправитель куда-нибудь спрятал его, сообщив вместе с тем полиции о существовании этого письма. Очевидно, инспектор Мак-Глусски уже не помнить этой подробности. Вот, друг мой, ключ ко всей тайне — продолжал сыщик, указывая на несколько листов исписанной бумаги, — а теперь слушайте, я вам прочитаю, что чуть написано.
  * * *
  Письмо было написано тем же почерком, как и имена на полосках.
  Со дня написания письма прошло уже четырнадцать месяцев. В нем было сказано следующее:
  «Я хочу в кратких словах, по мере сил и возможности, раскрыть историю одного преступления, или, лучше сказать, нескольких преступлений. Зовут меня Алексей Делануа. Я пишу это письмо в старом доме, скорее похожем на замок; расположен он на вершине горы в Онтарио, а носит он название «Замка Деланси». Он теперь уже в четвертом поколении принадлежит семье Деланси. Из окон замка видны южные берега озера Симоке. Ближайшая железнодорожная станция называется Бальдвинь и находится отсюда на расстоянии шести миль к юго-востоку. Мой отец, дед и даже прадед служили семье Деланси в качестве дворецких и управляющих. Я тоже занимал ту же должность, хотя моя работа была весьма немногосложна, так как я с самого детства калека. Мистер Александр Деланси был добрый, хороший хозяин. Я никогда ни в чем не нуждался и пользовался удобным приютом здесь в замке. Двадцать лет тому назад хозяин женился на вдове Анджелине Ларю, у которой было трое детей — тройняшек: Макс, Оливетта и Рудольф. Макс и Оливетта были похожи друг на друга, как две капли воды, Рудольф же совершенно непохож на них. Через год после женитьбы родилась девочка, нареченная именем Наталья. Мать умерла от родов. Чтобы рассеять свое горе, мой хозяин отправился путешествовать и оставил детей на руках у прислуги. В доме проживала также гувернантка, вдова, у которой была дочь по имени Диана. Эта Диана не жила в замке и я в первый раз увидел ее лишь недавно. Мой хозяин был очень богат и пользовался известностью благодаря своей учености. Министры не раз обращались к нему за содействием в сложных государственных делах. В настоящую минуту, когда я пишу это письмо, он находится со мной в одной и той же комнате, безнадежно больной, слабоумный. Он сделался таким вследствие удара, нанесенного ему в затылок Рудольфом. Я попытаюсь вызвать врача, но пока приходится еще оставаться в моей комнате, иначе нас обоих найдут и убьют. Преступники все еще находятся в замке и нельзя знать, долго ли они еще там останутся. После смерти своей горячо любимой жены, мой хозяин был в отсутствии целых десять лет и в течение всего этого времени здесь в замке распоряжалась гувернантка, госпожа Кранстон. Так как я сам калека и часто вынужден оставаться в постели, то я почти не видел, что делается в доме. Пищу мне приносили в мою комнату, а я сам лишь изредка сходил вниз. Я жил в полном одиночестве и почти никто из обитателей замка не знал о моем существовании. Когда хозяин вернулся домой, в его сердце проснулась любовь к Наталье, он взял ее с собой и отдал в женский монастырь во Франции для воспитания. Спустя год она вернулась сюда. Я ограничусь описанием лишь того, что мне доподлинно известно и не буду высказывать предположений и подозрений: месяца три тому назад хозяин вдруг появился в замке. Он зашел ко мне и спросил, не знаю ли я, где находится и что делает Наталья. Я с чистой совестью мог ему ответить, что ничего не знаю. Посте этого мистер Деланси рассказал мне, что он страшно взволнован, так как его любимая дочь сбилась с пути истины, будучи побуждена к этому ее братьями и сестрой. Он высказывал это в виде предположения, так как он сам сознался, что доказательств у него никаких нет. На другой день он опять уехал, чтобы отправиться на поиски Натальи. Так как мне мало известен этот грустный отрывок всей истории, то я не стану о нем распространяться. После этого я увидел моего хозяина уже только в тот ужасный момент, когда нашел его в луже крови у подножия скалы; оттуда его сбросил Рудольф, который, очевидно думал, что старик разбился насмерть. Спустя несколько дней после вышеупомянутого посещения хозяина, в замке вдруг появились Макс, Рудольф и Оливетта. С ними явилась еще какая-то четвертая девушка, которая, однако, никому не показывалась на глаза; говорили, что это и есть Диана Кранстон. Теперь-то я хорошо знаю, что это была вовсе не Диана, а несчастная Наталья, которую привезли сюда, в замок ее отца, в качестве пленницы. Ее заперли в одной из комнат западного флигеля, наиболее хорошо обставленного. После, когда действительно появилась Диана, я уже успел узнать мрачную тайну, окружавшую бедную Наталью. В этом старом замке имеется несколько потайных коридоров и лестниц, расположенных в промежутке между двойными стенами. Я знаю все эти проходы. Одним из них я воспользовался и очутился в помещении под той комнатой, где находилась Наталья. — Я тайком вырезал отверстие в потолке и таким образом мог переговариваться с пленницей. Наталья сообщила мне о замысле Макса, Рудольфа и Оливетты и умоляла меня известить ее отца и вызвать для оказания помощи. Но ведь я — несчастный калека и едва передвигаюсь на ногах! Лишь изредка я мог видеться с Натальей. Во время одного из таких свиданий она сообщила мне, что собирается рассказать о своем несчастье находящемуся в ее комнате фонографу и что она просит меня, в случае ее смерти, захватить валики и бережно хранить их. Я обещал ей сделать все, что в моих силах, но тут-то я в первый раз возроптал по поводу того, что я калека! Бывает, что я по два, по три дня мучаюсь в непрекращающихся судорогах, а в такое время я не только не могу двинуться с места, но и сделать хотя бы малейшее движение пальцами. Впрочем, я и забыл упомянуть о том, что с прибытием двух братьев и Оливетты мне было приказано выехать из замка. Я для виду исполнил это приказание, на самом же деле спрятался в одном из укромных уголков, известных одному только мне. Я твердо убежден в том, что Макс, Рудольф и Оливетта внушили моему хозяину мысль, будто Наталья сбилась с пути, исключительно для того, чтобы заставить его изменить завещание. Но он не исполнил этого, и поэтому заговорщикам не удалось присвоить себе огромное состояние семьи Деланси. Я полагаю, что они привезли сюда Диану Кранстон, очень похожую на Наталью, с целью выдать ее за настоящую Наталью. Обман должен был увенчаться успехом, так как сама Наталья почти не показывалась за пределами замка. Диана держалась в стороне от Натальи, так как последняя, очевидно, не должна была знать о том, что в замке имеется лицо, чрезвычайно на нее похожее. О, зачем я калека! Если бы я был здоров, я сумел бы освободить бедную Наталью и спасти ее от ужасной смерти. Но я не имел возможности сделать это, и не мог вовремя проломать отверстие в стене ее комнаты. Если бы мне удалось сделать это, то она была бы спасена, так как по той двойной стене проходит коридор в другие помещения. Когда мне, наконец, удалось пробить отверстие, то было уже поздно, Наталья уже была убита! Если бы преступники замешкались еще на один день, я вырвал бы у них жертву и доставил бы ее в такое место, где ее нельзя было бы найти. Но мне пришлось ограничиться ролью невидимого свидетеля злодеяния. Диана, Оливетта, Макс и Рудольф были все в комнате, а я смотрел в отверстие в потолке. Я пришел для того, чтобы сообщить Наталье о том, что на следующий день мне удастся спасти ее. Ее убил Макс, ударив кинжалом в грудь. Еще прежде, чем он успел совершить преступление, Наталья выстрелила в Оливетту, но, очевидно, пуля только слегка контузила ее, так как на другой день она уже была вполне здорова. Правда, она носила повязку на голове. Я хотел бы прокричать по всему миру, что в убийстве виновны все вместе, хотя Макс один покончил с нею. Все они находились в комнате и хохотали, когда злодеяние было совершено и жертва лежала на полу в луже крови. Тогда я услышал, что мой хозяин со дня на день должен приехать. К сожалению, подробностей я не узнал. Когда Наталья упала на пол, я лишился чувств. Когда я очнулся, Оливетта и Диана убирали тело Натальи, готовя его к погребению. Они сняли с нее ночную сорочку и закутали ее в грубую парусину. Через час вошли оба брата и вынесли труп. Должен сказать, что мне удалось выследить их. Я видел, как они выехали на лодке на озеро и там погрузили тело Натальи в воду. Насколько я успел заметить, они нагрузили труп тяжелыми гирями. Но я хорошо запомнил место, а впоследствии приспособил там маленький буй, прикрепленный таким образом, что он находится на несколько вершков ниже поверхности воды. Еще до рассвета мне удалось проникнуть в комнату, где была убита Наталья. Я взял с собой все то, что уложил в чемодане. Вынося вещи, я слышал, как внизу убийцы смеются и шутят. Они справляли свое торжество. Вследствие этого мне было нетрудно прокрасться в их спальни и похитить оттуда то, что мне казалось нужным. Я прикрепил к юбкам записочки с именами, так что тот, кто прочитает мое письмо, может составить себе понятие о росте каждой девушки в отдельности. На фотографических карточках изображены Макс, Оливетта и их мать. Валики говорят сами за себя. К сожалению, я не знаю, что именно на них запечатлелось, а что касается последнего, то я боюсь, что повредил его, так как я должен был быстро снять его с фонографа. Я устал, силы меня оставляют, не могу больше писать.
  Теперь я поправился настолько, что могу снова взяться за перо. Заговорщики воображают, что мой хозяин убит. После того, как я с неимоверным трудом перенес его с берега, я увидел, как оба брата искали его труп. Не найдя его, они, вероятно, вообразили, что убитый унесен волнами. Я уповаю на Бога, что мой хозяин останется жив, хотя я в этом и не уверен. Он почти всегда лежит в забытье, но дышит правильно и ест хорошо. Порой он смотрит на меня вопросительным взглядом, а говорить, даже, шевелить губами все еще не может! Я отправлю маленький чемодан на свое собственное имя в Нью-Йорк. Охотнее всего я послал бы его в Торонто, но боюсь, что там Макс может испортить мне все дело. Он ухитрился бы свести мои показания на нет, охарактеризовав их просто галлюцинациями, и тогда ужасные преступники вышли бы сухими из воды. Я хорошо знаком с одним рыбаком, который живет в хижине на расстоянии часа ходьбы от замка. Он доставит чемодан на станцию и отправить его в Нью-Йорк. Я дал ему задаток в пять долларов и еще столько же, когда он доставит мне расписку в принятии груза. Вместе с тем я напишу письмо на имя начальника нью-йоркской полиции, в котором буду просить принять чемодан в обществе «Вельс Фарго», ознакомиться с тем, что в нем хранится, и снестись с властями в Канаде, с целью задержания преступников и предания их суду. После всего этого я буду ждать, если только Господь Бог продлит еще мою жизнь, пока явится кто-нибудь и проверит мои показания. Я сделаю все, что в моих силах, для моего хозяина. Как только представится возможность, я вызову врача; но я могу уйти лишь ночью, так как иначе попаду в руки преступников, и тогда мой бедный хозяин должен будет умереть с голоду. Мне кажется, преступники останутся в замке еще только несколько дней, во всяком случае не больше недели. Вероятно, они теперь заявят властям о смерти своего отчима, а затем начнут хлопоты о выдаче им его состояния, причем Диана Кранстон заменит убитую Наталью. Я однако не думаю, чтобы им удалось захватить свою добычу. Как бы невероятно не было мое повествование, я клянусь, что в нем изложена одна лишь сущая правда! Возможно, что я не сумел изобразить происшедшее с достаточной ясностью, но всякий, кто прочитает мое показание, примет во внимание состояние моей души и мою болезнь, не говоря уже о судорогах в пальцах во время писания. Я и сам удивляюсь, как я сумел изложить все это на бумаге! Тот, кто живет в счастье и здоровье, не может понять горя обездоленных! Он пройдет мимо, и не обратит серьезного внимания на мое повествование! А теперь препоручаю мое письмо воле того, кто управляет миром! Он найдет способ и возможность покарать убийц прелестной, юной девушки! Я уповаю на Бога! О, если бы я мог пробить отверстие в стене одним днем раньше! Но не суждено было! Воля Всевышнего неисповедима! В чьи бы руки ни попало это письмо, я умоляю и заклинаю его сделать все, что возможно, чтобы виновные были преданы суду. Убийство невинной девушки должно быть отомщено! Еще раз заклинаю сделать все, по мере сил и возможности!
  Алексей Делануа».
  * * *
  Часом позднее Ник Картер сидел у себя дома.
  Вдруг к нему ворвался Тен-Итси, весь красный от волнения.
  — Ну, что скажешь? — спросил сыщик, — ты, должно быть, узнал в редакции газеты «Глобус» подробности о семье Деланси?
  — Да! Но разве вы уже знаете?
  — Я тоже успел узнать кое-что, но ты все-таки рассказывай, что у тебя нового. Говори все, что знаешь, да поторопись, потому что через час мы едем в Торонто. Я беру с собой только тебя, Дик и Патси останутся дома.
  — Вот спасибо! Я уже давно хотел поработать с вами вместе, — ответил Тен-Итси, радостно улыбаясь.
  — Перейдем к делу: ты, стало быть, вызвал редактора газеты «Глобус»?
  — Да, согласно вашему распоряжению.
  — Ну, и что же?
  — Я назвал ему вашу фамилию, после чего он сразу стал весьма предупредителен.
  — Это неинтересно. Лучше расскажи мне, что он сообщил тебе о семье Деланси, в частности о нынешнем главе этого семейства.
  — Фамилию Деланси он хорошо знает. Главой семейства состоит некий Александр Деланси, второй сын какого-то английского герцога, очень богатый человек. По словам редактора газеты, он в свое время женился на вдове Ларю, у которой от первого мужа было трое детей: Рудольф, Макс и Оливетта. Судя по этому, мы можем не сомневаться в том, что это именно та семья, которая нас интересует.
  — Совершенно верно.
  — Дети эти носят фамилию Ларю, — продолжал Тен-Итси, — отец их был коммерсантом в Квебеке, а мать, замечательная красавица, умерла сейчас же после рождения Натальи.
  — Что за человек был сам Александр Деланси?
  — Он был одним из вожаков правительственной партии в парламенте и пользовался большим уважением. Около года тому назад он вдруг куда-то исчез, и никто не знает, где он скрывается.
  — Да, об этом я уже знаю, как и о причинах, вызвавших это исчезновение.
  — В таком случае мне не для чего продолжать? — спросил Тен-Итси.
  — Напротив, я хочу слышать все хотя бы для того, чтобы сравнить твои сведения с имеющимися у меня данными, и судить о их ценности. Говори, не стесняйся.
  — Могу похвастаться, начальник, что у меня есть известие, которое поразит даже вас.
  — Вот как? Я слушаю.
  — Нет, так быстро нельзя. Поспешишь — людей насмешишь! Я должен рассказывать все по порядку.
  — Отлично, я вооружусь терпением.
  — Прежде всего вот что: Александр Деланси владеет большим имением с замком на южном берегу озера.
  — Знаю.
  — Незадолго до своего исчезновения он отправился именно туда.
  — Тоже знаю.
  — Но там никто не заметил его прибытия.
  — Вот уж это не совсем так.
  — Нет, позвольте. Его пасынки и падчерица в то время находились в замке, а они в один голос утверждают, что их отчим не приезжал туда.
  — Нашел, кому верить, — насмешливо заметил Ник Картер, — я сгораю от нетерпения познакомиться лично с этими господами. Ну, а что скажешь еще?
  — По словам редактора, старик Деланси чуть не лишился рассудка вследствие утраты своей дочери Натальи. Он объехал чуть ли не полсвета в ее поисках, и, в конце концов, не найдя ее, впал в глубокую меланхолию. Здесь и начинается загадка: очевидно, Александр Деланси был какой-то маньяк, так как Наталья, пока отец искал ее по белу свету, спокойно проживала в замке.
  — Так, так.
  — Серьезно, начальник, — уверял Тен-Итси, очевидно, не понявший смысла замечания Ника Картера, — Наталья находилась в замке вместе с Рудольфом, Максом и Оливеттой, а так как эти последние, члены всеми уважаемого семейства, подтверждают это, то никто не сомневается в правдивости их показаний.
  — Ну, конечно, — насмешливо заметил Ник Картер, — а где же теперь находится достойная и добродетельная Наталья?
  — В городском доме семьи Деланси, одном из лучших зданий Торонто, как говорил мне редактор. Кстати, она теперь возбудила ходатайство о признании ее отца умершим и о передаче его состояния в ее руки.
  — Так, так.
  — Неужели вы не поражены этими разоблачениями? — спросил Тен-Итси.
  — Я-то? Напротив. Я ничего другого и не ожидал.
  — Что вы этим хотите сказать? — недоверчиво проговорил Тен-Итси.
  — Только то, что я на самом деле и сказал.
  Молодой японец, по-видимому, был сильно разочарован.
  — А я-то вообразил, что вы изумитесь. Вижу теперь, что ошибся.
  — Думаю, что мне удастся больше удивить тебя, — спокойно произнес Ник Картер. — Слушай же: мнимая Наталья на самом деле никто иная, как Диана Кранстон, а настоящая дочь Александра Деланси была убита и труп ее погружен в озеро.
  Тен-Итси вытаращил глаза на Ника Картера, не веря своим ушам.
  — Неужели вы говорите серьезно? — проговорил он, наконец. Неужели Наталья…
  — Да, да, теперешняя Наталья вовсе не Наталья, а Диана Кранстон, дочь прежней гувернантки в доме Деланси, — повторил сыщик со злобной улыбкой. — Но это пока неважно. Мне надо прежде всего знать, находятся ли все эти почтенные молодые люди в городском доме в Торонто или в другом месте?
  — Нет, редактор говорил мне, что они несколько дней тому назад переехали в замок у озера.
  — В таком случае мы поедем в этот замок, стены которого круто спускаются к берегам голубого озера.
  * * *
  День клонился к вечеру.
  Лучи солнца уже ложились косыми линиями на башни и крутые крыши замка Деланси, выстроенного в средневековом стиле.
  По извилистой проезжей дороге ехала коляска, в которой сидели четыре человека.
  То были Ник Картер, напротив него сидели Тен-Итси и Файрфильд, а рядом, пользовавшийся весьма лестной репутацией даровитого сыщика, начальник торонтской полиции, Муррей.
  Наконец коляска подъехала к воротам и все четверо выпрыгнули на землю.
  Ник Картер по условию, заключенному с Мурреем, взял на себя роль предводителя.
  Начальник торонтской полиции был лично известен Рудольфу и Максу и потому он держался до поры до времени в тени, чтобы не возбуждать раньше, чем следовало, подозрения преступников.
  Ник Картер подошел к массивным дубовым воротам и несколько раз позвонил.
  Прошло несколько минут, но никто не являлся.
  Лишь когда Ник Картер снова позвонил еще сильнее, кто-то изнутри отодвинул засов.
  Открылось маленькое, решетчатое оконце и оттуда выглянул какой-то мужчина.
  Увидев коляску и четырех мужчин, он открыл ворота и ворчливым тоном спросил:
  — Что угодно?
  — Мы — чиновники гражданского суда города Торонто и явились для описи имущества покойного Александра Деланси, — заявил Ник Картер, придавая себе важную осанку чиновника, явившегося по служебным обязанностям.
  — Прикажите доложить о вас?
  — Конечно. Имен не нужно. Скажите только, что явились чиновники суда, этого будет вполне достаточно.
  И сыщик вместе со своими спутниками вошел в большой вестибюль.
  Лакей проводил их в огромную приемную комнату, а затем скрылся, чтобы доложить своим господам о прибывших чиновниках.
  Ник Картер сейчас же распределил роли.
  — Производство ареста относится к вашей обязанности, Муррей, — проговорил он, — так как мы находимся на территории Канады.
  — Разумеется, — отозвался начальник полиции.
  — Вы, Файрфильд, становитесь вот здесь, у входной двери, — обратился Ник Картер к молодому человеку.
  Своего помощника Тен-Итси он поставил с другой стороны двери.
  — Помните, господа, — шепнул сыщик. — Отсюда не должен уйти ни один из них.
  — А если они явятся не все вместе?
  — Об этом говорить вряд ли приходится, — ответил Ник Картер, — весть о прибытии чиновников по делу наследства заставит их всех придти.
  — Это верно, — заметил Муррей. — Они вообразят, что дело касается судебных формальностей, которые предшествуют выдаче наследства наследникам. Они все захотят узнать, для чего именно явилось сюда целых четыре чиновника. Кроме того взаимное недоверие, а оно всегда существует между преступниками, в каких бы приятельских отношениях они ни были — заставит их всех присутствовать при дележе добычи!
  Ник Картер, прислушивавшийся у двери, вдруг сделал знак рукой.
  — Идут, — шепнул он.
  В коридоре раздались шаги.
  Спустя секунду отворились двери, и на пороге появилась неуклюжая, широкоплечая фигура мужчины крайне несимпатичной наружности, в лице которого Ник Картер сразу узнал Рудольфа Ларю.
  Он вошел в комнату с гордо поднятой головой, недоверчиво взглянул на стоявшего напротив двери сыщика.
  За ним по пятам следовали его сообщники.
  Мнимый судейский чиновник приветствовал вошедших сухим поклоном.
  После Рудольфа вошла Диана.
  Она была красива, а поверхностному наблюдателю она должна была казаться воплощением невинности.
  Но опытный сыщик смотрел глубже.
  Он сразу же заметил, что Диана — женщина лицемерная и лживая.
  Затем вошла Оливетта.
  Она тоже была красива; фигура ее отличалась гибкостью и стройностью, свойственной тигрице.
  Последним вошел Макс.
  Он был поразительно похож на свою сестру и если бы у него не было усов, то его можно было бы принять за переодетую женщину.
  В комнате царила полутьма, так что Рудольф не сразу узнал хорошо известного ему начальника полиции, хотя тот прямо подошел к нему.
  — С кем имею честь говорить? — спросил Рудольф своим густым басом, хорошо знакомым сыщику благодаря валикам. — Мне доложили, что вы явились по делу наследства…
  Он не договорил, так как в этот момент узнал Муррея.
  — Это вы, мистер Муррей? — спросил он и невольно изменился в лице. — Какими судьбами явились вы сюда?
  Внезапный удар грома не мог бы произвести более потрясающего впечатления на Рудольфа, нежели ответ начальника полиции.
  — Я явился сюда для того, чтобы арестовать вас и ваших троих сообщников по обвинению в убийстве Натальи Деланси! Именем короля — арестую вас!
  Но Рудольф был из числа тех, что никогда не теряется.
  Он моментально оправился от первого испуга.
  Начальник полиции еще не успел договорить, как уже раздался выстрел.
  Рудольф моментально выхватил револьвер и выстрелил в Муррея.
  Если бы не Ник Картер, начальник полиции был бы убит.
  Но сыщик предвидел подобный оборот дела и потому следил за каждым движением Рудольфа.
  В тот самый момент, когда он заметил револьвер в руке преступника, он подскочил к нему и отвел его руку в сторону.
  Пуля просвистела над головой Муррея и разбила дорогое венецианское зеркало.
  Поднялась страшная суматоха.
  — Смерть тебе! — заревел Рудольф с искаженным от ярости лицом и накинулся на сыщика, как хищный зверь.
  Но Ник Картер швырнул его на ближайшее кресло и железной рукой схватил за горло.
  Несмотря на отчаянное сопротивление, Рудольф ничего не мог поделать со страшной силой своего противника.
  Через секунду он был в наручниках.
  Макс попытался бежать в двери, но безуспешно.
  Его схватил Тен-Итси и одолел его моментально.
  Диана Кранстон с криком ярости выхватила кинжал и замахнулась на Муррея.
  Оливетта, подобно Максу, бросилась бежать, но ей заступил дорогу Файрфильд, схватил ее за руку и не выпускал, несмотря на то, что она отчаянно отбивалась.
  С поразительным хладнокровием Муррей отвел руку Дианы Кранстон, сделал какое-то быстрое движение — и оружие упало на ковер, а преступница испустила громкий крик боли.
  Через секунду она уже была в наручниках.
  Затем Муррей подошел к яростно отбивавшейся Оливетте и надел ей другую пару наручников.
  — Ура! Победа по всей линии! — кричал Тен-Итси.
  Вдруг послышались чьи-то шаги.
  Ник Картер увидел на пороге какого-то маленького, горбатого человека, с трудом передвигавшегося при помощи палки и костыля.
  Взглянув на его некрасивое, бледное лицо и ясные глаза, он сразу догадался, кто был этот калека.
  Это был никто иной, как автор найденного в чемодане письма, очевидец ужасного преступления.
  — Вы Алексей Делануа? — спросил сыщик.
  — Да, это я. А вы, вероятно, будете чиновник нью-йоркской полиции, которому я написал письмо?
  — Не совсем так, но это в данном случае безразлично, — ответил Ник Картер. — Прошло много времени, пока чемодан со всем его содержимым попал в мои руки, но все-таки ваше желание теперь исполнено, как видите.
  — Слава Богу, — ответил старик. — Слава Богу, что все вышло наружу.
  Рудольф и его сообщники разразились градом проклятий и угроз, когда услышали, что их выдал старик-дворецкий.
  Но тот только презрительно отвернулся.
  — Как чувствует себя мистер Александр Деланси? Жив ли он еще? — спросил Ник Картер.
  Преступники, не веря своим ушам, слушали старика-калеку, лицо которого озарилось тихой радостью.
  — Да, он жив. Господь даровал мне силу помочь ему, — ответил он. — И теперь он останется жив. Он чувствует себя намного лучше и продолжает поправляться. Как я счастлив, что дожил до этого дня. Мой хозяин почти совсем здоров, благодаря стараниям вызванного мною врача.
  Затем калека проводил Ника Картера и его спутников в потайную комнату, о существовании которой преступники не имели понятия.
  Там они увидели Александра Деланси и убедились, что верный слуга его был прав.
  Правда, Деланси был еще слаб и немощен, но он уже вполне владел своими умственными способностями и находился на пути к полному выздоровлению.
  Комната, в которой была убита Наталья Деланси, находилась еще в том же виде, как в день совершения преступления.
  Фонограф стоял на своем прежнем месте, покрытый пылью и паутиной.
  По словам дворецкого, Наталья давно владела этим фонографом, который был оставлен ей преступниками для времяпрепровождения.
  За кроватью было обнаружено отверстие, пробитое преданным дворецким и оконченное им на день позднее совершения убийства.
  Арестованные преступники в тот же день были переведены в подследственную тюрьму города Торонто. Улики были настолько неоспоримы, что в обвинительном приговоре не приходилось сомневаться, тем более, что старик-дворецкий являлся очевидцем всего злодеяния.
  Общество нисколько не сомневалось в том, что злодеи будут приговорены к смертной казни.
