Де Вилье Жерар : другие произведения.

Сафари В Ла Паз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
   ЖЕРАР ДЕ ВИЛЬЕ
  
  
  САФАРИ В ЛА ПАЗ
  
  
  
  
  
   Обложка : фото Roland B I ANCHINI
  
  
  
   (Револьвер Смит и Вессон)
  
  
  
  
  
   Закон от 11 марта 1957 г., разрешающий, в соответствии с положениями пунктов 2 и 3 статьи 41, с одной стороны, только « копии или воспроизведение, строго предназначенные для личного использования переписчиком и не предназначенные для коллективного использования », с другой стороны, анализ и короткие цитаты с целью примера и иллюстрации, « любое представление или воспроизведение полностью или частично, сделанное без согласия автора или его правопреемников или правопреемников, является незаконным » (пункт 1 статья 40).
  
   Таким образом, такое изображение или воспроизведение любыми средствами представляет собой нарушение, наказуемое статьями 425 и последующими статьями Уголовного кодекса.
  
   No Librairie Plon, 1972 г.
  
  
  
   No Пресс-де-ла-Сите, 1989.
  
  
  
   No Éditions Gérard de Villiers, 2004.
  
  
  
   ISBN : 2-84267-273-9
  
  
  
  
  
  ПЕРВАЯ ГЛАВА
  
  
   Дон Федерико Штурм поднял голову, не отпуская шеи викуньи. Старая беловатая Импала только что свернула с прямой дороги на болотистой окраине озера Титикака, чтобы выехать на обсаженную деревьями подъездную дорожку, ведущую к своей эстансии. Немец нахмурился темными густыми бровями : он не ожидал посетителей и не любил ни пришельцев, ни любопытных. За более чем двадцать лет его пребывания в Боливии ему, конечно, не приходилось жаловаться на гостеприимство дюжины правительств, сменявших друг друга во главе страны, но в его случае мы никогда не были полностью защищены к неприятному удивлению ...
  
   Немец заставил себя погладить восхитительно мягкие волосы викуньи, не обращая внимания на машину, с удовольствием погрузившись кончиками пальцев в толстую шерсть. Животное удовлетворенно вздрогнуло и повернуло голову к своему хозяину. Дон Федерико тихонько прошептал ему на ухо по-немецки и погладил живот, где волосы напоминали шелк.
  
   Прошло много времени с тех пор, как он перенес все, что осталось от своих человеческих чувств, на эту викунью. Охотники « аймары » (1) принесли его ему двумя годами ранее раненым, и он купил его за сто песо. Заботясь о ней, он привязался к ней. Зимой викунья спал в своей комнате и разбудил его громким облизыванием.
  
   Дон Федерико дал ему прозвище « Кантута » по названию очень красных цветов, которые растут на четыре тысячи метров над Альтиплано и приносят удачу.
  
   В Боливии уже почти не было викуньи, поскольку туристы стекались к одеялам, сделанным из их нежных пальто. В прошлом году дон Федерико попросил президента Боливии принять закон о защите викуньи. Боливиец с энтузиазмом кивнул. К сожалению, несколько дней спустя его вертолет случайно разбился. Саботировали с такой неосторожностью, что пришлось возбудить расследование ...
  
   « Кантута » летом, с сентября по май, жила в небольшом вольере, очень близко к главному зданию поместья. Каждое утро немец проводил с ней почти полчаса, гладя ее бесконечную шею и разговаривая с ней. Животное смотрело на него мягкими карими глазами и терлось мордой о тыльную сторону ладони. Затем Дон Федерико ушел, чтобы ухаживать за своими сотнями тысяч цыплят ... Он успешно перешел на птицеводство и заработал там миллионы песо. Его имя было с честью известно до Лимы. И все же он очень мало покинул свои владения. Раз в неделю он отправлялся в Ла-Пас, обедал в ресторане Escudos или в немецком клубе на Calle Bravo с хорошей тарелкой баварских сосисок, а затем пил кофе в баре в аэропорту Эль-Альто, на плато с видом на Ла-Пас. . Пришло время увидеть, как еженедельный Boeing Lufthansa отправляется в Европу. Затем, слегка взмахнув душой, он сел на свой Mercedes 280 - его единственное безумие - длинную черносмородиную трассу, петляющую через Альтиплано к озеру Титикака. Его владение находилось менее чем в двух километрах от озера перед деревней Уарина, справа от дороги, опираясь на опору Анд. Кроме высоты в четыре тысячи двести метров, в нем не было ничего, кроме удобств.
  
   Дон Федерико Штурм посадил деревья вокруг эстансии, чтобы изолировать себя от трассы. Но из окна его спальни мы могли видеть всю дорогу до Перу.
  
   Визг шин на гравии во дворе заставил его поднять голову. Импала только что остановилась во дворе эстансии. Он узнал машину Фридриха, старого немецкого еврея, единственного иностранца, который водил такси в Ла-Пасе. На заднем сиденье сидел бородатый незнакомец в очках. Дон Федерико раздраженно похлопал викунью по голове. Ему нужно было положить конец своему « флирту ». Плохие языки Ла-Паса сказали, что он просил у своей викуньи те же услуги, которые инки требовали от своих лам ... Осторожно он закрыл вольер. Он боялся, что « Кантута » сбежит и будет убит аймарой. В Ла-Пасе шкура стоила двести песо. Состояние для бедных рыбаков озера Титикака с их соломенными лодками.
  
   Дон Федерико шел к своему неизвестному посетителю своей странной покачивающейся походкой. Даже в черной форме дивизии СС Зеппа Дитриха оберштурмбанфюрер Фредерик Штурм не мог избавиться от своих медвежьих замахов. Его прозвали Медведем Гризли.
  
   Не только из-за его размера, но и из-за его физической силы. Четверть века спустя дон Федерико не потерял ни дюйма своих 1,90 м. Часто он плавал в ледяных водах озера Титикака. На открытом воздухе его кожа настолько загорела и загорелась, что его можно было принять за аймара. Ее серо-голубые глаза все еще были такими ясными и резкими, а черные волосы, зачесанные назад, едва посветлели. Со временем шрам, извивающийся на левой стенке носа, наоборот, приобрел облегчение. Как будто чтобы напомнить ему о его военных годах. Но все это было далеко. Конечно, русские приговорили его к смерти, югославы, венгры и итальянцы тоже, но какое это имеет значение ? Они бы не стали искать его в глубине Боливии. Он сыграл с ними злую шутку, сбежав из Европы с еврейским паспортом югослава, выданным двоюродным братом, который работал в IV отделении Sichereit Dienst. До 1951 года он был Вацлавом Туори, а затем, когда возникла далекая опасность, вернулся к своей истинной личности, чтобы подать заявление на получение боливийского гражданства. Он никогда не собирался возвращаться в Европу. Родом из Лейпцига, Фредерик Штурм имел всю свою семью в Восточной Германии. Достаточно сказать в другом мире для бывшего полковника СС.
  
   Дверь такси открылась, и увидел мужчину такого же роста, как он сам. Но его неопрятный вид контрастировал с безукоризненно выглаженными рубашкой и штанами немца. Посетитель был одет в короткие техасские ботинки поверх поношенных синих джинсов, кожаную куртку с меховым воротником. Его волосы упали на плечи, а волоски его длинных усов упали по обе стороны от рта. Только очки в стальной оправе придавали ему смутно интеллектуальный вид. Он подошел к дону Федерико, не протягивая ему руку. Немец нахмурился : его рвало хиппи. Это слишком напомнило ему цыган, которых он собрал, чтобы отправить их в Освенцим. Что этот делал у себя дома ? Поездка на такси из Ла-Паса обошлась в добрые двадцать пять долларов, так что это не было ужином.
  
   « Buenos dias », - сказал он тем не менее вежливым голосом. Какие вопросы, сеньор ?
  
   Он прекрасно говорил по-испански и даже на аймаре, языке чулос (2) Альтиплано.
  
   Незнакомец смотрел на него без всякого сочувствия, свесив руки.
  
   - Вы Фредерик Штурм ?
  
   Его испанский был гортанным.
  
   Он не сказал « Дон Федерико », как боливийцы с уважением. Бывший эсэсовец оставался неподвижным, как менгир, сдерживая яростное желание выгнать незваного гостя. Но общение с южноамериканцами научило его дипломатии. Да и вообще, с боливийским паспортом он ничего не боялся.
  
   - Да, - ответил он. Что ты хочешь ?
  
   Молодой человек - Штурм сказал себе, что ему еще нет тридцати, несмотря на длинные усы, - смотрел на него с явным отвращением.
  
   - Вы бывший полковник СС ?
  
   Немец глубоко вздохнул.
  
   - Я дам тебе минутку, чтобы ты сказал мне, что ты хочешь, а потом отпихну тебя обратно в этом такси ...
  
   Гость в кривой улыбке обнаружил большие желтые зубы.
  
   « Меня зовут Джим Дуглас, - сказал он. Студент Массачусетского технологического института, в настоящее время профессор английского языка в Ла-Пасе. Еще я работаю в журнале Ramparts. Вы знаете ?
  
   - Смутно.
  
   Дон Федерико знал, что Ramparts был американским левым обозревателем, чьи откровения иногда заставляли содрогаться американский истеблишмент . Сделано идеалистическими и левыми молодыми людьми вроде того, что перед ним.
  
   « Я готовлю статью о военных преступниках, которые работали и работают на ЦРУ», - тихо сказал Джим Дуглас.
  
   Немец оставался невозмутимым. Он покосился на старого Фридриха, дремавшего на руле. Что это была за история ?
  
   - Я никогда не работал на ЦРУ, - сказал он.
  
   Молодой бородатый мужчина разбирать не стал. Крепко стоя на ногах, он любовался эстансией и окрестными полями. Он заговорил, даже не глядя на дона Федерико.
  
   - Вы, я не знаю, но Клаус Хейнкель, да.
  
   Немец слегка пожал плечами.
  
   - Я не знаю Клауса Хейнкеля, могу я попросить вашу светлость убраться к черту из моего имения ?
  
   По иронии судьбы он использовал напыщенную кастильскую терминологию.
  
   В глазах Джима Дугласа сверкнула молния. Он подошел ближе к немцу и агрессивно ответил :
  
   - Может, вы знаете Клауса Мюллера ? Поскольку Клаус Хейнкель так себя называет ...
  
   Не давая немцу времени ответить, он продолжил :
  
   - Вы лжете, герр Штурм. Вы не только знаете Клауса Хейнкеля, но и он здесь. Я приехал не случайно. Я хочу с ним поговорить. Если он расскажет мне обо всех услугах, которые он оказал ЦРУ в период с 1945 по 1951 год, я не буду раскрывать его местонахождение. В противном случае я уезжаю в Ла-Пас и вызываю иностранных корреспондентов и несколько посольств.
  
   - Я обещаю вам самый красивый скандал, который когда-либо потрясет Боливию. Даже ты, Дон Федерико, не сможешь его задушить. Десятки миллионов людей во всех странах мира с нетерпением ждут, когда найдут Клауса Хейнкеля. Интересно, как еще есть люди, которые прячут такое барахло ...
  
   Во время разговора он грозно помахал указательным пальцем под носом собеседника.
  
   Серо-голубые глаза немца потемнели. От такого идеалиста его тошнило. Мы не могли спорить с этими людьми. Что он действительно знал ? Во всем мире газеты писали о Клаусе Хейнкеле или Мюллере. Двумя неделями ранее несколько газет сообщили, что мирный гражданин Боливии по имени Клаус Мюллер на самом деле был оберштурмфюрером СС Клаусом Хейнкелем, разыскиваемым как военный преступник за особо ужасные деяния, приговоренным к смертной казни в четырех странах, включая Францию ​​и Великобританию. Голландию. Помимо своей деятельности в гестапо, Адольф Эйхман казался мягким и безобидным бюрократом. Внезапно общественное мнение в большинстве стран цивилизованного мира вспыхнуло, требуя от Боливии предать Клауса Хейнкеля справедливому наказанию. Несмотря на свое безразличие к внешнему миру, боливийцам будет трудно не экстрадировать его. Что их сильно раздражало. Потому что у Клауса Хейнкеля, который стал гражданином Боливии под именем Клаус Мюллер, было много друзей в Ла-Пасе.
  
   Слава Богу, когда крики международного общественного мнения достигли уровня, который трудно вынести тонкому боливийскому уши, Клаус Мюллер чудесным образом исчез. Которая сняла большую тяжесть с сознания боливийцев. У них было время обнаружить, что не было убедительных доказательств того, что палач Клаус Хейнкель и безобидный Клаус Мюллер были одним целым.
  
   Полные доброй воли, они поклялись, что, поскольку это доказательство будет сделано, они без колебаний передадут это меньше, чем ничего, тем, кто потребовал, чтобы он выстрелил или повесил его.
  
   Как только его нашли.
  
   Что, учитывая хаос, царящий в Боливии, и непроницаемость границ, может занять четверть века… К тому времени мы бы забыли эту историю. Если только Клаус Хейнкель не появился неожиданно.
  
   Дон Федерико Штурм повернулся и встретился с нежным взглядом своей викуньи. Как он собирался без скандала избавиться от этого идиота, который, казалось, был так хорошо информирован ? Он провел рукой по волосам, чтобы успокоиться, и сказал примирительным голосом :
  
   - Не знаю, кто вам эту информацию дал, но мы ошибались. Клауса Хейнкеля здесь нет. Может, он уехал из страны.
  
   Джим Дуглас не вздрогнул.
  
   « Вы лжете, герр Штурм», - повторил он. Хейнкель находится здесь, в вашем районе. Я открою его в Ramparts, а раньше - в различных консульствах и посольствах в Ла-Пасе. Вы не хуже меня знаете, что он не может покинуть страну. Это такой хлам, что его не хотят даже перуанцы.
  
   Он придвинулся ближе, бормоча, его очки затуманились от эмоций.
  
   - Ему неловко, он слишком заметен, весь мир идет ему по пятам. Похоже, что в Ла-Пас прибыл израильский спецназовец. Они придут к вам, когда я им сообщу. Они убьют его, а вы с ним, герр Штурм ...
  
   Немец посмотрел на своего собеседника, пораженный взрывом ненависти. В 1945 году Джиму Дугласу было два или три года. Он говорил как израильский прокурор.
  
   - Почему вы так обвиняете Клауса Хейнкеля ? он не мог не спросить. Он ничего тебе не сделал.
  
   Молодой американец с сожалением покачал головой.
  
   - Меня не волнует Клаус Хейнкель. Но мы хотим доказать, что ЦРУ использует наемных убийц и « свиней » вроде этого старого нациста, что оно хочет заставить нацизм править в Америке.
  
   - Это ваше дело, - сказал дон Федерико. Мне нечего тебе сказать.
  
   Джим Дуглас пожал плечами.
  
   - Хорошо, герр Штурм. Я возвращаюсь в Ла-Пас. Вы скоро услышите от меня.
  
   Он присоединился к кабине и открыл дверь. Фредерик Штурм проследил за ним глазами, наконец, с облегчением. То, что мог сказать этот молодой дурак, не имело большого значения. Это он, Дон Федерико, в которого можно поверить, выдающийся гражданин Боливии и безоговорочная поддержка его сто восемьдесят четвертого правительства за сто пятьдесят один год независимости.
  
   Когда Джим Дуглас собирался войти в Импалу, дверь в эстансию открылась. У немца было ослепительное предчувствие катастрофы. Он хотел закричать, но не успел. На пороге появилась женщина и с любопытством посмотрела на остановившуюся во дворе машину. Очень смуглая, обтягивающая тело в черном платье с квадратным вырезом, она была похожа на Ракель Уэлч.
  
   Молодой американец вылез из такси, как черт из ящика, и большими шагами бросился к ней.
  
   - Донья Искьердо ?
  
   Женщина заткнула рот и быстро исчезла, хлопнув дверью. Фредерик Штурм выругался сквозь зубы. Дурак ! Джим Дуглас уже возвращался в его сторону, ржая от радости ! Он остановился перед ним и спросил голосом, полным торжествующей иронии :
  
   - Вы все еще думаете, что люди мне не поверят ? Хотя весь Ла-Пас знает, что донья Моника Искьердо - любовница Клауса Мюллера-Хейнкеля. И что она исчезла одновременно с ним ...
  
   - Подождите, - резко сказал Фредерик Штурм.
  
   Немец скрывал свою ярость, но его глаза побледнели, а шрам на носу выступил еще сильнее. Джим Дуглас немного склонил голову.
  
   - Вы решили познакомить меня с Клаусом Хейнкелем ? Поторопитесь, иначе я вернусь в Ла-Пас.
  
   - Введите момент.
  
   * * *
  
  
  
   Огромные черные глаза доньи Искьердо мрачно уставились на Джима Дугласа. Вблизи молодая женщина была еще красивее. У нее были очень тонкие черты лица, слегка вздернутый нос и капля индейской крови, придававшая ее красивой смуглой коже. Ее длинные заостренные руки заканчивались ухоженными длинными ногтями, что было неожиданно для этой эстанции на краю света. Но прежде всего Джим Дуглас не мог оторвать глаз от верха ее абсолютно прозрачного черного тюлевого платья, облегавшего две идеальные груди.
  
   - Пожалуйста, - сказал боливиец, - я не хочу, чтобы Клаус пострадал.
  
   Она тяжело вздохнула, от чего ее грудь распухла еще больше. Молодой американец не знал, куда идти. Отправившись на поиски монстра, он оказался лицом к лицу с прекрасной женщиной на грани нервного срыва. Как мог такой парень, как немец, лысый, с морщинистым лбом и большим носом, ничтожный, иметь такую ​​хорошенькую любовницу ?
  
   Дон Федерико заставил его войти в эту библиотеку, ускользнул, и сразу после этого вошла молодая женщина.
  
   « Он кусок мусора, - сказал он, - но я ничего с ним не сделаю. Это не мое дело.
  
   Она сделала шаг к нему. Несмотря на скромную прическу, покрывающую виски, она была ужасно аппетитной с этим тюлем в виде паутины и очаровательным полуоткрытым ртом. Джим искал ее взгляд. И снова, смешанный со страхом, он увидел мутное сияние, смесь томности и неподвижности. Она мягко повторила :
  
   - Пожалуйста, никому не говори, где Клаус. В противном случае они придут и убьют его. Это ужасная ошибка, он никогда ничего не делал.
  
   Она была так близко к нему, что он чувствовал ее теплое дыхание и ее аромат. Оставленный и сбитый с толку, Джим Дуглас догадался о чем-то большем, чем очевидный страх и попрошайничество.
  
   « Он ужасный ублюдок», - сумел сказать он с глубокой убежденностью. Я читал, что он сделал. Однажды он содрал кожу с лица голландки, чтобы она заговорила. Как можно любить такого парня ?
  
   Моника Искьердо, не отвечая, покачала головой. Затем она, казалось, скользнула по полу и оказалась напротив Джима Дугласа, прижавшись губами к его уху.
  
   - Ничего не говори, - повторила она, - ничего не говори, я сделаю, что ты хочешь.
  
   Прозрачный тюль на кожаной куртке. Молодой американец посмотрел вниз и обнаружил, что груди торчат сквозь легкую ткань, самоуверенные и вызывающие. Его взгляд поднялся и погрузился в огромные черные глаза. То, что он там прочитал, лишило его дара речи : донья Искьердо очень хотел его. В тот же момент бедра молодой женщины облокотились на него, но не с жесткостью ясной женщины, пытающейся получить услугу от незнакомца, а с томностью женщины, умоляющей мужчину.
  
   Ослепительная волна желания обожгла его живот, но ему удалось отодвинуться от молодой женщины. Это было слишком потрясающе, чтобы начать это по-настоящему. Эта женщина предложила себя ему защитить другого мужчину.
  
   - Если он согласится ответить мне, - сказал он изменившимся голосом, - клянусь, я не скажу, где он.
  
   Донья Искьердо заламывала руки. Тусклое сияние в его глазах внезапно сменилось почти ощутимой паникой.
  
   - Но он не может, - рыдала она, - он никогда не работал на ЦРУ ...
  
   Эта откровенность внезапно разозлила молодого американца. Теперь ему не терпелось оказаться на улице под чистым небом Анд. Этот мир вызывал у него отвращение. Библиотека дона Федерико представляла собой комнату, обшитую темными деревянными панелями, со столом из красного дерева, глубокими креслами и инструментами для лазания на стене. Анды стоили Баварских Альп.
  
   Джим Дуглас направился к двери. Донья Искьердо вскрикнул, поняв, что уходит.
  
   - Дон Федерико !
  
   Дверь офиса распахнулась так резко, что Джим Дуглас чуть не ударил колотушкой по лицу. Он оказался перед немцем, блокирующим выход. Его серо-голубые глаза спокойно смотрели на молодую женщину и Джима Дугласа. Он, должно быть, ждал за дверью.
  
   - Что это ?
  
   Ее голос был спокойным и ледяным. Он стоял прямо и смотрел на Джима Дугласа так, как будто он был русским заключенным тридцатью годами ранее.
  
   Донья Искьердо фыркнул.
  
   « Он не хочет ничего слышать», - прошептала она.
  
   Немец небрежно пожал плечами.
  
   - Дорогой, мы не можем убедить этого молодого человека в том, что он не прав. В конце концов, пусть идет и говорит, чего он хочет, у нас демократия, nicht war ?
  
   Незаметная ирония последних слов передалась донье Искьердо. Она уставилась на дона Федерико, как будто он сошел с ума. Но уже последний отходил перед дверью кабинета, чтобы пропустить Джим Дуглас.
  
   Последний шагнул вперед, чувствуя себя неловко. Он не ожидал этой неприятной сцены. Профессионал агитации, он был обезоружен женским нытьем. Он прошел мимо дона Федерико и на секунду остановился на пороге с мыслью обернуться и попрощаться. Открытие потрясло его. С другой стороны коридора, через дверь эстансии, которая оставалась открытой, он мог видеть двор. Пустой.
  
   Такси, которое его привезло, исчезло ! В пылу спора он не слышал, как она ушла. Но почему он все подвел, даже не получив зарплату ?
  
   Он повернул голову, чтобы попросить объяснений. На долю секунды на его сетчатке запечатлелась невероятная сцена : донья Искьердо, ее рука закрыта ртом, глаза расширились от ужаса, Фредерик Штурм размахивает двумя руками над головой коротким горным топором.
  
   Молодой американец закричал, когда широкое лезвие вошло на семь сантиметров в его череп, чуть выше левого виска.
  
   Но он не упал. Оттолкнувшись от стены силой удара, он оставался неподвижным. Механически он приложил руку к черепу и извлек кровь и цервикальное вещество, на которое он посмотрел с недоверием. Как мог его мозг продолжать функционировать ? Затем боль охватила ее, извилистая, безжалостная. Все расплылось перед его глазами. Его очки были сняты. Он увидел, как снова приближается гигантский силуэт Фредерика Штурма с поднятым ледорубом. Он поднял руки для защиты и вскрикнул изо всех сил. Мы его убивали.
  
   Сталь треснула его череп, как грецкий орех. На этот раз он рухнул как масса и ничего не почувствовал.
  
   * * *
  
  
  
   По серому ковру растеклось большое пятно крови. Дон Федерико загнал труп Джима Дугласа в угол. Как автомат, он взял с журнального столика бутылку коньяка «Хеннесси» и сделал большой глоток из горлышка. Затем он опустился в кресло.
  
   Пустой.
  
   Прошло много времени с тех пор, как немцы участвовали в насильственных действиях. Алкоголь заставлял его дрожать. Стоя у стола, Моника Искьердо судорожно рыдала, заламывая руки. Это был единственный шум в доме. Слуги Чуло старались не прийти и не спросить, что происходит. Сам дон Федерико отослал старого Фридриха с пятьюдесятью долларами, объяснив это тем, что оставил хозяина на обед.
  
   Что касается Клауса Хейнкеля, ему нужно было спать. Он так и не смог привыкнуть к высоте и страдал ужасной бессонницей из-за « сороче », горной болезни. Он не заснул до рассвета, чтобы проснуться в три часа дня. Дон Федерико выругался сквозь зубы. Какая трата ! Волна ярости сорвала его со стула. Он решительно выступил против молодой женщины.
  
   Одной рукой он взял Монику за запястья и встряхнул ее, как сливовое дерево.
  
   - Дурак ! Я сказал тебе никогда не показываться на улицу.
  
   Моника зарыдала сильнее.
  
   « Я не видела, чтобы там кто-то был», - простонала она. Я больше не мог оставаться взаперти. Оставьте меня.
  
   В движении, которое она сделала, чтобы спастись от немца, она прислонилась к нему бедрами, животом, грудью. Необычайно мощная волна желания охватила Дона Федерико. Он отпустил обе руки молодой женщины и положил свою ей на бедра, обняв ее за талию.
  
   Она испуганно подняла глаза и увидела шок его ясных глаз, оживленных с выражением, которого она никогда раньше не видела : звериным, жадным и жестоким. Моника хотела отстраниться. Элегантный дон Федерико ни разу не сделал ей ни малейшего продвижения, ни разу с тех пор, как она была в эстансии, если бы он не сделал ни малейшего двусмысленного жеста. Она внезапно осознала, что ничего о нем не знает. И что он только что убил человека на его глазах. Обеими руками она оттолкнула его.
  
   - Оставь меня.
  
   Руки не отпускали. Напротив. Она почувствовала себя прижатой к твердому, сухому телу высокого немца и сразу увидела, какое впечатление она произвела на него. Она покраснела, внезапно охваченная неожиданной томностью. Дон Федерико неопределенно улыбнулся.
  
   - Это правда, что сказал этот юный дурень, ты очень красивая, Моника…
  
   Он никогда раньше с ней не разговаривал. Отпустив ее талию, он с жадностью погладил ее грудь кончиками пальцев сквозь черный тюль. Утонченный кабальеро уступил место нетерпеливому мужчине, возвышающемуся над Моникой на добрых восемь дюймов. Прижав ее к краю стола, он ударил ее по спине. Девушка попыталась восстановить самообладание и сумела сказать почти спокойным голосом :
  
   - Оставьте меня, дон Федерико, нужно что-то сделать с телом этого человека.
  
   « Он может подождать», - холодно сказал немец.
  
   Чем сильнее он прижимал ее к себе, тем сильнее росло его желание. Холост, у него иногда был короткий роман со стриптизершей из Маракайбо, Ла-Паса или шлюхой из Лимы. Ничего подобного с элегантной женщиной, которую он держал, красивой, молодой и чувственной ...
  
   Под влиянием непреодолимого порыва дон Федерико положил левую руку на правую ногу Моники. Прикосновение черных колготок к кончикам пальцев наэлектризовало ее.
  
   Он медленно поднялся, следуя изгибу бедра, при этом повесив платье. Молодая женщина внезапно вздрогнула, когда ее пальцы коснулись ее легкого нейлона. Его образование было сильнее его чувственности : его правая рука вышла и ударила немца.
  
   - Schweinerei ! (3)
  
   Дон Федерико внезапно отпустил ее. Он быстро ударил ее дважды, заставив ее закружиться голова, оглушенная болью и страхом, слезы наполнились ее глазами. Затем он сжал ее горло одной рукой.
  
   - Если ты сделаешь это еще раз, - отругал он, - я убью тебя, как другого.
  
   Девушка испуганно кивнула. Она никогда бы не поверила, что ее хозяин может так себя вести. Клаус всегда представлял его одним из своих лучших друзей. И в то же время ей пришлось признаться себе, что, если бы он поцеловал ее, а не поглаживал, как хам, она бы растаяла. Он отличался от Клауса ...
  
   Сквозь слезы она увидела яркие холодные глаза дона Федерико. Она опустила взгляд и осталась ошеломленной: немец тихонько расстегнул ремень.
  
   Его дыхание было коротким и громким. Словно загипнотизированная, она почувствовала, что он отпустил ее шею. Рука, наполовину душившая ее, поднялась под кружевное платье, схватила колготки на талии и потянула вниз. Лопатчатые пальцы рвали нейлон с какой-то яростью. Осколки гротескным образом упали на лодыжки молодой женщины. Когда пальцы немца коснулись ее кожи, она вздрогнула и задрожала от стыда.
  
   Ее обычные демоны парализовали ее.
  
   Когда дон Федерико обнажил ее живот, натягивая платье до талии, она сделала последнюю попытку сбежать. Он снова злобно скрутил ее запястья, приближая свое лицо к ее. Шрам на его носу выглядел как демоническая молния.
  
   - Если закричать, пригрозил немец, я вас обоих вышвырну.
  
   Она чувствовала, что он говорит правду. Смиренная и покорная, она откинулась на твердый край стола. Вес дона Федерико тут же сокрушил его. Для шестидесятилетнего мужчины он все еще оставался на удивление мужественным. Он принял его без промедления, одним толчком, удовлетворенно крякнув. Она издала легкий крик, поцарапанная пульсирующей раной, на которую ее тело все еще не реагировало. Она страдала, ее глаза закрыты. У нее мелькнула мысль о Клаусе, спящем на первом этаже ...
  
   Дон Федерико согнул ее еще немного с жадностью и энергией молодого жеребца, независимо от ее чувств. Внезапно он оказался сильнее ее. Волна тепла вырвалась из его сердца, превратившись в резкий и неистовый импульс, который все его взволновал. Его руки отпустили стол и поднялись к груди мужчины, сжимая рубашку. Почти неслышным голосом она прошептала :
  
   - Легко, просто.
  
   Немец, казалось, не слышал. Он просунул руки ей под бедра и упал на нее, стуча так, словно хотел раздавить ее между собой и столом.
  
   Внезапно Моника Искьердо превратилась в не более чем бушующее животное, воющее и задыхающееся.
  
   Его руки скользнули по столу, уронив чернильницу и обрамленные фотографиями. Дон Федерико ничего не заметил.
  
   Дверь офиса бесшумно отворилась, и на сморщенном лице старого чула, привлеченного этим шумом, было лицо . Ее равнодушный взгляд зафиксировал сцену, и она быстро закрыла дверь.
  
   Дон Федерико внезапно остановился. Он выпрямился, оторвался от молодой женщины и остановился, задыхаясь, его сердце бешено колотилось с высоты, его глаза были пустыми. Не глядя на донью Искьердо, он поправился жестами автомата. Медленно, в свою очередь, молодая женщина встала. Так же, как в дверь офиса постучали.
  
   Дон Федерико вскочил и спросил по-немецки :
  
   - W as ist das ?
  
   - Клаус.
  
   - Эй, момент.
  
   Ясный взгляд немца сфотографировал разбросанные по ковру черные нейлоновые обломки. Моника Искьердо с красными скулами, растрепанная, рваные колготки свисали с лодыжек, стол унесло ураганом. А возле журнального столика труп Джима Дугласа и огромное пятно крови.
  
   « Снимай колготки», - тихо сказал он молодой женщине. Помните, что будет, если вы заговорите.
  
   * * *
  
  
  
   Клаус Хейнкель сначала увидел только лежащий труп и кровь. Донья Искьердо нервно курила, ее глаза сияли слезами, она прислонилась к столу. Клаус рассеянно посмотрел на нее, и она почувствовала дополнительное унижение. Клаус был так напуган, что даже не заметил ее состояния.
  
   - Что случилось ? он спросил. Кто он ?
  
   Положив предметы обратно на стол, дон Федерико объяснил ему по-немецки визит Джима Дугласа. Клаус прислушался, замер и молчал. Он был размером с Монику Искьердо, почти лысый, с немного длинноватым носом, тонким ртом и птичьими глазами, круглыми, невыразительными.
  
   Однако вместе с ним Моника Искьердо обнаружила, что женщина может испытывать удовольствие с мужчиной без очарования и, кроме того, снабжена небольшой булочкой. Ненасытного аппетита Клауса к своему телу ему было достаточно. Впервые с момента замужества с крохотным Педро Искьердо она заново открыла для себя радость жизни. И когда нужно было выбрать, прийти и спрятаться в этой эстансии, она не колебалась.
  
   Клаус Хейнкель присел рядом с американцем и перевернул его.
  
   Из его ушей текла струйка крови. Похоже, его черты лица были вырезаны на гипсовом блоке. После смерти только одна из его бровей расслабилась, отчего он, казалось, подмигнул - взгляд, противоречащий струйке кровавой слюны, затекшей в его шее.
  
   Немец быстро обыскал его, забрав бумажник.
  
   Дон Федерико задумчиво созерцал эту сцену. Он испытывал лишь ограниченную симпатию к лысому человечку. Но не было и речи о том, чтобы подвести его, даже если бы он захотел. У него, Фредерика Штурма, были обязанности перед людьми намного выше, чем у этой маленькой гадюки Клауса Хейнкеля. Вторжение этого молодого американца очень расстроило.
  
   Немец обошел стол и потянул к себе телефон. Для Ла-Паса это не было автоматическим.
  
   « Я бы хотел 734916 в Ла-Пасе», - сказал он оператору. Майор Уго Гомес. От Дона Федерико Штурма.
  
   Он повесил трубку. Донья Искьердо старалась не слишком трястись, нервно затягивая сигарету. У нее горел живот, и ей было стыдно за нее. Каждую секунду она ожидала, что всегда дотошный Клаус спросит ее, почему она не носит колготки. Но тот довольствовался тем, что смотрел на нее с неприязнью :
  
   - Это из-за тебя это произошло, - злобно сказал он, - мне не следовало брать тебя с собой.
  
   - Прошу прощения, - смиренно сказала молодая женщина.
  
   Она искала взгляд своего возлюбленного, словно пытаясь дать ему понять, через что она только что прошла, но он был далеко от этих опасений. Дон Федерико пришел ему на помощь, немного насмешливо.
  
   - Давай, Клаус, не будь таким трудным. Она не могла знать. В конечном итоге это может быть хорошо для всех нас.
  
   Клаус Хейнкель не ответил. Он молча смотрел на большое пятно, на котором упал Джим Дуглас. Прошло много времени с тех пор, как он видел свежую кровь, и многие воспоминания всплыли на поверхность.
  
   Воспоминания, которые он предпочел бы забыть.
  
  
  
  ГЛАВА II.
  
  
   Джеймс Николсон подошел к выходу 8, где ждали пассажиры рейса 955 Скандинавских авиалиний в Рио-де-Жанейро, Монтевидео, Буэнос-Айрес и Сантьяго-де-Чили. Тот, кого он искал, должен был быть там. Он осмотрел сидящих на скамейках путников и заметил светловолосого мужчину с глазами, скрытыми за темными очками, очень элегантного в темном костюме из альпаки, с маленьким портфелем Samsonite рядом с ним. Он увидел красное перстень на безымянном пальце левой руки и поэтому был уверен, что имеет какое-то отношение к Его Светлости принцу Малко, как и он, агенту Центрального разведывательного управления. Хотя они относятся к разным разделам. Он проводил восемь часов в день в офисе во Франкфурте, Германия, борясь с компьютером, постоянно обновляя записи обо всех, кто работал или работал на ЦРУ в этой стране. Принц Малко, он же, агент « старшего звена » Отдела планов, отвечал за « черные » операции Компании. Из тех, что мы признались, попали за руку в сумке. Джеймс Николсон с любопытством посмотрел на человека, к которому собирался подойти. Он не часто видел себе подобных.
  
   - Принц Малко Линге ?
  
   Малко поднял глаза. Со своими рыжими усами и твидовым костюмом Джеймс Николсон выглядел как полковник индийской армии, забывший свою лошадь в раздевалке. Как и ожидалось, в петлице у него был маленький фиолетовый цветок, а в руке он держал желтый крафт-конверт.
  
   - Я ждал вас, - сказал Малко, - боялся, что ваш рейс опаздывает, мы вылетаем через двадцать минут.
  
   - Пойдем в бар, - предложил американец.
  
   Они нашли небольшой столик в тихом уголке. Малко заказал водку Stolichnaya, а его противоположность - J & B. В Боливии водка, должно быть, была такой же редкостью, как воздух ...
  
   Джеймс Николсон толкнул конверт через стол и просто сказал :
  
   - Вот полное досье Клауса Хейнкеля, - сказал Клаус Мюллер. С его отпечатками пальцев.
  
   Малко взял конверт. Ему показалось странным, что его вырвали из замка только для того, чтобы получить отпечатки пальцев в Боливии. Ла-Пас мог быть на краю света, и на высоте четырех тысяч двухсот метров над уровнем моря все еще были связи с посольством США.
  
   Они принесли ему водку, и он окунул губы в холодную крепкую жидкость.
  
   - А там много интересного ? - спросил он, похлопывая по конверту.
  
   Джеймс Николсон погладил свои крючковатые усы.
  
   - Особенно. Отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля как таковые, а не как Клауса Мюллера. Мы единственные, у кого они есть. Архивы СС и гестапо были уничтожены. Когда в 1945 году военная разведка арестовала Клауса Хейнкеля, его звали Клаус Хейнкель, и он был членом гестапо. У человека, который сегодня называет себя Клаусом Мюллером, такие же отпечатки пальцев. Таким образом, это доказательство того, что он подал заявление о предоставлении боливийского гражданства под вымышленным именем. Так что боливийцы могут его сбросить ...
  
   Малко задумчиво играл с конвертом. Как и все, он читал в газетах рассказ Клауса Хейнкеля.
  
   - Этот Хейнкель, спросил он, кто он на самом деле ?
  
   Джеймс Николсон скривился с отвращением.
  
   - Садист-хулиган, животное. Там есть часть его родословной. Он собственноручно убил около трехсот человек. Он особенно любил нападать на евреев. Он очистил живую в Амстердаме, сдирая с нее кожу по частям скальпелем. Его крики сводили с ума священника, заключенного в соседнюю камеру. Хейнкель также пытал детей, католических священников. Его приговорили к смертной казни во Франции и Голландии. Не говоря уже об Израиле.
  
   Отвращение заставило Малько поставить стакан.
  
   - Но как он до сих пор ?
  
   « Мы защищали его», - просто признал Николсон. Когда в 1945 году сотрудники УСС арестовали его для прохождения таможни, он предложил список всех агентов гестапо, еще не обнаруженных в странах, где он « работал ». С тех пор они работают на нас. Потом, когда агентство было основано в 1947 году, мы нашли его на помойке. Он работал в Отделе планов для выполнения различных миссий в Восточной Германии. Чтобы вознаградить его, мы дали ему фальшивую личность и бросили его в 1951 году. Мы никогда не думали, что он нам снова нужен.
  
   - А потом в Боливии возобновил службу. Несколько лет нас там не очень хорошо видели. Клаус Хейнкель нам очень помог. С тех пор правительство сменилось, слава богу. Мы им нравимся. Нам больше не нужен Клаус Хейнкель, и он стал немного заметным ...
  
   Тихий цинизм собеседника лишил Малко дара речи. Он мог знать, что мы не выполняли секретную службу с прислужниками ...
  
   К тому же эта история была непонятной :
  
   - Но почему бы не передать его файл напрямую французам или израильтянам ? Это спасло бы меня от поездки в Боливию ...
  
   Джеймс Николсон улыбнулся в усы.
  
   - Это немного сложнее. Во-первых, боливийцы очень чувствительны. Хотя мы проглотили восемнадцать миллионов долларов в этой дерьмовой стране. И в награду они национализировали Gulf Oil ! Давая им отпечатки пальцев, мы позволяем им решать, что делать.
  
   - Вы не собираетесь заставить меня поверить, что у Компании там никого нет ? Почему я должен идти ?
  
   Николсон снова улыбается :
  
   - Вы прекрасно знаете, что левая рука Господа часто игнорирует то, что делает правая. Похоже, у Компании очень и очень хорошие отношения с боливийцами. Однако мы собираемся причинить им вред. Лучше, если это будет кто-то со стороны. Как ты.
  
   Малко залпом допил водку. Все пахло жульничеством ...
  
   - Сказать по правде, - вздохнул Джеймс Николсон, - Отдел планов весьма противился раскрытию этих документов ...
  
   - Но я из Отдела планов ! Малько вздрогнул.
  
   - Да… Допустим, Госдеп немного потянул руку. Оглушен криками нескольких послов.
  
   Другими словами, сотрудники ЦРУ в Ла-Пасе собирались благословить Малько.
  
   - Почему ты выбрал меня ?
  
   Джеймс Николсон посмотрел в свои золотые глаза с намеком на уважение.
  
   - Потому что мы тебе доверяем. Сообщите нам, что в пути вы не потеряете наши отпечатки пальцев. Кроме того, как только вы передадите их боливийцам, вам нужно будет уведомить французов, голландцев и израильтян. Неофициально, что остальные не разводят костер ...
  
   Эта грязь угнетала Малько. Только перед тем, как покинуть свой замок в Лицене, ему пришлось заставить Крисантема купить около двадцати пластиковых тазов, чтобы их поставить под дыры в крыше главного здания ... Было срочно переделывать всю крышу. А для этого потребовалось много долларов ...
  
   - Вас не беспокоит, что Клаус Хейнкель сделает какие-то разоблачения о ЦРУ ? он спросил. С историей Джека Андерсона сейчас не время ...
  
   Джеймс Николсон тонко улыбается :
  
   - Не факт, что боливийцы передадут Клауса Хейнкеля израильтянам или французам. Нынешнее правительство многим обязано немецким кругам в Ла-Пасе. Я считаю, что у последних есть веские причины для того, чтобы Клауса Хейнкеля не доводили до предела. У всех этих ужасных полупродаж больше нет никакой политической активности, но они хотят мирно состариться ... Итак, они попросят у боливийцев немного усилий ... Я готов поспорить на хороший доллар серебра по отношению к боливийскому песо, что в ближайшем будущем дней, человек по имени Клаус Хейнкель потерпит неудачу на улице Ла-Паса ...
  
   - Которая нахрен избавит мир от прекрасного хлама.
  
   Громкоговоритель заглушил голос американца.
  
   - Scandinavian Airlines объявляет об отправлении рейса 955 в Лиссабон, Рио, Буэнос-Айрес и Сантьяго. Выход на посадку № 8. Пассажиры с красными карточками.
  
   « К вам», - сказал Джеймс Николсон. Обратите внимание на Ла-Пас. У Клауса Хейнкеля по-прежнему много друзей. Передавайте дело только лично министру иностранных дел ...
  
   Малко смотрел сквозь лед на большой DC8 авиакомпании Scandinavian Airlines. Он любил длительные авиаперелеты. Нас баловали, баловали, это был абсолютный отдых. Он открыл свой портфель и закопал в него досье Клауса Хейнкеля, военного преступника, агента гестапо и ЦРУ. На случай, если он взял свой тонкий пистолет. Потому что он опасался увеселительных поездок, предлагаемых Центральным разведывательным управлением.
  
   * * *
  
  
  
   Чако, что-то вроде тонкой саванны, плоской, как рука, бесконечно шла под крыльями DC9 «Ллойд Боливиана». После комфорта Scandinavian Airlines он был более спартанским. Малко тоскливо мечтал о длинноногой хозяйке с пшеничными волосами, которая заботилась о нем между Лиссабоном и Рио. Чтобы отвлечься, он просмотрел файл, оставленный пассажиром скандинавского DC8 : подробное исследование японских портов, редактируемое Управлением информации для Дальнего Востока. Это было по-французски. Он посмотрел на адрес : 2 bis rue de Caumartin, Париж. Это заставило его мечтать. Какой далекой ему казалась Европа !
  
   Постепенно зеленые, густые, безграничные джунгли заменили Чако, покрывая весь этот огромный регион, который простирается между Бразилией, Парагваем и Боливией. Голос пилота объявил :
  
   - Слева от устройства город Камири.
  
   Малко перегнулся через окно и увидел лишь несколько крохотных домиков. Именно там двумя годами ранее боливийцы убили « Че » Гевару. Конец приключения и начало мифа.
  
   Еще полтора часа до Ла-Паса.
  
   * * *
  
  
  
   DC9 погрузился в окутанные туманом вершины. Всего от шести до семи тысяч метров. Это правда, что в аэропорту Эль-Альто было четыре тысячи двести ... Прибытие в Ла-Пас было невероятным. Под крыльями самолетов шествовали долины, головокружительные и безлюдные ущелья. Внезапно тропический пейзаж уступил место облупившимся стенам Анд и пустынным плато Альтиплано. В слезах облаков дома Ла-Паса сияли на солнце, прижимаясь к двум сторонам долины, на вершине которой находился аэропорт.
  
   Самый высокий город в мире. Вокруг были только крутые пики и однообразные просторы Альтиплано. На повороте Малко увидел серебристую воду озера Титикака в шестидесяти километрах к северу. Затем DC9 нырнул к взлетно-посадочной полосе.
  
   * * *
  
  
  
   Величественный таможенник рассеянно посмотрел на паспорт Малько и махнул ему рукой. С ее микро-юбкой и подчеркнутым макияжем она больше напоминала Фоли-Бержер, чем корсиканскую габелю. Когда они уходили, полицейский с оливковым лицом, похожим на форму, бросился на Малько.
  
   - Доллары ? Тринадцать песо ...
  
   Он размахивал пачкой грязных песо . Конечно, банк аэропорта был закрыт. Обменный пункт погнался за Малко в такси, даже сев рядом с ним ! Воздух был прохладным, но Малко чувствовал себя так, словно его грудь стесняла стальным корсетом. В аэропорту он увидел потерявшую сознание женщину, которой пришлось надеть кислородную маску. Высота. В Ла-Пасе послы падали как мухи. Слабому кардиологу было достаточно взять такси в нижней части города и быстро отвезти его в Эль-Альто, чтобы перейти от жизни к смерти : нижняя часть была на трех тысячах, а верхняя - на четырех тысячах двести ...
  
