Настроение у Федьки Манохина мрачное. Эх, выпить бы... Этой мыслью заканчивались в его голове все другие мысли. Но в кармане лишь тридцадка. С такой суммой к барыгам и не суйся. Дешевле, чем за полсотни, не продадут. Вообще-то Федька уже поддал с мужиками в конце смены. На том бы и успокоился, да вот - встретил на автобусной остановке сына. Игорешка сильно вытянулся за то время, пока отец его не видел. Одет был в легкую спортивную курточку и джинсы. Куда Ленка смотрит? Мороз на улице, а парень раздетый, подумал Федька. Однако и легкую гордость почувствовал: штаны на Игоре дорогие, сидят красиво. Сам таких отродясь не нашивал... Видать, Ленка алименты по назначению тратит, удовлетворенно заключил Федька.
Не первый раз они так встречались с сыном. Не первый раз и отвернулся Игорь от отца, как бы не замечая его. Только обида с каждым разом жгла Федьку все сильнее, и пересилить ее, подойти к мальчишке, окликнуть первым он не мог. Постоял поодаль, ожидая, не посмотрит ли сын в его сторону, но поняв, что такая надежда напрасна, пошел с остановки, не дожидаясь троллейбуса.
В голове крутились думы одна тошнее другой: о себе, о Ленке, о дочке с сыном. И о новом Ленкином муже Федька думал. Ишь, гусь, подвалил на готовое! Спит на его, Федькиной, кровати, обнимает его, Федькину жену, каждый день видит его детей... Все ненавистно Федьке в этом мужике, которого люди уважительно звали по имени-отчеству, а его, Федьку - Федькой, и все тут, хотя стукнуло ему уже сорок.
Ладно, решил Федька, зайду к Николаю. Может, скинемся. Жена у него хоть и смешная, за столом без ножа обойтись не может - как в кино! - но добрая. Не ругается, когда Федька приходит, не гонит. Разговаривать пытается. Только Федьке все эти бабьи разговоры до лампочки. Не орет, как другие, пьяницей не обзывает, и ладно. Вообще-то она ничего! - подобрел от надежды на выпивку Федька. Вот сейчас приду, и сгоняем с Николаем за пузырьком.
Николая дома не оказалось. Лида, вопреки обыкновению, была не в духе. Гремела кастрюлями, и развлекать Федьку не спешила. А когда отгремела, села напротив и начала совсем недобро:
- Что, Федя, все пьешь?.. Как ни явишься - пьяный. И откуда у тебя денег столько? Ведь алименты платишь.
Ишь ты, резанула по больному, лучше бы уж молчала, подумал Федька, а вслух сказал:
- Дак я, Лид, еще дворником оформлен. На другого человека. Так что каждый месяц двести сорок рублей на руки с двух работ. А алименты только с основной вычитают.
- Какой ты, оказывается, ловкий, Федя. - Лида задумалась, а потом добавила: - А мой Николай ни за что бы так не сделал. Отдает треть зарплаты и еще старается каждый месяц что-нибудь выслать детям.
- И чего же остается-то?
- Да ничего почти. Живем на мои.
- А ты чего?
- А я ничего. Подарки покупаю для посылок.
- Ты, Лид, человек.
- Да ладно, не подхалимничай.
- А чего ты сегодня злая такая?
- Злая?.. Тебя мать кормит, обстирывает, а побегал бы с наше по магазинам, посмотрела бы я, какой ты был бы к вечеру. Вот сегодня хотела Николаю к дню рождения подарок купить. В государственный магазин зашла - полки пустые, будто его только что ограбили. А спекулянтский, коммерческий, то бишь, не по карману. И на работе вопрос решен. Под сокращение попала именно я.
Лида горестно замолчала.
- Как так?!
- А так. Троих надо сократить. Кого - сам коллектив решает. А коллектив что? У нас, мол, дети малые, Лидия Петровна, а ты самая благополучная - вдвоем с мужем живете...
Лида вздохнула.
- Знала бы, ни за что бы дом не начали строить. Как теперь?.. Ссуду уже потратили, а сколько всего нужно! За один проект водопровода - двести рублей! Тоже мне - проект: провести на готовой схеме одну прямую линию от колонки до нашего дома!..
- Лид, дак ты на работе-то объясни им ситуацию, так мол, и так: и дети есть, алименты платим, и в стройку ввязались.
- Нет уж. Наоборот, я их подбадриваю: ничего, мол, не стесняйтесь, голосуйте смело. Я самая благополучная. А что я...
Лида замолчала, закрыв лицо руками.
- Лид, ты чего, - заерзал на стуле Федька - ревешь, что ли?
- Нет, не реву. - Лида светло глянула на Федьку. - Тебе скажу. Только учти - Николай еще не знает. Сама ему скажу, как решусь: я забеременела, наконец!
- Лид, ну... ну ты, Лид, даешь! Да я... - Федька расплылся в улыбке.