  Но оказалось, что преступники сумели провести и судей и полицию. Ник Картер и Тен-Итси вернулись в Нью-Йорк. Сыщику тогда и не снилось, что два года спустя к нему на квартиру явится сама Диана.
  Цезарь, собака-сыщик
  — Ни звука! При малейшей попытке позвать на помощь я перережу вам горло!
  — Сжальтесь!
  — Я не причиню вам никакого вреда, если только вы будете мне повиноваться. Встаньте, оденьтесь и следуйте за мной!
  — Ради Бога…
  — Ни звука! Или вы не поняли меня?
  — Но, умоляю…
  — Последний раз говорю вам — молчите, или я приведу в исполнение свою угрозу. Встаньте!
  — Нет! Я не могу, не хочу, наконец!
  — Вы не хотите? Хорошо же! Взгляните-ка на эту штучку!
  С этими словами замаскированный мужчина, забравшийся ночью в спальню молодой Этель Пайн, показал ей остро отточенный нож… Глаза мужчины, мрачно блестевшие в отверстиях маски, впились в лицо несчастной.
  Ошеломленная девушка тряслась от страха, глядя на злоумышленника с кинжалом в руках, приказывавшего ей встать, одеться и следовать за ним. — Куда?
  Дрожа как в лихорадке, она невольным движением натянула одеяло вплоть до подбородка. Инстинктивно соображая, что перед ней только два выхода: или повиноваться незнакомцу, победить свой стыд и, одевшись, следовать за ним или приготовиться к неминуемой смерти.
  Замаскированный злодей зажег газовый рожок, очевидно, нисколько не боясь, что его накроют. Такая смелость ясно говорила, что негодяй принял все меры предосторожности.
  — Встаньте! — повелительным тоном произнес он еще раз.
  — Нет! Я не могу! — молила девушка. — Неужели у вас нет ни капли жалости? Неужели вы не понимаете…
  Она не докончила — из глаз ее хлынули слезы…
  Из под маски послышался короткий, презрительный смех.
  — Я далек от мысли, сударыня, оскорблять ваше чувство стыдливости. Пока вы будете одеваться, я отвернусь и не подойду к вам, если только вы не заставите меня поступить иначе.
  — Послушайте, — обратилась Этель к замаскированному. — Возьмите все мои драгоценности; их немало, вам дадут за них порядочную сумму денег.
  — Это я прекрасно знаю, — ответил он.
  — Берите их, они лежат в комоде.
  — Даже и не подумаю, — спокойно возразил преступник. — Зачем мне эти побрякушки? Я пришел не за ними, а за вами!
  — Но…
  — Не глупите, — пожал плечами злодей. — Вы всецело в моей власти!
  — Неужели ничто не в состоянии изменить вашего адского намерения?
  — Ничто на свете!
  — Я заплачу вам! Назовите сумму.
  — Разговоры не приведут ни к чему, — сухо проговорил ночной посетитель. — Мне нужны вы и только вы! Никакие ваши попытки не изменят моего решения.
  — Но завтра день моего совершеннолетия…
  — Это мне тоже прекрасно известно! — грубо остановил ее замаскированный негодяй. — Скорее вы убедите вашими речами камень, чем меня! Или вы исполните то, чего я требую или… пеняйте на себя! Теперь я встану спиной к вам, вон у той двери, и обернусь только, когда вы оденетесь. Но, помните: если вы, воспользовавшись тем, что я вас не вижу, крикнете, чтобы обратить внимание обитателей этого дома на происходящее здесь, то я немедленно убью вас! Поняли вы? Убью!
  — Конечно, поняла, — проговорила несчастная девушка.
  — Будете ли вы мне повиноваться?
  — У меня нет выбора!
  — Наконец-то я получил разумный ответ, — проговорил мужчина.
  — А вы… сдержите слово — не будете оглядываться? — осторожно осведомилась Этель.
  — Безусловно! — последовал ответ. — Все будет именно так, как я сказал! Однако, поторопитесь, я и так уж слишком долго торчу в вашей комнате!
  Проговорив это, незнакомец отвернулся.
  Этель Пайн с быстротой молнии вскочила с постели, отбросив атласное одеяло, и одним прыжком очутилась около дамского письменного стола, стоявшего в углу.
  Дрожащими от волнения руками она открыла один из ящиков, в котором обыкновенно лежал маленький револьвер, на который до сего дня Этель смотрела как на игрушку. Теперь он должен был спасти ей честь, свободу и даже жизнь.
  Страшное разочарование ожидало Этель — револьвера не было!
  Напрасно искала она его во всех уголках ящика — оружие исчезло…
  — Вы одеваетесь? — спросил замаскированный, не оборачиваясь.
  — Да, да! — поспешила ответить девушка.
  — Поторопитесь! — предупредил злодей свою жертву.
  Дрожащими руками Этель начала одеваться.
  Она была смелая девушка и потому даже в этом неприятном положении мысль сразиться с врагом и, может быть, победить не покидала ее ни на минуту.
  Однако, как ни ломала она голову, выхода не было. Казалось, ей не освободиться от замаскированного мужчины ни хитростью, ни силой… Револьвер, который мог бы ее спасти, исчез, очевидно, негодяй спрятал его, прежде чем разбудить спавшую девушку.
  Кроме револьвера в комнате не имелось никакого оружия.
  Не было ни одного предмета, которым можно бы защититься в случае нужды.
  Девушка была совершенно беззащитна! Замаскированный, очевидно, знал это не хуже самой Этель Пайн, так как, согласно обещанию, не оглядывался.
  Правда, в комнате была кнопка электрического звонка, но негодяй стоял почти возле нее.
  Этель, быстро добежав до стены, могла бы надавить ее, но пока на звонок сбежались бы, замаскированный сто раз успел бы привести свою угрозу в исполнение.
  В этот поздний, ночной час все обитатели дома спали.
  Внезапно у Этель мелькнула мысль, за которую она судорожно и ухватилась. Правда, это не изменило бы ее теперешнего положения, но, зато дало бы возможность известить друзей о случившемся.
  Она решила в нескольких словах описать ночное происшествие и оставить записку в таком месте, где ее легко нашли бы домашние.
  Но как это сделать незаметно от замаскированного негодяя?
  И затем, если бы даже и удалось написать записку, куда положить ее? На какое место? Как устроить, чтобы ночной посетитель не заметил ее маневра?
  Стоя перед трюмо она дрожащими руками застегивала платье, комбинируя тысячи планов, один несбыточнее другого. В этот момент ей бросился в глаза бриллиантовый перстень, надетый на безымянном пальце правой руки.
  — А! — невольно вскрикнула она. Возможность известить домашних о происшествии была найдена.
  — Что с вами? — осведомился негодяй, услышав восклицание.
  — Второпях я укололась булавкой, — поспешила ответить Этель.
  — Очень жаль, — любезно заметил замаскированный. — Вы совершенно напрасно волнуетесь, сударыня; повторяю, вам не грозит ни малейшей опасности.
  — Ради Бога, не оборачивайтесь! — закричала Этель, боясь, чтобы ее мучитель не поймал ее при исполнении задуманного плана.
  — Что я обещал, то и исполню, — подтвердил снова негодяй. — Но попрошу вас поторопиться, мне некогда!
  — Сейчас, сейчас! Я почти уже одета! Еще несколько минут!
  Она сорвала перстень с пальца и вплотную подошла к зеркалу.
  Схватив левой рукой шелковую юбку, она зашуршала ею в то время, как правой быстро нацарапала перстнем на зеркале несколько слов, которые должны были объяснить друзьям ночное приключение.
  Окончив писать, Этель объявила:
  — Я готова!
  Замаскированный обернулся и хотел подойти к ней, как вдруг в коридоре послышались шаги.
  Негодяй быстро повернул ключ в замке и, на цыпочках подойдя к своей жертве, прошептал:
  — Кто-то идет! Ни звука, если не хотите быть убитой!
  Этель задрожала. Ей было ясно, что злодей нисколько не задумается вонзить ей нож в сердце при первой же попытке к бегству.
  В дверь постучали.
  — Спросите, кто там? — прошептал замаскированный.
  — Кто там? — проговорила Этель, стараясь придать своему голосу твердость.
  — Это я, тетя Бетси! Не больна ли ты, милая Этель?
  — Нет, нет, тетя!
  — Знаешь ли ты, который теперь час? Ведь уже два часа ночи! — снова раздалось за дверью.
  — Я знаю, тетя!
  — Ты бы легла, Этель!
  — Я уже разделась, — заговорила девушка, повинуясь безмолвному приказанию стоящего рядом с ней негодяя, — сейчас потушу огонь и лягу.
  Тетушка взялась за ручку, очевидно, намереваясь войти в комнату.
  — Ты заперла дверь? — послышался удивленный голос.
  — Да, тетя!
  — Можно войти к тебе?
  — Не теперь, тетя! Спокойной ночи!
  — Ты здорова, моя дорогая? — продолжала спрашивать стоявшая за дверью.
  — Вполне здорова, тетя, не беспокойся!
  — Спокойной ночи.
  Послышался легкий вздох и находившиеся в комнате услышали удаляющиеся шаги, вскоре совершенно затихшие.
  — Бедная тетя, — прошептала девушка. — Когда она узнает о моем исчезновении, это убьет ее! Будьте человечны! — обратилась Этель к замаскированному. — Позвольте мне оставить записку с объяснением.
  — Ни за что! — ответил он.
  — О, негодяй! — прошептала несчастная.
  Замаскированный рассмеялся.
  — Может быть, я и негодяй, — проговорил он, но очень хладнокровный, ваша брань не оскорбляет меня! Однако, к делу, вы захватили с собой что-нибудь?
  — Ничего, — ответила Этель.
  — Ваш чемодан здесь? — осведомился мужчина.
  — Да. В этом шкафу.
  — Я достану чемодан, а вы уложите в него белье и туалетные принадлежности. Весьма возможно, что пройдет много времени, прежде чем вам удастся другим путем получить необходимое.
  Этель повиновалась. Замаскированный стоял рядом с девушкой и зорко следил за каждым ее движением.
  — Вы готовы? — спросил он наконец.
  — Да.
  — Тогда пойдемте.
  Он потушил газовый рожок и затем вместе с Этель вышел из комнаты.
  * * *
  В тот же день Патси, младший помощник Ника Картера, вручил своему начальнику письмо, переданное ему слугой в богатой ливрее.
  «Биркенгоф, 7 августа 18… г.
  Многоуважаемый мистер Картер!
  Покорнейше прошу зайти ко мне, так как необходима помощь опытного сыщика. У меня большое горе: моя племянница таинственным образом исчезла минувшей ночью. Ни я, ни слуги не можем найти никаких ее следов. По некоторым причинам я решила обратиться непосредственно к вам, не заявляя о случае властям. Во-первых, я очень мало верю в способности правительственных сыщиков, а, во-вторых, желаю избежать какой бы то ни было огласки. Если вы не можете принять на себя расследование этого дела, то очень обяжете, указав другого сыщика, достойного доверия. Приятнее всего было бы, если бы вы сами немедленно же посетили меня. Мой слуга проводит вас.
  Разумеется, размер гонорара зависит всецело от вашего усмотрения.
  Искренне уважающая вас
  — Где посланный? — осведомился Ник Картер, прочтя письмо.
  — В приемной, — ответил молодой помощник.
  Сыщик прошел в приемную и увидел пожилого слугу, вежливо поклонившегося.
  — Как вас зовут? — прямо приступил к делу Ник Картер.
  — Джон Мекер.
  — Вам известно содержание письма?
  Слуга дал утвердительный ответ.
  — Как зовут молодую особу, об исчезновении которой говорится в письме? — продолжал сыщик.
  — Этель Пайн, — почтительно ответил слуга.
  — Дама, написавшая мне письмо, ее тетка?
  — Так точно, мистер Картер!
  — С материнской стороны?
  — Точно так!
  — Когда видели Этель Пайн в последний раз?
  — Вчера, приблизительно в 9 часов вечера, — подумав, ответил Мекер.
  — Кто же ее видел?
  — Я, мистер Картер.
  — Где? — коротко осведомился сыщик.
  — В ее спальне. Вечером было довольно свежо и барышня позвонила мне, чтобы я затопил камин в спальне.
  — Ничего особенного вы не заметили?
  — Ровно ничего, мистер, — со вздохом ответил посланный.
  — Сколько вам лет, Джон? — вдруг изменил сыщик тему своих вопросов.
  — Пятьдесят, мистер Картер, — несколько удивленно произнес Мекер.
  — Сколько времени служите вы в этом доме?
  — Да, если можно так выразиться — с младенчества, мистер Картер. Моя мать, еще до моего рождения, поступила к деду мисс Этель.
  — Ага, — задумчиво проговорил Картер. — Где находится Биркенгоф?
  — Около шести миль от форта Ли, — почтительно ответил Мекер.
  — Вы, конечно, приехали в экипаже?
  — Да, мистер. Дорога идет вдоль Гудзона.
  — Гмм… — вырвалось у Картера. — Вы, Джон, производите на меня впечатление человека неглупого.
  — Не могу вам сказать, сударь, — живо возразил старый слуга, — умен ли я. Знаю только, что никогда идиотом не был!
  — Ну, вот, видите, — поддержал его знаменитый сыщик. — Теперь соберитесь хорошенько с мыслями и откровенно скажите: что вы думаете об исчезновении вашей барышни?
  — По моему глубокому убеждению, — взволнованно произнес Мекер, — ее увели насильно!
  — Из собственной спальни? Курьезно, — проговорил Картер. — Сколько лет барышне?
  — Как раз сегодня ей исполнился 21 год.
  Сыщик слегка свистнул…
  — Скажите: тетка исчезнувшей разделяет ваше предположение? — спросил он.
  — Вот чего не знаю, того не знаю.
  — Ну, ну, Джон, — шутливо проговорил Картер. — Выкладывайте-ка мне всю правду! А то, что сейчас вы солгали, видно даже по вашему носу!
  Слуга засмеялся.
  — Откровенно говоря, мистер, мне кажется, что мисс Бетси не совсем согласна со мной.
  — Бетси… Это тетя и есть… Ага! А сколько ей лет?
  — Она на два года моложе меня, мистер.
  — Значит, ей 48 лет. Так! Имение принадлежит ей?
  — Нет, мистер.
  — Кому же?
  — Мисс Этель, мистер, — поклонился лакей.
  — Недурно было бы, дружок, если бы вы посвятили меня в родословную этого семейства.
  — Извольте, мистер Картер, — с готовностью согласился старый слуга. — Наша госпожа умерла, когда мисс Этель была еще ребенком, и мисс Бетси Вандерполь заменила сиротке мать. Десять лет назад умер и мистер Пайн, оставив свою дочь единственной наследницей всего состояния. Сегодня исполнилось совершеннолетие, и мисс Этель должна была получить его в свои руки.
  — Понимаю, — кивнул сыщик. — Ну, а если бы Этель Пайн умерла, не достигнув совершеннолетия? К кому бы перешло наследство?
  — В случае преждевременной смерти мисс Этель наследство переходит в пользу благотворительных обществ, точно указанных в завещании.
  — А мисс Бетси упомянута в нем?
  — О, да, — ответил Мекер. — Она получает пожизненно ежемесячную пенсию, платеж который совершенно не зависит от того, кто является главным наследником.
  — Гм… Интересно, — задумчиво произнес сыщик. — Как велико, приблизительно, все состояние, оставшееся после Пайна?
  — Свыше полмиллиона долларов, мистер Картер!
  — Какие обязанности исполняете в доме вы, Джон? — спросил Картер.
  — Я, так сказать, «человек на все руки», — пошутил старый слуга. — Я и дворецкий, и управляющий, нанимаю, увольняю и рассчитываю остальную прислугу. Сегодня, например, я слуга, а частенько бываю то кучером, то поваром. Миссис Этель мою яичницу с пореем всегда очень хвалила и уверяла, что никто не умеет делать ее лучше меня!
  — Однако, у вас бездна талантов! — засмеялся сыщик. — В таком случае, Джон, вы можете мне сказать, не заметили ли вы за последнее время в поведении мисс Этель, которую знали детства, чего-нибудь такого, что заставило бы ожидать ее внезапного исчезновения?
  — Нет, нет, и тысячу раз нет! — заволновался Мекер. — Никогда мисс Этель не ушла бы по своей воле из дому! Ни за что! Для подобных глупостей она была слишком умна и воспитана! Она не то, что другие!
  — Значит, она не фантазерка, не сентиментальна? — осведомился Картер.
  — Она обожала мою яичницу с пореем, но ведь это не сентиментальность, мистер Картер?
  — Безусловно, нет, — улыбнулся сыщик. — Однако, скажите мне, сколько всего прислуги в Биркенгофе?
  — Кроме меня, кухарка, горничная, камеристка, девочка для мелких услуг, кучер и садовник.
  — Ну, вот, я кое с чем и познакомился, — весело проговорил сыщик. — Подождите одну минуту, Джон, мы с вами сейчас поедем.
  — Слушаюсь, мистер, — поклонился старый слуга.
  Ник Картер ушел в кабинет, позвал Иду, сообщил ей все, что следовало передать его главному помощнику Дику, который отсутствовал по делам уже несколько дней, а затем сел в экипаж вместе со стариком Мекером и отправился в Биркенгоф.
  Имение лежало на правом берегу Гудзона и отделялось от острова Манхэттен, на котором стоит Нью-Йорк, величественным потоком. Оно было окружено красивым парком, спускавшимся к реке. Местность была столь же здоровая, как и красивая.
  Тотчас по приезду в имение сыщик долго беседовал с тетей Бетси.
  Картер сразу понял, что в лице мисс Вандерполь видит мягкую нежную натуру, которая всю любовь сконцентрировала на боготворимой ею племяннице, Этели Пайн, исчезнувшей так загадочно.
  Вследствие постоянного недомогания мисс Бетси уже несколько лет никого не принимала и сама не выезжала из Биркенгофа.
  — Самое лучшее, мисс, — произнес Картер, — отправиться в ту комнату, из которой исчезла ваша племянница. Там мы и побеседуем.
  — Как вам угодно, мистер Картер, — со вздохом ответила мисс Бетси.
  Большая спальня пропавшей девушки занимала весь передний угол дома, выходя двумя окнами на крышу большой веранды, тогда как другая открывала восхитительный вид на громадный парк.
  — Когда вы в последний раз говорили с вашей племянницей? — начал Ник Картер свои расспросы.
  — Сегодня, в 2 часа ночи.
  — Значит, незадолго до рассвета? В таком случае, когда же исчезла мисс Этель?
  — Очевидно, после 2 часов.
  — Какое впечатление произвела она на вас? — снова спросил сыщик.
  — Я не видела ее, так как стояла в коридоре за дверью.
  — А разве дверь была заперта?
  Бетси кивнула головой.
  — Вероятно, так было принято? — осторожно осведомился сыщик.
  — Запирать дверь? — вскричала Бетси. — Никогда! Я, по крайней мере, не могу припомнить ни одного такого случая!
  — И как же вы объясните себе эту странность?
  — Я ровно ничего не могу понять! Поэтому-то я и написала вам!
  — О чем же вы говорили с вашей племянницей? — спросил Картер.
  — Мы перебросились всего несколькими словами.
  — Так, — задумчиво произнес сыщик. — Время, казалось бы, совершенно не подходящее для бессодержательных разговоров.
  — Видите ли, мистер Картер, — начала мисс Бетси, — я уже легла, но почувствовав себя нехорошо, встала… Проходя по коридору и сквозь щель увидев свет в комнате Этель, я постучалась к ней.
  — Ваша племянница ответила вам?
  — Да, мы говорили около двух минут. Затем я хотела войти к ней, но дверь оказалась запертой.
  — Вам не открыли?
  — Нет. Этель сказала, что не может впустить меня.
  — А потом? — быстро осведомился Ник Картер.
  — Вернувшись в спальню, я легла и тотчас же уснула. Когда на другое утро я вышла в столовую, Этель там еще не было. Это меня удивило, так как мы обе встаем очень рано. Однако, вспомнив, что в эту ночь племянница очень долго не ложилась спать, я успокоилась и решила не будить ее. Но когда Этель не явилась и после десяти часов, я испугалась и пошла к ней в спальню.
  — Вы нашли дверь по-прежнему на замке? — быстро спросил сыщик.
  — Да.
  — Что же вы тогда предприняли?
  — Я начала стучать в дверь, звала Этель, но не получила никакого ответа. Тогда я позвала Джона. Он принялся изо всей силы колотить в дверь, но результат был тот же, никто не отзывался. Тогда мы выломали дверь и, войдя, убедились, что племянница исчезла!
  — Вы не нашли никакой записки или, вообще, известия от нее?
  — Ничего! То есть, совсем ничего, мистер Картер! — Мы все перерыли!
  — Мисс Вандерполь, — обратился знаменитый сыщик к собеседнице, — Джон только что рассказал мне, что вы заменяли мать исчезнувшей девушке. Поэтому вам лучше, чем кому другому, известны ее привычки, характер, наклонности и так далее. Скажите, что вы думаете об этом таинственном исчезновении?
  — Я стою перед неразрешимой загадкой, — со вздохом ответила старушка.
  — Но что вы предполагаете: похищение или добровольное бегство?
  — Откровенно сознаюсь, не знаю, — ответила мисс Вандерполь.
  — Но в душе, — продолжал допытываться Картер, — к чему вы склоняетесь больше: к добровольному бегству?
  — Если говорить правду, мистер Картер, я предполагаю бегство.
  — На чем вы основываете ваше заключение?
  — На чем? — нервно передернула плечами собеседница. — Есть у меня и основания, правда, не особенно веские. Я думаю, что трудно похитить взрослую, ловкую и сильную девушку, как Этель, не произведя при этом ни малейшего шума. А шума не было, за это я ручаюсь! У меня очень чуткий сон: достаточно пустяка, чтобы я проснулась.
  — Ваша спальня, вероятно, рядом с этой комнатой?
  — Да. Нас разделяет только тонкая перегородка. Если бы здесь произошло что-нибудь необыкновенное, я немедленно проснулась бы!
  Подумав немного, она продолжала:
  — Еще одно обстоятельство, подкрепляющее мое подозрение. В том вот ящике письменного стола постоянно лежал небольшой, заряженный револьвер с серебряной инкрустацией. Мне это всегда не нравилось, мистер Картер, и еще вчера я говорила об этом с Этель, доказывая, что рано или поздно револьвер наделает бед. Этель рассмеялась, сказав, что оружие ей необходимо на случай защиты и что без заряженного револьвера она не может спокойно спать.
  — Значит, вам известно, что вчера этот револьвер находился в письменном столе? — спросил сыщик.
  — О, да! Это мне достоверно известно!
  — А теперь?.. Оружие, вероятно, исчезло?
  — Вместе с племянницей, — подтвердила старая дама. — Помимо револьвера, исчез еще и чемодан крокодиловой кожи, с которым Этель обыкновенно путешествовала. Из шкафа вынуто белье, захвачены туалетные принадлежности… Словом, все выглядит так, как будто Этель отправилась в путешествие.
  — И все вещи упаковала сама мисс Этель? — спросил Картер.
  — В этом не может быть никакого сомнения, — твердо произнесла Бетси Вандерполь.
  — Гм… — задумчиво произнес сыщик. — Странно! В высшей степени, странно! Скажите, — вдруг обратился он к Бетси, — между нами говоря: был у мисс Этель какой-нибудь поклонник?
  — И очень много! Этель богата и хороша собой, а все это, как вам, вероятно, известно, привлекает мужчин!
  — Та-а-ак, — протянул сыщик, поднимаясь с места. — Постель не убрана. В таком виде вы и нашли ее утром?
  — Точно в таком, мистер, — поспешила дать ответ мисс Бетси. — Я нарочно приказала ничего не убирать до вашего прихода.
  — Великолепно сделали, — вежливо заметил Картер. — Постель имеет такой вид, как будто человек встал сам, а не был стащен с матраца. Одеяло отброшено в сторону, как это делает большинство при вставании.
  — То же самое и я думаю, — согласилась мисс Бетси.
  — В каком платье была мисс Этель вчера вечером? — осведомился сыщик.
  Тетя Бетси изумленно взглянула на него…
  — В обыкновенном домашнем, — отозвалась она. — С шотландским шитьем и шлейфом, цвета бордо.
  — В таком платье, конечно, мисс Этель не отправилась бы путешествовать, — снова спросил Картер, — как вы полагаете?
  — Безусловно, нет!
  — И все-таки в гардеробе мисс Этель не достает только его… Не так ли?
  — Да, — согласилась мисс Вандерполь.
  — Значит, покидая дом, мисс Этель надела не подходящее к случаю платье. Согласитесь сами, подобное обстоятельство несколько противоречит вашему предположению. Вряд ли молодая девушка решится появиться где-либо в таком виде, если выходит из дома добровольно.
  — Да, это странно, — произнесла мисс Бетси.
  — Вы не подозреваете никого, кто мог бы увезти мисс Этель? — переменил тему Картер.
  — Я вам уже говорила, мы не нашли никаких следов!
  — Гм… А вы не смотрелись за это время в зеркало?
  Старая дама покраснела от негодования, ее седые локоны затряслись и она сухо произнесла:
  — Мистер Картер! Надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я…
  — Успокойтесь, — ласково улыбнулся Картер. — Вы не так меня поняли. Я хотел только намекнуть вам, что заметил кое-что на стекле трюмо.
  — А именно? — спросила мисс Бетси, успокаиваясь.
  — Сейчас объясню. Пока же, еще один вопрос.
  — Сделайте одолжение, — уже любезно отозвалась старуха.
  — У мисс Этель есть бриллиантовый перстень?
  — О, да! И камень прямо поразительный: чистейшей воды! Перстень она получила в наследство от отца и видит в нем чуть ли не талисман. Она не расстается с ним ни днем, ни ночью!
  — Прекрасно! Теперь осмотрим трюмо.
  Ник Картер подошел к нему и в продолжении нескольких минут всматривался в полированную поверхность стекла. Затем с улыбкой обратился к мисс Бетси, глядевшей на него:
  — Разгадка найдена!
  — Неужели?! — радостно воскликнула старуха.
  — Пожалуйста, посмотрите внимательно, — пригласил Картер, указав рукой на буквы, нацарапанные на зеркале… Видно было, что писавший очень торопился.
  Подойдя к зеркалу, мисс Вандерполь прочла следующее:
  «Увдт. выск. брнт. Трзт. смрт. ес. нпд. Спс. мн. Э.».
  Это было все, но для опытного сыщика, каким был Ник Картер, оказалось достаточным и этих ребусоподобных слогов.
  — Я ничего не понимаю в этом писанье, — беспомощно произнесла мисс Бетси.
  — А между тем, дело ясное, — спокойно начал Ник. — Эти слоги написаны вашей племянницей бриллиантом. У нее не было времени писать не сокращая, отсюда кажущаяся бессмысленность… Я считаю крайне трудной штукой то, что сделала в присутствии похитителя ваша племянница. Это была хитрость, смело задуманная и ловко выполненная!