   Такси Малко, очищенное от оливкового полицейского, врезалось в самую опасную дорогу в мире. Узкая полоса гудронированного шоссе, спускающаяся вниз по долине, с безумным движением автобусов и грузовиков. По обе стороны дороги бесчисленные чулы - индейцы Альтиплано - медленно прогуливались или ждали Бог знает чего, садясь им вслед. Все одинаковые и высокие, как три яблока, их лица преждевременно состарились, с черными дынями на макушке, бесчисленными нижними юбками, которые делали их похожими на полных, и часто ребенка, висящего на спине в шерстяном одеяле. агайо. Другие ждали перед плохим киоском с фруктами, ели и спали там, пока все не продали. Затем они уехали со своими немногими песо, десять, двадцать или сто километров по Альтиплано. Склоны долины скрылись под зарослями трущоб. Перед поворотом Малко увидел огромную вывеску с портретом усатого солдата, увенчанную надписью гигантскими красными буквами :
  
   « Vincere o morir con Banzer». " (4)
  
   Всегда глупые ставки. Бэнзер пойдет, как предыдущие сто восемьдесят три президента, и чулосы этого даже не заметят. В этой стране на краю света революции возвращались так же регулярно, как и времена года. Между двумя революциями лидеры пытались стряхнуть апатию чулосов чем-то еще.
  
   На заднем стекле такси Малко висел флаг с перечеркнутыми тремя боливийскими цветами и прокламацией :
  
   " Bolivia reclama su mar. " (5)
  
   Несчастные боливийцы на протяжении столетия претендовали на доступ к морю, аннексированному чилийцами. Они явно остались глухи. Так каждый год объявлялась Неделя моря, во время которой процветали лозунги и боевые декларации. Затем все снова стало спокойным до следующего года. В порыве патриотизма одно из предыдущих правительств даже построило огромное здание под названием LITORAL на Прадо, Елисейских полях в Ла-Пасе, но из-за нехватки капитала оно остановилось.
  
   Как и вся Боливия.
  
   Его четыре миллиона жителей, проживающие на территории, в два с половиной раза превышающей размер Франции, медленно погружались в средневековье в соответствии с ежегодным ритмом революций. Такси проехало перед массивным зданием COMIBOL, въехало на авеню Камачо и остановилось.
  
   - Aqui hotel La Paz, - объявил водитель.
  
   * * *
  
  
  
   Джек Кембелл, официально директор USIS, а на самом деле № 1 ЦРУ в Ла-Пасе, криво уставился на Малько, пытаясь отдышаться. USIS находился на улице Comercio, в старом городе, в трех кварталах от отеля La Paz. Но узкие улочки должны были иметь уклон 30 ® ... Во всем Ла-Пасе не было горизонтального проспекта. И каждый шаг стоил непомерных усилий. Малко чувствовал себя так, будто поднялся на Аннапурну. Бесчисленные и крохотные чула с их ребенком, висящим на спине, тем не менее с радостью прошли мимо него, пока он думал о том, чтобы кончить на четвереньках ...
  
   Он посмотрел на сидящего напротив него американца и сказал себе, что редко видел человека так плохо одетого : бутылочно-зеленые брюки с синим пиджаком и желтой рубашкой. Что касается ее голоса, это был кошмар. Насилард и угрюмый, с акцентом Нью-Джерси, режущий ножом. Все в нем источало пошлость, включая нос с вытянутыми лапами и выпученные глаза за очками. Помещение USIS было хорошо скрыто на третьем этаже ветхого здания, без видимых следов. ЦРУ еще не оправилось от травмы, нанесенной некоторыми предыдущими правительствами.
  
   Без преувеличенного энтузиазма Джек Кембелл спросил у Малько новости о его поездке. Он извинился за то, что не прислал ей машину.
  
   - Высота ! Я отключился. Вот оно у нас постоянно.
  
   Он механически играл с телексом, сообщающим о прибытии Малко в Ла-Пас. Несмотря на свой безвкусный вкус, он был одним из лучших оперативников ЦРУ в Южной Америке. Давно пострадавший в Уругвае, он отличился против тупамаро.
  
   Малко, чуть менее запыхавшийся, спросил :
  
   - Ты знаешь цель моей поездки ? Можете ли вы организовать мне встречу с министром иностранных дел правительства Боливии ?
  
   Джек Кембелл странно на него уставился :
  
   « Я думаю, ты пришел напрасно», - протянул он гнусаво.
  
   Малко недоверчиво и разъяренно посмотрел на американца :
  
   - Зря ?
  
   Человек напротив весело ухмыльнулся.
  
   - Клаус Хейнкель покончил жизнь самоубийством два дня назад. Его сегодня хоронят.
  
  
  
  ГЛАВА III.
  
  
   Новость охватила всю третью страницу газеты Presencia. С фотографией Клауса Хейнкель-Мюллера и его врача, где он покончил с собой, в элегантном районе Флориды, в нижней части города. Малько достаточно говорил по-испански, чтобы понять смысл статьи. Журналист, написавший это, очень подробно описал труп Клауса Хейнкеля, каким он его видел, череп, разбитый пулей.
  
   В ящике было заявление майора Уго Гомеса, главы политического отдела , в котором говорилось, что дело Клауса Хейнкеля окончено и что правда о немце в Ла-Пасе никогда не будет известна.
  
   Малко посмотрел на подпись под статьей. Эстебан Баррига. Похороны прошли в церкви Сан-Мигель-де-Калакото.
  
   « Ты пришел напрасно», - произнес Джек Кембелл гнусавым голосом. По крайней мере, вы будете знать, как выглядит Боливия.
  
   Малко сложил газету и снова положил на стол. Американец ликовал, словно смерть Клауса Хейнкеля наполнила его радостью. В принципе, вполне логично, что преследуемый нацист покончил жизнь самоубийством. Малко встал. Сообщается, что его миссия в Боливии была недолгой. Через полуоткрытую дверь он встретился взглядом с секретаршей с овальным чувственным лицом.
  
   Она нагло смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она слегка улыбнулась, посмотрела вниз и снова погрузилась в свою машину. Ее очень короткая юбка открывала две идеальные ноги до середины бедра. От нее исходила аура веселья и чуткости.
  
   Голос Кембелла поразил Малько.
  
   - Ты трепещешь перед Лукрецией… У нее самые красивые ноги в посольстве. К тому же кажется, что его мораль менее строгая, чем у его маленьких товарищей.
  
   Он говорил громким и внятным голосом, и Малко смутился за боливийца. Он мог видеть ее только в чистом профиле, с подчеркнутым подбородком и широким чувственным ртом.
  
   - Я пойду, - сказал он. Жаль, что я прибыл слишком поздно.
  
   Джек Кембелл сделал фаталистический жест.
  
   - У этого парня, должно быть, слишком много было на совести ... Кстати, вы принесли его дело, не так ли ? Его отпечатки и все такое. Предоставьте это мне, я отправлю его обратно в Лэнгли с отчетом о смерти. Пусть файл закроется.
  
   Золотые глаза Малко не изменили выражения. Но что-то в нем застыло. Его шестое чувство зажгло в его мозгу маленький красный огонек. Голос Джека Кембелла был слишком отстраненным, слишком равнодушным. Инстинктивно Малко солгал.
  
   - Я все оставил в отеле.
  
   Незаметная тень досады пробежала по лицу американца.
  
   - Вы хотите, чтобы я вам кого-нибудь пришла ?
  
   Малко уставился на него самым откровенным взглядом.
  
   - В принципе, я могу взять вашу секретаршу, и она принесет вам документы. Так что вы получите их немедленно.
  
   Джек Кэмбелл колебался на долю секунды, но предложение Малко, очевидно, застало его врасплох.
  
   - Хорошо, а почему бы и нет ? он сказал.
  
   Он перегнулся через стол.
  
   - Лукреция !
  
   Молодой боливиец вошел в офис. Его большие черные глаза были полны ума и чувствительности. Стоя, ее ноги выглядели еще красивее.
  
   « Лукреция, - приказал Кембелл, - проводи этого джентльмена в его отель. Вы принесете мне конверт, который он вам даст.
  
   Она наклонила голову и искоса взглянула на Малько. Двое мужчин без энтузиазма пожали друг другу руки.
  
   - На обратном пути заехать в Рио, - предложил американец, - смешнее Боливии…
  
   В лифте сочная Лукреция не спускала глаз. Они пошли бок о бок до перекрестка улицы Аякучо. Перед Банком Перу Малко поднял руку, чтобы остановить выходящее такси. Лукреция удивленно посмотрела на него :
  
   - Но ваш отель двумя улицами вниз !
  
   Он улыбнулся и взял ее за руку, чтобы затащить в такси.
  
   - Где район Флориды ?
  
   - Внизу города, недалеко от Калакото. Почему ?
  
   - Вот куда мы идем. Именно в церкви Сан-Мигель.
  
   * * *
  
  
  
   Огромный черный гроб, одетый в серебро, занимал всю середину центрального прохода, скрываясь под грудой венков. Судя по всему, у Клауса Хейнкеля были не только враги. Первые четыре ряда церкви Сан-Мигель были заполнены. Особенно мужчины европейского типа и довольно старые.
  
   Малко и Лукреция смотрели на неф. Экспедиция, казалось, очень позабавила молодого боливийца. Она не задавала никаких вопросов о внезапном желании Малько. Это было настоящее путешествие, чтобы добраться до Калакото, жилого района Ла-Паса. Нижняя часть города представляла собой узкую пушку, вьющуюся между отвесными скалистыми стенами, как в Беверли-Хиллз. Мы были на дне расширяющейся долины. Калакото начался после моста через реку Ла-Пас, раскинувшегося на каменистой местности, оторванной от горы. Виллы, окруженные высокими стенами, по обе стороны широкого проспекта, ведущего к церкви Сан-Мигель, футуристическому бетонному блоку, обозначающему конец города.
  
   Флорида, где умер Клаус Хейнкель, простиралась правее Калакото примерно на десять кварталов.
  
   Тогда ничего не осталось.
  
   Священник повернулся и пошел по центральному проходу, размахивая щеткой для бутылок. Он торжественно поднял его и стал окроплять гроб святой водой, читая молитву. Когда мы узнали о жизни Клауса Хейнкеля, было удивительно, что святая вода не закипала при прикосновении к гробу… Малко прошептал Лукреции на ухо :
  
   - Вы знаете людей, которые там есть ?
  
   Она ответила почти не шевеля губами.
  
   - Они нацисты. Толстый рыжий там - Сепп, владелец Da ï quiri. Друг Клауса Хейнкеля. Остальные входят в состав Автомобильного клуба. Они все есть. Даже Дон Федерико.
  
   - Кто такой Дон Федерико ?
  
   - Дон Федерико Штурм, великий, у гроба. Один из столпов дружественных нацистов в Южной Америке.
  
   Бывший полковник СС. Он живет недалеко от озера Титикака. Он заработал состояние в Боливии и очень силен. Говорят, что он лично знает Мартина Бормана и даже спрятал это у себя дома. Но мы так много говорим ...
  
   - взволнованно прошептала Лукреция, пока Малко рассматривал странных помощников. Под их взглядом, смущенным преданностью, было неопределенное чувство, которое он не мог обнаружить. Он сосредоточился на Доне Федерико. Красивый мужчина, который стоял прямо, как я, безупречный в темном костюме, похожем на униформу. Чувствуя себя наблюдаемым, немец слегка повернул голову, и Малко встретился с ним взглядом холодными, очень ясными глазами. Он почувствовал инстинктивное замешательство. Он слегка сжал губы, и дон Федерико вернулся на свое место, скрестив руки перед собой.
  
   Внезапно Малко понял, что его беспокоило : все эти люди выглядели счастливыми !
  
   Он просматривал их одну за другой, останавливаясь на каждой. Через несколько секунд каждое лицо испустило легкий счастливый тик. Неудачная улыбка. Радостное сияние в ее глазах, морщинка, которая появилась и быстро исчезла. Как будто они все над кем-то подшучивали. Но кому ? Гроб был массивным и зловещим. С мертвым человеком внутри. Человек там, Клаус Хейнкель, был одним из них.
  
   Впечатление от смущения в присутствии Джека Кембелла усилилось. Было что-то странное во внезапной смерти Клауса Хейнкеля. Загадка, которую Малко хотел разгадать перед отъездом из Боливии.
  
   Церемония закончилась. Малко потянул Лукрецию за руку. Спускаясь по переулку, он внезапно увидел в стороне от остальных очень маленького человека с ярко выраженным индейским лицом и видом страдания. Мелкий и изможденный, он выглядел так, словно ему было стыдно находиться здесь. Он определенно не был немцем. Когда они собирались выйти, Малко также заметил массивную фигуру в тени колонны. Этот тоже не был немцем. Оливкового цвета, с круглой головой, квадратными плечами, свисающими руками, он выглядел упитанным и жестоким зверем. Малко заметил комок под своей плохо скроенной курткой. Мужчина был вооружен. Когда Лукреция проходила мимо него, он настойчиво смотрел на нее, и его взгляд лизнул ноги, обнаженные мини.
  
   Юная боливийка ухмыльнулась, оскалив зубы, словно собираясь укусить.
  
   Как только они вышли на площадь, Малко спросил :
  
   - Кто это был, горилла возле столба ? Лукреция с отвращением надула губы.
  
   - Майор Уго Гомес. Руководитель политического контроля. Убийца и садист. Он снял виллу в городе, где так ужасно истязает подозреваемых, что иногда приходится перекрывать движение транспорта, чтобы не слышать их криков ...
  
   Клаус Хейнкель, должно быть, процветал в этой прекрасной стране.
  
   - Ты его знаешь ?
  
   Юная боливийка скривила рот в ненавистной гримасе :
  
   - Я принадлежал к оппозиционному политическому формированию. Нас остановили люди Гомеса, которые сам настояли на допросе. Он хотел меня изнасиловать.
  
   Его голос дрожал :
  
   - Он думает, что он мачо, - продолжила она , потому что он насилует девушек и спит по пятницам с шлюхами Маракайбо… Я видела, как он сжимал яички молодого человека проволокой, пока он не терял сознание. Потому что он написал на стенах антиправительственные лозунги ...
  
   Она была полна ненависти, милая Лукреция. Малько вернулся к своей идее :
  
   - Что там делал этот грозный персонаж ? Это не черт святой купели ...
  
   - Он защищал Клауса Хейнкеля. Ничего не происходит в Ла-Пасе без его ведома. «Я надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь его убьет», - добавила она с глубокой убежденностью.
  
   Девушка повернулась к Малко.
  
   " Может, мы сейчас заберем бумаги из вашего отеля ?"
  
   Малко заколебался. И погрузил свои золотые глаза в глаза молодого боливийца.
  
   « Мы не пойдем в мою гостиницу», - сказал он. Я хотел бы попросить вас об одолжении.
  
   - Какой из них ?
  
   Он чувствовал, что она подозрительна и настороже.
  
   - Я думаю, что в смерти Клауса Хейнкеля есть что-то странное. Я бы хотел узнать, что ...
  
   Боливийка уставилась на него, нахмурив брови, чтобы увидеть, не шутит ли он. Затем ее взгляд смягчился, и она улыбнулась Малько, обнажив блестящие зубы.
  
   - Если бы это могло доставить неприятности этой грязной собаке из Гомеса ! Что ты хочешь делать ?
  
   Она начала с ним разговаривать и заметила его удивление.
  
   Она смеется.
  
   - Если нам нужно дружить, я говорю тебе « ты ». Я говорю « ты » всем, кто мне нравится. Ты тоже должен сказать мне « ты ».
  
   - Вы не против Джека Кембелла ? - сказал Малко, немного заставив себя. (У него было нелегкое знакомство.) Для вашей работы.
  
   Она с сожалением покачала головой.
  
   - Мое место ! Но я зарабатываю тысячу триста песо в месяц. Достаточно, чтобы купить мне сигареты. Я работаю только для того, чтобы не сойти с ума от скуки. И Джек Кембелл, он меня бесит ! Однажды он хотел поцеловать меня, и я подумала, что у него в горле гниет туша ламы ...
  
   Малко улыбается. Зеленый язык ее неожиданного союзника расслаблял. Но он стеснялся брать ее на борт.
  
   - Это может быть опасно, - сказал он.
  
   Лукреция пожала плечами и горячо посмотрела на него.
  
   - Ты будешь моим мачо… Ты меня защитишь. Вамос.
  
   Вокруг них из церкви вышли немцы, оцепеневшие, но слегка обрадованные. Тот, кого Лукреция обозначила как Дон Федерико, бросил проницательный взгляд на Малько, заинтригованный его волосами и германским очарованием. Этот почувствовал себя лучше. Здесь до нас было всего три тысячи метров. Почти на уровне моря ! Вы могли играть в теннис, не падая замертво. Но вам нужно было вернуться в центр, на три тысячи семьсот метров, где малейшее усилие положило вам на плечи сто лет.
  
   Он подумал о лице Джека Кембелла, который не видел, чтобы ни его секретарь, ни его документы не вернулись.
  
  
  
  ГЛАВА IV.
  
  
   Малко сначала отшатнулся от запаха. Как будто полк пьяных вырвало с каждой ступенькой лестницы, ведущей в редакцию Presencia. Очень эффектно выглядело здание самой большой ежедневной газеты Ла-Паса на площади Прадо. Даже без запаха. Составление было во втором. Лукреция храбро заблокировала ноздри и бросилась первой.
  
   Дверь Презенсии была открыта. Chulo церемониймейстер , глядя совершенно ошеломленный, спросил их , что они хотели.
  
   « Поговори с Эстебаном Барригой, - сказал Малко.
  
   Пристав указал на стол размером с половину чулана для метел, дверь которого была открыта.
  
   - Он здесь.
  
   Он вошел в сопровождении Лукреции. Маленький негодяй, бедная старая морщинистая тварь, лихорадочно печатал, зарывшись в груду старых газет, и курил дурно пахнущую сигарету. Малко посмотрел на сомнительную рубашку, небритое лицо с мягкими чертами, большие очки в черепаховой оправе, пухлые потные руки. Эстебан Баррига не подавлял.
  
   - Сеньор Баррига ? - вежливо спросил он.
  
   Репортер поднял голову и моргнул, как испуганная сова. С тех пор, как недовольный читатель накормил его полным экземпляром Presencia, он с подозрением относился к незнакомцам.
  
   - S i !
  
   - Я американский журналист, - соврал Малко, и мне нужно написать статью о смерти Клауса Хейнкеля, ну знаете, нациста, покончившего с собой…
  
   Эстебан Баррига покачал головой, как будто ничего не понял.
  
   - Ах да, кларо ...
  
   Малко мило улыбается. И положил на стол двадцать долларовую купюру.
  
   - Я слышал, вы его видели. Расскажите подробнее ...
  
   Журналист внезапно выпрямился.
  
   - Да, да. Он был уже мертв, когда я его увидел ...
  
   - Пуля в грудь ?
  
   - Да, кларо, что если ...
  
   - А он лежал в комнате на первом этаже ?
  
   - Если, если ...
  
   Баррига выглядела очень довольной.
  
   - Он оставил записку ?
  
   - Да-да, письмо.
  
   - Вы его легко узнали, не так ли ? Эстебан Баррига с энтузиазмом одобрил.
  
   - Легко, очень легко.
  
   Малько молчал несколько секунд. Утомленный своими усилиями, боливийский журналист вытер лоб и понимающе улыбнулся. Малько взглянул ей в глаза и мягко спросил :
  
   - Как получилось, что вы написали, что Клаус Хейнкель выстрелил себе в рот, что тело находится в холле виллы и его опознал врач, а вы никогда не встречались сами ?
  
   Эстебан Баррига окаменел. Он несколько раз очень быстро моргнул за толстыми стеклами очков. Его губы шевелились, но они не издавали ни звука. Он поочередно смотрел на Малько и Лукрецию, умоляя и испугавшись.
  
   - Кто ... ты кто ? он спросил.
  
   Малко не ответил на его вопрос. Он протянул руку через стол и потянул боливийца за воротник пиджака. Явно угрожающие :
  
   - Скажи правду ?
  
   Шум дискуссии заглушал треск пишущих машинок редакции. Маленький боливиец шепотом признался :
  
   - Я… я не видел тела, оно уже было в гробу. Но мне сказали о его смерти.
  
   - Кто ?
  
   - Главный ...
  
   Он резко остановился, его взгляд остановился позади Малько. Последний обернулся. Высокий худой человек с орлиным носом слушал их разговор, стоя в дверном проеме.
  
   В лихорадке Эстебан Баррига освободился.
  
   - Простите меня, сеньор, мне есть чем заняться.
  
   Он помчался, как кролик, и исчез в редакции. Забыть двадцатидолларовую купюру. Малко понял, что настаивать на этом бессмысленно. Указывая на Лукрецию, он вышел из кабинета под пытливым взглядом тощего незнакомца.
  
   Они спустились по темной вонючей лестнице. Тайна, окружавшая « смерть » Клауса Хейнкеля, становилась все глубже. Лукреция была очень заинтригована.
  
   - Почему вы задали ему все эти вопросы ?
  
   У Малько не было времени ответить. Позади них послышались шаги. Он обернулся : журналист Эстебан Баррига спускался со всех ног. Он догнал Малько на площадке.
  
   - Ничего не говори, - сорванным голосом умолял, - вообще ничего. Вообще ничего.
  
   Он повторил по-испански нада, нада. Его маслянистое лицо блестело от пота, и он буквально вспотел от страха. Внутренний, органический ужас, пахший даже хуже рвоты.
  
   - Что не сказать ? - спросил Малко.
  
   Боливиец снова понизил голос.
  
   - Все, что я вам сказал ... Что я не видел сеньора Хейнкеля ... Я вас умоляю.
  
   Малко сделал вид, что не понимает.
  
   - А какое это имеет значение ? Это был он, не так ли ?
  
   - Комо нет ! - горячо сказал боливиец. Это был он ! Я мог поклясться головой своей матери.
  
   - Тогда все хорошо, - заключает Малко. Hasta luego.
  
   Он освободился и возобновил спуск, желая подышать свежим воздухом. Маленький журналист перегнулся через перила и снова крикнул :
  
   - Это был он, это был сеньор Клаус…
  
   * * *
  
  
  
   Малко и Лукреция оказались на тротуаре перед конной статуей Симона Боливара. Плотная толпа прошла по Прадо. Его официальное название было : авеню дю 16 Жюйе. Но поскольку с каждой революцией он менял дату, боливийцам легче было назвать его Прадо. Не останавливаясь, « Труфи » - Коллективное такси - остановились и снова поехали . Недавние постройки чередовались со старыми колониальными домами, недостроенными домами, ветхими магазинами. Многие девушки, одетые очень коротко, жадно смотрели на чулосов во фригийских шапках из разноцветной шерсти.
  
   Малко почувствовал, как его беспокойство нарастает. Почему так испугалась маленькая журналистка из Presencia ? Лукреция увидела его золотые глаза. Казалось, она совершенно забыла о Джеке Кембелле. Малко никогда не верил бы , что гри н идти может установить личный контакт так легко с боливийской женщиной. В такси Лукреция безо всякого смущения поставила ногу ему на ногу. И все его отношение говорило, что он ему нравился. Но пока у него были другие заботы :
  
   « Я хотел бы больше узнать о смерти этого немца», - сказал он. Кто мог нам помочь ?
  
   Лукреция размышляет.
  
   - Жозефа, может быть… Она все знает.
  
   - Кто такая Жозефа ?
  
   - Индиец, очень богатый чула , предсказывающий судьбы. Она живет недалеко от церкви Сан-Франциско, недалеко отсюда. Она все знает. Никто не совершает революцию, не придя посоветоваться с ней.
  
   В Боливии это было серьезным упоминанием.
  
   Они прошли по Прадо, пройдя перед серым зданием, украшенным колоннадами Комибола (6) .
  
   « Здесь начинаются все революции», - пояснила Лукреция. Единственное место, где много денег в Ла-Пасе. Это mamadera (7), которую проходят все правительства.
  
   Напротив, на углу авеню Камачо, находился Университет. Расширяясь, Прадо поднимался все больше и больше.
  
   Как только он ускорил темп, Малко почувствовал, что его сердце вот-вот выскочит из груди. Ужасно униженный, ему пришлось попросить Лукрецию идти медленнее. Молодой боливиец шагал рысью, как лама.
  
   - Придется беречь силы, - иронично заметила она.
  
   Вокруг них кишели чула, черная дыня и младенец на спине. Они свернули налево на Калле Сагамага, узкую оживленную улицу, крутой, как лестница, которая шла рядом с церковью Сан-Франциско. Начался район воров и черный рынок. Все, чего не хватало, можно было найти в магазинах Ла-Паса. Приходилось переступать через разложенные на тротуаре киоски. В грязном дворе Малко увидел, как парикмахер бреется на открытом воздухе. Лукреция втолкнула его в небольшой темный магазинчик. У входа Малко остановился перед грудой странных вещей.
  
   - Что это ?
  
   Лукреция улыбается :
  
   - Плоды лам. Люди суеверны : не строят дома, не закапывая в фундамент ...
  
   * * *
  
  
  
   Дерзкий, скользкий, волосатый и доброжелательный, Джозефа смотрел на Малько с любопытством энтомолога перед его первым мотыльком. Сидя в углу своего магазина, все, что вы могли видеть, было огромной массой жира, скрытой под несколькими слоями юбок, и круглым лицом, совершенно лишенным выражения. Только яркие черные глаза светились жизнью и разумом. Вокруг нее безделушки для туристов, смешанные с банками с таинственными порошками, с резными деревянными статуями. Лукреция начала болтать с толстой индийской девушкой на диалекте, который Малко не понимал : Аймара. Он потянул молодого боливийца за рукав :
  
   - Спросите ее, что она знает о Клаусе Хейнкеле.
  
   Молодой боливиец перевел, выслушал ответ Джозефы, рассмеялся и покраснел.
  
   - Она сказала, что у него все хорошо, потому что он нашел очень красивую женщину… чужую.
  
   - Кто ?
  
   - Жена промышленника Моника Искьердо. Она ушла от мужа, чтобы следовать за немцем.
  
   Итак, если Клаус Хейнкель умер, эта неверная жена, должно быть, вернулась в семейный дом ...
  
   - Где он живет ? - спросил Малко.
  
   Лукреция выступила переводчиком и перевела :
  
   - Во Флориде. Большая белая вилла на проспекте Арекипа напротив теннисного клуба.
  
   - Она думает, что он мертв ?
  
   - Она говорит, что мы так говорим. Почему она не поверила этому ?
  
   Малко мысленно записал адрес. Толстая Жозефа достала из одежды сигарету, зажгла ее и воткнула в деревянные губы статуи, стоявшей позади нее. Как будто чудом, сигарета продолжала дымиться сама по себе.
  
   Джозефа долго смотрела на него, затем что-то сказала Лукреции. Это переведено :
  
   - Он бог удачи. Она говорит, что ты в опасности. Ясень не белый ...
  
   Малко поблагодарил и незаметно вытащил Лукрецию из магазина. Они вместе пошли по крутой улице.
  
   « Пойдем в этот Искьердо», - предложил Малко. Тогда приглашаю на обед.
  
   - Мне нужно зайти к себе домой, - сказала Лукреция. У моего отца болезнь сердца, и он беспокоится, когда не слышит от меня. Если хотите, я встречусь с вами через час в кафе La Paz на Камачо-авеню, прямо напротив вашего отеля. Здесь готовятся все революции.
  
   Перед университетом Лукреция покинула Малко и вышла на улицу, ведущую к старому городу, а Малко продолжил путь прямо. Когда он попросил ключ, его испугал неприятный голос.
  
   - Где ты, черт возьми, был ?
  
   Он повернулся и обнаружил, что находится лицом к лицу с багровым от ярости Джеком Кембеллом, стоящим на своих пальцах, его уродливые зеленые штаны обнажают лодыжки.
  
   Малко улыбается. Ангельский.
  
   - Я пошел отдать последнюю дань памяти несчастному Клаусу Хейнкелю.
  
   Американец пристально смотрел на Малко, колеблясь на линии. Перед своей серьезностью он взорвался :
  
   - Но что, черт возьми, ты там делал ?
  
   Малко посмотрел на него с далекой холодностью. Ярость сотрудника ЦРУ была в высшей степени показательной.
  
   - Я нахожусь в этой стране из-за некоего Клауса Хейнкеля, и я сознательный.
  
   - Но он мертв, черт возьми ! Мы видели его тело.
  
   Джек Кэмбелл кричал так громко, что несколько человек обернулись. Малко подвел американца к низкому столику. Затем он сказал ей спокойным голосом :
  
   - Точно не совсем уверен ...
  
   - Вы с ума сошли что ли? проворчал американец. Говорю вам, он мертв. На этом история окончена.
  
   - Вы видели его тело ? - мирно спросил Малко.
  
   « Вы не читали« Presencia », - отрезал Джек Кембелл.
  
   - Журналист тоже его не видел… Я его расспрашивал. Почему вы хотите, чтобы умер Клаус Хейнкель ?
  
   У Джека Кембелла был небольшой тризм. Его глаза снова стали холодными. Он сказал более спокойно :
  
   - Мне все равно, жив этот парень или мертв. В конце концов, если ты веришь в призраков, это твое дело ... Для меня он мертв, и я напишу свой отчет об этом ... (Внезапно он нахмурился.) Это та маленькая шлюшка из Лукреции, которая тебя привела туда ?
  
   - Вернее, это я ее забрал.
  
   - Вы можете сказать ей, что ей не нужно приходить завтра утром в офис. Я пришлю ему его чек.
  
   Он встал и, не попрощавшись с Малько, ушел, наткнувшись на двух мирных боливийцев на своем пути.
  
   Малко задавался вопросом, какую роль в его ярости сыграла его уязвленная самооценка. Из-за него у Лукреции начались проблемы.
  
   * * *
  
  
  
   Мини был еще « в » Ла - Пас. Черное платье Лукреции обнажало три пятых ее длинных полных бедер. Она сняла парик, освободив свои настоящие волосы, которые ниспадали ей на плечи. Сильно накрашенная, она выглядела старше своих двадцати пяти лет. Темные деревянные скамейки кафе La Paz рассыпались от рук заговорщиков, занятых подготовкой к следующей революции. Оставшись одна за своим столом, Лукреция привлекала взгляды, чей блеск ничем не был обязан прогрессивным идеям. Малько искренне восхищенно поклонился.
  
   - Вы красивы.
  
   У молодой боливийки была плотоядная улыбка, ее бюст был выгнут.
  
   - Другие тоже находят меня красивой. Посмотрите на троих вон там. Они все смотрят на мои ноги ... Если бы вы были боливийцем, вы бы уже пригрозили им смертью. Иначе вы бы не были мачо ...
  
   - В этом много мачо ?
  
   Красивые глаза Лукреции сверкнули.
  
   - Если мужчина, с которым я нахожусь, позволяет другим мужчинам смотреть на меня, я ухожу от него ; если он соглашается, что меня забирает другой, я убиваю его.
  
   В Боливии были значительно упрощены социальные отношения. Малко, в свою очередь, посмотрел на длинные ноги и сказал себе, что конец света принесет компенсацию. Но не сразу, увы ...
  
   - А если мы пойдем к сеньору Искьердо ?
  
   Лукреция взяла сумку. Она вышла, сознательно, вызывающе покачивая бедрами, прервав как минимум полдюжины оборотов.
  
   * * *
  
  
  
   Ворота виллы открылись, и Малко сначала никого не увидел в темноте. Посмотрев вниз, он увидел крошечного человечка с серебристыми волосами, поднявшего к нему лицо. Это было похоже на маленькую мумию, хотя очень темные глаза были очень живыми. Малко сразу узнал маленького человечка, которого видел в церкви.
  
   Он не мог измерить больше 1,55 м. Очевидно, это был чуло, индеец с Альтиплано, смешанный с испанцами, имевший больше пятидесяти.
  
   - Сеньор Педро Искьердо ? - спросил Малко.
  
   - Это я.
  
   Через плечо Малко он нетерпеливо взглянул на Лукрецию, затем его взгляд исчез. Расстроенный.
  
   - Ты кто ? Что ты хочешь ?
  
   Внезапно он выглядел испуганным. В конце сада в большой вилле было темно, за исключением двух окон. Было удивительно, что ночью в этом безлюдном районе он пришел открыться.
  
   « Я хотел бы поговорить с вами», - сказал Малко.
  
   - А что ?
  
   - Твоя жена.
  
   - Давай !
  
   Изо всех сил чуло пытался закрыть ворота, буквально пенясь от ярости. Вдруг вмешалась Лукреция, аймара. Она говорила на полной скорости успокаивающим тоном. Постепенно Педро Искьердо перестал отодвигать ворота. С закрытым лицом он отступил в сторону, чтобы впустить посетителей. Его глаза были красными, взгляд расплывчатым, и он шатался. Мертвый пьян. Они пересекли сад и вошли на виллу. Гостиная была роскошной, с глубокими диванами, столами, исчезающими под серебряными изделиями, роялем и современными картинами на стенах. В этом великолепии исчез сеньор Искьердо. Он позволил креслу проглотить себя и указал на стол, уставленный бутылками.
  
   - Угощайся.
  
   Малко не стал открывать единственную бутылку Moët et Chandon. Он угостил себя J & B большим количеством Perrier, а Лукреция - пепси-колой. Он неосторожно рассмотрел фотографию на рояле : великолепная, очень смуглая молодая женщина с профилем Ракель Уэлш в очень строгом черном платье. Рядом с ней Педро Искьердо выглядел как карлик.
  
   - Это твоя жена ? - спросил Малко.
  
   В глазах чуло вспыхнула гордость, которая тут же погасла.
  
   - Да, сеньор. Моника.
  
   - Ее сегодня нет здесь ?
  
   Индеец печально посмотрел на Лукрецию.
  
   - Она ушла от меня.
  
   Лежа в кресле, слишком большом для него, он был жалким и немного смешным, похожим на древние серебряные маски, все еще найденные в Боливии, изображая стилизованное лицо индейца из Альтиплано, с толстыми губами и агрессивно вздернутым носом. Старик взял рядом с собой бутылку чилийского вина и налил ей полный стакан. Больше не заботиться о своих гостях. Даже если вырезать из Виши или Контрексевиля, он все равно должен был быть 14 ® ...
  
   - Когда умер Клаус Хейнкель, ваша жена не вернулась ? - спросил Малко.
  
   Педро Искьердо вскочил, словно ужаленный тарантулом, отрыгивая отрывочные и яростные фразы в аймаре. Лукреция перевела с тенью улыбки :
  
   - Он подумает, что мертв, когда увидит свои яички, висящие на стене. По его словам, он жив. В противном случае его жена вернулась бы.
  
   Боливиец яростно уставился на Малько, как будто последний был ответственен за проступки своей жены.
  
   - Почему ты был в церкви ? он спросил.
  
   Педро Искьердо, казалось, сжался еще больше.
  
   « Я надеялся увидеть ее», - прошептал он, на этот раз по-испански, сказав ей, что я простил ее. Если бы он был действительно мертв, она бы оплакивала его.
  
   Звонок перебил его. Он вскочил со стула и пересек комнату. Малко услышал, как он открыл ворота. Вот почему он так легко открыл им это. Он кого-то ждал.
  
   Что, если это была его жена, сочная и неверная Моника ? С колотящимся сердцем он уставился на дверь.
  
   Там произошло неожиданное привидение. Очень молодая девушка с возмутительно накрашенными губами, в микро-юбке, обнажающей толстые ноги, в черной оболочке, в слишком маленьком свитере трех размеров, который обнимал грудь, готовую лопнуть. Дерзкий взгляд упал на Малько и Лукрецию, не мигая. Девушка села напротив Малько, высоко скрестила ноги, закурила сигарету и уставилась в сигарету Малько. Неуверенным голосом Педро Искьердо объявил :
  
   - Это Кармен. Иногда она приходит составить мне компанию.
  
   Кармен что-то сказала на аймаре кислым голосом. Искьердо покачал головой, и Лукреция улыбнулась. Все еще находясь в аймаре, она несколько минут говорила с девушкой, а затем перевела Малко :
  
   - Она маленькая шлюшка, которая занимается стриптизом для чулоса. Ей четырнадцать лет. Время от времени Искьердо пользуется ее услугами, но она здесь впервые. Ему пришлось дать своим сотрудникам выходной. Она просила добавку из-за тебя ...
  
   Оргия на такой высоте ! Кармен встала, чтобы налить себе глотку, без особого труда покачивая своей маленькой задницей. Малько воспользовался возможностью, чтобы подойти и сесть рядом с Педро Искьердо.
  
   « Я ищу мужчину, который с твоей женой», - сказал он. Клаус Хейнкель. Если вы поможете мне найти его, я обещаю, что ваша жена вернется к вам. Потому что я заставлю его остановиться. У меня есть сила.
  
   Боливиец уставился на него, как на Мессию.
  
   - Это правда ?
  
   - Верно. Ты хоть представляешь, где он может спрятаться, если он действительно еще жив ?
  
   Старый боливиец кивнул :
  
   - Да. Я найду его, если ты пообещаешь его наказать.
  
   - Обещаю.
  
   Дон Искьердо взял ее за руки и пожал их.
  
   - Vaya con Dios. Он плохой человек. Я одолжил ему денег, я открыл ему свой дом. У него была вся моя уверенность ... Завтра приходи в ресторан Дайкири , около часа дня. Я расскажу вам, что я узнал.
  
   Малко встал. Унижение боливийца задело его. Тут же Кармен прижалась к Искьердо. Она уже сняла обувь и только ждала ухода хозяев, чтобы продолжить стриптиз.
  
   Боливиец явно хотел сделать перерыв с Кармен. Лукреция и Малько ускользнули и оказались под звездным небом Ла-Паса. Было круто, но не очень холодно. В горах выли собаки.
  
   - Почему вы так сильно хотите найти Клауса Хейнкеля ? - спросила Лукреция. Я думал, ты приехал только для того, чтобы привезти его дело в Боливию. Это то, что мне сказал мистер Кембелл.
  
   Малко ответил не сразу. Он сам не понимал, почему ввязывался в эту сомнительную драку. Затем он вспомнил все ужасы, сказанные тихим голосом человеком из Цюриха. А также последнее маленькое предложение : « Они тебе доверяют. Он возмущался, что такие люди, как Кембелл и другие, стояли на пути судьбы, обещанной Клаусу Хейнкелю.
  
   По причинам, которые явно не были гуманитарными. Против этого восставал весь его атавизм. Он заново открыл свою славянскую душу любовью к безвозмездному поступку. Избавиться от Клауса Хейнкеля, вопреки всему - если он действительно не был мертв - быть орудием судьбы, бескорыстным, неподкупным, безжалостным в его глазах, которое могло бы искупить определенные миссии без чести, предпринятые для его старых камней. Это позволило бы ему всегда быть самим собой, принцем Малко Линге, Светлостью, Мальтийским рыцарем и австрийским джентльменом. И Барбуз " не кадровый " в ЦРУ
  
   « Я неисправимый романтик», - внезапно сказал он Лукреции.
  
   Юная боливийка подняла руку, чтобы остановить неожиданное такси в столь поздний час. Затем она посмотрела на Малько с новым выражением лица.
  
   - На вашем языке, - сказала она, - мачо должен сказать романтик ?
  
  
  
  ГЛАВА V
  
  
   Двое мужчин вошли в офис и закрыли дверь прежде, чем Эстебан Баррига успел поднять глаза. Когда он отвел глаза от своих испытаний, было уже слишком поздно. Они запретили ему уехать. Они были похожи на двух братьев, в одном и том же потрепанном черном костюме, одновременно рычащим и робким, с тонкими лицами и маслянистыми волосами.
  
   Журналист увидел, как они подошли к нему, парализованные внутренним страхом. Младший - у него был желтый галстук - сказал ему презрительным голосом :
  
   - Ты просто бесстыжий бродяга.
  
   Он спокойно прошел по офису. К тому времени, когда Эстебан Баррига напряг мускулы, чтобы попытаться выйти, худощавый черный мужчина оказался на нем. Левой рукой он схватил журналиста за лацканы пиджака, отдернул ему правый кулак и изо всех сил ударил Эстебана Барриги по носу. Он услышал, как хрустнул хрящ в собственном носу. Он откинулся на спинку стула.
  
   Но инстинкт самосохранения оказался сильнее боли. Он чувствовал, что если он не выйдет из этой комнаты очень быстро, то умрет. Он открыл рот, чтобы закричать, и проглотил собственную кровь.
  
   Другой полез в карман и схватил складной нож. Он выдавил лезвие нажатием пальца и воткнул его прямо перед собой в тугую рубашку журналиста, от пупка до грудины.
  
   Один, два, три раза.
  
   С каждым ударом Эстебан морщился от боли. Нож, разорвавший ей живот, казалось, гипнотизировал ее. Он не кричал.
  
   Медленно, очень медленно, сжимая обеими руками жилет, он рухнул обратно в кресло. Практически мертв. Подчиняясь чувству явного зла, человек, ничего не сделавший, взял пишущую машинку и разорвал ее на голове умирающего.
  
   Это привело к тому, что все, что осталось от Эстебана Барриги, повалилось на землю.
  
   Человек с ножом втянул свой клинок и отчаянно ударил его ногой за уши того, кого он только что убил. Именно эти мелочи отличали такого добросовестного профессионала, как он, от чего бы то ни было. Даже когда за ним никто не следил.
  
   Затем двое мужчин вышли из офиса и закрыли за собой дверь, пройдя перед помощником Аймара, который крепко спал.
  
   * * *
  
  
  
   Малко нащупал подошву, как подошву. « 21 » погрузился в почти полную темноту. Вход был крошечным, на calle Ortiz, маленькой улочке, спускавшейся справа от Прадо. Он напоминал клуб и ресторан, где непрерывно играл оркестр. Томясь на скамейке рядом с Малко, Лукреция заметно расцвела. Воодушевленные темнотой, несколько пар, вероятно незаконнорожденных, обнялись с полным бесстыдством.
  
   - Как у этого гнома Искьердо может быть такая красивая жена ? - спросил Малко.
  
   Лукреция гортанно рассмеялась.
  
   - Благодаря жести. У него были большие шахты, которые были национализированы, а у него остались маленькие. Купил себе Монику. Ее муж был полковником, расстрелян во время путча. В двадцать два года у нее был выбор: стать шлюхой или выйти замуж за Искьердо.
  
   - Но она чуть не сошла с ума от него…
  
   - Сумасшедший ?
  
   Молодой боливиец искоса взглянул на Малько, подняв левую руку вверх и свесив мизинец.
  
   - Сеньор Искьердо не мачо. Вовсе нет ... Моника говорила всем своим друзьям, что он просто терся о нее, издавая тихие крики, что у нее было впечатление, будто она играет с ребенком. Затем Искьердо принял у себя дома Клауса Хейнкеля. Немец только что несколько месяцев проработал на плантации хинина. Он был голоден по женщине. Моника недолго ему сопротивлялась.
  
   Невольно Малко задел грудь тыльной стороной ладони, и Лукреция подпрыгнула. Как будто его подключили к электрической батарее. Она тут же выпила большой стакан боливийского вина и задумчиво заметила :
  
   - Это делает меня первым мужчиной, которого я полюбила, - сказала она. Как только он прикоснулся ко мне, мне стало жарко.
  
   Малко также начал ощущать влияние боливийского вина. Он встал, чтобы танцевать, взяв Лукрецию за руку. Это было танго, как будто он не танцевал много лет. Лукреция лихорадочно прилегла к нему. Повернувшись, их губы соприкоснулись, и молодая женщина оставила свои губы на долю секунды, прижавшись ко рту Малько. Как будто от этого контакта в нее спустилась горящая жидкость. Малко почувствовал, как она прижалась к нему с гибкостью и хваткой удава.
  
   Более того, учитывая освещение, они могли заниматься любовью на трассе, которая никому бы не мешала ...
  
   Они потанцевали еще немного, не обменявшись ни словом. Затем Малко вернул Лукрецию к столу. Видимо, высота не помешала переживаниям. Танго стало проверкой его самообладания. Он даже не поцеловал Лукрецию, но уже чувствовал, что занимался с ней любовью. Он все еще ощущал на себе отпечаток ее полного тела. Это то, что мы называли девушкой огня. Он положил руку ей на бедро, и она подошла ближе. Внезапно он почувствовал, как она напряглась. Он посмотрел вверх. Мужчина в свитере проходил мимо столов, засунув руки в карманы, осматривая каждую пару.
  
   - Кто он ? - спросил Малко.
  
   Лукреция с отвращением надула губы.
  
   - Один из маленьких стукачей политического контроля. Он собирает сплетни.
  
   Он улыбается.
  
   - Не боитесь компрометации ?
  
   Она пожала плечами.
  
   - Я свободен. У меня был жених из Швейцарии, но он уехал в Аргентину и больше не вернулся ...
  
   Малко вспомнил Клауса Хейнкеля, гадая, не действует ли он ему на нервы. Бессмыслица ревнивого старика ничего не значила. Когда мы увидели сеньора Искьердо, мы поняли, что Моника не вернулась, даже Клаус Хейнкель мертв. Лама принесет ей больше радости, чем ее муж.
  
   Он внезапно понял, что отчаянно хочет Лукрецию.
  
   - Пойдем, - сказал он.
  
   Она не спросила где и встала. Малко оставил пачку песо подобострастному мальчику и взял Лукрецию за руку.
  
   Улица Ортис была безлюдной. Он взял Лукрецию за руку, и она обернулась, обнимая его. Они обменялись яростным и продолжительным поцелуем под бычьим взглядом чулы, спящей на тротуаре, закутанной в одеяло.
  
   - Я хочу тебя, - сказал Малко.
  
   « Я тоже», - просто сказала Лукреция.
  
   Они подошли к Прадо, взявшись за руки. Главный проспект был безлюден.
  
   Статуя Симона Боливара светилась под луной. Вдруг позади них послышались голоса. Затем мимо них прошли трое мужчин, смеясь и шутя. Когда он проходил, один из них яростно толкнул Лукрецию, которая чуть не упала. Девушка в ярости выкрикнула оскорбление, которого Малко не понял.
  
   Трое мужчин немедленно остановились и обернулись.
  
   Медленно тот, кто толкнул Лукрецию, пошел обратно. Малко увидел лицо индейца, тупое, жестокое и невыразительное. Прибыв к Лукреции, мужчина что-то сказал сквозь зубы, а затем без предупреждения жестоко ударил ее. Его руки болтались, он стоял там, злая улыбка на его толстых губах.
  
