ЛОНДОН И АМЕРИКА: пятница, 25 мая 1894 г. — пятница, 22 августа 1896 г.
ЛИВЕРПУЛЬ И ЛОНДОН: понедельник, 28 сентября - вторник, 29 сентября 1896 г.
ЛОНДОН: среда, 30 сентября - четверг, 29 октября 1896 г.
ЛОНДОН: четверг, 29 октября — понедельник, 16 ноября 1896 г.
ЛОНДОН: понедельник, 16 ноября – понедельник, 23 ноября 1896 г.
ЛОНДОН И ПАРИЖ: суббота, 28 ноября 1896 г. — понедельник, 8 марта 1897 г.
ЛОНДОН И РИМ: вторник, 9 марта — понедельник, апрель 1897 г.
ЛОНДОН, АНСИ И ПАРИЖ: вторник, 20 апреля — понедельник, 3 мая 1897 г.
ЛОНДОН И ПАРИЖ: вторник, 4 мая — пятница, 14 мая 1897 г.
ЭНВОИ
ПРИЛОЖЕНИЕ: Журналы Мориарти и Хроники доктора Джона Х. Уотсона
ГЛОССАРИЙ
Страница авторского права
ДЖОН ГАРДНЕР
ПЕГАС ПРЕСТУПЛЕНИЕ
НЬЮ-ЙОРК, ЛОНДОН
Для моей жены Маргарет
Содержание
Предисловие автора
ЛОНДОН И АМЕРИКА:
Пятница, 25 мая 1894 г. - пятница, 22 августа 1896 г. (Ворона на следе)
ЛИВЕРПУЛЬ И ЛОНДОН:
Понедельник, 28 сентября - вторник, 29 сентября 1896 г. (Воссоединение)
ЛОНДОН:
Среда, 30 сентября - четверг, 29 октября 1896 г. (Желательное место жительства)
ЛОНДОН:
Четверг, 29 октября - понедельник, 16 ноября 1896 г. (Искусство грабежа)
ЛОНДОН:
Понедельник, 16 ноября - понедельник, 23 ноября 1896 г. (взлом кроватки Корнхилла)
ЛОНДОН И ПАРИЖ:
Суббота, 28 ноября 1896 г. - понедельник, 8 марта 1897 г. (Ограбление искусства)
ЛОНДОН И РИМ:
Вторник, 9 марта - понедельник, 19 апреля 1897 г. (Падение благодати и римская интерлюдия)
ЛОНДОН, АНСИ И ПАРИЖ:
Вторник, 20 апреля - понедельник, 3 мая 1897 г. (урок испанского языка)
ЛОНДОН И ПАРИЖ:
Вторник, 4 мая - пятница, 14 мая 1897 г. (наоборот)
посланник
Приложение
Глоссарий
Предисловие автора
Летом 1969 года три объемистых тома в кожаных переплетах перешли из рук в руки в гостиной небольшого дома в Кенсингтоне. Тогда я еще не знал, что эти книги, напичканные неразборчивым шрифтом, картами и схемами, должны были переносить меня — временами почти физически — обратно в темные, жестокие и тайные уголки викторианского преступного мира.
Сейчас общеизвестно, что эти книги являются зашифрованными дневниками Джеймса Мориарти — дьявольски хитрого и очень умного криминального гения конца девятнадцатого века.
Известный уголовник, который передал мне книги в ту жаркую и тяжелую ночь шесть лет назад, звали Альберт Джордж Спир, и он утверждал, что они были в его семье со времен его деда — его дед был одним из главных руководителей Мориарти. лейтенанты.
Я уже рассказывал в предисловии к « Возвращению Мориарти» историю о том, как был наконец взломан шифр журналов и как мои издатели вскоре поняли, что невозможно предложить публике эти необычные документы в их первоначальном виде. . Во-первых, они представляют серьезные юридические проблемы, во-вторых, в них содержатся инциденты такого дурного характера, что даже в наш век вседозволенности их можно было бы считать развращающим влиянием.
Существует также небольшая вероятность того, что дневники могут быть просто розыгрышем, устроенным самим Копьем или даже его дедом, который так много фигурирует в них.
Я лично не верю в это. Однако я считаю вполне возможным, что Мориарти, преступный вдохновитель, при написании дневников стремился выставить себя в наилучшем свете и с непревзойденной хитростью, возможно, не сказал всей правды. В некоторых местах журналы сильно противоречат другим свидетельствам — прежде всего, опубликованным записям доктора Джона Х. Ватсона, друга и летописца великого мистера Шерлока Холмса; в других — доказательства, которые мне удалось собрать из личных бумаг покойного суперинтенданта Ангуса Маккриди Кроу — офицера столичной полиции, которому в последние годы прошлого века было поручено заниматься делом Мориарти.
Принимая это во внимание, мои издатели очень мудро поручили мне написать серию романов, основанных на « Журналах Мориарти» , время от времени меняя имена, даты и места, где это казалось целесообразным.
В то время нам пришло в голову, что эти книги, составленные таким образом из журналов, будут представлять большой интерес не только для любителей мемуаров доктора Ватсона о Шерлоке Холмсе, но и для более широкого читателя, которого вполне могут заинтересовать многие аспекты. о жизни, временах, приключениях, организации и методах в высшей степени дьявольского злодея, которого Холмс однажды назвал Наполеоном преступного мира.
Первый том, «Возвращение Мориарти» , был посвящен, среди прочего, истинной личности профессора Джеймса Мориарти; структура его преступного сообщества; его собственная версия того, что на самом деле произошло, когда он встретил Шерлока Холмса у Рейхенбахского водопада (описано Ватсоном в «Последней задаче »); его борьба за контроль над лондонским преступным миром начала 1890-х годов; его союз с четырьмя великими континентальными преступниками — Вильгельмом Шлейфштейном из Берлина; Жан Гризомб из Парижа; Луиджи Санционаре из Рима и Эстебан Сегорбе из Мадрида; и до сих пор неопубликованные подробности подлого заговора против британской королевской семьи.
Настоящий том продолжает историю, хотя его, конечно, можно читать и как отдельный объект.
Еще раз я должен поблагодарить мисс Бернис Кроу из Кэрндоу, Аргайлшир, правнучку покойного суперинтенданта Ангуса Маккриди Кроу, за то, что она использовала дневники, записные книжки, личную переписку и записи своего прадеда.
Я также должен поблагодарить многих друзей и коллег, которые оказали безукоризненную поддержку этому предприятию способами, которые слишком многочисленны, чтобы перечислять их здесь. В частности, я благодарю Энид Гордон, Кристофера Фалькуса, Дональда Рамбелоу, Энтони Гулд-Дэвиса, Саймона Вуда, Джонатана Клоуза, Энн Эванс, Дина и Ширли Диккеншит, Джона Беннета Шоу, Теда Шульца, Джона Лелленберга и многих других, кто предпочитает, иногда по понятным причинам оставаться безымянным.