  — Но, скажите, мистер Картер, — обратилась к нему тетка, — что же обозначают эти буквы и точки.
  — С удовольствием, — согласился сыщик. — Вот, что сообщает нам мисс Этель:
  «Уводит высокий брюнет. Грозит смертью, если не пойду. Спасите меня. Этель».
  — Но ведь это же ужасно, — простонала мисс Бетси.
  — Вполне понятно, — холодно произнес сыщик. — Мисс Этель сообщает, что кто-то, высокого роста, брюнет, по всей вероятности, замаскированный, угрозами принудил ее идти за собой. Она заканчивает просьбой спасти ее и, клянусь честью, ее просьба не напрасна! Не будь я Ник Картер, если не спасу ее!
  Бетси Вандерполь покачнулась и упала в кресло… Закрыв лицо руками, она беззвучно рыдала и слезы катились по ее исхудалым, поблекшим щекам.
  Наконец она с трудом поднялась с места, шатаясь, подошла к Нику Картеру и, положив ему руки на плечи, проговорила сквозь слезы:
  — Ах, мистер Картер! Ведь то, что случилось, ужаснее, чем сам смерть! Спасите мою Этель! Спасите, пока еще не поздно!
  — Успокойтесь, мисс Бетси, — утешал Ник Картер рыдавшую женщину. — Я здесь и, значит, все, что возможно, будет сделано! Теперь соберитесь с силами и дайте мне самые обстоятельные ответы на некоторые вопросы. Помните, что каждая мелочь очень важна, что малейшее промедление ухудшит участь мисс Этель!
  — Вы правы, мистер Картер, — согласилась она. — Внутренний голос говорит мне, что вы спасете мою племянницу. Спрашивайте! Я возьму себя в руки и постараюсь ответить точно на все ваши вопросы!
  Ник Картер быстро перешел к делу…
  — Не знаете ли вы кого-нибудь, кому похищение мисс Этель было бы выгодно?
  — Нет! Никого такого не знаю!
  — Хорошо! Далее: нет ли кого-нибудь, кто был бы заинтересован в смерти вашей племянницы?
  — Тоже нет.
  — Не знаете ли вы среди поклонников мисс Этель человека с горячим, необузданным характером, который решился бы на подобное насилие? — не унимался Картер.
  — Нет! Безусловно нет! — с ужасом отстранилась мисс Бетси.
  — У вашей племянницы могли быть враги?
  — Это невозможно! Этель все любили и любят: она сама нежность, любезность и скромность. Повторяю, ее любили все!
  — Этого вполне достаточно для того, чтобы возбудить ненависть в ком-нибудь из подруг мисс Этель.
  — Нет, и этого не могло быть! Племянница жила очень уединенно, больших знакомств у нее не было, а те немногие подруги, которые бывали здесь, просто боготворили ее!
  — Но ведь согласитесь сами, — немного недовольным тоном произнес Ник Картер, — что похищение вашей племянницы должно же иметь основания. Ради Бога, хорошенько припомните! Не знаете ли вы, например, какой-нибудь женщины, молодой или старой, которая бы ревновала кого-нибудь к мисс Этель или вообще, недолюбливала ее?
  — Нет… — начала было мисс Бетси и, вдруг спохватившись, добавила, — впрочем, да! Год тому назад нас удивило предложение, сделанное Этель одним молодым человеком, считавшимся женихом некой мисс Слейтон.
  — Кто эта мисс Слейтон? — спросил сыщик.
  — Она живет приблизительно в одной миле от нас, в большом белом доме, мимо которого вы проезжали, когда ехали сюда.
  — Ага! Теперь припоминаю! Как зовут эту мисс Слейтон?
  — Кора, — последовал ответ.
  — А как зовут сделавшего предложение молодого человека?
  — Рейбен Гатфильд.
  — Ваша племянница отказала ему? — осведомился Картер.
  — Да! Отказ был высказан хотя и в категорической форме, но в таких деликатных выражениях, что не мог ни обидеть, ни оскорбить молодого человека!
  А что, вообще, за человек этот Гатфильд? — продолжал допытываться сыщик.
  — Это джентльмен, в полном смысле слова! По-моему, он выше всяких подозрений.
  — Тогда зачем, вообще, вы упомянули об этом инциденте? — с недоумением произнес Картер.
  — Потому что мне вспомнилось, как Этель рассказывала, что Кора будучи ее подругой, вскоре после этого перестала с ней здороваться.
  — А… — многозначительно произнес сыщик. — Что же, состоялось примирение между подругами?
  — Не думаю, — медленно проговорила Бетси Вандерполь.
  — Гм… Нельзя ли что-нибудь выяснить, идя по этому направлению? Во всяком случае, за это сообщение я вам очень благодарен.
  С этими словами Ник встал и пошел к двери.
  — Позвольте мне теперь осмотреть дом снаружи и исследовать сад, — произнес он, остановившись на пороге. — Вы же постарайтесь на досуге вспомнить, не было ли все-таки человека, которому исчезновение мисс Пайн могло доставить выгоду.
  — На этот вопрос я вам могу ответить совершенно точно, — с достоинством произнесла Бетси. — Такого человека нет!
  — Позвольте мне быть несколько иного мнения на этот счет, — твердо проговорил Картер, — человек, похитивший ночью вашу племянницу, подвергал себя большому риску. Он тайком пробрался в дом, принудил вашу племянницу, угрожая смертью, встать, одеться, сложить в чемодан вещи и последовать за ним. Я, по крайней мере, сударыня, знаю три причины, которые могут побудить мужчину решиться на такое дело, которое могло кончиться для него очень плохо.
  — Какие же это три причины? — спросила в высшей степени заинтересованная мисс Бетси.
  — Месть, надежда на получение наследства или выкупа и… как бы это сказать? Любовь к вашей племяннице, что ли.
  — Месть… — задумалась мисс Вандерполь. — Но кто и за что мог мстить Этель?
  — Ну, в данном случае, искать далеко не приходится, — холодно произнес Картер. — Та же самая мисс Слейтон могла счесть себя оскорбленной изменой поклонника, перенести свою злобу на соперницу и воспользоваться наемником для ее похищения. Впрочем, с той же возможностью она могла быть похищена каким-нибудь отважным разбойником с целью получить хороший выкуп за нее!
  — Но, я не понимаю… — начала мисс Бетси.
  — А между тем, история крайне проста, — объяснил великий сыщик. — Сегодня день совершеннолетия вашей племянницы. Зная это, негодяй и увез ее, надеясь заставить уступить ему часть состояния.
  — Не знаю, — качая головой, задумчиво произнесла мисс Бетси, — насколько вы правы. Впрочем, вы упомянули еще третью причину, любовь, кажется?
  — Совершенно верно! Представьте себе, что один из неизвестных вам поклонников, получив отказ мисс Этель, поклялся отомстить ей за это, или, что еще возможнее, во что бы то ни стало, жениться на ней. Если, при этом такой поклонник любит деньги не меньше, чем самую мисс Этель, то, конечно, он пустит в ход все средства, чтобы заставить ее выйти за него замуж и разделить состояние!
  — Но ведь это же ужасно, мистер Картер! — простонала тетя Бетси. — Я дрожу при одной мысли о том, что Этель может сделаться женой такого изверга!
  — Что делать? — пожал плечами Ник Картер. — Мы должны считаться с возможностью узнать о худшем, что, однако, нисколько не мешает нам надеяться на лучшее! Я не хочу сказать, что то или другое из моих предположений, безусловно верно, но, с другой стороны, мы должны иметь мужество взглянуть в глаза правде!
  Через пять минут после этого разговора сыщик был уже в саду, окружавшем дом.
  По желанию Картера его сопровождал Джон Мекер.
  — У вас имеется лестница? — спросил Ник старого слугу.
  Джон утвердительно кивнул головой.
  — Принесите мне ее, пожалуйста, — распорядился сыщик.
  — Смотря для чего вам нужна лестница, мистер Картер, — отозвался Мекер. — У нас есть большая и маленькая, стоячая и приставная… Какую вам угодно?
  — Вы видите эти следы на траве? — вместо ответа спросил Картер.
  — Даже очень хорошо!
  — Ну, так вот! При похищении барышни злоумышленник воспользовался, несомненно, одной из ваших лестниц.
  — Мне это кажется почти невозможным, — возразил слуга.
  — Почему?
  — Потому что преступник должен был бы тогда проходить около самой будки Цезаря.
  — Какой он породы? — осведомился Картер.
  — Ньюфаундленд, мистер Картер.
  — Позвольте мне взглянуть на него, — попросил великий сыщик.
  — Сделайте одолжение.
  — Что этот Цезарь — хороший сторож? — спросил Ник Картер, идя к будке.
  — Лучшего нельзя и желать, мистер Картер.
  — Он дружелюбно относится к людям? — снова задал сыщик вопрос.
  — А это смотря по человеку, — ответил Мекер.
  — Ночью Цезарь тоже на цепи?
  — Да. С некоторых пор пришлось оставлять бедную собаку на цепи и на ночь.
  — Почему?
  — В соседнем поместье было задушено несколько овец. Опасаясь, что подозрение может пасть на Цезаря, мы и держим его на привязи.
  — Предположим, что ночью к будке подойдет чужой. Что сделает ваш Цезарь? — допытывался сыщик.
  — Он выскочит и начнет лаять.
  — В эту ночь вы не слышали лая, Джон?
  — Как же! Слышал, теперь я ясно припоминаю это.
  — В какое время?
  — Не могу сказать, так как слышал сквозь сон.
  — Лай был громкий?
  — Насколько мне помнится, нет.
  — Не похоже было на то, что собаку дразнят?
  — Этого, во всяком случае, не было, — твердо заявил Мекер. — Цезарь очень скоро перестал лаять.
  Пройдя еще несколько шагов, сыщик остановился.
  — Вот будка, а вот и лестница.
  — Совершенно верно, — отозвался Джон. — Две маленькие лестницы спрятаны в сарае, а большая постоянно лежит здесь для того, чтобы никто не мог воспользоваться ей, так как при попытке взять лестницу пришлось бы познакомиться с зубами Цезаря, а это, смею вас уверить, мистер, знакомство далеко не из приятных!
  — Так, — произнес великий сыщик. — В таком случае убейте Цезаря и заведите себе другую собаку.
  — То есть, как это? — не понял старый дворецкий.
  — Очень просто, — спокойно возразил Картер. — Лестницей пользовались этой ночью. Неизвестный не только взял ее отсюда, но и вернул на место после того, как воспользовался ею. Из этого следует, что или собака никуда не годится или…
  — Что? — насторожился Мекер.
  — …тот, кто пользовался лестницей, хорошо знаком собаке, — докончил знаменитый сыщик. — Она дважды позволила ему подойти к будке и не залаяла.
  Некоторое время Джон стоял как пораженный громом, в раздумьи почесывая за ухом.
  — А, может быть, лестницей и не пользовались? — произнес он наконец.
  — О, нет, — улыбнулся сыщик. — В этом можете не сомневаться. То место, на котором я нашел следы лестницы, покрыто белым клевером, имеющим очень мелкие листья. Теперь обратите внимание на нижний конец лестницы.
  — Все это так, мистер Картер, но…
  — Дайте же мне докончить, Джон! Так, вот — на этом конце вы увидите еще два таких листочка…
  — Это верно, — подтвердил Мекер.
  — Ну, а теперь покажите мне собаку. Спустите-ка ее с цепи.
  — Зачем это? — недоумевал дворецкий.
  — Затем, что я хочу ее посмотреть, — спокойно ответил Ник Картер. — Собака любила мисс Пайн?
  — О, да! Она была очень привязана к несчастной барышне!
  — Тогда прикажите собаке искать хозяйку.
  Джон спустил собаку с цепи.
  Некоторое время она носилась по саду, радуясь полученной свободе. Наконец успокоилась, села прямо против сыщика на землю и, помахивая пушистым хвостом, начала слегка взвизгивать, как бы желая сказать, что он произвел на нее приятное впечатление и она не прочь познакомиться с ним поближе.
  — Ищи, Цезарь, ищи мисс Этель, — приказал собаке Джон.
  Цезарь посмотрел на него, еще усиленнее замахал хвостом, но не двинулся с места, словно желая дать понять, что поиски все равно не приведут ни к чему.
  — Ищи, барышню, ищи! — продолжал науськивать дворецкий. — Будь хорошей собакой, Цезарь, ищи мисс Этель!
  Собака, казалось, поняла, что с нею не шутят… Она взглянула на Джона, затем на Картера и слегка залаяла.
  — Она вас не совсем понимает, Джон, — произнес сыщик. — Мне кажется, я сумею объяснить Цезарю, чего от него требуют. Цезарь! Подойди сюда!
  Ньюфаундленд послушно подошел к Нику Картеру. Сыщик схватил собаку за ошейник и повел ее к фронтону дома.
  — Если похититель спустился из окна по лестнице, — объяснил Картер, — то он должен был поставить ношу на землю, добравшись до последней ступеньки.
  Затем он указал на две ямки на клумбе от стоявшей под окном лестницы.
  — Ищи мисс Этель! — приказал он собаке. — Ищи, ищи! Нет Этель! Где Этель? Шерш, Цезарь!
  Умное животное сразу поняло, чего от него требовали: собака опустила голову к земле и начала бегать по клумбе взад и вперед, обнюхивая каждый предмет.
  — Следы уже остыли, — пробормотал сыщик. — Но я надеюсь, что Цезарь все же возьмет их!
  И действительно, собака вдруг радостно залаяла и помчалась к задней стороне дома.
  — Я так и думал, — произнес Картер. — Вот одно важное обстоятельство уже и выяснено.
  — Какое обстоятельство? — спросил ничего не понимавший Джон.
  — Мы уже знаем, что мисс Этель была невредима в то время, когда спустилась на землю… По крайней мере, она была в состоянии идти.
  — Откуда вы это узнали, мистер? — недоумевал старый дворецкий.
  — Вы видите, собака бежит по следам хозяйки, значит ее ноги ступали по земле. По всей вероятности, злодей угрозами принудил мисс Этель идти впереди него, а сам нес лестницу, чтобы положить ее на место.
  — Ага! Теперь я понимаю, — проговорил Мекер.
  Оба последовали за собакой, бежавшей впереди. Затем она остановилась, нюхая воздух, казалось, она потеряла чутье, однако вскоре умное животное снова напало на след и побежало дальше.
  Очевидно собака поняла, чего от нее ждут: она уже ни на что не обращала никакого внимания, а всецело отдалась своим розыскам.
  Внезапно она остановилась, еще раз обнюхала землю и стала делать большие круги.
  — Это место, где мисс Этель остановилась, поджидая негодяя, пока он относил лестницу, — объяснил сыщик.
  Пока он говорил, собака уже добежала до решетки парка.
  — Прекрасно, — проворчал Ник. — Мы быстро ориентируемся.
  Не останавливаясь ни на секунду, собака выбежала из ворот.
  Некоторое время она уверенно бежала по следу, но вдруг остановилась, подняла голову и жалобно завыла…
  — Конец следам, — произнес Картер.
  — Черт возьми! Это досадно! — выругался Джон. — Но ведь каким-нибудь способом увел же негодяй мисс Этель и с этого места?! Не думаю, чтобы они умчались отсюда по воздуху!
  — Конечно, нет, — спокойно проговорил Картер.
  Он опустился на колени и тщательно осмотрел место, где собака потеряла след.
  — Верховые лошади, — произнес он, наконец, вставая.
  — Господи! Чего вы только не придумаете! — изумился Мекер.
  — Нисколько, — невозмутимо продолжал сыщик. — Здесь, на земле, отчетливо видны следы копыт. А теперь, обратите внимание на кору вот этого дерева: вы видите, она содрана. Лошади были привязаны за поводья и так как ждать им пришлось, по всей вероятности, довольно долго, они горячились, потоптали вокруг землю и содрали кору. Все это очень просто.
  — Боже милосердный! — произнес Джон. — Не обижайтесь на меня, мистер, но должен вам сказать: не желал бы я иметь с вами дела! Меня нисколько не удивит, если вы выясните и направление, по которому уехали всадники!
  — Это вовсе не так уж и трудно, — подтвердил Картер. — Хотя на каменистом грунте следы видны слабо, но, все же невозможного в таком открытии ничего нет.
  С этими словами сыщик снова опустился на колени, вынул из кармана лупу и пополз по дороге, все время тщательно всматриваясь.
  Медленно, но уверенно продвигался сыщик вперед… Следы вели по дороге вплоть до белого дома, в котором жила бывшая подруга Этели Пайн, Кора Слейтон.
  Здесь Картер поднялся с земли.
  — Следы идут по дороге дальше? — осведомился Мекер.
  Сыщик кивнул головой.
  — Тогда самое лучшее если и мы пойдем дальше!
  — Ну, я этого не скажу, — рассмеялся сыщик.
  — Не понимаю, почему? — удивился дворецкий. — У вас, сыщиков, какой-то особенный способ мышления!
  — Любезный Джон, — обратился к старику Картер, — для меня ясно одно, что человек, похитивший мисс Этель, страшно хитрая бестия!
  — Но откуда вы узнали это, мистер Картер?
  — Из того, что он рассчитывал на открытие этих следов двух лошадей.
  — Но, позвольте… — попробовал возразить Мекер.
  — Мне кажется, вы еще не совсем понимаете, о чем я говорю, — начал объяснение сыщик. — Предположите, что негодяй знал, что следы приведут нас сюда.
  — Что же из этого?
  — А то, что он нарочно привязал у того дерева лошадей и нарочно же проехался на них до этого места. Повторяю, мы имеем дело с очень хитрым негодяем и я почти уверен в том, что на самом деле он удрал в противоположную сторону.
  — Но это невероятно! — вскричал старик-дворецкий.
  — И все-таки, это так, — хладнокровно объявил сыщик. — Вы правы, я сам изумляюсь, сколько ума тратится на то, чтобы задумать, выполнить и затушевать преступление. Но старая истина права: «запретный плод сладок»… Однако, вернемся теперь домой…
  — Ах! Какая жалость, — вздохнул Джон. — Я думал, что вы не прекратите поиски, пока не найдете негодяя! А уж что вы его найдете, за это я готов поручиться!
  — Ваше доверие мне очень лестно, — шутливо отозвался сыщик, — но, к сожалению, я не нахожу ни одного волоска, по которому мог бы определить цвет лошадей; кроме того, не вижу ни одного гвоздя от подковы, а такая штучка сильно облегчила бы поиски. Так как умный ньюфаундленд навел нас на след, вы, Джон, будьте добры добыть еще хотя бы одну улику.
  — Откуда мне ее взять? — запинаясь произнес старый дворецкий. — Ей-богу, мистер Картер, я совершенно не гожусь в сыщики!
  — Охотно верю, но проведя всю жизнь в семье Пайнов, вы должны знать всех, кто когда-либо служил здесь?
  — Ну, — почтительно отозвался старый дворецкий.
  — Так вот и пойдем к цели! Нам известно, что вчерашний преступник знает Цезаря, а Цезарь его.
  — С этим вполне согласен и я, но…
  — Вы имеете что-нибудь возразить? — осведомился Ник.
  — Если позволите, — почтительно обратился к сыщику Мекер. — Преступник мог заставить мисс Этель успокоить собаку, Цезарь повинуется каждому слову барышни.
  — Недурно подмечено, любезный Джон, — согласился сыщик. — Пожалуй, вы еще годитесь в сыщики. Но ваше предположение имело бы твердую почву под собой, если бы преступнику не пришлось проходить мимо будки Цезаря еще тогда, когда он шел к комнате мисс Этель.
  — Господи! Это-то я и упустил из виду!
  — Значит, — продолжал сыщик, пропуская мимо ушей замечание дворецкого, — тогда-то вы и слышали короткий лай Цезаря.
  — Точно так, мистер Картер.
  — Для меня ясно, что собака перестала лаять потому, что узнала в проходящем знакомого. Может быть, преступник даже назвал ее по имени или погладил. Вполне естественно, что собака успокоилась и допустила взять лестницу, лежавшую возле ее конуры. Когда вслед за тем преступник появился в сопровождении мисс Этель, ньюфаундленд успокоился совершенно, он залез в конуру решив, что вмешиваться в это дело ему не следует.
  — Черт возьми! — воскликнул Мекер, — я уверен, что дело происходило именно так, как вы говорите.
  Ник улыбнулся.
  — Теперь напрягите все ваши умственные способности, — сказал он. — Кто, по вашему мнению, настолько близок с Цезарем, чтобы безнаказанно пройти мимо него даже ночью?
  — Таких лиц несколько, мистер Картер.
  — Вот об этом-то я и хотел бы узнать поподробнее, — продолжал сыщик. — Во-первых…
  — Мистер Монгомери.
  — Кто это такой?
  — Банкир из Нью-Йорка и управляющий делами мисс Этель.
  — Ну, этого я знаю лично, — заметил сыщик. — Мистер Монгомери не будет уводить молодых девушек, его жена посмотрит на это не особенно милостиво.
  Старый дворецкий назвал еще около двенадцати имен, но сыщик нашел, что ни один из названных не мог быть преступником.
  — Перечислите мне теперь мужскую прислугу, — сказал наконец Ник. — Что за человек садовник?
  — Его зовут Патрик Мулен, ему около семидесяти лет, да и паралич несколько искалечил его.
  — Ага, — произнес сыщик. — Значит Мулен не годится для подобного рода похождений.
  — Совсем не годится, мистер Картер, — усмехнулся Мекер. — Он с гораздо большим удовольствием пропустит стаканчик-другой.
  — Ну, оставим его и примемся за кучера, — произнес сыщик. — Что он из себя представляет?
  — Зовут его Джемс Лангдон, он в одних годах со мной.
  — И давно они оба у вас служат? — продолжал допрос Картер.
  — Мулен приблизительно полвека, а кучер всего год.
  — Кто был до него?
  — Мирон Мейерс.
  — Так, — задумчиво отозвался Ник. — Тоже пожилой?
  — О, нет, мистер Картер! Мейерсу было всего лет тридцать.
  — И год назад он покинул службу? — медленно произнес сыщик.
  — Да, мистер. У него умер какой-то родственник и оставил ему маленькое наследство.
  — Значит, его не уволили со службы?
  — Никак нет, — ответил старый дворецкий.
  — Ну, и что же делает теперь этот самый Мейерс?
  — Он живет в собственном доме, там дальше, в горах.
  — Очень далеко отсюда?
  — Приблизительно в трех милях, мистер Картер.
  Сыщик несколько времени что-то обдумывал.
  — Пока этот Мейерс служил здесь, — произнес он наконец, — пользовался он любовью окружающих?
  — Ну этого я не скажу! Временами… как бы это вам сказать? Он совал нос куда не следует и был очень нахален.
  — Вы говорите, временами? — переспросил Ник.
  — Да, только временами, мистер Картер, — откровенно заявил Мекер. — В общем он был лихой работник и знаток своего дела. Все было бы ничего, мистер Картер, если бы не его дерзость. Когда на него найдет, он становился невыносимым; и не уйди он сам, рано или поздно его бы прогнали. Я добрый человек, мистер, но и мое терпение порой лопалось, если бы зависело от меня, то его уже давно бы не было в доме.
  — Что же, он был очень непочтителен?
  — Да, но не это главное, мистер Картер. Мне, например, страшно не нравилось, как он смотрел на мисс Этель, когда выезжал с ней.
  — Другого кучера, значит, не было?
  — Нет, мистер, — ответил старый дворецкий. — Пока Мулена не разбил паралич, он выезжал с господами. Да ведь Мейерс был большой знаток своего дела, он любил лошадей и умел обращаться с ними. Только вот эти его странности, чтобы не сказать более…
  — А как выглядел этот самый Мейерс? — спросил сыщик после небольшого молчания.
  — Да он скорее похож на разбойника с большой дороги, чем на честного труженика.
  — Что вы этим хотите сказать?
  — Судите сами, мистер Картер, — начал старый Джон, — Мейерс ходил всегда надутый, как индейский петух, голову задирал кверху, ну так и казалось, что он спросит: а сколько стоит Нью-Йорк? Воспитание он, должно быть, получил хорошее: стоило мне начать есть рыбу ножом, как он возмущался и говорил, что это его коробит.
  — Вот оно что… — задумчиво произнес Ник Картер. — Что же, уйдя со службы, он у вас не появлялся?
  — Нет, мистер. Он совершенно скрылся с горизонта.
  — Ну, а после того, как вам стало известно его местопребывание, он не появлялся?
  — По крайней мере, я об этом ничего не слышал.
  — Может быть, он пытался в другом месте видеться с мисс Этель?
  — Не думаю, мистер, — ответил старый слуга. — Мисс Этель сумела бы ему указать его место.
  — Вам не приходилось слышать, что мисс Этель встречала его на улице?
  — Даже очень часто, мистер! Кучер и то ворчал, что этот Мейерс попадался так часто навстречу, точно у него несколько двойников.
  — Прекрасно! Этот Мейерс красивый парень?
  — Пожалуй, если смотреть издали, — заявил Мекер. — Вблизи он похож на спаржу, посаженную в навоз.
  — У него темные волосы?
  — Избави Бог! Он скорее рыжий.
  — Я думал как раз обратное, — задумчиво произнес Ник. — А какие у него глаза?
  — Очень красивые! Темные и глубокие такие… Но, позвольте, ведь не думаете же вы в самом деле, чтобы мисс…
  — Не приходите заранее в ужас от моих предположений, дорогой Джон, — спокойно перебил старого дворецкого сыщик. — Скажите, есть у вас на конюшне верховая лошадь?
  — Конечно, мистер!
  — Пусть мне се оседлают. А где живет этот Мейерс?
  — На улице Денвиль. Его дом стоит в стороне от дороги и окружен сосновой рощей.
  Старый дворецкий хотел было уже идти в конюшню, когда Ник Картер остановил его.
  — Еще один, последний вопрос, Джон, — произнес он. — Ответьте мне по совести: мисс Этель охотно рассталась с Мейерсом?
  — Как?! — изумился старый слуга. — Верно ли я вас понял? Мисс Этель с этим… С этим Мейерсом? Знаете что, мистер Картер, если бы я не знал, что передо мной величайший сыщик Америки, я бы сказал, что деньги, которые заплатили за ваше ученье, брошены на ветер!
  — Черт возьми, — рассмеялся Картер. — Разве мой вопрос был так глуп?
  — Гм… вы уж на меня не сердитесь, мистер, а только, знаете, такое предположение — это… это идиотизм.
  — Но почему же, господин строгий критик?
  — Да очень просто, мистер Картер. Если бы мисс Этель хотела выйти замуж за этого фрукта, ей совсем не нужно было бежать из дому: она сегодня совершеннолетняя и может распорядиться собой, как желает. Только, знаете что, барышня вышла бы скорее за меня замуж, чем за этого Мейерса!
  — Успокойтесь, Джон! Я и сам, откровенно говоря, не думаю, чтобы мисс Этель пошла на это.
  — Я тоже не думаю, — подтвердил Мекер. — Этот Мейерс был для нее пугалом.
