Аннотация: *Потеряшка - на сленге психиатров пациент с проблемами памяти
Этот рассказ о жизни сумасшедших мы писали вдвоём с поэтом Тимуром Алдошиным. - В.А.
Я вышел из дома заблаговременно. Когда она сообщила, что села на сорок третий автобус, уже подошёл к остановке. Минут через двадцать милая будет здесь. Я слегка беспокоился за розы, которые спрятал в сумку-пакет - для сюрприза.
С чего начался страх? Может быть, он начался ещё дома, когда я, наконец, решил выбросить тёмную, ломкую толпу давно засохших роз, которые когда-то по одной дарил ей? Или позднее, на помойке, где, заметив среди оборванцев прежнего соседа, испугался, что он заговорит со мной? Он напоминал мне о жуткой яме алкоголизма, в которой я оказывался временами сам. Но до сих пор как-то удавалось выбираться.
А может, страх начался в цветочном ларьке, когда показалось странным выражение лица продавщицы?
Совсем не по себе стало на остановке: её автобус не показывался из-за угла, стояла почти летняя жара, я чувствовал себя всё неуютнее с пакетом, в котором, верно, задыхались розы... И ко мне всё-таки подошёл ненавистный своей ненужностью в моём ожидании - правда, не тот, другой пария, но не лучше, нет, совсем не лучше того. Мы встречаемся с ним ежегодно в очереди к психиатру.
Я отшил его достаточно грубо; он, ушёл, не обидевшись, - но осталось липкое ощущение чего-то позорного, как если бы он стал площадными словами говорить о моём чувстве, а я не мог его остановить...
Пил воду, курил, топтался уже безо всяких надежд, отчётливо осознавая, что автобус, на котором она только и могла приехать - не придёт; но это было лишь преддверием ада...
Она позвонила. Сказала, что оказалась непонятно где, выйдя из автобуса. Через пару звонков я начал догадываться о её местонахождении, но не мог ей объяснить, куда идти, потому что там было не одно направление. Мои советы не помогали: она впала в панику. Несколько лет назад, в другом городе, Ольга вдруг увидела себя в родном околотке, как в незнакомом - со всей внезапностью ужасного открытия. Понимала, что не может заблудиться в знакомом как свои пять пальцев пространстве, а всё же ничего не узнавала, и потому почувствовала беспомощность, переходящую в отчаяние. Но с нервами у неё тогда было похуже...
Я выяснил у прохожих на остановке, что из-за строительства станции метро автобус на этом отрезке изменил маршрут. Она, очевидно, очнувшись от задумчивости для выхода в привычном месте, вдруг увидела, что оказалась незнамо где... Соображая положение, проехала ещё одну остановку в медленно движущейся пробке. Спрашивать прохожих в такие моменты не умела, потому что если переставала доверять себе, то другие варианты выхода из ситуации для неё закрывались, как захлопывается в фильмах-ужастиках дверь, на глазах сливаясь со стеной.
Вот и в те годы, когда я ещё не знал её, она выбиралась из ситуации сама - как могла. Брала билет и ехала в незнакомый город, где спрашивать дорогу у прохожих было естественно. И совершенно невозможно в собственном, знакомом с детства. Год ездила по разным городам, где жили её знакомые, а потом переехала жить сюда. И начала с нуля узнавать большой город, что оказалось проще, чем вспомнить свой - маленький и родной. Однако пару раз и здесь впадала в то же состояние, когда, сойдя то ли на своей, то ли на другой остановке, не могла понять, где находится и куда идти. Я приходил ей на помощь. Она просто оставалась на месте, я находил её и вел домой. Она не выпускала моей руки из своей до самой двери, и долго была тихой и послушной - моей.
Кроме этой... хм, особенности, за ней не водилось никаких странностей. Деятельная, способная, она успевала всё: плодотворно работать, растить дочь, содержать в порядке свои дела - от кухонных до творческих. Правда, ещё ей казалось, что в нашем городе она живёт под защитой отца, который похоронен здесь много лет назад. Не берусь утверждать, что это только её воображение. Но даже если это так, он всё равно помог начать новую жизнь, приснившись в те мрачные дни, когда она уже боялась выходить из дома в своём городишке, потому что отойдя от дома, ничего не узнавала, и не понимала, в какую сторону идти, чтобы вернуться... Тогда он приснился и сказал: "Приезжай ко мне!"