Джон Гарднер,
Роуледж,
Суррей.
1975 год.
Когда успеху человека, или его статусу, или его признанию мешают или угрожают, он обычно думает о каком-то человеке или людях, препятствующих его успеху, или угрожающих его статусу, или препятствующих его признанию. Таким образом, он может попытаться отомстить, устранив причину — в данном случае заинтересованное лицо.
Принципы криминологии
Эдвин Х. Сазерленд и Дональд Р. Кресси.
Когда-нибудь, когда у вас останется год или два, я рекомендую вам изучить профессора Мориарти.
Шерлок Холмс в Долине страха .
ЛОНДОН И АМЕРИКА:
Пятница, 25 мая 1894 г. - пятница, 22 августа 1896 г.
( Ворона на тропе )
Незадолго до пяти часов вечера в пятницу, ближе к концу мая, той холодной весной 1894 года у дома 221 Б по Бейкер-стрит подъехал экипаж, в котором посадили высокого, худощавого мужчину с прямой осанкой и авторитетной печатью. о нем, который отмечает человека, который провел свою жизнь либо с военными, либо с полицией.
В данном случае это была полиция, поскольку он был не кем иным, как инспектором Ангуса Маккриди Кроу из отдела уголовных расследований Скотланд-Ярда.
Часом ранее Кроу стоял у своего окна в полицейском управлении, глядя на оживленную реку, с телеграммой, зажатой между большими и указательными пальцами рук.
Сообщение было кратким и по существу -
Я был бы признателен, если бы вы зашли ко мне сегодня в пять часов .
Подпись принадлежала Шерлоку Холмсу, и, читая послание, Кроу подумал, что есть только один предмет, который он хотел бы обсудить с великим сыщиком.
Его руки слегка дрожали — эмоциональная реакция надежды. Кроу не доверял эмоциям, особенно когда он был их жертвой. Его бизнес стоял или рушился в зависимости от фактов, логики и закона. Теперь логика подсказывала ему, что, хотя Холмс выразил желание его увидеть, не факт, что они будут говорить о профессоре Джеймсе Мориарти.
В последний раз, когда двое мужчин разговаривали, Холмс расправился с Кроу по этому поводу.
«Моя вражда с профессором Мориарти закончилась давным-давно у Рейхенбахского водопада, — прямо сказал он. «Для чужих ушей больше ничего нет».
Это было несколько недель назад: до того, как Кроу убедительно доказал, что Мориарти жив и по-прежнему управляет своей преступной империей из секретной штаб-квартиры в Лаймхаусе; до того, как ему стало известно о собрании европейских преступных лидеров во главе с Мориарти; до позорного дела в Сандрингеме, когда Кроу едва не посадил злого Профессора за решетку.
Теперь он стоял перед домом на Бейкер-стрит, его рука потянулась к дверному молотку. Мориарти ушел: исчез, как будто его никогда и не было, и чувство неудачи и разочарования из-за того, что он едва не упустил злодея, постоянно было в центре внимания Кроу, часто затмевая другие вопросы, включая его собственную предстоящую женитьбу.
Верная миссис Хадсон ответила на стук Ворона, сказала ему, что его ждут, и повела его наверх, где он нашел великого человека, ожидающего его в сильном волнении.
— Проходи и садись, мой дорогой друг. Здесь, в плетеном кресле, — довольно весело сказал Холмс, подводя Кроу к камину в своей несколько захламленной гостиной.
Спросив миссис Хадсон, не будет ли она так любезна принести им чаю, консультирующий детектив дождался, пока дверь закроется, прежде чем сесть на свое излюбленное место и устремить на Ворона пристальный взгляд.
— Надеюсь, вы не причиняете неудобств, — начал он. — Я вижу, вы пришли прямо из своего кабинета.
Кроу, должно быть, удивился, потому что Холмс снисходительно улыбнулся и добавил: — Догадаться нетрудно, потому что я вижу, что у вас на манжете прилипли клочки розовой промокательной бумаги. Если мне не изменяет зрение, это розовые кляксы, какие обычно можно найти на служебных столах столичной полиции. Именно такими мелочами, мистер Кроу, мы и ведем преступников к их законной участи.
Кроу рассмеялся и кивнул. — В самом деле, мистер Холмс, я пришел прямо из своего кабинета в Ярде. Точно так же, как я знаю, сегодня днем вы были в Министерстве иностранных дел.
Настала очередь Холмса изумляться. — Проницательно, Кроу. Скажите, пожалуйста, как вы это сделали?
— Боюсь, это не дедукция, сэр. Так уж получилось, что мой сержант, парень по имени Таннер, проходил мимо Уайтхолла и заметил вас. Когда я сказал ему, что ухожу к вам, он заметил это.
Холмс выглядел немного расстроенным, но вскоре вернулся в свое возбужденное настроение. — Мне особенно хотелось видеть вас именно в этот час. Мой хороший друг и коллега, доктор Ватсон, в настоящее время продает свою практику в Кенсингтоне с намерением вернуться сюда до того, как кто-то из нас станет намного старше. Он, конечно, постоянный и желанный гость, хотя в данный момент я знаю, что он занят сегодня до восьми вечера, поэтому он не будет нас беспокоить. Видишь ли, мой дорогой Ворон, то, что я хочу тебе сказать, предназначено только для твоих ушей и ни для кого другого живого существа.
В этот момент прибыла миссис Хадсон с чаем, так что дальнейший разговор был прекращен до тех пор, пока не было налито бодрящее варево, и они угостились джемами и интересными пирожными, которые приготовила экономка.
Когда они снова остались одни, Холмс продолжил свой монолог. — Я только недавно вернулся в Лондон, — начал он. — Вы, должно быть, знаете, что в последние недели я был занят совершенно нездоровым делом, связанным с банкиром, мистером Кросби. Но тогда я не думаю, что вас очень интересуют красные пиявки?
Великий сыщик на секунду замолчал, как бы ожидая, что Кроу проявит большую страсть к этому предмету, но, поскольку такого откровения не последовало, Холмс вздохнул и начал говорить серьезным тоном.
— Только сегодня днем я узнал об этом ужасном сандрингемском деле.
При этом Кроу был поражен, поскольку, насколько ему известно, имени Холмса не было среди тех, кто имел право просматривать файл.
«Это строго конфиденциально. Я верю …'
Холмс нетерпеливо махнул правой рукой.
— Ваш сержант заметил, как я сегодня днем выходил из министерства иностранных дел. Я был в гостях у своего брата, Майкрофта. Его Королевское Высочество консультировался с ним по этому поводу. Майкрофт, в свою очередь, пообещал поговорить со мной. Я был потрясен и огорчен больше, чем могу вам рассказать или, подозреваю, даже себе признаться. Я помню, что на нашей последней встрече я сказал вам, что моя вражда с Джеймсом Мориарти закончилась у Рейхенбахского водопада. Что ж, Ворона, мир должен верить в это — по крайней мере, на долгие годы вперед. Но этот чудовищный акт анархии придает этому делу новый оттенок. Он сделал паузу, как будто на грани какого-то важного заявления. «У меня нет намерения публично участвовать в каких-либо расследованиях, касающихся презренного Мориарти, но теперь я окажу вам всю помощь, которую могу, в частном и конфиденциальном качестве. И помощь тебе обязательно понадобится, Ворона.