  — Он ей был противен? — живо осведомился Ник.
  — Как вам сказать? Барышня его скорее боялась.
  — Как же вы себе объяснили эту боязнь, Джон?
  — Да никак, мистер Картер. Помню только, что когда он наконец ушел, мисс Этель мне сказала: «Я страшно рада, Джон, что этого человека больше здесь нет!» При этом, в ее голосе слышалась радость, как при избавлении от опасности.
  — Все-таки, я не понимаю, чем он мог быть страшен мисс Этель?
  — Кто знает, как он вел себя во время поездок!
  — И все-таки весьма возможно, что она ушла с ним добровольно.
  — Мистер Картер, — чистосердечно заявил старый слуга, — будь вы в десять раз проницательней, я и тогда не поверю этому.
  — Но, однако, факты доказывают, что похититель находился в комнате мисс Этель уже в то время, когда ее тетя постучала в дверь и осведомилась о состоянии ее здоровья. Далее: мы знаем, что в дело была употреблена лестница, что собака не обратила на это ни малейшего внимания и что сама мисс Пайн, идя пешком до ожидавших лошадей, не издала ни малейшего крика, не сделала ни малейшей попытки ни к бегству, ни к самозащите; мало того, она сама упаковала свой чемодан… Согласитесь сами, Джон, это дает мне право заподозрить ее.
  — Негодяй мог угрожать ей револьвером, мистер Картер. Может быть, барышне ничего не оставалось как повиноваться мерзавцу? Вы не знаете ее, мне даже смешно: гордая, умная мисс Этель и этот нахал.
  — Значит, вы окончательно не верите в возможность добровольного ухода?
  Старый слуга так энергично потряс головой, что Ник с трудом удержался от смеха.
  — Успокойтесь, я сам в это не верю. Однако, оседлайте же мне лошадь.
  — Вы хотите посетить этого Мейерса?
  — Вы угадали.
  — А мне можно будет поехать с вами?
  — Сегодня нет. В следующий раз.
  Через четверть часа лошадь была оседлана.
  — Еще вопрос, Джон. Лошадь найдет обратно дорогу? Я хочу сказать, если я поверну ее головой к дому, она найдет свою конюшню?
  — Безусловно, мистер Картер!
  — Это очень хорошо, так как весьма возможно, что мне придется поступить именно таким образом. До свиданья, дорогой Джон!
  С этими словами сыщик вскочил на лошадь и помчался галопом к дому Мирона Мейерса.
  — Этот Мирон Мейерс, — бормотал дорогой Ник Картер, — единственный человек, о котором я знаю, что собака к нему привыкла.
  Доехав до места, о котором говорил Джон, сыщик увидел простой сельский домик, окруженный сосновой рощей. Быстро повернув лошадь, Ник Картер помчался обратно, проскакав с четверть мили, он выбрал удобный момент и ловко спрыгнул на землю. Получившая на прощанье сильный удар хлыстом лошадь понеслась к своей конюшне.
  — Великолепно, — пробормотал Ник.
  Перескочив широкий ров края дороги, Картер очутился в сосновом лесу и быстро скрылся за стволами деревьев.
  * * *
  Минут через двадцать из лесу вышел молодой крестьянин и, перепрыгнув через ров, направился к дому Мейерса.
  По виду крестьянин этот напоминал батрака, искавшего работу.
  Одежда его состояла из засаленной блузы, кожаных брюк и сапог, подбитых крупными гвоздями. Потертая, выцветшая и местами прорванная шляпа, нельзя сказать, чтобы особенно эффектно сидела на всклокоченной голове парня, а длинная трубка, торчавшая во рту, придавала лицу батрака вялое, тупое выражение.
  Крестьянин шел прямо к маленькому домику, скрытому за деревьями и, только подойдя ближе, остановился и с видимым интересом уставился на него.
  Около двери он увидел человека, занятого какой-то работой…
  Казалось, это обстоятельство придало ему мужества: он быстро прошел лужайку перед домом и подошел к работавшему мужчине.
  Батрак этот был не кто иной, как Ник Картер, не имевший соперников в искусстве гримирования и переодевания. В работавшем на пороге маленького домика мужчине Картер по описанию тотчас же узнал сильно интересовавшего его Мирона Мейерса.
  — Не будет ли здесь для меня работы? — спросил он, сдернув с головы шляпу и вынув изо рта трубку. Работавший повернулся и через плечо с неудовольствием уставился на спрашивавшего.
  — Я по крайней мере не вижу, чтобы для тебя что-нибудь нашлось, — грубо ответил он.
  — А, может быть, все-таки найдется? — не унимался мнимый батрак. — Парень я здоровый, не околевать же мне с голода! Я бы дешево нанялся!
  — Мне не нужен работник!
  — Гм… Послушай, хозяин! Я готов целую неделю служить за стол и конуру!
  — Не слышишь ты что ли, что мне никого не нужно?
  — Эх! — почесал затылок Ник Картер, великолепно подделываясь под замашки простого крестьянина. — Ну, так не будешь ли ты так добр и не дашь ли мне хоть пожевать чего-нибудь? Я сильно проголодался!
  — Кусок пирога, так и быть, дам.
  — Вот и спасибо! Со вчерашнего утра у меня не было во рту ни крошки, да нельзя ли где присесть, хозяин?
  — Иди на кухню, — посторонился Мейерс от дверей. Ник, боясь, чтобы Мейерс не передумал, не заставил себя дважды просить и степенным шагом последовал за ним.
  «Совершенно забыл спросить Джона, — промелькнуло в голове сыщика в то время, как он вошел в кухню, — один ли живет этот Мейерс или с кем-нибудь?.. Впрочем, этот хаос говорит сам за себя».
  Размышления Ника прервал хозяин. Он вынул из шкафа лепешку и, разрезав ее пополам, подал один кусок мнимому работнику.
  — На, возьми, — ласково произнес он. — Это несколько утолит твой голод.
  Картер принялся жевать с неподдельным аппетитом, так как он не ел с раннего утра, а лепешка была превосходного вкуса. Вероятно, Мейерс привез ее из города, потому что вряд ли сам был в состоянии так хорошо печь. Через несколько минут от лепешки не осталось ни единой крошки…
  В то время, как сыщик уничтожал предложенное ему кушанье, он внимательно осматривал помещение, в котором находился и от его зоркого глаза не ускользнула ни одна мелочь.
  — Похоже на то, хозяин, что у вас в доме нет женщины, — обратился сыщик к Мейерсу, тщательно слизывая с ладони последние крошки.
  — Я живу один, — отвечал хозяин дома.
  — А, наверное, скучно это? — с деревенским простодушием продолжал допытываться Ник Картер. — Или привыкли уже?
  — Иногда, конечно, скучно.
  — А вы бы женились, — продолжал «батрак».
  — Ну, как тебе понравилась лепешка? — переменил разговор Мейерс.
  — Прямо царское блюдо! Одно только жаль, что она кончилась в то время, когда начала мне особенно нравиться!
  — А ты сам откуда? — осведомился хозяин.
  — С Лонг-Айленда, хозяин.
  — Это не близко отсюда.
  — Да, — согласился сыщик. — Да и скверная же у нас сторонка, хозяин: ни отцу, ни матери есть было нечего и они из-за этого часто ссорились, а свои обиды вымещали на мне! Есть мне давали мало, а работать заставляли, как вьючное животное. Я, конечно, и навострил лыжи оттуда.
  — Куда же ты направляешься теперь?
  — А куда глаза глядят! Туда, где мне дадут работу. Скажите, хозяин…
  — Ну, еще что?
  — Вы ведь кололи дрова, когда я подошел?
  — Ну, колол. Что же из этого?
  — А вот что, хозяин! Мне, видите ли, негде переночевать сегодня, так не дадите ли вы мне ночлега, а я вам доколю за это дрова.
  Мейерс кивнул головой.
  — Ну вот, дело и кончено! — радостно вскричал Ник. — Меня зовут Фил Симпкинс, но так как это слишком длинно, то все зовут меня просто Филом. А вас как зовут, хозяин?
  — Мейерс!
  — Эта ферма принадлежит вам? — продолжал свои расспросы сыщик. — Ах! Я был бы счастлив, имея хоть половину того, что есть у вас!
  — Это еще далеко не все мое имущество, паренек, — усмехнулся Мейерс.
  — Скажите?! — удивился «батрак». — Вы, стало быть, прямо богач?
  — Пока нет! Но, ведь то, чего нет, может быть!
  — Однако, — почесал Ник Картер за ухом. — Тогда вы должны мне дать работу, хозяин, чтобы я хоть немного поправил свои делишки.
  — Как знать? Может быть, я и оставлю тебя у себя, если ты мне понравишься.
  — Вот это дело, так дело! — радостно вскричал Ник. — Я уж постараюсь понравиться, да и работать стану так, что только держись! А здесь есть богатые имения, хозяин, — продолжал болтать «работник», — я проходил мимо одного дома, так это чудо, что такое! Я попросил работы у одного старика, но он мне ответил, что ему никого не нужно.
  Мейерс насторожился. Он бросил на сыщика взгляд, значение которого Картер не мог себе объяснить.
  «Что это: страх или подозрение? — мелькнуло у Ника. — Все равно, я теперь знаю, что мои подозрения оправдываются и постараюсь побольше понаблюдать за моим «хозяином»».
  — Ага! Значит, ты спрашивал работы в Биркенгофе, — произнес Мейерс после минутного молчания.
  — Должно быть, так, — беспечно отозвался собеседник.
  — Я когда-то и сам служил там, — пояснил Мейерс.
  — Возможно ли? Мне кажется, вы слишком богаты для этого!
  — Теперь мне нет нужды служить! Раньше я был беден!
  — Ага! Так, так!
  — Ты у них не нашел работы? — снова начал Мейерс.
  — Нет, — печально подтвердил Ник.
  — Разве им не нужен работник?
  — Мне сказали, что барышня куда-то уехала и пока она не вернется, никто не имеет права нанимать работников.
  Легкая усмешка, как тень, пробежала по лицу Мейерса.
  — Ты, значит, сам не видел молодой леди? — обратился он к «работнику».
  — Какой леди? — наивно переспросил сыщик.
  — Ну да той, которой принадлежит Биркенгоф!
  — А она молода?
  — Даже очень.
  — Пожалуй, еще и красива? — осклабился мнимый Фил Симпкинс.
  — Ослепительная красавица! — пояснил Мейерс.
  — Ох! — тяжело вздохнул Картер.
  Вздох этот обратил на себя внимание Мейерса…
  — Что с тобой? — участливо спросил он.
  — Я вспомнил кое-что неприятное!
  — Что именно?
  — Это для вас не интересно! Я вспомнил такое, что заставляет меня чуть ли не рыдать!
  — Мне очень жаль, Фил, если я виноват в этом.
  — Это было самое ужасное событие в моей жизни, хозяин! — продолжал притворяться Картер. — Я был обручен с дочерью богатого Джима Блоомера, молоденькой Селли, но родители не хотели ее отдать за нищего! Я отправился в Нью-Йорк заработать деньжонок, но когда вернулся, Селли уже вышла замуж за другого!
  Глаза Мейерса заблестели, как горящие уголья… Он судорожно стискивал кулаки и нервно подергивал плечами.
  Наконец он заговорил… Голос его, в противоположность лицу, был совершенно спокоен…
  — Ну, и что же ты сделал тогда? — произнес он.
  — Сделал-то я немного, но зато многое задумал! — отвечал сыщик.
  — А что же именно?
  — Первой моей мыслью было — придушить соперника.
  — Но ты этого не сделал?
  — Не сделал, так как еще неизвестно, кто бы кого придушил!
  — Я бы не спустил этого, — злобно вымолвил Мейерс, — и непременно бы ухлопал его!
  Глаза его при этом метали молнии, голос был глухой, как будто говоривший задыхался. Он встал, несколько раз прошелся по комнате и наконец снова сел напротив Ника Картера.
  — Да! Насколько я себя знаю, я не остановился бы перед убийством!
  — Хе-хе, — ухмыльнулся сыщик. — Я сделал гораздо лучше!
  Мейерс вопросительно взглянул на него…
  — А что же именно? — спросил он.
  — Эге, — лукаво подмигнул Картер. — Я вас не настолько хорошо знаю, чтобы вам все рассказывать!
  — Со мной можешь не скрытничать! — убежденно заявил Мейерс. — Мне ты можешь довериться!
  — Хорошо! Только поклянитесь, что вы никому не расскажете!
  — Клянусь! Вот тебе моя рука! Мейерс еще никогда не был клятвопреступником.
  Ник перегнулся через стол, сложил руку трубой около рта и таинственным шепотом произнес:
  — Я подстроил такую штучку, что его заподозрили в том, что он убил меня!
  Мейерс весь превратился в слух. Его глаза блуждали, губы пересохли и он их то и дело облизывал.
  — Дальше… Дальше… — глухим шепотом поощрял он, — говори мне все, все! Может быть, я помогу тебе! Дай мне только немного времени и я обогащу тебя! Можешь мне поверить!
  — Ну, так, слушайте же, — начал Ник, как бы сдаваясь на его уговоры. — Я забрался в дом моего соперника и украл оттуда его топор и веревку. Затем убил одну из отцовских овец, собрал всю кровь в горшок и пошел к озеру, по дороге разбрызгивая ее. Найдя на берегу лодку которой обыкновенно пользовались рыбаки, я вылил в нее большое количество крови, привязал к веревке камень, обмотал шею овцы и спустил труп животного в озеро. Сняв с себя будничное платье, которое знал каждый в деревне, я намочил его в крови. Сам же оделся в праздничный наряд. Завернув снятый костюм вместе с украденным топором в тряпку, я швырнул этот сверток в воду, недалеко от берега, потоптал землю кругом, чтобы получился вид, будто здесь происходила борьба и ушел из деревни.
  — Это великолепно! Кровь, кровь, кровь! — дико взвизгивая, заговорил Мейерс. — О, эта чудная, пурпуровая, дымящаяся кровь! Весь мир — пузырь, наполненный кровью! Настало время вскрыть его! Ха, ха, ха! Конечно, топор найдут и твоего соперника повесят! Твоя месть восхитительна, Фил! Ты как раз подходишь к тому, что мной задумано! Пока ты бессилен, но я посвящу тебя в тайны природы и ты будешь покорять себе людей одним взглядом!
  — О, это здорово! — мгновенно согласился сыщик. — Хорошо бы уж поскорей получить такую силу!
  * * *
  Итак, подозрения сыщика уже при первом взгляде на Мейерса оказались справедливыми: перед Картером был опасный помешанный!
  «Бедная Этель! — промелькнуло в голове Ника, — что тебя ожидает? Мейерс один из ужасных безумцев, помешавшихся на убийствах, которые не остановятся ни перед чем! Жива ли еще его пленница?»
  Но, конечно, ни одного из этих вопросов Картер не задал своему собеседнику. Он ограничился тем, что спросил его:
  — Вы любили когда-нибудь, хозяин?
  — Я? — удивленно взглянул на него Мейерс. — Женщину? Нет!
  «Ах ты, хитрец!» — усмехнулся про себя сыщик, но спросил наивно:
  — А хорошо бы было, если бы вы женились на этой красотке из Биркенгофа?
  — Ого! Да ты уж не думаешь ли, что я влюблен в нее?
  — По правде говоря, думаю, — простодушно ответил Ник.
  — Ты ошибся! Я люблю только самого себя да еще две вещи!
  — Это какие же?
  — Кровь и деньги! — резко ответил Мейерс.
  — По рукам, значит! Я держусь такого же мнения!
  — Слушай, Фил! — начал помешанный. — Было время, когда я думал, что влюблен в ту женщину, о которой ты говоришь! Но это прошло, и теперь я вижу в ней только средство к достижению цели!
  — Какой? — удивился сыщик.
  — Быть обладателем колоссального состояния!
  — Ого! Как я доволен, что попал именно к вам.
  Вдруг с Мейерсом произошла резкая перемена: к нему вернулся на некоторое время рассудок, он вспомнил, что он хозяин и имеет право приказывать.
  — Иди теперь в курятник, Фил, — повелительным тоном заговорил он, — и зарежь курицу! Хорошенько ощипи ее и принимайся за дрова! Скоро стемнеет и мы ничего не успеем сделать.
  Картер послушно вышел во двор, и вскоре раздались глухие удары топора: сыщик колол дрова, не переставая думать об Этель, зная прекрасно, в каких она руках.
  Когда час спустя Картер вошел в дом, он нашел Мирона Мейерса на кухне.
  Несмотря на темноту, царившую там, сыщик увидел, что Мейерс снова охвачен безумием; глаза его сверкали, как у кошки и когда он заговорил, голос звучал глухо…
  — Я ждал тебя, Фил, — начал помешанный, — мне нужен помощник. Скоро я снабжу тебя страшной способностью покорять взглядом людей — и ты станешь богачом, таким богачом, перед которым Вандербильт покажется нищим!
  — Хорошо бы, если бы это случилось поскорее! А то у меня еще никогда не звенели золотые в карманах!
  — В той конторке, — невозмутимо продолжал Мейерс, — лежит бумага, которая мне даст десять миллиардов! Долго я над ней работал, но теперь она готова!
  — Хорошая это бумага! — с видимым интересом проговорил Ник.
  — Я думаю! В ней находятся адреса женщин!
  — Женщин? — удивился великий сыщик.
  — Да! Среди них большинство — либо вдовы, либо девушки; только очень немногие из них замужем.
  — Та-а-ак, — недоумевая протянул Ник Картер. — А какое же отношение имеют все эти бабы к десяти миллиардам долларов?
  — Не перебивай меня, Фил! Итак, все эти женщины обладают большим состоянием и все их богатство должно перейти к нам!
  — Гмм… Что же, вы думаете они нам отдадут эти деньги?
  — Должны будут отдать, потому что мы на них женимся!
  — Однако… ведь в жены нам довольно двух, — возразил Картер.
  — Пустяки! Мы просто-напросто выкрадем их… К каждой из них мы заберемся ночью и принудим их следовать за собой. Не правда ли, как просто?
  — Да, уж проще нельзя и придумать, если только кто-нибудь из них не крикнет, и нас не схватят.
  — Ну, этого не трудно избежать! Ни одна женщина не осмелится закричать, видя перед глазами остро отточенный нож, а схватить себя даст только дурак. Всех похищенных я заставлю выйти за меня замуж.
  Стоит только устроить все дело так, чтобы родные подумали, что девушка добровольно убежала со мной — и дело в шляпе!
  — Сколько же у вас будет жен? — недоумевал Ник.
  — Дурак! — резко возразил Мейерс. — Каждая из моих жен будет жить только до тех пор, пока ее состояние не перейдет в мои руки, затем она умрет!
  — Или ей помогут умереть! — с великолепно разыгранным цинизмом докончил сыщик. — Потому что иные женщины очень упрямы и не захотят умереть!
  — Э! Стоит ли на это обращать внимание! Кто заартачится, того мы просто прирежем! Придумать несчастный случай или самоубийство не так уж трудно! Затем я отправляюсь в другое место, где меня еще не знают, и проделываю там то же самое. Таким образом я стану поступать до тех пор, пока не скоплю себе тысячу миллионов долларов, а устроив свои дела, я примусь за твои, тебе, я думаю, будет достаточно и пятисот миллионов.
  — Да, пожалуй, этим можно удовольствоваться, — невозмутимо серьезно заявил сыщик. — Если кое в чем стеснить себя, то на такой капитал можно прожить. Ваш план так прост, что я удивляюсь, почему он мне самому до сих пор не пришел в голову.
  * * *
  Когда Ник Картер вскоре после этой беседы остался один в отведенной ему Мейерсом каморке, на лбу его появились глубокие морщины.
  Он имел дело с очень опасным помешанным, который в своем безумии почти потерял человеческий образ и превратился в дикое животное.
  Для сыщика было ясно, как день, что Мейерс, а никто другой был похитителем несчастной девушки, и теперь вся задача состояла в том, чтобы отыскать ее и освободить из-под власти сумасшедшего.
  Картер не скрывал, что следить за Мейерсом далеко не легко; сыщик по опыту знал, что сумасшедшие очень хитры и предусмотрительны, затевая какое-либо преступление.
  Обдумав свой план, Ник снял сапоги и с шумом швырнул их в угол; затем бросился на кровать и некоторое время ворочался на ней, чтобы она скрипела. Все это он проделал для того, чтобы Мейерс, услышав этот шум, убедился, что его «работник» улегся спать.
  Через несколько минут Картер бесшумно соскочил с постели и начал готовиться к выслеживанию помешанного.
  Зная, что сумасшедшие имеют обыкновение вести разговоры сами с собой, Ник решил прокрасться вниз и подслушать. Он вышел в коридор и бесшумно сбежал по лестнице.
  Мейерс все еще находился в той комнате, где разговаривал с сыщиком. Он ходил из угла в угол и издавал какие-то звуки, разобрать которые не было никакой возможности.
  Из кухни доносилось потрескивание дров.
  Несколько минут спустя Мейерс вошел в кухню.
  Тотчас же Картер проскользнул к дверям и приник глазом к двери. Обоняние сыщика приятно защекотал запах жареного мяса, Ник понял, что Этель жива и что жаркое предназначается ей.
  Окинув глазами комнату, Картер заметил широкий диван, спрятавшись за который он мог видеть каждое движение Мейерса.
  Правда, это было рискованно, так как внешние чувства помешанного были развиты очень хорошо, но сыщик никогда не отступал перед опасностью, если это было нужно.
  Так поступил он и на этот раз.
  Спрятавшись за диваном, Ник увидел, что Мейерс поливает каким-то соусом курицу, вероятно, ту самую, которую сыщик незадолго до того зарезал и ощипал.
  Через четверть часа помешанный снова вошел в комнату и нервно заходил по ней взад и вперед.
  — Да… да… — бормотал он. — Фил явился вовремя. Именно теперь мне нужен помощник.
  Не менее часа продолжалась эта ходьба, лишь изредка Мейерс заглядывал в кухню, чтобы присмотреть за жарившейся курицей.
  Наконец, кушанье было готово… Мейерс вынул из шкафа большой поднос, поставил на него тарелку с курицей, хлеб, ножи и вилку, надел на голову шляпу и, держа поднос на ладони правой руки, как это делают официанты, вышел из дома.
  Вслед за ним вышел и сыщик.
  Под соснами было темно, но за ними начиналась поляна с низкими кустами, которую ярко освещал полный месяц. Нику было удобно следить за сумасшедшим, не боясь быть замеченным.
  Мейерс круто повернул в сторону от дороги и пошел по полям к видневшимся на горизонте горам.
  Так как помешанный шел возле самых кустов, Картер пробирался за ним. В конце концов расстояние между Мейерсом и сыщиком не превышало тридцати футов.
  Там, где оканчивалась поляна, начинался овраг, густо заросший кустами и небольшими деревьями. Почва была каменистая, изредка попадались обломки скал и небольшие холмы. Заблудиться в этой поросли было очень нетрудно.
  Держась как можно ближе к преследуемому, Ник Картер все время следовал за ним. Мейерс шел уверенным шагом, прекрасно зная дорогу.
  Пройдя около полумили по узкой тропинке, пролегавшей между скалами, помешанный свернул круто вправо и вдруг скрылся, словно провалился сквозь землю.
  Сыщик остановился и невольно протер глаза.
  Сомнений не было, Мейерс исчез, исчез самым непостижимым образом!
  Картер дошел до места, на котором в последний момент видел преследуемого, и внимательно осмотрелся.
  Он находился на вершине небольшого холма. Во все стороны от него шел небольшой лесок и мелкие отроги скал. Прямо перед сыщиком стояла высокая сикомора (смоковница), но ни в ней самой, ни в скале, находившейся около, не было ни малейшей щели, в которую бы мог исчезнуть Мейерс.
  Спрятавшись за кустом, сыщик решил ждать возвращения помешанного. Однако, проходил час за часом, а он не являлся.
  Ник Картер понял, что тот вернулся домой по другой дороге и, боясь, как бы отсутствие «батрака» не было замечено, бегом пустился обратно. В эту ночь, очевидно, ему не суждено было раскрыть тайну сумасшедшего.
  Увидев сквозь ставни свет, Картер осторожно заглянул в кухонное окно. Мейерс мирно спал, сидя на стуле.
  Так как всю дорогу сыщик бежал в одних чулках, то бесшумно раскрыл дверь и смело подошел к спящему. В то же мгновение он отшатнулся назад и едва не вскрикнул: руки Мейерса были в крови!
  На полу, у самых ног, лежал обыкновенный карманный нож, рукоять и лезвие которого точно также были покрыты пятнами крови.
  Очевидно, помешанный кого-то зарезал, но кого?
  На это был только один ответ, и Картер боялся его произнести.
  Этель Пайн… вот, единственно возможная жертва преступления!
  * * *
  Сыщик очень хорошо понимал, что будить спящего и пытаться узнать от него истину было напрасным трудом: помешанный все равно не сказал бы ни слова! В этом отношении он напоминал бульдога, который раз вцепившись, не разжимает зубов даже тогда, когда его бьют.
  Поэтому он удалился к себе и еще долго обдумывал все события дня.
  Не было сомнения в том, что руки Мейерса были в крови; но, несколько успокоившись, Ник Картер пришел к выводу, что это кровь во всяком случае не мисс Пайн.
  Ведь у помешанного была одна идея, которую он, очевидно, станет проводить очень методично: ему необходимо, чтобы Этель вышла за него замуж и чтобы ее состояние досталось ему! Только тогда он убил бы девушку…
  — Нет! Она еще ему не жена, и, значит, пока находится в полнейшей безопасности, — со вздохом облегчения произнес сыщик.
  Наконец, усталость взяла свое: Ник бросился на постель и тотчас же уснул… Он проснулся, когда солнце залило лучами всю его каморку…
  Спустившись вниз, Картер не застал в кухне Мейерса. Осмотрев внимательно кухню и комнату, сыщик убедился, что помешанный спал на кровати… После этого «работник» занялся колкой дров.
  Появившийся Мейерс едва взглянул на него и шепотом произнес:
  — Фил, дело обогащения я уже начал!
  — Ага! Каким же образом? — притворно обрадовался Картер.
  — Кровью, Фил, кровью! Все на свете созидается и разрушается этим соком! Целые нации, государства — все зиждется на одной крови!
  «Кажется, он все больше и больше сходит с ума, — подумал Ник. — Бедная Этель! Как жаль, что я не видел ее вчера!»
  — Кого же вы убили вчера? — с напускным равнодушием осведомился он, всаживая топор в бревно и с замиранием сердца ожидая ответа.
  Но помешанный не произнес ни слова… Он хихикнул, пожал плечами и отошел от собеседника.
  Вплоть до вечера Мейерс молчал. За ужином он снова пустился развивать свой дикий план обогащения, в том же хвастливом тоне говорил о легкости выполнения задуманного и точно также обещал Нику Картеру пятьсот миллионов долларов.
  Отговорившись усталостью, сыщик удалился в свою каморку. Когда он, как и накануне, спустился вниз, то застал Мейерса снова за приготовлением пищи.