К счастью, она растолковала это в пользу переезда в наш город... Так нас свела судьба, а точнее, мой прекрасный друг, который, познакомившись с ней в Интернете, пригласил переехать, ещё не зная, что тоже зовёт туда же, куда позвал и отец. Она нашла много общего между ними, потихоньку уверившись, что мой друг и есть её отец, только в ином воплощении... Жизнь потом расставила точки над этим cложным положением, в чём-то усугубив, а в целом упростив его. Но в итоге теперь два человека - живой и мёртвый, существуют в её сознании отдельно.
В этот раз я тоже хотел поступить, как раньше, когда Оля теряла способность узнавать местность, и даже пошёл было в направлении, где приблизительно её можно было найти. Но очередной звонок совершенно сбил с толку описанием окрестности, в которой она оказалась. Тогда я как можно более спокойным голосом сказал, что буду ждать в условленном месте хоть до конца жизни, а ей нужно только дойти до любой остановки городского транспорта, и спросить, как доехать до своей. Я представлял, что она чувствует, поэтому понимал, что должен оставаться в её сознании судном спасения, которое бросило якорь в известном ей месте. Все сложности были в области психологической, но если есть ориентир, рано или поздно она на него выйдет, думал я, едва не плача от жалости. Мне оставалось только ждать.
- Это не то, не то, что было со мной раньше, - пыталась внушить себе я, но напрасно. Призрак ужаса уже настиг, и ему было всё равно, почему я заблудилась: то ли болезнь вернулась, то ли я действительно попала в незнакомое место. Паника услужливо подсказывала: если бы автобус вдруг изменил маршрут, то об этом сообщили бы пассажирам. Но ни кондуктор, ни водитель не называли остановок, а люди в салоне были совершенно спокойны. Из этого оставалось сделать вывод, что всё происходит, как обычно, а я просто не узнаю, снова не узнаю местность. Спрашивать, чтобы обнаружить это, - да ни за что! И не знаю, что говорить в таких случаях. Мой вопрос может показаться слишком странным, и к чему это? Оказаться на приёме у психиатра я решительно не планирую. Я же справилась в жизни с такими вещами, что не сладить с этой поломкой в собственном мозгу... несерьёзно.
Понимаю, сходить с ума удобнее всего на остановке, где тебя ждут, но этот вариант уже недосягаем. Зураб ждёт там, где меня нет, я звонила ему, но он не понимает, где я, а я не могу объяснить, где. "Спроси, где ты!". Интересно, как спросить это, чтобы человек в лучшем случае не подумал, что я упала с луны, а в худшем... "Возьми такси и скажи адрес" - вот это дельный совет, но сейчас не годится. Я неосмотрительно уже куда-то ушла от остановки. Тротуар, по которому иду, безлюден, автомобили мчатся за чугунным забором, разделяющим пешеходов и водителей. И вокруг никого! Только этот забор и мчащиеся за ним автомобили. Когда он кончится, этот проклятый забор?
Впервые подобное случилось, когда я зимним вечером шла на родительское собрание в школу, которая находилась между нашим особняком и квартирой подруги, из которой я вышла. Школа находилась на одной улице с почтой, где я часто бывала, и детским садом, куда водила дочь года четыре подряд. Я свернула на эту тихую улочку, прошла немного - школа должна быть за следующим зданием, у которого остановилась. Но следующим был какой-то домишко. Я прошла ещё, потом вернулась назад, но уже с твёрдым ощущением, что в этом месте нахожусь впервые, и мне незнакомо здесь всё. Мельком вспомнила, что родительское собрание вот-вот начнётся, может быть уже, но это теперь меня волновало мало, потому что, глядя вокруг, не понимала, где дом подруги, где наш - словно оказалась в совершенно незнакомом уже почти ночном городке; вокруг не было ни души...
Я кинулась куда-то наобум, но испугавшись, что уйду далеко от знакомых мест - по крайней мере, они должны были быть таковыми - вернулась. Однако сколько ни вглядывалась в окружающее, только умом понимала, что здесь мне всё должно быть знакомым. Но глаза видели это впервые...Трудно объяснить, что происходит с тобой, если при этом ты точно знаешь: это не сон, не фильм-ужастик. Всё прозаичней и безнадежней. Но в главной роли всё равно ты.