Ангус Маккриди Кроу кивнул, едва веря своим ушам.
«Однако я должен предупредить вас, — продолжал Холмс, — что вы не должны разглашать источник своих сведений. Для этого есть личные причины, которые, без сомнения, со временем обнаружатся. Но в этот момент мне понадобится ваша торжественная клятва, что вы будете держать совет и не будете раскрывать ни одной живой душе, что у вас есть доступ к моим глазам, ушам и разуму.
— Даю слово, Холмс. Конечно, у вас есть мое самое святое слово.
Кроу был так поражен неожиданной переменой взглядов Холмса, что ему пришлось подавить дикое желание засыпать этого человека градом вопросов. Но он правильно сдерживал себя, зная, что это не так.
— Как ни странно, — продолжал Холмс, пристально глядя на Ворона, — я оказался в какой-то степени перед известной дилеммой. Есть определенные люди, которых я должен защищать. Тем не менее, я также должен выполнить свой долг англичанина — прошу прощения, как человек, приехавший с севера от границы. Он усмехнулся на секунду над своей маленькой шуткой. В одно мгновение смех исчез, и Холмс снова стал серьезным. «Это оскорбление королевской особы оставляет мне мало места для маневра. У меня мало времени на официальные детективы, как вы должны хорошо знать. Однако, добрый Ворон, мои наблюдения говорят мне, что ты, возможно, лучший из плохой компании, поэтому у меня нет другого выбора, кроме как обратиться к тебе.
Наступила недолгая пауза, во время которой Кроу открыл рот, словно возражая против оскорбительных замечаний Шерлока Холмса. Однако, прежде чем он успел перевести мысли в речь, великий сыщик снова заговорил весьма оживленно.
«Теперь за работу. Я должен задать вам два вопроса. Во-первых, проверяли ли вы какие-либо банковские счета? Во-вторых, вы бывали в доме Беркширов?
Кроу был сбит с толку. «Я не знаю банковских счетов и никогда не слышал о доме Беркшир».
Холмс улыбнулся. — Я так и думал. Слушай внимательно.
Выяснилось, что Холмс был кладезем информации о Мориарти и его привычках («Вы думаете, я не знаю о его соглядатаях, преторианской гвардии, его карателях, требованиях и о его контроле над родными людьми?» — спросил он у одного из них). точка). Беркширский дом, как он его называл, представлял собой большой загородный дом, построенный в первые годы прошлого века и известный как Стивентон-холл, расположенный примерно на полпути между торговыми городами Фарингдон и Уоллингфорд, в нескольких милях от деревня Стивентон. По словам Холмса, дом был куплен Мориарти несколько лет назад, и великий сыщик пришел к выводу, что его единственное назначение — служить убежищем в случае необходимости.
— На вашем месте я бы устроил какой-нибудь рейдовый отряд, — без тени юмора сказал Холмс. — Хотя мне кажется, что птицы уже давно прилетели к этим берегам.
Банковские счета были другим вопросом, и Холмс подробно объяснил их. В течение нескольких лет ему было известно о ряде счетов на разные имена, которые вел Мориарти в Англии. Также около четырнадцати или пятнадцати человек за границей, в основном в Deutsche Bank и Crédit Lyonnais . Он дошел до того, что записал все подробности на листе бумаги с бланком «Великий северный отель» на Кингс-Кросс. Этот документ он передал Кроу, который с благодарностью принял его.
«Не стесняйтесь обращаться ко мне, когда вам потребуется дополнительная помощь», — сказал ему Холмс. — Но я молюсь, чтобы вы проявили свое благоразумие.
Позже, когда сотрудник Скотланд-Ярда прощался, Холмс серьезно посмотрел на него.
— Призови мерзавца к ответу, Ворон. Это мое самое заветное желание. Если бы я мог сделать это сам. Привлеките его к ответственности.
Ангус Маккриди Кроу, радикальный полицейский, искренне проникся отношением и талантом великого сыщика. Эта единственная встреча с Холмсом укрепила его решимость в отношении профессора, и с этого момента двое мужчин тайно работали над падением Мориарти.
Хотя Кроу был отвлечен предстоящей свадьбой, он не терял времени даром. Той же ночью он приступил к организации банковских счетов, а также быстро связался с местной полицией в Беркшире.
В течение двух дней он возглавил отряд детективов вместе с большой группой констеблей в рейде на Стивентон-холл. Но, как и предсказывал Шерлок Холмс, они опоздали. Не было никаких свидетельств того, что сам Профессор недавно был в доме, но после осмотра зданий и нескольких интенсивных расспросов местного населения мало кто сомневался, что по крайней мере некоторые из приспешников Мориарти, до недавнего времени, населял это место.
Действительно, они были почти вопиющими об этом; не делая тайны из их присутствия, со многими входами и выходами грубых мужчин из Лондона.
В целом Кроу пришел к выводу, что по крайней мере пять человек были постоянно расквартированы в Стивентон-холле. Двое из них даже вступили в некую форму брака, совершенно открыто назвав себя Альбертом Джорджем Спиром и Бриджит Мэри Койл, а церемония была проведена с соблюдением всех религиозных и юридических требований в местной приходской церкви. Была также пара мужчин, которых по-разному описывали как «больших и мускулистых»; «элегантно одетые, но грубоватые»; и «как пара братьев». Очень крепкого телосложения». Пятый человек был китайцем, и его так много замечали в этом маленьком уголке сельской местности, где люди отмечали его вежливые манеры и веселое выражение лица.
Кроу без труда опознал китайца — человека по имени Ли Чоу, который ему уже был известен. С Альбертом Спиром тоже не было проблем — крупный мужчина со сломанным носом и неровным шрамом, идущим по правой стороне лица и едва не доходившим до глаза, но соединявшимся с уголком рта. Оба эти человека, как знал сыщик, были близки Мориарти, входя в четверку, которую профессор любил называть своей «преторианской гвардией». Что касается других членов этой элитной охраны — крупного Пипа Пэджета и похожего на уиппета Эмбера, — никаких признаков не было. Кроу подумал, что Пэджет, вероятно, ушел в подполье после разгрома организации Мориарти в апреле, но местонахождение Эмбер беспокоило его.
Другое дело здоровенная парочка, так как они вполне могли быть любым из десятков бандитов, нанятых профессором перед его последним отчаянным побегом из лап Ворона.
Кладовая Стивентон-Холла была хорошо укомплектована, что заставило Кроу поверить в то, что этот странный квинтет ушел в спешке. Кроме клочка бумаги, на котором было нацарапано время отплытия дуврского пакета во Францию, почти ничего не было. Дальнейшее расследование показало, что по крайней мере китайца видели на пакете во время его перевозки всего за три дня до полицейского рейда в доме Беркшира.