   Кулака Малько уже не было. Он ударил индейца в челюсть, и тот в шоке попятился. Двое других бросились на помощь. Тот, кто ударил Лукрецию, залез в сапог и встал, сжимая в кулаке кинжал с широким лезвием. Медленно, на уровне оружия, он наступил на Малько.
  
   Лукреция закричала.
  
   В то же время два других головореза набросились на нее и обездвижили ее, один из них завел руки ей за спину, а другой с усмешкой тронул ее грудь.
  
   Все его мускулы напряглись, Малко отскочил в сторону, и лезвие кинжала выскользнуло из его печени сантиметров на десять. Его скромный пистолет был в отеле. Головорез уже возвращался к нему. Лукреция боролась, как тигрица, изрыгая поток оскорблений на испанском и аймарском языках. Вдруг она сказала по-английски.
  
   - Спасайся, спасайся, они хотят тебя убить.
  
   Малко колебался долю секунды. Невозможно оставить Лукрецию в руках этих головорезов. Тот, кто гладил ее грудь, отпустил ее и, в свою очередь, подошел к нему. В руке блестел нож. Случайно, с почти закрытыми глазами, он обошел Малко. Под угрозой двух видов оружия последний отступил, прислонившись к стене. Пустое такси проехало без остановки.
  
   Внезапно он понял, что это не случайность. Трое индейцев не были пьяны, напротив, обладали безопасностью и хладнокровием профессиональных убийц. Он рисковал закончить свою карьеру там, перед статуей Симона Боливара.
  
   Лукреция непрерывно кричала, сопротивляясь, как разъяренная женщина. И снова Малко увернулся от удара, разорвавшего ему рукав. Два бандита стояли в ярде от него, готовые нанести последний удар. На другом конце широкого проспекта чулас наблюдали за схваткой, не вмешиваясь.
  
   - Спасайся ! - крикнула Лукреция.
  
   Малко оттолкнул одного из нападающих.
  
   В любом случае у него не было выбора. Он быстро снял куртку и скатал ее в клубок вокруг левой руки. Что - то он учился в школе в Сан - Антонио, штат Техас, во время его « действия » агента интернатуры . Вытянув руку, он нырнул. Лезвие одного из мужчин вошло в ткань и соскользнуло. Неуравновешенный, его атакующий упал. Малко бросился к Лукреции.
  
   Тот, кто держал ее, тут же отпустил ее, вошел в ноги Малко, схватив его за колени, чтобы сбить с ног.
  
   Малко яростно сопротивлялся. Но из-за высоты он почувствовал себя слабым.
  
   Лукреция, как зверь, вернулась в атаку, вмешалась и схватила индейца за волосы обеими руками. Последний, толкнувшись в живот, отправил девушку на прогулку. Она упала на тротуар, ее бедра обнажились задранной юбкой.
  
   На этот раз это был конец. Они приходили к Малко парами, полные решимости положить этому конец.
  
   Лукреция выпрямилась и пронзительно крикнула. В двадцати метрах позади них дверь стриптиз-клуба Maracaïbo только что открылась для группы. Малко увидел форму. Снова голос Лукреции заставил ночь затрепетать. На этот раз в драку бросились двое выбывших, в том числе полицейский в форме.
  
   Один из убийц рявкнул приказ. Тот, кто держал Малко, отпустил, и все трое побежали вверх по Прадо. Ошеломленный, вылетевший, как рыба из воды, Малко бросился за Лукрецией. Согнувшись от боли, она держалась за живот.
  
   - Тебе больно ?
  
   Она поморщилась.
  
   - Нет, меня просто тошнит.
  
   Что она и сделала, независимо от группы вокруг них сейчас.
  
   Мы задела Малько, мы пожалели Лукрецию ... Полицейский, вытащив пистолет, обмяк, преследуя троих головорезов. Он вернулся раздраженный и смутное облегчение.
  
   - Ваша светлость желает подать жалобу ? - спросил он Малько. Эти бесстыдные головорезы - позор нашей любимой страны.
  
   Ошеломленный этой витиеватой речью, Малко отклонил предложение полицейского. У него была только одна идея : вернуться в отель и отдохнуть. Его влечение к Лукреции закончилось. Он взял ее за руку, и они разделили группу своих спасателей.
  
   - Пошли домой, - сказал он.
  
   Они молча направились к авеню Камачо. Ла-Пас был снова спокоен и пустынен. Подойдя к отелю « Ла-Пас», закрытому железными воротами, Лукреция остановилась.
  
   « Я не хочу, чтобы ты проводил меня до дома», - сказала она. Мы никогда не узнаем.
  
   Она уже нажала ночной звонок.
  
   - Это не случайно, - сказала она, - тебя хотели убить. Это были фирменные черные куртки из района Мирафлорес. Арендовать их может любой желающий за несколько песо. Но мне ничего не угрожает. До завтра.
  
   Она быстро поцеловала его и ушла. Малко задумчиво посмотрел на длинные ноги в черных ножнах.
  
   Он не думал о том, чтобы так закончить вечер. Но кто хотел его убить ?
  
  
  
  ГЛАВА VI.
  
  
   Сквозь легкую ткань пиджака Малко ощупал конверт во внутреннем кармане. Он не хотел рисковать оставлять отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля в отеле. Нападение накануне должно было доказать, что его присутствие в Боливии не было единодушным. На этот раз его низкопрофильный пистолет проскользнул за пояс на правом бедре, пуля попала в ствол. Он посмотрел на свои часы. Полтора часа. Педро Искьердо опоздал.
  
   Жирный дым и тошнотворные эмпуантиссы наполняют зал Дайкири , множество жаровен, установленных на каждом столе в гору, аппариллада, боливийское блюдо , приготовленное из жареного мяса с сосисками, почками и другими неприятными кусками. Что, похоже, не беспокоило многих клиентов. Много немцев. В центре Прадо « Дайкири» , несмотря на яркие цвета и отсутствие комфорта, конкурировал с Немецким клубом. Хозяин постарался украсить зелеными вешалками и стойкой с фруктовыми пирамидами и фонтаном ; все утонуло в жире. У входа группа старых, пятнистых, сварливых немцев осматривала всех вновь прибывших. Сильно накрашенные девушки за соседним столиком нагло смотрели на Малько с момента его появления, оживленно болтая между собой.
  
   Рейтинг блондинистого гринго повысился .
  
   Было странно, что сеньор Искьердо задерживается. Лукреция отдыхала после драки накануне вечером. Малко позвонил в посольство США, но не смог связаться с Джеком Кембеллом. По собственной инициативе он отправил в Компанию телеграмму , в которой сообщил, что его пребывание в Боливии продлено.
  
   Без дополнительных подробностей.
  
   Вдруг появилась крохотная фигурка Педро Искьердо. Он присоединился к Малко за столом и сел напротив него.
  
   « Я еще ничего не знаю», - прямо сказал он. Завтра.
  
   « Почему ты встретил меня здесь?» - спросил Малко. Это печально известно.
  
   Боливиец болезненно улыбнулся.
  
   « Там он встретил Монику», - сказал он. Однажды я удивил их вместе, рука об руку. Его офис находился через улицу в 1616.
  
   Малко обернулся и через грязное окно увидел одно из немногих современных зданий на авеню 16 июля, а точнее Прадо. На 11-м этаже располагался панорамный ресторан Лас-Вегас.
  
   Педро Искьердо прошептал :
  
   - Завтра встречай меня в три часа в мотеле «Турист» на улице Пресвитеро Медина. Я буду знать, где он.
  
   Он встал и ушел, как и пришел.
  
   Малко выпил пресловутый кофе и попросил счет. « Trufi », маршрутные коллективные такси из Ла-Паса, тесными рядами шли по Падро. Малько внезапно перевел дыхание. Он остановил Шевроле почти такого же возраста :
  
   - Маэстро (8) , на немецком кладбище.
  
   Он хотел увидеть могилу Клауса Хейнкеля собственными глазами.
  
   * * *
  
  
  
   « Ах, как жаль умереть таким молодым», - воскликнул старый страж. И с таким количеством друзей.
  
   Для друзей у Клауса Хейнкеля было немного. Ее могила исчезла под венками из цветов. Расположенное в последнем ряду небольшого немецкого кладбища, на возвышенностях района Копакабана, оно все еще представляло собой холм из свежей земли с мраморным крестом и очень простой надписью.
  
   Клаус МЮЛЛЕР - 25 октября 1913 г. - 11 марта 1972 г.
  
   Малко повернулся к старому баварцу, охранявшему кладбище. Невероятный беззубый человек, проживший в Боливии сорок шесть лет и забывший свой родной язык ! Плаксивый и бормоча, он открыл ворота, запертые на замок, как только Малко заговорил с ним по-немецки.
  
   - Вы его знали ?
  
   Старик покачал головой.
  
   - Нет, нет. Но я никого не знаю ... Они молодые люди, все ...
  
   - Вы видели гроб ?
  
   Старик дважды повторил этот вопрос про себя, а затем разразился старческим смехом.
  
   - Конечно, я, конечно, не пил кальян. (9) Красивый гроб с серебряными ручками. Я хотел бы иметь такой, когда придет моя очередь ...
  
   Малко вернулся к выходу с кладбища. Казалось, что Клаус Хейнкель завершил свою карьеру среди трехсот немцев из Ла-Паса, погибших в Боливии ...
  
   Старик догнал его в конце переулка, держа в руке куст растений.
  
   - Не хочешь купить мне ревеня ? Это полезно для желудка ... Десять песо. Я выращиваю его между могилами, это хорошая почва.
  
   Малко вежливо отказался от поедаемого ревеня. Выйдя с кладбища, он прошел перед памятником из серого камня, очень трезвым, увенчанным железным крестом с выгравированной надписью :
  
   UNSERE GEFALLEN 1939-45 (10)
  
   Неожиданное на этом кладбище на краю света.
  
   * * *
  
  
  
   Canitill (11) , который продал Ultima Hora поставить его под нос Малько с такой настойчивостью , что он позволил ей уйти.
  
   На террасе Копакабана - единственной во всем Ла-Пасе - он пил огромную кружку Heineken, ожидая Лукрецию. Его преследовали мелкие мастера, поклявшиеся сшить ему туфли за песо, и босоногие нищие чула .
  
   Он развернул газету, чтобы убить время. Большая часть печатной площади была посвящена самодовольным речам нового правительства и некоторым бредам похвалы за службу.
  
   Имя сразу бросилось ему в глаза, под фото. На первой полосе : Эстебан Баррига.
  
   Он с нетерпением прочитал статью. Ночью журналист Эстебан Баррига был найден повешенным на засове из кремона в окне своего офиса. Его друзья сказали, что в последнее время он был в депрессии. Было что-то увидеть в чулане, где он работал. Но не до самоубийства. Особенно через несколько часов после визита Малко.
  
   Он собирался сложить газету, когда мягкий голос Лукреции спросил :
  
   - Я тебе нравлюсь ?
  
   Он поднял глаза : молодой боливиец был весь в черном. От шляпы до сапог, включая длинную юбку с очень высоким разрезом спереди. Не хватало только лошади и шпор. Увидев выражение лица Малько, она нахмурилась.
  
   - Что происходит ?
  
   Не говоря ни слова, он протянул газету.
  
   Она бледнеет.
  
   - Убили его ?
  
   Именно так думал Малко. Он снова увидел испуганного зеленоватого журналиста, тащившего его за рукав. Он ничего не сказал, но Эстебан Баррига все равно был мертв. Некоторые с трогательной заботой наблюдали за последним сном Клауса Хейнкеля.
  
   Если это действительно был его последний сон.
  
   * * *
  
  
  
   Было неожиданно найти баварскую таверну посреди Анд. Малко мечтал перед огромным проспектом, нарисованным у входа в ресторан Escudos. Огромный подвал выглядел особенно мрачным из-за огромного потолка, желтоватых стен, покрытых надписями на немецком и испанском языках, неудобных массивных столов и сидений, кованых люстр.
  
   Мы ели лучшие немецкие мясные закуски в Ла-Пасе или мясо из Аргентины, которое нам подали официантки в черных трико и супермини !
  
   В тот вечер Les Escudos были почти пусты. В одном углу два хиппи в пончо ели сосиски пальцами.
  
   И все же это был модный ресторан в Ла-Пасе на вершине Прадо, напротив Комибола. Мы там почти не говорили по-немецки. После Копакабаны Малько и Лукреция больше не говорили о смерти Эстебана Барриги. Но эта новая загадка не переставала волновать Малько. Лукреции определенно не повезло с ним. Этим вечером она снова сделала себя настолько красивой, насколько это было возможно.
  
   Готов к жертве.
  
   То, что Малко решил спросить у него, имело, увы, лишь отдаленное отношение к оргии чувств.
  
   - Лукреция ...
  
   Она подняла глаза, и в ее глазах загорелся счастливый блеск, предложенный заранее. Огромные глаза, обведенные черным контуром, волосы на плечах, приоткрытый рот, она была великолепна. Малько подумал, что однажды Господь накажет его за то, что он пренебрегает такими случаями.
  
   - Что ты думаешь ? спросила она.
  
   Не было смысла задавать ей вопрос.
  
   - Ты мне нужен.
  
   Тень промелькнула в больших черных глазах, черты молодой женщины незаметно сжались.
  
   - Что ты хочешь ?
  
   - Сходи сегодня вечером на немецкое кладбище.
  
   У нее была верхняя часть тела.
  
   - На кладбище ! Зачем ?
  
   Золотые глаза Малько устремились в далекую точку.
  
   - Я хочу своими глазами увидеть тело Клауса Хейнкеля.
  
   Перед тем как ответить, юная боливийка затянулась сигаретой.
  
   - Понятно. Но мне нужно найти надежных людей. Только Джозефа может мне помочь.
  
   « Пойдем», - предложил Малко.
  
   Лукреция покачала головой.
  
   - Нет. Я пойду, а ты будешь ждать меня у меня.
  
   Она полезла в сумку и протянула ему ключ.
  
   - Это номер 4365. На первом этаже. Имя написано на двери. Вы никого не встретите, мой отец на выходных в Кочабамбе. Я встречусь с тобой там.
  
   Малько взял ключ. Лукреция была действительно необычной девушкой. Перед тем как встать, он спросил :
  
   - Зачем ты это делаешь ? Ты едва знаешь меня.
  
   Она вызывающе улыбнулась.
  
   - Угадай ?
  
   * * *
  
  
  
   Ключ повернулся в замке, и Малко подпрыгнул. Только Лукреция, должно быть, хранила второй ключ. Он поставил пластинку quena - индийскую флейту - на проигрыватель и мечтал. В доме было тихо. Комната, в которой он находился, была довольно скудно обставлена, с очень большим диваном, журнальными столиками и шкафом с диктофоном, потолок был очень низким.
  
   - Все улажено, - сказала Лукреция, через три часа нас встретят на кладбище.
  
   Малко не спросил, кто такие « они ». Лукреция отложила сумку и посмотрела на Малько. Он нашел выражение ее лица одновременно пустым и напряженным. Он внимательно его осмотрел. Его нос, возможно, был немного длинным, но придавал ему индивидуальность. Ее рот был твердым и точно точеным, линия губ была четко очерчена. Она никогда не должна была пользоваться помадой.
  
   Ее лицо было бледным, контрастируя с очень темными глазами. Взгляд Малко опустился, задержавшись на ногах и бедрах. У Лукреции были бедра, как он любил, которые выпирали, как у гитары.
  
   - Что ты думаешь ?
  
   Голос Лукреции был хриплым, почти агрессивным.
  
   - Я считаю тебя красивой, - мягко сказал Малко.
  
   « Я ненавижу эвфемизмы», - медленно произнесла Лукреция. Ты лжешь, ты хочешь только меня ...
  
   Малко улыбнулся :
  
   - Чего хочешь ?
  
   Он встал, подошел к ней и обнял ее.
  
   Сначала губы были холодными, потом мало-помалу они потеплели, как будто расцвели. Лукреция заложила руку Малко за голову, чтобы поцеловать его сильнее. Их зубы стучали.
  
   Не переставая целовать ее, Малько взял ее за талию и повел к дивану. Они медленно качнулись в сторону. Прикосновение к телу молодой женщины воспламенило Малько. Он чувствовал, как в нем растет желание, неумолимое и жестокое. Он представил, когда он его возьмет. Словно благодаря феномену передачи мыслей, Лукреция высвободила одну руку и прижала ее к Малко, как бы проверяя его реакцию.
  
   Затем она перестала целовать его, взяла его за голову обеими руками и посмотрела ему в лицо. В его глазах было что-то бесконечно серьезное.
  
   - Я сделала тебе больно, - мягко сказала она. Извините. Я тоже хочу тебя любить. Но мне так надоели все эти мачо, которые обращаются с женщинами как с козами, даже не спрашивая их, чего они хотят.
  
   - Вам не нравятся мужчины вашей страны ?
  
   Она улыбается, полная презрения.
  
   - Как только они заканчивают заниматься любовью, они спешат найти своих друзей, чтобы рассказать им, как у вас дела. Это бесит меня !
  
   Иногда его английский был любопытным.
  
   Она сняла туфли и игриво посмотрела на Малько.
  
   - Ты никогда не занимался любовью с чулой ?
  
   Малко не решился ответить. Он слышал, что чулы никогда не раздевались.
  
   - Что ты имеешь в виду ?
  
   - Вот увидишь.
  
   Она встала и начала снимать одежду и ботинки, оставив только трусики и черный бюстгальтер. Ее кожа была очень белой, ноги и руки покрыты тонким черным пухом. Не закончив раздеваться, она вернулась на диван. Очень нежными жестами она разделась с Малко в ритме индийской флейты.
  
   Он расстегнул лифчик. Она сделала резкое движение, затем легла на узкую кровать, плотно сжав свои красивые ноги. У нее был красивый, немного выпуклый живот и грудь, округлая и упругая, хотя и небольшая. Малко положил руку ему на бедро, она тут же прижалась к нему и яростно поцеловала.
  
   Вдруг у него возникла только одна идея : взять его на месте. Тупая забота немного испортила его удовольствие. Из-за высоты он уже запыхался. Как он собирался противостоять этому дикому беглецу ?
  
   В тот момент, когда он хотел схватить ее, Лукреция сжала ее ноги, останавливая его.
  
   - Погоди. Не сразу.
  
   И все же он чувствовал пульсацию ее живота, прикованного к его. Но она освободилась, протянула руки и схватила маленькую продолговатую серебряную шкатулку. Она открыла его, взяла щепотку чего-то большим и указательным пальцами и поднесла к носу.
  
   Затем она яростно фыркнула и откинулась назад.
  
   - Хочешь ? спросила она.
  
   - Что это ?
  
   Она смеется.
  
   - Из пичикаты ! Брать.
  
   Она протянула ему небольшую серебряную коробочку, Малко увидел блестящий белый порошок и сразу понял.
  
   - Но это же кокаин !
  
   - Я предпочитаю называть это пичиката. Знаете, это приятно. Я чувствую себя наполненным теплом и далеким от всего этого.
  
   - Часто принимаешь ? - в ужасе спросил Малко.
  
   « Все время», - просто сказала Лукреция. Как и все здесь. Разве вы не знали, что Боливия производит 90 % кокаина в мире ? Все индейцы Альтиплано целыми днями жуют листья коки.
  
   - А это законно ?
  
   Молодой боливиец горько рассмеялся.
  
   - Наше песо, безусловно, единственная валюта в мире, основанная на кокаине. Государственная казна полна ими. Когда им нужны деньги, они их продают.
  
   - Кому ?
  
   - Американской мафии. Но они не любят, когда с ними соревнуются. Вы не читали газету. Позавчера двое американцев были арестованы в отеле «Сукре» при хранении двухсот двенадцати тысяч долларов. Они пришли купить пичикату ...
  
   Странная страна.
  
   Лукреция закрыла глаза и без каких-либо переходов взяла Малко за руку.
  
   « Ласкай меня», - авторитетно сказала она.
  
   Она приподняла бедра, чтобы встретить его, и обняла его рукой в ​​собственнической ласке. Несколько минут в комнате не было ни звука, кроме прерывистого дыхания Лукреции.
  
   Вдруг она спросила отсутствующим голосом :
  
   - Вы когда-нибудь видели лам помощников ?
  
   Малько пришлось признать, что он этого не сделал. В Австрии было найдено очень мало лам.
  
   - Очень красиво, - мечтательно сказала она, у них уши стоячие, и они очень высоко прыгают.
  
   Рука, лежавшая на Малько, резко сорвала его последнюю одежду в жесте мужской жестокости. Она повернула к нему голову потерянным взглядом.
  
   - Теперь, сказала она, сейчас ...
  
   Он был в таком состоянии, что без труда подчинялся. Он бился в предвкушении. Когда он схватил ее, она сцепила руки за его спиной, затем они упали, и она не сделала ничего, чтобы помочь ему, оставаясь неподвижной под его весом.
  
   Опьяненный этим пассивным и пылающим телом, Малко расслабился. Диван под ними скрипел и стонал.
  
   Лукреция, казалось, внезапно ожила. Она начала ободряюще рычать по-английски и по-испански.
  
   - Быстрее, быстрее.
  
   Это была Олимпиада ! Преданный высотой, Малко чувствовал, что не сможет долго поддерживать такой темп. Его легкие горели, а тело начало отягощать свинцом. Он заметно замедляет свою кавалькаду.
  
   Он сразу почувствовал, как расслабились мышцы Лукреции. Она все еще прижимала его к себе, но это было не то же самое ... Стыдно и задыхаясь, Малко хотел пойти на нападение, даже если это означало выплюнуть легкие. Лукреция оттолкнула его и ускользнула от него. Он обнаружил, что глупо лежит на кровати, лицом к лицу со своим неудовлетворенным желанием, и позволил себе лечь на спину, воспользовавшись передышкой, чтобы отдышаться.
  
   На четвереньках на кровати Лукреция порылась в ящике журнального столика. Она что-то взяла, выключила лампу и вернулась, чтобы лечь рядом с Малко.
  
   Темнота удивила его. Лукреция не казалась особенно застенчивой. Внезапно он почувствовал, как ее длинные волосы скользят по его ногам. У молодой боливийки сразу же поранились зубы, но она восхитительно смягчила укус. Несколько минут она ласкала его медленно и страстно.
  
   Спустя долгое время Лукреция наклонилась и зажгла лампу. Большие темные круги подчеркивали ее глаза, ее рот распух, она казалась спокойной и расслабленной.
  
   Малко уставился на длинные ноги Лукреции. Жаль, что она не побрилась ...
  
   Она проследила за его взглядом и спросила :
  
   - Ты думаешь, у меня слишком много волос ?
  
   - Почему ты не воск ?
  
   Она смеется.
  
   - Вы не думаете об этом ! Здесь единственные женщины, у которых нет волос, - это чута. Итак, чтобы показать, что у нас есть испанская кровь, мы бережем волосы, когда нам посчастливилось их иметь !
  
   Где гнездится расизм ...
  
   Лукреция, распустив волосы, великолепная и бесстыдная, посмотрела на часы :
  
   - Пора на кладбище.
  
  
  
  ГЛАВА VII.
  
  
   Лопата издавала глухой звук. Лукреция направила луч фонарика на дыру. Появился кусок дерева.
  
   Гроб Клауса Хейнкеля.
  
   Два чулоса копали лопатой с короткой ручкой . Утюг одного из них ударился о камень и издал громкий звук. Малко подпрыгнул. Они могли быть в конце кладбища, на склоне горы, их можно было слышать.
  
   - Полегче, - посоветовал он.
  
   Такси высадило их на углу улицы 11, в конце Копакабаны. Было очень холодно, а улицы пустынны. Когда они подошли к кладбищу, из темного угла раздался слабый свист.
  
   Лукреция вышла вперед первой и, коротко вспыхнув фонариком, осветила двух мужчин, сидящих на корточках вдоль стены кладбища.
  
   В аймара приседать , чтобы лицо не выражало, выжимание против них лопаты.
  
   Лукреция говорила с ними тихим голосом и повернулась к Малко.
  
   - Они хотят по пятьсот песо каждый. Это дорого.
  
   Сейчас не время спорить. Он внес предоплату, и индейцы положили билеты в карман.
  
   - Откуда они ? - спросил он Лукрецию.
  
   - Из Ла- Хампы, из района хулиганов , за Сан-Франциско.
  
   В ста ярдах от них все они перелезли через кладбищенскую стену и бесшумно проскользнули по аллеям. Малко легко нашел могилу. Двое аймаров принялись за работу без особого сопротивления. Теперь они были на высоте.
  
   Один из индейцев резко дернул лопатой и издал звук, который разнесся по всему кладбищу ! Он собирался разбудить город. Малко подбежал и попросил Лукрецию сказать им, чтобы они продолжали копать руками.
  
   Они послушно преклонили колени в суглинке и начали освобождать гроб. Очарованный Малко наблюдал за появлением темной массы. Через несколько минут он определится с судьбой Клауса Хейнкеля. Начали падать крупные капли дождя. За несколько секунд они превратились в грозу невероятной жестокости. Два чулоса продолжали копать, как ни в чем не бывало, но Лукреция и Малко очень быстро промокли до костей. Какая зависть согревает Клауса Хейнкеля в гробу ...
  
   Дождь утих так же внезапно, как и начался, когда двум чулосам наконец удалось освободить один конец гроба. Схватив ручку, они вырвали ее из котлована. Он оторвался от глины с присасывающимся звуком. Лукреция руководила операцией, отдавая короткие приказы. Малко пришлось протянуть руку, чтобы полностью вытащить гроб, который они подняли в переулок, рядом с выкопанной землей. Несмотря на холод, Малько вспотел. Промокший и дрожащий, он массировал ноющие почки. Оставалось только открутить крышку. К счастью, дождь внезапно прекратился.
  
   * * *
  
  
  
   Вылетел последний винт гроба. Один из аймаров сунул лезвие отвертки и взвесил, сдвинув крышку с гроба. Снова пошел дождь. На помощь пришел Малко, просветленный Лукрецией.
  
   Крышка опрокинулась и упала на пол. Один из аймаров выругался на языке. От открытого гроба исходил несвежий, сладко-горький, тошнотворный запах. Тело действительно было.
  
   Малко был немного удивлен и разочарован : он ожидал найти пустой гроб или заполненный камнями в крайнем случае.
  
   Преодолевая ужасную тошноту, он наклонился вперед. Сначала он увидел только темную массу. Пелены не было. Ничего, кроме тела, прижатого к одной из стен, лежащего на боку. Малко повис на плече, чтобы перевернуть его, и ему пришлось отступить, на грани тошноты. Он прикоснулся к чему-то шелковистому. На помощь пришел один из аймаров . Он воткнул что-то вроде мясника в плечо мертвеца и потянул, заставив тело повернуться. Дыхание зловонного воздуха заставило их всех отшатнуться. Потом Лукреция протянула руку, и лампа осветила темную бороду.
  
   После смерти она продолжала расти и достигла добрых восьми дюймов.
  
   Лицо трупа было неузнаваемо из-за крови, которая текла из раны в череп. Малко с жадностью рассматривал опухшие, бледные и искаженные нарастанием смерти черты лица.
  
   Труп принадлежал очень высокому мужчине не старше тридцати лет, с густыми волосами, с усами и бородой. Сквозь открытый рот можно было видеть зубы неправильной формы. Мертвец был одет в синие джинсы, куртку и короткие техасские ботинки с заостренным концом из коричневой кожи.
  
   - Это не Клаус Хейнкель, - сказал он.
  
   Или он помолодел на четверть века. Немец оказался лысым мужчиной ростом 1,68 м, пятидесяти восьми лет.
  
   « Это Джим», - прошептала Лукреция измененным голосом. Джим Дуглас, молодой американец. Я узнаю его ботинки.
  
   Две аймара начали проявлять некоторое нетерпение. Малко выпрямился. Этот неизвестный труп больше ничему его не научит. Очевидно, он умер насильственной смертью, и это был не Клаус Хейнкель. Что почти наверняка означало, что немец все еще жив.
  
   « Скажите им, чтобы они его закрыли, - сказал он, - и положите гроб обратно в могилу.
  
   Два чулоса на полной скорости возобновили завинчивание крышки. Малко, промокший и расстроенный, больше не понимал. Если Лукреция говорила правду, что этот американец делал в гробу Клауса Хейнкеля ? Кто его убил ? Он благословил себя за то, что не отдал Джеку Кембеллу отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля. Они рисковали оказаться полезными ...
  
   В тишине он и Лукреция наблюдали, как Аймара опускают гроб обратно в землю и затыкают дыру. Прошло двадцать минут.
  
   Затем все четверо снова отправились туда, где пришли. У подножия стены между Аймарами и Лукрецией тихим голосом шла дискуссия : они просили еще двести песо. Малько заплатил.
  
   - Они не рискуют нас разоблачать ? он спросил.
  
   - Нет, - сказала Лукреция. Они немедленно возвращаются в свою деревню пешком. Они боятся полиции.
  
   Двое аймаров очень быстро покинули их и растворились в темноте. Малко и Лукреция спустились налево к центру. Не было кошки. Они молча подошли к мосту через реку Ла-Пас. Всего в сотне ярдов они увидели такси. Сонный водитель загрузил их, даже не обернувшись.
  
   - Если Клаус Хейнкель жив, - внезапно сказала Лукреция, - Уго Гомес наверняка знает…
  
   Погруженный в свои мысли, Малко не ответил : ему было любопытно увидеть реакцию Джека Кембелла, который был так убежден в смерти Клауса Хейнкеля.
  
  
  
  ГЛАВА VIII.
  
  
   Наполовину разорванный плакат все еще предупреждал о возможных простых душах :
  
   « Не слушайте экстремистские слухи. Доверяйте революции 16 июля. "
  
   Размещенный на углу улицы 20 октября - тоже в ознаменование очередной революции - звонок имел некоторый непреднамеренный юмор. Давно не стирались старые лозунги. Таким образом, на стенах Ла-Паса можно было прочитать политическую историю Боливии.
  
   Малко осмотрел небольшое трехэтажное здание в тупике на улице 20 октября. Тихое место, недалеко от Прадо. Он позвонил в дверь первого, но безрезультатно. Здесь жил молодой американец Джим Дуглас.
  
   Перед тем, как оказаться в гробу Клауса Хейнкеля… Разочарованный, он собирался уходить, когда занавес на первом этаже сдвинулся.
  
   - Есть кто-то, - сказала Лукреция.
  
   Они вошли и позвонили в звонок. Дверь открылась немедленно.
  
   Женщина лет сорока смотрела на них пустыми, почти бесцветными глазами. За ней толпились двое босоногих детей, очень смуглые, довольно красивые.
  
   Волосы женщины были зачесаны назад, что подчеркивало асимметрию ее лица, рта с толстой нижней губой. Ее холщовое платье, прижимающееся к ее телу, формировало утолщенные формы. Не обращая внимания на Лукрецию, она повернулась к Малко.
  
   - Что ты хочешь ?
  
   - Я ищу Джима Дугласа. Он ему не отвечает.
  
   - Джим ушел. Несколько дней назад. Я не знаю где он.
  
   Она ответила равнодушно, и без обаяния золотых глаз можно было бы почувствовать, что она готова закрыть дверь.
  
   - Он живет один ? - спросила Лукреция.
  
   Женщина заколебалась, затем нехотя уронила :
  
   - Не знаю ... Я не против его дел.
  
   Его взгляд на долю секунды поймал взгляд Малько с необычайной интенсивностью. Она немедленно отступила.
  
   - Я должен сделать, извините.
  
   Дверь закрылась. Малко и Лукреция вышли из узкого коридора.
  
   - Она кое-что знает.
  
   Лукреция сухо и вежливо усмехнулась.
  
   - Особенно ей хочется видеть тебя одну. Она самая большая нимфоманка в Ла-Пасе. Ее муж бросил ее из-за этого. Она, должно быть, переспала с Джимом. Кроме того, когда она заберет ее, она переспит с ламой !
  
   В конце концов, испанцы в Писарре тоже хорошо использовали лам.
  
   - Вы больше ничего не знаете об этом Джиме Дугласе ?
  
   Лукреция вывернула лодыжку на неровной земле и выругалась, прежде чем ответить.
  
   - Мы так знали друг друга. Я часто видел его в качестве аперитива в Копакабане. Он много говорил и однажды признался мне, что принимал активное участие в забастовках Массачусетского технологического института (12) . Он был своего рода профессиональным агитатором, левым. Он хорошо говорил по-испански, прожил здесь год учителем английского языка.
  
   - Разве вы не видите, как он попал в историю Клауса Хейнкеля ?
  
   Лукреция покачала головой :
  
   - Нет. Немцы его не интересовали.
  
   Тайна осталась неразгаданной. Малко чувствовал себя неуютно. Чем ближе он подходил к якобы мертвому немцу, тем больше ему грозила опасность. Не зная, откуда он мог взяться ...
  
   Они остановились на углу авеню 20 октября перед зданием Эмуссы.
  
   « У меня назначена встреча с сеньором Искьердо, - сказал Малко. Вы знаете, где находится мотель " Турист" ?
  
   - Вот где он назначил вам встречу, этот мерзкий старик ! Это единственный бордель в Ла-Пасе. Ему должно быть стыдно приводить свою шлюху домой.
  
   Малко поднял руку, чтобы остановить такси. Вместо того, чтобы подняться вместе с ним, Лукреция через опущенное окно наклонилась к водителю :
  
   - Маэстро, улица Пресвитеро Медина.
  
   - Ты не идешь ?
  
   Лукреция неоднозначно улыбнулась.
  
   - Я не хочу иметь плохую репутацию. Жду тебя у себя. Если еще есть немного сил ...
  
   Малько внезапно захотел ее. Такси уехало.
  
   * * *
  
  
  
   Кармен разделась медленно, чувственно, с редкой природной извращенностью. Поворачивается спиной к Педро Искьердо.
  
   Ему бы никогда не дали его возраст. Ее груди разрывали бюстгальтер, а бедра были такими же, как у тридцатилетней женщины.
  
   Крохотный боливиец ел ее глазами. Когда он был с ней, он забыл о Монике. В унылой комнате этого мотеля он чувствовал себя больше как дома, чем как дома. У Кармен же не было тонкостей. Она повернулась и подошла к кровати, на которой он сидел.
  
   Медленно Педро Искьердо провел своей изможденной рукой по круглой груди, затем спустился, следуя каждому изгибу.
  
   Девушка смотрела на эту руку, как на ядовитого паука.
  
   Когда она дотянулась до своих тугих бедер, она вздрогнула и отстранилась.
  
   - Не хочу, - угрюмо сказала она.
  
   Удивленный, Искьердо поднял глаза. Она всегда была такой послушной.
  
   - Почему ?
  
   - Я хочу, чтобы ты заплатил мне хорошие туфли. Как те, что в шкафу вашей жены.
  
   У него был очень короткий приступ стыда с яростным желанием дать этой маленькой сучке пощечину, затем он сдался :
  
   - Хорошо. Я обещаю тебе. До скорого.
  
   Она тут же расслабилась, насмешливо взглянув на крошечный аппендикс старика. Она была здоровой девушкой, и вещи плоти не вызывали у нее отвращения. Ее возлюбленный, молодой чуло, занимался с ней любовью каждую ночь в своей хижине в Мирафлоресе. Но с Искьердо это был просто неприятный момент.
  
   Дыхание старика стало прерывистым. Ее руки яростно тряслись, но Кармен ничего не чувствовала. Она закрыла глаза, чтобы он не видел ее равнодушного лица. Он затащил ее на кровать, перевернул спиной и зарылся морщинистым лицом ей между грудей. Она выгнула грудь, чтобы расслабиться. Его рука осторожно протянулась, чтобы встретить призрак мужественности ее старого любовника.
  
   В дверь постучали. Педро Искьердо внезапно выпрямился. Взбешенный и обеспокоенный. Он не так рано назначил встречу с блондином.
  
   Кармен ждала, опираясь на локти. Мы снова ударили сильнее. В ужасе Искьердо не двинулся с места. Он приложил палец к губам. Так же как Кармен крикнула пронзительным голосом :
  
   - Что это ?
  
   - Управляйте политикой, - ответил мужской голос.
  
   Не раздумывая, она встала и пошла к двери. Искьердо вскочил с кровати и попытался ее догнать.
  
   - Не открывай ! воскликнул он.
  
   Но Кармен уже сняла замок. Дверь жестоко толкнул негодяй в синей нейлоновой куртке с толстой гладкой шваброй и с плоским индейским лицом. Он толкнул Кармен и впустил еще двух чулос. У одного кудрявые волосы, очень темная кожа, у другого такого же роста, как у него самого высокого роста, с низким лбом и почти негроидными губами, приоткрытыми гнилыми зубами. Потом закрыл дверь и поставил замок.
  
   Голый, как червяк, маленький боливиец широко раскрыл глаза. Эти парни не имели никакого отношения к политическому контролю. Они были головорезами, заклейменными.
  
   - Что ты хочешь ? - пробормотал он. Выходи или я позвоню менеджеру.
  
   Остальные трое не вздрогнули. Как будто они не слышали. Несмотря на свою наготу, Педро Искьердо внезапно бросился к двери. Малабар жестоко протянул руку. Внезапно он отправил хилого Искьердо обратно в постель. Последний издал мышиной крик, раздавив нос. Малабар незаметно подошел к небольшому радиоприемнику и включил питание. Что делали клиенты мотеля, когда их сопровождал слишком шумный партнер.
  
   Засунув нос обеими руками, Искьердо отступил к кровати.
  
   Малабар взял Кармен за руку. Она боролась за форму, позволяя притянуть себя к кровати. Хихикает про себя.
  
   Это был ее любовник Рауль.
  
   Идея прийти и нарушить их выходки, а затем забрать Искьердо домой, чтобы ограбить его, принадлежала ему. Она с энтузиазмом подписалась на него. Все серебряные предметы на вилле, должно быть, стоили тысячи песо. Она собиралась покупать платья.
  
   Если бы он был менее несчастным, она бы никогда не согласилась. Курчавый чуло взял нож из кармана и пришел , чтобы сидеть на животе Искуэрдо в, лезвие к горлу.
  
   - Не двигайся, - сказал он аймара.
  
   Малабар толчком бросил Кармен на кровать лицом вниз. Она повернула голову, когда он расстегнул молнию на джинсах.
  
   Она восхитительно вздрогнула. Сценарий не был запланирован, но она нашла это безумно захватывающим.
  
   Когда грубая ткань джинсов терлась о ее обнаженную кожу, она прикусила губу, чтобы не закричать от удовольствия. Но лицо нужно было сохранить : ей удалось всхлипнуть, когда Рауль грубо и быстро взял ее. Убитый небольшими ударами, Педро Искьердо застонал, очарованный телом Кармен.
  
   Рауль встал. С низким бровями чуло нашел бутылку J & B и пил из горлышка. Он подошел к кровати и вылил немного на голую спину Кармен, которая кричала. Трое мужчин рассмеялись. Кудрявый мужчина нетерпеливо уставился на Кармен. Он позвал коренастого мужчину, указывая на Искьердо.
  
   - Подожди.
  
   Чуло с низким лбом закончил опорожнение бутылку виски и разбил его на тумбочку. Взяв старика за волосы, он приложил к горлу осколок бутылки и слегка надавил на старую морщинистую кожу.
  
   Кудрявый схватил Кармен за запястья и притянул к себе, прижимая к телу Искьердо. Затем, соединив два запястья левой руки, он, в свою очередь, расстегнул джинсы.
  
   Кармен вскрикнула и посмотрела в глаза любовнику. Она увидела только два пустых глаза и одно невыразительное лицо. Как будто он никогда ее не видел ...
  
   Это было невозможно ! Он, должно быть, хотел испытать ее. Она кричала и сопротивлялась. Резким ударом колена в живот маленький кудрявый головорез согнул ее пополам.
  
   Когда она задыхалась, ее сердце застряло в горле, он бросил ее на кровать, ее голова была в грязном одеяле, которое видела тысячи совокуплений, затем рухнул на нее, жестоко раздвинув ноги.
  
   С уколом он дико воспринял это. Она закричала, попыталась убежать от него, внезапно запаниковала. Его мачо был рядом : он не мог смириться с тем, что ее забрал другой, даже друг. Или…
  
   Внутренний ужас парализовал ее. Она понимала, что умирает. Цепляясь за бедра, кудрявый мужчина задыхался от удовольствия. Кармен не заметила приближающегося любовника. Она просто почувствовала жгучий жар в груди, когда широкое лезвие ее кинжала вошло между ее ребер, пронзив сердце. Она умерла в считанные секунды.
  
   Педро Искьердо с выпученными от ужаса глазами открыл рот, чтобы крикнуть. Низко- бровями чуло нажал осколок бутылки со всей своей мощью. Стекло внезапно опустилось, перерезав горло. Другой рукой убийца отобрал часы у умирающего.
  
   * * *
  
  
  
   Такси остановилось перед толпой. Водитель обратился к Малко :
  
   - полиция ...
  
   Улица Пресвитеро Медина была перекрыта. Справа возвышался холм, а слева серый фасад с открытыми железными воротами, увенчанный неожиданной надписью :
  
   Мотель Турист-Союз Обрехо-Патронале.
  
   Во время последней революции бордели были национализированы ...
  
   Несколько полицейских в форме стояли перед железными воротами, отталкивая около пятидесяти зевак. Малко вышел, толкнул толпу локтями и вышел в первый ряд. Оттуда он погрузился в мотель.
  
   Около пятнадцати маленьких бунгало были построены на склоне, все одинаковые, разделенные зелеными пластиковыми перегородками. Малко почти не оглядывался вокруг, глядя только на две носилки, лежащие на полу у входа. На листах, залитых кровью, были скрыты человеческие очертания.
  
   Малко склонился над соседом.
  
   - Что происходит ?
  
   Мужчина пожал плечами.
  
   - Плохая история. Головорезы перерезали глотки старику и его цыпочке. Изнасиловать и украсть у него. Они тоже ранили менеджера ...
  
   Это необходимо было прояснить. Оттолкнув полицейского в форме, он быстро подошел к первым носилкам. Он успел поднять простыню до того, как его поймала полиция.
  
   Мертвые глаза дона Педро Искьердо смотрели в небо, не видя его.
  
   * * *
  
  
  
   На смену Лукреции пришла слегка усатая девушка. Она с презрением посмотрела на Малько.
  
   - У вас нет встречи с мистером Камбеллом ?
  
   - Нет, - признался Малко, но я уверен, что он меня примет ...
  
   Она исчезла в офисе американца со своей визиткой и появилась снова, задумавшись, оставив дверь открытой.
  
   - Заходи.
  
   Джек Кембелл был одет даже хуже, чем при их первой встрече. Грок в свои лучшие дни. Он даже не встал, чтобы поприветствовать Малько. Последний придвинул кресло и сел. Затем он снял темные очки.
  
   Его золотые глаза стали зелеными, что было признаком некоторой нервозности.
  
   - Ты все еще в Ла-Пасе ? - спросил американец писклявым голосом.
  
   Малко остался равнодушным.
  
   - Мне здесь нужно еще кое-что сделать.
  
   Джек Кембелл раздавил окурок своей ужасной сигариллы в пепельнице.
  
   - Все еще галлюцинации ? Я сказал вам, что Клаус Мюллер, которого ничто не может идентифицировать как Клауса Хейнкеля, был мертв и похоронен.
  
   « Возможно, мертв», - сказал Малко. Но не похоронен.
  
   Американец приподнял левую бровь :
  
   - Что ты имеешь в виду ?
  
   Малько ясно дал понять :
  
   - Что в гробу Клауса Мюллера, на немецком кладбище, находится гражданин Америки. Некий Джим Дуглас.
  
   На этот раз во всем виноват Джек Кембелл. Молчание длилось несколько секунд. Очевидно, он этого не ожидал.
  
   - Откуда ты это знаешь ?
  
   « Потому что я видел его», - тихо сказал Малко.
  
   - Вы его видели ?
  
   Там он прыгнул. Малко лаконично рассказал ему о своем посещении кладбища. Джек Кембелл, не отвечая, играл со своей зажигалкой. Наконец он покачал головой :
  
   - Вы совсем с ума сошли !
  
   Малько решил вернуть его на место. Он холодно ответил :
  
   - Что бы сказал Джек Андерсон (13 лет), если бы он узнал, что глава ЦРУ в Ла-Пасе покрывает нацистского преступника, разыскиваемого всеми цивилизованными странами ... Это бы продало Washington Post, верно ?
  
   Джек Кембелл стал кардинально красным, и Малко подумал, что вот-вот взорвется. Маленький американец хлопнул рукой по столу.
  
   « Но, ради бога, - крикнул он, - вы тоже принадлежите к Компании !» Что ты меня бесишь !
  
   Малко не любил грубость. Он почти встал. Но ярость собеседника показала ему, что он не ошибся.
  
   « Именно по приказу компании я нахожусь в Ла-Пасе», - сказал он. Чтобы помочь идентифицировать некоего Клауса Хейнкеля.
  
   - Он мертв !
  
   Джек Кембелл кричал так громко, что его голос сорвался.
  
   - Он не мертв. И вы это знаете.
  
   Задыхаясь, американец громко вздохнул.
  
   - А если боливийцы счастливы, что он мертв ? Собираетесь ли вы переделать мир ?
  
   - Нет, - сказал Малко. Но ничто не помешает мне найти Клауса Хейнкеля. Если только я не получу подписанную телеграмму от Дэвида Вайза, приказывающую мне вернуться в свой замок.
  
   Джек Кэмбелл взял его за голову обеими руками.
  
   - Но все равно, простонал он, что, черт возьми, ты делаешь ? Вы даже не знаете этого парня.
  
   « Ты не поймешь, - сказал Малко.
  
   Он был сильнее его, ему не нравилась раса мучителей, холодных чудовищ.
  