  Снова понес Мейерс кушанья, снова преследовал его Ник, и снова сумасшедший исчез на том же самом месте…
  — Черт возьми! — выругался сыщик. — Это немножко глупо! Если бы я не был убежден в том, что на свете нет ничего сверхъестественного, я бы поверил в волшебников, колдунов и духов!
  И в самом деле: происходило нечто совершенно непостижимое! Отправившись в третий раз за Мейерсом, сыщик, как и предыдущие два раза, не мог ничего открыть.
  А между тем Мейерс становился все опаснее, он уже прямо заговаривался, так что его совершенно нельзя было понять.
  Три дня и три ночи прошли, но сыщик ни на один шаг не подвинулся вперед. За все это время Картер не мог послать вести в Биркенгоф, так как Мейерс отлучался только ночью, когда относил в потайное место поднос с кушаньями. Да и что мог Ник сообщить Бетси Вандерполь? Ничего! Несмотря на всю энергию и находчивость, он еще ничего не знал!
  Казалось, что помешанному удастся нанести поражение лучшему сыщику Америки.
  Утром на четвертый день Мейер сообщил «работнику», что он уходит.
  — Куда? — спросил Ник.
  Но сумасшедший только загадочно усмехнулся и не сказал больше ни слова.
  — Вы мне, значит, не доверяете? — прикинулся Картер сильно обиженным.
  — Не доверяю тебе? — глухо заговорил Мейерс. — Да разве ты не видишь по моим глазам, что я изобрел план… Ах! Какой это дивный план!
  — А в чем он состоит, хозяин? — осведомился сыщик.
  — Кровь, — скорее прошипел, чем проговорил помешанный. — Кровь! Я уйду и вечером вернусь… Когда ты увидишь меня снова, всюду будет кровь… Весь мир будет в крови и на наших царственных плечах будет кровавая, пурпуровая мантия.
  — А когда вы пойдете? — задал вопрос сыщик, понимая, что более разумных слов ему не добиться.
  — Через час. Теперь я лягу и усну.
  Сыщик решил не спускать глаз с помешанного. Он видел, как тот ушел в комнату и повалился на кровать.
  Через несколько минут он спал…
  Когда спустя четверть часа Картер снова вошел в комнату, кровать была пуста и, Мейерс исчез.
  — Ах, я осел! — выбранил себя Ник. — Меня перехитрил жалкий помешанный! Кажется, пора бы мне знать, что он не говорит ни одного откровенного слова… Исчезает каждую ночь, руки у него в крови, и в тоже время я знаю, что режет он только кур… Ну, уж сегодня вечером я тебя поймаю, хотя бы для этого мне пришлось повиснуть на фалдах твоего сюртука!
  Из боязни, что Мейерс вернется, Картер не отлучался из дома.
  Действительно, в сумерки помешанный возвратился. В одной руке он нес обыкновенную дорожную сумку из черной кожи. Тотчас по приходу домой Мейерс отнес ее в свою спальню.
  Всю остальную часть дня сумасшедший был очень разговорчив, но, однако, ни словом не упомянул о том, где был и что принес в сумке.
  Вечер сменился ночью — и сыщик отправился в отведенную ему комнату…
  Однако, вместо того, чтобы направиться вниз по лестнице, как он обыкновенно делал, Картер выпрыгнул из окна и бегом пустился по хорошо ему знакомой дороге к тому дереву, у которого так таинственно исчезал Мейерс. Быстро взобравшись по стволу на ближайший сук, Ник уселся поудобнее и стал ждать.
  Прошло не более получаса, как послышались знакомые шаги и вскоре появился Мейерс, как всегда с подносом в правой руке. Он обошел дерево кругом, пошарил рукой под тем самым суком, на котором сидел сыщик и вдруг скрылся так же быстро, как и в предыдущие разы.
  Ник чуть не вскрикнул от удивления. Мейерс исчез в самом дереве!
  Быстро соскочив вниз, Картер засветил фонарь и начал обшаривать рукой шероховатую, похожую на чешую крупной рыбы, кору.
  Наконец…
  Под одной из выпуклостей коры сыщик нащупал железное кольцо. Сильно потянув его к себе, Картер почувствовал, что кора дерева открывается точно дверь. Несомненно, внутри дерева проходила железная полоса, на которой и была укреплена эта своеобразная доска. Заглянув внутрь дерева, Ник увидел, что оно совершенно прогнило и что «дверь» поднималась посредством блока.
  Быстро решившись, сыщик осветил фонарем дупло и заметил лестницу, ведшую куда-то в глубину. Она была сколочена из жердей и стояла почти отвесно.
  Картер бесстрашно начал спускаться, предварительно потушив свой фонарь.
  Когда он был приблизительно на 20 метров ниже поверхности земли, он услышал звук человеческого голоса.
  — Мирон, — говорил этот голос, — освободите меня! Верните мне свободу, клянусь вам, я отдам вам все мое состояние до последнего доллара!
  Чувство необычайной радости охватило сыщика: наконец-то жертва помешанного была найдена!
  Он продолжал слушать, затаив дыхание.
  — Согласись быть моей женой! — раздался голос Мейерса. — Согласись и ты сейчас же будешь свободна!
  — Ни за что! — твердо произнес женский голос.
  — Слушай, Этель! — снова заговорил сумасшедший. — Завтра ночью я приду к тебе в последний раз! Если ты и тогда не согласишься на мое предложение, я убью тебя!
  — Зачем ты мучаешь меня? Зачем увел меня из дома?
  — Я тебя мучил? Разве ты голодаешь? Зябнешь?
  — Этого нет, но…
  — Значит, не о чем и говорить! Подумай и выбирай любое: или быть моей женой и перевести на меня все свое состояние или смерть от моей руки! До свидания!
  С этими словами помешанный направился в сторону, противоположную той, где на последней ступени лестницы сидел Картер.
  Когда шаги Мейерса замолкли, сыщик громко произнес:
  — Мисс Пайн, это вы?
  — Боже мой! Кто это? — испуганно вскрикнула девушка.
  — Ваш спаситель, сыщик Ник Картер! — произнес тот, подходя ближе, так что его осветил фонарь, стоявший на ящике, заменявшем стол. — Надо вам сказать, что вы избежали страшной опасности, так как Мирон Мейерс помешанный! Однако, мисс, пора идти! Идемте!
  — Я не могу идти, — слабо выговорила Этель. — Я прикована к стене.
  — Прикованы? — изумился сыщик.
  — Да, прикована, мистер! Мою талию охватывает железный пояс, а от него идет к стене цепь. Посмотрите!
  Ник Картер осмотрел цепь и увидел, что она проведена к кольцу, вделанному в огромный камень, и заперта на замок.
  Сыщик быстро вынул изобретенную им самим отмычку, и через несколько минут цепь, гремя, упала на пол — Этель Пайн была свободна!
  — Скажите, пожалуйста, — осведомился Ник, — зачем вы там, на зеркале, написали, что ваш похититель высокого роста и брюнет? Ведь он же блондин!
  — Да, но тогда он, вероятно, выкрасил волосы или надел парик, — послышался ответ.
  — Так. Ну, а голос? Ведь вы могли его узнать по голосу?
  — Представьте себе, он так искусно его изменил, что я поняла, с кем имею дело, только когда мы были здесь, в этом ужасном подземелье!
  — А как вы спустились сюда? — продолжал Картер допрос. — По лестнице?
  Этель кивнула головой.
  — Каким образом уходит отсюда Мейерс? Он пошел не в ту сторону, с которой попал к вам я.
  — Он проходит каким-то тоннелем, который, по его словам, выходит к той скале, в которой выбита эта пещера.
  — Вы позволите мне поискать этот тоннель? — любезно обратился к девушке сыщик. — Вам не будет страшно остаться на несколько минут одной? Я опасаюсь, что подъем по лестнице будет вам не по силам.
  — Сделайте одолжение, — согласилась Этель. — Я так долго пробыла здесь, что несколько минут немного прибавят к моим страданиям.
  — Я потороплюсь, — успокоил ее сыщик и скрылся.
  «Тоннель», как назвала девушка ход, был невелик, так что Картер легко нашел выход из подземелья. Он уже возвращался назад, когда слух его поразил отчаянный вопль Этель.
  С быстротой молнии сыщик помчался к пещере.
  Крик повторился, и вслед за ним раздался дикий хохот помешанного: Мирон Мейерс вернулся и мисс Пайн снова была в его власти!
  Не разбирая дороги, сыщик мчался вперед. Последний поворот — и глазам его представилась пещера. Увы! Она была… пуста!
  Картер кинулся к лестнице и сквозь густую сеть сплетшихся под землею корней сикоморы увидел мелькавшее платье девушки. Началась отчаянная погоня.
  Мейерс обладал силой помешанного: он, как стрела, мчался через кустарник, не обращая внимания на препятствия. Девушка висела у него на одной руке, другой он раздвигал ветви.
  Хотя дорога была хорошо знакома сыщику, но против озверевшего сумасшедшего бороться было довольно трудно. Как взбесившаяся лошадь, он делал громадные скачки, перепрыгивал кусты и большие камни, так что сыщик сильно отстал от него. Брезжило утро.
  — Уйдет! — с болью проговорил Ник. — Осталось одно…
  С этими словами он вынул револьвер и направил его в Мейерса. Однако, Картер должен был отбросить это намерение: легко могло случиться, что пуля попадет не в помешанного, а в его жертву.
  Когда Мейерс добежал до своего дома, расстояние между ним и Ником не уменьшилось, если только не увеличилось. Рванув дверь, сумасшедший вскочил в спальню, схватил принесенную утром черную сумку и с диким хохотом выбежал в кухню.
  В это время Картер добежал до дома. С поднятым револьвером в правой руке он ринулся к двери. Мимо него, как вспугнутая лань, пронеслась Этель.
  — Кровь, кровь, кровь! — дико доносились из кухни вопли помешанного.
  Великий сыщик появился на пороге. В тот же момент Мейерс взмахнул рукой и швырнул черную сумку в огонь печи.
  Раздался выстрел Ника и в тоже мгновение сыщик почувствовал, как дрогнула земля, затрещал дом и что-то толкнуло его в плечи.
  Густой едкий дым застлал ему глаза, крыша дома, казалось, навалилась на грудь — и он потерял дознание.
  Что же случилось?
  Впоследствии выяснилось, что помешанный купил в соседнем городке Гаверстрове динамит, который и положил в сумку.
  Когда Картер пришел в себя, он почувствовал, что на голову его льется что-то холодное. Это мисс Пайн, склонившись над ним, поливала водой лоб. К счастью, Ника, стоявшего на самом пороге, силой взрыва отбросило довольно далеко от рухнувшего дома, и отважный сыщик отделался только легким повреждением головы, потребовавшим всего несколько дней на излечение.
  Очнувшись, Картер быстро вскочил на ноги.
  — Где Мейерс? — задал он вопрос.
  — Он там, в доме! — с ужасом ответила девушка. — Вероятно, его разорвало на куски! Несчастный!
  Когда сыщик направился к развалинам, Этель с мольбой положила ему на плечо руку.
  — Ради Бога, мистер Картер! — произнесла она. — Не входите туда! Кто знает? Может быть, взрыв повторится!
  — Не думаю, — спокойно возразил Ник. — Насколько я понимаю дело, взрывчатое вещество находилось в той самой сумке, которую Мейерс бросил в огонь.
  С этими словами сыщик вошел в дом, если только можно было так назвать жалкие развалины. После взрыва стены треснули и частью упали, частью покосились, грозя падением. Окна и двери были выбиты, печь и мебель были расщеплены в мельчайшие куски.
  Картер обвел глазами бывшую кухню, ища Мейерса.
  Из-под навалившегося и разбитого вдребезги шкафа торчала нога и рука, но когда Ник потянул их, он увидел, что они отделены от туловища.
  Только после долгих поисков он нашел под грудой кирпичей тело несчастного. Несмотря на то, что одна рука и обе ноги его были оторваны, страдалец еще дышал.
  Сыщик освободил эти жалкие останки человека из-под мусора и вышел во двор.
  — Ну, что? — встретила его Этель.
  — Все так, как вы предполагали! Несчастный буквально разорван на куски! Ужаснее всего то, что он еще дышит!
  — Боже! — в отчаянии, зарыдала девушка. — Он, наверное, испытывает нечеловеческие страдания?
  — Без сомнения! Скажите скорее, где вы брали воду, чтобы поливать мне голову? Мы должны постараться сделать все, что в наших силах.
  — В колодце, сзади дома! Поспешите, мистер Картер.
  Сыщик схватил лежавший на земле черепок, зачерпнул воды и вернулся в дом.
  Мейерс еще подавал слабые признаки жизни.
  Когда Ник Картер, намочив платок, приложил его ко лбу умирающего, тот открыл глаза, посмотрел мутным взглядом на сыщика и зашевелил губами.
  — Этель… про… сти… — слабо прошептал Мейерс.
  Вслед за этим голова его запрокинулась, тело передернулось судорогой, уцелевшая рука конвульсивно сжалась и… все было кончено!
  С немым ужасом смотрел сыщик на труп. Правда, Мейерс был преступником, но оправданием ему служило то, что он «не ведал, что творил». Смерть этого человека была поистине ужасна!
  Когда Картер снова вышел на двор, Этель Пайн сидела на бревне и вопросительно уставилась на сыщика.
  — Мирон Мейерс умер, — начал Ник, останавливаясь против девушки. — В последний момент к нему вернулось сознание. Он умер со словами: «Этель, прости».
  Девушка разрыдалась.
  — Однако, теперь нам здесь больше нечего делать, — обратился к ней сыщик.
  Он предложил девушке руку и они пошли в Биркенгоф.
  * * *
  Первые полчаса Этель бодро шла рядом со своим спасителем, но затем силы ее оставили: она беспомощно взглянула на Ника Картера и остановилась.
  — Я не могу больше сделать ни одного шага, — прошептала она. — Я слишком понадеялась на свои силы.
  — Я это знал уже тогда, когда мы вышли, — засмеялся сыщик. — Я поищу в стороне от дороги кусты, в которых вы могли бы укрыться и подождать, пока я или Джон приедем за вами.
  С этими словами он исчез в придорожных кустах.
  — Пожалуйте, — обратился Картер к девушке, вернувшись через несколько минут. — Я нашел вам прямо-таки идиллическое убежище. Кроме того, оно так хорошо скрыто, что ни один человек не увидит вас с дороги.
  Когда девушка убедилась, насколько прав был Ник Катер, она в изнеможении упала на траву.
  Сыщик еще раз обещал ей вернуться как можно скорее, раскланялся и быстро зашагал по направлению к Биркенгофу.
  Путь был неблизкий, и Картер сильно обрадовался, когда перед ним наконец вынырнули из-за зелени крыши усадьбы.
  Первое живое существо, встретившее сыщика, был Цезарь. Он умильно заглядывал Нику в глаза, идя с ним рядом, махал пушистым хвостом и, казалось, спрашивал: «Куда ты дел мою госпожу?»
  Подходя к подъезду, Картер увидел Джона, бежавшего к нему с распростертыми объятиями.
  — Слава Богу, мистер Картер, — затараторил старый слуга, — наконец-то вы здесь. Мы уж думали… А впрочем, — шепотом добавил он, — скажите, мистер, вы нашли нашу барышню?
  — Ну, конечно, нашел! — засмеялся сыщик. — Сообщите-ка скорей эту приятную новость мисс Вандерполь да добавьте, что племянница ее чувствует себя великолепно, конечно, насколько это возможно после того, что она пережила.
  — Вот это радость! — закричал верный Мекер, с живостью юноши взлетая по ступенькам лестницы.
  Ник Картер, шедший за Джоном, был встречен мисс Бетси еще в коридоре.
  — Я не знаю, как и благодарить вас, дорогой мистер Картер! — со слезами на глазах, заговорила она, пожимая сыщику руку. — Я уж было отчаялась в успехе ваших розысков, тем более, что о вас не было ничего слышно! А где вы оставили мою племянницу?
  В последних словах мисс Бетси слышалась тревога.
  — Не беспокойтесь, она устроена хорошо, — проговорил Ник, избегая прямого ответа и не желая сообщить даме, в каком плачевном состоянии он нашел ее племянницу. — Через час мисс Этель будет в ваших объятиях. Нельзя ли заложить экипаж? Сюда мне пришлось идти пешком.
  — Конечно, немедленно будет все готово! Ну, что ты стоишь и зеваешь? — накинулась мисс Вандерполь на Джона. — Распорядись сейчас же!
  — Бегу, бегу! — торопливо ответил старый дворецкий, бросаясь с лестницы с быстротой, на какую только были способны его старые ноги.
  Через десять минут экипаж стоял у подъезда. Мисс Бетси села в коляску, Картер вскочил на козлы и хотел тронуть лошадей, как откуда-то появился ньюфаундленд и умильным помахиванием хвоста, казалось, просил взять и его.
  — Возьмите Цезаря, — сказал сыщик. — Он мне много помог и вполне достоин увидеть свою госпожу немедленно.
  — Конечно, конечно, — поспешила дать свое согласие тетя Бетси.
  Она поманила собаку, на что та ответила радостным лаем, и коляска покатилась.
  Когда экипаж подъехал к месту, где была оставлена Этель Пайн, случилось нечто, совершенно не входившее в расчеты сыщика.
  Он хотел, чтобы девушка появилась неожиданно для мисс Вандерполь, но при этом совершенно упустил из вида собаку.
  А Цезарь, очевидно, почуяв свою госпожу, одним прыжком перескочил ров и скрылся в кустах. Вскоре радостный лай показал, что верный ньюфаундленд нашел спрятанную мисс Этель.
  Экипаж остановился. Тетя Бетси выскочила с легкостью, которой от нее трудно было ожидать и поспешила навстречу Этель, появившейся уже в сопровождении собаки на краю дороги.
  — Тетя! Тетя! — только и могла произнести спасенная девушка, рыдая от счастья.
  Обнявшиеся женщины представляли собой трогательную группу.
  Деликатный Ник Картер, чтобы не мешать свиданию, отошел в сторону и сделал вид будто осматривает экипаж.
  Наконец первая радость свидания миновала.
  Девушка подошла к сыщику, молча протянула ему руку и горячо пожала ее.
  Затем Ник снова вскочил на козлы, и через час экипаж остановился у подъезда дома.
  Старый Джон заплакал от радости, увидев свою любимую госпожу живой и здоровой.
  Когда сыщик, оставшийся, по просьбе хозяек на несколько дней в Биркенгофе, покидал усадьбу, он увозил в кармане чек на довольно крупную сумму.
  Правда, это не были сказочные миллионы несчастного Мирона Мейерса, но каждый доллар этой суммы был страшно дорог сыщику, так как он говорил ему о спасении молодой жизни.
  Человек-вампир
  Как-то вечером знаменитый сыщик Ник Картер сидел в своем уютном рабочем кабинете и за душистой сигарой обдумывал происшествия минувшего дня.
  Размышления его прервал камердинер, который доложил о приходе полковника Пирзаля.
  Ник Картер понятия не имел, кто такой этот полковник, но так как камердинер уверял, что посетитель производит очень хорошее впечатление и, что, по-видимому, с нетерпением ожидает возможности быть принятым, то сыщик просил передать ему, что он сейчас же сойдет вниз.
  Войдя в приемную, он увидел пред собой стройного, изящно одетого, представительного вида мужчину лет пятидесяти с лишним.
  У посетителя были седые волосы, густые усы и эспаньолка. Темные глаза его имели какое-то особенное, мягкое выражение.
  — Вы желали меня видеть? — обратился к нему Ник Картер.
  — Да, мистер Картер, вы премного обяжете меня, если будете любезны уделить мне несколько минут, — ответил посетитель низким звучным голосом, показавшимся сыщику очень знакомым.
  — Не позднее, как через час, — ответил Ник Картер, — я должен уехать по делам. Если вам достаточно получаса, то я готов выслушать вас, в противном случае придется отложить нашу беседу и назначить другое время.
  — Вы очень любезны. Мне и половины указанного вами времени достаточно, — проговорил полковник, — мое имя Пирзаль, полковник в отставке, мой адрес указан на карточке, переданной вам через камердинера.
  — Вы живете недалеко от той улицы, на которой лишь месяц тому назад у меня было выдающееся по интересу дело, — заметил Ник Картер.
  — Вы говорите о деле Иеремии Джонса, не так ли?
  — Именно.
  — Меня это дело тоже весьма заинтересовало, — сказал полковник, — я внимательно следил за газетными отчетами о нем. Впрочем, оба дома теперь сносятся и говорят, что на их месте будут выстроены обыкновенные дома с квартирами. Постройка уже началась. Но все это не имеет ничего общего с моим делом. Вам, вероятно, известна та вилла, на которой я живу?
  — Что-то не помнится, — заметил Ник Картер.
  — Позвольте в кратких словах описать ее: она расположена на краю возвышенности, на самой крутой вершине высот Вашингтона, там где ведет дорога к реке. Дом стоит на скале совершенно одиноко и немного поодаль от улицы, причем он окружен садом в три десятины. Немного в стороне стоит ветхая, полуразвалившаяся конюшня.
  — Да, да, теперь я припоминаю, — отозвался сыщик, — но, насколько мне известно, в этом доме давно никто не живет?
  — Да дом пустовал, пока я, с месяц тому назад, не поселился в нем.
  — Затем мне казалось, — снова спросил Ник Картер, — что вся эта усадьба входит в состав того участка земли, который был продан городу в целях расширения Побережного Шоссе?
  — Совершенно верно, — подтвердил полковник, — я взял усадьбу в аренду от города по весьма недорогой цене, хотя, правда, с условием выехать немедленно, как только город этого потребует.
  — Что же дальше?
  — Так вот видите ли, мистер Картер: с первого дня моего переезда в этот дом я ежедневно получаю анонимные угрожающие письма и, вообще, подвергаюсь невероятным неприятностям.
  — Будьте любезны выражаться яснее, — с оттенком нетерпения заметил Ник Картер.
  После некоторого колебания старик медленно и с некоторой торжественностью вынул из кармана маленький, завернутый в желтую бумагу сверток, развернул его на половину и положил на стол.
  — Будьте любезны взглянуть на то, что содержится в этом пакете, — произнес он, указывая на сверток.
  Поведение полковника произвело на Ника Картера какое-то странное впечатление, но тем не менее он исполнил желание своего посетителя.
  В тот же момент он бросил на полковника полный негодования взгляд и воскликнул:
  — Что это значит, сэр? Не лучше ли вам выбрать кого-нибудь другого для ваших неуместных шуток?
  И, действительно, содержимое свертка могло вызвать не только изумление, но и отвращение.
  В нем находилась разрезанная на куски жаба.
  Но полковник Пирзаль не смутился. Он пожал плечами и с легкой улыбкой ответил:
  — Простите, мистер Картер, что я вызвал ваше негодование. Но вы поймете меня, если я скажу, что эта жаба была приложена к одному из упомянутых мною угрожающих писем и что я избрал этот немного своеобразный способ пояснения именно для того, чтобы заинтересовать вас.
  — Что ж! Говорите дальше.
  — Вот эта жаба четвертая по счету, которая была мне прислана, кроме того, я получил несколько штук летучих мышей, три лягушки и дохлую собаку.
  — Каким образом эти животные были вам доставлены? Они были положены у входной двери вашего дома?
  — Нет. Я находил их то на своем письменном столе, то на умывальнике, то на камине или на стуле, на котором я обыкновенно сижу, словом, всегда в таком месте, где я обязательно должен был их увидеть.
  — И вы совершенно не догадываетесь, каким образом эта гадость попадала туда и кто ее приносил? — спросил Ник Картер, покачивая головой.
  — Не имею ни малейшего понятия!
  — Быть может, в ваш дом проникает какое-нибудь постороннее лицо?
  — Я не считаю это возможным.
  — Запирается ли дом на ночь?
  — Конечно.
  — Находили вы этих животных по утрам или по вечерам?
  — В разное время дня. Иной раз утром, когда я вставал с постели, иной раз после обеда, иной раз вечером, по возвращении домой.
  — Вы живете со своей семьей? — продолжал Ник Картер свой допрос.
  — Нет. Я живу один, при мне находятся только два лакея.
  — Что это за люди?
  — Оба они китайцы. Один из них повар, другой исполняет обязанности горничной, что ли.
  — Говорят ли они по-английски?
  — Очень плохо. Они с трудом умеют объясняться.
  — Нельзя ли предположить, что они замешаны в это дело? — спросил сыщик.
  — Я уже думал об этом, — ответил полковник, — но это совершенно невозможно.
  — Нет ли у вас какого-нибудь врага, от которого можно было бы ожидать подобной гнусности.
  — Насколько мне известно, нет.
  — Странно. Вы говорили о каких-то анонимных письмах. Нет ли у вас с собой одного из них?
  — Извольте.
  Полковник вынул бумажник и взял оттуда несколько сложенных писем, из которых одно передал сыщику.
  Ник Картер начал читать, а полковник откинулся в своем кресле.
  * * *
  Сыщик нарочно прочитал письмо вслух. Оно было следующего содержания:
  «Полковник Пирзаль! Вас уже несколько раз просили выехать из этого дома! Вы нам мешаете и ваше присутствие нас стесняет. Одним словом, ваше присутствие нам нежелательно. Если вы все-таки останетесь, то в одно прекрасное утро вы уже не встанете с постели. Ваши китайцы-лакеи нам не помеха, мы и их уберем, когда справимся с вами. И мы сделаем это, можете нам верить. Конечно, мы заранее не будем назначать вам время. Пока сообщаем, что в настоящее время мы заняты другими делами и не имеем времени для вскрытия вашего тела. Но будьте уверены в том, что настанет и ваша очередь. Доказательством серьезности наших намерений пусть послужат прилагаемые трупы животных, убитых нами с научной целью. Как только нам потребуется труп человека, мы примемся за вас, если вы не предпочтете до того времени выехать из этой части города».
  Письмо не имело подписи.
  Ник Картер задумчиво сложил его.
  — А содержание остальных писем? — спросил он, — соответствует ли оно этому?
  — Вполне. Не угодно ли прочесть? — ответил полковник и предложил сыщику остальные письма.
  Ник Картер быстро пробежал их одно за другим, — всех писем было шесть.
  Содержание их было приблизительно одинаково; из каждого письма видно было, что автор его решил во что бы то ни стало выжить полковника с виллы.
  — Давно ли вы стали получать такие письма? — спросил сыщик.
  — С тех пор, как живу в этом доме.
  — Когда, именно, пришло первое письмо?
  — Я нашел его на следующее утро после первой ночи, проведенной мною на вилле, — пояснил Пирзаль.
  — Был ли к нему уже приложен труп животного?
  — Да, именно, дохлая жаба, в роде той, что находится в свертке.
  — Прилагался ли к каждому письму какой-нибудь труп?
  — Да. Но я получал иногда трупы животных и без письма.
  — Почему вы не исполнили предъявленного вам требования и не выехали?