Что касается банковских счетов Мориарти в Англии, то все, кроме одного, были закрыты, а средства изъяты в течение двух недель после исчезновения профессора. Единственный оставшийся счет был открыт на имя Бриджмена в Городском и Национальном банке. Общая сумма депозита составляла 3 фунта стерлингов 2 шиллинга 9¾ пенсов.
«Кажется, команда Стивентон-Холла уехала во Францию», — сказал Холмс, когда Кроу в следующий раз посоветовался с ним. — Держу пари, они присоединились к своему лидеру там. Теперь они все будут дружить с Грисомбром.
Кроу поднял брови, и Холмс усмехнулся от удовольствия.
«Мало что ускользает от моего внимания. Я знаю о встрече Мориарти с его континентальными друзьями. Я полагаю, у вас есть все имена?
— Ну, — Ворон беспокойно переступил с ноги на ногу.
Он полагал, что эта информация является исключительной прерогативой Скотленд-Ярда, поскольку среди людей, о которых говорил Холмс, были Жан Грисомбр, парижский глава французской преступной группировки; Вильгельм Шлейфштейн, фюрер преступного мира Берлина; Луиджи Санционаре, самый опасный человек в Италии, и Эстебан Бернадо Сегорбе, тень Испании.
— Вполне вероятно, что они с Грисомбром, — недовольно согласился Кроу. — Я только хотел бы, чтобы мы знали, с какой целью в Лондоне собралось так много крупных континентальных преступников.
— Я почти не сомневаюсь, что это какой-то нечестивый союз. Холмс выглядел серьезным. — Эта встреча — всего лишь предвестие грядущих злых дел. У меня такое чувство, что мы уже увидели первые результаты в бизнесе в Сандрингеме».
Кроу инстинктивно почувствовал, что Холмс прав. Как он и был. Но если человек из Скотленд-Ярда пожелает встретиться с Мориарти сейчас, ему придется отправиться в Париж, а получить на это разрешение было невозможно. Его свадьба скоро должна была состояться, и комиссар, чувствуя, что в течение некоторого времени новобрачной Кроу будет мало работы, усиленно настаивал на многих других делах, которые ему поручили. Ворону было чем заняться как в офисе, так и за его пределами, и даже когда он вернулся домой, в дом, который он уже делил со своей бывшей домовладелицей и будущей невестой, юной миссис Сильвией Коулз, на Кинг-стрит, 63, он оказался занятым приготовлениями к свадьбе.
Комиссар, как справедливо рассудил Кроу, не стал бы больше слушать просьбы о специальном ордере на посещение Парижа в поисках профессора, чем разрешил бы получить разрешение на аудиенцию у самого Папы Римского.
Несколько дней Кроу беспокоился о проблеме, как настойчивый шотландец; но в конце концов, однажды днем, когда Лондон был пронизан несвоевременным моросящим дождем, сопровождаемым холодным порывистым ветром, он пришел к заключению. Извиняясь перед своим сержантом, молодым Таннером, Кроу взял такси до конторы господ Кука и Сына из Ладгейтского цирка, где провел большую часть часа, занимаясь приготовлениями.
Результат визита к турагенту не сразу стал очевиден. Когда это выяснилось, наиболее пострадавшим человеком оказалась миссис Сильвия Коулз, а к тому времени она стала миссис Ангус Маккриди Кроу.
Несмотря на то, что многие из их друзей знали, что Ангус Кроу некоторое время жил с Сильвией Коулз, немногие были достаточно грубы, чтобы открыто предположить, что пара когда-либо занималась добрачными забавами. Правда, многие так думали и действительно были правы в своих выводах. Но, думали они об этом или нет, друзья, коллеги и немало родственников собрались вместе в два часа дня в пятницу, 15 июня, в церкви Святого Павла в Ковент-Гардене, чтобы увидеть, как один шутливый полицейский скажем так: «Ангус и Сильвия отключились».
Две недели назад из соображений приличия Кроу съехал из дома на Кинг-стрит, чтобы провести свои последние холостяцкие ночи в отеле «Терминус» на Лондонском мосту. Но именно в дом на Кинг-стрит пара вернулась на свадебный завтрак, а ранним вечером снова уехала, чтобы провести первую ночь семейного блаженства в комфортабельном отеле Western Counties Hotel в Паддингтоне. В субботу утром, как воображала новая миссис Кроу, они отправятся поездом в Корнуолл, чтобы провести идиллический медовый месяц.
До позднего вечера Кроу позволял своей невесте думать, что медовый месяц будет в Западной Стране. После того, как они поужинали, Кроу задержался за стаканом портвейна, пока невеста купалась и готовилась к суровой ночи; и когда, наконец, сыщик прибыл в спальню для новобрачных, он обнаружил, что его Сильвия сидит в постели, одетая в изысканную ночную рубашку, отороченную и украшенную кружевами.
Несмотря на то, что ни один из них не был незнакомцем друг с другом в спальне, Ворон обнаружил, что густо покраснел.
— Вы приводите мужчину в трепет, моя дорогая Сильвия, — его собственный голос дрожал от желания.
Кроу поднял руку, призывая ее замолчать. — У меня есть для тебя сюрприз, моя курочка.
— Это неудивительно, Ангус, если только вы не отнесли его к хирургу с тех пор, как мы в последний раз встречались между простынями.
Ворон обнаружил, что его одновременно раздражает и обижает вопиющая непристойность его нового партнера.
— Постой, женщина, — почти рявкнул он. 'Это важно.'
— Но Ангус, это наша брачная ночь, я…
— И это касается нашего медового месяца. Это приятный сюрприз.
— Наши прогулки по корнуэльскому побережью?
— Это не корнуоллское побережье, Сильвия.
'Нет …?'
Он улыбнулся, про себя молясь, чтобы она была довольна. — Мы не поедем в Корнуолл, Сильвия. Завтра мы уезжаем в Париж.
Новенькая миссис Кроу была не в восторге. Она приложила большие усилия для подготовки к свадьбе и, честно говоря, задала тон большинству планов, включая выбор места для их медового месяца. Корнуолл был графством, к которому у нее была безмерная сентиментальная привязанность, поскольку в детстве ее возили на несколько водоемов вдоль побережья. Она специально выбрала его сейчас в качестве своего убежища — даже выбрала арендованный дом недалеко от Ньюки — из-за этих счастливых ассоциаций. И вот, внезапно, на пороге того, что должно было стать самой счастливой ночью в ее жизни, ее воля и желания столкнулись с сопротивлением.
Здесь достаточно будет сказать, что медовый месяц не удался безоговорочно. Конечно, Кроу был внимателен к своей жене, водил ее осматривать достопримечательности большого города, обедал в ресторанах, которые мог себе позволить, и ухаживал за ней всеми освященными веками способами, давно опробованными и испытанными. Но бывали периоды, когда, что касается Сильвии Кроу, его поведение оставляло желать лучшего. Были, например, периоды, когда он пропадал на несколько часов подряд, а по возвращении не мог объяснить свое отсутствие.