   Ему было достаточно полу-признания американца. Кембелла не обманула фальшивая смерть Клауса Хейнкеля, но по причинам, о которых Малко не знал, он встал на сторону боливийцев.
  
   Американец приложил немало усилий, чтобы восстановить самообладание.
  
   - Чего ты все-таки ждешь от меня ? он спросил. Что я нахожу тебя, Клаус Хейнкель ?
  
   Малко покачал головой, затем встал.
  
   - Нет. Я сделаю это сам. Вы знали некоего Джима Дугласа, американца, учителя английского языка в Ла-Пасе ?
  
   - Никогда об этом не слышал. Так что спросите в консульстве.
  
   Немного обрадовавшись своей вспышке, Малко попрощался. Джек Кембелл и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему. Напротив.
  
   В лифте он сказал себе, что ведет себя очень самонадеянно. С убийством Педро Искьердо исчез последний след, ведущий к Клаусу Хейнкелю.
  
   Чтобы очистить свой разум, он пошел к отелю по узкой и оживленной улице Потоси.
  
   С его ключами служащий передал ему конверт. Малко открыл его. В нем был пригласительный билет на коктейль, подаренный французским консулом. Одно слово было добавлено от руки и подчеркнуто : ПРИХОДИТЕ.
  
   * * *
  
  
  
   Это было больше похоже на вечеринку в саду, чем на коктейль. Буфеты накапливались в саду виллы в конце грунтовой дороги, ведущей к Avenida Hemando Siles, в районе Obrajes, ниже Ла-Паса, до прибытия в Калакото.
  
   Были даже Moët & Chandon ! Превосходная роскошь в Ла-Пасе. Но кроме Лукреции, ослепительной в зеленом шелковом платье, он никого не знал.
  
   Кто мог послать ему это приглашение ?
  
   Как раз в тот момент, когда он собирался вырвать Лукрецию из группы поклонников, к нему подошел молодой человек в очках и с умным лицом.
  
   - Вы Его Высочество принц Малко ? - спросил он по-французски.
  
   Сердце Малько забилось немного быстрее.
  
   - Да. Почему ?
  
   - Я тебя пригласил. Меня зовут Моше Порат, я консул Израиля в Ла-Пасе.
  
   Это начало проясняться.
  
   - Почему ты хотел со мной встретиться ?
  
   Моше Порат не ответил напрямую.
  
   - Похоже, вы доставляете мистеру Джеку Кембеллу много неприятностей .
  
   Малько приподнял брови.
  
   - У меня здесь была официальная миссия. Предоставьте властям Боливии отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля. Однако по какой-то причине, которую я не знаю, Джек Кембелл делает вид, будто полагает, что Хейнкель мертв, и, следовательно, мне здесь больше нечего делать.
  
   - Почему вы говорите « притворяться » ?
  
   - Потому что теперь я знаю, что он жив.
  
   Моше Порат молчал несколько секунд, казалось, взвешивая ответ Малко. Затем он сказал :
  
   - На самом деле никто не хочет, чтобы этот господин попал в беду. Боливийцы, потому что они высмеивают его прошлое, его немецкие друзья, потому что они боятся его, и американцев, потому что они не любят сплетни ...
  
   У Малько был вопрос на кончике языка :
  
   - Но вас все же беспокоит ? он сказал, я читал обвинительный акт Клауса ...
  
   - Знаю, перебил консул. Но у нас с Боливией большой рынок оружия. Мое правительство считает, что гораздо важнее привлечь его к ответственности, чем требовать Клауса Хейнкеля ...
  
   Всегда причина состояния. Израильтянин почувствовал разочарование Малко, когда он тут же добавил :
  
   - Если у вас есть доказательства того, что Клаус Хейнкель жив, я, возможно, смогу направить ваше исследование ... Неформально. Внизу проспекта Камачо находится монастырь, в котором часто жили нацисты. Его управляющего зовут отец Маски. Американец. Он хорошо знал Клауса Хейнкеля ...
  
   Таким образом, он тоже с трудом верил в смерть немца ... Но пока что был только один призрак следа : сосед Джима Дугласа. У Малько, иностранца в Боливии, не было законных средств для расследования смерти молодого американца. Разжигать скандал бессмысленно.
  
   - Как я могу тебя снова увидеть ? - спросил он израильтянина.
  
   Моше Порат вручил ему карточку.
  
   - Это мой личный номер. Я бы предпочел, чтобы вы не приходили в консульство.
  
   Малко взял карточку, предложил себе вторую чашку Moët & Chandon и прошептал Лукреции на ухо :
  
   - Я пойду по делу. Встретимся дома.
  
   * * *
  
  
  
   Дверь открылась на усталом лице суки. Узнав Малко, она широко распахнула дверь.
  
   - Все еще ищете Джима Дугласа ? Заходи. Интерьер был плохо обставлен, к стене были приколоты журналы, а на старой кушетке лежало индийское одеяло. Женщина извинилась и исчезла. Когда она появилась снова, она снова причесалась и сменила льняное платье на более прохладное, набивное шелковое. Она села напротив Малько, скрестив ноги, и предложила ему сигарету.
  
   - Вы новичок в Ла-Пасе ?
  
   У Малько не было ни времени, ни желания утешить свою отсроченную привязанность. Настойчивый взгляд на него беспокоил его. Молча предложила она себе. Лукреция была права. Но было абсолютно необходимо знать, может ли это быть ему полезно.
  
   « Я пытаюсь выяснить, где находится Джим Дуглас», - сказал он. Ты не можешь мне помочь ?
  
   Его нетерпеливое выражение сменилось безразличием.
  
   - не знаю. Я сказал тебе сегодня утром.
  
   Малко встал ...
  
   - Хорошо. Сожалею, что побеспокоил вас.
  
   В глазах женщины промелькнула паника.
  
   - Погоди !
  
   - Ты что-нибудь знаешь ?
  
   Он намеренно остался стоять.
  
   « Он может быть в тюрьме», - сказала она.
  
   - В тюрьме ! Почему ?
  
   Она заколебалась, затем, увидев, что Малко не садится, продолжила :
  
   - Полицейские из политического управления забрали маленькую шлюху, которая жила с ним. Она так кричала, что я вышел.
  
   - Когда это было ?
  
   Она нахмурилась.
  
   - Четыре или пять дней назад.
  
   - Она боливийка ?
  
   - Нет, иностранка, блондинка по имени Мартина. Но не беспокойтесь об этом. Они получат удовольствие от этого и выпустят его.
  
   Его глаза сияли. Она нервно разжала ноги. Может быть, чтобы Малко заметил, что под платьем у нее ничего нет.
  
   - А его, как он настаивал, Джим Дуглас ?
  
   - Его уже не было, когда это случилось.
  
   Малко был одновременно разочарован и взволнован. Если бы этот таинственный незнакомец действительно был арестован полицией, ее новый израильский друг мог бы ей помочь.
  
   Она встала и поставила пластинку Квены на проигрыватель. Малко подошел к двери :
  
   - Спасибо за информацию. Я вернусь посмотреть, есть ли что-нибудь новенькое.
  
   Она выглядела настолько разочарованной, что ей было больно. У двери она протянула ему руку и крепко ее сжала.
  
   « Вернись», - прошептала она.
  
   * * *
  
  
  
   Лукреция положила руку на руку Малько.
  
   - Будь осторожна, - умоляла она. Они убили журналиста, они убили Джима Дугласа, они убили Педро Искьердо.
  
   - Не Искьердо, - возразил Малко, они головорезы.
  
   Убийство Искьердо и его любовницы попало на первую полосу Presencia. Связав менеджера мотеля, трое головорезов изнасиловали девушку и зверски убили сопротивлявшегося им старика.
  
   Боливиец покачала головой.
  
   - Они брендовые, черные куртки, но действовали по чьему-то заказу. Конечно, от майора Гомеса. Его грязную работу делают такие парни, как они. Вспомните тех, кто на нас напал ...
  
   Лукреция могла быть права, но, опять же, не было доказательств. Где найти убийц Педро Искьердо ?
  
   И таинственная блондинка, похищенная полицией ...
  
   « Мы должны найти девушку, которая жила с Джимом Дугласом», - сказал он.
  
   Лукреция сплюнула, как ненормальная кошка.
  
   - Эта сумасшедшая женщина все бы сказала ! Не знаю, зачем мы это взяли.
  
   - Спросите Жозефу.
  
   Боливиец растянулся. Сидя на кровати Малько, скрестив ноги, она освещала своим присутствием мрачную комнату отеля « Ла-Пас».
  
   « Бесит меня, Жозефа», - сказала она с большой простотой на своем странном французском. Я пойду позже.
  
   Малко понимал, что спорить бесполезно.
  
  
  
  ГЛАВА IX.
  
  
   Наклонив голову набок, как ящерица, притаившись среди плодов ламы и кувшинов, полных невероятных вещей, толстая Джозефа выглядела как одна из ведьм Макбета. Она была неизменно на том же месте, как будто приваренная к табурету.
  
   Малько был на раскаленных углях. Два дня он ходил кругами, без всякой информации. Он пытался связаться с израильским консулом, но тот находился в Сукре, административной столице Боливии.
  
   Дело Хейнкеля погрязло во лжи и крови. Один за другим все, кто мог помочь Малько найти немца, были мертвы. Осталась только толстая Жозефа. Но они уже дважды приехали зря. Она не знала, где был Хейнкель и кто убил Джима Дугласа.
  
   Созерцая особенно отвратительный плод ламы, Малко слушал аймарскую болтовню Лукреции и ведьмы. Вдруг он ухватился за имя Искьердо.
  
   Глаза Лукреции загорелись интересом, и она повернулась к Малко.
  
   « Искьердо был убит по приказу майора Гомеса бандой шатров », - торжествующе объявила она. Один из них похвастался этим и хочет продать часы Искьердо.
  
   - Где его найти ?
  
   Джозефа сделал уклончивый жест и выронил несколько слов из своего большого рта.
  
   Лукреция перевела :
  
   - За кладбищем, в районе Хампа. Но он не говорит. Его зовут Рауль.
  
   Конечно, было интересно. Но на практике это было не так много. Он не собирался нырять в преступный мир Боливии в поисках убийцы Чуло . Последний никогда не согласился бы привести его к Гомесу. Он не был сумасшедшим.
  
   У него все меньше и меньше шансов заполучить Клауса Хейнкеля. Немец уже мог сбежать в Парагвай, где его никто не стал бы искать. Большинство стран Латинской Америки считали ужасы концентрационных лагерей не более чем прощенными простительными грехами.
  
   - А что насчет друга Джима Дугласа ?
  
   Джозефа поняла вопрос и сразу же ответила. Без энтузиазма.
  
   - Похоже, что на ферме Контрольной Политики в Янгасе недалеко от Коройко находится в плену светловолосый иностранец . Но индейцы так много говорят ...
  
   Малко не мог стоять на месте. Это мог быть компаньон Джима Дугласа. Или это было необычайное совпадение.
  
   - Где это ? он спросил.
  
   - Несколько часов пути из Ла-Паса, - объяснила Лукреция, - в почти безлюдном районе. Коройко, это небольшая деревня возле заброшенной шахты.
  
   « Мы должны идти», - сказал Малко. Если только проверить. Это единственный след, который у нас остался. И если это действительно та девушка, мы не можем оставить ее в руках Гомеса ...
  
   Лукреция проявила умеренный энтузиазм.
  
   « Если пойдет дождь, - сказала она, - мы можем застрять там на несколько дней. И дорога очень опасная.
  
   Малко поблагодарил. Хотя интересно, стоит ли чего-нибудь информация от старой чародейки.
  
   - Почему она нам помогает ?
  
   - Тридцать лет назад она была красивой и стройной. Мой отец очень любил ее. Она никогда этого не забывала.
  
   Малько безуспешно пытался представить себе огромную влюбленную Жозефу. Погода была поистине отвратительной. Выходя из магазина, Лукреция объявила :
  
   - Я одолжу отцовский джип.
  
   * * *
  
  
  
   Малко нажал на тормоза, и джип покатился. Узкая тропа, тесная между горой и пустотой, была всего лишь выгребной ямой. Вода текла по отвесным стенам, покрытым тропическими джунглями, несмотря на высоту.
  
   Впереди красный грузовик с грузом, увенчанным человеческой пирамидой, перекрыл всю дорогу.
  
   К счастью, в тридцати метрах от джипа колея расширилась до десяти, и мы смогли обогнать.
  
   Малко осторожно отступил, обнимая пропасть. Семьсот метров пространства и обвалившаяся обочина… Создавалось впечатление, что ты в самолете… Сначала грузовик проехал мимо них очень медленно, задевая бортами полотно джипа. Лукреция ничего не сказала, очарованная и напуганная пустотой. Если колеса грузовика проскользнут на десять сантиметров в грязь, джип перевернется с пропасти. Она даже не успела бы прыгнуть ...
  
   Повсюду цепляясь за грузовик, чулосы в шерстяных шапках равнодушно смотрели на происходящее. Потом все ушли. Малко осторожно ехал по узкой скользкой дороге. От сорока до пятидесяти в час. Путь Янги был ужасен и величественен, отмечен бесчисленными крестами. Тот, кто повернул руль не в то время. Он петлял вдоль берегов Анд на высоте более трех тысяч метров бесконечными кружевами, возвышающимися над огромными отвесами, по дну которых текли реки, крохотные из-за расстояния.
  
   Вокруг кружили стервятники, неутомимые и терпеливые. Несмотря на высоту, гора была покрыта густыми джунглями, которые были совершенно безлюдны. Ни ветка, ни ровная поверхность. Тропа тянулась, как проволока, между небом и землей, когда-то открытая для обслуживания оловянных рудников, теперь закрытых. Узкая железнодорожная ветка, витая параллельно, прорезанная туннелями, заброшенная. Между рельсами паслись всего несколько лам. Помимо них, единственными живыми существами были желтоглазые собаки, агрессивные и дикие, которые пытались укусить шины джипа, когда они проезжали мимо.
  
   - Еще далеко ? - спросил Малко, перезагружая.
  
   - Хотя бы час.
  
   Лукреция потянулась. Каменистая дорога ужасно тряслась. Они выехали из Ла-Паса тремя часами ранее и в общей сложности обогнали грузовик и два коллективных такси. Покинув Ла-Пас, трасса поднялась на высоту пяти тысяч метров на Коль-де-ла-Кумбре, в грандиозном и чистом ландшафте. Десятки лам паслись в грязи, la paja brava , с стоячими ушами, полными достоинства. Малко пересек перевал в двадцать часов в густом тумане. Великий Христос, воскресший на скалах, почти не появлялся. Затем трасса немного опустилась и появилась тропическая растительность. Несмотря на красоту, пейзаж был немного однообразным : с одной стороны отвесный, с другой - гора. Между ними - трек.
  
   Руки Малько болели от поворота руля. По прямой не было и сотни ярдов… Двигатель джипа ревел и все время болел.
  
   - Как думаете, мы легко найдем эту ферму ? он спросил.
  
   - Коройко - небольшая деревня, - сказала Лукреция. Трудно будет не найти его, а войти в него. Управления Политико работает с армией за пределами Ла - Пас. Это рискует быть хорошо защищенным ...
  
   Тонкий пистолет Лукреции и винтовка Винчестера могут быть немного тесноваты. Даже если ему удастся оторвать эту незнакомку от тех, кто ее охраняет, вернуться в Ла-Пас можно было только одним путем. Если только вы не пересечете всю Амазонку.
  
   Но это был единственный способ приблизиться к пропавшему немцу. Поскольку Джим Дуглас находился в гробу Клауса Хейнкеля, между ними неизбежно существовала связь ...
  
   Малко замедляется, чтобы нанести удар. Водопад падал из джунглей белым сиянием, неумолимо подрывая путь. Колеса немного пробуксовывают, затем автомобиль набирает скорость. Дышать стало легче, до нас было всего три тысячи метров. Настоящая радость ...
  
   Лукреция протянула руку, указывая на дома, расположенные вдалеке на склоне холма.
  
   - Это Коройко.
  
   * * *
  
  
  
   Им потребовалось еще полчаса, прежде чем они достигли первых домов в Коройко. Это все еще был остров цивилизации : несколько магазинов, ветхий отель с пустым бассейном, небольшая церковь на квадратной площади, обсаженной пальмами. Лукреция бросилась к кузнецу за информацией.
  
   Она очень быстро вернулась к джипу.
  
   - Политический контроль находится на выезде из села, - сказала она. Внизу, где колея делает развилку. Это ответвление, которое идет вниз. Мы прошли мимо.
  
   Они обернулись. На развилке Малко выехал на еще более узкую колею. Они проехали почти милю, ничего не увидев, затем тропа резко закончилась тупиком. Малко остановился, и они вышли, взяв бинокль. Было прохладно и влажно. Малко смахнул растительность и шагнул вперед, чтобы увидеть местность внизу. Это была открытая площадка у реки с плоским домом, обнесенным забором.
  
   Малко выругался сквозь зубы.
  
   Вертолет стоял перед домом рядом с двумя военными джипами, на одном из которых была большая радиоантенна. Около двадцати солдат окружили два тела, растянутые на траве. Малко нацелил бинокль на сцену. Он ахнул, когда узнал жестокое лицо майора Гомеса. Он видел ее всего один раз, в церкви Сан-Мигель, но фантастическая память не могла его обмануть. В форме с закатанными рукавами боливиец осматривал распростертые тела в компании человека, который, учитывая цвет его кожи, не мог быть боливийцем.
  
   - Мы пали в полную силу против АНО, прошептала Лукреция. Здесь оставаться опасно.
  
   Малько кипел от ярости. Нет и речи о нападении на боливийскую армию. Присутствие Уго Гомеса было еще одним свидетельством присутствия друга Джима Дугласа на этой ферме.
  
   Но там это было совершенно недоступно.
  
   Было абсолютно необходимо знать, кто этот иностранец в форме боливийского « рейнджера ». Джек Кембелл не должен игнорировать это ...
  
   Лукреция потянула его за рукав.
  
   - Пошли. Если вертолет взлетит, он нас увидит.
  
   Малько надоело возвращаться по этой ужасной тропе, но безрезультатно. И все же Лукреция была права.
  
  
  
  ГЛАВА X
  
  
   Маленькие круглые, черные и пустые глаза Антонио Мендьеты, как дуло винтовки, смотрели на деревянную дверь.
  
   Наконец он принял решение. Осторожно прислонив свой M.16 к стене, он присел и пристально посмотрел на замочную скважину. Сначала он ничего не увидел, затем разглядел спину и поясницу девушки, агрессивно оформленные голубыми джинсами. Во сне она сделала непроизвольное движение, выгнувшись еще больше, и Антонио Мендьета почувствовал, как комок застрял у него в горле. Он выпрямился и вытер мокрые от пота руки о холст своей зеленоватой формы. В течение трех месяцев в боливийской армии и не будучи туберкулезным, как большинство чулосов, он хорошо разбирался в рейнджерах, чтобы бороться с партизанами.
  
   Это было не смешно. Прогулки по непроходимым джунглям, под хищным солнцем, сменяющие поиски в убогих деревнях, иногда со взрывом, который трескается, никого не видя и убивая друзей. ELN (14) начали проникать элементы в долины Янги.
  
   Сегодня действовал весь отряд. Мендьета избежал тяжелой работы, потому что у него была колика. Он был оставлен под стражей на контрольно-политической ферме и девушке, личной заключенной майора Уго Гомеса. Последняя прилетела в прошлое воскресенье на вертолете и была заперта с ней на два часа. Были крики и крики, а затем Гомес выступил с большим когтем в челюсть. Ему все равно не стоило беспокоиться ...
  
   Мендьета не могла забыть тело блондинки. Он никогда не видел ничего более прекрасного. В chulas были крошечные, жирной и вонючий. Высушив руки, индеец возобновил свой наблюдательный пост.
  
   Девушка перевернулась на спину и открыла глаза. Ее грудь была обращена к потолку, как если бы ее грудь была сделана из камня. С ее очень голубыми глазами, толстыми губами и вздернутым носом она воплотила несбыточную мечту для чуло. Последний встал, разочарованный. Речь не идет о прикосновении к волосам заключенного. Майор Гомес отрубит себе голову жеребенком.
  
   Угрюмый, Мендьета возобновил свой M.16 и стал рассматривать покрытые джунглями склоны, на которых находились его друзья. Часом ранее он слышал выстрелы. Партизаны ELN не могли быть далеко. Он снова начал мечтать о блондинке. В публичных домах на 4-м километре в Ла-Пасе были только чилийские и толстые чилийские девушки, черные, как тараканы, и волосатые, как обезьяны.
  
   - Привет !
  
   Звонок заставил его подпрыгнуть. Он исходил из спальни. Он помедлил, потом, сунув M.16 под мышку, повернул ключ и вошел. Однако он не собирался бояться беспомощной девушки.
  
   Светловолосый незнакомец сидел на кровати и смотрел на него. Она потянулась, заставив выпирать грудь.
  
   - Я хочу пить, - сказала она по-испански. Я хочу воды.
  
   Антонио колебался. Он не знал, где была вода. У девушки был приятный холодный голос.
  
   « Мы должны подождать, пока вернутся другие», - сказал он на плохом испанском.
  
   Он действительно говорил только на аймаре.
  
   - Я хочу пить, - повторила девушка.
  
   Она встала и посмотрела на него. В ботинках она была такого же роста, как он, с тонкими мальчишескими бедрами и плоским животом. Антонио был в огне. Ему хотелось погладить длинные светлые волосы. Девушка с любопытством разглядывала его, играя ножницами для ногтей.
  
   - Ты одна ? спросила она.
  
   - Да.
  
   - Здесь есть еще кто-нибудь ?
  
   Он покачал головой.
  
   - Нет, вернутся позже. У меня есть пепси-кола.
  
   Глаза девушки промелькнули на мгновение. Она снова села на кровать.
  
   - Хорошо, - сказала она. Иди принеси мне свою пепси.
  
   Он вышел из комнаты, чтобы увидеть ее подольше.
  
   * * *
  
  
  
   Чуло остановился на пороге, сбиты с толку. Затем внезапно кровь прилила к ее голове, и ком снова оказался в ее горле. Девушка, сидящая на кровати, стригла ногти ножницами. Но он не понимал, почему она сняла свитер, чтобы заняться этим занятием. Она подняла голову, улыбнулась и жестом пригласила его войти. Коричневые ареолы ее груди выделялись из-под белого бюстгальтера. Ее кожа была загорелой, абрикосового цвета. Глаза ему на грудь, чуло протянул ему бутылку.
  
   - Muchissima gracias ...
  
   Голос был намного мягче, почти ласковым, а улыбка сияла. Держа свой M.16 обеими руками, он смотрел, как она к удовольствию выпивает теплую жидкость, стыдясь того, что уже выпила половину. Очарованный кадыкским яблоком, поднимающимся и опускающимся. Когда она закончила, она поставила бутылку на пол и, казалось, заметила его присутствие.
  
   - Жарко, заметила она ...
  
   Была тяжелая, липкая жара. Но ночью мы дрожали. Антонио хотел бы что-то сказать, но не мог этого найти. Он не мог выбраться из этой комнаты. Ему очень хотелось прикоснуться к упругой круглой груди, о которой он мог догадаться по прозрачной ткани. Ее маленькие черные круглые глазки были так ярки, что она рассмеялась.
  
   - Тебе плохо ?
  
   Он покачал головой, не отвечая. Как будто его там не было. Она возобновила свою работу с ножницами. Вдруг она остановилась.
  
   - Мне жарко, помогите мне снять сапоги, а ?
  
   Он колебался. Одной рукой он не мог снять сапоги. Поэтому ему пришлось положить винтовку. Что, если она его достанет ? Но грудь притягивала ее как магнит. Может, ему удастся задеть их. Он выскочил из спальни, приставил винтовку к стене общей комнаты. Потом вернулся. Повиснув на кровати, девушка откинулась назад, пока он тянул. Сапоги шли с поразительной легкостью. Антонио Мендьета разочарованно сел : он даже не прикоснулся к чудесной груди.
  
   - Спасибо, - произнес мелодичный голос незнакомца.
  
   В то же время Антонио Мендьета увидел, как она совершила невероятный жест.
  
   Она тихонько расстегнула молнию на джинсах и натянула ее на ноги, оставив только маленькие белые непрозрачные треугольные трусики. Затем она сложила джинсы на кровати и повернулась к Антонио. Он мог различить тень и выпуклость сквозь легкую ткань. Чуло оставался прикован к земле, его рот сухому, его взгляд неудержимо тянут на несколько жгутов и светлые волосы , выступающих из трусов.
  
   - Мне было очень жарко, - очаровательно надувшись, объяснила девушка. Тебя это не беспокоит ?
  
   Антонио Мендьета никогда не видел таких красивых ног. Бедра были сужены, длинные и полные, колени округлые, а икры стройные. Не считая этого чудесного цвета кожи… Девушка снова села на кровать и снова принялась стричь ногти.
  
   Сидит напротив него, ее ноги разведены, голова немного наклонена. Затем она поставила каблук на кровать, чтобы подстричь ногти на ногах. Полупрозрачная тугая ткань формировала ее с анатомической точностью. Простой мозг Антонио кипел. Он никогда не предполагал, что женщина может так себя вести. Он сказал себе, что у иностранцев могут быть разные манеры, и это не имело особого значения. В любом случае, это было очень приятно ... Ему было немного стыдно, потому что его желание бесстыдно пробудилось и проявилось. Он неловко поерзал, свесив руки.
  
   Девушка подняла глаза и улыбнулась, не сводя взгляда с зеленоватых штанов.
  
   - Иди сюда, - мягко сказала она.
  
   Одной рукой она похлопала по кровати рядом с собой. Антонио Мендьета, как автомат, подошел и сел, расширив ноздри, чтобы почувствовать аромат молодого тела, стройного и изогнутого. В профиль грудь казалась еще полнее. Он попытался проследить за движением ножниц, но его глаза все еще вернулись к белым трусикам.
  
   Какое-то время, которое казалось бесконечно долгим, ничего не происходило. Затем девушка повернула к нему голову и мрачно посмотрела на него. Антонио не имел большого опыта общения с женщинами, но внезапно он сказал себе, что этот незнакомец хочет его, что он упустит уникальную возможность ... Пьянящая вспышка радости охватила его застенчивость. Он протянул руку и положил пальцы на бедро девушки.
  
   Она не отреагировала, отвернув голову и продолжая стричь ноготь на большом пальце ноги. Антонио больше не осмеливался пошевелить рукой. Затем, затаив дыхание, он протянул другую руку и коснулся ее груди. Теплый, упругий контакт заставил его бешено пульсировать. Ему очень хотелось сорвать бюстгальтер. Его рука сжалась на бедре.
  
   После последнего щелчка ножницами девушка выпрямилась и оперлась на спинку кровати. Его взгляд упал на индейца, намеренно провокационный. Рука Антонио поднялась к его бедру и почувствовала влажное, эластичное тепло под пальцами. Он не решился поднять трусики, ограничившись неловко массирующими движениями полупрозрачной ткани.
  
   Для него это было слишком. Он почувствовал восхитительное покалывание между ног и понял, что слишком много взял на себя. Девушка догадалась, что происходит, по внезапной остановке его взгляда. Нежно левой рукой она погладила его черные волосы, приподняв голову. Антонио Мендьета не двинулся с места, его пальцы сжались.
  
   Когда левая рука красивого светловолосого иностранца схватилась за его волосы, он послушно откинул голову.
  
   Так что другой рукой она изо всех сил воткнула ножницы ему прямо в правый глаз.
  
   * * *
  
  
  
   Майор Гомес с ненавистью разглядывал Антонио Мендьету, распростертого в углу комнаты, с огромной повязкой на правом глазу. Кровь просочилась и образовала ущелье до шеи. Снаружи, в большой суматохе, то контроль Политико мужчины вывели из джипа трех подозреваемых и травмированный ELN День был хорошим. ; но майор Гомес кипел слепой яростью. Мы все еще не нашли Мартину, невесту Джима Дугласа ; так что ей, должно быть, удалось сесть в машину, направлявшуюся в Ла-Пас. Его неудовлетворенное желание соревновалось с беспокойством. Если юная бельгийка скажет своему посольству, что она была похищена и изнасилована им, это может вызвать неприятный инцидент. Даже для такого могущественного человека, как он.
  
   Он должен был ликвидировать его после одного использования. Но, думая о своем тонком и упругом теле, ему это надоело. Это было отличие от девушек из Maracaïbo, стриптиз-клуба в Ла-Пасе.
  
   Он подошел к Антонио Мендьете и пнул его. Солдат взглянул одним здоровым глазом с выражением покорного ужаса. Гомес вынул из кобуры свой «Херстолл» с 14 выстрелами с удлиненным прикладом и положил конец ствола на висок несчастного.
  
   - Скажи мне, куда она ушла, прежде чем я тебя убью.
  
   Чуло покачал головой. Его мозг наполнился яростью, Гомес нажал на курок Херстолла. Не думая. От удара пули Мендьета ударило головой о стену, и он соскользнул по стене с открытым ртом. Голос позади Гомеса спокойно сказал :
  
   - Давай, майор, на улице работа.
  
   Это был « Доктор » Гордон, американский советник боливийской армии. Несмотря на титул, его единственная заслуга в области медицины заключалась в том, что он аккуратно перерезал оба запястья « Че » Гевары, чтобы спасти свои руки от отпечатков пальцев.
  
   « Зеленый берет », Гордон обеспечивал связь между контролирующей политикой и операциями посольства США.
  
   Похищение Мартины, молодой бельгийки, не было одобрено, но это было делом майора Гомеса. Он только удостоверился, что она его не видит.
  
   Гомес последовал за ним, его ярость немного утихла. Потом он подумал о доне Федерико. Немец будет в ярости.
  
   « Мы должны найти эту Мартину и ликвидировать ее», - сказал он Гордону.
  
   - Это возможное решение, - осторожно сказал « Зеленый берет ».
  
   Между убийством необразованных крестьян и убийством иностранца была разница. Майору Уго Гомесу не хватало нюансов ...
  
   « Дон Федерико может оказаться в беде из-за нас», - настаивал Гомес. Мы ему многим обязаны.
  
   Если его люди похитили Мартину, это было сделано для того, чтобы ликвидировать единственного свидетеля, позволяющего связать дона Федерико Штурма с исчезновением молодого американца.
  
   Немец за год до этого спрятал в своей собственности всю контрольную политическую команду, затем выследил и снабдил их оружием, купленным в Панаме. Это услуги, о которых нельзя забывать.
  
   Майор и Гордон подошли к партизану в форме, лежавшему на земле. На его левой ноге была большая повязка. Он морщился от боли. Гордон объявил :
  
   - Он нас застрелил. Мы его расспрашивали, он ничего не знает.
  
   Ничего не говоря, майор Гомес взял свой Херстолл и выстрелил прямо в грудь раненого. Он вздрогнул и начал стонать, лопнула аорта.
  
   - С меня хватит этих свиней ELN… - сказал Гомес.
  
   Гордон ничего не сказал. Надо было еще немного замучить раненых. Но Гомес все еще думал о Мартине.
  
   Еще трое крестьян были привязаны друг к другу веревками, опираясь на тяжелый деревянный стол.
  
   « Они, - объяснил Гордон, - снабжали и укрывали партизан ELN.
  
   Гомес молча осмотрел троих мужчин, с жестоким блеском в его маленьких темных глазах. Он был на грани возвращения в Ла-Пас.
  
   « Принесите мне мачете», - приказал он.
  
   Полицейский немедленно принес ему острый мачете. Гомес помахал им несколько мгновений перед тремя заключенными, затем объявил :
  
   - Мы собираемся застрелить тебя, сукин сын. Обычно после этого отрезают руки. Поскольку ты ничего не почувствуешь, я сначала отрежу их тебе.
  
   По его знаку трое крестьян были освобождены. Двое солдат взяли первого за плечи и положили его запястья на стол. У него не было времени бояться. Мачете упало, и оба запястья упали в потоке крови, а лезвие осталось в дереве. Мужик посмотрел на свои пни и завыл.
  
   Взрыв M.16 в спину немедленно сбил его с ног. Мы уже толкали следующий, майор Гомес снова поднял руки. У него была огромная сила. Однажды он задушил заключенного одной рукой. Через три минуты все было кончено. Изрешеченные пулями тела крестьян все еще двигались, но никого не волновало. Солдат сложил холст с шестью руками. В Ла-Пасе мы брали отпечатки пальцев мертвых для контрольного политического файла .
  
   Начиная с Гевары, эта мера предосторожности всегда принималась во избежание бессознательного убийства важного лидера.
  
   Майор Гомес чувствовал себя немного лучше. Он очень хотел вернуться в Ла-Пас, чтобы попытаться найти Мартину, если еще будет время.
  
   Мы бы поговорили об этой жестокой казни, и это заставило бы задуматься ограниченных крестьян, которые хотели бы помочь ELN.
  
   Он подошел к вертолету.
  
   * * *
  
  
  
   Мартина осторожно просунула голову сквозь листья. Она слышала звук двигателя. Напротив, на другом конце долины, она увидела джип, направлявшийся в сторону Ла-Паса. Через десять минут машина проедет мимо нее. Она начинала к этому привыкать. Двадцать четыре часа она пряталась возле этого водопада, не решаясь никого остановить. Она только хотела показать себя незнакомцам. Многие туристы арендовали автомобили в Ла-Пасе, чтобы исследовать Янги. Ей нужно было найти одного ...
  
   Но время шло, и она чувствовала себя все слабее и слабее. Сначала она думала, что ее сразу же заберут обратно. После безумного бегства с фермы она долго сидела в углу джунглей, чтобы ее вырвало. Затем, с горечью во рту, она ушла прямо вперед. Она бы никогда не поверила, что сможет сделать то, что сделала. Всю свою жизнь она снова видела, как кровь бьет из глаза чуло, и слышала его ужасный крик ...
  
   Она ничего не ела с момента побега. Влага проникла в нее до костей. Ей пришлось снова держаться. С тех пор, как в ее дом обрушился политический контроль , это был долгий кошмар.
  
   Увеличился шум двигателя. Она соскользнула по грязи, чтобы быть ближе к дороге. Ее зубы стучали от холода, ее живот скрутило от боли, она ждала.
  
   Когда машина была всего в пятидесяти метрах, Мартина вышла немного дальше.
  
   Она увидела две фигуры за плоским лобовым стеклом и светлые волосы. Ни у одного боливийца не было волос такого цвета.
  
   Она упала, как загнанное животное.
  
   * * *
  
  
  
   Что-то синее внезапно появилось перед джипом. Пораженный, Малко чуть не подошел. Он изо всех сил нажал на тормоз. Автомобиль занесло и ударился о каменистую насыпь.
  
   Дверь сбоку резко открылась. Он увидел мокрые от дождя светлые волосы, женский силуэт и голос спросил по-английски :
  
   - Собираешься в Ла-Пас ? Забери меня, умоляю тебя.
  
   Прежде чем он успел ответить, девушка прыгнула в джип и рухнула на заднее сиденье. Она дрожала и рыдала, свернувшись клубком. Малко заглушил двигатель и развернулся. Он увидел изящное лицо с вздернутым, почесанным носом, запаниковавшими голубыми глазами. Его охватило ослепительное дурное предчувствие.
  
   - Вы Мартина ? он спросил.
  
   Девушка резко встала. Никогда еще он не читал такого удивления в взгляде.
  
   - Откуда ты знаешь ? - сказала она, настораживаясь. Кто ты ?
  
   Не понимая, Малько хотел петь и смеяться.
  
   - Вы меня не знаете, - сказал он. Но я пришел оторвать вас от политической фермы контроля.
  
   Она слабо улыбнулась.
  
   - Я сбежал вчера. Я всю ночь прятался в джунглях. Искали меня с вертолета. Я был готов вернуться в Ла-Пас, если бы не встретил иностранцев. Вы первый, кто прошел.
  
   Малько не мог поверить в свою удачу. Он два часа кружил по Коройко, прежде чем решил уехать. Он перезапустил джип. Лукреция передала свой пиджак Мартине, которая продолжала трястись.
  
   - Как ты сбежал ? - спросил Малко.
  
   - О, это было ужасно.
  
   Она рассказала о ловушке, которую расставила своему опекуну, и о том, как она прыгнула на его одежду и потемнела, в то время как он был ослеплен кровью. Он выстрелил, не дотянувшись до него.
  
   - Но зачем ты меня искал ? - повторила она. Кто ты ?
  
   - Я искал тех, кто убил Джима Дугласа.
  
   Мартина вскрикнула.
  
   - Джим мертв !
  
   Она снова заплакала, и Лукреции пришлось ее утешать, а Малко пытался остаться в дороге. Пошел проливной дождь, и мы не могли видеть в пределах десяти метров, за исключением случаев, когда пики освещались молниями, как при дневном свете. Мартина шла вперед между рыданиями.
  
   - Я кое-что подозревал. Полиция прибыла в день его отъезда около пяти часов. Меня сразу отвезли на ферму на грузовике. Потом пришел большой боливиец. Он изнасиловал меня. Он должен был вернуться сегодня. Я был уверен, что потом меня убьют. Но он все еще хотел мной воспользоваться.
  
   Вопрос обжег губы Малько. Он прервал молодого бельгийца.
  
   - Вы знаете, куда собирался Джим Дуглас, когда исчез ?
  
   Она раздвинула мокрые волосы на пробор.
  
   - Конечно. У Дона Федерико Штурма, недалеко от озера Титикака, чтобы спросить его о Клаусе Хейнкеле.
  
   - О Клаусе Хейнкеле !
  
   Малко чуть не отправил их в овраг метров восемьсот ...
  
   - Но чем был обеспокоен Джим Дуглас ?
  
   Мартина грустно улыбается.
  
   - Джим был отличным парнем, идеалистом. Он приехал в Боливию, чтобы расследовать деятельность ЦРУ для журнала Ramparts. Он сказал, что ЦРУ нанимает бывших нацистов, и это может спровоцировать ужасный скандал ...
  
   Лукреция переглянулась с Малько. Итак, он и молодой американец преследовали одну и ту же цель. Вкратце он объяснил молодой женщине цель ее поездки в Боливию. Она молча слушала.
  
   « Тебе бы понравился Джим», - сказала она. За него нужно отомстить. Я тебе помогу. После того, что со мной случилось, я больше ничего не хочу.
  
   - С кем он туда ходил ?
  
   - Со старым таксистом, неким Фридрихом. Его надо найти.
  
   « Я знаю его», - воскликнула Лукреция. Он по-прежнему находится напротив отеля Copacabana на Прадо.
  
   * * *
  
  
  
   - С завтрашнего дня я собираюсь подавать жалобу в посольство, - мрачно сказала Мартина.
  
   « Вы не двинетесь отсюда», - сказал Малко. Находясь в Боливии, вам грозит смерть. Майор Гомес, человек, который вас изнасиловал, представляет законные власти этой страны, и вы представляете для него угрозу. Я попросил Лукрецию организовать для вас тайный отъезд в Перу или Чили, начиная с завтрашнего утра.
  
   - Но я хочу отомстить за Джима, - возразил молодой бельгиец. Эти ублюдки ...
  
   « Я отомщу за Джима Дугласа», - сказал Малко. Это моя работа, и мне за нее платят. Но подвергать себя опасности бесполезно. Вы уезжаете завтра.
  
   Мартина смотрела на него сквозь слезы. Горе распухло у нее во рту, и она была бесконечно желанной. Они были одни в маленькой комнате в квартире Лукреции. Легкий халат окутывал Мартину, обнимая ее стройное тело.
  
   « Если бы я не встретила тебя, - прошептала она, - они бы забрали меня и убили. Я тебе всем обязан. Как я могу тебя отблагодарить ...
  
   По тому, как она смотрела на него, она рассматривала только один возможный способ. Малко почувствовал, как волна жара проникла в его позвоночник. Он шагнул вперед и положил руки на бедра молодой женщины. Сразу же нижняя часть его тела, наделенная независимой жизнью, прижалась к нему.
  
   В квартире раздался звук двери, и голос Лукреции позвал :
  
   - Малко !
  
   Мартина отступила в сторону. Они молча посмотрели друг на друга, затем она повернулась и подошла к кровати.
  
   Когда Лукреция вошла в комнату, Мартина говорила :
  
   - Думаю, Джим мне понравился. Он верил в то, чего нет, и это прекрасно.
  
   * * *
  
  
  
   Лукреция с подозрением посмотрела в глаза Малко.
  
   - Ты с ней спал ?
  
   У Малько не было времени ответить. Лукреция пожала плечами.
  
   - В любом случае, она уезжает завтра.
  
   - Нашла ?
  
   - Самолет вылетает из Кочабамбы завтра на рассвете. Она поедет туда со мной. Самолет высадит его возле Лимы. Это Жозефа все организует. За пятьсот долларов ...
  
   « Отлично, - сказал Малко. Разве это не проблема ?
  
   Лукреция ухмыльнулась.
  
   - В Боливии триста пятьдесят подпольных пунктов торговли и контрабанды кокаина… Итак…
  
   Малко с некоторым разочарованием осознал, что ничего не знает о Мартине, кроме ее имени. Жалость.
  
   Лукреция поднесла губы к его уху.
  
   - Что ты думаешь ?
  
   - Во время моего визита к Дону Федерико Штурм.
  
  
  
  ГЛАВА XI.
  
  
   Малко украдкой изучил профиль таксиста Фридриха. Подбородок протекал, а глаза были скрыты за очками с очками такой толщины, что напоминали лупу. Смелый и подобострастный, он волочил левую ногу. Как и было условлено, он забрал Малко в девять часов от отеля « Ла-Пас» со своей старой кремовой «Импалой». Малко спал плохо и мало. Как будто она хотела стереть память о Мартине, которая ушла несколькими часами ранее, Лукреция превзошла себя. Накануне вечером именно она организовала вместе со старым Фридрихом экспедицию на озеро Титикака. Они ехали час по прямой дороге, пересекающей Альтиплано, среди безлюдного ландшафта, усеянного редкими глинобитными хижинами (15) .
  
   Большие облака расплывались над массивом Иллимани, находящимся на расстоянии более шести тысяч метров. Фридрих резко повернул руль, чтобы избежать группы пешеходов. Он повернулся к Малко и заметил по-немецки :
  
   - Сумасшедшие все эти молодые люди ! На Пасху они идут пешком в Копакабану ... Он говорил не о Рио, а о городе-заповеднике на озере Титикака. Три дня ходьбы… Собравшись, как исследователи, сотни молодых людей обоего пола продвигались по тропе, в одиночку или группами.
  
   - Вы часто возите людей на озеро ? - спросил Малко.
  
   - Практически каждый день.
  
   Малко наклонился вперед, ища взгляд Фридриха в зеркале заднего вида.
  
   - А ты их всегда привозишь ?
  
   Фридрих нахмурился, затем разразился скрипучим, усталым смехом.
  
   - Конечно, я всегда их приношу, господин мой ! На Альтиплано ничего нет.
  
   Он смеялся про себя над замечанием Малько. Последний спокойным голосом произнес :
  
   - И все же Джим Дуглас, американец, вы его не вернули.
  
   Взгляд Фридриха внезапно застыл за огромными линзами очков. Он больше не видел дороги. Малко поднял глаза и увидел двух индианок, переходящих дорогу, держащих черную свинью на конце веревки. Фридрих смотрел на них, но не видел. Импала направлялась прямо к нему.
  
   - Осторожно ! воскликнул Малко.
  
   В последнюю секунду немец повернул руль и насмерть затормозил. Один из индейцев и свинья нырнули в канаву, но старший остался. Правое крыло Импалы подобрало его, сбив с дороги, прежде чем остановиться в облаке пыли. Ужасно выругавшись, Фридрих выскочил из машины и, хромая, направился к лежащей женщине.
  
   Прибежали и другие чулосы, работающие в поле. В свою очередь вышел Малко. Фридрих предлагал двадцать песо (16) старушке-индианке, которая стонала, держась за руку, мучая ее оскорблениями. Младший, неподвижный и молчаливый, взял деньги.
  
   Малко думал, что их собираются линчевать, но никто из индейцев не отреагировал. Двадцать песо казались нормальной ценой за человеческую жизнь… Учитывая силу потрясения, старый индеец, должно быть, был серьезно ранен. Из-за ее бесчисленных нижних юбок невозможно было догадаться о ее состоянии.
  
   « Пойдем, - сказал Фридрих.
  
   Они вернулись в Импалу. Немец в ярости бормотал себе под нос.
  
   - Эти дураки ! он взорвался, они бросаются под ваши колеса.
  
   Он бормотал как сумасшедший. Малко спросил :
  
   - Это вопрос о Джиме Дугласе вас беспокоил ? Знаете, того бородатого молодого человека, которого вы отвели к Дону Федерико Штурму.
  
   Немец снова выглядел обезумевшей старой совой.
  
   « Я не знаю, о ком вы говорите», - прорычал он. Я отвезу столько людей на Титикаку ...
  
   « Да, но тот не вернулся», - безжалостно заметил Малко. Я знаю, что вы отвезли его к дону Федерико. С тех пор его никто не видел.
  
   Сучковатые старые руки немца сжимали руль. Не отрывая глаз от следа, он уклонился от взгляда Малко.
  
   « Вы ошибаетесь», - сказал он более твердым голосом. Я вернул этого молодого человека, теперь я очень хорошо помню ... Его ждала очень красивая, очень гемутличная блондинка.
  
   - Примерно в какое время ? - спросил Малко.
  
   - В восемь или девять часов. Было темно.
  
   Мартина арестовали в пять часов. Фридрих лгал.
  
   - Почему ты не хочешь мне помочь ? - настаивал Малко. Дон Федерико Штурм - нацист, один из тех, кто преследовал вашу расу ... Они ваши враги.
  
   « Моя мать умерла в Освенциме», - тихо сказал Фридрих. Но я ничего не могу вам сказать, я ничего не знаю.
  
   Страх обозначил его растянутый безвольный рот белым кругом. Дон Федерико Штурм должен был быть очень могущественным, чтобы внушать такой ужас даже своим врагам. В Импале снова воцарилась тишина. Они были всего в десяти километрах от озера Титикака. Справа Малко увидел аллею, обсаженную деревьями, и здания эстансии.
  