  — Я не труслив, мистер Картер.
  — Мне тоже так кажется. Полагаю, что из десяти девять человек давно бежало бы.
  — Что ж, стало быть я, именно, этот десятый и есть, — спокойно возразил полковник.
  — А если угроза будет приведена в исполнение?
  — Тогда, по всей вероятности, меня придется похоронить, — коротко заметил полковник.
  — Значит, вы все-таки опасаетесь того, что когда-нибудь вас убьют?
  — Опасаюсь, но не боюсь этого настолько, чтобы уступить. Каждый раз, когда я получал подобное письмо, я задавался целью принять меры к задержанию посланных. Я по целым ночам сидел с револьвером наготове и, смею вас уверить, я не промахнулся бы; но я, даже, не напал на след негодяев. Они как-то умеют приходить и уходить совершенно неслышно.
  — Не пробовали ли вы ставить западни?
  — Западни, — захохотал полковник, — я перепробовал все сорта, какие только имеются. Я ставил медвежьи и тигровые западни, с такими пружинами, что кости всякого человека были бы раздроблены в щепки. Я протягивал от дверей к дверям, поперек всех комнат самые тонкие, еле видные, даже днем, проволоки, которые при малейшем прикосновении к ним должны были привести в движение звонки. Все напрасно: ни один звонок не зазвенел, все проволоки остались целы, а письма с приложениями снова лежали на столе.
  — Это совершенно непонятно, — пробормотал Ник Картер.
  — Непонятно? Это просто ужасно! — сердито воскликнул Пирзаль, — если бы я был труслив, то давно бежал бы или сошел с ума.
  — А что вы намерены предпринять?
  — Я буду стоек. Либо эти невидимые негодяи убьют меня, как угрожают, либо я спугну и обезврежу их всех.
  — Вы говорите во множественном числе, — заметил Ник Картер, — разве у вас есть основание думать, что их несколько?
  — Нет, но я не допускаю возможности, чтобы один человек мог сотворить всю эту пакость.
  — Вполне согласен с вами, — задумчиво произнес Ник Картер.
  — Мне хотелось бы передать все это дело в ваши руки, мистер Картер, — снова заговорил полковник, — и на сей предмет уполномочиваю вас делать в моем доме, все, что вам будет угодно, во всякое время дня и ночи. Если вы того пожелаете, я предоставляю вам постель и все удобства для продолжительного пребывания в доме и готов сам подчиняться всем вашим приказаниям. Если вам удастся выяснить эту тайну и освободить меня от моих мучителей, а, быть может, даже задержать их, то я готов уплатить вам двадцать тысяч долларов.
  — А хорошо ли вы уяснили себе, какого рода полномочия вы мне, таким образом, предоставляете?
  — Вполне.
  — Известна ли вам история этого дома?
  — Знаю только, что это старейший дом на всем острове Манхэттене, или по крайней мере считается им, — ответил Пирзаль.
  — Вот как? Этого я не знал. А дальше что?
  — Приблизительно за столетие до освободительной войны на месте нынешнего дома стоял другой дом, фундамент которого послужил основанием для новой постройки после того, как старая сгорела. Вот все, что мне известно.
  — Не знаете ли вы, в каком именно году построен теперешний дом?
  — Нет, не знаю.
  — Где вы жили раньше? — продолжал расспрашивать Ник Картер.
  — Обыкновенно в гостиницах. Собственной постоянной квартиры у меня не было, да и, кроме того, я много путешествовал. В довершение всего я с большим трудом приспосабливаюсь к одному месту.
  — Вы родились в Нью-Йорке?
  — Нет, мое семейство родом из Лонг-Айленда, — пояснил полковник.
  — Полагаете ли вы, что угрожающие письма относились лично к вам, или что всякий другой наниматель тоже стал бы получать их?
  — Я так полагаю, что письма эти я получаю только потому, что живу в этом доме.
  — И вы действительно не подозреваете, каким способом эти неизвестные проникают в дом?
  — Понятия не имею.
  — Нет ли в доме потайных дверей и подземных ходов? Или секретных помещений? Я только недавно ознакомился с таким домом, в котором была проложена целая сеть подобных потайных проходов.
  — Я тоже уже думал об этом, но все мои поиски ни к чему не привели.
  — Не было недоразумений между вами и вашими слугами-китайцами?
  Полковник покачал головой.
  — Эти слуги тоже ни разу не заметили таинственных гостей?
  — Насколько мне известно, нет.
  — Не находили ли они предназначенных для вас трупов животных?
  — Нет. Трупы были всегда положены так, что я первый должен был на них наткнуться.
  — Беседовали ли вы когда-нибудь с вашими слугами об этих загадочных явлениях?
  — Ни разу, — заявил полковник.
  — Вы не заставляли их выслеживать вместе с вами этих негодяев?
  — Нет. Я не хотел их пугать, иначе они немедленно бросили бы службу.
  — Наблюдали вы за ними настолько внимательно, что можете быть уверены в их непричастности к делу?
  — В их непричастности я твердо убежден, — решительно заявил Пирзаль.
  — Не полагаете ли вы, что они каким-нибудь иным образом состоят в связи с преступниками?
  — Не допускаю даже мысли об этом.
  Тут по лицу полковника скользнула едва заметная улыбка, которую Ник Картер, однако, увидел. Сыщику сильно не понравилось выражение лица его собеседника.
  — Вы, кажется, над чем-то потешаетесь? — спросил Ник Картер.
  — Совершенно верно. Это дело имеет и свою забавную сторону, стоит только присмотреться: разве на самом деле не смешно, что в наш просвещенный век, век электричества, пара и всех прочих изумительных усовершенствований, возможны такие загадочные вещи? А теперь, мистер Картер, позволю себе выразить надежду, что вы возьметесь за это дело?
  — Возьмусь, так как оно меня заинтересовало, — ответил сыщик.
  — Искренне рад вашей готовности, которая снимает с меня большую тяжесть, — отозвался полковник. — Когда могу ожидать вашего посещения?
  — Я хотел бы поехать с вами сейчас же.
  — Вы, кажется, говорили, что собираетесь ехать куда-то? — заметил Пирзаль.
  — Да, но это дело более спешное. Вы приехали в карете?
  — Нет, на трамвае.
  — В таком случае подождите одну минуту. Возьмите пока какую-нибудь книжку, а я прикажу подать автомобиль, чтобы успеть доехать к вам и осмотреть дом при дневном свете.
  * * *
  По наружному виду дом, занимаемый полковником, не представлял собой ничего особенного.
  Это было длинное, низкое, мрачное здание, стоявшее у края скалы, круто спускавшейся в этом месте к реке. Дом стоял немного ниже проходившей мимо него улицы, которая с течением времени была неоднократно переделана и перемощена.
  Поэтому приходилось подниматься в сад по маленькой лестнице. Затем шла мощеная дорожка, для которой камни были собраны много лет тому назад на берегу реки.
  Окружавший виллу сад по обилию деревьев скорее напоминал маленький лесок и совершенно заслонял собой старую, полуразвалившуюся конюшню.
  — Однако, вы избрали довольно ветхое жилище, — заметил Ник Картер, направляясь к дому вместе с полковником.
  Тот молча пожал плечами.
  — Оно, впрочем, кажется довольно вместительно, — продолжал сыщик, — сколько в доме комнат?
  — Всего двадцать четыре, — коротко отозвался Пирзаль.
  — Вы занимаете их все?
  — Куда мне. Я занимаю только часть дома: одну приемную, библиотечную, спальную, столовую, кухню и помещение для китайцев — вот и все.
  Они подошли к парадному входу. Полковник Пирзаль открыл дверь и проводил своего гостя в помещение, называемое им библиотечной комнатой; название это было несколько утрировано, так как книг во всей «библиотеке» было не более дюжины и книжные шкафы зияли ужасающей пустотой.
  — Вероятно, вы в этой комнате проводите большую часть вашего времени? — спросил Ник Картер.
  — Совершенно верно. Когда я не сплю и не ем, я постоянно нахожусь здесь.
  — Покажите мне, пожалуйста, места, где вы находили трупы животных.
  — Да почти во всех комнатах, не исключая спальной и столовой, в последней, правда, только один раз. Негодяи не ограничиваются определенным местом, как я уже говорил вам.
  Ник Картер прежде всего тщательно осмотрел дверные замки и оконные задвижки, затем при помощи увеличительного стекла рассмотрел подоконники и оконные рамы; однако, нигде он не находил признаков насильственного вторжения посторонних людей.
  Он обстукивал стены, но нигде не было слышно глухого звука, по которому можно было предположить существование потайного прохода. Ни на стенах, ни на панелях нельзя было найти скрытых пружин, которые указывали бы на потайные выходы.
  Ник Картер отодвигал мебель от стен и снимал картины, словом, обыскал весь дом внутри, не добившись, однако, никакого результата.
  Затем он обошел кругом дома по саду, разыскивая на дорожках и газонах следы.
  Но и здесь он решительно ничего подозрительного не нашел.
  В конце концов он при помощи своего электрического фонаря обыскал и погреб. От его зоркого глаза не ушла ни одна стена, ни одна балка; но и тут осмотр ни к чему не привел.
  Вообще получилось впечатление, что в подвальные помещения уже десятки лет никто не заходил. Здесь, как и на чердаке, Ник Картер нашел множество паутины. Уже по одному этому можно было видеть, что в этих местах давно никто не бывал.
  В сильном недоумении Ник Картер вернулся в библиотеку, где его ждал полковник.
  — Будьте добры позвать сюда обоих китайцев, — попросил он, — я хотел бы задать им несколько вопросов.
  Полковник позвонил и, спустя несколько минут, явился один из китайцев и спросил, что угодно.
  Ник Картер обратился к нему на его родном языке, чем сильно обрадовал его.
  Сыщик предложил ему призвать своего товарища и, когда тот явился, начал подробный допрос:
  — Что вам известно о вашем хозяине, у которого вы служите?
  — Ничего особенного. Он нанял нас в качестве слуг и мы явились сюда.
  — Хорошо ли он с вами обращается?
  — Хорошо, — ответили оба китайца в один голос.
  — Стало быть, вы довольны вашей службой?
  На этот вопрос тоже последовал утвердительный ответ.
  — Принимает ли полковник гостей? — продолжал Ник Картер.
  — Нет.
  — Приходил к нему кто-нибудь после того, как вы поступили к нему на службу?
  — Нет, никто.
  — Получает ли он много писем?
  — Ни одного. Мы ни разу не видели почтальона.
  — И телеграмм не получает?
  — Никогда.
  — Стало быть, за все время вашей службы звонок у парадного входа ни разу не звонил? — спросил Ник Картер.
  — Нет, ни разу.
  — Чем занимается ваш хозяин в течение дня?
  — Он встает по утрам очень поздно, завтракает и идет в библиотеку читать, — заявил один из китайцев, — после завтрака ему подается большая порция крепкого кофе, которую он выпивает до обеда.
  — А и котором часу он обедает?
  — В три часа дня обед должен быть готов.
  — Много ли он ест?
  — За обедом да, а так — нет.
  — Чем он занимается после обеда?
  — Идет гулять.
  — А когда он возвращается?
  — Всегда до наступления темноты.
  — А что он делает потом?
  — Потом ему подается виски, за которым он в библиотеке ожидает ужина. После ужина бутылка виски остается на столе, а на утро она всегда оказывается пустой.
  — Приходится ли вам видеть хозяина поздно вечером?
  — Нет, после обеда мы его уже не видим, а только на другое утро.
  — Что делаете вы по вечерам, после окончания работы?
  — Иногда мы сейчас же идем спать, иногда болтаем, иногда уходим гулять, — ответили китайцы.
  — В какое время вы возвращаетесь?
  — Иногда в десять, иногда в одиннадцать часов вечера, бывает и позднее. Но всегда с таким расчетом, чтобы рано утром быть здесь на месте.
  — А каким образом вы входите в дом?
  — Через черный ход в кухне; ключ от дверей мы берем с собой.
  — Видели ли вы иногда свет в окнах, когда приходили домой?
  — Очень часто, почти каждый раз.
  — В какой именно комнате?
  — Иногда здесь в этой, иной раз и в спальной.
  — В других комнатах света не было?
  — Нет.
  — Не приходилось ли вам слышать посторонние голоса ночных посетителей?
  — Ни разу.
  — Других звуков и шума тоже не слыхали?
  — Нет.
  — Не приходилось ли вам видеть, что ваш хозяин оставлял в столовой или в другом месте письма, адресованные на его имя?
  — Нет.
  — Быть может, вы видели какие-нибудь пакеты или свертки?
  — Нет.
  — Ну что ж, пока мне от вас больше ничего не нужно. Если полковник пожелает узнать, о чем я расспрашивал вас, то придумайте что-нибудь, но только не передавайте ему моих вопросов. А теперь можете идти.
  Как только китайцы вышли из комнаты, полковник Пирзаль, все время следивший за допросом, хотя и не понимал ни одного слова, резко спросил:
  — О чем это вы, черт возьми, расспрашивали этих желтолицых язычников?
  — Я только удостоверился в том, что ни один из них не причастен к делу, — спокойно ответил Ник Картер.
  — И теперь вы твердо убеждены в этом?
  — Да, — заявил сыщик, — а теперь я вас попрошу еще кое о чем.
  — Именно?
  — Вы должны предоставить мне право на наступающую ночь распоряжаться в этом доме по своему собственному усмотрению, а сами вы должны переночевать в другом месте. Я должен остаться совершенно один до утра, а вы можете отправиться в гостиницу.
  * * *
  Полковник ответил не сразу.
  Он как-то особенно стал разглядывать Ника Картера, причем зрачки его увеличились до невероятных размеров.
  Вдруг он вскочил, весь побагровел, а затем воскликнул:
  — Но для чего вам это нужно? Зачем вы хотите меня удалить?
  — На это у меня есть весьма веские основания, — спокойно ответил Ник Картер, — я всегда предпочитаю работать один, так как присутствие другого лица мне мешает.
  — Неужели вы думаете, что я вам поверю? — насмешливо отозвался полковник.
  Не говоря ни слова, Ник Картер взял шляпу со стола и направился к дверям.
  Но не успел он сделать и трех шагов, как Пирзаль бросился за ним и стал ему на дороге.
  — Куда вы идете? — крикнул он в сильном волнении.
  Рот его при этом как-то перекосился и зубы его выступили вперед, что придавало ему поразительное сходство со злым бульдогом.
  Ник Картер испытующим взглядом посмотрел на полковника. По-видимому, он был в невменяемом состоянии.
  Но когда Ник Картер снова повернулся к двери, полковник умоляющим голосом крикнул ему вслед:
  — Не уходите, мистер Картер, прошу вас!
  — Что вам еще угодно? — холодно спросил сыщик.
  — Прежде всего разрешите извиниться за мои слова и мое поведение.
  — Ладно, забудем это, — ответил Ник Картер.
  Он в этот момент составил уже другой план.
  — Очень вам благодарен. И вы, конечно, возьмете на себя расследование этого дела?
  — Крайне сожалею. Но взять не могу.
  — Но позвольте!.. — воскликнул полковник.
  — Простите, для меня этот вопрос исчерпан. Я покончил с вами и с вашим делом.
  — Но, мистер Картер!.. — снова воскликнул Пирзаль.
  — Мое решение непоколебимо, — заявил Ник Картер, — для сомнительных личностей я не работаю.
  — Что вы хотите этим сказать? — в сильном возмущении крикнул полковник и грозно взглянул на сыщика.
  — Я этим только хочу сказать, что я убежден в том, что вы потехи ради издеваетесь над другими и что вы попытались сделать это и со мной. А я на это не пойду. Вот и все.
  — Но позвольте, никакого тут издевательства нет, — возразил Пирзаль. — Добрейший мистер Картер, я снова усердно прошу вас, оставайтесь и возьмитесь за это дело. Ведь вы уже выражали согласие.
  — Нет. Прощайте, — ответил Ник Картер и направился к двери.
  — Чем же можно поколебать ваше решение? — взмолился Пирзаль.
  — Ничем.
  — В таком случае я могу только предположить, что вы трусите, — насмешливо заметил полковник.
  Но в ту же минуту он извинился и взял свои слова обратно.
  Ник Картер молча пожал плечами.
  — Припишите мои выражения моему волнению, — сказал полковник, — сегодня я больше не буду настаивать, но прошу вас явиться завтра еще раз, когда обдумаете все дело.
  — Вряд ли это случится. Мало ли в Нью-Йорке сыщиков? Обратитесь к кому-нибудь другому.
  — Но мне хотелось, чтобы именно вы занялись этим делом?
  — Я предвидел этот ответ, но, к сожалению, не могу согласиться.
  Ник Картер увидел, как полковник чуть не прослезился, когда он, всплеснув руками, воскликнул:
  — Обещайте мне, мистер Картер, что вы не оставите меня. Подумайте только, в каком я положении. Я ежедневно должен ожидать, что меня убьют и что я сделаюсь жертвой какого-то невидимого врага. Неужели вы так и оставите меня? Или, быть может, в вашем отказе виновны мои китайцы? Быть может, они наговорили вам на меня глупостей?
  — Нисколько. Ну что ж, так и быть. Я буду у вас завтра утром в половине одиннадцатого.
  — Сердечно вам благодарен! — воскликнул полковник и пожал сыщику руку.
  — Вы снимаете с меня огромную тяжесть. Я постоянно буду упрекать себя в том, что погорячился. Еще раз прошу, извините меня. Я не оставляю надежды, что величайший сыщик мира возьмется за мое дело.
  — Спокойной ночи, — остановил полковника Ник Картер.
  — Спокойной ночи…
  Но Ник Картер уже вышел, прежде чем Пирзаль успел докончить начатую фразу.
  * * *
  Вернувшись домой, Ник Картер отправился к себе в рабочий кабинет и застал там за книгой своего старшего помощника Дика.
  — Жаль, что тебя не было раньше, — заговорил Ник Картер, — мне было бы приятно, чтобы ты увидел того человека, который был у меня часа два тому назад.
  — Я видел его, — ответил Дик, — я ведь сидел в кабинете рядом с приемной.
  — Значит, ты слышал всю нашу беседу?
  — Почти все слышал.
  — Ну, и что же ты скажешь?
  — Его рассказ мне показался более чем странным.
  — Я не спрашиваю о его рассказе, а о том впечатлении, которое на тебя произвел сам полковник.
  Дик, после некоторого раздумья, ответил:
  — Он показался мне немного странным, во всяком случае чудаком. Но, ведь, таких людей много, а потому это еще ничего не говорит.
  — Не показалось ли тебе, Дик, что у него, как говорится, не все дома, словом, что он, попросту говоря, сумасшедший?
  — Совершенно верно. Во всяком случае в его взгляде и во всем поведении было что-то ненормальное, в особенности в ту минуту, когда он передал тебе жабу. Я уже опасался, что с ним будет буйный припадок. Ты на него в этот момент не смотрел, иначе ты заметил бы, что он помешан.
  — Стало быть, ты на это обратил внимание?
  — Конечно.
  — Впоследствии ты не изменил своего мнения?
  — Нисколько. Напротив, дальнейшее только утвердило это предположение.
  — Вот как. А именно?
  — Я несколько раз заметил в его глазах подозрительное выражение.
  — Это видел и я, но, быть может ты заметил еще что-нибудь? Ведь он не мог подозревать, что ты наблюдаешь за ним.
  — Особенного я больше ничего не заметил.
  — Значит, тебе казалось, что я беседую с помешанным?
  — Это слишком резкое слово. Мне кажется, что на него временами, так сказать находит, и что он во время таких припадков становится буйным.
  — Когда я был у него, — сказал Ник Картер, — с ним чуть не случился буйный припадок, хотя я не знаю, что именно могло служить этому причиной. Правда, он сдерживал себя, но с большим трудом, и я вынес твердое убеждение, что ему место только в сумасшедшем доме.
  — А как обстоит дело с анонимными письмами и всем прочим? — спросил Дик.
  — Все это дело показалось мне весьма подозрительным и я положительно не знаю, верить ли этому человеку или нет.
  — Зачем же ты не остался там, чтобы добиться разгадки?
  — На это у меня было несколько причин, — с улыбкой ответил Ник Картер, — прежде всего то, что я хотел бы обыскать его дом без его ведома. Вообще, ты мог бы вместе со мной отправиться туда.
  — Буду очень рад, если ты не предпочтешь справиться с этим делом один. Ведь в последнее время мы, твои помощники, служим так только, как бы для декорации.
  — Не волнуйся, друг мой, — улыбнулся Ник Картер. — Надо тебе сказать, что когда я обходил дом, я принял меры, чтобы иметь возможность войти в него в любое время.
  — В таком случае, задача не трудна.
  — Если только старику не придет фантазия обойти дом после меня и обнаружить все мои приготовления.
  — Да, это было бы досадно.
  — Вот еще что. Голос полковника показался мне удивительно знакомым. Ты не обратил на это внимания?
  — Нет.
  — Да оно и мне только в начале так казалось, — продолжал Ник Картер. — Голос его возбудил во мне какие-то смутные воспоминания, но когда и где я его слышал — припомнить не могу.
  — Не загримирован ли он? — заметил Дик.
  — Быть не может. Волосы, цвет лица и все прочее у него безусловно натуральное.
  — Так-то оно так, но кожа у него удивительно бледная.
  — Да, но это у него от природы, — возразил Ник Картер.
  — Близко я его не видел, — настаивал Дик, — но мне показалось, будто цвет его лица является последствием долговременного пребывания в весьма ненадежном месте.
  — Ты хочешь сказать, что бледность эта является последствием малокровия, развивающегося в тюрьме и исправительных домах? Думаю, что ты ошибаешься. Ну так вот, пойдем туда вместе. Должен признаться, что это дело меня весьма интересует.
  — Меня тоже, — согласился Дик.
  — Я нарочно провоцировал ссору во время моего посещения, — продолжал Ник Картер, — и полковник так рассвирепел, что я наотрез отказался от его дела. Затем он настойчиво стал просить меня взять мой отказ обратно и при этом он мне невольно открыл очень странный факт.
  — А именно? — заинтересовался Дик.
  — Он хочет передать это дело только мне и никому другому. Не кажется ли тебе это странным? Ведь сыщиками в Нью-Йорке хоть улицы мости.
  — Да, это верно. Это очень странно. Но все-таки, раз речь идет именно о тебе, я в этом собственно не вижу каприза помешанного человека. Как бы вся эта история не была попыткой заманить тебя в какую-нибудь засаду? Быть может, за этим скрывается кто-нибудь из твоих давнишних врагов, который хочет тебе отомстить, или же полковник состоит в заговоре с преступниками и только наталкивает тебя на ложный след. Ты говоришь, он настойчиво просил тебя взяться за это дело?
  — Да. Он так долго просил, пока я, наконец, не пообещал ему еще раз придти завтра утром в половине одиннадцатого и сообщить ему мое окончательное решение.
  — Правильно.
  — И я считаю наиболее целесообразным, чтобы мы ночью вдвоем проникли в дом и понаблюдали за полковником. В зависимости от этих наблюдений мы и решим вопрос в окончательной форме. Тебе известно, что полковник держит двух слуг-китайцев? Я допросил их на их родном языке, да так, что полковник не имел возможности заранее внушить им ответы. При этом я тайком наблюдал за полковником, который стоял тут же, дрожал от волнения и охотнее всего запретил бы им отвечать. Глаза его сверкали и он то и дело переводил взгляд с меня на китайцев и обратно.
  — А какое впечатление произвели на тебя эти китайцы? — спросил Дик.
  — Они не причастны к делу, в этом я уверен, — решительно заявил Ник Картер.
  — Быть может, в этом старом доме какие-нибудь врачи тайком производили вивисекцию?
  — Я уже думал об этом, но это мало вероятно.
  — Но откуда же могли взяться разрезанные трупы животных? Ведь они на улице не валяются! — воскликнул Дик.
  — Когда я был у полковника, я осмотрел также сад и заметил вскопанное место, — заявил Ник Картер, — я снова разрыхлил землю и действительно нашел там несколько летучих мышей и дохлую собаку.
  Дик в изумлении посмотрел на своего начальника.
  Затем они оба погрузились в глубокое раздумье, так как именно последний факт говорил в пользу того, что полковник сказал правду.
  * * *
  Трудно сказать, что произошло бы, если бы Ник Картер со своим помощником привели свое первоначальное намерение в исполнение и осмотрели дом в эту ночь. Быть может было к лучшему, что они этого не сделали, хотя вследствие этого дело еще больше осложнилось и запуталось.
  Ник Картер и его помощник уже собирались нанести негласный визит на виллу, занимаемую полковником Пирзалем, как вдруг, в самую последнюю минуту, сыщик был вызван по телефону в сыскное отделение главного полицейского управления по, якобы, очень важному делу, по которому личное его присутствие являлось необходимым.
  Оказалось, однако, что дело было вовсе не так спешно, как предполагали, и Ник Картер вернулся домой.
  Но случай этот отнял у него два часа времени и сыщики уже не могли привести в исполнение свое первоначальное намерение.
  Благодаря этому обстоятельству Ник Картер и Дик отправились к полковнику лишь на другое утро.
  Сойдя с автомобиля, в котором они приехали, сыщики прошли к калитке и Дик позвонил.
  Никто не отозвался.
  Дик позвонил еще раз.
  Дом хранил молчание.
  Наконец Дик обозлился и чуть не оборвал звонок.
  Опять все то же молчание.
  Дик вопросительно взглянул на своего начальника.
  — Странно, — проговорил Ник Картер, — неужели я ошибся? Или, быть может, я сам облегчил убийцам доступ в дом тем, что вчера приготовил лазейку для себя?
  — Может быть полковник вышел или решил исчезнуть, чтобы больше не вводить своих врагов в искушение? — спросил Дик.
  — Не думаю, — отозвался Ник Картер.
  Он убедился в том, что дверь была заперта изнутри.
  Затем сыщики попытались проникнуть в дом через боковой вход или через кухню, но безуспешно.
  — Ведь ты говорил о каком-то открытом окне? — спросил Дик. — Может быть, теперь оно опять закрыто?
  — Это вот то окно, — ответил Ник Картер, указывая на одно из окон буфетной комнаты. — Оно в том же положении, в каком я его оставил. Пойдем, через него мы и влезем.
  Сыщики влезли на подоконник и очутились затем в большом помещении, служившем в качестве буфетной комнаты.
  Оттуда они прошли в кухню.
  Нигде не было заметно ни малейшего беспорядка. Огонь в плите давно потух, а по посуде видно было, что со вчерашнего вечера никто на кухне не работал.
  — Очевидно, желтолицых молодцов тоже дома нет, — заметил Дик.
  Ник Картер ничего не ответил, сосредоточенно думая над чем-то.
  Затем он вышел, чтобы отправиться в так называемую библиотечную комнату.
  Чтобы попасть туда, надо было пройти через маленькую комнату рядом со столовой.
  Ник Картер пошел вперед, за ним Дик.
  Нигде ничего особенного не бросалось в глаза.