Эти недостающие часы, как вы уже поняли, были проведены с разными людьми в судебной полиции; в частности, с несколько суровым офицером по имени Шансон, который больше походил на гробовщика, чем на полицейского, и получил прозвище Аккордер как от коллег, так и от преступников.
Из одного только прозвища можно сделать вывод, что, вне зависимости от внешности и поведения, Шансон был хорошим полицейским, и его официальное ухо было очень близко к земле. Тем не менее, по прошествии месяца Кроу не стал намного мудрее относительно перемещений Мориарти или его настоящего местонахождения.
Были некоторые доказательства, указывающие на то, что французский криминальный лидер Жан Грисомбр помог ему сбежать из Англии. Еще один или два намека убедительно указывали на возможность того, что кто-то из людей профессора присоединился к нему в Париже. Но было также много информации, полученной в основном от осведомителей Шансона, о том, что Гризомбр потребовал, чтобы Мориарти покинул Париж, как только его спутники прибудут из Англии, и что в целом краткое пребывание профессора во Франции не было полностью комфортным. .
То, что он уехал из Франции, почти не вызывало сомнений, и Ворону оставалось лишь несколько дополнительных сведений, которые Кроу должен был сохранить в памяти и обдумать, вернувшись в Лондон.
К концу медового месяца Кроу помирился с Сильвией, а по возвращении в Лондон настолько погрузился в рутину, как в браке, так и в работе в Скотланд-Ярде, что непосредственные проблемы, связанные с его клятвой против Мориарти, постепенно ушли в тень. фон.
Однако его постоянные визиты к Шерлоку Холмсу убедили его в том, о чем он давно подозревал и над чем действительно работал, - что профессия детектива требует большого количества специальных знаний и новой организации. Столичная полиция медленно осваивала новые методы (например, система снятия отпечатков пальцев, которая уже широко использовалась на континенте, не была принята в Англии до начала 1900-х годов), поэтому Кроу начал разрабатывать свои собственные процедуры и проводить сборы. его собственные контакты.
Личный список Кроу быстро рос. У него был хирург, очень опытный в посмертных процедурах, в больнице Святого Варфоломея; у Гая был еще один врач, специализировавшийся на токсикологии; Вороны также регулярно обедали с первоклассным химиком в Хэмпстеде, в то время как в соседнем респектабельном Сент-Джонс-Вуде Ангус Кроу часто навещал хорошо вышедшего на пенсию взломщика, счастливо доживающего свои последние дни на нечестно заработанных деньгах. В Хаундсдиче к нему прислушивалась пара исправившихся ковшиков, и (хотя миссис Кроу ничего об этом не знала) там была дюжина или больше членов хрупкого сестринского братства, которые в частном порядке сообщали информацию только Ворону.
Были и другие: люди в Сити, которые разбирались в драгоценных камнях, сокровищах искусства, изделиях из серебра и золота, а в казармах Веллингтона было три или четыре офицера, с которыми Кроу был постоянно знаком, все они были знатоками в какой-то области искусства. оружие и его применение.
Короче говоря, Ангус Маккриди Кроу продолжал расширять свою карьеру, твердый в своей решимости стать лучшим детективом в Силе. Затем, в январе 1896 года, профессор снова появился.
Это было в понедельник, 5 января 1896 года, от комиссара было распространено письмо с просьбой предоставить комментарии и сведения. Кроу был одним из тех, кому было отправлено письмо.
Он был написан в декабре прошлого года и формулировался в следующих выражениях:
После инцидентов, произошедших в этом городе в сентябре и ноябре, мы пришли к выводу, что в отношении различных финансовых учреждений и частных лиц было совершено мошенничество.
Вкратце дело обстоит так: в августе прошлого 1894 года британский финансист, известный как сэр Джеймс Мэдис, представился различным лицам, коммерческим компаниям, банкам и финансовым домам здесь, в Нью-Йорке. Он утверждал, что его бизнес связан с новой системой для использования на коммерческих железных дорогах. Эту систему объяснили инженерам-железнодорожникам, работавшим в некоторых из наших самых известных компаний, и оказалось, что сэр Джеймс Мэдис находился в процессе разработки революционного метода паровой тяги, который гарантировал бы не только более высокую скорость локомотива, но и более плавное движение.
Он предъявил документы и планы, которые, по-видимому, свидетельствовали о том, что эта система уже разрабатывалась по его поручению в вашей стране на заводе недалеко от Ливерпуля. Его целью было основать компанию в Нью-Йорке, чтобы наши собственные железнодорожные корпорации могли легко снабжаться той же системой. Это будет разработано на заводе, построенном здесь специально компанией.
В общей сложности финансовые дома, банки, частные лица и железнодорожные компании вложили около четырех миллионов долларов в эту недавно созданную компанию «Мадис», которая была создана под председательством сэра Джеймса, с советом директоров, набранным из нашего собственного мира коммерции, но состоящим из трех человек. англичане, выдвинутые Мадисом.
В сентябре этого года сэр Джеймс объявил, что ему нужен отдых, и уехал из Нью-Йорка, чтобы погостить у друзей в Вирджинии. В течение следующих шести недель три британских члена правления несколько раз путешествовали между Нью-Йорком и Ричмондом. Наконец, на третьей неделе октября все трое присоединились к Madis в Ричмонде, и их не ждали еще неделю или около того.
В последнюю неделю ноября правление, обеспокоенное тем, что не получило известий ни от Мадиса, ни от его британских коллег, приказало провести аудит, и мы были вызваны, когда счета компании показали дефицит в размере более двух с половиной миллионов долларов. .
Поиски Мэдиса и его коллег оказались безрезультатными, и теперь я пишу, чтобы попросить вас о помощи и сообщить какие-либо подробности о характере вышеупомянутого сэра Джеймса Мэдиса.
Затем последовало описание Мадиса и его пропавших содиректоров, а также один или два других мелких момента.
В офисах Скотленд-Ярда и городской полиции много смеялись. Никто, конечно, никогда не слышал о сэре Джеймсе Мэдисе, и даже полицейские могут быть удивлены мошеннической дерзостью, особенно когда она осуществляется с большим щегольством в другой стране, тем самым делая олухами другую полицию.
Даже Кроу позволил себе улыбнуться, но в его голове были мрачные мысли, когда он перечитывал письмо и те подробности, которые касались Мэдиса и его сообщников.
Трех британских директоров компании «Мадис» звали Уильям Якоби, Бертрам Якоби и Альберт Пайк — все трое почти соответствовали описаниям людей, побывавших в Стивентон-холле. Кроу также быстро заметил иронию между именем Альберт Пайк и Альбертом Спиром (человеком, который был женат на Бриджит Койл в Стивентоне). Эта игра с именами, по крайней мере, свидетельствовала о той дерзости, которая вполне могла быть отличительной чертой Мориарти.