   - Что это за домен ? он спросил.
  
   Немец помедлил, прежде чем ответить :
  
   - Собственность Дона Федерико.
  
   - Я передумал, - сказал Малко, - вот куда мы идем ...
  
   Он думал, что старый Фридрих вот-вот расплачется.
  
   « Я не могу, - простонал он, - ты доставишь мне неприятности. Дон Федерико не любит, когда его беспокоят ...
  
   « Если ты откажешься, - пригрозил Малко, - я сойду здесь и пойду пешком». Но я тебе не плачу.
  
   Фридрих хмыкнул, пожал плечами и замолчал. Пройдя сотню ярдов, он притормозил и свернул направо в переулок. Сердце Малько забилось быстрее. Несколькими днями ранее Джим Дуглас пошел по тому же пути и оказался в гробу другого человека.
  
   Фридрих остановился посреди двора перед белым зданием.
  
   « Жди меня там», - сказал Малко.
  
   Он выскочил из кабины и направился к тяжелой деревянной двери. Справа величественная викунья с бесконечными конечностями с достоинством паслась в оградке. Все источало мир и покой. Когда он собирался постучать, дверь открыл индеец.
  
   « Я хочу увидеть Дона Федерико», - спросил Малко по-немецки.
  
   Индеец заколебался, затем отступил в сторону, пропуская Малко. Он открыл другую дверь и жестом пригласил ее войти. Это была библиотека со стенами, покрытыми полками, украшенными альпинистскими инструментами и наивными картинами. Это напомнило ему его замок. Индеец закрыл дверь. Малко сел в большое кресло. На правом бедре его низкопрофильный пистолет образовал обнадеживающую массу. Он не хотел терпеть судьбу Джима Дугласа.
  
   Он прислушался, прислушиваясь к звукам эстансии. Может, он был в нескольких метрах от Клауса Хейнкеля ? ...
  
   * * *
  
  
  
   Холодные голубые глаза, казалось, рассекали Малко. Рукопожатие дона Федерико Штурма было энергичным и откровенным, но его голос был гораздо более сдержанным.
  
   - Вы просили меня встретиться, герр…
  
   - Белье, принц Малко Линге.
  
   Звание Малко, похоже, не произвело впечатления на бывшего полковника СС. Прямой, как я, с безупречно ухоженными черными волосами, в джодхпуре и твидовом пиджаке, он был заметно удивлен ее посещению.
  
   - У нас, наверное, есть общие друзья ? он сказал.
  
   Малко понял, что « чувствует » его, чтобы найти его.
  
   Только знание немецкого языка удержало дона Федерико от его отказа. Пришло время сделать решительный шаг.
  
   « В некотором смысле да», - сказал он. Я ищу следы некоего Джима Дугласа. В последний раз, когда мы видели его, он был здесь. Я думал, ты сможешь рассказать мне о его судьбе.
  
   Немец остался равнодушен, но его челюсти невольно дернулись. Его голос стал холодным.
  
   - Кто вы, сэр ?
  
   Малко скромно улыбается.
  
   - Официальная служба американского посольства поручила мне найти след этого американского гражданина.
  
   - Какая услуга ?
  
   - Тот, который зависит от Джека Кембелла.
  
   - Вы не американец, - рявкнул дон Федерико. Я не знаю этого мистера Кембелла.
  
   « Позвони в посольство, если сомневаешься в моих качествах», - посоветовал Малко. Но я бы хотел, чтобы вы ответили мне по поводу Джима Дугласа.
  
   Они по-прежнему стояли лицом к лицу посреди комнаты.
  
   Немец посмотрел на него.
  
   - Кто тебе рассказал эту историю, чтобы ты спал на ногах ?
  
   « Таксист, который меня привез, - сказал Малко. Он подбросил Джима Дугласа к тебе и ...
  
   - И он вернул его, - перебил Дон Федерико. Я не хотел иметь ничего общего с этой мешалкой ...
  
   - Так он пришел к вам ?
  
   Дон Федерико пожал плечами.
  
   - Да. О смешной истории. Он утверждал, что я скрывал нациста ... Он показался мне очень возбужденным, даже фанатичным. Я его немедленно потушил !
  
   - А вы не знаете, что с ним было потом ?
  
   - Совершенно верно.
  
   Несколько секунд они молчали, затем немец незаметно изменил свое отношение.
  
   - Приходите и расспросите этого водителя в моем присутствии, - предложил он, - он подтвердит вам мои слова ...
  
   Малько последовал за ним во двор эстансии. Увидев их, Фридрих с испуганным видом вышел из кабины и, хромая, подошел к ним. Он почти привлек внимание перед доном Федерико.
  
   - Я уже объяснял этому господину, он начал нытьем, что ...
  
   - Я уверен, перерезал Дон Федерико ... Это смешная история.
  
   - Я-а-а, смешно, - добавляет старик.
  
   Он перескакивал с ноги на ногу, нервничая и напуганный. Вдруг он наклонился к Малко.
  
   - У меня есть время пойти в полицейский участок Хуарина ? Из-за индейца. Иначе боюсь, что по возвращении мне доставят трудности ...
  
   Он быстро объяснил дону Федерико Штурму свой несчастный случай. Высокий немец улыбается, чувак.
  
   - Это очень хорошая идея, - сказал он. Давай, мой дорогой Фридрих. Я позвоню и порекомендую проявить к вам снисходительность. Это даст мне время, чтобы пригласить нашего хозяина поделиться нашим скромным чучароном (17) .
  
   Его голубые глаза внезапно потеряли свою твердость. Малько не понял этого изменения. Фридрих вскочил в такси и уехал, как будто за ним стояло все гестапо. Дон Федерико хорошо улыбнулся :
  
   - Бедный мальчик, он много пострадал на войне. Он сейчас очень много работает ...
  
   В этом смысле цинизм заслуживает золотой медали. Если бы дон Федерико встретил Фридриха тридцатью годами ранее, он бы сделал из этого мыло.
  
   - Я познакомлю вас с Кантутой , моей викуньей , - сказал немец.
  
   Они пошли к вольеру. Вышел чуло , и дон Федерико крикнул ему, что иностранный сеньор останется на обед. Малько несколько минут наблюдал за игрой немца с шелковистыми волосами его викуньи. Затем они направились в столовую. Дон Федерико вежливо отступил, пропуская своего хозяина. Малко увидел сервированный стол и был потрясен его сердцем : было четыре сервировки .
  
   Он повернулся достаточно быстро, чтобы уловить мимолетное выражение сильного гнева на лице немца.
  
   - Нас четверо ?
  
   Дон Федерико сорвал улыбку.
  
   - Нет. В chulos считал , Фридрих гостил тоже. И я на несколько дней принимаю у себя подругу, в семье которой случилась трагедия. Я заберу ее.
  
   Он поспешил вверх по лестнице. Было предельно ясно : чуло, который накрыл на стол, совершил ошибку ... Малко не пришлось долго ждать.
  
   Появилась очень смуглая молодая женщина, очень красивая, одетая в коричневую кожаную одежду.
  
   Это был тот, портрет которого он видел у Педро Искьердо. Любовница Клауса Хейнкеля.
  
   « Этот соотечественник - своего рода следователь американского посольства», - весело объяснил дон Федерико. Он думал, что я похищаю сумасшедшего молодого американца, который однажды пришел навестить нас ... Помните, этого большого бородатого молодого человека ...
  
   - Помню, - сказала молодая женщина мелодичным и хриплым голосом.
  
   Кровь стекала с ее лица, и напряженная улыбка сделала ее почти уродливой. Малько прочитал в его глазах смесь ужаса и покорности. Напряжение, исходившее от нее, было ощутимым. Под тяжелой кожаной одеждой у нее было великолепное тело.
  
   Дон Федерико взял ее за руку.
  
   - Мне непростительно, я вас не познакомил. Донья Моника Искьердо, подруга, отдыхающая здесь после тяжелой семейной трагедии. Если бы я кого-то похитил, это была бы она ...
  
   Он засмеялся, натянуто поклонился и поцеловал ее руку. Казалось, она очарована им, как змея.
  
   Браво усадив Монику Искьердо в кресло, немец извинился.
  
   - Мне нужно пойти и позвонить в полицию ... Чтобы помочь этому храброму Фридриху. Пусть не будет лишних хлопот.
  
   Он вышел из столовой. Малько сидел напротив Моники Искьердо. Он нарушил тишину.
  
   - Вы жена человека, убитого несколько дней назад ?
  
   - Да.
  
   Голос молодой женщины был всего лишь дыханием. По какой-то причине Малко почувствовал, что она находится на грани нервного срыва.
  
   « Это ужасная вещь», - сказал он. Вы приехали сюда отдохнуть ?
  
   - Да вот и все.
  
   Она забыла сказать, что пришла « отдохнуть » перед смертью мужа ... Воспользовавшись отсутствием дона Федерико, Малко напал :
  
   - Я познакомилась с вашим мужем перед его смертью ...
  
   Она вскочила и посмотрела на него двумя большими испуганными глазами.
  
   - Вы это видели ! Почему ?
  
   - Я искал Клауса Хейнкеля.
  
   Молодая женщина внезапно разложилась :
  
   - Клаус Хейнкель ! Но вы из американского посольства и ...
  
   У Малько не было времени объясниться. Дон Федерико появился снова с озабоченным лицом :
  
   - Я сделал для Фридриха все, что мог, - сказал он, - но, похоже, у него серьезные проблемы ...
  
   Моника Искьердо взяла бокал вина и сразу осушила половину. Теперь Малко понял, почему маленький миллиардер Чуло был так влюблен в нее. Это была Ракель Уэлш, менее пошлая ...
  
   Дон Федерико объявил :
  
   - В вашу честь, моя дорогая, у нас есть вино из Рейна ; « Драхенблют » (18) . Он изменит нас от этого ужасного чилийского вина.
  
   Немец любил хорошо жить. Все серебряные изделия, которые блестели на столе, он привез за большие деньги из «Кристофла» в Париже.
  
   * * *
  
  
  
   Карамельный крем на вкус был похож на бензин, и Малко отодвинул тарелку. Несмотря на усилия дона Федерико, разговор залился. Донья Искьердо, казалось, проглотила свой язык. Каждый раз, когда Малько смотрел ей в глаза, она опускала голову. Прежде чем открыть рот, она молча просила немца одобрения. Никто не упомянул имя Клауса Хейнкеля, но трое гостей думали только о нем. Малко почувствовал горечь и разочарование.
  
   Со всех сторон он натыкался на стену. Несмотря на то, что военный преступник скрывался в эстансии, он был вне его досягаемости. Единственная, кто мог сообщить ему, Моника Искьердо, явно находилась под пятой дона Федерико. Малко подумал, не ошибся ли Искьердо, не была ли она его любовницей и не любовницей Клауса Хейнкеля. Однако Джима Дугласа убили за что-то ... Оставалось только приготовить Фридриха по возвращении.
  
   - Такой красивой женщине, как ты, не скучно в такой глуши ? - предательски спросил Малко. Вы не планируете вернуться в Ла-Пас ?
  
   Молодая женщина медленно покачала головой.
  
   - Мне здесь хорошо.
  
   Малко сказал себе, что ему нечего терять. Обращаясь к дону Федерико, он спросил :
  
   - Вы не знаете, что случилось со знаменитым Клаусом Хейнкелем ? По нашей информации, это тот, кого искал Джим Дуглас.
  
   Немец не дрогнул.
  
   - Верно. Этот молодой идиот думал, что он здесь. Слух. Этот Хейнкель должен быть в Парагвае. Там он в большей безопасности, чем здесь.
  
   Во дворе шумела машина. Почти сразу один из служивших чулос подошел и наклонился к уху немца. Дон Федерико встал.
  
   - Простите. Меня спрашивают.
  
   Он ушел. Малко не терял ни секунды.
  
   - Вы приехали сюда до смерти мужа, да ? - сказал он Монике Искьердо. Почему ?
  
   Волна гнева скривила ее красивое лицо.
  
   - Что это может с тобой сделать ? - сухо сказала она.
  
   - Вы ничего не знаете об исчезновении Джима Дугласа ?
  
   На этот раз взгляд молодой женщины мелькнул. Малко почувствовал, что она собирается что-то сказать. Но дон Федерико вернулся в столовую с обеспокоенным видом.
  
   - Моя дорогая, - сказал он Малко, - мне придется самому отвезти тебя в Ла-Пас.
  
   - Извини ?
  
   В серо-голубых глазах немца мерцала незаметная ирония. Как в церкви Сан-Мигель, во время якобы похорон Клауса Хейнкеля.
  
   «У бедного старого Фридриха не было крепких нервов», - сказал он. Когда мы сказали ему, что собираемся схватить его Импалу, он покончил жизнь самоубийством. Повесился на ремне в камере полицейского участка Хуарина.
  
   Малко подумал, что он ослышался.
  
   - Но… почему ?
  
   - Индеец. Похоже, она мертва. Сколько я ни вмешивался в полицию, они очень строгие ... Фридрих видел себя разоренным, он не выдержал потрясения ...
  
   Явный шум напугал Малько. Моника Искьердо только что уронила бокал рейнского вина. Малко был опьянен яростью. Дон Федерико был всемогущ. Вот почему он пригласил его на обед ! Теперь последнее звено в цепи исчезло. Бедный старый Фридрих !
  
   Малко встал. Он хотел поговорить с полицией. Дон Федерико последовал за ним. Во дворе остановили военный джип, а рядом курили двое милиционеров в форме. Увидев Дона Федерико, они начали сочувствовать.
  
   Душа по шву штанов.
  
   С отвращением Малко перестал их расспрашивать. Что в этом хорошего ? Они будут лгать. Он обратился к дону Федерико :
  
   - Когда я смогу вернуться в Ла-Пас ?
  
   Другой поклонился очень слегка, полный иронии.
  
   - Но немедленно, моя дорогая. Я отдам тебе свою машину и водителя ... На этот раз берегись индейцев ... Я очень забочусь о своем водителе.
  
   Малко вернулся в столовую, чтобы проститься с доньей Искьердо. Она вытирала глаза, как будто плакала. Наклонившись к ее руке, чтобы поцеловать ее, он сказал ей тихим голосом :
  
   - Если вы вернетесь в Ла-Пас, я буду рада вас видеть. Я в отеле Ла-Пас, номер 38.
  
   Она не ответила.
  
   - Машина готова, - объявил Дон Федерико.
  
   Малько последовал за ним во двор. Прежде чем сесть в великолепный стальной серый Мерседес 280, он пристально посмотрел на немца.
  
   - Может, мы еще увидимся.
  
   Немец говорит с полуулыбкой по-испански :
  
   - Quien sabe ? Hasta luego ... (19)
  
   Через плечо Малко он смотрел на викунью Кантуту . С любовью.
  
   Малко сел в машину, и машина сразу уехала. Водитель, коренастый смуглый чуло , ехал быстро и хорошо. Когда «Альтиплано» проносился мимо, Малко думал. Те, кто защищал Клауса Хейнкеля, ни перед чем не остановились : Джим Дуглас, Педро Искьердо, Эстебан Баррига, а теперь и бедный старый Фридрих. Все это для старика, в стороне, без ужаса. Почему они так старались защитить его ? Такие разные люди, как Дон Федерико, Джек Кембелл или майор Уго Гомес.
  
   Как будто вся Боливия объединила свои силы, чтобы Клаус Мюллер навсегда остался Клаусом Мюллером.
  
  
  
  
   ГЛАВА XII.
  
  
  
   Запутавшись в складках дьявольски тяжелого савана, Малко яростно сопротивлялся, когда молоток прибивал крышку его гроба.
  
   Он открыл глаза. На несколько секунд он не узнал свою унылую комнату в отеле « Ла-Пас». Его сон продолжался, как и избиения.
  
   Но они постучали в дверь спальни.
  
   - Что это ? воскликнул он.
  
   - Управляйте политикой, - крикнул мужской голос.
  
   Он с большим трудом откинул покрывало. Наверное, из крокодилового пуха, они весили тонну. Он надел кимоно и, все еще ошеломленный сном, пошел его расстегивать.
  
   На него с силой потянули хлопушку. В комнату ворвались трое худых, рычащих и усатых мужчин, в одинаковых темных тонких костюмах, с жирными волосами и остроконечными туфлями. Более высокий воткнул Кольт 38 в живот Малко.
  
   - Сеньор, окажите нам одолжение, поднимите руки.
  
   Куда делась кастильская вежливость ! Резкость голоса побудила Малко подчиниться. Двое других усов принялись обыскивать комнату в суматохе открытых ящиков. Вдруг один из них полез в чемодан Малько и радостно заржал. Он держит пачку зеленых банкнот. Ошеломленный Малко узнал стодолларовые купюры ! Ужасный мужчина обеими руками вынул их из чемодана и бросил на кровать.
  
   Откуда взялось это состояние ?
  
   У него не было времени задавать вопросы.
  
   - Бог и Республика, - важно сказал полицейский, - я останавливаю вас, сеньор.
  
   Он едва дал Малко время одеться. Один из злобных завернул свертки в старую Presencia, а двое других ошарашенно наблюдали за Малко. Они даже не обыскали его Самсонит там, где был его низкопрофильный пистолет. Несмотря на его протесты, они вытолкнули его из комнаты. Он попытался поднять трубку, но попа на запястье заставила его отпустить.
  
   Внизу дежурный за стойкой застенчиво отвел взгляд, когда Малко запихнули в старый черно-белый полицейский «Шевроле». Автомобиль сразу же повернул направо на улицу Абая Хунин и направился к площади Мурильо. Ошеломленный Малко заметил, что один из полицейских также забрал Самсонит. Отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля были там, вместе с материалами дела.
  
   * * *
  
  
  
   Внутренний дворик Direcci ó n de los Investigations Nationales был заполнен индейцами, сидевшими на полу и терпеливо ожидающими. На первом этаже другие выстроились в очередь перед кабинетом детектива. Трое угрюмых повели Малко к внешней лестнице, которая обслуживала галерею на первом этаже, а оттуда - в безупречно меблированный кабинет. На заднем плане доска детализировала сцену убийства.
  
   Высокий мужчина привязал Малко наручниками к стулу, положил портфель и билеты на стол и удалился.
  
   Практически сразу в офис вошел массивный мужчина в легком костюме. Малько сразу узнал его : это был майор Гомес, человек, которого он видел на похоронах Клауса Хейнкеля, а затем перед фермой Коройко.
  
   Когда он сел в кресло напротив Малько, его куртка разошлась, и Малко увидел длинноствольный револьвер, свисающий с его бедра. Его толстое блестящее лицо было невыразительным, но его свиные глазки светились умом. Его руки были безукоризненно ухожены, а на запястье он носил огромные часы Rolex. Ничего не говоря, он взял паспорт Малко и изучил его страницу за страницей. Затем он развязал пачку банкнот и посмотрел на одну через прозрачную пленку. Наконец, он схватил тонкий пистолет, вынул магазин и надулся.
  
   - Почему вы несете пистолет, сеньор ?
  
   Он хорошо говорил по-английски с сильным акцентом.
  
   Малко был опьянен яростью.
  
   - Зачем меня сюда привели ? он запротестовал. Кто ты ?
  
   С большим акцентом боливиец объявил :
  
   - Я майор Уго Гомес, директор по политическому контролю. Я имею право арестовать кого захочу. Я хочу знать, почему у вас есть фальшивые доллары ?
  
   Это была последняя капля ! Малко чуть не задохнулся от ярости :
  
   « Я тоже хотел бы это знать», - сказал он. Я впервые вижу их, истинные или ложные.
  
   Майор Гомес покачал головой :
  
   - Это дурацкая система защиты, сеньор. Мы наблюдаем за вами, так как вы находитесь в Боливии, мы знаем, почему вы здесь.
  
   - А почему ?
  
   - Чтобы купить большой запас кокаина. Вы представляете мафию. Например, вы контактировали с известными торговцами людьми, такими как Жозефа. Более того, эти билеты поддельные.
  
   Малко почувствовал, что сходит с ума. Первым правилом его профессии было никогда не раскрывать свою принадлежность к ЦРУ, ни при каких обстоятельствах. Вы никогда не знали, как люди могут использовать такое откровение. Он мог быть прикрыт только обычным должностным лицом Компании.
  
   « Это чушь», - сказал он. В Ла-Пасе есть кто-то, кто может сказать вам, что я не торговец людьми. Джек Кембелл, директор USIS
  
   Боливиец играл со своим паспортом.
  
   - Вы не американец, - заметил он, - у вас австрийский паспорт.
  
   « Джек Кембелл - мой личный друг», - отрезал Малко. У меня тоже американское гражданство.
  
   Майор, не торопясь, закурил маленькую сигару и стал считать пачки долларов большими лопатообразными пальцами.
  
   « Это за двести двенадцать тысяч долларов», - сказал он в конце.
  
   - Я тебе говорю ...
  
   Боливиец наклонился к Малко, плавно защищая. От него пахло бриллиантином.
  
   - Я прошу у вас миллион извинений, сеньор, но у меня есть высший и настоятельный приказ остановить торговлю кокаином. Я не хочу доставить тебе неприятностей. Но мы, очень ответственные люди, проявляем гостеприимство к незнакомцам. Американцы - наши друзья. Вы просто собираетесь подписать декларацию, в которой признаетесь, что приехали в Боливию с двести двенадцатью тысячами долларов, чтобы купить кокаин. Вас вышвырнут, и мы больше не будем рассказывать об этой злополучной истории. Очевидно, мы конфискуем доллары.
  
   - Никогда, - сказал Малко.
  
   Майор Гомес засунул волосатый мизинец в левое ухо и сильно потряс им. Смотрел подавленно.
  
   - Я твой друг, сеньор. По нынешним законам я могу держать вас в тюрьме очень долго. Даже в концлагере. Это неприятно, концлагерь. В районе Камири очень жарко ...
  
   Малко старался не поддаваться панике. Насколько далеко зашел боливийский блеф ? Эта установка была результатом побега Мартины и его визита к Дону Федерико Штурму. Хотя он еще ничего не нашел, ему было страшно. Мы хотели любой ценой заставить его покинуть Боливию.
  
   Так что нужно было что-то открыть. Кем мог быть только Клаус Хейнкель. Он сказал себе, что может исчезнуть, как Джим Дуглас, похороненный в чужом гробу… Если он позволит запугать себя, он погибнет.
  
   Он пристально посмотрел на толстого боливийца :
  
   - Я жертва заговора, и вы это хорошо знаете. Я хочу, чтобы уведомили Джека Кембелла и адвоката.
  
   Внезапно боливиец изменил свое отношение. Хлопнув ладонью по столу, он крикнул :
  
   - Бесстыжий бродяга ! Мы не говорим « я хочу » майору Гомесу.
  
   Он встал, открыл дверь и крикнул :
  
   - Рамон !
  
   Появился молодой человек с лицом, пораженным оспой, нервный и подобострастный. Майор просто сказал :
  
   - В 5.
  
   Когда Малко встал, майор Гомес удачно ударил его ногой прямо в щиколотку.
  
   Квадратный конец ужасно болел. Рамон ослабил один из наручников и оттащил его, потянув, как теленка. Они спустились по внутренней лестнице в коридор в подвале. Едкий запах пота и грязи схватил Малько за горло. Голая лампочка освещала стальные двери. Его охранник остановился перед одним из них, открыл его и втолкнул внутрь.
  
   Это была комната без проема размером не четыре на четыре метра.
  
   - Hijo de puta, - ласково сказал Рамон, - ты здесь умрешь.
  
   Дотошная кастильская вежливость исчезла. Он захлопнул дверь. В свете лампочки Малко увидел обнаженного мужчину со связанными за спиной руками и скованными лодыжками, сидевшего на полу в углу камеры. Его лицо было покрыто засохшей кровью и струпьями. Увидев новоприбывшего, он поднял голову и застонал.
  
   Малко подошел и обнаружил ужасную вещь. Проволока, обмотанная вокруг шеи чуло, спускалась к его груди и доходила до пениса. Другой конец был туго обвит его яичками ; заставляя его оставаться согнутым вперед под страхом удушения или пыток. Малко безуспешно пытался развязать проволоку. Для этого потребовались бы плоскогубцы. Как только он коснулся чудовищно опухших яичек чуло, последний закричал.
  
   Ему ответил крик из соседней камеры. За ними следуют звуки избиений, оскорблений и дикие крики замученного до смерти человека.
  
   Малко прислонился к сырой стене. Постановка была идеальной. За исключением того, что это не был блеф. Совершенно возможно было убить или замучить его в этом тупике, и никто ничего об этом не узнал.
  
   Чтобы не думать о непропорционально опухших яичках своего сокамерника, он вспомнил прошлый вечер с Лукрецией. Он нашел его после экспедиции к Дону Федерико. Они ужинали в « Максиме», одном из менее плохих ресторанов Прадо. В ужасе от « самоубийства » Фридриха, она заставила Малько бросить Клауса Хейнкеля на произвол судьбы. Он должен был пообедать с ней ... Теперь отпечатки пальцев немца были у майора Гомеса.
  
   * * *
  
  
  
   Удар поразил Малько. Он проснулся, вздрогнув. Двое полицейских в рукавах рубашки смотрели на него угрюмо.
  
   - Вставай, сукин сын.
  
   Малко встал. Один из них быстро надел на него наручники.
  
   Сразу же сильный удар в живот сложил его пополам. Затем на него обрушился поток ударов. Двое милиционеров спокойно били в места, где было больно, изо всех сил сопровождая свои удары. Когда он упал, они, не говоря ни слова, яростно пинали, как боксерскую грушу. Удар по селезенке заставил его вскрикнуть, и его охватила внутренняя паника. Возможно, им приказали убить его ногами и руками.
  
   Но град ударов прекратился так же внезапно, как и начался. Двое мужчин подняли его и сняли наручники. Младший апострофизирует :
  
   - Итак, hombre ? Попробуйте вести себя с майором по-кабальеро, иначе через некоторое время мы сломаем все кости в вашем теле и порежем вам яйца.
  
   Малко даже не ответил. Ему удалось снова надеть куртку и позволить вытолкнуть себя из камеры. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как он что-нибудь ел. Он выпил немного застоявшейся воды, и от мучительной жажды у него пересохло небо. В коридоре он дрогнул. Один из полицейских толкнул его, чтобы он двинулся вперед.
  
   - Марикон ! (20) …
  
   * * *
  
  
  
   Майор Уго Гомес все еще был блестящим и толстым. Но на его круглом лице больше не было и следа любезности. Он протянул Малко отпечатанный на машинке лист.
  
   - Это ваше признание, сеньор. Вы подписываете ? Ставлю номера всех билетов.
  
   « Сообщите американскому посольству», - сказал Малко, заставляя себя сохранять спокойствие. Я не совершал никаких обид.
  
   У него кружилась голова, и ему было трудно стоять. Медленно к нему подошел Гомес. Без предупреждения он быстро ударил его. Его Ролекс попал Малько в ухо, и ему показалось, что она вытаскивает их из него.
  
   Он был уверен, что Джек Кембелл знал о его задержании. Если бы Гомес не знал о связях Малько с ЦРУ, ему не понадобилась бы вся эта инсценировка, чтобы выгнать его. Но это нужно было прикрыть перед американцами.
  
   « Я дам вам еще один день, чтобы подумать», - сказал Гомес.
  
   Он жестом проводил Малько. Выйдя из внешней галереи, он услышал вой во дворе. Он посмотрел вниз, ослепленный солнцем. Лукреция, стоявшая посреди дворика, махнула рукой в ​​его сторону. Она как сумасшедшая бросилась штурмовать деревянную лестницу. Обеспокоенный криком, майор Гомес вышел из офиса и увидел молодую женщину. Он выкрикнул приказ, и на галерею ворвалась группа полицейских.
  
   Лукреция увидела, как мужчины бросаются к ней, и повернулась к выходу. Малко увидел, как она исчезла на улице Аякучо. Полиция уже утаскивала его под градом ударов, словно в наказание за то, что он увидел Лукрецию. Он боялся за молодую женщину. Какой смысл запирать его по очереди ? Те, кто защищал Клауса Хейнкеля, казались всемогущими в Ла-Пасе.
  
   * * *
  
  
  
   Джек Кембелл угрюмо уставился на Малько в костюме в желтоватую клетку, слишком тесном для него. Майор Гомес, похоже, все еще прибавил в весе. Малко старался не показывать облегчения. После появления Лукреции он только что провел день мучений. К полудню рядом с ним умер проволочный чуло .
  
   - Вам сообщили о моем незаконном аресте ? - спросил он американца. Я был здесь два дня, меня обвиняли в невероятной истории.
  
   Американец взглянул откровенно враждебно и прохрипел :
  
   - Неофициально меня проинформировал майор Гомес о вашем аресте. Но, учитывая обвинения, которые тяготили вас, я решил позволить боливийскому правосудию идти своим чередом.
  
   Бюст покойного президента Барриентоса в задней части офиса, казалось, мигал. В стране, где Криминал давно догнал Джастис и свернул ему шею ...
  
   « Я не участвую в дорожном движении, и меня поставили в ловушку», - сухо сказал Малко. По причинам, которые вам следует знать.
  
   Больше он сказать не мог. Опьяненный яростью, он понял, что Камбелл и Гомес играют в одну игру.
  
   - Даже если мне придется отсидеть десять лет в этой камере, - продолжил он, - я не признаюсь в своей предполагаемой торговле людьми. И если меня убьют, ответственность за это несете вы.
  
   Майор Гомес не дрогнул. Джек Кэмбелл прохрипел :
  
   - Это не о том, чтобы тебя убить. Напротив, я пришел сюда, чтобы засвидетельствовать ваше временное освобождение. Майор Гомес был достаточно любезен, чтобы принять мои моральные гарантии, несмотря на накопленные против вас доказательства. Конечно, вам придется покинуть Ла-Пас в течение 24 часов. Завтра в 12:30 самолет Браниффа ...
  
   Майор Гомес что-то нацарапал на каких-то бумагах, которые он передал Джеку Кембеллу. Малко указал на свой Самсонит, все еще лежавший на столе майора Гомеса.
  
   - А что с моими вещами ?
  
   Майор поднял невыразительное лицо :
  
   - Это экспонаты, сеньор. На нем уже есть печати. Он остается в распоряжении боливийского правосудия ... Вот ваш паспорт, который вам понадобится завтра.
  
   Малко почувствовал, как горчица потекла к его носу.
  
   «В этом чемодане находятся документы, принадлежащие американскому правительству», - сказал он. Я слышал, что они мне возвращены.
  
   Боливиец грубо улыбнулся :
  
   - Если то, что вы говорите, правда, эти документы будут возвращены господину Камбеллу или поверенному в делах ...
  
   Уловка была в этом ! Джек Кембелл, должно быть, убедил его, что с отпечатками пальцев Клауса Хейнкеля Малко больше не опасен. Даже если он собирался жаловаться Лэнгли.
  
   Но какого черта он так много играл в боливийскую игру вопреки указаниям другого подразделения ЦРУ ?
  
   Первым делом нужно было выбраться оттуда. Он встал и взял паспорт, выданный майором Гомесом. Излияния были недолгими.
  
   Его грудь расширилась от облегчения, когда он очутился на внешнем крыльце. Двор всегда был полон чулосов. Он чувственно вдохнул свежий воздух, думая о своем несчастном сокамернике. Джек Кембелл подождал, пока они дойдут до площади Мурильо, чтобы резким голосом заметил :
  
   - Я вытащил тебя из странного беспорядка ! Увидимся завтра в аэропорту Эль-Альто. Быть вовремя. Я не хочу неприятностей с властями Боливии.
  
   Малко подумал, ударил ли он его в живот сразу или ждал, пока он восстановит свои силы. Он выбрал второе решение. Не говоря ни слова, он оставил американца и пошел по улице Аякучо.
  
   Он не прошел и двадцати ярдов, как быстрые шаги заставили его обернуться. Лукреция, затаив дыхание, бежала к нему. Она догнала его и бросилась в его объятия. Из-за наклона чуть не выехали на авеню Камачо. Как только пошел дождь, такси перестали въезжать в старый город, дорога была такой скользкой.
  
   - Я голоден, - сказал Малко.
  
   « Я приготовила для тебя аппарилладу , как никогда раньше, - сказала Лукреция. Я был так напуган ...
  
   - Как вам удалось меня найти ?
  
   Она радостно покачала головой.
  
   - В отеле мне сказали, что вас арестовали. Мне удалось узнать, где вы были. Я хотел, чтобы люди знали, что я тебя видел. Затем я пошел в американское посольство. Я увидел консула и пригрозил устроить скандал. Как я видел вас, майор Гомес не мог сказать, что не задерживал вас ...
  
   - Но вы не боялись за себя ?
  
   - Нет. Мой отец слишком хорошо известен. Конечно, могли бить, но не поймали ...
  
   Лукреция была сильным союзником. Малко остановился направо :
  
   - Вы знаете, куда я могу позвонить за границу ?
  
   - Конечно, в ITT на улице Сочабая. Это рядом с моим домом.
  
   - Пошли.
  
   * * *
  
  
  
   Джек Кембелл собирался покинуть свой офис, когда наткнулся на Малько, о котором не объявили. Его золотые глаза полностью стали зелеными. Американец открыл рот, но Малко, не дав ему времени заговорить, толкнул его обратно в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
  
   « Мой дорогой Кембелл, - сказал он ледяным голосом, - либо ты послушай меня тихо, либо я проведу тебя через окно.
  
   - Вы сошли с ума, что ли? запнулся американец ...
  
   - Нет, - сказал Малко. Я только что позвонил Дэвиду Уайзу. Вы знаете, кто это, не так ли ? Он повторил мне приказ продолжить мою миссию. То есть найти Клауса Хейнкеля и арестовать его. По причинам, которые не менее важны, чем ваша. До выборов осталось несколько месяцев, и администрация совершенно не хочет, чтобы за спиной был скандал. Группа журналистов готовит досье по делу Клауса Хейнкеля ...
  
   - Все это будет вам подтверждено по телеграфу в ближайшие часы. Конечно, я не уйду. Госдепартамент телеграфировал министру внутренних дел Боливии ... Так как вы так хороши с майором Гомесом, дайте ему знать.
  
   Он вышел из комнаты и вежливо поприветствовал некрасивую усатую секретаршу.
  
   Взбодрился.
  
  
  
  ГЛАВА XIII.
  
  
   Малько с бьющимся сердцем открыл оставленный в коробке конверт.
  
   « Приходите сегодня вечером в восемь часов 3462 авенида Санчес Лима. Депутат »
  
   Это снова шло ! Выйдя из своего альгарада с Джеком Кембеллом, он позвонил Моше Порату, консулу Израиля. Это была одна из последних карт, которые ему оставалось разыграть перед тем, как сдаться.
  
   Но по телефону израильтянин вел себя уклончиво, не желая назначать дату ...
  
   Было без пяти восемь. Адрес слова не принадлежал Моше Порату.
  
   Разве это не новая ловушка ? На случай, если он оставил сообщение для Лукреции. Дайте нам хотя бы знать, куда он шел.
  
   Шел дождь, и ему пришлось подождать десять минут, прежде чем он нашел такси, чтобы отвезти его на авеню Санчес Лима. Он был немного ниже Прадо, в районе элегантных вилл. Чуть подальше жил президент республики, и за каждым фонарём стоял милиционер.
  
   3462 представляла собой желтую виллу с крыльцом рядом с посольством Аргентины. Внутри горел свет.
  
   Малко великодушно оставил в такси два песо и поднялся по лестнице.
  
   * * *
  
  
  
   Белокурые, массивные, с плечами как майки, эти двое мужчин имели смутное сходство. Сидя в глубоких креслах, они улыбались Малько. Моше Порат сказал ему :
  
   - По понятным причинам я не буду знакомить вас с нашими друзьями. Допустим, их зовут Самуил и Давид ...
  
   Сэмюэл и Дэвид уставились на Малько. Он сел напротив них. Консул Израиля сразу разобрался в сути дела.
  
   « Мы очень внимательно следим за вашими усилиями», - сказал он. Мы знали обо всем, даже о вашем похищении майором Гомесом. Но у меня еще не было инструкций из Тель-Авива. Самуэль и Дэвид только что прибыли в Ла-Пас. Они оба из 6-го дивизиона. Вы знаете, что это ?
  
   - Знаю, - сказал Малко.
  
   Шестой отдел был отделом израильской разведки, занимавшимся военными преступниками ... Что ж, ему собирались помочь.
  
   - Как жаль, что вы не поехали со мной к дону Федерико. Я уверен, что там был Клаус Хейнкель.
  
   Моше Порат покачал головой :
  
   - Мы тоже в этом уверены, но это мало что изменило бы. Речь не идет о применении силы. В противном случае это было бы давно сделано. Фредерик Штурм слишком тесно связан с боливийцами. Два года назад у нас начались большие проблемы, когда мы начали продавать им оружие. Из-за этого были убиты четыре человека.
  
   - Но тогда почему вы попросили меня приехать ? - разочарованно спросил Малко.
  
   Это Самуэль ответил по-английски :
  
   - Потому что мы очень ценим вашу борьбу за то, чтобы передать Клауса Хейнкеля его судьям. Мы постараемся вам помочь.
  
   - Вы знаете, почему Дон Федерико так хорошо защищает Клауса Хейнкеля ?
  
   Малко пожал плечами.
  
   - Они оба нацисты, не так ли ?
  
   - Этого недостаточно. Хейнкель - очень маленький нацист, а Штурм был важным человеком. Но Хейнкель поддерживал контакты с Мартином Борманом. Он много о нем знает. Он также был очень близок с неким « отцом Маски », американским священником, который живет в монастыре на Камачо-авеню. Борман там спрятался. Клаус Хейнкель доверил этому отцу множество документов и денег на случай, если с ним что-нибудь случится. Без них Клаус Хейнкель больше не руководил бы Федерико Штурмом. Останется только защита, предлагаемая майором Гомесом ...
  
   - Гомес тоже нацист ?
  
   Моше Порат рассмеялся.
  
   - Его ? У него только одна цель : деньги. С момента прибытия в Боливию Клаус Хейнкель платил без перерыва. Гомес продолжает защищать его, потому что знает, что у него все еще есть деньги. Было бы достаточно иметь против Гомеса оружие более мощное, чем его жадность ...
  
   « Я работаю над этим, - сказал Малко. Но за последние несколько дней я не добился большого прогресса.
  
   « Тебе повезло», - заметил Моше Порат.Обычно первое, что они делают, - это высовывают тебе барабанные перепонки длинными деревянными иглами.
  
   - Очаровательно ...
  
   - Как вы собираетесь мне помочь ?
  
   « Сначала мы должны бороться с Доном Федерико, - сказал Моше Порат. Если мы его напугаем, он ослабнет. Возможно, он подтолкнет Хейнкеля к неосторожности.
  
   - Есть идеи ?
  
   - Дэвид и Самуэль прекрасно знают Анды. Они работают от Эквадора до Чили уже шесть лет. Они придумали что-то хорошее.
  
   * * *
  
  
  
   Круглое лицо майора Гомеса светилось злобой. Он вынул своего смущающего жеребенка и положил его на журнальный столик между собой и Джеком Кэмбеллом.
  
   « Мы должны избавиться от этого проклятого гринго», - повторил он . В конце концов, он доставит нам серьезные неприятности. Я должен был ликвидировать его, когда он у нас был.
  
   Джек Кембелл почесал нос о дно кастрюли.
  
   - Вы бы доставили мне большие неприятности, Вашингтон это прикрыл.
  
   - И им плевать на меня, эти сукины сыновья ? - прорычал Гомес. С услугами, которые я им оказываю ! 45 повстанцев выбыли из строя за одну неделю. Со следами и всем остальным. Скоро в Боливии больше не будет ELN.
  
   Джек Кембелл вздохнул.
  
   - Хьюго, друг мой, ты прекрасно знаешь, что большинство парней, которых ты убиваешь, - это бедные крестьяне, которых фотографируют рядом с русским оружием, которое я тебе даю. Последним серьезным парнем, которого вы убили, был Гевара три года назад. И снова благодаря нам ...
  
   Боливиец пробормотал запинаясь. Джек Кембелл не смог объяснить ему, что в глазах ЦРУ он был всего лишь безвестным палачом банановой республики. Что такой агент, как Малко, был несравненно более ценным для Отдела планирования. Потому что на доллары мы массово производим майоров Гомеса. Достаточно было взять несколько жестокого офицера, чтобы дать ему вкус к власти и карт-бланш ... Пока подлинные Светлости не управляли коридорами ЦРУ
  
   И что ЦРУ может хотеть одновременно угодить боливийцам и другим странам мира. Как Франция или Голландия.
  
   « Позвольте мне ликвидировать это», - настаивал он. Происшествие…
  
   - Нет. Это не опасно, так как не может добраться до Клауса Хейнкеля.
  
   Чувствуя себя неполноценным, Гомес пригрозил :
  
   - Я оказываю вам большую услугу. Что вызывает у меня много проблем.
  
   Камбелл мгновенно согрелся :
  
   - Ты отличный парень, Хьюго. Я говорил вам, что вас приглашали в США всякий раз, когда вы хотели ...
  
   Майор Гомес почувствовал незаметное сопротивление. Кембелл не был надежным союзником. Он не хотел терять свою власть из-за Клауса Хейнкеля.
  
   « Я позабочусь об этой Лукреции», - сказал он. Без нее он ничего не мог сделать.
  
   Джек Кембелл хорошо улыбнулся.
  
   - Это, моя дорогая, внутреннее дело Боливии. Ваши руки свободны !
  
   Он небрежно добавил :
  
   - Кстати, а что вы сделали с отпечатками пальцев Клауса Хейнкеля ?
  
   - Я их уничтожил. Почему ?
  
   - Зря.
  
   Кембелл был уверен, что боливиец лжет. Но ему нужно было оставить немного радости.
  
   * * *
  
  
  
   Обнаружив Лукрецию ниц в вестибюле отеля « Ла-Пас», Малко предчувствовал катастрофу. Молодой боливиец вскочил и подошел к нему. Ее глаза были красными от слез.
  
   « Они арестовали моего отца», - сказала она.
  
   Значит, майор Гомес не разоружался ! Малко хотел ее успокоить.
  
   « Это должно быть блеф», - сказал он. Я собираюсь позвонить Джеку Кембеллу, чтобы вмешаться. Где он находится ?
  
   - не знаю. Он сердечный. Если мы будем пытать его, он умрет ...
  
   Малко уже разговаривал по телефону. У него не было проблем с Джеком Кембеллом. Американец сразу перебил его, когда заговорил об отце Лукреции.
  
   « Это чисто боливийское дело», - кивнул он. У меня нет власти вмешиваться. Поговорите с майором Гомесом.
  
   Он повесил трубку прежде, чем Малко успел настоять. Последний вернулся к Лукреции.
  
   « Я был преступником, чтобы втянуть тебя в эту историю», - сказал он. Я официально сообщу майору Гомесу, что отказываюсь от истории Клауса Хейнкеля. Если он немедленно освободит твоего отца. Пойдем на Plaza Murillo.
  
   Лукреция следовала за ним, как автомат. На ходу она плакала и всхлипывала. Он никогда не видел ее такой.
  
   * * *
  
  
  
   Двое полицейских в политических контроля рубашках иронически посмотрел на старика, стоявшего к ним. Никаких инструкций о нем они не получали. Поэтому они решили провести с ним стандартное лечение. Майор Гомес ненавидел медлительность. Эта тихая вилла в районе Мирафлорес была достаточно уединенной, чтобы не слышать криков.
  
   В комнате было всего два предмета мебели : табурет и старая кадка на чугунных ножках.
  
   Один из полицейских широко распахнул краны, а другой гротескно поклонился старику.
  
   - Если ваша светлость хочет оказать нам услугу раздеться…
  
   Они любили приправлять свою грязную испанскую работу любезности.
  
   Соответственно, разделся отец Лукреции. Когда он был полностью обнажен, первый милиционер указал на него пальцем с угрозой :
  
   - Господи, твое предательство оставляет неизгладимое пятно на чести Боливии.
  
   - О чем ты говоришь ?
  
   Двое нечестивцев усмехнулись.
  
   - Ваша светлость скажет нам сами.
  
   Внезапно, после того как они связали ему руки в наручниках, они заставили его опрокинуть голову в ванну с ледяной водой. Один из них выругался, забрызгал. Старик задержал дыхание так долго, как мог, затем отчаянно попытался сесть. Четыре руки давили ему на плечи. Шли секунды. Один из полицейских следил за стрелкой секундомера. Когда на поверхности почти не осталось пузырей, замученного вытащили из ванны.
  
   Он оставался с открытым ртом, его рвало, и он пытался отдышаться.
  
   Один из милиционеров закурил и выпустил дым в нос, отчего он закашлялся :
  
   - Ваша светлость решила просветить нашу совесть ?
  
   Отец Лукреции замолчал. Он знал, что ему нужно назвать всего два или три имени. Их будут арестовывать без проверки, пытать до тех пор, пока они не признаются в других « преступлениях ». Так что политическому контролю по- прежнему было не по себе. Увидев, что его дыхание стало более нормальным, двое полицейских затолкали отца Лукреции обратно в ванну. На этот раз у него не было времени перевести дух. Его легкие наполнились водой, и он ахнул.
  
   Его палачи на это не обратили внимания. Когда стрелка секундомера показала шестьдесят, они вытащили его со дна ванны. Но старик оставался инертным, его не рвало, не сопротивлялся.
  
   Один из полицейских произнес имя Господа, которого обвинил в неестественных нравах.
  
   Его вытащили из ванны и положили на пол. Старший приложил ухо к груди : сердце перестало биться… Он выпрямился и сильно пнул труп.
  
   Майор Гомес будет в ярости. Двое полицейских быстро одели мертвеца, даже отдав ему галстук. Как только у него была вся одежда, его усадили на табурет. Один из них держал его, а другой вытаскивал автоматический жеребенок 11,43.
  
