Часть 4. Новая коллекция. Без любви 



 	
НОВОГОДНЕЕ

Ни побед, ни поражений,
ни разлуки и ни встречи.
Немота - до отвращенья
в костромской весёлый вечер.

Будут звёзды и подарки,
и заснет счастливым мальчик.
Я в тепле постельном, жарком
расцелую каждый пальчик.

Спи, усталый мой, хороший,
спи, мой ласковый, мой чистый.
Пусть тебя не потревожат
мои яростные мысли.
1997

ПОСЛЕПАСХАЛЬНОЕ

Христос воскрес. Воистину воскрес.
А был он мёртв два дня на той неделе.
как тосковал и плакал старый бес!
И мымры плотоядные говели.

А те, кого Господь не покидал,
так как они его не покидали,
полны отравой Гефсиманских жал,
впервые за год безмятежно спали.

Но ночь прошла, и Он воскрес опять!
И счастлив бес, идя своей дорогой:
ведь снова будут жрать и предавать,
и распинать в себе и ближнем Бога.
1992

В КОСТРОМЕ

На севере не прорастет лоза
за летний миг, скончавшийся убого.
Поднимешь к небу зрячие глаза, 
а черных птиц там, Господи, как много!

Любовный луч среди камней мелькнет
и спрячется, ненужный, торопливо.
Я о любви все знаю наперед,
и не до жиру нынче - быть бы живу.

О Господи, как много ветхих душ,
истлевших раньше, чем истлеет тело.
Как много ртов, несущих злую чушь,
твердящих: это черное - о белом.

В убогом мире человек разъят,
а жив, пока блюдет повадки стада.
Ни памяти, ни совести не надо,
здесь не поймут взыскующего града.
...Ворует вор. Колокола звонят... 
1998

* * *

Мне казалось, правда - солнце.
Вот взойдёт - и все увидят.
Вот взошла она. И что же?
Лишь ухмылочки на рожах.
1998

* * *

Вот теперь-то я усну.
И ведет меня ко сну
Божий день.
Вся растрескалась, как пень,
почернела, как коряга,
скрипевуча на ветру.
Огоньком горит отвага.
Вот ешё, ещё полшага...
Лягу утром - и умру.
1998

* * *

Не в силе Бог, а в правде.
Не в силе Бог, а в правде.
Не в силе Бог, а в правде,
в правде Бог.

Но там, где сила - праздник.
Но там, где сила - праздник.
Но там, где сила - праздник,
а там, где правда - боль.
1998

БЫЛЬ

Я в жару, а рядом тельце
горячее, чем моё.
Мы бредём, как погорельцы,
потерявшие жильё.

Не бредём, конечно, - бредим. 
Непослушным стал словарь.
А ведь добрые соседи в мире есть,
как было встарь?
И лекарство есть - в аптеке.
В магазине - хлеб и сок.
Дело только в человеке.
Вот, помянут, - и звонок!

Не мечтай зимой о снеге.
Телефона нет, беда.
Как в пещерном, в нашем веке
проживаю, господа...

Наш звонок звонит у двери. 
Значит, кто-то нас нашёл.
Как же я могла не верить,
что всё будет хорошо!

Он, конечно, нам поможет.
Может, сходит в магазин...
Открываю дверь. И что же?
Незнакомый гражданин.

- Извините, если можно,
но в подъезде, сильно пьян, -
разобраться невозможно:
то ль мужик, то ль старикан.
Он назвал квартирный номер.
Я ему никто, не друг,
только как бы он не помер,
ваш отец, или... супруг?

- Ни того нет, ни другого!
нет и не было, хоть плачь!
Ну, а руки бестолково
уж нашаривают плащ.

И к кому же по ступенькам
я сбегаю, как во сне?
По ступенькам, по оттенкам,
по небес голубизне...
1998

              Посвящается Анне Барковой, 
              заплатившей за независимость и верность себе 
              25-ю годами лагерей - в три отсидки

* * *

Нежная минутка на ласковом ветру.
Весело и жутко думать, что умру.
Тихо ноги лижет волжская вода.
небеса тем ближе, чем взрослей года.

Весело и звонко крикну: здравствуй, Бог!
Наказать подонков на земле не мог?!..
Слишком долго ждали Страшного Суда.
жизнь у ней украли, и горчит еда,

И не впрок надежда, и не в радость соль, -
ЖИЗНЬ пропала между трех неволь!
1998

* * *

Стихи ничего не таят.
Сквозь сжатые губы расскажут,
как дни частоколом стоят,
для той, что решилась на кражу.

На странную кражу: огня
томящего непоцелуя.
Хоть жизнь отними у меня -
я знаю, зачем я рискую.

На склоне сбегающих лет
душа проступает на лицах.
Нет возраста, времени нет,
и всё ещё с нами случится.
1998

* * *

Слегка горчило утро, как миндаль.
Всю ночь не спал благословенный "Ирис"*.
О как во тьме глаза его лучились!
И голос звал: мне жаль тебя, мне жаль.