- Тсс! - Лида приложила палец к губам.
Помолчали.
- Николай! - встрепенулась Лида, и пошла к двери.
Николай поцеловал жену, протянул руку другу:
- Здорово, брат, как дела?
- Да выпить охота, Колюня, а денег не хватает.
- Э, Федь, ничего не выйдет. Талоны на водку мы давно извели, когда мужики дрова помогли распилить, а барыги, - слыхал? Уже сотню за бутылку просят.
- Да фиг с ней, с сотней, Коль, давай выпьем.
- Не канючь, Федя. Сказал - нет.
- Эхма... - пригорюнился Федька.
- Кировский театр, который известен не только у нас в стране, но и во многих странах мира, - радостно сообщила радиостанция "Маяк", - отныне будет именоваться своим прежним названием - Мариинский!
- Не грусти, Федя, - сказала обрадованная твердым отказом мужа от выпивки Лида, - сейчас мы это новое-старое название чайком обмоем.
После ужина, совсем потеряв надежду на выпивку, Федька захотел домой. Но уходить сразу было неудобно, и он решил еще посидеть.
Лида взялась за вязку, а мужчины закурили и завели разговор о новом содружестве республик - СНГ. О том, что Горбачев надеется остаться президентом страны, которая в его руках разваливается, но что на этот раз, похоже, у него ничего не получится.
- Смерть как надоел, болтает столько! - вставила реплику Лида.
- Но-но, - шутливо пригрозил муж, - за оскорбление чести и достоинства Президента...
- Вон как! - не приняв шутки, вскипела Лида, - он свою честь и достоинство указом оградил, а мне чем защититься? Считается, каждый народ достоин своего правителя. Да неужели мы этого достойны? Говорит много, а что на деле? Если я плохо работаю, меня уволят, накажут, на худой конец. А он плохо работает на своем месте, и ничего - как с гуся вода! Посмотри, что делается: даже носков в магазинах нет, скоро в портянках ходить будешь! А маргарин по талонам? Пачка на квартал! Ладно бы на котенка - так на человека же! Сегодня ходила за продуктами и за подарком, а купить смогла только вот что...
Лида вспорхнула с места и скоро вернулась с небольшим цилиндриком в руке.
Она вынула из него палочку с кольцом на конце и подула в него. По кухне разлетелся рой сверкающих легких шаров. Кот, которому Лида и Николай дали смешное прозвище Брысь, потянувшись носом к одному из них, вздрогнул и оторопел, когда радужный шарик лопнул перед самой его мордочкой. Брызги попали коту в глаза, и он шмыгнул под буфет. Зато мужчины заулыбались, протягивая руки к шарам. А Лида, встав на табуретку, все дула и дула в колечко, наполняя мрачноватую кухню празднично переливающимися мыльными пузырями. Они разбивались о ладони мужчин, а когда попадали на рукава шерстяных свитеров, отскакивали целыми. Николай сообразил, что шарик не сразу лопнет, если осторожно поддеть его ногой, - носки тоже шерстяные. И он вспомнил футбольную молодость, а Федька с Лидой громко считали, сколько раз успеет поддеть шарик, пока тот не лопнет. Все засмеялись, когда Федька попытался проглотить маленький шарик, проплывавший у его губ, и сказал: вкусно!
Неудобно, подумал Николай, если кто-то увидит в окно, чем мы занимаемся, но вслух ничего не сказал. Ему нравилось, что Федька забыл про выпивку, а жена стоит на табуретке и смеется как девчонка. А она у меня и впрямь еще совсем девочка, с нежностью подумал он. Жалко, не родит мне уже. Хоть и выглядит на двадцать пять, а возраст-то к сорока катит...
- Коль, а помнишь, к Буниным приезжала на лето племянница из Воронежа, Олькой звали?
- Нет, Федя, не помню. Когда?
- Да давно, нам лет по десять было. Я ее до сих пор помню. Мы с ней тоже мыльные пузыри с крыльца пускали. Я в эту Ольку влюблен был...
Еще долго три взрослых человека, как в детстве, радовались мыльным шарикам. Удравший от этого представления кот Брысь, задремывая под столом, изредка поглядывал на них. Вечно эти люди, думал Брысь, занимаются какими-то пустяками вместо того, чтобы колбасу есть и мне давать.
Когда Федька вышел из дома своего друга, был глубокий вечер. Падал тихий пушистый снег. Ну и хорошо, что не выпил, зато тридцатка целая, думал Федька. Завтра пойду и куплю дочке такую же плошку с мыльными пузырями, как у Лиды. Да еще полкило мандаринов. Видел, сегодня в овощном разгружали, значит, завтра с утра давать будут. Денег на это как раз хватит. А что? Пора мне ее увидеть. Имею право. А то вырастет, и узнавать не будет. А сейчас еще не поздно, думал Федька, она меня не забыла, любит. Она незлопамятная, в меня. Федька ловил губами мягкий снег и улыбался.
1992, Кострома