08.08.2019 Редакция сайтаПриятного чтения!Нет комментариев на «В поисках идиш»
mini-020
Вела меня воля иная
По водам далёких морей.
Я звания выше не знаю,
Чем древнее имя «еврей»,
С которым, назло Амалеку,
Под вопли враждебных племён,
Смогли мы форсировать реку –
Холодную реку времён.
Александр Городницкий
Что означают слова «холодная река времён»? Автор этих строк — профессор геофизик, академик и бард Александр Городницкий, поясняет: «Согласно существующему в традиции объяснению, еврей — это человек с другой стороны реки. Но только вместо Иордана у меня Стикс — река времён. Это реминисценция на гениальное предсмертное стихотворение антисемита и великого русского поэта Державина «Река времён». Евреи – единственный народ, с доисторической эпохи переходящий реку времён и при этом не потерявший Б-га, своё прошлое и будущее».
Эти стихи, в числе многих других стихов и песен Городницкого, звучат в
многосерийном биографическом документальном фильме, над которым он
работает в данный момент. Сценарий сериала написан по мотивам его
книги «След в океане». Фильм предполагает 23 серии, из которых отснято
пять. Они — об истории семьи барда, о российском еврействе, языке идиш
и Государстве Израиль.
«Одна из серий, — рассказывает автор, — называется «Остров Израиль».
Она посвящена легендам, связанным с Израилем. Здесь я как учёный
геолог высказываю теорию о том, что в основе описанных в Библии
катаклизмов, — таких, как цунами, потопивших войско Фараона, — лежали
реальные геологические процессы. Ещё я предсказываю, что со временем
Израиль отделится от Аравийского полуострова и станет островом. Будучи
одним из серьёзных специалистов в области строения земли, я пришёл к
выводу, что далеко не всё может быть объяснено с материалистических
позиций. Я считаю, что человек должен в своей жизни прийти к Б-гу.
Несмотря на то, что по образу жизни я светский человек, считаю, что
иудаизм — корень всех религий. В основу серии «На вершине Кармель»
легло моё интервью с израильским религиозным философом и раввином
Михаэлем Гитиком. Этот человек произвёл на меня огромное впечатление!
Ему я посвятил песню «Где был Б-г во время Холокоста» (так называется
один из его трудов)». (М. Гитик часто проводит свои лекции и семинары
в Америке).
1
Серия, про которую хочется рассказать подробно, называется «В поисках
идиш». Она создана в соавторстве с Наталией Касперович, Юрием
Хащеватским, Семёном Фридляндом. Это не только история семьи
Городницкого, сгоревшей в огне Холокоста, но и история всего нашего
поколения и касается каждого из нас. Тема болезненно тяжёлая, но в
фильме обилие песен, хасидских, на идиш, бардовских в исполнении
самого автора, классической музыки и оптимистический жизнеутверждающий финал. В октябре 2009 года картину показали во многих городах Америки, в том числе и в Нью-Йорке.
… Фильм начинается с рассказа Городницкого о его родителях, бабушке,
которую убили вместе со всеми родственниками в сентябре 41-го, и о
себе.
«Меня зовут Александр Городницкий, мне — 75. Родители мои родились в
Белоруссии, в Могилёве, откуда в начале 1920-х годов уехали учиться в
Ленинград. Сам я родился в Ленинграде, пережил блокаду. Окончив
Ленинградский горный институт и, получив диплом геофизика, всю жизнь
работал в экспедициях: 17 лет — на Крайнем Севере и более 30 лет — на
научных судах в разных районах мирового океана. Побывал на Северном
Полюсе и в Антарктиде, неоднократно погружался на океанское дно в
подводных обитаемых аппаратах, исколесил практически всю планету. И
только сейчас, на склоне лет, я неожиданно спохватился, что почти
ничего не знаю о своих предках, о языке идиш, на котором они говорили.
Жизнь, как лето, коротка. Видишь?
Я не знаю языка идиш.
Достоянья моего предка,
Да и слышал я его редко.
Не учил его азы — грустно.
Мой единственный язык — русский.
Но, состарившись, я как скрою
Разобщенье языка с кровью?
Я не знаю языка, значит,
Не на нём моя строка плачет,
Не на нём моя звенит песня.
… И какой же я а ид, если
Позабыл я своего деда,
Словно нет мне до него дела?..
Перед войной мы с родителями каждый год ездили летом к бабушкам и
дедушкам в родной Могилёв. Весной 1941 года отцу вовремя не выдали
зарплату, и от поездки на родину пришлось отказаться. Это нас спасло,
поскольку осенью того же года немцы уничтожили там всех наших
многочисленных родственников».