  Но как только Ник Картер отворил дверь и осветил комнату фонарем, ему сразу стало ясно, почему китайцы не отозвались на звонки.
  Они оба лежали в столовой мертвыми.
  По-видимому, они были убиты давно, так как уже успели закоченеть.
  Сыщики немедленно принялись за тщательный осмотр трупов, головы которых почему-то были завернуты в куски грубого полотна.
  Лицо Ника Картера приняло озабоченное выражение.
  — Если полковник окажется убитым точно таким же образом, как эти два несчастных китайца, — медленно произнес он, — то я буду весьма сожалеть о том, что не явился сюда вчера же вечером.
  — Цыплят по осени считают, — коротко отозвался Дик.
  Ник Картер вошел в библиотечную комнату.
  Ставни перед окнами были закрыты, занавесы спущены. В комнате было совершенно темно, так что почти ничего не было видно.
  Можно было только различить, что кто-то сидит в большом кресле рядом с камином и, когда Ник Картер засветил свой электрический фонарь, он увидел, что это был полковник Пирзаль.
  Он был так крепко привязан к креслу, что не имел возможности пошевельнуться. Кричать он не мог, так как рот был заткнут платком.
  Ник Картер осветил его лицо и теперь хорошо увидел, что полковник с широко открытыми глазами смотрит на него, как бы прося о чем-то.
  Платок, который у него торчал во рту, был привязан при помощи другого платка к спинке кресла.
  Ноги полковника были привязаны крепкой веревкой к ножкам кресла с таким расчетом, чтобы он не мог опираться ступнями на пол.
  На руках, тоже связанных веревками, находились двойные стальные наручники самого обыкновенного образца; кисти руки были прикреплены к самому креслу, а верхние части рук — к спинке.
  Видавший разные виды Ник Картер — и тот удивился.
  Он, конечно, немедленно освободил полковника, причем однако, тщательно осмотрел петли, положение наручников и все прочее, чтобы установить, не сам ли полковник связал себя таким образом.
  По всем признакам этого, однако, нельзя было предположить; да и состояние самого полковника говорило против этого: когда он поднялся с кресла, он зашатался и упал бы, если бы Ник Картер его не поддержал.
  Дик где-то нашел бутылку виски, полковник выпил несколько больших глотков и сравнительно быстро оправился.
  Когда он окончательно пришел в себя, он хотел, не дожидаясь вопросов сыщика, начать рассказывать о том, что с ним произошло, но Ник Картер остановил его:
  — Нет, погодите, полковник. Сначала оправьтесь окончательно, а потом уж поговорим. А я пока посмотрю, что делается в других комнатах.
  Полковник не стал возражать, и Ник Картер вернулся сначала в столовую, чтобы еще раз осмотреть трупы китайцев.
  Дик хотел было последовать за своим начальником, но тот сказал ему, что пока нельзя оставлять полковника одного, так как ему может потребоваться помощь.
  Войдя в столовую, Ник Картер начал обыскивать ее самым тщательным образом.
  Прежде всего он при помощи увеличительного стекла осмотрел шаг за шагом весь ковер и даже сам пол.
  Затем он приступил к осмотру подоконников и, в конце концов мебели, где его, по-видимому, интересовала каждая пылинка.
  После этого он вышел из столовой и тщательно осмотрел лестницу.
  Но на этом он не остановился.
  Подумав немного, он вдруг вернулся в столовую, взвалил на плечи труп одного из китайцев и перенес его в одну из пустых комнат верхнего этажа.
  Затем он вернулся на нижний этаж.
  Незаметным для полковника образом он дал Дику знак не задавать никаких вопросов.
  Полковник опять хотел заговорить, но Ник Картер опять остановил его, сказав:
  — Подождите еще немного, полковник, я еще не могу выслушать вас.
  Затем он, к крайнему удивлению Пирзаля, начал осматривать библиотечную комнату, пользуясь своим увеличительным стеклом.
  Но вдруг он совершенно неожиданно прервал свое занятие и обратился к полковнику со словами:
  — А теперь, полковник, попрошу вас, рассказать, что тут произошло.
  * * *
  — Не знаю, с чего и начать, — заговорил Пирзаль и вздохнул. — После того, как вы вчера вечером ушли, мистер Картер, я пережил нечто ужасное!
  — Говорите, — отозвался Ник Картер, — но имейте в виду, что я должен знать все, до мельчайших подробностей.
  — Разрешите мне сначала задать вам один вопрос?
  — Пожалуйста.
  — Решили ли вы взяться за расследование моего дела или вы настаиваете на вашем вчерашнем отказе?
  — Я готов заняться этим делом, — заявил Ник Картер, — и не успокоюсь до тех пор, пока не раскрою эту таинственную историю.
  — Сердечно вам благодарен. Вот это согласие скорей всего поможет мне оправиться от пережитого, — отозвался полковник.
  Он говорил как-то монотонно. В нем не было заметно ни малейшего волнения, которое было бы весьма естественно в такую минуту. Напротив, он производил впечатление сонного человека.
  Ник Картер был крайне удивлен этим апатичным состоянием полковника и пока не знал, чем его объяснить.
  Полковник как-то вздрогнул и произнес:
  — На меня напали, когда я сидел вот в этом кресле.
  — Сначала укажите час, когда это произошло, — прервал его Ник Картер, — я полагаю, это случилось не сегодня утром, а еще вчера поздно вечером, до того, как вы собирались ложиться спать.
  — Вы правы, мистер Картер. Но сначала должен обратить ваше внимание на то, что я полуночник. Я ложусь очень поздно и по обыкновению читаю, курю, раздумываю, причем тихое ночное время является для меня наиболее приятным, так как мне тогда не мешает ни уличный шум, ни что-либо другое.
  Часа в два ночи вдруг меня кто-то схватил сзади.
  — Позвольте! Откуда вы прежде всего узнали, что в комнате находятся посторонние, и сколько их было человек?
  — Я знаю только то, что кто-то внезапно схватил меня сзади, больше ничего. Я сидел в кресле спиной к часам на камине, и потому не могу точно указать время. За полчаса до этого я, против обыкновения, позвонил слуге, так как я выпил все виски, и мне хотелось иметь еще бутылку. Не зная, спят ли китайцы, я позвонил и был весьма приятно удивлен, когда в комнате появился лакей, именно лакей, а не повар. Он принес мне то, что я хотел, не проронив ни одного слова. Когда он собирался уходить, я крикнул ему вслед, чтобы он ложился спать. Затем я приготовил себе свой обычный напиток — сахар, вода и виски — время от времени выпивал по глотку и уже первый стакан пришел к концу, как вдруг кто-то схватил меня сзади. Две руки впились в мою шею и с такой силой придавили меня к спинке кресла, что я и пошевельнуться не мог. В тот же момент кто-то завязал мне глаза, так что я уже решительно ничего не видел. Сопротивляться было бесполезно, так как кто-то также схватил меня за ноги. Затем меня в течение нескольких секунд привязали к креслу. Сначала негодяи связали мне ноги, потом руки, а затем обмотали веревку вокруг шеи, так что я не мог больше повернуть голову. Я делал отчаянные усилия, чтобы вырваться, но, когда убедился, что все мои попытки не имеют успеха, я покорился своей судьбе.
  — Дальше что?
  — Вдруг кто-то сорвал с моих глаз повязку. Собственно это была не повязка, а какая-то тряпка, которую мне накинули на голову: но когда ее уж не было, я все-таки ничего не увидел. Я хочу сказать, что я мог видеть, но не увидел тех, кто напал на меня, хотя меня успели связать, и хотя я слышал шаги трех или четырех лиц, а может быть и еще больше. Но теперь в доме снова воцарилась гробовая тишина. Я мог бы подумать, что все это мне приснилось, если бы действительность не говорила сама за себя. Когда я еще не имел платка во рту; я стал размышлять, как бы выйти из столь неприятного положения. «Кто здесь?» — спросил я, стараясь придать моему голосу возможно спокойный оттенок. Ответа не последовало, но мне показалось, будто за моей спиной кто-то еле слышно захихикал. Я переждал немного, а потом опять крикнул, уже в полном отчаянии: «Ради Бога, скажите хоть слово, кто бы там ни был!»
  На этот раз я уже не ошибся: я ясно расслышал хихиканье, а затем чей-то грозный голос крикнул мне замолчать. Что было делать? Я повиновался. Мне только и оставалось, что безропотно покориться. Я сидел в столь неудобном положении, что ощущал сильнейшую физическую боль во всем теле. Боль эта становилась все сильнее и сильнее, так что я предпочел бы быть убитым, чем дальше выносить эти страдания. Поэтому я, несмотря на запрещение, заговорил снова «Кто вошел сюда?» — спросил я. «Скоро узнаете», совсем близко за моей спиной раздался чей-то голос, «мы уже неоднократно объявляли вам, какая участь вас ждет! Вы не обратили внимания на наши предостережения, и потому должны нести все последствия этого!» «Значит, вы собираетесь убить меня?» — «Да, но еще не сегодня!» Я хотел спросить еще что-то, но тут кто-то нанес мне такой сильный удар по лицу, что я поневоле умолк. Вместе с тем я так возмутился, что попытался вырваться. Однако, веревки не поддавались, и в конце концов, я, весь в поту, оставил все попытки. За моей спиной снова послышалось насмешливое хихиканье. Напавшая на меня шайка, очевидно, еще и потешалась надо мной. Вдруг передо мной появилось трое мужчин; я ясно видел всех троих.
  — Трое мужчин? — спросил Ник Картер, покачивая головой.
  — Да, трое.
  — Опишите мне их возможно точнее, — произнес сыщик.
  — Это нетрудно, — ответил полковник, — дело в том, что все они были совершенно одинаковы с виду. Если бы они появились передо мной один после другого, то я при всем желании не мог бы сказать, вижу ли я одно лицо или несколько. Они сверху до низу нарядились в белые простыни, а головы обернули наволочками от подушек, один конец которых торчал вверх в роде башлыка, причем спереди были прорезаны отверстия для глаз. Вот в таком виде они стояли передо мной и злобно смотрели на меня.
  — Что вы сделали, когда они появились перед вами? — спросил Ник Картер.
  — Что я мог сделать? — спросил полковник, пожимая плечами, — ведь я и пошевельнуться-то не мог. Они казались мне какими-то призраками. Но я сразу заметил, что наряд одного из этих мужчин был сплошь запятнан кровью!
  — Вот как? Запятнан кровью? — переспросил Ник Картер, — не догадываетесь ли вы, откуда взялась эта кровь?
  — В тот момент я еще не догадывался, но объяснение не замедлило явиться.
  — А именно?
  — Человек в окровавленном наряде стоял по середине. Его сообщники вдруг обратились ко мне. «Взгляни сюда» — глухим голосом проговорил один. «Остерегайся!» — грозным голосом произнес другой.
  Полковник умолк и уставился в потолок.
  — Продолжайте, пожалуйста, — торопил его Ник Картер.
  — Мы уже покончили с вашими слугами, — произнес средний, — мы закололи их кинжалами! Можете себе представить, мистер Картер, каково мне было слушать это!
  — Да, полковник. Вполне понимаю вас.
  В голосе Ника Картера на этот раз звучало искреннее участие.
  Затем Пирзаль продолжал:
  — Несмотря на уверения этих трех негодяев я был твердо уверен, что мой последний час настал. Я что-то такое пробормотал, а они опять насмешливо захихикали. «На этот раз нам хватит материала, — снова заговорил тот, что был в крови, — и мы прибережем вас на другой раз. Но помните! Через день мы вернемся и появимся здесь совершенно бесшумно, как появляемся всегда. И тогда мы начнем производить научные опыты на вас, полковник Пирзаль. Так как это вполне согласуется с нашими опытами, мы пустим в ход кокаин, если боли сделаются уж слишком невыносимы». — Проговорив это, он замолчал и дал своим помощникам какой-то знак; они моментально очутились за моей спиной, заткнули мне в рот платок и связали его концы. Затем они еще раз осмотрели веревки, которыми я был связан, погасили свет, и я очутился в полнейшем мраке, в полном одиночестве, не зная, ушли они или нет. Должно быть, я погрузился после этого в обморок. Помню только, что я в каком-то бреду сражался с какими-то призраками и чудовищами; лишь под утро пришел в себя и в отчаянии метался на кресле, хотя не мог освободиться. Наконец, Бог послал мне вас!
  * * *
  Ник Картер помолчав немного, обратился к полковнику со словами:
  — Хорошо, что я обещал вам прийти сюда утром.
  — Конечно! Если эти негодяи не сдержали слова и не явились бы через сутки, то я бы умер здесь с голода! Ведь ко мне решительно никто не заходит! Можете себе представить, с каким нетерпением я ожидал вашего прихода!
  — Я ведь обещал явиться.
  — Эта надежда меня только и поддерживала! Вообще я только очнулся от своего ужасного состояния тогда, когда услышал звонок.
  — Вы не видели больше убитых китайцев? — вдруг спросил Ник Картер.
  — Нет.
  — Значит, вы сами воочию не убедились в том, что они убиты?
  — Нет, но ведь об этом заявили мне напавшие на меня злодеи, а в подтверждение этого я видел забрызганную кровью одежду их главаря!
  — Это, грубо говоря, ничего еще не доказывает, — заметил Ник Картер.
  — Пожалуй, — согласился полковник, — но я твердо убежден, что они убиты. Разве вы не нашли трупы, когда вошли в дом?
  У Ника Картера были свои основания пока не говорить полковнику всю правду, и поэтому он уклонился от прямого ответа, спросив:
  — А не знаете ли вы, полковник, где лежат трупы?
  — Вероятно, в столовой.
  — Почему вы так думаете? — в недоумении спросил Ник Картер.
  — Это мое предположение, основанное на том, что незадолго до нападения я слышал легкий шорох в столовой. Я не обратил на него внимания, и только впоследствии понял, что шорох этот был произведен убийцами.
  — Оправились ли вы настолько, что можете пройтись со мной по дому, — спросил Ник Картер.
  — Вполне, — ответил полковник.
  — В таком случае, пойдемте. Сначала пройдем в столовую.
  Ник Картер встал, открыл дверь в смежную комнату и пропустил полковника вперед.
  Пирзаль тут же на пороге остановился и в сильном недоумении воскликнул:
  — Ради Бога! Ведь тут лежит только один! А где же другой?
  — Это хотел бы знать и я, — отозвался Ник Картер, зорко наблюдая за каждым движением полковника.
  — Но ведь они оба были убиты, — прохрипел Пирзаль в сильном волнении.
  — Если их убили обоих, — спокойно возразил Ник Картер, — то здесь должно было бы быть два трупа. Возможно, что другой отделался только легкой раной. Дело в том, что китайцы — народ живучий. Возможно, что другой, несмотря на свои раны, нашел в себе силу отправиться в ближайшее полицейское бюро и рассказать там о том, что произошло в этом доме.
  Полковник, по-видимому, был ошеломлен. Он не сводил глаз с того места, где лежал второй убитый китаец.
  — Вы считаете это возможно? — шепотом спросил он.
  — Почему бы и нет? — равнодушно ответил Ник Картер.
  — А по-моему, этого быть не может! Мы, наверно, найдем второй труп здесь же в доме! Возможно, что он успел добраться до какой-нибудь другой комнаты, но дальше он никак не мог уйти и там должен был скончаться!
  — Вы как будто вполне в этом уверены, — заметил Ник Картер.
  — Мы можем сейчас же удостовериться, — возразил полковник и направился к двери.
  Но Ник Картер задержал его.
  — Погодите немного, — сказал он, — сначала расскажите мне еще более подробно о наружном виде и поведении тех мужчин, которые напали на вас.
  — Я сказал вам все, что знаю, — ответил Пирзаль, — и мне нечего прибавлять.
  — Ну что ж. Пройдем теперь с вами в библиотеку, там мы присядем и обсудим это дело.
  Когда они перешли в библиотечную комнату, Ник Картер спросил:
  — Как вы думаете поступить? Теперь, надо полагать, вы повинуетесь приказанию и очистите дом?
  — Ничуть не бывало! — воскликнул полковник, — для меня это уже вопрос чести и я останусь, во что бы то ни стало!
  — Но ведь вам заявлено, что по прошествии суток вас убьют?
  — Заявлено!
  — И все-таки не уйдете? — в изумлении спросил Ник Картер.
  — Я уже говорил вам, что я счел бы трусостью поддаться угрозам этих негодяев! Я полагаю, мистер Картер, вы поймете меня.
  На лице Пирзаля вдруг появилось выражение железной решимости, это было тем более странно, что Ник Картер не замечал раньше этой черты характера у полковника.
  — Значит, вы намерены защищаться до последней возможности и пойдете навстречу ожидающей вас страшной участи?
  — Непременно!
  — Однако, признаюсь, вы не из трусливого десятка.
  Полковник пожал плечами и ответил:
  — Называйте это как хотите! Отвагой или сумасбродством! Но я отнюдь не намерен уступать свой дом каким-то негодяям!
  — Но не забывайте, — возразил Ник Картер, — что эти господа умеют проникать в дом совершенно неслышно, так что вы даже не могли подозревать их прихода. По всей вероятности, вы опять совершенно неожиданно очутитесь в руках злодеев и не сумеете оказать никакого сопротивления. Судя по вашему рассказу, эта шайка поразительно ловко умеет совершать нападения.
  — Это мне безразлично, — ответил полковник, — я буду держаться до конца!
  — Ведь вы не сомневаетесь в том, что имеете дело с живыми людьми? — вдруг спросил Ник Картер.
  — Что вы этим хотите сказать? — воскликнул Пирзаль. — Как это так? Я не понимаю вас!
  — Ну, скажем, что к вам явились приведения или духи?
  Полковник громко расхохотался:
  — Сознаюсь, мистер Картер, — воскликнул он, — что я не ожидал от вас подобного вопроса!
  — Да я и не стал бы задавать его, — возразил сыщик, — если бы не полагал, что вы верите в такие вещи. Мало ли что бывает. Ведь вы, наверно слыхали, что у иных людей начинаются буйные припадки или мания преследования при виде определенных цветов.
  — Цветов? — переспросил полковник и насмешливо улыбнулся.
  — Скажем, например, сопоставлением красного и белого цвета, — продолжал Ник Картер, — вот как здесь.
  При этих словах он расстегнул жилет, под которым он носил пояс из красного шелка, резко оттенявшийся от белоснежной сорочки.
  Вид этого пояса подействовал на полковника, как электрический ток.
  Бледное лицо его моментально побагровело, верхняя губа приподнялась, зубы выступили вперед и зрачки глаз расширились до невероятных размеров.
  Но в тот же момент Ник Картер опять застегнул жилет, и лицо полковника снова приняло спокойное выражение, как ни в чем не бывало.
  Явление это длилось всего несколько секунд, но не скрылось от зоркого глаза Ника Картера.
  Сыщик прошелся несколько раз по комнате, а потом снова сел напротив полковника.
  — Не находите ли вы, что три преступника, объявляя вам об ожидающей вас участи, проболтались немного откровенно?
  — Да, вы правы, — согласился Пирзаль.
  — Судя по их речам, можно думать, что это были врачи.
  — Совершенно верно.
  — Быть может, это послужит нам ценным указанием. Ведь не так уж много врачей в Нью-Йорке, чтобы нельзя было навести справку о каждом в отдельности, является ли он приверженцем вивисекции. Как вы полагаете?
  Глаза полковника как-то странно засверкали, но сейчас же опять приняли обычное выражение.
  Однако, сыщик заметил и это.
  — Вообще, какого вы лично мнения о живосечениях? — продолжал он, — не кажется ли вам это предосудительным научным методом, как и многим другим?
  — Мне кажется, — ответил полковник, пожимая плечами, — что мы слишком отдаляемся от дела.
  — Вопрос мой просто пришелся к слову. Но, в общем, ведь вы согласны со мной, что если нам удастся найти в ближайшей окрестности одного или нескольких врачей, приверженцев живосечения, то мы ближе подойдем к решению нашей задачи.
  — Пожалуй.
  — А теперь, мистер Пирзаль, виноват, полковник Пирзаль — вы мне разрешите самому сыграть роль врача в вашем же собственном интересе?
  — Что это значит? — забеспокоился полковник.
  — Я уверен, что происшествие минувшей ночи сильно расстроило вас. Вы уже давно не спали спокойно, а это вам необходимо.
  — Согласен. Я действительно так утомлен, что еле держусь на ногах, — ответил полковник, — хотя в общем, если не считать некоторой боли в теле, я чувствую себя довольно сносно.
  — Ну, так вот, — ответил Ник Картер, — у подъезда стоит мой автомобиль. Мой шофер — человек надежный и вы спокойно можете ему довериться. Поезжайте ко мне на квартиру, там вам будет отведена уютная комната, где вы и отдохнете.
  Полковник встал, но тотчас же опять опустился в кресло и спросил:
  — А что вы будете делать в это время, мистер Картер?
  — Я должен вызвать полицейского врача и полицию. Вообще я возьму на себя исполнение всех необходимых формальностей. Знаете ли, полиция очень недоверчива и вам, пожалуй, пришлось бы иметь неприятности, если я не возьму вас под свою защиту. Так или иначе будет лучше, если полиция вас здесь не увидит. А я тем временем сделаю все, что нужно и когда покончу с этим делом, приеду домой. Там мы обсудим, что предпринять дальше. Надеюсь, вы примете мое предложение. Отдых и сон вам необходим, так что вы, нисколько не стесняясь, примите мое приглашение. Я, впрочем, скоро и сам приеду домой.
  Полковник выразил свое согласие, вышел, сел в автомобиль и поехал к Нику Картеру на квартиру.
  * * *
  — Интересно знать с какой целью ты взял меня с собой, — спросил Дик, когда Ник Картер вернулся в дом.
  — Успокойся, мой друг, — ответил Ник Картер с улыбкой на лице, — не могли же мы оба в одно и то же время допрашивать этого господина.
  — Пусть так, — проворчал Дик, — должен тебе, впрочем, сказать, что я не понял, куда ты метил своим допросом. Часто бывало, что твои расспросы ставили меня в тупик, но в конце концов я все-таки догадывался, в чем дело. А сегодня я положительно недоумеваю! Что общего между красным и белым цветом, живосечением, манией преследования, буйными припадками и необходимостью в отдыхе этого отъявленного негодяя?
  — Милый мой, называть его отъявленным негодяем пока еще нельзя, — возразил Ник Картер.
  — Как так? Ведь несомненно это он совершил двойное убийство!
  — Почему ты так думаешь?
  — Но ведь это видно из его слов.
  — Объяснись точнее.
  — Не могу! Это у меня дело чутья и я действительно сомневаюсь в возможности уличить его в убийстве, хотя лично твердо убежден в том, что китайцев убил он сам! Я даже уверен, что он сам себя привязал к креслу! Неужели ты в этом еще сомневаешься?
  — Нисколько.
  — Причем вся эта история с наряженными в простыни и наволочки мужчинами выдумана с начала до конца!
  — В известном смысле, да. Но когда он рассказывал эту историю нам, он сам верил в нее и был уверен, что говорит правду.
  — Это не меняет дела, — проворчал Дик.
  — Дела это не меняет, но это выставляет самого полковника и его деяния в совершенно ином свете, — возразил Ник Картер.
  — Какую цель преследовал ты, убирая труп одного из убитых китайцев на верхний этаж?
  — Неужели не догадываешься? — спросил Ник Картер.
  — Вероятно, ты хотел испытать полковника и посмотреть, что с ним будет, когда он увидит только один труп?
  — Правильно, Дик, — ответил Ник Картер, — и именно его поведение в этот момент и послужило мне первым доказательством правильности моих предположений. Его твердое убеждение в том, что убитый никак не мог уйти живым, и послужило мне доказательством, что полковник и есть убийца!
  — А что навело тебя на эту мысль?
  — Мое мнение сложилось еще вчера, когда я ушел отсюда. Не рассмотрел ли ты книги, хранящиеся в шкафу?
  — Нет.
  — Ты увидел бы, что полковник имеет только медицинские книги, трактующие об анатомии и живосечении. Уже по наружному состоянию книг видно, что они часто перечитывались.
  — Да, это действительно странно. Теперь я кое-что начинаю понимать.
  — Ты видишь отсюда, — сказал Ник Картер с улыбкой, — что всякая мелочь имеет свое значение. Просмотр книг, по-видимому, не имеет ничего общего с расследованием дела, а между тем он дал первое указание на возможную разгадку всей тайны. Впрочем, догадаться просмотреть книги было нетрудно: ведь полковник сам говорил, что читает по целым ночам, между тем как у него нет других книг, как только эти медицинские сочинения.
  — Если читать только такие книги, — заметил Дик, — то немудрено и помешаться на этом.
  — Он помешался не вследствие чтения этих книг, — возразил Ник Картер, — он давно уже помешан. Сошел он с ума еще тогда, когда изучал медицину. Пожалуй, даже еще и раньше, но только врачи не сумели определить его болезнь. Он был отправлен в лечебницу, где и лечили его, но ему удалось бежать оттуда.
  — Так ты отлично знаешь, с кем имеешь дело? — в изумлении спросил Дик.
  — Знаю! По крайней мере, не сомневаюсь в правильности моего предположения. Я уже встречался с этим человеком, но при совершенно иных обстоятельствах, так что сначала не узнал его. Но по голосу я его, наконец, узнал!
  — Где же ты встречался с ним?
  — В доме с многочисленными потайными проходами на бульваре Бульфинча.
  — Ради Бога! — воскликнул Дик, — неужели этот человек, именующий себя полковником Пиразалем и есть Христофор Джонс, бежавший из психиатрической больницы?
  — Он самый! — подтвердил Ник Картер, — я в свое время подробно рассказывал тебе, в чем было дело, всю историю с домом и его потайными проходами и тайниками, а равно и то, что Джонс сумел убедить всех в том, что во время бегства нашел смерть, а также, как он убил своего отца и чуть не взорвал дом, своего брата, кучера, полицейского врача, полицию, меня и себя!
  — Да, все это я хорошо помню!
  — Стало быть, ты помнишь также, — продолжал Ник Картер, — что голос полковника сразу показался мне знакомым! Тогда, в том доме, он был одет в костюм циркового клоуна, намазал себе лицо белой и красной краской и вообще изуродовал себя так, что никто не мог его узнать. Я уже вчера установил, что сюда в этот дом никто не мог проникнуть извне, не оставив следов, так как земля в саду рыхлая и мягкая. Потайных дверей и проходов тоже нет. Оставалось только предположить, что все, что произошло внутри дома, могло быть совершено только лицом, находившимся в самом доме. Другой возможности не было! О китайцах не могло быть и речи — оставался только сам полковник! Додумавшись до этого, у меня вдруг блеснула мысль, что мнимый полковник и беглый сумасшедший — одно и то же лицо! Когда он в том доме на бульваре Бульфинча бежал, он в последнюю минуту еще успел убить своего товарища, бежавшего вместе с ним из психиатрической лечебницы. Этот несчастный был убит точно таким же образом, как теперь оба китайца — сильным, ловким ударом кинжала в спину, а это мне снова напомнило дело Джонса. Ты наверно заметил, что он заволновался, когда я заговорил о вивисекции и как он старался убедить меня в том, что таинственные незнакомцы только и могли быть врачами! Этот несчастный страдает только частичным помешательством, но зато припадки необыкновенно тяжки. Зачатки помешательства издавна гнездилась в нем, а болезнь впервые проявилась тогда, когда он начал свои научные занятия. Сопоставление красного и белого цветов, очевидно, роковым образом действует на его нервы. Таким образом, когда он начал заниматься анатомией и ему часто приходилось иметь дело с белой кожей и красной кровью на трупах, он окончательно помешался!