   В упор он выпустил две пули в спину трупа. Спереди остались два огромных пятна крови. Полицейский вытащил пистолет и спросил :
  
   - Вы пишете отчет ? Застрелен при попытке побега ...
  
   На него было бы трудно это сделать, так как он с трудом произносил собственное имя.
  
   « Мы должны сказать майору», - сказал он.
  
   * * *
  
  
  
   Майор Гомес не мог отвести глаз от стриптизерши, бесконечно снимающей с нее крошечные трусики. Маракайбо, на Прадо, несмотря на мерзкий вход, был единственным местом в своем роде в Ла - Пас.
  
   Шоу, погрузившее Гомеса в глубины восторга.
  
   Когда девушка собиралась появиться обнаженной, чья-то рука почтительно погладила ее плечо. Он вздрогнул, затем узнал одного из контролирующих политиков.
  
   - Что это ?
  
   Другой прошептал ему на ухо. Гомес подпрыгнул. Вдруг он увидел на сцене девушку такой, какой она была : блеклой, целлюлитной и хромой.
  
   - Peros stupidos (21) ! - прорычал он. Я отправлю тебя в Чако до конца твоей карьеры.
  
   Другой стоял по стойке смирно, раболепно и в ужасе.
  
   - Что нам делать с телом ? - пробормотал он.
  
   - Отвези его домой.
  
   Он встал с отвращением, не дожидаясь конца представления. Смерть отца Лукреции должна была вызвать переполох. Никто не поверит, что он хотел сбежать. Гомес сказал своему приспешнику :
  
   - Чего ты ждешь ?
  
   Другой проглотил слюну.
  
   - Его дочь ждет вас снаружи, ваше превосходительство. С блондином. Я их останавливаю ?
  
   Тогда майор Гомес понял, что его вечер определенно был потерян.
  
   - Вы сказали им, что я был там ?
  
   - Нет, но они видели вашу машину ...
  
   Майор Гомес тяжело встал с выражением сожаления по поводу девушки, появившейся на сцене. Как всегда, последний был самым красивым ...
  
   Лукреция набросилась на него, как только он вышел на тротуар.
  
   - Где мой отец ?
  
   Перед сверкающими глазами молодой женщины майор испугался, рука его машинально искала приклад пистолета. Позади Лукреции стоял белокурый мужчина, все еще элегантный и жуткий.
  
   Гомес колебался между трусостью и цинизмом.
  
   « Твой отец должен быть с тобой сейчас», - сказал он.
  
   Лицо Лукреции внезапно расслабилось.
  
   - Вы отпустили его ?
  
   Уго Гомес преисполнился важности.
  
   - Нет. Он признался, убегая.
  
   - Признался ?
  
   Глаза Лукреции безмерно расширились.
  
   « Он сбежал от моих людей, и им пришлось его застрелить», - сказал Гомес. Итак, это доказательство его вины.
  
   « Ты убил его», - сказала Лукреция низким, прерывистым голосом. Ты его убил !
  
   В его голосе была такая напряженность, что Гомес инстинктивно отступил. Малко ожидал взрыва. Но Лукреция просто тихо повторила :
  
   - Ты убил его, убийца, ты убил его !
  
   Это кажущееся спокойствие разлучило Гомеса. Он отступил к своему черному «мерседесу», преследуемый голосом Лукреции.
  
   - Убийца, pero immundo (22) , убийца !
  
   Постепенно его тон повысился, и его голос эхом разнесся над незаконченным и зловещим каркасом Edificio Herman. Хлопнули двери, машина завелась, но Лукреция продолжала кричать все громче и громче :
  
   - Убийца, убийца !
  
   Затем внезапно она упала в объятия Малко.
  
  
  
  ГЛАВА XIV.
  
  
   Звук, иногда глубоко, иногда пронзительный, из Quena выделялся почти нереальным образом против тишины ночи.
  
   Дон Федерико Штурм с открытыми глазами слушал в недоумении. В разреженном воздухе Альтиплано звуки уносились далеко. Он посмотрел на светящийся циферблат своих часов : пять утра. Кто играл на флейте посреди ночи ?
  
   Песня индийской флейты продолжалась, мягкая, ностальгическая. Хотя в этом не было ничего угрожающего, дон Федерико почувствовал необъяснимую боль. И все же он был в безопасности в своей эстансии. Сообщается, что все полицейские в Уарине были изрезаны за него на куски. Он приказал им построить новый полицейский участок : самый красивый в Боливии. Это были вещи, к которым эти простые люди были чувствительны.
  
   Немец хотел встать и пойти посмотреть. Моника внезапно пошевелилась во сне, перекатывая одно из своих длинных бедер по животу. Его рука ласкала плечо молодой женщины, затем опустилась к груди, форму которой она обнимала.
  
   Ей казалось, что Моника незаметно выгибается, но она не просыпалась.
  
   Длинная черная кружевная ночная рубашка была натянута вокруг ее бедер. Он смотрел на заштрихованный черным животом плоский живот с ослепительным желанием и яростным желанием уснуть, чтобы удовлетворить себя, не беспокоясь о ее удовольствии.
  
   Без кены, которая все еще играла, это был бы пик эротики.
  
   Он больше не скрывал своего романа с Моникой Искьердо с того дня, как изнасиловал ее. Она пошла рассказать об этом Клаусу Хейнкелю, который сделал из этого большое дело. Дон Федерико обнажился, вложив рынок в руку : он держал его в эстансии, но теперь именно он спал с Моникой. В первую ночь она плакала всю ночь, и ему почти пришлось схватить ее силой. Постепенно она перестала сопротивляться, и именно она вышла ему навстречу в темноте, как будто ей было стыдно за себя. Ненасытная, она лежала на нем сверху и бросала его только в изнеможении. Дон Федерико почувствовал себя возрожденным.
  
   С другой стороны, Клаус Хейнкель чахнул. Вне еды мы его почти не видели. Он часами оставался в маленькой комнате, которую ему назначил дон Федерико. Немец тайно хотел, чтобы другой сбежал, но это было маловероятно. Конечно, Перу недалеко, но его тут же остановят. Возвращение в Ла-Пас было самоубийством. Остался Парагвай, далекий и опасный. Он оказался в ловушке этой эстанции на краю света, вынужден отказаться от того, о чем он заботился больше всего, чтобы выжить ...
  
   Внезапно проснувшись, Моника ползла к любовнику, теплая и открытая.
  
   - Что это за шум ?
  
   Он не успел ответить : ставни резко открылись, задернулись снаружи, и в комнату вошел рассветный свет. Дон Федерико оставался парализованным в течение нескольких секунд, затем нырнул к своей прикроватной тумбочке, чтобы схватить свой парабеллум.
  
   При этом что-то вылетело в окно и упало на пол перед кроватью. - закричала Моника.
  
   Обнаженный как червяк, дон Федерико вскочил с постели и бросился к окну. Мы больше не слышали квену. Двор эстансии был безлюдным и тихим. Он задавался вопросом, не снилось ли ему. Сидя на кровати, Моника, торчащая из-под черного кружева грудь, уставилась в пол. Она издала пронзительный крик, ее рука потянулась к тому, что было выброшено в окно.
  
   Дон Федерико обернулся и подумал, что его сердце останавливается. У изножья кровати стояла аккуратно обезглавленная голова викуньи « Кантута ».
  
   * * *
  
  
  
   Дон Федерико Штурм не помнил, чтобы с того дня, когда русские взорвали его танки под Смоленском, испытывал такую ​​ярость. Те, кто убил и искалечил его невинную викунью, знали, как сильно он заботился о ней, каким ударом это будет для него.
  
   На глазах у собравшегося персонала фермы и поспешно проснувшись, он был пеной от ярости. Никто ничего не видел и не слышал. Кроме квены. Старый чуло только что, дрожа, объяснил ему, что мелодия, сыгранная неизвестной флейтой, была злой песней, призванной вызывать демонов. Даже если бы они заподозрили ужасную смерть викуньи, никто из индейцев не вышел бы наружу.
  
   В свою очередь, встревоженный шумом, появился Клаус Хейнкель. Дон Федерико даже не заговорил с ним. Вернувшись в свою комнату, он поднял голову викуньи и осторожно положил ее на кровать рядом с Моникой. В ужасе молодая женщина издала безумный крик.
  
   - Снимай !
  
   - Заткнись, - прорычал Дон Федерико, или я тебя нокаутирую !
  
   Его серо-голубые глаза были налиты кровью, а руки дрожали. Ему оставалось несколько секунд, чтобы созерцать голову викуньи, глаза которой оставались открытыми. Затем он нежно обнял ее и вышел из комнаты. Он подошел к ограде, где лежали останки « Кантута », и позвал чуло.
  
   - Принеси лопату.
  
   Другой вернулся с инструментом и хотел начать копать. Дон Федерико схватил его и принялся за работу. Из-за высоты он быстро запыхался, но продолжал, стиснув зубы, на висках выступили большие вены. Он давно не прилагал таких усилий.
  
   Когда дыра стала достаточно глубокой, он сначала опрокинул в нее обескровленное тело. Прикосновение к мягкому меху заставляло его плакать. У него больше никогда не будет такого друга. Затем он положил голову на тело и посмотрел на нее в последний раз, прежде чем бросить первую лопату земли. Когда он закончил, он почувствовал себя опустошенным и одиноким. Альтиплано казался ему враждебным, чуждым. Он хотел уйти.
  
   Через окно он увидел, что Моника наблюдает за ним, и его охватил прилив ярости. Если бы она не показалась этому глупому американцу, ничего бы не случилось, и Кантута был бы жив.
  
   Между прочим, у него даже возникла небольшая мысль о сострадании к старому Фридриху, задушенному по его приказу в новенькой тюрьме Хуарина. С колотящимися висками и застывшим сердцем он вошел в дом. Клаус Хейнкель бродил по коридору, похожий на испуганную мышь. Дон Федерико заперся в библиотеке.
  
   Ему нужно было подумать о своем возмездии. Не было и речи о том, чтобы оставить убийство его викуньи безнаказанным. Те, кто участвовал в этом жестоком поступке, тщательно взвесили свой жест, послав ему сообщение.
  
   Он хотел понять это предупреждение. Это была история европейцев. Боливийцам не хватило тонкости для такого рода вещей. Они бы просто пришли и подложили ему под окно десять килограммов взрывчатки. Они бы не пытались дотянуться до него в его душе.
  
   * * *
  
  
  
   - Они вернутся и убьют тебя.
  
   Клаус Хейнкель склонил голову. Моника не сводила с него глаз. Она почти физически ощущала ненависть Хейнкеля к красивому, элегантному и богатому Дону Федерико.
  
   « Может быть, они просто хотят вас запугать», - сказал Хейнкель.
  
   Дон Федерико презрительно уставился на бледную лысую личинку.
  
   - Дорогой товарищ, в интересах вашей же безопасности вы не сможете больше здесь оставаться ...
  
   Бывшее гестапо не дрогнуло. Он был человеком скрытным, не любил громких голосов. За последние несколько лет он научился переносить потрясения. Как у змей, у него всегда была капля яда в запасе. И он знал, что дон Федерико не сможет бросить его в Ла-Пасе ...
  
   День прошел без блеска, но он чувствовал напряжение дона Федерико.
  
   « Возможно, нам придется найти другое решение», - признал он.
  
   - Я подумал об этом, - сказал дон Федерико. У меня есть плантация хинина в Бени (23 года) . Вы можете поехать и провести там несколько недель.
  
   Хейнкель подобострастно ухмыльнулся.
  
   - Это очень хорошая идея, но донья Моника не выдержит ни погоды, ни расстояния ...
  
   Он пытался скрыть свою ярость. Другой хотел отправить его к дьяволу, в безлюдный и нездоровый край ! При мысли о том, что его навсегда разлучат с Моникой, он воодушевился.
  
   « Было бы разумнее преследовать наших врагов», - предположил он. Вы достаточно сильны, чтобы сделать это.
  
   Угроза была едва замаскированной.
  
   « Я делал это раньше», - пробормотал дон Федерико. Я пошел на огромный риск, притворившись мертвым. Этот мерзавец из Гомеса мог шантажировать меня до конца моей жизни.
  
   - У нас есть несколько дней, чтобы найти решение, - заключает Клаус Хейнкель. Я подумаю об этом.
  
   Он вышел из комнаты. Спонтанно Моника последовала за ним. Он сохранил часть своего господства над ней. Когда они были в его маленькой комнате, немец рухнул.
  
   - Этот ублюдок хочет от меня избавиться ! Я должен кое-что попробовать.
  
   - А что ?
  
   - У меня есть идея. Вам нужно ехать в Ла-Пас.
  
   - Он собирается следовать за мной.
  
   - Вам не нужно говорить ему, что вы собираетесь. Я все исправлю к твоему возвращению.
  
   * * *
  
  
  
   Дон Федерико поднял глаза, прислушиваясь к звуку Mercedes 280. Как маньяк, он выскочил из библиотеки, просто чтобы увидеть машину, подъезжающую к подъездной дорожке, с Моникой за рулем !
  
   - Komme zurück (24) .
  
   Он кричал по-немецки.
  
   «Мерседес» был самым быстрым из всех своих автомобилей. В конце концов, он не собирался преследовать ее. Опьяненный яростью, он ворвался в комнату Клауса Хейнкеля. Немец спокойно читал.
  
   - Что это за история ? - рявкнул дон Федерико. Куда она делась ?
  
   « У нее должны быть дела в Ла-Пасе», - ласково сказал Хейнкель. Ты знаешь ее не хуже меня, мой дорогой друг ...
  
   Он вернулся к своей книге. Пенящийся от ярости дон Федерико вышел из комнаты, хлопнув дверью. Какая у него была идея взять на себя ответственность за этого паразита ! Это правда, что у него не было выбора.
  
   * * *
  
  
  
   У Самуила и Дэвида были счастливые лица. Их ночная экспедиция, похоже, не испытала их.
  
   « Эти парни гораздо более восприимчивы к запугиванию, чем к прямому насилию», - объяснил Моше Малко. Мы довели некоторых до самоубийства ...
  
   - Что ты собираешься делать сейчас ? - спросил Малко. Двое мужчин рассмеялись.
  
   - Мы не знаем. Может, убить его сотню тысяч кур сразу. Боливийцы не будут вмешиваться. Этот ублюдок даже не посмеет жаловаться на викунью. Остальные смеялись ему в лицо.
  
   - Думаешь, он переедет ?
  
   Моше пожал плечами.
  
   - Конечно. Рано или поздно он захочет избавиться от Хейнкеля. Тогда все, что вам нужно сделать, это выбрать его.
  
   Это было не так просто. Потому что у него больше не было отпечатков Хейнкеля.
  
   - А ты что ? - спросил Малко. Вы не можете вмешаться напрямую ?
  
   Израильтянин вздохнул.
  
   - Мы не могли даже дать ему пощечину ! Порядок деления 6. У нас было слишком много проблем с историей Эйхмана. Этому ублюдку Хейнкелю не стоит ссориться со всей Южной Америкой.
  
   - С другой стороны, - пояснил Дэвид, - ничто не запрещает вам перерезать ему горло.
  
   * * *
  
  
  
   Когда Малко входил в дверь отеля La Paz, тихим голосом прозвучал голос :
  
   - Una pregontita, сеньор Линге ?
  
   Чул с круглым лицом, без галстука, загородил тротуар.
  
   Малько никогда его не видел. Он сразу подумал о Лукреции. Обычно он встречался с ней в кафе Ла-Паса. Какая драма произошла снова ?
  
   « Я сеньор Линге, - сказал он. Что ты хочешь ? Чуло закрученный кусок бумаги между пальцами.
  
   - Я должен тебя отвезти.
  
   Он указал на полуразвалившийся старый «мерседес», остановившийся перед отелем. Малко застыл. Пахло ловушкой.
  
   - Где ?
  
   Другой снова понизил голос :
  
   - Сеньора. Донья Моника.
  
   Малько почувствовал, как его сердце забилось чаще. Что означала эта ночная встреча ? Были ли действия Израиля уже возложены на вас ?
  
   - Как ты меня узнал ?
  
   Чуло пробормотал предложение , в котором он был вопрос номер комнаты и описание белокурой кабальеро. Его испанский был очень приблизительным.
  
   Очевидно, Моника Искьердо знала, где его найти. Но это также могло быть плохим ходом от майора.
  
   Он посмотрел на такси и у него возникла идея.
  
   - Жди меня в машине, - сказал он.
  
   Малко перешел и побежал в кафе « Ла-Пас». Лукреция ждала, нервно курила, одна за столом, с тревожным лицом. После смерти отца она спала не более трех часов за ночь. У нее не было ни слова упрека в адрес Малько.
  
   Последний объяснил ему, что происходит.
  
   « Мы сядем в другую машину и поедем за такси», - сказал он.
  
   Они вышли из кафе. Лукреция остановила другое такси, а Малко спросил чуло, где проходит встреча.
  
   - На 4 километре, - сказал боливиец. Малко сел в такси и сообщил адрес Лукреции. Она нахмурилась.
  
   - На 4 километре ! Но это все бордели в Ла-Пасе ! Что там делает донья Искьердо ?
  
   Две машины неслись по безлюдным улицам. После десяти часов на улицах никого не осталось. Они прошли мимо статуи бывшего президента Босха с автоматом в руке, угрожая Андам. Первое качество хорошего президента Боливии - это умение стрелять… желательно первое.
  
   После широкого проспекта Босх в домах стало светлее. Километры 4 были в северной части Ла - Пас, на дороге Yangas. Дорога вилась между темными скалами. Идеальное место для засады. Впереди медленно ехало такси.
  
   Внезапно по обе стороны дороги появилось несколько зданий, украшенных маленькими красными огоньками. Такси стояли посреди грунтовой дороги.
  
   « Это 4-й километр», - объявила Лукреция. Грязные бордели в Ла-Пасе. Каждое из этих зданий - одно. Вечер пятницы, день мачо, он пьян.
  
   Пока все выглядело довольно спокойно. Другое такси остановилось перед белым зданием, изящно украшенным красной гирляндой. Чуть менее ветхий, чем другие. « Три звезды » ступре.
  
   « Жди меня в машине», - сказал Малко Лукреции. Если что-нибудь случится, возвращайтесь в Ла-Пас.
  
   * * *
  
  
  
   Сначала он ничего не видел, темнота была такой густой. В красных очках горело несколько свечей. Потом он разглядел бар, музыкальный автомат и девушек, сидящих на скамейках, повернувшись к нему лицами. Двое из них танцевали вместе. В воздухе витал отвратительный запах дешевых духов, грязи, пота. Бармен крикнул :
  
   - Спокойной ночи, сэр.
  
   Малько сразу понял необходимость этого сверхприглушенного освещения ... грубые лица глупых крестьян, тела в лужайках сатиновых юбок и бычий и смиренный взгляд не вызывали разврата. Он осмотрел комнату, не увидев Монику.
  
   Когда он собирался выйти, его звали по имени.
  
   Он вгляделся в красноватую тьму. Голос исходил из небольшой коробки, закрытой занавеской, прямо перед дверью. Он шагнул вперед и отодвинул ткань.
  
   Моника Искьердо стояла перед ним, сидя на полукруглой скамейке. Деревянный стол был прикручен к полу. Как ни странно, он был покрыт подушками. Однако роскошь не была доминирующим качеством заведения. Эти коробки предназначались для спешащих покупателей. Достаточно было задернуть занавеску и нажать кнопку, зажег небольшую лампу, показывая, что место занято ... Малко вошел в кабину и сел рядом с молодой женщиной.
  
   Тут же появляется бармен.
  
   - Возьми писко сауэр, - посоветовала донья Искьердо, - это наименьший вред.
  
   Сама она выпила коки, ужасного сладкого травяного чая, который обожают боливийцы.
  
   - Почему встреча здесь ? - спросил Малко.
  
   Моника Искьердо грустно улыбнулась.
  
   Ла-Пас опасен для меня. Мы знаем мою связь с Клаусом Мюллером. Его враги и его друзья были бы счастливы заставить меня замолчать. Начиная с майора Гомеса. Я слишком много знаю. Здесь никто не придет и не заберет меня. Бармен проработал у меня дворецким три года. Я сказал ему, что у меня свидание ...
  
   Мы принесли писко сауэр. На девушке было шелковое платье с принтом и черные чулки. Ее красота чудесно контрастировала с мрачными обитателями заведения. Как ни плотно они были в маленькой коробочке, Малко сквозь легкую альпаку чувствовал тепло своего тела. Он невольно прикоснулся к ее ноге, и она не убрала ее. Ее зрачки были расширены, как будто она принимала наркотики. Его голос временами был отрывистым, металлическим.
  
   - Почему ты хотел меня видеть ? он спросил.
  
   - Ты мне это подсказал, да ?
  
   - Да, если бы тебе было чему меня научить.
  
   - У меня есть кое-что.
  
   - Что ?
  
   - Способ заработать пятьдесят тысяч долларов.
  
   Малко промолчал. Это был не первый раз, когда ему предлагали деньги. Пятьдесят тысяч долларов - это то, что ему нужно, чтобы переделать крышу с дырами в центральной части его замка в Лицене. Если он будет ждать слишком долго, придется заменить прогнившие от дождя балки, а это будет стоить целого состояния.
  
   Приняв ее молчание за согласие, Моника Искьердо быстро сказала :
  
   - Я могу отдать их вам завтра утром. В жидкости.
  
   - Что вы просите меня взамен ?
  
   Она нахмурила густые черные брови.
  
   - Вы это хорошо знаете.
  
   - Что я больше не ищу Клауса Хейнкеля ?
  
   - Да.
  
   Прежде чем ответить, он сделал глоток своего писко сауэр .
  
   - Вы пришли зря. Из-за этой истории погибло слишком много людей. Уже пять. Если бы я мог, я бы доставил Клауса Хейнкеля тем, кто его ищет.
  
   Лицо Моники ожесточилось.
  
   - Понятно. Этого не достаточно.
  
   « Дело не в деньгах», - сказал Малко.
  
   Она посмотрела на него с неопределенным выражением лица, затем медленно спросила :
  
   - Вы хотите меня ? Помимо денег.
  
   Он боролся с инстинктом в почках, который велел ему сначала взять Монику, а потом говорить. Этого джентльмен не делает, даже если он наносит ущерб войне ...
  
   - Вы очень привлекательны, - сказал он, - но мне нужно найти Клауса Хейнкеля.
  
   Музыкальный автомат начал играть, и им пришлось кричать, чтобы поговорить друг с другом.
  
   « Так что я пришла напрасно», - отрезала Моника.
  
   - Почему вы так сильно хотите спасти Клауса Хейнкеля ? Вы знаете, что он делал в Европе ? Хотите подробностей ...
  
   Она отклонила возражение.
  
   - Мне все равно ! Это последняя услуга, которую я могу ему сделать ...
  
   Его интонация заинтриговала Малько.
  
   - Последний ! Я думал, ты сбежал с ним.
  
   Она опустила голову, играя со своей чашкой.
  
   - Верно, но с тех пор много чего произошло. Я люблю другого мужчину.
  
   - Дон Федерико ?
  
   - Да.
  
   - Еще один нацист.
  
   « Иногда мне становится противно», - прошептала она. Дон Федерико меня пугает. Он изнасиловал меня в первый раз, и я думала, он все равно будет ненавидеть меня. Позже я отпустил это.
  
   - Меня так лишили любви, что сейчас у меня возникло какое-то сексуальное влечение.
  
   Она посмотрела на Малько пустым и горящим взглядом одновременно :
  
   - Если бы вы отвели меня в комнату, я бы отпустил. Даже без несправедливости. Потому что вы опасны, как и они.
  
   Послышался шорох ткани, и бармен сунул голову в кабину.
  
   - Будь осторожен, - сказал он, - там контролеры , они все ящики осматривают ...
  
   Голова исчезла.
  
   - Ты не должен узнавать меня, - прошептала Моника.
  
   У Малько не было времени вносить какие-либо предложения.
  
   Обняв Малько, она поцеловала его с настойчивой, продолжительной нежностью. То, что она вложила в его поцелуй, было таким, что он сразу же отреагировал. Затем донья Искьердо без каких-либо переходов соскользнула на колени, ее голова была на уровне скамьи. Платье задралось, полностью обнажая бедра, она была похожа на других девушек в борделе.
  
   Когда двое полицейских в темных костюмах отодвинули занавеску, они увидели только ровную волну черных волос и жуткий взгляд человека, находившегося на грани удовольствия. Они засмеялись, увидев этого гринго в этом мерзком беспорядке.
  
   Через несколько минут Моника встала, ее щеки горели, булочка расстегнута, она тяжело дышала.
  
   «Из меня получилась бы хорошая шлюха», - просто сказала она.
  
   Со смесью горечи и гордости.
  
   Малко изо всех сил пытался спуститься на землю. Красивый рот Моники Искьердо был величайшим подарком, который женщина могла сделать мужчине.
  
   « Я не ожидал, что это произойдет здесь», - сказал он.
  
   - Я хотел тебя, как только увидел тебя в эстансии.
  
   Постепенно она снова стала красивой буржуазной, недоступной. Она оправилась от помады. Малко смотрел на прекрасный рот, доставивший ему столько удовольствия. Женщины были решительно непонятны ... Она закончила рестайлинг. Как будто они только что пили чай, она протянула ему руку.
  
   - До свидания.
  
   Скобка закрыта. Она вела себя как мужчина.
  
   - Где вы рассчитывали найти эти деньги ? он спросил. Вы отдаете ему это ?
  
   Она презрительно надула губы.
  
   - Все еще нет. Клаус дал деньги и документы своему другу, который живет в монастыре. У меня назначена встреча с ним завтра утром.
  
   Малко встал и первым вышел из коробки.
  
   Лукреция ждала ее в такси, окруженная окурками. Она подозрительно посмотрела на него.
  
   - Вы успели примерить всех шлюх…
  
   - Дискуссия была непростой, - очень дипломатично сказал он. Но я знаю, где Клаус Хейнкель прячет документы, которыми шантажировал немцев. Постараемся достать завтра. У меня есть мысль.
  
   Возвращение прошло гладко. Лукреция выглядела задумчивой.
  
   Малко рассказал ему то, что израильтяне рассказали ему об отце Маски. Конечно же, Лукреция собиралась увидеться с ним.
  
   Перед своим домом она предложила :
  
   - Останься со мной, я не хочу быть одна.
  
   Он подчиняется. В Лукреции он чувствовал себя в безопасности. Она смотрела, как он раздевается. Вдруг она взяла рубашку и задумчиво ее осмотрела.
  
   - Твоя Моника Искьердо - большая шлюха, - внезапно сказала она.
  
   Она протянула ему свою рубашку с вуалью. На нижней панели отчетливо выделялись красивые губы Моники, очерченные красными румянами.
  
   Глаза Лукреции загорелись унижением и яростью. Малко чувствовал, что было бы неуместно и опасно использовать высоту для заслуженного отдыха.
  
  
  
  ГЛАВА XV.
  
  
   Отец Маски закончил медитацию и встал со своего пурпурного бархатного приёма. Что бы ни говорили его враги, у него все еще было много религии. Правда, его соратники оставляли желать лучшего. Но, подчиняясь законам христианского милосердия, он старался считать всех тех, кого он приветствовал в монастыре на авеню Камачо, хорошими людьми, спасающимися от несправедливых преследований.
  
   Не ему, отцу Маски, главе конгрегации и капеллан-полковнику боливийской армии, было не решать, преступник Мартин Борман или нет. Тот факт, что у Бормана был сын в приказе, больше свидетельствовал в его пользу. В любом случае он отличился в борьбе против антихриста Сталина и как таковой заслуживает всяческого внимания. Как и тот несчастный Анте Павелич, которому пришлось скрываться умирать в испанском монастыре.
  
   Борман, которого он знал под именем Падре Огюстен, всегда проявлял очень сильную веру. Именно под его руководством и с его столицей орден, к которому принадлежал отец Маски, смог построить множество монастырей в Перу, Боливии и Эквадоре. В глазах отца Маски это было гораздо важнее гипотетических военных преступлений.
  
   Мартин Борман также прибыл в Ла-Пас, побывав в различных религиозных заведениях, где его благочестие ценилось по праву.
  
   Некоторое время Падре Огюстен строил церкви в Парагвае, все еще недостаточно оборудованные в этом районе ...
  
   Протерев белую рясу, отец Маски взглянул на часы и поправил бороду. За десять минут до свидания. Он с нетерпением ждал встречи с прекрасной вдовой дона Искьердо. Иногда он признавался ей, и ее признание придавало ему неопределенность.
  
   Чтобы прогнать эти нечестивые мысли, он подошел к внушительному сундуку, запечатанному в задней стене. Ключ был только у настоятеля монастыря и у него самого. Благодаря набожности боливийцев не было причин опасаться какого-либо официального вторжения.
  
   Отец Маски притянул к себе тяжелую стальную дверь. На полках лежали десятки небольших пакетов. Почти все они держали грозные секреты. Некоторые из хранителей были мертвы, другие никогда не вернутся за ними. Третьи бесследно исчезли. Но многие, как Клаус Хейнкель, иногда приходили или отправляли безопасных посыльных.
  
   Священник достал большой конверт, надел очки, чтобы проверить имя, затем положил конверт на стол. Его кабинет, выходящий во внутренний сад, был скудно обставлен и пах воском.
  
   Отец Маски собрался немного помолиться. Он возвращался из поездки в район Санта-Крус, где были развязаны коммунистические партизаны. Он дал больше экстремальных соборований, чем крещений. Американец отец Маски давно принял Боливию как свою вторую родину.
  
   В дверь постучали, и отец Маски крикнул, чтобы войти. Это был молодой боливийский воробей.
  
   - Человек, которого вы ждете, здесь, - объявил воробей.
  
   « Пусть войдет», - сказал Маски красивым басом.
  
   Другой открыл рот, чтобы что-то добавить, но американец резко отпустил его. Эти молодые воробьи были придурками !
  
   Он машинально разгладил бороду.
  
   * * *
  
  
  
   Лукреция вышла из машины в тот момент, когда Моника Искьердо позвонила в дверь монастыря. Последний застрял между современным зданием и строительной площадкой, которая производила ужасный шум.
  
   Никто не обратил внимания на Лукрецию, когда она появилась позади Моники. Очень естественным жестом она вынула из сумки маленький черный автоматический пистолет и приложила его к уху вдовы дона Искьердо.
  
   - Если ты закричишь, - прошептала она на чистейшем кастильском языке, - если ты сделаешь жест, я взорву твоей маленькой сучке мозг.
  
   Донья Искьердо была слишком ошеломлена, чтобы отреагировать. Лукреция была ему совершенно неизвестна. Пистолет оставил его шею на боку. Лукреция взяла его под руку и предупредила :
  
   - Когда мы идем открываться, если мы вам что-то говорим, вы объясняете, что я с вами. Понятно ?
  
   Во рту пересохло, Моника кивнула. С торжествующим видом Лукреция повернулась к Малко, который ждал в машине.
  
   Дверь открылась маленькому воробушку с бритой головой и густыми бровями, который нетерпеливо и лукаво взглянул на двух женщин. Пистолет еще немного уперся в бедро молодой вдовы.
  
   - Падре Маски, - задушенным голосом спросила она. Он меня ждет.
  
   Маленький мальчик, не отвечая, улыбнулся и закрыл дверь. Донья Искьердо воспользовалась случаем, чтобы спросить :
  
   - А что тебе надо ?
  
   - Вот увидишь, - сказала Лукреция.
  
   Донья Искьердо не ответила. Пистолет парализовал ее. Она не хотела умирать, это все, о чем она могла думать. Она взглянула на полицейского, который в тридцати ярдах от нее, на углу авеню Камачо и улицы Лояса, регулировал движение. Но они его совершенно не волновали.
  
   В этот момент Малко вышел из машины и подошел к двум женщинам. Увидев его, Моника чуть не расплакалась.
  
   - Ты !
  
   Дверь открылась для подобострастного воробья, который велел им войти. Он увидел Малько слишком поздно, чтобы допросить его, и сказал себе, что это его не касается.
  
   В залах монастыря было прохладно и спокойно. Лукреция шагнула вперед, все еще прижимая к себе заложницу. Воробей отступил в сторону, позволяя им войти в большую комнату, выходившую на внешний сад монастыря.
  
   « Отец Маски примет тебя», - мягко прошептал он.
  
   Он стоял в стороне, бесшумно скользя по тротуару. Лукреция подтолкнула донью Искьердо вперед.
  
   * * *
  
  
  
   Отец Маски сначала увидел только двух женщин. В глубине души он подумал, что донья Искьердо была достаточно любезна, чтобы привести с собой друга, чтобы не беспокоить его. Потом он увидел Малько. Трое человек, а он ожидал только одного, это беспокоило.
  
   В области, где точно не стоит рисковать.
  
   - Ты кто ? он спросил.
  
   Малко ответил по-немецки.
  
   - Друзья Клауса Хейнкеля.
  
   Отец Маски был поражен : для него не существовало Клауса Хейнкеля, был только Клаус Мюллер. Он был решительным человеком.
  
   Одним прыжком он бросился к открытому сейфу, запертому в стене, и захлопнул тяжелую дверь. Легким движением пальца он составил комбинацию. Главное было сделано. Специалисту потребуются часы, чтобы открыть этот сейф.
  
   Затем он повернулся, схватил конверт, который собирался передать донье Искьердо, и прижал его к сердцу.
  
   - Что ты хочешь ? прорычал он, а ты кто ?
  
   Донья Искьердо разразилась нервными рыданиями. Лукреция отстранилась от нее и наставила пистолет, которым она угрожала молодому боливийцу, на отца Маски. В свою очередь, Малко продемонстрировал впечатляющий автомат Colt 45, взятый на время у Лукреции. Он горько сожалел о своем низкопрофильном пистолете, который был столь же эффективным, намного тише и не делал его похожим на мафиози.
  
   Отец Маски презрительно ухмыльнулся.
  
   - Понятно, - сказал он, - вы бандиты. Что ж, тебе придется убить меня, чтобы забрать эти деньги.
  
   Малко выступил вперед :
  
   - Мы не бандиты, и нам не нужны эти деньги. Это те бумаги, которые нас интересуют. Вы знаете, что человек, которому они принадлежат, - военный преступник.
  
   Отец Маски покачал головой.
  
   - Знаю только, что вы наводите на меня оружие и что вы бандиты. Может быть, докажи, что я неправ, выйди из этой комнаты, и я соглашусь забыть об этой позорной попытке запугивания. Малко подавил яростное желание стряхнуть длинную белую бороду.
  
   « Известно, что в этом монастыре за последние годы размещалось множество самых страшных военных преступников», - сказал он. Вам следует проявить немного скромности. Дайте нам эти бумаги и не заставляйте нас применять силу.
  
   - Сила !
  
   Борода отца Маски, казалось, опухла, как шерсть разгневанных кошек. Он схватил со стола большой нож для открывания писем и протянул Малко.
  
   « Подойди и примени силу», - проревел он.
  
   Донья Моника внезапно проснулась.
  
   - Не давайте их ему ! она кричала, он агент евреев, они напали на Дона Федерико.
  
   « Не бойся, - сказал отец Маски. Бог с нами.
  
   Внезапно он закричал изо всех сил.
  
   - Помогите ! помогите !
  
   Довольный, он посмотрел на Малько и Лукрецию :
  
   « Полиция скоро будет здесь и арестует вас», - сентенциозно сказал он. Вы увидите, что боливийские тюрьмы - это не весело.
  
   Малко шагнул вперед и попытался взять конверт. Открывашка для писем коснулась его лица.
  
   - Назад, неверующий, коммунист ! - крикнул отец Маски.
  
   Однажды левые заложили бомбу в его машину, и он яростно ненавидел все, что напоминало левачество.
  
   Малко заколебался. У них не было много времени, крики Отца в конечном итоге привлекут внимание, и им придется бежать. Ему нечего было ожидать от людей майора Гомеса.
  
   Он нацелил своего жеребца на монаха.
  
   « Мне придется застрелить тебя», - сказал он.
  
   Лукреция резко шагнула вперед. Вытянув руку, она прицелилась в сутану. «32» с грохотом отлетела, и отец Маски закричал.
  
   На белой сутане высотой по колено появилось пятно крови. Отец Маски тяжело упал вперед, не выпуская конверт. Пейн соревновался с изумлением на его лице. Затем он хрипло вскрикнул и левой рукой взял колено.
  
   Лукреция подошла к монаху, вне досягаемости ужасного открывалки для писем, пистолет нацеливался на здоровую ногу отца.
  
   - Мошенник, - сказала она, - ты защищаешь проклятых существ. Я должен выстрелить тебе в голову. Я просто сломаю тебе колени и локти. Пока ты не отдашь конверт. Вы отдаете это ?
  
   Отец Маски покачал головой. С открытым ртом ему было трудно дышать. В то же время в дверь постучали.
  
   - Что происходит, отец Маски ? крикнул голос по-испански. Вам нужна помощь ?
  
   Лукреция с близкого расстояния выпустила еще одну пулю в левое колено. На этот раз отец Маски перекатился на спину, потрясенный болью, и выпустил конверт. Малко подбежал и поднял его. Монах корчился на земле, как разрезанная пополам гусеница.
  
   Малко открыл конверт. С него упали большие пачки стотысяч долларовых купюр. Донья Искьердо не солгал ... Он оставил записи на столе и достал остаток конверта. Было несколько фотографий, на которые он не нашел времени, и различные печатные документы, а также рукописные письма ...
  
   Он положил все обратно в конверт, оставив доллары, и рассказал об этом верующим.
  
   - Как видите, я оставляю вам деньги. Вы делаете очень плохую работу.
  
   Скрюченный пополам от боли отец Маски не ответил. Распростерся на стуле, донья Искьердо без реакции наблюдала за происходящим, ее глаза были красными. Малько вспомнил сцену в маленьком борделе на 4-м километре и ему стало стыдно. Он подтолкнул Лукрецию к двери. Ненавистная ухмылка исказила лицо молодого боливийца.
  
   « Мы должны покончить с этим паразитом», - сказала она.
  
   Малько открыл дверь. Перед жеребенком прыгнул приклеенный к двери воробей.
  
   Лукреция бросилась к двери. Малко помахал стволом жеребенка под носом воробья.
  
   - Если ты скажешь хоть слово до того, как мы выйдем на улицу, я тебе голову оторву.
  
   В то же время малыш заново открыл для себя христианское милосердие и любовь к тишине. Выглянув за дверь, он увидел, как отец Маски ползет через лужу крови и испустил вопль страха.
  
   Малько и Лукреция уже были у дверей. Солнце и уличный шум пошли им на пользу. Им казалось, что они пришли из другого мира. Малко сел за руль и помчался по Камачо-авеню. Самое срочное - положить документы в надежное место.
  
   Перед тем, как обменять их на Дона Федерико Штурма на жизнь Клауса Хейнкеля, у которого были удалены клыки.
  
   * * *
  
  
  
   Моше Порат взял увеличительное стекло и внимательно изучил одну из фотографий. Двое других израильтян уже сделали ксерокопии всех документов, принесенных Малко.
  
   « Этот человек в белой рясе - Мартин Борман, - медленно произнес Порат. Более известен как Падре Огюстен. Это фото сделано возле монастыря Бурранабаке в Юнгасе. Рабочие, которых вы видите позади него и которым падре Огюстен вручает этот трофей, модернизировали монастырь. Добавив, среди прочего, ультрасовременную коротковолновую радиосистему. Все это прислали из Германии друзья Бормана.
  
   Малько был ошеломлен.
  
   - Вы знали, что Борман был в Боливии ?
  
   Моше грустно улыбается.
  
   - Мы узнали все о Бормане. К сожалению, с небольшой задержкой. И он настолько хорошо защищен, что ничего нельзя предпринять. Теперь он вернулся в Парагвай, в абсолютно безлюдный регион, за исключением нескольких немецких колоний.
  
   Еще одна фотография запечатлена на крещении. Ничего, кроме незнакомцев. Моше Порат показал на заднем плане фигуру, закутанную в большую сутану.
  
   - И снова падре Огюстен… Мартин Борман, если хотите… Это крещение одного из его немецких друзей, который живет в Бразилии. Церемония также проходит в монастыре Бурранабаке.
  
   Малько был разочарован.
  
   - Но тогда все это вам бесполезно, ничему не учит ?
  
   - Немного, - признал израильтянин. Наш 6-й Дивизион давно отказался от захвата Бормана. Его защищают правительства Боливии и Парагвая. Правда, их спецслужбы в целом осведомлены о его передвижениях, но не предупреждают нас.
  
   - Очевидно, публикация этих документов смутила бы некоторых чиновников, но дальше дело не пошло. В остальном это список контактов, которые связывают Мартина Бормана с внешним миром. Четыре человека, имена которых мы уже знали. Записи об их деятельности тоже мало что говорят. Конечно, было бы полезно, если бы правительство согласилось избавиться от военных преступников, но не завтра, накануне ...
  
   - Их защищают даже левые партии.
  
   - А почему ? - спросил Малько все более и более изумленный.
  
   Моше потер большой и указательный пальцы вместе.
  
   - Деньги. У нацистов еще много. Одна из одесских финансовых групп в прошлом году продала четыре тонны золота в Панаме, в свободной зоне ... Все это частично используется для покупки сообщников.
  
   - Если бы у нацистов больше не было денег, боливийцы и парагвайцы доставили бы их по рукам и ногам привязанными к тому, кто больше заплатит ...
  
   Моше Порат упаковал фотографии и документы и передал их Малко :
  
   - Вы можете вернуть все это Дону Федерико. Для него это не принесет никакой пользы. Думаю, он воображал, что у Клауса Хейнкеля есть другие вещи. Они часто боятся своей тени из-за того, что за ними охотятся. В любом случае, тот факт, что эти документы попали в ваше распоряжение, окончательно выводит Клауса Хейнкеля из гонки за его нацистских друзей.
  
   - Они бросят это.
  
   Малко пожал руку. Он все еще чувствовал сильное удовлетворение.
  
   Постепенно защита Клауса Хейнкеля рухнула. Еще был майор Гомес ...
  
   Лукреция ждала его на проспекте Санчес Лима. Они миновали резиденцию президента, охраняемую как Форт-Нокс. Перед ним была огромная фотография, окруженная большой толпой, выкрикивающей модный лозунг : « Win or Die ».
  
   « Они официальные лица», - объяснила Лукреция. Если они не явятся на демонстрацию, им удерживают трехдневную заработную плату.
  
   « Теперь мы должны найти Рауля, убийцу Искьердо, и заставить его говорить», - сказал Малко. Пойдем к Жозефе.
  
  
  
  ГЛАВА XVI.
  
  
   Джек Кэмбелл пролистал треки Презенсии, рассеянно прислушиваясь. Визиты Гордона, который упорно приходил в USIS в боевой форме, всегда были немного неудобными. « Доктор » повторил только что сказанное :
  
   - Майор Гомес абсолютно хочет, чтобы мы так поступали.
  
   Раздраженный американец оторвал взгляд от газеты.
  
   - Если вы приехали сюда, чтобы получить неофициальный или официальный зеленый свет, вы зря теряете время. Этот принц вырывает мне глаза так же сильно, как и вы, но он неприкосновенен. Под защитой самого Дэвида Уайза.
  
   « Доктор » Гордон рассеянно прикусил ногти. Много лет в спецподразделении « Зеленых беретов » научили его значению нюансов в убийстве. Из всего, что он сделал, очень мало было заказано официально или даже неофициально. Однако ни один досадный инцидент не повлиял на его карьеру.
  
   Он наклонился вперед, визжа парашютом.
  
   - Я просто хочу знать, что с тобой будет, если у него ... скажем так, глюк.
  
   Глаза Джека Кембелла вспыхнули, и он сложил газету. Он прохрипел :
  
   - Так много хлопот, я даже не хочу об этом думать. Что, черт возьми, этот подонок может сделать с майором, черт возьми ? Это ребячество.
  
   « Доктор » болезненно кивнул.
  
   - Он напугал ее. Майор ненавидит его бояться. Кроме того, он не отказался от поиска Хейнкеля. Несомненно, это он замышлял убийство викуньи. Дон Федерико взбесился и пожаловался майору.
  
   Джек Кембелл начал мечтать о том, что однажды его перебросят в цивилизованную страну. « Доктор » Гордон был неуловимым и опасным, как кобра. Невозможно поднять его со стула. Он был на всех дерьмовых кадрах Гомеса. Это он собирался объяснить некоторым дамам, что с их мужьями случится несчастье, если они не появятся однажды днем ​​на контрольно-политическом контроле со своими трусиками в сумке.
  
   Главный ненавидел потраченные впустую усилия. Число боливийских женщин, которых он таким образом свергнул бюстом Симона Боливара, превзошло всякое воображение. Когда он так расслаблялся, его подчиненные рассказывали посетителям, что начальник был на допросе третьей степени ...
  
   - Откуда ты ? - пищал Джек Кембелл.
  
   Гордон вздохнул :
  
   - Что майор мог бы затормозить текущую операцию, если бы вы не доставили ему удовлетворения.
  
   Мы были там. Шантаж и коррупция были двумя грудями Боливии. Джек Кэмбелл попытался очистить свой мозг. Это началось снова. Что на самом деле мог сделать толстый слизистый майор ? Ему пришлось признать, что, учитывая сложности боливийской политики, он ничего об этом не знал. Конечно, Гомеса ненавидели. Но те, кто его ненавидел, еще не были у власти.
  
   - А в чем ваша гениальная идея ? - спросил он достаточно иронично, чтобы отступить.
  
   - О, ты уверен, что у тебя не будет проблем.
  