На этом дело не остановилось, ибо описание самого Мадиса требовало изучения. По данным Департамента полиции Нью-Йорка, он был очень энергичным мужчиной лет тридцати или сорока, среднего роста, хорошо сложен, с рыжими волосами и плохим зрением, из-за чего приходилось постоянно носить очки в золотой оправе.
Ничто из этого не имело большого значения, поскольку Кроу достаточно хорошо знал, что Мориарти, которого он выследил в Лондоне, способен появляться в любом количестве обличий. Кроу уже доказал путем логического вывода, что высокий худощавый мужчина, опознанный как знаменитый Мориарти, автор трактата о биномиальной теореме и динамике астероида , был всего лишь маскировкой, использованной более молодым человеком, — по всей вероятности, подлинным. Младший брат профессора.
Но еще одна подсказка заключалась в кратком описании сэра Джеймса Мэдиса. Единственный факт, который связывал Мадиса с печально известным Наполеоном преступного мира. Полицейское управление Нью-Йорка было тщательно, и под заголовком «Привычки и манеры» была одна строчка: Странное и медленное движение головы из стороны в сторону: привычка, которая кажется неконтролируемой, на манер нервного срыва. тик .
— Я знаю, что это он, — сказал Кроу Шерлоку Холмсу.
Он попросил о специальной встрече с детективом-консультантом на следующий день после первого прочтения письма, и Холмс, всегда верный своему слову, организовал для Уотсона некое поручение, чтобы им была гарантирована конфиденциальность. Кроу ушел с некоторым трепетом, так как во время своих двух последних посещений палат на Бейкер-стрит он был встревожен состоянием, в котором застал Холмса. Казалось, он похудел, стал беспокойным и раздражительным. Но именно в этот день к мастеру детектива, похоже, вернулись все его прежние умственные и физические силы. *
— Я знаю, что это он, — повторил Ворон, стукнув себя по ладони сжатым кулаком. — Я знаю это нутром.
— Вряд ли это научный вывод, мой дорогой Ворон, хотя я склонен с вами согласиться, — живо сказал Холмс. Даты, похоже, совпадают, как и описания его соруководителей по преступлению. Вы сами заметили, что Альберт Пайк является синонимом Альберта Спира. Что касается двух других, могу ли я предложить вам изучить ваши записи на предмет пары братьев: крепкого телосложения и с фамилией Джейкобс. Что касается самого Профессора, то это как раз тот хитрый трюк самоуверенности, который мог бы придумать дьявольский ум. Есть еще один момент…»
— Инициалы?
— Да, да, да, — Холмс отмахнулся от вопроса как от очевидного. 'Больше чем это …'
'Имя?'
Наступила короткая пауза, пока Холмс смотрел на Кроу несколько вызывающим взглядом.
— Совершенно верно, — сказал он наконец. «Это такая игра, которая развлечет и Джеймса Мориарти. Мадис…
— Простая анаграмма Мидаса, — просиял Кроу.
Лицо Холмса застыло в ледяной улыбке.
— Именно, — коротко сказал он. «Похоже, что Профессор намерен накопить большие богатства — для чего я пока не буду строить догадок. Пока не …?'
Кроу покачал головой. «Я не думаю, что спекуляции были бы мудрыми».
Вернувшись в свой офис в Скотленд-Ярде, Кроу приступил к составлению длинного отчета для комиссара. К этому он приложил просьбу разрешить ему поехать в Нью-Йорк, проконсультироваться с тамошними детективами и оказать посильную помощь в поимке так называемого сэра Джеймса Мэдиса и установлении его личности с профессором Джеймсом Мориарти.
Он также поручил сержанту Таннеру просмотреть записи о двух братьях по фамилии Джейкобс.
Проинструктировав сержанта, Ворона сурово ему улыбнулась.
«Я думаю, что поэт-янки Лонгфелло написал: «Мельницы Бога мелют медленно, но они мелют чрезвычайно мало». Что ж, юный Таннер, мне кажется, что мы, сыщики, должны сделать все, что в наших силах, чтобы подражать Богу в этом отношении. Я не хочу богохульствовать, ты поймешь.
Таннер ушел выполнять задание, на ходу подняв глаза к небу. В случае, если он смог найти только одну пару братьев по имени Джейкобс в существующих записях. Около двух лет назад они оба отбывали срок заключения в исправительном учреждении Колдбат-Филдс. Поскольку эта тюрьма была закрыта, Таннер подумал, что их, вероятно, перевели на бойню (Исправительное учреждение Суррея, Уондсворт). На этом он и оставил это дело, едва ли понимая, что Уильям и Бертрам Джейкобс давно похищены и в этот самый момент осуществляют первый шаг в заговоре мести, который вполне может потрясти все устои как преступного мира, так и нормального общества. Ибо братья Джейкобс были возведены в ту избранную группу, к которой прислушивался Джеймс Мориарти.
Однако отчет Кроу был убедительным. Через два дня ему пришлось ждать комиссара, и не прошло и недели, как он мягко сообщил Сильвии, что примерно через месяц уезжает в Америку по полицейским делам.
Сильвии Кроу не нравилась перспектива остаться одной в Лондоне. Сначала она возмущалась тем, что работа мужа отдаляет его от нее. Но обида вскоре сменилась осознанием того, что ее возлюбленный Ангус действительно может подвергать себя опасности, отправляясь на далекий континент. С этого момента ее активное воображение взяло верх, и за неделю до отъезда Кроу она несколько раз просыпалась в тревоге и истерике, видя во сне своего мужа, окруженного полчищами визжащих краснокожих, каждый из которых лично намеревался убрать скальп полицейского. В некотором роде Сильвия Кроу не была уверена в истинной природе скальпа, путаница, которая привела к тому, что кошмары были более ужасающими, хотя и смутно эротичными.
Ангус Кроу развеял ее худшие опасения, заверив, что не ожидает контакта с индейцами. Насколько он мог видеть, свое время в Америке он будет проводить в Нью-Йорке, который, конечно же, не может быть так непохож на их собственный Лондон.
Но с того момента, как Кроу увидел деревянные развалины набережной Нью-Йорка, он понял, что эти два города так же различны, как мел и сыр из пословиц. Сходства, конечно, были, но сердцебиение в каждом городе было с разной скоростью.
Кроу приземлился в первую неделю марта после бурного перехода, и в течение первой недели или больше он был сбит с толку суетой и необычностью этого процветающего города. Как он писал своей жене: «Хотя английский язык предположительно является общеупотребительным, здесь я чувствую себя иностранцем в большей степени, чем где-либо в Европе. Не думаю, что вам это будет интересно.