  — Я уже не раз слыхал, — заметил Дик, — что определенные сопоставления цветов вызывают у предрасположенных к тому лиц буйные припадки!
  — Это бывает весьма часто, — продолжал Ник Картер, — вряд ли найдется хоть один помешанный, который еще до окончательного проявления своей болезни не был приводим в волнение известными сопоставлениями цветов. В данном случае сопоставление это состоит из красного, преимущественно кровяного и белого цветов.
  — Но если тебе все это было так хорошо известно, то почему ты его не задержал тут же? — спросил Дик, — не лучше ли было бы сразу связать его и препроводить в больницу?
  — Видишь ли, с помешанными надо по возможности избегать применения насильственных мер, — возразил Ник Картер. — Помешанный, который перенес настолько сильный припадок, что убил даже двух людей, неминуемо должен чувствовать страшную усталость и впасть в глубокий сон. Стало быть, до поры до времени он уже не опасен, если только он не будет снова раздражен красным и белым цветами. Для меня прежде всего было важно удалить его отсюда, чтобы можно было беспрепятственно совершить тщательный обыск. Я должен найти оружие, которым китайцы были убиты, а затем мне хотелось бы установить, каким образом он сумел связать сам себя так искусно; что можно было бы поверить обману, если бы я не подозревал уже, в чем дело.
  Дик помолчал немного, но потом покачал головой, как бы не соглашаясь с чем-то.
  — Послушай, — наконец, заговорил он, — а кто нам ручается за то, что он на самом деле поедет к нам на квартиру? Ведь он может по дороге выскочить из автомобиля, напасть на шофера и задушить его или совершить какое-нибудь другое убийство, прежде чем мы успеем ему помешать!
  * * *
  Ник Картер встал и несколько раз прошелся по комнате. Затем он остановился и произнес:
  — Полагаю, что твои опасения не основательны, Дик. Если ты хочешь убедиться в том, что он не наделал никакой беды, то поезжай за ним вслед. Я тоже скоро приеду домой, кстати, позвони по телефону в полицейское бюро на 152-ой улице, чтобы дежурный сержант прислал сюда немедленно несколько полисменов, а затем извести полицейского врача. Это избавит меня от лишнего труда и потери времени.
  Спустя минуты две Ник Картер уже был один в доме.
  Прежде чем снова взяться за расследование, он довольно долго просидел в глубоком раздумье.
  По-видимому, мысли его были чем-то сильно заняты.
  Наконец он встал. Очевидно, он пришел к определенному решению.
  Прежде всего он поднялся на верхний этаж, чтобы перенести опять вниз труп второго китайца, причем он еще раз удостоверился в том, что убийство было совершено именно таким образом, как он предполагал. Он снова убедился в том, что убийца никоим образом не мог проникнуть в дом извне.
  В доме не видно было следов женской руки и потому повсюду лежал толстый слой пыли; лишь в некоторых местах изредка кто-то проводил тряпкой по мебели.
  По середине столовой стоял круглый стол, под которым оказались кое-какие следы.
  Ник Картер взял лист бумаги, бережно прикоснулся им к слою пыли, а затем зарисовал карандашом места, менее густо покрытые пылью.
  Образовались очертания кинжала с крестообразной перекладиной.
  Ник Картер улыбнулся.
  Теперь он знал, какой вид имело оружие, которым китайцы были убиты и оставалось найти место, куда был спрятан кинжал. Задача эта была нелегка, так как умалишенные обыкновенно в таких случаях действуют весьма хитро и осторожно.
  Ник Картер пытался стать на место убийцы, чтобы таким образом догадаться, куда кинжал мог быть запрятан. Но на этот раз его испытанный способ не привел к желаемой цели.
  Вдруг он спросил себя, каким же образом кинжал вообще мог упасть под стол?
  Вопрос этот казался несущественным. Но по первому взгляду было видно, что трупы обоих убитых китайцев находились в каком-то неестественном положении.
  Ник Картер положил труп второго китайца именно так, как он лежал раньше.
  Первый китаец лежал лицом вниз, но отнюдь не так, как лежит человек, убитый ударом кинжала сзади.
  Руки и ноги находились в каком-то неестественном положении; носки были обращены оба в одну сторону, причем одна нога была закинута на другую.
  Таким образом китаец, падая, должен был бы сделать верхней частью туловища пол-оборота в сторону, а об этом он наверно не думал в момент получение раны.
  Второй китаец лежал на спине, руки и ноги были широко раскинуты. Человек, которому рана нанесена в спину, так не падает.
  Из всего этого явствовало, что китайцы были убиты в другом месте, а трупы были принесены сюда и брошены, как попало.
  Ник Картер вышел из комнаты и обошел все остальные помещения в доме, но безуспешно.
  Нигде он не нашел ни малейшего следа, по которому он мог бы догадаться, где именно было совершено убийство.
  Ник Картер вернулся в библиотечную комнату.
  «Вот опять новое доказательство того, — подумал он, — что для умного человека вовсе не трудно замести все следы и вводить в заблуждение других. Я сначала был твердо убежден, что оба китайца были убиты именно здесь, а между тем, это вовсе не так. И ведь кет никаких указаний на место совершения убийства. В столовой оно не было совершено, здесь тоже нет. Надо будет восстановить положение дела, каким оно было вчера вечером: в предположении, что я откажусь окончательно от расследования, Пирзаль хотел устроить такое преступление, чтобы вызвать мой интерес к делу. Затем он сам себя привязал к креслу, чтобы убедить меня в том, что сам сделался жертвой неизвестных убийц. А каким образом убил он китайцев? Несомненно, он избрал для этого такое помещение, где он мог убить их одного за другим ударом кинжала в спину. Это могло иметь место лишь в одной из отдаленных комнат. А сюда можно отнести спальную Пирзаля. Ее то я еще и не осматривал. Надо будет сейчас же сделать это».
  Ник Картер встал и поднялся на верхний этаж.
  Он открыл первую попавшуюся дверь и сразу очутился в спальной.
  Открыв окна и подняв занавесы, он начал обыск.
  На первый взгляд и тут не было никаких следов.
  Но затем Ник Картер, тщательно рассматривая пол при помощи увеличительного стекла, нашел вблизи двери маленькое пятнышко крови, величиной с булавочную головку.
  Больше ничего в комнате не оказалось.
  Ник Картер улыбнулся.
  «Стало быть, Пирзаль принял все возможные меры предосторожности, — подумал он. — Вероятно, он положил на пол простыню или что-нибудь в этом роде, чтоб кровь не разбрызгалась по полу. Полагаю, впрочем, что эта была не простыня, а клеенка, так как всякая материя дала бы просочиться крови. Куда же он спрятал эту самую клеенку? Он знал заранее, что я обыщу весь дом, и потому с самого начала соблюдал крайнюю осторожность. Вынести эту вещь из дома он не мог, хотя бы уже потому, что весьма неохотно уходил из дома».
  Ник Картер оглядел всю комнату.
  На одной стороне стоял камин с остатками угля. Огонь в камине, по-видимому, давно уж не разводился, да и время года было не такое.
  При внимательном осмотре камина Ник Картер заметил на верхних колосниках оттиски пальцев.
  «Он не мог быть настолько глуп, — подумал Ник Картер, — чтобы спрятать эту вещь именно сюда. И все-таки именно здесь он стоял на коленях и для чего-то смотрел наверх в трубопровод. Посмотрю и я».
  В камине стены были покрыты густым слоем сажи и паутины. Сверху падал слабый свет.
  Сразу было видно, что здесь ничего не спрятано.
  Вдруг, Ник Картер вскочил на ноги.
  — Нашел! — воскликнул он, — все это очень просто! Полковник заглядывал сюда только для того, чтобы убедиться, ведет ли труба прямо наверх. А так как труба здесь действительно прямая, то труба из камина соседней комнаты может быть только горизонтальная или наклонная, так что там-то и можно спрятать, что угодно.
  Ник Картер сейчас же перешел в следующую комнату, совершенно пустую.
  Здесь, как и в спальной, в углу находился камин.
  Ник Картер сейчас же вынул колосники.
  Перед камином на полу лежал тонкий слой пепла и золы.
  Ник Картер улыбнулся.
  «Для того, чтобы замести все следы, — подумал он, — полковник рассыпал здесь пепел, но он в данном случае сам себя перехитрил».
  Сыщик вынул из камина тщательно сложенный ковер из клеенки.
  Когда он разложил его на полу, то увидел, что весь ковер был испачкан запекшейся кровью, причем на пол упал окровавленный кинжал, размеры которого в точности соответствовали очертаниям, снятым сыщиком на бумагу со следа в столовой.
  — В общем, все это очень просто, — пробормотал Ник Картер, — и если войти в положение преступника и следить за ходом его мыслей, то ничего трудного нет в разгадке тайны.
  Он сложил ковер и положил его вместе с кинжалом обратно в камин, так как пока еще не мог воспользоваться этими уликами.
  Затем он собрался перейти в библиотечную комнату, как вдруг у парадной раздался сильный звонок.
  Ник Картер предположил, что явились полисмены, вызванные Диком, и был весьма рад их приходу, так как намеревался передать им надзор за домом.
  Но почему-то у него вдруг зародилось опасение, что опасения Дика были не напрасны. Какой-то внутренний голос говорил ему, что произошло нечто неладное.
  * * *
  Когда Ник Картер открыл дверь он увидел перед собой молодого человека с бритым лицом, по-видимому, приказчика из соседнего магазина. Человек этот был очень взволнован и сразу воскликнул:
  — Вы мистер Картер?
  — Я самый.
  — Слава Богу!
  — Что случилось?
  — Какой-то неизвестный господин вызвал меня по телефону, по поручению вашего помощника Дика, и поручил мне как можно скорее побежать к вам сюда и передать вам, чтобы вы немедленно явились домой, что вопрос идет о жизни и смерти!
  Этого было достаточно для Ника Картера.
  Моментально он вырвал листик бумаги из своей записной книжки, набросал на нем несколько строк и сунул его в руку молодому человеку, присовокупив банковый билет, достоинство которого он даже не успел просмотреть.
  — Передайте это полицейскому врачу! — крикнул он, повернулся и выбежал из дома на улицу.
  Молодой человек в недоумении покачал головой.
  — Сумасшедший какой-то, — проворчал он, — впрочем, двадцать долларов за какие-нибудь сто шагов — плата недурная.
  С довольной улыбкой он спрятал деньги в карман и отправился обратно в магазин.
  У ближайшего угла Ник Картер встретился с вызванными полисменами.
  Он им сказал только следующее:
  — Постерегите этот дом, пока явится ваш капитан или я сам. Вы застанете там молодого человека, который передаст вам записку для полицейского врача. Сам он не причастен к делу, так что не вздумайте его задерживать.
  Затем Ник Картер побежал дальше так быстро, что прохожие в недоумении оглядывались на него.
  В весьма короткое время он добежал до своего дома.
  Снаружи ничего подозрительного не было видно.
  Но Ник Картер хорошо знал, что Дик не стал бы тревожить его напрасно, да еще в таких выражениях, по которым можно было судить, что действительно произошло нечто необычайное.
  Ник Картер волновался, главным образом, потому, что именно Дик звал его на помощь; ведь Дик не раз уже бывал в весьма затруднительных положениях, и на его присутствие духа и физическую силу можно было вполне положиться.
  Ник Картер распахнул входную дверь и побежал наверх.
  Дверь библиотечной комнаты была открыта.
  Когда сыщик переступил порог, он споткнулся о недвижное тело своего камердинера Иосифа, лежавшего на полу в луже крови. Рядом валялась бронзовая кочерга, которой камердинер был сбит с ног.
  Стоявшие в коридоре зеркало и вешалка были разбиты вдребезги, и щепки с осколками повсюду валялись на полу.
  Ник Картер наклонился к Иосифу, чтобы осмотреть его рану. Вдруг с лестницы, с криком и шумом сбежала одна из горничных.
  — Ради Бога, хозяин! — кричала она, — наконец-то, вы явились.
  — Да что собственно случилось? — спросил Ник Картер.
  — Этот негодяй! Этот сумасшедший! Он чуть не убил всех нас!
  — Где он?
  — Убежал!
  — Куда?
  — Вниз по лестнице, через дверь на улицу! Иосиф хотел его задержать — сами видите, что из этого вышло! Этот человек бесновался как разъяренный зверь! А глаза какие у него! Никогда ничего подобного я еще не видела! Он ревел, орал и все время размахивал кочергой!
  — Бросьте причитания и отвечайте на мои вопросы, — нетерпеливо проговорил Ник Картер.
  — Я все еще дрожу от ужаса!
  — Пустяки. Где мистер Дик?
  — Он побежал за тем сумасшедшим!
  — Где же он находился, когда этот человек начал бесноваться? Здесь или в комнате?
  — Кто? Мистер Дик? Ну да, здесь, именно здесь!
  — Почему этот человек пришел в такое волнение? Попробуйте рассказать мне все толком. Соберитесь с мыслями. Если мистер Дик погнался за тем человеком, то ничего ужасного нет, он скоро даст знать о себе по телефону. А теперь рассказывайте, как все было.
  — Так вот, незнакомец приехал сюда на вашем автомобиле. Он был спокоен и шофер пригласил его в библиотечную комнату, предложив ему подождать там до вашего прихода. Мне он велел быть наготове, на случай, если бы тому человеку что-нибудь потребовалось, но сказал, чтобы я ждала, пока он меня позовет. Затем шофер ушел, чтобы почистить автомобиль.
  — Где был Иосиф?
  — Он куда-то ушел по делам. Вы, кажется, сегодня утром до вашего ухода дали ему кое-какие поручения?
  — Верно. Что дальше?
  — Дверь в библиотечную комнату была полуоткрыта, и я видела, как незнакомец взял книгу и начал читать. Он не производил впечатления помешанного, и я никогда не подумала бы, что он станет так безобразничать.
  — Это неважно, что вы думали! Рассказывайте, что было дальше, скорее!
  — Иосиф скоро вернулся, и я ему сообщила, что в библиотеке сидит посетитель. Он принес с собой большой пакет, который взял с собой и положил на стул, когда приветствовал незнакомца.
  — Что за глупости! Положим, он не мог знать, в чем дело! Развернул ли он этот пакет?
  — Нет, хозяин. Он его только положил на стул и заговорил с незнакомцем. Слова я не расслышала, но видела в щель, что они оба несколько раз оглядывались на пакет и наверно говорили о том, что в нем находилось.
  Ник Картер сердито проворчал что-то. Дело в том, что в пакете находился большой американский национальный флаг, который он собирался преподнести в дар какому-то учреждению.
  Теперь он понял, что именно произошло: красные и белые полосы флага вызвали у полковника припадок бешенства.
  — Скоро после этого Иосиф вышел из комнаты, — продолжала горничная, — я уже собиралась подняться на верхний этаж, как он меня остановил. «Вот какой любопытный господин!» — обратился он ко мне, — «знаете, он хотел, чтобы я открыл пакет и показал ему, что в нем находится. Ведь это нахальство! Сначала он меня спросил, что находится в пакете, а когда я ему сказал, что американский флаг, то он во что бы то ни стало хотел его рассмотреть и все просил, чтобы я его развернул. Я ему, конечно, сказал, что не могу этого сделать, что это дело хозяина, который поручил мне принести пакет и отнести его в библиотеку. Интересно знать, посмеет ли он сам открыть пакет».
  — А тут беда-то и случилась, — пробормотал Ник Картер, — он не устоял против искушения взглянуть на сочетание красного и белого цветов.
  — Затем я пошла наверх, и Иосиф отправился к себе, — продолжала горничная. — Сначала все было тихо. Вдруг поднялся дикий рев и крик. Я выбежала на лестницу и успела еще увидеть, как явился мистер Дик. У самой двери библиотеки он схватил сумасшедшего и пытался бросить его на пол. Но тут сумасшедший обхватил мистера Дика и перебросил его через свою голову, точно это был малый ребенок. Мистер Дик свалился и сильно ударился головой об пол. Я никогда не думала, что это возможно! Ведь это какой-то исполин по силе, и с ним могли справиться разве только вы сами, хозяин!
  — Рассказывайте дальше!
  — Вероятно, мистер Дик был оглушен, так как он не вставал, а остался лежать на полу. Тут явился Иосиф и схватил сумасшедшего. Они вцепились друг в друга, но вдруг незнакомец выпустил Иосифа, схватил кочергу и ударил Иосифа по голове, так что тот с треском свалился на пол! Теперь мистер Дик очнулся и встал, шатаясь на ногах. Когда сумасшедший заметил это, он заревел, бросился к двери и выбежал на улицу, а мистер Дик за ним. Я сама чуть не умерла от страха и с трудом добралась до своей комнаты! Я так боялась, что этот сумасшедший вернется сюда! Вот и все, что я знаю, хозяин.
  — Никто не вызывал меня по телефону? — спросил Ник Картер.
  — Не знаю, хозяин.
  — Давно ли убежал мистер Дик?
  — Да, давно, хотя и не слишком, так приблизительно с четверть часа.
  Ник Картер вошел в библиотечную комнату.
  Злополучный флаг был разорван на мелкие кусочки, которые были разбросаны по всему полу.
  Очевидно, яркие цвета произвели особенно сильное действие на помешанного. Пирзаль не устоял против искушения открыть пакет именно в тот момент, когда вернулся Дик.
  Вдруг у парадного входа раздался звонок.
  Когда Ник Картер открыл дверь, он увидел перед собой какого-то подростка.
  — Вы мистер Картер? — спросил он и потом продолжал:
  — Я встретил на улице одного человека, который опрометью бежал за каким-то другим человеком. Он бросил мне доллар и крикнул, чтобы я побежал на квартиру к мистеру Нику Картеру и…
  — Остальное я уже понимаю, — прервал его сыщик, — на возьми еще один доллар. Где ты видел того человека?
  — Совсем недалеко отсюда, у следующего угла. Но не знаю куда они потом убежали.
  В этот момент зазвонил телефон.
  Ник Картер сорвал трубку и услышал голос Дика:
  — Слава Богу, что ты дома, Ник! Я так загнал Пирзаля, что ему некуда было уйти, но я один не могу его задержать! Приходи сюда как можно скорее!
  — Куда?
  — В дом-утюг! Он взобрался на крышу, захватив на дороге у какого-то разносчика несколько тяжелых палок. Пока мы его не трогаем, чтобы он успокоился. Но работа, вероятно, будет трудная! Кто знает, что он еще успеет наделать!
  — Оставь его в покое, пока я приду, — ответил Ник Картер и повесил трубку на место.
  * * *
  Когда Ник Картер прибыл к дому-утюгу, там на улице собралась уже такая толпа, что сыщик с трудом пробрался к входу в дом.
  Все знали, что на крышу бежал сумасшедший, который угрожал убить любого, кто только приблизится к нему.
  Ник Картер быстро поднялся в лифте на самый верх.
  На чердаке его ждали Дик и человек шесть полисменов.
  У одного из полисменов на лбу красовалась огромная шишка, а другой все время вытирал кровь с лица.
  — Он никого не пускает на крышу, — проворчал один из полисменов, — стоит только высунуть нос, как он уже наносит удары. Он удивительно метко попадает в свою цель.
  Ник Картер снял пиджак и жилетку.
  — Что ты хочешь предпринять? — спросил Дик, глядя в недоумении на своего начальника, который из своего пиджака и жилета сделал круглый сверток и связал его бечевкой, поданной одним из полисменов.
  Затем Ник Картер насадил на этот сверток свою шляпу и все это вместе прикрепил к палке от метлы, взятой у дворника.
  После этого Ник Картер поднялся по чердачному люку.
  Он хотел во что бы то ни стало выиграть столько времени, чтобы успеть выскочить на крышу, прежде чем помешанный нанесет ему удар.
  Приходилось действовать весьма осторожно, так как Пирзаль обладал недюжинной силой, если мог перебросить через голову Дика.
  — Неужели вы на самом деле хотите выйти на крышу? — спросил один из полисменов.
  — Конечно, — спокойно ответил Ник Картер.
  — Я хотел бы сопровождать вас туда, — заявил полисмен.
  Ник Картер изумленно взглянул на него.
  — Вот это хорошо, — ответил он и подал полисмену руку, — но, ведь, мы можем выбраться на крышу только один после другого и потому я попрошу вас идти вслед за мной и моим помощником, не отставая ни на шаг.
  Теперь Ник Картер вдруг высунул на крышу изготовленное им чучело.
  Пирзаль сидел рядом с люком, держа в каждой руке по железной палке, и ожидал своих врагов.
  Он был так взволнован, что не различил сразу чучело и принял его за живого человека, тем более, что сверху была видна лишь шляпа.
  Он замахнулся и ударил по чучелу так, что оно полетело дугой через всю крышу.
  Этого момента для Ника Картера было достаточно, чтобы выскочить на крышу.
  Он сразу увидел, что Джонс потерял седой парик, который носил раньше.
  Когда сумасшедший снова замахнулся, Ник Картер уклонился в сторону.
  Удар со страшной силой пришелся в крышу, палка разлетелась в куски.
  Прежде чем Джонс успел оправиться, Ник Картер обхватил его за талию.
  Началась борьба, в течение которой Джонс дал пробу той силы и ловкости, которую обыкновенно проявляют буйнопомешанные во время припадка.
  Он каким-то чудом вырвался из объятий Ника Картера и подскочил к краю крыши.
  Ник Картер кинулся за ним, полагая, что он собирается выброситься вниз на улицу.
  Но Джонс совершенно неожиданно повернул назад, снова побежал к люку и схватил одну из лежавших там палок.
  Ник Картер должен был теперь соблюдать крайнюю осторожность. Один единственный удар железной палкой мог погубить его.
  Медленно стал он подвигаться к своему противнику. Тот отступал, благодаря чему сыщик успел схватить другую палку, которой стал парировать наносимые ему удары.
  Ник Картер ограничивался защитой, не переходя в открытое наступление.
  Они несколько раз обошли кругом по всей крыше. Вдруг Джонс начал отходить на середину крыши.
  Этого Нику Картеру только и нужно было.
  Быстрым ударом он выбил из рук своего противника палку и снова обхватил его за талию.
  И опять безуспешно. Джонс с той же ловкостью опять вырвался и побежал к краю крыши.
  Ник Картер едва успел схватить его в последнюю секунду и тем предотвратить его падение.
  Теперь началась борьба, от одного вида которой кровь застывала в жилах у собравшихся на улице зрителей.
  Каждую секунду казалось, что борющиеся вот-вот слетят вниз.
  Ни полисмены, ни даже Дик не посмели подойти к борющимся, так как малейшей неловкости было достаточно, чтобы вызвать ужасную катастрофу.
  Ник Картер теперь ни во что не ставил свою жизнь. Силы его подходили к концу, через несколько минут должен был наступить конец.
  Тут он решился на отчаянное средство.
  Стоя спиной к середине крыши, он вдруг нарочно упал на спину и таким образом заставил свалиться и своего врага.
  Этот быстрый маневр явился для Джонса такой неожиданностью, что он перевалился через голову Ника Картера и полетел на середину крыши.
  Тут на него набросились спутники сыщика.
  Но силы Джонса еще не иссякли.
  Он отшвырнул Дика и полисмена в сторону и моментально скрылся за люком.
  — Оставь его, Дик! — прохрипел Ник Картер, — он на чердаке попадет в руки полисменам!
  Но вдруг со стороны чердака раздался шум, по которому можно было понять, что находившиеся там полисмены не были в состоянии справиться с Джонсом.
  Одним прыжком Ник Картер подскочил к люку и спустился вниз. Он успел еще увидеть, как Джонс вырвался из рук схвативших его полисменов и побежал по направлению к лифту.
  Ник Картер бросился за ним.
  Но было уже поздно.
  Джонс вскочил в лифт и привел в движение рычаги.
  Ник Картер ни на секунду не задумался. Он знал, что во что бы то ни стало опередить Джонса, иначе тот натворил бы внизу ужасную беду.
  Лестницы рядом с лифтом шли вниз по прямым линиям, так как на каждом этаже имелась прямоугольная площадка.
  Ник Картер рискнул соскользнуть вниз по перилам, хотя стоило только на одну секунду потерять равновесие, чтобы упасть в бездну и разбиться на куски.
  Но попытка удалась.
  С быстротой молнии он соскользнул вниз и успел еще схватить Джонса, который, с пеной у рта, с наклоненной вперед головой, как разъяренный бык, мчался к выходу.
  У подъезда стояла масса народу, в том числе женщины и дети.
  Надо было во что бы то ни стало помешать Джонсу выскочить из подъезда.
  Оставалась только грубая сила.
  Ник Картер подскочил к Джонсу и нанес ему меткий удар кулаком по лбу.
  Джонс захрипел, свалился на пол и перестал шевелиться.
  Ник Картер глубоко вздохнул и вытер рукавом пот со лба.
  — Тяжелая работа, нечего сказать, — пробормотал он, — но я сам виноват! Не надо было отпускать его одного в автомобиле! Но теперь он уже ничего не сделает.
  Тут сверху прибежали Дик и полисмены.
  — Дайте мне пару наручников! — крикнул им Ник Картер, — я уложил его, но он пожалуй, может очнуться раньше времени!
  Затем Ник Картер связал Джонса по рукам и по ногам.
  Спустя несколько минут явилась вызванная Диком полицейская машина. Джонса посадили в нее и отвезли в госпиталь «Бель-Вю», где его поместили в камеру для буйнопомешанных.
  * * *
  Вечером того же дня Ник Картер сидел в своем рабочем кабинете вместе с Диком.
  — Одного я только не понимаю во всей этой истории, — заговорил Дик, — для чего нужно было Джонсу изобретать всю эту историю и обращаться именно к тебе, зная, что это может окончиться для него весьма неблагополучно?
  — Трудно сказать, — задумчиво ответил Ник Картер, — быть может, с одной стороны, он помнил, что в том доме с потайными проходами я его почти поймал и он хотел раз и навсегда покончить со мной, заманив меня в западню в своей теперешней вилле. С другой стороны, тут, быть может, сыграла роль истеричность помешанного: ему нравилось разыгрывать страдательную роль в сложном и таинственном деле. Почем знать?
  * * *
  Суд, конечно, не приговорил Джонса к наказанию за убийство, а отправил его, как помешанного, в дом для умалишенных преступников. На этом и закончилось дело Христофора Джонса.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"