   Он начал точно объяснять, как ему казалось, что он избавится от Малько. У Джека Кембелла нет заусенцев. Он прислушался и сосредоточился. Как бы он ни смотрел, вины он не находил. Конечно, у нас всегда были бы подозрения, но операция, которую он собирался провести, дала ему некоторую заслугу. Он перегнулся через стол и прохрипел странным хриплым голосом :
  
   - Слушай, Гордон. Вы не приходили сегодня и никогда не рассказывали мне об этой проблеме. Если ты скажешь иначе, я клянусь чьей-либо головой и сделаю все возможное, чтобы тебя отправили обратно в Панаму. А теперь убирайся отсюда к черту !
  
   Удовлетворенный, « доктор » Гордон встал, кивнул Джеку Кембеллу и покинул кабинет. Среди людей хорошей компании мы всегда понимали друг друга.
  
   * * *
  
  
  
   Дрожа от ярости, Клаус Хейнкель собрал чемодан. Дверь открылась перед высокой фигурой дона Федерико. Сердце Хейнкеля забилось быстрее. Он улыбнулся усталым губам и сказал :
  
   - Вы шутили, не так ли, герр Штурм ?
  
   Дон Федерико посмотрел на него так, словно его не было.
  
   - Я не шутил, - ответил он по-немецки. Я дам тебе полчаса, чтобы убраться отсюда к черту и никогда больше туда не ступать. Вы недостойно предали доверие наших друзей. Из-за вас в руки наших врагов попали важнейшие документы ...
  
   Клаус Хейнкель с головой упал в ловушку.
  
   « Герр Штурм, - умолял он, - эти документы не особо важны ! « Они » все это уже знают.
  
   « Значит, вы солгали мне», - отругал бывший полковник СС. Вы всегда говорили мне, что у вас есть документы первостепенной важности, с которыми вам придется договориться, если вы хотите своей жизни ...
  
   Клаус Хейнкель замолчал. Нечего было сказать. Другой хотел избавиться от него. И особенно держать Монику. Ему стало тошно, но он еще не осмелился отреагировать. Ему все еще может понадобиться могущественный Дон Федерико ...
  
   - Что мне делать ? он всхлипнул.
  
   Столкнувшись с этим крахом, дон Федерико почувствовал себя великодушным.
  
   - Я рассказал о тебе генералу Аруане. Он владеет небольшой хининовой фермой, где согласен нанять вас. Это в Благословенном. Там никто не придет и не заберет тебя. Тем временем ваш врач соглашается разместить вас в Ла-Пасе. Вы знаете его дом, он во Флориде. Вы будете там, как петух в пасте.
  
   Внезапно Клаус Хейнкель почувствовал, что все это подбрасывает его навстречу опасности.
  
   « Герр Штурм, - спросил он, - почему вы не оставите меня ? Только здесь я в безопасности.
  
   Серо-голубые глаза бывшего полковника СС загорелись.
  
   - Потому что ты безрассудная свинья ! Они убили Кантуту из-за тебя.
  
   - Хорошо, - сказал Хейнкель, - я попрошу Монику пойти со мной.
  
   Он хотел выйти из комнаты, но дон Федерико преградил ему путь. Затем фальцетом Хейнкель начал кричать :
  
   - Моника ! Моника !
  
   Дон Федерико попытался заткнуть ему рот, но ему удалось сбежать. Затем высокий немец обнял его и ударился головой о стену. Но другой продолжал звонить :
  
   - Моника, Моника ...
  
   Дон Федерико искренне сожалел о том, что у него нет парабеллума. Нас бы похоронили в горе Хейнкель. На лестнице послышались шаги, и испуганный голос Моники Искьердо спросил :
  
   - Что происходит, Федерико ?
  
   - Эта собака-свинья не хочет уходить и грозит устроить скандал.
  
   Моника пристально посмотрела на мужчину, в которого она была влюблена, из-за которого умер ее муж. Растрепанный, красный, в панике, больше не находящий слов.
  
   « Скажи ей, что хочешь пойти со мной», - крикнул он пронзительным голосом. Скажи ему, этому ублюдку, который отдает меня евреям.
  
   Опьяненный яростью, дон Федерико сильно ударил его по голове. Моника больше не двигалась. Она хотела, чтобы ее вырвало. От пронзительного голоса завибрировали ее барабанные перепонки. Она не могла больше выносить все это насилие. Сцена у отца Маски закончилась его разрушением. От нее все еще пахло кордитом. Более того, Клаус Хейнкель жестоко проклял ее, когда она вручила ему пятьдесят тысяч долларов. Все нужно было рассказать дону Федерико.
  
   Отсюда драма.
  
   Если бы она была одна, она бы последовала за Клаусом Хейнкелем. Жалость. Но был дон Федерико ; ее большое костлявое тело, ее неутомимый пенис, ее шрам, за которым она развлекалась, проводя пальцем по ней.
  
   Она повернулась и побежала вниз по лестнице. Чтобы больше не слышать крики. Дон Федерико взял Клауса Хейнкеля за руку.
  
   - Лос, шнелл ...
  
   Другой ошеломленный отпустил это. До последней секунды он надеялся, что Моника его не подведет. Федерико был намного сильнее его ; он позволил ему спуститься вниз и предупредил его.
  
   - Я не хочу, чтобы чулосы видели, как мы сражаемся. Итак, во имя фюрера немного достоинства.
  
   Фюрер… Клаус Хейнкель давно не думал об этом. Это был мир, который исчез, забыт, отвергнут. Перед необъятным Альтиплано его внезапно охватила паника. Что будет с этой враждебной и холодной страной, где трудно дышать ?
  
   - Но как я доберусь до Ла-Паса ? - простонал он.
  
   Дон Федерико ухмыльнулся.
  
   - Ты ведь можешь гулять ? Некоторые из моих людей на Восточном фронте прошли две тысячи километров. Ла-Пас находится всего в шестидесяти километрах. Паломники возвращаются из Копакабаны… Вы не будете чувствовать себя одинокими…
  
   Он возвышался над ним во весь рост. Клаус Хейнкель чувствовал, что не станет его сгибать. В последний раз он повернулся, чтобы взглянуть на Монику, но боливиец прятался. Он медленно пошел по большой аллее, усаженной деревьями. Несколькими неделями ранее он прибыл туда, окруженный заботой дона Федерико, в сопровождении молодой и красивой женщины, которая бросила все ради него. В безопасности от тех, кто хотел причинить ему вред.
  
   Из-за того, что какой-то идиот-идеалист-бойскаут изучил ее дело, все развалилось.
  
   Он прибыл на дорогу, когда проезжал автобус. Автомобиль замедляется, но Клаус Хейнкель воздерживается от поднятия руки. Ему, белому человеку, было слишком стыдно общаться с грязными и невежественными чулосами .
  
   Болотистые берега озера Титикака были всего в десяти минутах ходьбы от отеля. Он хотел пойти и погрузиться в ледяную воду. Но он не был даром смерти ... С чемоданом в руке он, наконец, направился в сторону Ла-Паса.
  
   * * *
  
  
  
   - Двое мужчин из политического контроля хотят поговорить с вами, сеньор.
  
   Клаус Хейнкель колебался. Его врача там не было, и он был один на большой вилле на Калле Ман Чеспед ; у него было искушение сказать, что он не хочет их видеть или солгать. Но чуло выглядел напуганным.
  
   - Я иду, - сказал он.
  
   Зеркало дало ему изображение растрепанного лица, редких волос и горького рта. Какой неприятный сюрприз его ждет снова ? Только отец Маски принял вызов. У него не было ни слова упрека.
  
   Он не мог покинуть страну. Маленький матрац из банкнот согревал его. Пятьдесят тысяч долларов - большие деньги.
  
   В холле его ждали двое мужчин в черном, в поношенных костюмах. Два убийцы политического контроля. Пожилой мужчина смущенно пробормотал фразу о майоре Гомесе, императивном приказе, срочном вызове ...
  
   Клаус Хейнкель забеспокоился. Обычно ему просто звонил майор. Мы чувствовали, что защита дона Федерико исчезла. В Ла-Пасе все быстро стало известно ...
  
   Внезапно полицейский сделал неуклюжий жест в сторону своего пояса, и Клаус Хейнкель увидел, как блестят наручники.
  
   - Что это за салат, тупица ? - резко спросил он.
  
   Он схватил полицейского за лацканы пиджака и тряс его.
  
   Другой отстранился, раздраженный и напыщенный.
  
   - Вы не имеете права меня оскорблять ! Сеньор. Я с презрением отношусь к интимным частям твоей матери !
  
   Разъяренный и нерешительный Клаус Хейнкель колебался.
  
   - Ну, пошли, - сердито сказал он.
  
   Слегка покачивая головой, он забрался в потрепанный старый «Форд». Во время бесконечного подъема по поворотным дорогам двое полицейских не произнесли ни слова. Раздраженный.
  
   Клаус Хейнкель был почти рад прибыть на площадь Мурильо. Это был полицейский участок, как он много видел. Двое его надзирателей разместили его в небольшом офисе напротив Гомеса.
  
   * * *
  
  
  
   По лицу Клауса Хейнкеля струился пот. В тысячный раз он уставился на дверь кабинета майора Уго Гомеса. Около двадцати человек пересекли его за те три часа, которые он ждал. Ее сердце колотилось в груди.
  
   В десятый раз он встал и спросил стоящего перед ним писца :
  
   - Майор знает, что я здесь ?
  
   Мужчина пробормотал недружелюбный ответ, и немец сел. Боливийцы никогда не обращались с ним так.
  
   Дверь офиса снова открылась. На этот раз на самом Гомесе. Его взгляд скользнул по Хейнкелю, как будто он не видел его.
  
   - Принеси следующего ! - крикнул он дежурному.
  
   Последний сделал знак Клаусу Хейнкелю. Немец буквально ворвался в кабинет с протянутой рукой.
  
   Уго Гомес уже занял свое место в кресле. Его лицо было серьезным, и он играл с куском белого картона.
  
   - Я очень зол на вас, - сказал он. Очень очень скучно.
  
   Клаус Хейнкель замерз. Майор был знаком с ним давно. Они часто встречались на собраниях Автомобильного клуба. Он старался не показывать свой страх.
  
   - Что происходит ?
  
   Боливиец показал картонную карточку.
  
   - Американцы дали ваши отпечатки пальцев. Теперь я знаю, что вы солгали мне, когда подавали заявление на получение боливийского паспорта. Вас зовут Клаус Хейнкель. Отпечатки пальцев совпадают.
  
   Столкнувшись с таким лицемерием, немец чуть не закричал. Как будто Гомес не всегда знал, что он Хейнкель. Они вместе посмеялись в тот день, когда Клаус выпил и объявил о своем нацистском прошлом в Немецком клубе. Он решил не атаковать спереди и заставил себя улыбнуться.
  
   - Это не очень важно, - сказал он, - я официально мертв. Спасибо вам, ваше превосходительство.
  
   Название не обрадовало Гомеса.
  
   « Теперь есть люди, которые знают, что вы не умерли», - сказал он. Скандал может вспыхнуть в любой момент. Если французы или израильтяне потребуют эксгумации, мы не сможем отказать.
  
   Клаус Хейнкель не ответил. Как будто боливийцы не делали дома то, что хотели ! Генерал Лаурелесто был мертв с семнадцатью пулями в теле ! Судебно-медицинский патологоанатом действительно пришел к заключению о смерти в результате несчастного случая, дважды лжесвидетельствовав о себе ...
  
   - Что ты собираешься делать ?
  
   Боливиец вздохнул.
  
   - Клаус, я твой друг по жизни, по смерти. Но приказ генерала, министра внутренних дел Санчо Колона носит формальный характер : я должен остановить вас и передать тем, кто вас попросит. В противном случае честь Боливии останется неизгладимым пятном и будет запятнана непреходящая слава Симона Боливара из Эль-Либертадора.
  
   Не выдержав этой напыщенной фразеологии, Клаус Хейнкель возразил :
  
   - Но вы сказали, что я мертв !
  
   « Я признаю, что подвергался жестокому обращению», - с болью сказал Гомес.
  
   - Но дон Федерико будет волноваться… за…
  
   - Дон Федерико не беспокоится.
  
   Это было аккуратно и окончательно. Клаус Хейнкель почувствовал, как его мозг парализовала паника. На этот раз поездка подошла к концу. В мгновение ока он увидел людей, которых замучил и снова расстрелял. Как же тогда ему было противно их угрюмое выражение лица ! Теперь он был похож на них.
  
   - Это невозможно, - сказал он. Меня собираются посадить на двадцать лет в тюрьму. Или убей меня. Майор, ты всегда был моим другом, ты должен мне помочь.
  
   Гомес вздохнул еще сильнее.
  
   - Хотелось бы, но я не всесильный. Министр…
  
   - У министра, конечно, есть сердце ...
  
   « В его жизни случилась трагедия», - сказал Гомес после нескольких секунд молчания. Аномальная девушка. Послезавтра он уезжает в Соединенные Штаты искать ее. Нет денег на продолжение лечения ...
  
   Клаус Хейнкель внезапно пришел в себя. Мы подошли к самому важному.
  
   - Может, я смогу помочь Его Превосходительству Колону. Но пять тысяч долларов, не больше.
  
   Майор принял строгое выражение.
  
   - Я бы даже не посмел направить Его Превосходительству такое предложение. Она будет унижена.
  
   Клаус Хейнкель был ошеломлен. В конце концов, его боливийский паспорт стоил ему всего шестьсот долларов. Конечно, с тех пор была инфляция. Но все равно…
  
   « Я не богатый человек», - пожаловался он. Вы это знаете, майор.
  
   « Министр сказал мне, что ему нужно пятьдесят тысяч долларов», - конфиденциально сказал Гомес. Он должен заботиться о своей дочери долгие годы.
  
   Кровь вернулась в мозг немца. Дон Федерико заговорил. И Гомес хотел всего этого. Спорить не стоило ; у другого было все.
  
   Он нервно провел рукой по лбу, по крайней мере, пытаясь сохранить лицо.
  
   « Я постараюсь сделать усилие», - прошептал он. Продать все, что у меня есть, чтобы собрать эту сумму.
  
   Майор Гомес серьезно кивнул и встал.
  
   - Думаю, генерал оценит вашу щедрость. Мы очень дружим с вами. Если он согласится взять на себя ответственность и дальше притворяться мертвым, я с радостью вам скажу. Завтра в четыре часа у меня в офисе !
  
   На этот раз он сжал ее руку. Хейнкель с горечью подумал, что рукопожатие стоит пятьдесят тысяч долларов.
  
   - Конечно, - сказал майор, - вам не разрешают покидать Ла-Пас. Вы находитесь под защитой боливийского правосудия.
  
   И пятьдесят тысяч долларов вместе.
  
   Несмотря ни на что, Клаус Хейнкель вздохнул лучше, когда оказался на площади Мурильо. Конечно, он терял пятьдесят тысяч долларов. Но это на какое-то время обеспечит ему безопасность.
  
  
  
  ГЛАВА XVII.
  
  
   « Она нашла Рауля», - прошептала Лукреция.
  
   Малко уставился на толстую Жозефу, блестящую и темную. Похоже, она не была удовлетворена результатами своего исследования. Теперь майор Гомес был последним препятствием между Малко и Клаусом Хейнкелем. Как ни странно, священник не сдался полиции, газеты заявили, что на него напали посторонние, которые пытались его ограбить.
  
   Presencia и Ultima Hora заклеймили этот отвратительный акт, напоминающий нападение, жертвой которого он стал несколькими месяцами ранее. Осуществление его служения было определенно очень опасным.
  
   Малко намеревался посетить самого дона Федерико Штурма, чтобы вернуть ему бумаги Клауса Хейнкеля и лишить его поддержки. Но ранее он хотел отменить ипотеку Гомеса.
  
   - Где Рауль ? - спросил Малко.
  
   Джозефа все больше и больше походила на большого паука.
  
   « Там, где он, ты мало что сможешь сделать», - сказала она.
  
   Малко получил удар в сердце.
  
   - Он мертв ?
  
   Джозефа покачал головой.
  
   - Нет, в тюрьме Сан-Педро, секция Линос. Майор арестовал его за давнее убийство. Он хочет избавиться от этого. В тюрьме будет легче ...
  
   Малко быстро соображал. Это было одновременно безнадежно и чудесно. Потому что, если ему удастся вырвать Рауля из лап Гомеса, он заговорит.
  
   Но как найти человека в боливийской тюрьме ?
  
   Он поблагодарил Джозефу и вывел Лукрецию из магазина.
  
   « Кажется, невозможно найти его в этой тюрьме», - вздохнул он.
  
   - Но совсем нет ! Лукреция взорвалась. Мы идем !
  
   - В тюрьме ?
  
   Боливиец улыбается.
  
   - Сан-Педро, это не тюрьма, как другие… Я уже был там, чтобы увидеться с друзьями. С деньгами у нас есть все, что мы хотим. У заключенных есть ключ от своих камер, они предоставляют его по своему вкусу, расписания нет, и они имеют право на свидания с женами в четверг и воскресенье. А если у них все хорошо с директором, они могут даже принимать жену и любовницу в разные дни ...
  
   - Достаточно много песо.
  
   * * *
  
  
  
   Лейтенант на страже в тюрьме Сан-Педро был закутан в зеленоватый презерватив, половина пуговиц отсутствовала. Засунув руки в карманы, он слушал, как Лукреция рассказывала ему, как блестящий иностранный журналист, которого она сопровождала, узнал о Сан-Педро, образцовой тюрьме, и хотел ее посетить. Конечно, не теряя времени по официальным каналам ...
  
   - Господь американец ? он спросил.
  
   - Нет, француз, - сказала Лукреция.
  
   В течение нескольких минут мы говорили о Париже, Городе света, его хорошеньких женщинах и базилике Сакре-Кёр. Затем Лукреция снова атаковала. Боливиец показал беспомощный жест.
  
   - Невозможно, я не могу позволить незнакомцу войти в Сан-Педро. К тому же я сразу ухожу, а тот, кто меня заменяет, еще серьезнее. Мне нужно ехать в Санта-Крус, потому что завтра годовщина смерти моей матери.
  
   - Да будет ему гостеприимно Небо, - благочестиво прервала его Лукреция, увидев, что он идет.
  
   - Увы, - сказал лейтенант, - мне не хватает восьмидесяти долларов на поездку, которой я не могу избежать. Моя мать умерла, ее здоровье испортилось из-за лишений ...
  
   « Двадцать долларов, не больше», - сказала Лукреция.
  
   « Спасибо, ваша светлость, - сказал лейтенант. Ради тебя я нарушу закон.
  
   Он заставил записку, которую передала Лукреция, исчезнуть в его поясе с патронами, и отдал приказ. Страж из маффлу, который следил за регистрационной книгой, кольт 45 был под рукой, встал и обыскал Лукрецию. Бог знает почему, Малко избежал этой формальности.
  
   Затем лейтенант открыл огромный замок, защищавший первый двор тюрьмы, и жестом пригласил их войти. Он галантно взял Лукрецию за руку. Мелкой прибыли нет. Мы закрыли за собой ворота. Малко сказал себе, что играет с огнем ... Снаружи тюрьма Сан-Педро представляла собой довольно красивый квадратный комплекс с видом на площадь Пьяцца Сукре. Интерьер был огромным и невероятно обветшалым. Тюрьма была разделена на несколько секций по одному этажу каждая с большими деревянными галереями снаружи. Пол был грязный. Кое-где заключенные, опираясь на гнилые перила, с любопытством разглядывали посетителей. Пронзительное шипение приветствовало ноги Лукреции.
  
   Мимо них прошла старуха с тяжелой корзиной. Лейтенант наклонился к Малко :
  
   - На этот раз она убила своего мужа в Кочабамбе и разрезала его на куски, чтобы сделать сосиски, которые она продавала на рынке. Она заведует столовой. (Он громко рассмеялся). Я никогда ничего у него не покупаю.
  
   - У вас много высыпаний ? - спросил Малко.
  
   Боливиец посмотрел на стены без колючей проволоки высотой до шести метров.
  
   «Очень много», - вздохнул он. Но есть некоторые, кто остается после своего времени, потому что они хорошие. Итак, для администрации у нас всегда есть аккаунт ...
  
   Он подошел к двери, постучал и открыл. В камере размером четыре на четыре метра, с грязными стенами, исчезающими под фотографиями в стиле кинозвезды, мужчина, сидя на полу, сваривал куски металлолома. Рядом с ним стояла куча игрушечных грузовиков. Он улыбнулся лейтенанту и продолжил свою работу. На заднем плане мы увидели поддон и немного одежды.
  
   « Этот, - объяснил лейтенант, - он должен уйти два года назад, но он умоляет меня оставить его там. В своей деревне у него нет работы, и он спит на улице. Здесь у него есть крыша над головой, он зарабатывает несколько песо и время от времени может позволить себе женщину.
  
   Они вышли. Потрясающая тюрьма. Пройдя несколько шагов, они вышли в симпатичный дворик с цветочными клумбами. Все двери были закрыты огромными замками и окрашены в яркие цвета.
  
   « Это секция Линоса», - гордо объявил лейтенант. Это лучшее. Мы помещаем туда богатых и опасных.
  
   - Это то , где Рауль, то é знаки ? - спросила Лукреция.
  
   Боливиец удивленно взглянул на него.
  
   - Ты его знаешь ?
  
   - Я проводил расследование о Тиграх и Маркизских островах, когда был журналистом. Было бы здорово увидеть его снова.
  
   Другой поморщился.
  
   - Он не захочет тебя видеть. Он никого не хочет видеть. Вот его камера, это синяя дверь ...
  
   - Почему он никого не хочет видеть ?
  
   - не знаю. Кажется, он боится. Он думает, что мы хотим его убить.
  
   Они остановились перед дверью, о которой идет речь. Лейтенант постучал в закрытую дверь :
  
   - Рауль, есть иностранный лорд, который хочет тебя видеть.
  
   Ответ пришел через хлопушку, приглушенный, но вполне понятный :
  
   - Убирайся к черту !
  
   Простите, лейтенант покачал головой.
  
   - Понимаете, он даже в столовую и на телевизор не ходит. С тех пор, как он был здесь, я ни разу не видела его снаружи, это нездорово.
  
   Малко уставился на синюю дверь. Возможно, решение его проблемы кроется за этой колотушкой.
  
   - У меня есть идея, - сказал он.
  
   Он вынул из кармана стодолларовую купюру и разорвал ее пополам. В одной из песен он написал по-испански :
  
   « Откройся. Я иду спасти вас от майора Гомеса. "
  
   Затем он пропустил полсчет под дверью, под недоумевающим взглядом лейтенанта.
  
   Несколько секунд ничего не происходило. Затем раздался щелчок, и дверь открылась. Малко вошел первым.
  
   * * *
  
  
  
   Сотни пустых пачек сигарет выстроились вдоль стен, чередовались с обнаженными женщинами, украшенными фантастически непристойными атрибутами. Большую часть места занимала огромная кровать с балдахином.
  
   Непредвиденный.
  
   Рауль стоял рядом с кроватью. У него было круглое невыразительное лицо с темными, холодными глубоко посаженными глазами под низким лбом. Синяя нейлоновая куртка облегала крепкий торс. Расставив ноги, он держал в правом кулаке короткий кинжал, лезвие находилось горизонтально. И все же, несмотря на такое угрожающее отношение, он весь потел от страха.
  
   - Что ты хочешь ?
  
   « Поговорим с тобой», - сказал Малко.
  
   - Не продвигайтесь, - сказал Рауль.
  
   - Я уйду, - сказал лейтенант, - мне нужно чем-то заняться.
  
   Он осторожно ускользнул. Малко осмотрел человека перед ним. Значит, это был человек, который зверски убил старого Искьердо и его любовницу. Малко снова увидел труп старика с открытым горлом.
  
   - Чего ты боишься ? он спросил.
  
   Рауль уставился на него, как будто не понял.
  
   - Ты кто ? - прорычал он. Что ты хочешь ?
  
   « Желаю тебе всего наилучшего», - сказал Малко, не скрывая отвращения. Я предложу тебе достаточно денег, чтобы убрать тебя с дороги, если ты мне поможешь.
  
   Убийца незаметно расслабился. Прислонившись к стене, он держал кинжал в руке, но уже не готовился к прыжку. Малко достал из кармана пачку стодолларовых банкнот и показал их Раулю.
  
   - Я готов дорого заплатить, если вы скажете мне, что убили дона Искьердо по приказу майора Гомеса.
  
   Рауль медленно покачал головой, не сводя глаз с денег, затем что-то сказал об этом.
  
   « Это не он», - перевела Лукреция.
  
   - Скажи ему, что мы знаем, что это он.
  
   Лукреция долго говорила на Аймаре. Рауль уставился на грязный пол. Когда она остановилась, он сказал два слова :
  
   « Он хочет, чтобы мы ушли», - сказала она. (По-английски она добавила :) Он подозрительно к нам относится.
  
   « Я знаю, что майор Гомес приказал убить тебя завтра», - сказал Малко. Они придут сюда, в вашу камеру, и убьют вас выстрелами. Вы ничего не сможете сделать. Мне сказал лейтенант.
  
   В темных глазах убийцы промелькнула паника.
  
   « Майор Гомес - мой друг, - неуверенно сказал он.
  
   - Если бы это был твой друг, - поддразнил Малко, - тебя бы здесь не было. Он посадил тебя в тюрьму, чтобы убить. Пока ты делал ей одолжение ... Я твой последний шанс ... В противном случае ...
  
   « Ты лжешь», - прорычал Рауль.
  
   Он подошел к Малко с ножом в руке, готовый проткнуть ему печень.
  
   Последний отступил.
  
   - Прощай, Рауль, я буду молиться за тебя ...
  
   Когда он открыл дверь, то e- знаки выбрасывали :
  
   - Зачем ты это делаешь ?
  
   Малко обернулся.
  
   « Мне нужно свести счеты с майором Гомесом», - просто сказал он.
  
   Выражение лица Рауля изменилось. На его грубом лице появилась какая-то улыбка, и он опустил нож. Малко заговорил с ним на знакомом ему языке.
  
   - Почему ты хочешь, чтобы я предал моего друга Гомеса, hombre ?
  
   - Потому что у тебя нет выбора. - Если ты откажешься, завтра ты умрешь, - сказал Малко.
  
   Рауль думал, его лоб наморщился. Он был уверен, что этот незнакомец говорит правду, что Гомес хотел от него избавиться, что он оказал ему слишком много услуг. В лучшем случае он рисковал прожить десять лет в настоящей тюрьме, где у него не было бы ни кровати, ни женщин.
  
   У него не было денег, чтобы сбежать. Едва ли несколько сотен песо.
  
   « Мне нужна тысяча долларов, чтобы сбежать», - сказал он.
  
   Побег обойдется не дороже двухсот долларов. Затем он поедет в Перу. В Лиме было чем заняться для такого человека, как он.
  
   Малко не колебался.
  
   - Хорошо за тысячу долларов, но я хочу письменное признание с подробностями.
  
   Рауль бросил кинжал на кровать и протянул руку.
  
   - ОК
  
   С отвращением Малко обнял ее. Какая работа ! Он, принц крови, светлое высочество, пожимает руку убийце низкого уровня ... Его предки, должно быть, обратились в свои могилы.
  
   К счастью, его профессия была очищена постоянным присутствием смерти.
  
   « Вы должны начать писать прямо сейчас», - объяснил Малко. Я особенно хочу знать, как майор Гомес просил вас убить Искьердо.
  
   Рауль цинично ухмыльнулся.
  
   - Он просто сказал мне убить его, вот и все, чтобы никто не навлек на меня неприятности. Он дал мне тысячу песо. Но пока я здесь, я ничего писать не буду. Это слишком опасно.
  
   Лукреция вмешалась :
  
   - Когда ты сбежишь ?
  
   - Сегодня вечером. Около десяти или одиннадцати часов.
  
   - Отлично, - сказал Малко. Будем ждать его перед тюрьмой. Чтобы отвезти его в безопасное место.
  
   Чуло слушал, хмурился.
  
   - Я хочу поехать в Перу, - сказал он.
  
   - Позже, - сказал Малко. Или ничего не сделано. Он взял вторую половину сообщения и две другие целые записи и протянул их Раулю. Потом резким жестом разорвал семь пенсов пополам. Он отдал левую половину Раулю.
  
   - Ждем вас на площади Пьяцца Сукре с десяти часов. Пока вы пойдете с нами, у вас будут другие половинки.
  
   Рауль спрятал билеты в свой синий пиджак. В его маленьких черных глазах вспыхнул опасный блеск. Он никогда не видел столько денег.
  
   - Увидимся сегодня вечером, - сказал он. Hasta luego.
  
   Лукреция первой вышла из камеры.
  
   « Он попытается обойти нас», - сказал Малко. Как только у него будут другие половинки билетов. Придется быть очень осторожным.
  
   Лейтенант ждал их у ворот, болтая с сокамерником.
  
   - Довольны визитом, лорд ? он спросил.
  
   - Рад, - заверил Малько, - у вас самая красивая тюрьма в мире.
  
   - Мы делаем все, что можем, - скромно сказал боливиец.
  
   Сама « диггер » широко улыбнулась им. И снова пошел дождь. Малько умолял майора Гомеса не настигать его ...
  
   * * *
  
  
  
   Рауль подошел к углу старой стены, затаив дыхание. Как и ожидалось, ему даже не пришлось платить старшему надзирателю. Дежурный по опрометчивости отвернулся от него и так сильно ударил ножом по ее спине, что повернул лезвие. В том месте, где он был ...
  
   Затем чулосы дали ему короткую лестницу, чтобы спастись через старые мастерские. В общей сложности это стоило ему сотни песо. Убийца осмотрел тихую маленькую площадь. Поскольку он затащил труп в свою камеру, мы не сразу заметили его побег. Но он чувствовал себя не в своей тарелке. У Хьюго Гомеса повсюду были индикаторы. Он увидел машину, припаркованную перед грудой обломков возле тюрьмы. Он подошел.
  
   Внутри был только один человек. В свете фонаря он узнал темноволосую девушку.
  
   Рауль обошел машину и распахнул дверь. Затем он бросился на переднее сиденье ; Лукреция подпрыгнула, подавляя тихий крик. Напряженный и злой Рауль спросил :
  
   - Где доллары ?
  
   Лукреция сунула руку в сумку и протянула ей полсчета. К ней вернулось самообладание. Рауль жадно пересчитал билеты. Он не составлял плана, но действовать нужно было быстро.
  
   - Где гринго ? он спросил.
  
   - Он ждет нас в доме, куда мы собираемся.
  
   В полумраке Рауль увидел голые ноги молодого боливийца. Тень над ее бедрами заставила ее вспотеть. Она была такой же горячей, как Кармен.
  
   Лукреция завела двигатель.
  
   « Подождите, - пробормотал Рауль, - я хочу убедиться, что есть счет.
  
   Он сунул правую руку в карман, как будто собирал билеты. Остальное произошло очень быстро. « Щелчок » ножа с щелчком вызвал у Лукреции тошноту. К счастью, Раулю пришлось повернуться, чтобы ударить ее. Не говоря ни слова, он взял ее за горло левой рукой.
  
   Когда он наклонился, чтобы воткнуть нож ей в бок, дуло пистолета попало ей за ухо.
  
   « Брось нож», - приказал Малко.
  
   Больше он ничего не сказал. Но Рауль почувствовал интонацию своего голоса, что собирается убить его. Он быстро вернулся в исходное положение и уронил нож на пол машины.
  
   Малко, который так и остался лежать на полу, полностью выпрямился и ледяным голосом сказал :
  
   - Ты действительно ядовитый зверь…
  
   Рауль не ответил, разъяренный тем, что промахнулся. Он искал еще одну возможность. Малко еще немного прижал дуло пистолета к своей шее.
  
   - Если ты попытаешься убежать, я тебя убью. Если ты откажешься подписать, я тебя тоже убью, и если ты попробуешь что-нибудь против нас, я тебя тоже убью. А теперь ты пойдешь с нами и исповедуешься ?
  
   - Куда мы идем ?
  
   - Где ты будешь в безопасности от майора Гомеса.
  
   « Все в порядке», - пробормотал убийца. Но, знаете, я не хотел ее убивать, просто напугал ее.
  
   Лукреция посмотрела на него с презрением.
  
   Она отправилась в город. Положив руки на колени, Рауль не двинулся с места.
  
   * * *
  
  
  
   Малко собирался подъехать к повороту на Авенида Либертадор, где располагалась школа военной полиции, когда увидел припаркованный через дорогу джип. Он успел только затормозить, чтобы избежать столкновения.
  
   Из темноты вышли люди в форме с винтовками и автоматами. У него не было времени задать вопрос ; кто-то распахнул его дверь, и ему в лицо был направлен фонарик.
  
   « Убирайся», - приказал английский голос.
  
   Поскольку он не двигался, они взяли его за плечо куртки и жестоко вытащили. Он упал на асфальт посреди круга солдат. Внезапно жестокие руки подняли его, окружили, лишив возможности бороться.
  
   Поскольку его машина осталась посреди дороги, солдат сел за руль и припарковал ее.
  
   - Помогите ! воскликнул Малко. Помогите !
  
   Он надеялся разбудить пассажиров идущих за ним автомобилей. Но никто не двинулся. Между ними и им встала занавеска из вооруженных солдат. Слава богу, он не принял признания Рауля, должным образом подписанного на каждой странице. Лукреция держала его при себе, спав на тихой вилле, где жили Дэвид и Самуэль, израильские агенты.
  
   Он не почувствовал удара, который его вырубил. Его ноги подкосились, и все стало черным.
  
  
  
  ГЛАВА XVIII.
  
  
   Малько проснулся со странным ощущением : боли не было, он даже погрузился в некую эйфорию, голова ужасно легкая, а сердце, казалось, билось со скоростью двести ударов в минуту, с нечеловеческой скоростью.
  
   Он лежал на кровати в маленькой комнате, напоминающей тюремную камеру. Но на окне не было решеток. Мы могли видеть голубое небо и кусок горы. Он попытался пошевелиться и понял, что был крепко привязан к кровати брезентовыми ремнями и какой-то смирительной рубашкой.
  
   Прищурившись, он увидел странное устройство, наложенное на его лицо : своего рода капюшон, закрывавший его нос и рот. Он покачал головой, пытаясь избавиться от этого, но безуспешно. Это была кожаная сумка, шнурки которой плотно прилегали к ее коже.
  
   Он сделал глубокий вдох, и сразу же его ноздри почувствовал горький ледяной привкус. Он снова вздохнул, и его охватило то же покалывание. Он чувствовал себя все лучше и лучше, и у него создалось впечатление, что он слышал биение своего сердца. Он задавался вопросом, где он, но не испытывал никакой боли. Только покалывание заинтриговало его.
  
   Лукреция, Рауль, Клаус Хейнкель - все это казалось очень далеким, в другом мире. Но ему было все равно. Он прекрасно себя чувствовал.
  
   Он впал в полуторпор и снова закрыл глаза. Каждый раз, когда он глубоко дышал, он чувствовал то же покалывание в ноздрях. Он внезапно понял, что это было : кокаин.
  
   Его отряд был отрядом смерти. Они медленно убивали его.
  
   Много позже открывшаяся дверь вырвала его из оцепенения. Незнакомец в униформе наклонился над ним, приподнял веки, чтобы исследовать его зрачки. Затем он пощупал ее пульс. Малко попытался заговорить, но из-за кожаной маски только непонятно рыкнул. Мужчина уставился на него, как если бы он исследовал насекомое, вынул небольшой мешочек с белым порошком из одного из карманов своей формы и высыпал его в кожаную сумку, заключавшую его ноздри, через небольшое отверстие. Малко подумал, что он похож на лошадь, которую клюют ...
  
   Незнакомец вышел, не сказав ни слова. Малко услышал, как в замке повернулся ключ.
  
   * * *
  
  
  
   В двадцатый раз Лукреция сняла трубку и позвонила генералу Аруане, лучшему другу ее отца. Она не спала всю ночь, а сейчас было одиннадцать утра.
  
   Малко исчез, как будто его похитили марсиане. Его машину - машину Лукреции - нашли припаркованной на Прадо с ключами. Никаких следов борьбы. Всю ночь она ждала у телефона. Это было непонятно.
  
   Джек Кембелл был недоступен, как и майор Гомес. Что касается друзей Лукреции, они ничего не знали. У контрольной политической организации было десять секретных мест заключения.
  
   В отсутствие Малько Лукреция не хотела использовать признание Рауля для давления на майора Гомеса. Но его тоска росла с каждой минутой.
  
   * * *
  
  
  
   « Все идет хорошо», - сказал приглушенный голос « Доктора » Гордона.
  
   - Что это значит ?
  
   Когда он был расстроен, голос Джека Кембелла был еще грубее. И он был очень расстроен по нескольким причинам.
  
   - Он начал дышать кокаином. Сегодня все закончится. Может быть, раньше, если его тело ослабнет. И никто ничего не сможет сказать. Он не будет первым гринго, злоупотребляющим пичикатой.
  
   Джек Кембелл не ответил. Ему не нравился Малько, но темная расовая солидарность все равно связала его с принцем ЦРУ.
  
   - Где он ?
  
   « Доктор » Гордон удовлетворенно рассмеялся.
  
   - В полицейской академии вы знаете большое зеленое здание справа, спускающееся к Флориде. У них есть комнаты для парней, которых они арестовывают. Когда все закончится, мы перенесем его на утес Лайкакота.
  
   - А ты мне позвонишь, чтобы я приехала и узнала тело ...
  
   - Верно.
  
   Кембелл повесил трубку, ничего не сказав. К счастью, боливийцы были слишком примитивны, чтобы слушать общение.
  
   * * *
  
  
  
   Малко попытался закрыть глаза, но не смог.
  
   Каждую секунду он ожидал, что его сердце разорвется. Этот, возбужденный кокаином, бешено бил между ребрами. Он чувствовал себя ужасно ясным, и, если не считать ударов сердца, он не испытывал боли.
  
   Мысль о том, что он умирает, не могла овладеть им. Ты не мог быть таким хорошим, когда умирал.
  
   * * *
  
  
  
   Джек Кэмбелл развернул еще влажное доказательство Presencia, которое ребенок только что принес из печатного станка, и разложил его на своем столе. Он помолчал секунду, опьяненный радостью. Затем он позвонил новому секретарю :
  
   - Луз, немедленно позвони мне послом. В его резиденции или в посольстве.
  
   Пока Луз набирала номер, американец смотрел на огромный заголовок газеты. Результат шести месяцев усилий с его стороны, огромная куча долларов, оружия, угроз и компромиссов. Хорошая работа. Он был горд и доволен собой.
  
   - Его Превосходительство посол, - объявил секретарь.
  
   Джек Кэмбелл поднял трубку.
  
   - Господин посол, - объявил он, - все, официально. Я знал это с прошлой ночи, но не хотел рассказывать тебе об этом раньше. Эти сагуны всегда могут развернуться.
  
   « Молодец», - трубил голос дипломата.
  
   « Позвольте мне прочитать вам заголовок, - жадно сказал Джек Кембелл. Послушайте : правительство Боливии решило без промедления выслать сто девятнадцать сотрудников советского посольства, обвиненных в сговоре с врагами республики. Президент заявил, что эта мера стала результатом длительного расследования его спецслужб.
  
   « Из его службы безопасности», - повторил Джек Кембелл.
  
   Он плакал от смеха.
  
   «У дипломатов есть восемь дней, чтобы покинуть Боливию», - продолжил американец.
  
   Посол перебил его.
  
   - Я думал, в посольстве СССР было всего пятьдесят девять человек ?
  
   « Хорошо, - сказал Кембелл, - позволь мне проверить список. Пришлось поставить все, что было в российском паспорте.
  
   Он перевернул страницу газеты и стал читать имена изгнанных россиян. Вдруг он громко рассмеялся.
  
   - Господин посол, даже детей и собак уволили. Послушайте, Федоровна Сталина. Ей два года, она дочь неопределенного коммерческого советника. А Иосиф Иллоисшин - собака консула ...
  
   Это были союзники.
  
   Купаясь в радости, Джек Кембелл попрощался с послом и повесил трубку. Изгнание Советов, учитывая близость Чили, было победой ЦРУ первой величины. Трудно трубить, но такая победа будет успешной.
  
   Внезапно американец подумал о Малько. Он взял свой телефон и набрал номер политического управления. Когда он получил коммутатор, он попросил работу.
  
   - Здравствуйте, вот доб 435.
  
   Это был антипартизанский центр, никогда не заявлявший о себе иначе, и голос « Доктора » Гордона.
  
   - Вот, Джек Кембелл.
  
   - Вы приходите в новости… Думаю, еще не все. Еще несколько часов терпения.
  
   Он пускал слюни от радости, неблагородный. Каменный голос Джека Кембелла поразил его.
  
   - Вы немедленно прекратите лечение, отпустите его и незаметно доставите в клинику посольства.
  
   Гордон молчал.
  
   - Но ...
  
   « Нет кукурузы», - решительно сказал Кембелл. Это приказ, который я вам даю. Вам нужно помнить, на кого вы работаете ? И никаких уловок. Не возвращайся позже и не говори мне, что он уже мертв. Потому что вы окажетесь в Панаме.
  
   На другом конце телефона наступило долгое молчание. « Доктор » Гордон попытался сказать :
  
   - Но что скажет Гомес ? Я не могу поступить в Полицейскую академию без его согласия.
  
   « Вы лжете», - спокойно сказал Джек Кембелл. Помните, с кем вы разговариваете. Вы собираетесь пойти туда и прекратить лечение. Об остальном я позабочусь. И Гомес.
  
   - Он только что приехал, - с облегчением сказал кубинец.
  
   - Дай мне.
  
   « Привет, Джек», - сказал Гомес плавно и неопределенно сервильно. Все идет так, как ты хочешь ?
  
   - Не совсем так.
  
   Американец повторил то, что только что объяснил. Боливиец не ответил. Кембелл почувствовал его ненависть и сопротивление. Наконец, он заключает :
  
   - Дорогой майор, если этого человека не отпустят немедленно, я приду за ним с послом. И я официально протестую против правительства Боливии за похищение иностранца в официальной комнате.
  
   Майор Гомес не ответил. Было хорошо сыграно. Невозможно вернуться к истории россиян сейчас, когда об этом было объявлено в газетах. А убийство блондина было всего лишь неформальным сведением счетов. Он не мог использовать государственный разум. Его генерал не стал бы прикрывать его от американцев. Они были слишком сильны.
  
   Опьяненный яростью, он повесил трубку.
  
   - Дурак, - сказал он « Доктору », не могли бы вы убить его быстрее ?
  
   Чтобы успокоиться, он изо всех сил ударил сотрудника ЦРУ и ушел, хлопнув дверью.
  
   « Зеленый берет » был ошеломлен, говоря себе, что в этом мире действительно нет справедливости.
  
   * * *
  
  
  
   Лукреция уставилась на Джека Кембелла по другую сторону кровати Малко. Американец встретил его взгляд. Молодой боливиец был разделен на разные чувства. Конечно, Кембелл спас Малко, но какова была его роль раньше ? Главное, чтобы он все равно был жив.
  
   В нижней части города убийца Рауль кружил, как зверь в клетке, напуганный до смерти. Самуил и Дэвид по очереди наблюдали за ним.
  
   Доктор вошел в комнату.
  
   - Как скоро он будет доставлен ? - спросила Лукреция.
  
   Боливиец кивнул.
  
   - Невозможно сказать. Три дня или три недели. Это зависит от дозы, которую он уже получил ...
  
   Малько закрыл глаза и никого не узнал. Лукреция вспомнила все случаи, когда она принимала немного пичикаты, чтобы подбодрить себя. Эта нежить, стоявшая перед ней, напугала ее. Она никогда бы не поверила, что белый порошок, которого у нее всегда было немного в доме, может нанести такой ущерб за такое короткое время.
  
   - Он этого не почувствует ?
  
   - Надеюсь, что нет, - сказал доктор. Теперь нам нужно выбраться. Он все еще очень слаб.
  
   Лукреция и Кембелл вышли из комнаты. В коридоре американец спросил :
  
   - Вы раскрыли тайну Клауса Хейнкеля ?
  
   Лукреция искоса взглянула на него. Что он знал ?
  
   « Мы знаем, что он жив и где он находится», - сказал боливиец. Нам не хватает двух или трех вещей, чтобы вывести его на свет.
  
   Американец кивнул :
  
   - Он не очень интересный парень. Дай мне знать, когда принцу Малко станет лучше.
  
   Боливиец потерял дар речи. Что же заставило ЦРУ так сильно изменить свое отношение ? Кембелл больше не защищал Клауса Хейнкеля. Последним оставшимся препятствием был майор Гомес.
  
   Против которого Малко теперь владел признанием Рауля.
  
  
  
  ГЛАВА XIX
  
  
   По телу Малко бегали миллионы муравьев. Он открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо Лукреции. Молодой боливиец был одет в шорты и свитер из очень тонкой шерсти. Она отодвинула простыни в сторону, и ее ногти, скользящие по коже Малько, разбудили ее.
  
   - Тебе лучше, - прошептала она, - ты со мной и не боишься.
  
   Его рука опустилась и нежно погладила Малько.
  
   « Не двигайся», - прошептала она.
  
   Она встала, сняла шорты и легла на Малько. Не делая ни малейшего движения, лягте на него сверху.
  
   Она очень быстро прибавила темп, на грани нервного срыва. Сначала у нее был бред, потом сразу же второй, она кивала головой, ее ногти стиснули ногти по бокам Малко, как будто пытаясь вырвать ему печень.
  
   Затем она упала рядом с ним, измученная и задыхаясь. Теперь это он хотел ее. Когда он взял ее, она испустила звериный крик, одновременно восторженный и раздираемый.
  
   Малко без устали колотил тело Лукреции, все быстрее, сильнее и сильнее. Голова молодой женщины оторвала подушку. Его крик ударил Малько прямо в лицо, сделав его возбуждение еще сильнее.
  
   Но он слишком полагался на свою силу. Он внезапно почувствовал, что его легкие больше не наполняются воздухом. С открытым ртом он едва успел взорваться, как рухнул на тело Лукреции. Она прижала голову Малько к своей груди и очень нежно погладила его по волосам.
  