Он считал, что стиль этого места был таким особенным. Подобно Лондону, Нью-Йорк зримо отражал зияющую пропасть между богатством и нищетой: странное смешение огромного богатства, энергичного коммерциализма и крайней бедности, все это разыгрывалось на дюжине разных языков и окрашивалось разными цветами, как будто все население Европы были отобраны, перемешаны в плавильном котле, а затем выброшены в этот крайний уголок мира. Тем не менее, даже в тех районах города, которые, казалось, пахли и даже имели вкус бедности, Кроу заметил скрытое течение надежды, отсутствующее в подобных частях Лондона. Казалось, что энергия и пульс этого места давали надежду даже в самых жалких кварталах.
Вскоре он обнаружил, что проблемы полиции в городе очень похожи на проблемы его родной земли, и с интересом, если не с пониманием, слушал рассказы о многочисленных преступных группировках, которых в городе, по-видимому, было предостаточно, и о ожесточенное соперничество между различными расовыми группировками. Большая часть преступлений была лишь зеркалом того, что происходило в Лондоне, как и порок, который так часто их порождал. Но примерно через неделю Кроу столкнулся с людьми другой породы — финансистами, железнодорожными баронами, банкирами и юристами, — между которыми ему придется перемещаться, если его поиски иллюзорного сэра Джеймса Мэдиса увенчаются успехом. . Он считал, что эти люди по-своему столь же безжалостны, как и наиболее известные головорезы преступного мира Нью-Йорка.
Обладая собственным знанием методов Мориарти и коллег в Лондоне, Кроу смог подойти к загадке с новой стороны. Не имея в виду Мадиса, он сначала расспрашивал тех, кто был замешан в том, что газеты уже называли ВЕЛИКИМ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫМ МОШЕННИЧЕСТВОМ, ибо вначале его больше интересовали описания и впечатления трех содиректоров — Пайка и два Якоби. Постепенно, потратив много часов на терпеливые расспросы столь же нетерпеливых и разочарованных бизнесменов, Кроу смог составить ментальное и физическое представление о трех мужчинах, а благодаря этому и о сэре Джеймсе Мэдисе. Итак, к концу мая он был полностью убеждён, что профессор Джеймс Мориарти на самом деле является инфернальной Мадис, а Копье и ещё два приспешника профессора выдавали себя за содиректоров.
Его поиски теперь завели его дальше — в Ричмонд, штат Вирджиния, который был штаб-квартирой Мадиса/Мориарти в течение последних решающих недель заговора. К началу июля Кроу завершил еще одну часть головоломки, проследив последние передвижения фракции Мадис из Ричмонда: обнаружив, что они дошли до Омахи, прежде чем исчезнуть. После этого след остыл. Как будто четверо мужчин забронировали номер в отеле «Блэкстоун» в Омахе на одну ночь, а затем испарились.
Однако Кроу был убежден, что Мориарти не покинул Америку и что теперь это действительно дело Генеральной прокуратуры. Соответственно, Кроу вместе с начальником отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка отправился в Вашингтон, откуда всем полицейским был объявлен общий сигнал тревоги с просьбой сообщать о присутствии любого вновь прибывшего богатого человека, по крайней мере, с тремя людьми. партнеры и подозреваемый в склонности к преступным классам.
Прошли недели, а новостей о таком человеке или группе не было. К середине августа Кроу с неохотой готовился к обратному пути в Ливерпуль, домой к красоте своей жены. И вот однажды вечером из Генеральной прокуратуры пришла телеграмма, из-за которой детектив спешил в Вашингтон. Был новый возможный подозреваемый, богатый француз по имени Жак Менье, который за сравнительно короткий промежуток времени проник в процветающий преступный мир Сан-Франциско. Специальный агент уже был послан.
Описание Менье и его близких, в том числе китайца, звучало в мозгу Кроу целой симфонией аккордов. Конечно, на этот раз он был действительно близок, и, с пульсирующей кровью перед погоней и договорившись о встрече с одним из агентов генерального прокурора в Сан-Франциско, Кроу сел в отель «Пуллман Экспресс» «Юнион Пасифик», направлявшийся на западное побережье.
У него не было причин воображать, что за ним наблюдают или следят, поэтому он мало знал, что в другой части поезда, во время его долгого и прекрасного путешествия по Америке, прятался один из членов преторианской гвардии Мориарти, которых он еще предстоит выследить - невысокого, склизкого и грызуна Эмбера.
В Сан-Франциско Жак Менье или Джеймс Мориарти — ибо это действительно было одно и то же — дважды прочитали телеграмму Эмбера, и сквозь стиснутые зубы вырвалось тихое шипение, когда он поднял лицо, чтобы пристально посмотреть на китайца, Ли Чоу, с эти яркие и сверкающие глаза, которых многие боялись из-за их гипнотизирующей силы.
— Ворона, — прошептал он тихо, но с почти видимым отвращением. — Время пришло, Ли Чоу. Кроу идет по нашему следу, и я проклинаю себя за то, что не прикончил его той ночью в Сандрингеме.
Его голова двигалась туда-сюда странным рептильным движением, которое было единственной выдающей чертой, которую он никогда не мог скрыть.
«Я не буду стоять и драться с ним здесь, как и устраивать утреннюю джигу из-за ничтожного шотландца». Он сделал паузу, откинув голову назад в коротком смехе. Пришло время возвращаться домой, и, черт побери, мальчики Джейкобс уже в Лондоне и ищут нас. Принеси мне копье, Чоу. Мы должны вывести наши инвестиции здесь — Америка предоставила нам невольное состояние. Пришло время использовать это и отомстить тем, кто думает, что может нас предать. Возьми Копье и иди быстро. Мы должны уйти в течение ближайших двадцати четырех часов, иначе нас покусают и съедят мясо за отставание. Наши друзья в Европе скоро увидят, каково это — ссориться со мной».
— По'фессор, — отважился Ли Чоу. «В прошлый раз в Лондоне ты…»
— Это было тогда, — резко перебил профессор. — Но на этот раз Ли Чоу. На этот раз наши коварные европейские союзники придут в себя, и Кроу и Холмс вкусят возмездия. Возьми Копье.
Итак, когда Кроу наконец прибыл в Сан-Франциско, от француза Менье не осталось и следа — только тот факт, что он исчез за одну ночь, сколотив небольшое состояние среди переулков Берберийского побережья и Чайнатауна.
Ангус Маккриди Кроу снова потерпел фиаско. Почти в отчаянии он начал собирать чемоданы, единственной яркой звездой на горизонте была мысль о возвращении к жене на Кинг-стрит в Лондоне.
Он не должен был знать, что он уже был отмечен вместе с пятью другими людьми как цели для изобретательной и изощренной мести, предназначенной для того, чтобы поставить Джеймса Мориарти на вершину криминальной власти.
* Было бы также хорошо отметить здесь — особенно для тех, кто может быть незнаком с комментариями доктора Ватсона о наркотической зависимости Холмса — что в отрывке о кокаиновой зависимости в «Медицинской юриспруденции и токсикологии» Глейстера и Рентула сделаны следующие замечания : Стимулирующее действие наркотика [кокаина] ответственно за приобретенную привычку. Однако, когда эффекты проходят, появляются раздражительность и беспокойство… Причина зависимости может быть связана с тем фактом, что кокаин быстро снимает усталость и умственное истощение, которые сменяются чувством умственной и физической бодрости». (стр. 633. 12-е изд.)