Точно так это произошло со мной ещё несколько раз, и сейчас, похоже, очередной случай. Правда, мелькает слабая надежда, что это не я опять сошла с ума, а автобус изменил маршрут, и я действительно не знаю этих мест, но это ничего не меняет. Я уже попала в свой прежний ужас, следовательно, незаметно пройдя какой-то паттерн между мирами, оказалась в ином. Здесь нельзя разжимать рта, не только обращаться к прохожим - потому что всё устроено специально для моей муки, а вывести отсюда может только отец, как бывало в моём родном городке. Он появлялся на углу, и я спешила к нему... Так, короткими перебежками, оказывалась у родной двери, а отец исчезал. Но где теперь он? Он давно покинул меня, и даже его рыбацкий колокольчик, который подвешивала на длинной бечёвке всегда на самом неподходящем, по мнению гостей, месте, исчез. А мне нравилось, когда ненароком задевали его плечом или головой, и он отзывался милым сердцу звуком. Колокольчик жил! Он сообщал мне надежду, что я не одна - отец рядом.
Колокольчик пропал... Небольшую коробку с самыми дорогими сердцу вещицами украли при одном из переездов с квартиры на квартиру. Я произнесла слово, и губам как всегда, стало горячо, а сердцу больно: "Папа"... Ничего как будто не произошло. Ярко светило солнце, слепя глаза. Шумно мчались автомобили. Я продолжала путь, и даже увидела идущих навстречу людей. Но была не в состоянии сформулировать вопрос. Если бы мне удалось это, всё равно бы не спросила. Не стоит рисковать: разум готов принять то, что они не услышат, не увидят, и вообще пройдут сквозь меня... Тогда станет ещё хуже, так ведь? Надо справиться с ситуацией самой, не касаясь других людей ни звуком. Тогда всё закончится благополучно, никто ни о чём не узнает.
Неужели отец снова предал меня?
Первый раз он предал, когда сообщил мне, что я не его дочь. Он ошибся, я убедилась в этом позже. Родинка на его плече передалась по наследству моим детям. А я нет, внешне не похожа на своего отца... Только внутренне: эти его твёрдость и ярость, его неправдоподобная правдивость и прямота, его способность на подвиг и преступление - эти качества вошли и в меня по рукоятку. Его характер стал моим - с учётом гендерной балансировки... Я во всём мягче.
Второй раз он предал меня, когда умер. Он мог бы не умирать, если бы думал о дочерях, которые из неблагополучного детства вышли во взрослый мир без малейшей поддержки.
Но позже он пришёл - после десятилетий беспамятства. В самый трудный для меня год. Он снился, давал советы, носил руках... Я всё-таки узнала это. Когда ты на руках отца, тебе ничего не грозит - ни беда, ни ненависть, ни зависть. Пусть во сне - но это давало силы прожить ещё один день!.. Отец спасал меня. И вынес-таки из краха всей построенной к тому времени жизни на руках - как выносят из горящего дома. Вынес в город, где когда-то сам был похоронен. Обгоревшую, полубезумную, вместе с моей дочкой, совсем непохожей ни на него, ни на меня... И здесь, на новой земле, где его кости, вероятно, уже превращаются в чернозём, я стала немного другой. Выживала, но не жила. А это существенно переменило все позиции. Я не шла с открытым забралом на зло этого мира, которое, к слову сказать, к тому времени уже приобрело масштаб, с прежним несопоставимый... Я пошла на компромисс, чтобы вырастить дочку. Часто с отвращением, но всегда молча терпела всё, что происходило со мной и окружающими в этом городе. Так отец предал меня в этот раз или я его?!.. А ведь мой отец - самый строгий человек в мире. И справедливый. За проступки полагается наказание.
Что я ещё сделала не так?.. Потеряла колокольчик! Да, я его потеряла. И вместе потеряла защиту.
Она позвонила, сказала, что едет на тринадцатом трамвае, когда я уже не верил, что мы обойдёмся без помощи.