   « Мой белокурый мачо », - прошептала она. Я люблю вас. Ни один мужчина никогда не делал меня такой счастливой, как ты. Вы исцелены.
  
   Малко чувствовал себя прекрасно, но не понимал, сколько времени прошло.
  
   - Как давно я здесь ?
  
   - Четыре дня. Плюс три в больнице, уже неделя. Но не бойтесь, Рауль все еще там, а также его признание.
  
   Малко все еще чувствовал себя очень слабым.
  
   « Завтра я пойду к майору Гомесу», - сказал он перед тем, как заснуть.
  
   Лукреция смотрела, как он засыпает. Затем она начала нежно ласкать себя, думая о нем. Она все еще хотела заниматься любовью.
  
   * * *
  
  
  
   Малко с тоской увидел галерею, куда его затащили, приковав цепью к камере. С ним была Лукреция, очень достойная, в длинном платье с разрезом и сапогах. Когда разрез не обнажил все бедра. Дежурный полицейский угодливо ответил :
  
   - Майор Гомес увидит вас сразу.
  
   « Оставайся там», - сказал Малко Лукреции.
  
   Он последовал за полицейским. Рукопожатие Гомеса было таким теплым, что Малко задумался, не снилось ли ему последние три недели. Майор сел напротив него с широкой улыбкой на круглом лице, но его маленькие темные глаза насторожились.
  
   - Мистер Кембелл сказал мне, что вы хотели меня видеть ? он сказал. Что я могу для тебя сделать ?
  
   Малко взглянул ей в глаза своими золотыми глазами.
  
   - Сначала дайте мне отпечатки пальцев Клауса Хейнкеля. Тогда скажите мне, где он, и помогите в его аресте.
  
   Гомес молчал.
  
   - Но этот Клаус Хейнкель или Мюллер покончили жизнь самоубийством, он сказал, вы это знаете. В противном случае я ...
  
   « Клаус Хейнкель так же жив, как и мы с вами, - холодно сказал Малко. Вы даже удалили мистера Искьердо, чтобы я не могла до него добраться. Это преступление совершил один из ваших приспешников, Рауль, который сейчас находится в безопасности. Он подписал полное признание, обвиняя вас. Это признание будет дано нескольким послам и различным официальным лицам этой страны, если вы откажетесь мне помочь. Вот дубликат.
  
   Он достал из кармана конверт и положил его на журнальный столик. Боливиец принял удар. Он открыл конверт, просмотрел текст и бросил бумаги на стол.
  
   « Ложь», - сказал он с гримасой невероятной ненависти.
  
   Малко подумал, что, будь там Рауль, другой разрубил бы его на куски.
  
   - Посмотрим, - сказал он.
  
   Гомес закурил. Вы должны были принять решение. По выражению глаз оппонента он понял, что блеф не выдержит. В конце концов, ему было наплевать на Клауса Хейнкеля.
  
   - Клаус Хейнкель мертв, сказал он, мы не можем его реанимировать. Я бы выставил себя дураком. Я был на его похоронах ...
  
   Малко не хотел вдаваться в подобную дискуссию. Он встал.
  
   « Я дам вам двадцать четыре часа, чтобы найти решение», - сказал он. Я не уеду из Боливии, не получив решения проблемы Хейнкеля. Надеюсь, ты больше не будешь пытаться меня уничтожить. Оказывается, компания, к которой я принадлежу, меня полностью поддерживает.
  
   Майор Гомес сделал вид, что ничего не слышал. Он проводил Малько обратно в комнату ожидания, поприветствовал Лукрецию и вернулся в свой офис. Малко хотел, чтобы он был крошечной мышкой, спрятанной в углу. На этот раз для Клауса Хейнкеля это был халлали. После месяца борьбы и шести трупов.
  
   * * *
  
  
  
   Клаус Хейнкель повесил трубку, его сердце перехватило горло. Как всегда, майора Гомеса там не было. Три дня он не мог с ним связаться. И он не посмел поехать в город. Гомес запретил ему. Врач, который разместил его, уехал в Сукре на неделю и сходил с ума на этой изолированной вилле лицом к лицу с идиотом чулосом . Они крестили девушку чулой и со вчерашнего дня танцевали смешные боливийские кружки, в которых ему приходилось смешиваться.
  
   Вечером он попытался дозвониться до доньи Искьердо, но так и не связался с ней. Только однажды чуло сказал : « Не уходи, я тебе передам». Затем мы повесили трубку без объяснения причин. Конечно, Дон Федерико. Когда он подумал о молодой женщине, Клаус Хейнкель сошел с ума.
  
   Ему начали сниться кошмары с обрывками его прошлой жизни, пытками, криком, кровью. Лицо женщины, с которой он содрал кожу, часто возвращалось. Его нервы начали подавать. Ему пришлось покинуть Ла-Пас. В Парагвае он ничем не рискнул бы, но это нужно было сделать. Никаких вопросов о том, чтобы сесть на самолет в Эль-Альто. По дороге вам понадобилась машина и соответствующие документы. На это потребуется не менее восьми дней.
  
   Один из маленьких чула выбежал из кухни и взял его за руку.
  
   - Вамос бейлар !
  
   Он должен был следовать за ней. Каждый с носовым платком в руке начал танцевать что-то вроде кадрили, перемежающейся чарангой, что-то вроде маленькой гитары, сделанной из панциря броненосца.
  
   Через пять минут телефонный звонок заставил его подпрыгнуть.
  
   Взявшись за свидание, он побежал в холл и взял :
  
   - Привет, а кто там ? сказал голос с сильным немецким акцентом. Я хочу поговорить с Клаусом Мюллером.
  
   Клаус заплакал бы от радости. Это был голос его друга Сеппа, владельца « Дайкири».
  
   « Это я, Зепп», - радостно сказал он. Ви Гетс ?
  
   - Плохо, - сказал Зепп, - очень плохо.
  
   У Клауса Хейнкеля создалось впечатление, что его сердце остановилось.
  
   - Ты имеешь в виду для меня ?
  
   - Да. Гомес отпускает. Они придут и арестуют вас.
  
   - Останови меня ! Но это невозможно. Этот ублюдок заставил меня ...
  
   - Слушай, - сказал Сепп, - я твой парень, я не рассказываю тебе анекдоты. Может быть, позже это сработает, но пока этот швайнрей из Гомеса подводит вас. Машины уже нет.
  
   - Спасибо, - слабым голосом сказал Клаус. Он повесил трубку.
  
   Только тогда он понял, что его приятель Зепп не предлагал это скрывать.
  
   С пустым мозгом он сделал несколько шагов в холл. Чула пришел вернуть его к жизни , и он грубо послал его на прогулку. Он услышал звук двигателя в тихом переулке, подошел к окну и отдернул шторы. Сквозь массу цветов он увидел бело-черную полицейскую машину.
  
  
  
  ГЛАВА XX.
  
  
   Двое полицейских из Контрольной Политики насмешливо посмотрели на лысого, бледного и явно испуганного человечка, открывшего им ворота. Всегда было весело видеть гринго в слабой позиции.
  
   Вождь в шерстяном жилете, с усиками и волнистыми волосами спросил :
  
   - Сеньор Клаус Мюллер ?
  
   - Это я.
  
   Боливиец криво ухмыльнулся, показывая на черно-белый Форд.
  
   - Могу я попросить вашу светлость составить нам компанию ?
  
   Второй милиционер, худой и угрюмый, закончил отрывать кусок яичка быка, застрявший в одном из его испорченных зубов. Этот бледный человечек совсем не испугал ее.
  
   - Куда вы меня везете ? - напряженным голосом спросил немец.
  
   - Это ваша светлость не беспокоит, это формальность, простая формальность. Но приказы майора Уго Гомеса формальны. Вы должны присоединиться к нам.
  
   Эта осторожная и пустая вежливость ничего не значила для Клауса Хейнкеля. Он колебался.
  
   Полицейский открыл дверцу машины. Как только он встал, все было кончено.
  
   - Я приду сегодня днем, - сказал Клаус Хейнкель. Я должен сделать сейчас.
  
   Он вынул из кармана двести песо. Это было испытанием. Глаза полицейского в свитере заблестели. Он протянул руку, взял билеты и закатил глаза :
  
   - Бог мне свидетель, что я друг вашей милости, в жизни и в смерти ... Но долг есть долг, ваша светлость должна немедленно пойти с нами.
  
   Клаус Хейнкель машинально улыбается. Он снова указал на свой карман, напрягая волю так, что движение его руки вызвало в воображении идею еще одного наконечника.
  
   Полицейский в свитере, соблазненный, подошел ближе. Он все еще улыбался Клаусу Хейнкелю, когда рука последнего выскочила из его кармана. Сверкнула белая вспышка, и горло боливийца превратилось в фонтан крови. Ошеломленный и глупый человек вложил туда обе руки, не в силах сказать ни слова, его голосовые связки были разорваны. Из сонных артерий текла кровь.
  
   Другой бросил зубочистку и лихорадочно пытался вытащить пистолет из кобуры. Клаус Хейнкель был на нем за доли секунды. Очень острое колено внизу живота согнуло полицейского пополам. Левой рукой Хейнкель зацепился за жирные блестящие волосы и поднял голову. И снова скальпель блестел на солнце, когда он провел им по подбородку. Он издал липкий звук, как будто отрывается присоска.
  
   Хотя он тут же отступил, на костюм Клауса Хейнкеля хлынула кровь. Первый полицейский свернулся калачиком на тротуаре, уже почти истекая кровью. Но на Мэн-Чеспед-стрит было тихо, как всегда : все, что можно было слышать, - это бульканье двух умирающих мужчин. Клаус Хейнкель чувствовал себя странно отстраненным. Как только полицейский настоял на том, чтобы забрать его после того, как взял его песо, он понял, что это серьезно. Какие дураки ! Они были плохими копами, иначе увидели бы блеск в его глазах. Он вернулся к тому, кем был когда-то : коварным, жестоким зверем без всякой чувствительности. Управляемый только неистовым инстинктом самосохранения.
  
   Второй полицейский в приступе агонии попытался вытащить пистолет. Резким ударом Клаус Хейнкель заставил его выскочить у него из пальцев, поднял его и засунул за пояс. Отстраненный и холодный.
  
   Он незаметно сел за руль «Форда», у которого полиция даже не заглушила двигатель. Он уехал, не взглянув на два тела, лежащие в лужах крови. Огромная охристая вилла исчезла из зеркала заднего вида. Клаус чувствовал, что больше никогда ее не увидит, но ему было все равно. После телефонного звонка его друга Зеппа все его будущее сократилось до следующего часа. Южная Америка большая, но становится очень маленькой, когда за вами выслеживают. Теперь он действовал как робот, запрограммированный компьютером.
  
   Спокойно он нашел проспект Хосе Балливиана, пересек Калакото и повернул в сторону центра. Шнурки, захламленные после Obrajes, казались ему бесконечными. Пересекая авеню дю 16 Жюйе, он попал в пробку и успел осмотреть свои старые офисы. Затем, в гуще бесконечного подъема на Эль-Альто, он включил сирену полицейской машины. Прохожие не успели заметить этого гринго за рулем служебной машины, да и радио у него не было. Скальпель на сиденье рядом с ним снаружи был незаметен.
  
   У военного блокпоста на 7-м километре проспекта Мерседес он почти не сбавил обороты : двое дежурных солдат, увидев, что на полном ходу мчится полицейская машина, равнодушно отошли в сторону. Почтмейстер обыскивал грузовик, полный чулосов.
  
   Расслабившись, Клаус Хейнкель нажал на педаль газа. Это доказало, что сигнал тревоги еще не поступал. Перед ним была дорога, ведущая к озеру Титикака. Потом было Перу. Немец не был ни весел, ни грустен, ни напуган.
  
   Только безжалостно решаемый.
  
   * * *
  
  
  
   « Я хочу, чтобы этого ублюдка нашли в ближайшие час или около того», - крикнул Уго Гомес. Он, должно быть, добрался до Кочабамбы и Санта-Крус. Прежде всего, не убивайте его.
  
   Он повесил трубку, весь в поту. Террористические соседи обнаружили тела убитых полицейских. Уго Гомес не мог в это поверить. Все ужасы, которые ему рассказывали о прошлом Клауса Хейнкеля, он верил лишь наполовину. А теперь этот парень вел себя как настоящий убийца. По сути, это должно было облегчить ему задачу.
  
   Что касается двух убитых имбецилов, то для них это было хорошо сделано.
  
   * * *
  
  
  
   Черно-белый «форд» медленно въехал на усаженную деревьями подъездную дорожку и остановился возле того, что раньше было викуньей. Клаус Хейнкель заглушил двигатель. Он не мог видеть «мерседес 280», и это его беспокоило. Чуло, увидев полицейскую машину, побежал. Он остановился, узнав Клауса Хейнкеля.
  
   - Где Дон Федерико ? спросил последний.
  
   - Он вышел, сеньор, - сказал чуло, но ...
  
   - А что насчет доньи Моники ?
  
   - Наверху.
  
   - Хорошо.
  
   Он улыбнулся слуге и пошел к дому. На него произвело забавное впечатление то, что он оказался там после того, как был с позором изгнан. Он открыл дверь и не торопясь поднялся по лестнице. Тем не менее, ее сердце билось быстрее. Ему следовало ехать прямо в Перу, не теряя ни секунды. Но Моника все еще жила в ее голове.
  
   Моника обернулась, на ней были только трусики и бюстгальтер. Тщательно накрашенная и причесанная, она показалась Клаусу Хейнкелю видением из другого мира. Увидев Клауса Хейнкеля, она от удивления застыла. Краткая вспышка паники затуманила его взгляд.
  
   - Клаус !
  
   Немец восхищался им с порога. Он забыл, что она такая красивая. Ее взгляд переместился с твердой круглой груди на прозрачные трусики, доходившие до длинных полных ног. У него случился спазм внизу живота.
  
   Девушка пыталась успокоить биение своего сердца. У Клауса были странные темные круги под глазами, а во взгляде не было выражения. Она увидела пятна крови на куртке.
  
   - Я пришел за тобой, - сказал немец, не повышая голоса. Одевайся, бери свои вещи и приходи. Если есть наличные, бери тоже, они нам понадобятся.
  
   Он говорил спокойно, как будто покинул Монику несколькими минутами ранее. Она провела языком по губам, прислонившись к туалетному столику. Ошеломлен и встревожен.
  
   - Куда ты хочешь пойти ?
  
   - Пока не знаю.
  
   Это напомнило ему мрачные дни 1945 года, когда он сжег свою униформу СС бензином из бака своего « Тракшна », когда он бежал через Европу под вымышленными именами, преследуемый маки, гражданскими лицами и союзными армиями.
  
   - Я… я не могу, - сказала Моника.
  
   - Почему ?
  
   Его удивление было искренним. Он не думал, что она откажется. Он слишком много думал об этом.
  
   - Потому что.
  
   « Ты пойдешь», - повторил он. Ты не в первый раз идёшь со мной.
  
   Он шагнул вперед, чтобы прикоснуться к ней. Она пыталась преодолеть его страх, чтобы он не рассердился. Он нежно взял ее за талию. Ее запах опьянил его. Он прислонил ее к туалетному столику и прижал к себе.
  
   « Давай, - прошептал он.
  
   - Клаус.
  
   Его интонация была отчаянной. Машинально она погладила его шею сзади. Он воспринял это как подсказку, и его рука расстегнула резинку ее кружевных трусиков. Он отчаянно хотел прикоснуться к ее коже. Она посмотрела вниз, и выражение ее лица так испугало ее, что она позволила ему. Нам пришлось сэкономить время, пока дон Федерико не вернулся в Уарину, чтобы заправить «Мерседес». Не говоря ни слова, он натянул трусики на голые ноги и дерзко ласкал ее. В мгновение ока она подумала про себя, что он вел себя точно так же, как Дон Федерико, когда впервые взял ее. И что она все еще чувствовала себя такой беспомощной перед мужским желанием. Это отключило всю его защиту.
  
   У нее болела спина, прижатая к мебели. Мороженое вернуло изображение этого одетого мужчины, поднимающего ее на ноги, и это так взволновало ее, что она почти сразу почувствовала глубокое и восхитительное удовольствие. Что немедленно вызвало реакцию его партнера.
  
   Не говоря ни слова, он поправился, создав впечатление, будто в нем только что растворился комок. Он забыл о двух полицейских, стая наверняка отпустила, Моника все еще любила его. Он никогда не брал ее так примитивно, не гладил, даже не раздевал. Он мимолетно пожалел, что не подумал снять с нее бюстгальтер, чтобы скрыть лицо между теплыми изгибами.
  
   - А теперь пошли, - сказал он.
  
   Моника подняла трусики и надела их автоматными жестами, не глядя на Клауса.
  
   - Не могу.
  
   Она говорила себе под нос, но немец понял ее решимость по неопределенному напряжению в ее голосе.
  
   Не говоря ни слова, он взял ее за руку и потащил к двери. Жаль, что он так ее возьмет.
  
   Моника вдруг закричала :
  
   - Федерико !
  
   Ненавистное слово долго не доходило до мозга Клауса Хейнкеля. Как будто он не поверил этому, он уставился на молодую женщину. Его лицо выражало только страх и отвращение. Его пощечина ушла, а он этого не заметил. Злой, обиженный. Моника снова закричала нечленораздельным стоном.
  
   На этот раз Клаусу удалось вытащить ее из спальни. Он остановился на площадке. Пять чуло преградили лестницу, короткие, коренастые и решительные, глядя на него своими бесстрастными черными глазками. Клаус вытащил пистолет, отобранный у полиции, и нацелил на них.
  
   - Убирайтесь отсюда к черту.
  
   Постепенно чулосы отступили, шаг за шагом. Глаза немца их напугали.
  
   - Ты сумасшедший, - прошептала Моника.
  
   Они медленно спустились по ступеням, он стрелял в нее, пистолет был нацелен на слуг. На первом этаже немец открыл дверь и тут же ее закрыл : возле полицейской машины наблюдали два чулоса с мачете в руках.
  
   « Скажи им, чтобы они уходили», - приказал он Монике. Мы должны уйти.
  
   Она всхлипнула и прижалась к куртке.
  
   - Клаус, умоляю тебя, иди один, они тебя бросят. Я тебя больше не люблю. Я хочу остаться здесь.
  
   Она так сильно хотела, чтобы он ушел, чтобы никто не причинил ему вреда. Его след все еще был в ней. Она хотела бы ему объяснить так много вещей. Но он не хотел слышать.
  
   - Ты правда не хочешь прийти ?
  
   - Нет.
  
   Тризм искривил его челюсть. Повернувшись, он открыл дверь в спальню Фредерика Штурма и втолкнул Монику внутрь. Затем он вошел в свою очередь и запер ее. В течение нескольких секунд Моника говорила себе, что он снова хочет ее и что это даст Дону Федерико время прийти. Потом она увидела скальпель в правой руке Клауса и безумно взвыла.
  
   По ту сторону двери раздавались звонки и стуки. Клаус, не оборачиваясь, откинул руку и дважды протянул хлопушку. Затем он подошел к Монике. Он больше ни о чем не думал. Ее жизнь закончилась в этой комнате. Он поднял руку, и чудесно острое лезвие скальпеля слегка порезало нежную плоть.
  
   * * *
  
  
  
   Дон Федерико резко затормозил, не веря своим глазам : ему показалось, что он узнал глупое лицо Клауса Хейнкеля в мужчине, который вел полицейскую машину, выезжающую из его поместья. Было уже поздно, машина отъехала и свернула на трассу в сторону Ла-Паса. Немец подумал про себя, что его старый друг слишком одержим им. У него были галлюцинации ...
  
   Он задержался в Уарине, которого сдерживал полицейский, который оказал ему услугу, уничтожив старого Фридриха.
  
   Увидев два тела, раскинутых перед эстансией, он предчувствовал катастрофу. Как сумасшедший, он выскочил из машины и бросился к чулосам, собравшимся посреди двора.
  
   Он остановился перед самым старым из чулосов и апострофировал его.
  
   - Что происходит, кто пришел ?
  
   Индеец был сероватым. Дону Федерико пришлось наклониться, чтобы услышать его ответ.
  
   - Су амиго, сеньор Федерико.
  
   Он даже не видел двоих умирающих в залитых кровью белых костюмах.
  
   - Моника, где она ?
  
   С его головы, чуло указал на комнату.
  
   - Кому.
  
   Немец только вскочил на эстансию, открыл дверь и остановился в дверях, парализованный ужасом.
  
   Похоже, что в комнату полными ведрами забрызгали кровь. Затхлый, тошнотворный запах захватил горло. Тело Моники лежало на полу, наполовину прикрытое покрывалом, ступнями к двери. Но дон Федерико не смотрел на него.
  
   Он смотрел только на голову своей госпожи, лежащей на кровати, которая смотрела на него своими мертвыми глазами, с необъяснимо мирными чертами, как будто смерть стерла ужас его агонии.
  
   Потекла кровь, превратив его в пурпурный постамент. Впереди был конусообразный скальпель, использованный во время резни.
  
   Немец не мог двигаться. Позади него chulos толпились в дверях, молчаливый в ужасе , а также. Один из них сделал знак креста и упал на колени.
  
   Дон Федерико заставил себя сделать шаг вперед и коснуться щеки Моники пальцем. Кожа была еще мягкой и теплой. Она только была мертва несколько минут. Сумасшедшая идея пришла ему в голову поставить это все еще красивый голову на теле. Он почувствовал , что его причина , ускользает от него. Это было не возможно, Моника не умерла. Он не мог поверить , что лунатик только разрезал ее пополам, жив :
  
   Он повернулся к индейцам дикими глазами.
  
   - Вы ничего не могли сделать ?
  
   Старший покачал головой.
  
   - Сеньор, у него был пистолет.
  
   Немец хотел обхватить голову руками и покачать ею, как он делал викунью. Таким образом, Клаус Хейнкель отчаянно отомстил. Но Федерико не видел причины этой ненужной резни. Что побудило Клауса вот так сжечь за собой все мосты ? ...
  
   Как лунатик, он снял парабеллум с прикроватной тумбочки, включил зарядное устройство и вышел из комнаты, тихо закрыв дверь, как будто он мог потревожить Монику.
  
   - Ничего не трогайте, - сказал он чулосу. Я сам сообщу в полицию.
  
   Мысль о том, чтобы увидеть Монику в гробу, была для него невыносимой. Он сел в «мерседес», внезапно уехал, выехал на трассу Ла-Пас, едва избежав грузовика. Через три минуты он заблокировал свой счетчик. В chulos, идя по обе стороне трассы, поспешно отошел перед гоночным автомобилем , который прошел мимо них. Но дон Федерико Штурм ничего не видел.
  
   * * *
  
  
  
   Отец Маски болезненно покачал головой :
  
   - Я больше ничего не могу для тебя сделать, мой несчастный сын. Доверьте себя Богу.
  
   - Помогите мне, позвольте мне остаться здесь, - умолял Клаус Хейнкель. Они не посмеют прийти и забрать меня сюда. Тогда я пойду, клянусь.
  
   Монах подавил гримасу боли. С обеими ногами в гипсе он настоял на возвращении в свой монастырь.
  
   « Вы только что совершили ужасные преступления», - прошептал он. Против боливийцев, чья страна оказала нам гостеприимство, и против женщины, которая ничего вам не сделала.
  
   Клаус Хейнкель прыгнул. Он был неправ, чтобы сказать ей о Монике. Когда он покинул Estancia, он имел представление о том, собирается сдаться. Затем, когда он свернул вниз по дорожке, инстинкт самосохранения взял верх. Клаус Хейнкель не был хорош в смерти ... его собственный в любом случае.
  
   - Но вы помогли людям, которые поступили в тысячу раз хуже, чем я, - с горечью сказал он. А Дон Федерико ? Он казнил тысячи русских военнопленных, женщин, детей, он сжигал деревни ...
  
   - Это была война.
  
   Тризм в челюсть возвращается. Клаус стиснул зубы. Он не хотел умирать больше. Даже без Моники. Но вся боливийская полиция была на пятках, не говоря уже о Доне Федерико.
  
   Внезапно он начал взывать к себе. Отец Маски протянул руку и похлопал его по плечу.
  
   - Мут, мут, Клаус (25) , - прошептал он по-немецки.
  
   Немец фыркнул.
  
   - Хорошо, - сказал он. Я постараюсь добраться до границы с Парагваем на машине. Жаль, что если я убью других людей по дороге, это будет твоя вина.
  
   Отец Маски болезненно кивнул :
  
   - Не обманывай себя, Клаус, Бог вернет Цезарю то, что принадлежит Цезарю.
  
   Клаус уже повернулся на каблуках. После прогулки по прихожей походки, он яростно открыл дверь монастыря и остановился в дверях. Группа боливийской полиции окружили украденную полицейскую машину. Один из них увидел его и взвизгнул !
  
   Немец не успел броситься назад. Через несколько секунд его поразила группа жестикулирующих и кричащих людей, которые забивали его прикладами, ногами и дубинками. Его нижняя губа раскрылась дубинкой. Удар прикладом в спину заставил его закричать. Как бы сильно он ни боролся, он был менее сильным. Ему удалось схватить пистолет, но один из полицейских выкрутил ему запястье, и пистолет упал на землю.
  
   - Мата ло ! Мата ло ! кричал офицер Unleashed полиции.
  
   Под более сильным ударом Клаус Хейнкель потерял сознание.
  
   * * *
  
  
  
   Стол Уго Гомес скручены , как мираж. Клаус Хейнкель попытался исправить свой взгляд. Голос приказал на испанском языке :
  
   - Вставай, сукин сын.
  
   Его руки были скованы наручниками за спиной, все его тело болело, и он потерял обувь. Его распухшее от ударов лицо с прожилками засохшей крови было непривлекательным.
  
   Он взглянул на майора Уго Гомеса. Разложился, но все равно очень подлый. Рядом с боливийцем стоял дон Федерико Штурм. Его голубые глаза были еще бледнее , чем обычно. Он смотрел на Хейнкеля с безумным выражением лица. Когда он увидел , что немец пришел в сознание, он сказал сдавленным голосом :
  
   - Позвольте мне принять это, Хьюго.
  
   Толстый боливиец покачал головой :
  
   - Невозможно, он убил двух полицейских. Он ответит за эти преступления перед боливийским правосудием.
  
   Клаус взорвался ненавистью :
  
   - Давай, суди меня, - сказал он, - хорошо проведем время. Мне есть что рассказать об этом.
  
   Уго Гомес размахивает кулаком.
  
   - Убирайся отсюда меньше, чем ничего !
  
   С похвальным рвением два детектива бросились на Клауса, избили его и вытащили из комнаты. Он был плеваться и кричать ; так что они закончили тем, что вырубили его. В офисе, Дон Федерико казалось ошеломлен. Механически, он закурил сигарету.
  
   - Что ты собираешься с этим делать ? он спросил.
  
   Вот что задумался боливиец.
  
   - Я посмотрю, - уклончиво сказал он.
  
   У немца больше не было легального существования, что не упрощало ситуацию ... Дон Федерико с горечью сказал себе, что у Клауса Хейнкеля все еще очень мало шансов избежать наказания.
  
   * * *
  
  
  
   Лукреция положила трубку и объявила :
  
   - Все, его арестовали !
  
   Малко не чувствовал радости на всех. Слишком многое произошло с момента прибытия в Боливию. Слишком много людей погибло из-за Клауса Хейнкеля. Включая отца Лукреции. Его жизнелюбие было надуманным. Он чувствовал, что ее нервы на пределе, что она день и ночь думала о том, как отомстить Уго Гомесу. Она вернулась , чтобы лечь рядом с ним и засасывается щепоткой pichicata.
  
   - Вы должны любить чулосы Альтиплано, - сказала она отсутствующим голосом. Когда у них слишком много забот, они жуют кокс ...
  
   « Смотри, откуда они взялись», - ответил Малко. Они глупые дварфы, неспособные на реакцию.
  
   Его кровяное давление не упало, несмотря на известие об аресте Клауса Хейнкеля. То, что немец был у власти при Уго Гомесе, не означал, что все проблемы были решены.
  
  
  
  ГЛАВА XXI.
  
  
   Клаус Хейнкель свернулся на матрасе кельи, когда он услышал, повернулся ключ в замке. Каждый раз, когда его охранники принесли ему еду, они избили его. Некоторые, когда им было нечего делать наверху, в офисе напротив майора Гомеса, спускались и били его дубинками или блэкджеком. Немец, чьи руки были постоянно связаны в наручниках, не мог защитить себя.
  
   Даже ночью он просыпался, его сердце колотилось, весь в холодном поту, и ему казалось, что в замке повернулся ключ ...
  
   Это напомнило ему о других пещерах и других заключенных, испуганный взгляд был зафиксирован на него тридцать лет назад. Он также был последователем блэкджек в прошлом.
  
   Дверь распахнулась, и вошли двое полицейских с пистолетами в руках. Позади них в крошечную камеру величественно вошел майор Уго Гомес.
  
   Клаус пытался скрыть свой страх. Чего стоила ему эта сомнительная честь ? Майор ни разу не приходил к нему за те три дня, которые он только что провел в подвалах Контрольной Политики.
  
   Но майор, напротив, не казался враждебным. Он отдал приказ полиции, и один из них расстегнул наручники, державшие немца. Последний, все еще обеспокоенный, потер запястья, чтобы восстановить кровообращение. Сырая плоть ужасно болела.
  
   - Тебе лучше ? - обеспокоенно спросил майор Гомес.
  
   Его круглое жестокое лицо внезапно засветилось добротой. Клаус Хейнкель задумался, что же стоит за этим внезапным изменением отношения. Майор, кивнув головой, отпустил двух разочарованных милиционеров, которые вышли в коридор.
  
   Клаус начал думать, что вот-вот произойдет что-то хорошее. Но он сказал себе, что еще слишком рано возобновлять знакомство.
  
   - Чего ты хочешь от меня ? он спросил. Ваши люди били меня каждый день.
  
   Майор хорошо улыбнулся.
  
   - Тебя больше не побьют, Клаус.
  
   Он вернулся к старому доброму знакомству, и немец почувствовал себя отдохнувшим.
  
   - Спасибо, - пробормотал он.
  
   - Клаус, - сказал Гомес, - я все еще твой друг, несмотря на то, что ты сделал, и я докажу тебе это. Обычно вам следует обратиться в боливийский суд. И даже если мы позволим тебе уйти, дон Федерико убьет тебя. Ты согласен ?
  
   « Да», - без энтузиазма сказал Хейнкель.
  
   - Итак, я решил дать вам последний шанс, - продолжил боливиец. Но действительно будет последний. Вас незаметно депортируют в Парагвай. Оказавшись в Асунсьоне, вы можете делать все, что хотите, но вам больше никогда не придется ступать в Боливию.
  
   Немец старался не кричать от радости. Раньше он с презрением отзывался о Парагвае, как о стране, в которой невозможно жить. Теперь это казалось ему недоступным шангри-ла, раем, украшенным всеми лакомствами ... Он выпрямился. Его звезда не бросила его.
  
   Дон Федерико не пошел бы в Асунсьон, чтобы убить его. Потом поедет в Аргентину, а может, и дальше, в Европу. Испания и Португалия всегда были гостеприимны.
  
   Он очень хорошо знал, почему Уго Гомес сделал ему этот подарок : было трудно привлечь к суду человека на похоронах того, кем мы были.
  
   « Спасибо, Хьюго», - сказал он, скрывая свою радость. Когда мы уезжаем ?
  
   - Теперь я пришел за тобой и сам провожу тебя.
  
   Клаусу Хейнкелю было трудно поддерживать минимум достоинства, чтобы не сбежать из камеры. От радости он даже улыбался милиционерам, которые каждый день приходили его избивать. Они, разочарованные и угрюмые, не ответили ему улыбкой. Небольшая группа вышла на свежий воздух. Внутренний дворик, обычно переполненный пестрой толпой, был пуст, и Клаус Хейнкель, у которого отобрали часы, подумал, что, должно быть, очень рано. Небо было удивительно чистым.
  
   Уго Гомес, немец и двое полицейских заняли свои места в черно-белой машине. Улицы опустели, и они быстро соединились с дорогой, ведущей в Эль-Альто. Никто ничего не сказал.
  
   Становилось жарко, и Клаус Хейнкель вытер лоб. Достигнув вершины долины, он испытал небольшое волнение : машина продолжила движение прямо, вместо того, чтобы повернуть налево в сторону Эль-Альто. Словно догадавшись о своих опасениях, Гомес повернулся к немцу :
  
   - Вы уезжаете через военный аэропорт. Это более сдержанно.
  
   Клаус Хейнкель становился на ноги.
  
   - А как насчет моего паспорта ? он спросил. Он мне понадобится в Асунсьоне.
  
   На крупном лице боливийца сохранилось добродушное выражение :
  
   - Не бойся. Все это мы вам предоставим по прибытии. Кроме того, я иду с вами, чтобы все исправить. У нас есть какой-то мусор ELN, который там поймали, чтобы вернуть.
  
   Клауса Хейнкеля это не удивило. Часто между двумя странами происходил обмен политзаключенными.
  
   Машина въехала на военную территорию, едва замедлила скорость у ворот и помчалась к старому двухфюзеляжному « Пакету » Fairchild, припаркованному в стороне. Еще две машины были рядом с самолетом. Как только машину остановили, Клаус Хейнкель вышел из машины. Приятно было ходить по цементу, нюхать свежий воздух. Он посмотрел на Анды. Наконец, он не пожалел о Боливии.
  
   " Поднимитесь," крикнул майор Гомес.
  
   Военный решетка оливковый протянул руку, посмотрел на большой прямоугольное отверстие в машине часто используется в учебных парашютистов. Двери были сняты для удобства. Германское поднялся по металлической лестнице и вошел в темный фюзеляж. Другой солдат махнул ему, чтобы сидеть на скамейке вдоль фюзеляжа, чуть выше двери. Он повиновался немедленно и пристегнут ремень безопасности. Человек в штатском был уже в камере, сидя в передней, блондинка с темными очками. Хейнкель Клаус не знал.
  
   Майор Гомес тоже вошел в Fairchild, оставив двух полицейских внизу. Он сел рядом с немцем и застегнул его ремень безопасности , а также. Сразу же металлическую лестницу отодвинули в сторону. Двое солдат были прикреплены длинным ремнем, как это часто делается в военных самолетах, чтобы иметь возможность перемещаться без риска. Был шум двигателя : левая машина закрутилась. Приглушенный, Клаус Хейнкель перестал думать. Правый двигатель в свою очередь завелся, дал пропуски и остановился.
  
   Слышался значительный скрип стартера, и гребной винт медленно вращался, запускался и останавливался.
  
   Становилось жарко на самолете. Наклонившись вперед, Клаус Хейнкель видел механики заняты вокруг двигателя, которая отказалась начать, огнетушитель в руке. Пропеллер вращается медленно и крышка двигателя уже удалена для аускультации.
  
   Немца охватила слепая ярость против этого двигателя. Это было слишком глупо ! другой регулярно менялся. Он наклонился к майору Гомесу, крича, чтобы его услышали :
  
   - Думаешь, они это исправят ?
  
   Боливийский ободряюще улыбнулся. Действительно, через несколько секунд, отказавший двигатель начал в облаке черного дыма. Механики бросились в сторону с колодками, и самолет начал двигаться.
  
   Двое солдат сели на землю, их ноги висели в воздухе, беззаботно держась за ремни. У обоих на поясе был тяжелый автомат Colt 45. Теперь шум двигателей мешал разговору.
  
   Раздался оглушительный разбег, и Фэирчайлд покатился. Он очень быстро взлетел, но затем волочился, медленно набирая высоту, поворачивая над Ла-Пасом. Клаус Хейнкель посмотрел на город, в котором он провел половину своей жизни, затем успокоился, прислонился к вибрирующему фюзеляжу и закрыл глаза.
  
   * * *
  
  
  
   Малко тупо смотрел на крутые склоны, которые проходили под крыльями Фэйрчайлда. Старому самолету едва удалось подняться достаточно, чтобы пересечь Анды. Теперь он позволил себе соскользнуть к чако, этой огромной, совершенно безлюдной саванне, простирающейся между Боливией, Парагваем и Аргентиной.
  
   Из-за большого проема в самолете было довольно прохладно. Тем не менее Малко чувствовал себя неуютно. Он не мог не оторвать взгляд от Клауса Хейнкеля, дремавшего на брезентовом сиденье. Это был этот лысый человечек, который несколько лет назад причинил столько вреда, этот мучитель, этот холодный и жестокий палач. С его лысой головой, опущенным подбородком и тонкими губами он выглядел как пылесос в конце карьеры.
  
   Звук двигателей изменился. Пилот смены режима. Он начал спускаться вниз.
  
   Малко был недоволен собой. Он никогда бы не подумал, что его миссия в Боливии так закончится. Он принял эту экспедицию только для того, чтобы жить в мире с самим собой. Под самолетом последние предгорья Анд были поглощены густыми, сырыми зелеными джунглями. Мы были недалеко от Камири, где был пойман « Че » Гевара. Тогда чако заменит густой тропический лес.
  
   Пилот вышел из кабины и, пересекая салон, пришел поговорить с майором Гомес. Из-за шума двигателей, Малько ничего не слышал. Он увидел боливийские главным махает вооруженный солдат, сидящего рядом с прямоугольным отверстием, открытым для пустоты. Последний встал без спешки.
  
   * * *
  
  
  
   Клаус Хейнкель проснулся от прикосновения руки, лежащей на его плече.
  
   Висцеральный страх, что вывихнул желудок длился лишь доля секунды. Двое солдат, все еще прикреплены своими ремнями, окружили его. Один из них с целью его жеребенок четыре дюйма от его головы.
  
   Немец сразу понял. Он не сопротивлялся, когда один из двух мужчин, отстегнул ремень безопасности с точным жестом. Оба были абсолютно бесстрастные лица. Майор Гомес наблюдал сцену без движения.
  
   Когда они заставили его встать, Клаус Хейнкель отпустить, подал в отставку, как животное режут. Они держали его без жестокости, каждый за руку. Клаус Хейнкель смотрел на небо через большое прямоугольное отверстие. Он начал потеть. Он очень хотел, чтобы она закончилась, и, кроме того, он хотел, никогда не закончится. Не осознавая этого, он быстро пересек пространство, отделяющую его от отверстия.
  
   На секунду он балансировал, его ноги царапали металлический бордюр, моргая от сильного сквозняка, его рот был открыт, парализованный страхом. У него было время увидеть необъятную зелень в шести тысячах футов внизу. Затем с сильным стуком человек с жеребенком бросил его в пустоту.
  
   * * *
  
  
  
   Больной от отвращения, Малько не мог оторвать глаз отверстие , через которую исчез Клаус Хейнкель. Он представил себе тело человека в свободном падении , и услышал его крик. Для этого , конечно , плакала. Никто не видит , приходит смерть без страха.
  
   Мысленно он считал секунды, потом вдруг расслабленными. Клаус Хейнкель больше не существовало, как человеческое существо. Это было не более чем куча рваной плоти и сломанных костей, затерянной в джунглях. Его сердце билось так быстро, как если бы он был под угрозой, тоже.
  
   Если бы он не хотел , чтобы быть уверенным в исчезновении немца, он никогда бы не согласился принять участие в убийстве. Джек Кэмпбелл признался , что это был общий метод управления военно избавиться от беспокойных людей. Большая часть боливийской оппозиции и окропил Чако или тропический лес. Уже мертв, Клаус Хейнкель не мог официально умереть во второй раз.
  
   «Фэирчайлд» перегнулся через крыло и снова направился на север. Двое равнодушных солдат заняли свои места. Не прошло и недели, чтобы они не отправились в « разведку » над Чако. Каждый раз они получали бонус в двести песо.
  
   Гомес удовлетворенно выкурил сигару. Малько внезапно подумал, действительно ли все приложенные им усилия того стоили. Шесть смертей за то, чтобы увидеть этого человечка, проглоченного небом, это было много.
  
   Майор Гомес вынул сигару изо рта и крикнул на него :
  
   - Скоро приедем в Санта-Крус !
  
   Это где Fairchild был файл для Малько он улавливает регулярные камеры Ллойд Boliviana в Сан-Паулу, Бразилия. Его чемодан был в задней части салона, за перегородкой холста, с целым нагромождением различных материалов.
  
   Малко закрыл глаза за темными очками, посмотрев на часы. У него оставалось ровно десять минут до принятия самого трудного решения в своей жизни. С такой точностью, как если бы она была там, он представил Лукрецию такой, какой он видел ее накануне, ее зрачки расширились, ее жесты были отрывистыми, натянутыми, как струна пианино.
  
   Она взяла из ящика два Смит и Вессон револьверов. Белый с внешней собакой, черный со встроенным собакой. И новые. Двухдюймовые « 38 » пушки. Лукреция наполнили две бочки со смертельным меди и свинца цилиндров и закрыл их резким движением руки. Потом она повернулась к Малько.
  
   - Если Хьюго Гомес завтра будет в своем офисе, я пойду к нему. Он меня примет. Когда я буду перед ним, я буду стрелять, пока все пули из этих двух пистолетов не войдут в его проклятое тело.
  
   Не было ни единого шанса на то, что Лукреция откажется от своего плана. Несколько раз она говорила Малко, что не может жить, не отомстив за отца. Если она и ждала до этого момента, то только потому, что он нуждался в нем.
  
   Он представил себе все остальное. Если бы у Лукреции не было шанса быть расстрелянным на месте приспешниками политического контроля, она была бы ужасно замучена, унижена и в конечном итоге казнена.
  
   Он был единственным, кто мог спасти ее. Он снова открыл глаза и посмотрел на толстое довольное лицо майора Гомеса, а затем на измученные черты двух солдат. Для них убийство было не более чем рутиной. Малко был уверен, что они даже не думали о человеке, которого бросили в пустоту несколькими минутами ранее. Что касается экипажа, то именно они выбрали наиболее подходящее место на карте для высадки… Исключительно, что майор Гомес приехал лично.
  
   Опять же, Малько посмотрел на часы. Прошло Как быстро время. Он не мог сделать свой ум. Это было ужасное чувство. Нервно, он снял темные очки и поймал взгляд Гомеса.
  
   Веселый взгляд подлого соучастия.
  
   Малько улыбнулся ему в ответ. Очень естественным жестом он расстегнул ремень и встал, пересек фюзеляж во всю длину, раздвинул зеленое полотно и скрылся за самолетом. Где был туалет.
  
   Он выбрал кучу парашютов на первый стек, вытащил его и застегнул на его петле безопасности живота.
  
   Затем он поставил на место красную рукоятку спускового крючка, готовую к нажатию. К счастью, Лукреция была хорошо информирована. Ему было бы сложно взять с собой парашют.
  
   Как только он затянул ремни своей сбруи, он взял портфель и открыл его. Внутри был продолговатый пакет, приготовленный Лукрецией. Малко вытащил кольцо, соединенное металлической проволокой. Послышалось слабое шипение, и он отстранился : у него осталось мало времени.
  
   * * *
  
  
  
   Майор Гомес стоял с сигарой в воздухе, когда он увидел Малко вышел, запряженная парашюта. Он открыл рот, чтобы крикнуть приказ, но двое солдат не успел вмешаться. Малко уже происходит через отверстие, глава первая и его правая рука сжимала красную ручку парашюта.
  
   Он сосчитал до трех и выстрелил трудно. Шок в его плечи был менее сильным, чем он думал. Прошло несколько секунд, чтобы он понимал, что он был слегка покачиваясь в теплом воздухе. Он поднял голову. Без взора майора Гомеса, он никогда бы не прыгнул.
  
   Под ним была прямолинейная охровая лента трассы Камири-Санта-Крус. Если Лукреция не пропустила самолет Санта-Крус накануне, она, должно быть, видела его в бинокль… Он более или менее взорвался в условленном месте.
  
   Он посмотрел вверх. «Фэирчайлд» был крошечным, почти в двух милях от него. Внезапно яркое пятно превратилось в огненный шар, который устремился к джунглям. Звук взрыва наконец достиг Малко, заглушенный расстоянием.
  
   Его глаза следили за огненным шаром, пока его не поглотило зеленое пространство.
  
   Никто не прыгнул.
  КОНЕЦ
  
  
  
  
  
   Завершена печать на машинах
  
  
  
   БУСЬЕР
  
  
  
   CPI GROUP
  
  
  
   в Сен-Аман-Монрон (Шер)
  
  
  
  
  
   Обязательный депозит : март 2004 г.
  
  
  
  
  
   Отпечатано во Франции
  
  
  
  
  
  
  
  
   Издания Жерара де Вилье
  
  
  
   - 14. rue Léonce Reynaud -
  
  
  
   75116 Париж Тел. : 01-40-70-95-57
  
  
  
   - Имп. : 41464. -
  
  
  
   Обязательный депозит : март 2004 г.
  
  
  
   Отпечатано во Франции
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1 : Индейцы, живущие на Альтиплано.
  
   2 : Индейцы.
  
   3 : Дерьмо.
  
   4 : Победите или умрите вместе с Бэнзером.
  
   5 : Боливия требует своего моря !
  
   6 : Горная комиссия Боливии.
  
   7 : Бутылка.
  
   8 : Так называемые таксисты в Ла-Пасе.
  
   9 : Грубый спирт.
  
   10 : Нашим мертвым 1939-45 гг.
  
   11 : Маленький газетный киоск.
  
   12 : Массачусетский технологический институт.
  
   13 : Известный телеведущий, обнаруживающий скандалы.
  
   14 : Национальное упражнение по освобождению.
  
   15 : Земляные кирпичи, высушенные на солнце.
  
   16 : Около двух долларов.
  
   17 : Свинина с кукурузой.
  
   18 : Кровь дракона.
  
   19 : Кто знает ? До свидания.
  
   20 : Выцветшие.
  
   21 : Глупые собаки.
  
   22 : Грязные собаки.
  
   23 : Северо-восточный регион Боливии.
  
   24 : Вернись !
  
   25 : Мужество, отвага, Клаус
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"