Есть короли, но лишь в колоде карт.
Перетасуй, и будет всё иначе.
Твоя судьба, как девочка, заплачет,
но ты уйди, освободи плацкарт.

И я тихонько вышла из дверей.
За ними молодость моя осталась.
Навстречу шла подтянутая старость.
ну что же ты - входи в меня скорей!

Всё завершу целительной строкой.
Придут стихи и вынесут из плена.
И будет больше в мире гобеленов...
Святятся нити под твоей рукой.
1998

* "Ирис" - гобелен, посвященный И.А. Дедкову

ОДА ПРОСПЕКТУ МИРА

По Мира водили меня и нужда, и химеры.
Таскали дела и какая-то чёртова сила.
По Мира немирное сердце в груди я носила,
баюкать пытаясь его стихотворным размером.

В любимое время полуночи, или во время другое
на Мира зима проникала под шапку и шубу.
И жаркою розой цвели поцелуи и губы,
а что не сбылось, то опять врачевалось строкою.

И розы ложились к подножью дедковского дома,
и  Т а м  застигали его, в золотом полумраке,
где жизнь словно танец - не наша, подобная драке,
и где мы встречались, хоть не были раньше знакомы.

И снова зима, и шаги в карнавале метельном.
А тихо здесь было весной, только горлышко птичье дрожало...
И эта дорога, что скатертью смирно лежала,
уж знала: не всем по пути, кто идёт параллельно.

И всё начиналось опять и кончалось строкою,
и старость, под утро себя осознавшая детством.
Проспект от любимых прими, если можешь, в наследство,
текущий сквозь город, сквозь сердце холодной рекою.
1998

ПРОГУЛКА ПО УЛИЦЕ СОВЕТСКОЙ

Неожиданно, как милость,
тёплый ветер мне в ладонь.
Жизнь была - не получилась.
Всё не так, всё не ладом.

Но при этом тёплый вечер
после стольких зимних дней
говорит: не это - вечность.
Скоро вечность, не робей!

Этой истины простецкой
обжигающий огонь
постигаю на Советской,
в городке, что весь с ладонь.

Как подушка он уютный,
как игрушка и как плед...
Вон, какой-то шалопутный
грязно матерится вслед.

Мат и мать в одно сбивая,
притворяясь наглецом,
он дитя напоминает
сиротливо-злым лицом.

Быть дитём. До неприличья. 
И не пробовать взрослеть.
Быть дитём - до безразличья, 
что там: вечность или смерть.
1999

           В.Я. Игнатьеву - в больницу,
             в день выхода первого, дедковского
               номера "СП-Культура"
                    26 мая 1999 года

* * *

Как нынче воздух свеж и нежен!
как вольно наполняет грудь!
пусть завтра снова безмятежен
не будет путь.

Сегодня выпал день свершенья,
сбылись усилия и сны,
и взгляд портрета со стены*
живой - до головокруженья!

Летит за тридевять земель
стрела, которая не ранит.
раз цель её - любовь и честь -
груди коснётся - павший встанет!

* Портрет И.А. Дедкова

ПУШКИН

Проснуться и гадать: темнеет иль светает?
Бессонный, молодой, стоит июнь в окне.
Он  как арап, кудряв, он птичку выпускает.
Он знает обо мне и о моем огне...

Для счастья ли живут? - так молвил отрок смуглый.
И пенилась строка, пьянила - как любовь.
Горел во рту глагол как раскаленный уголь,
чтоб прожигать сердца сквозь толщу всех веков.

Сквозь толщу всех веков и ложь, и скудоумье
он вызвал на дуэль. Он выиграл дуэль?..
Чтоб мыслить и страдать, при том не впасть в безумье -
привит России он, - как веточка, как цель!
1999

БЕЗБОЖНОЕ

Слоёный пирог декабря и апреля в природе.
Горючий коктейль правоты и любви на устах.
Тяжёлый старик меж домов разноглазых проходит,
и за руку держит седую юницу в мехах.

Как холоден путь под звездой откровенно колючей,
и как преднамеренно густ новорожденный мрак.
Пусть это у них и последнее, и неминучее,
но не суждено, не задумано, как бы не так!

Забьётся, срастётся, порвётся и не зарубцуется.
Но скоро на небо, и -  там... так они говорят.
И Господибожемой, как они страстно целуются!
Но там, наверху, ничего нет светлей фонаря.
1999

* * *

Пойми меня, я не дыша
расту сквозь сор и кутерьму.
Прости меня, я не спеша
иду к себе сквозь Кострому.
Не будь со мной, а будь во мне,
как день в душе, как свет в окне,
не надо слов. не надо встреч,
иду домой, чтоб просто лечь,
и увидать тебя во сне...
Не будь со мной, а будь во мне...
1999