Представительниц славного рода,
Что не встанет уже никогда,
В октябре сорок первого года
Их прикладами гнали сюда.
Если здесь бы мы с папой и мамой
Оказались себе на беду,
Мы бы тоже легли в эту яму
В том запёкшемся кровью году.
Я отправился в Могилёв и другие города Белоруссии, где ни разу не был
после войны, с наивной надеждой отыскать уцелевших родных и следы
языка идиш. Готовясь к поездке, я пытался отыскать в киноархивах хоть
какие-то материалы о евреях Белоруссии. И неожиданно нашёл фильм о
жизни еврейского местечка, снятый, как ни странно, ещё В. Маяковским и
Лилей Брик».
1
В поисках дедовского дома он долго бродит по Могилёву. В этой части
города идиш звучал когда-то повсюду. Это был густонаселённый еврейский
район. Сейчас здесь тишина и запустенье.
Только наружу из дому выйдешь,
сразу увидишь:
Кончился идиш, кончился идиш,
кончился идиш…
В Могилёве поэт надеялся найти могилы своей бабушки и других близких.
Журналист А. Литин, автор книги «Евреи Могилёва» помог ему отыскать в
посёлке Пашково то место, куда в 41-м году немцы свозили для
уничтожения могилёвских евреев. Здесь немцы испытывали душегубки.
После дождика небо светлеет.
Над ветвями кричит вороньё.
Здесь лежит моя бабушка Лея
И убитые сёстры её…
Понапрасну кукушка на ветке
Мои годы считает вдали,
В эту яму ушли мои предки
И с собою язык унесли…
У братской могилы в Воложине Городницкий разговорился с бывшим
разведчиком, орденоносцем Самуилом Исааковичем Штейнером, вернувшимся в это местечко сразу после войны. В Воложине евреи жили с XVI века. В начале XIX века Хаим Воложинер основал знаменитую иешиву «Эц Хаим». В этой иешиве учились известные еврейские поэты и писатели: Бялик, Бердичевский и другие. Сюда, на еврейское кладбище, до сих пор приезжают религиозные евреи со всех стран мира. До войны здесь было семь синагог. А теперь Штейнер — единственный еврей в этом местечке.
В покинутом доме входная распахнута дверь,
С неясной тоской одиноким туристом брожу
В еврейских кварталах, где нету евреев теперь.
… Зачем я живу, позабывший и племя, и род,
Убогий изгой, что от дедовских песен отвык?..
Дороги поиска привели в Вишнёво. Главная достопримечательность
местечка — колодец. Его называют колодцем имени Шимона Переса. Здесь
Перес-папа и Перес-сын вёдрами набирали воду. Воды с тех пор утекло
много. Перес- младший стал президентом Израиля. А местные жители, как и
прежде, из этого колодца черпают воду. Когда-то здесь жили одни евреи.
Теперь не осталось никого.
Здесь бессильно сказанное слово
Позабыть убитых не веля,
На еврейском кладбище в Вишнёво
Чёрная шевелится земля.
Следующая остановка — Витебск. Художник Май Данциг, посвятивший Марку Шагалу серию своих картин о Витебске, рассказывает: «По воспоминаниям я воображаю, что это был совершенно потрясающий город, для художника просто находка. Этот город был столицей черты оседлости».
Идиш — это особое воспитание, особая аура. На почве идиш выросли
писатели и художники, например, Марк Шагал. Он уникален, неподражаем в
каждой работе. Получается, что язык отражается в живописи. Возьмём
Левитана. Я думаю, что, если рядом поставить Шишкина и Левитана, вы
моментально, вы, может быть, даже слова не подберёте для определения,
но вы сразу почувствуете разницу и то нутро, ту лирику, которой
обладал Левитан. Я не умаляю достоинств Шишкина, он прекрасный
художник, но Левитан совсем другой. Я думаю, что Левитан писал свои
пейзажи, обладая на генном уровне идиш. Или Хаим Сутин, который
родился в местечке Смиловичи, недалеко от Минска. Я считаю его
гениальным живописцем. Вряд ли кто-то может с ним потягаться, его
живопись полнокровная, «витаминизированная», колоритная. Её надо
чувствовать печёнкой. Попав в Париж, Сутин сдружился с Модильяни. Оба
– неплохие евреи, один — итальянский, другой — белорусский. Сутин
говорил Модильяни: «Ты гений!», а Модильяни Сутину: «Нет, ты гений!»
«Захолустные еврейские местечки подарили миру не только великих
художников, но таких поэтов и писателей, как Менделе-Мойхер Сфорим,
Шолом-Алейхем, Хаим Бялик, Шмуэль Галкин, и таких композиторов, как
Ирвинг Берлин и многих других. Правда, сегодня в Смиловичах другие
достопримечательности: войлочная фабрика, где валяют валенки, и
чебуречная.