ЛИВЕРПУЛЬ И ЛОНДОН:
Понедельник, 28 сентября - вторник, 29 сентября 1896 г.
(Воссоединение)
Мориарти чувствовал запах Англии, хотя впереди была большая часть дня, прежде чем они войдут в Мерси. Правда, это была всего лишь интуиция, но она проникала в его ноздри совершенно физическим образом, вызывая дрожь ожидания, пробегающую по его телу. Он прислонился к перилам, глядя вперед, в блестящую гладь спокойного моря, воротник пальто был высоко застегнут, одна рука в перчатке покоилась на круглом спасательном круге с красной надписью SS AURANIA . КУНАРД .
Он не был переодетым, так что многие были бы удивлены, узнав, что эта прямая, коренастая фигура с квадратными плечами могла благодаря искусству грима так легко превратиться в изможденного, сутулого, лысого человека с запавшими глазами, которого обычно называют со своим именем — профессор математики, который, как считал мир, впал в немилость и стал самым опасным научным преступником своего времени: настоящим Наполеоном преступности.
Им также было бы трудно поверить, что он был одним и тем же хорошо сложенным рыжеволосым сэром Джеймсом Мэдисом; или знатный, могущественный француз Жак Менье.
Но все эти люди были одним и тем же: жили вместе со многими другими псевдонимами и физическими личностями внутри хитрого ума и ловкого тела этого Джеймса Мориарти — младшего из трех братьев Мориарти, известного криминальным кругам всей Европы как профессор. *
Деревянная палуба слегка шевельнулась под его ногами, когда рулевой на мостике изменил курс на пару пунктов. Мориарти подумал, что он изменит несколько жизней, как только ступит на британскую землю.
Правда, все это должно было произойти раньше, чем он рассчитывал. Еще через год его состояние удвоилось бы, но он не мог придраться, потому что уже в четыре раза увеличил сумму, снятую с его банковских счетов в Англии и Европе. Сначала с компанией «Мадис» в Нью-Йорке, а затем среди мошенников из Сан-Франциско.
Он снова вдохнул воздух, почти чувственно смакуя сырость. Во время этого своего второго изгнания после дела Райхенбаха в 91-м он тосковал по Англии и особенно по Лондону с его знакомыми запахами дыма и сажи; шум его кэбов, крики мальчишек-газетчиков и уличных торговцев, звуки английского языка, каким он его знал, — жаргона его народа: семейного народа.
Но время, проведенное за границей, того стоило. Он твердо остановил взгляд на горизонте, созерцая море. В каком-то смысле он мог считать себя существом из глубин: может быть, акулой? Огромный и тихий, приближающийся к убийству.
Волна гнева пробежала по его телу, когда он подумал о том, как они обошлись с ним — те четыре европейских криминальных авторитета, которых он так любезно встретил в Лондоне всего два с половиной года назад.
Они пришли по его приказу — Шлейфштейн, высокий немец; Гризомб, француз, который ходил как мастер танцев; толстый итальянец Sanzionare; и тихий зловещий испанец Эстебан Сегорбе. Они даже приносили ему подарки и ухаживали за ним и его мечтой о великой европейской преступной сети. Затем из-за одной маленькой ошибки с его стороны — и работы несчастного Ворона — все внезапно изменилось. Всего через несколько недель после того, как они пообещали способствовать хаосу в своих собственных целях, они отвергли его.
Конечно, Гризомб помог ему выбраться из Англии, но вскоре француз ясно дал понять, что ни он, ни его соратники в Германии, Италии и Испании не готовы ни укрывать его, ни признать его власть.
Итак, сон закончился. Это принесло им много пользы, подумал Джеймс Мориарти, поскольку все сведения, которые он получал с тех пор, представляли собой жалкую историю драк и дрязг и отсутствия централизованного контроля.
Именно в то время, когда Мориарти ловко сколачивал новое состояние под именами сэра Джеймса Мэдиса в Нью-Йорке и Жака Менье в Сан-Франциско, план обрел форму. Было бы легко просто вернуться, вновь обосноваться в Лондоне, а затем незаметно организовать четыре аккуратных и одновременных убийства в Париже, Риме, Берлине и Мадриде. Затем так же легко убить Ворона пулей, а назойливого Шерлока Холмса ножом — ведь Мориарти давно понял, что его окончательный успех зависит от гибели Холмса. Но это было бы просто грубым возмездием.
Был лучший способ. Более хитрые и скрытные. Ему нужна была четверка европейских прихвостней, если он собирался стоять верхом на западном преступном мире. Так что им нужно было с унизительной ясностью показать, что он по-прежнему единственный настоящий преступный гений. С осторожностью и вложениями замысловатый сюжет сработает. После этого были другие планы, не по устранению Кроу и Холмса, а по их полной дискредитации в глазах мира. Он улыбнулся про себя. Эти два символа установленной власти потерпели бы собственное горе, и ирония заключалась в том, что они были бы свергнуты из-за недостатков их собственного характера.
Проведя рукой в перчатке по пышной гриве волос, Мориарти отвернулся от поручней и начал неуверенно продвигаться к своей каюте на шлюпочной палубе. Копье ждал его.
Почти каждый вечер после ужина — ведь ужинали они в четыре часа на борту корабля — лейтенант Мориарти выходил из кают третьего класса и незаметно проскальзывал в каюту своего хозяина. Теперь он стоял в ожидании у койки профессора, крупный, крепко сложенный мужчина со сломанным носом и чертами лица, которые могли бы сойти за симпатичные, если бы не шрам, идущий, как молния, по правой стороне его лица.
— Я долго задержался на прогулочной палубе, Копье. Вот, помоги мне снять пальто. Вас никто не заметил? Голос Мориарти был тем более властным из-за его мягкого, почти нежного тона.
«Никто никогда не наблюдает за мной, если я этого не пожелаю. Вы должны это знать, профессор. С тобой все в порядке?
«Не могу сказать, что мне будет жаль, если этот проклятый корабль ускользнет из-под моих ног».
Копье коротко усмехнулся. 'Могло быть и хуже. Вечная лестница может быть и хуже, уверяю вас.
— Ну, ты должен знать, Копье, ты должен знать. Я рад сообщить, что никогда близко не знакомился с беговой дорожкой».
— Нет и вряд ли. Если бы они когда-нибудь и подняли на тебя руки, это было бы утренней каплей и без беспорядка.
Мориарти тонко улыбнулся. — Без сомнения, то же самое относится и к вам. Он отбросил пальто. — Ну, как Бриджит? Это походило на сквайра, спрашивающего об одном из его арендаторов.
'Одинаковый. Болен как кошка после Нью-Йорка.
— Это скоро пройдет. Она хорошая девочка, Спир. Я надеюсь, вы заботитесь о ней.