Действительность, проклята будь она,
Забыть бы её поскорее.
На родине Хаима Сутина
четыре осталось еврея.
… В местечке, где люди над Торою
Склонялись, исследуя суть её,
Навеки вошедшем в историю
Как родина Хаима Сутина.
«Ассимиляция происходит, вот что самое страшное, — с горечью замечает
один из собеседников Городницкого, — и виноват в этом не только
Гитлер».
«Да, Сталин продолжил его дело. И начал он с Минска, где в январе 1948
года был убит Соломон Михоэлс. Затем в августе 1952 года были
расстреляны члены Еврейского Антифашистского Комитета, в том числе
видные поэты и писатели, писавшие на идиш, были закрыты все газеты,
издательства и театры на идиш, «дело врачей», слухи о готовящейся
депортации. Вот так еврейскому народу в Советском Союзе, языку идиш
был нанесён второй смертельный удар этим великим специалистом в
области языкознания».
Путь пролегает через белорусские местечки, города Бобруйск, Рыжковичи,
Шклов, Минск…
Разделить своё горе мне не с кем, –
Обезлюдел отеческий край
Этот город не станет еврейским:
Юденфрай, юденфрай, юденфрай!
В фильме приводится беседа с одним из тех, кто, покинув Бобруйск, живёт в Израиле. Это бывший десантник Роман Ратнер: «В Израиле у меня никогда не было ощущения, что я не дома. Когда я приехал сюда в первый раз в 1992 году, самое яркое впечатление на меня произвели не дома, не природа, а — вывески, написанные еврейскими буквами. Второй муж моей бабушки — бобруйский раввин — в детстве учил меня еврейскому алфавиту, и это оказалось для меня очень важно. Моя бабушка — папина мама — говорила, читала и писала на идиш и на иврите. А дедушка — мамин папа никогда не говорил на идиш. Но перед смертью он перестал говорить по-русски и начал говорить только на идиш. Идиш поднимается где-то из-под корки. Ощущение себя евреем в первую очередь было связано с идиш. Мы евреи, и говорим на идиш. В Бобруйске я очень любил ходить на свадьбы, где пели песни на идиш. А потом всё это пропало, и это очень плохо. Одна из причин, почему я не хочу ехать в Бобруйск, потому что там больше не услышишь идиш».
И всё же, дружок, понапрасну над ними не плачь.
Меж жизнью и смертью ещё не окончился спор.
Покуда на крыше печально играет скрипач
И детский поёт, заглушая стенания, хор.
Покуда в огне отыскать мы пытаемся брод
И старый учебник с надеждой берёт ученик.
Язык умирает, когда умирает народ,
Народ умирает, когда умирает язык.
В Минске Городницкий встречается с группой белорусских художников-реставраторов, которые не только реставрируют картины, но и хотят вернуть к жизни идиш. Они занимаются им много лет, причём начали это тогда, когда идиш был ещё под строгим запретом. Художники говорят, что тот, к кому идиш прививается, выдержал тест на человечность.
Смеясь, они рассказывают, как приезжающие из других стран евреи порой
не понимают местного диалекта. «Ну что это такое: ин кладовке, офн полке, штэйт а банке, мит варенье?»
Реставраторы подготовили к изданию идишско-белорусский словарь.
Финансовую поддержку в работе над словарём им оказывает петербургский
бизнесмен Андрей Гордиенко. На вопрос Городницкого, зачем ему это
надо, Андрей ответил: «Когда замешивают бетон, на куб бетона идёт куб песка. А потом примешивают цемент. Его мало, его как бы и нет, но без цемента бетон не существует, и песок остаётся песком. Цемент растворяется в этой массе, но отдаёт песку свою энергию и песок становится бетоном. Так и еврейский народ, растворяясь, является связующим в этом мире».
На печально известной Минской Яме установлен памятник евреям, погибшим в Минске. Это единственный обелиск, на котором, несмотря на строгие запреты властей, было написано, что погибли не просто мирные граждане, а евреи. И сделана надпись на идиш. На этой могиле 9 мая Городницкий исполнил свою песню «Рахиль», посвящённую матери и внучке. (Песня переведена на английский и иврит).
Под зелёным ковром травы
Моя мама теперь лежит.
Ей защитой не стал, увы,
Ненадёжный Давидов щит.
И кого из своих родных
Ненароком ни назову, –
Кто стареет в краях иных,
Кто убитый лежит во рву.
Самолёт уносит Городницкого в Израиль, где жизнь бьёт ключом.