Вышла из трамвая и прильнула ко мне, глаза её были влажными. Как? хотел спросить я, но удержался. Решил, надо просто пойти домой, напоить её чаем, сделать массаж тяпиляр...*
______________________________
* ступни (тат.)
Мой план совместного похода в магазин, чаще свободный от покупателей и больше похожий на музей, чем на магазин, следует отложить - она слишком измучена своим приключением. Однако Оленька всегда оживлялась в этом магазине, и без покупок мы оттуда не выходили. Вдруг разные интересные штучки и сейчас развлекут её лучше и быстрее, чем я? На всякий случай напомнил, что за новым будильником, который мне нужен, но не срочно, сходим в другой раз. Она тут же возразила: нет, пойдём в наш любимый магазин! Там спокойно!..
Я сдался, благо, мы были в трёх шагах от него. Потом перед ней возникли розы, она не заметила ловкого движения фокусника, каким я вынул цветы словно из воздуха, только тихо изумилась: аленькие... Как же я любил её в тот миг!..
Мы выбирали будильник из десятка собратьев, однако купили тот, который до поры прятался. Увидеть его открытое и почти осмысленное личико удалось ей, и я, как всегда, похвалил её острый глаз и способность выбирать небанальное. Чтобы продлить занятие, я придумал, что мне нужна новая пепельница; впрочем, одна из прежних действительно разбилась. Мы подошли к другой витрине. Глаза её остановились, но не на пепельнице: она смотрела на брелок-колокольчик, лежавший в коробочке из карельской берёзы. Я знал, что она потеряла, наверное, при очередном переезде с квартиры на квартиру, колокольчик её отца...
Я отошёл к продавцу, Оленька, казалось, не заметила моего отсутствия, а когда протянул ей точно такую коробку - на крышке её блестел металлический якорь, сказала: "Я хочу этот, который на витрине". - "Он точно такой же", - улыбнулась продавец, но тут же открыла стеклянную дверцу витрины и подала Оле коробочку. Моя милая то ли вздохнула, то ли всхлипнула, взглянув на меня, и как-то по-детски зажала подарок в руке, отказавшись положить его в сумку. Она улыбалась!..
Я подумал, что мрачное приключение, о котором она, конечно, потом мне подробно расскажет, отпустило её. Мы пошли рассматривать другие витрины, как это делали обычно, и тут начали бить часы. Вернее, сначала они заиграли незамысловатую, но вполне волшебную мелодию, а потом пробили дважды. Олю словно выбросило из равновесия: я не могу понять, которые из часов ожили, это неприятно, это нехорошо, когда все часы делают вид, словно пробудились именно они, ведь пробили только одни! Они морочат нас! Я указал ей на те, стрелки которых показывали два часа, и тем отвёл морок.
- Верно, эти, - согласилась Оля. - Но уйдём скорее отсюда! Часы похожи на те, которые однажды принёс в дом отец: такие же большие, выше меня ростом. Они стояли у нас в зале. Мать потом кому-то продала их - сразу, как отец умер.
- Ты знаешь, отец хотел мне этим что-то сказать сейчас, но я не поняла, что?- сообщила Оля через пару шагов. И тут снова послышался звук часов, только с другой стороны, где тоже стояли напольные часы - точно как те, что обнаружили себя минуту назад. Они пробили - и снова два часа.
- Он хочет мне что-то сказать, но знаешь, - совсем недоброе! - лицо её пошло красными пятнами, и я был уже не рад, что привёл её сюда.
- Кто-то умер, - повторяла она всю дорогу до дома, - кто-то умер или скоро умрёт! Может быть, двое - ты и я.
Я пытался разубедить Оленьку, говоря, что это просто её душа совсем заплутала, придавая всему значение. Что всё будет хорошо, а два удара если и полны значением, то лишь тем, что мы сейчас будем с вдвоём, никого не будет рядом, никаких знаков, никаких бед. И она, в конце концов, казалось, поверила мне. Мы выходили из магазина, когда ещё какие-то часы начали бить два часа. Ольга вздрогнула и крепче сжала мою руку.
- Нет, мы будем втроём. И это никогда не кончится! Никогда не кончится этот кошмар, я ещё не раз буду оказываться в другом мире внутри этого.
Она приняла ванну и успокоилась. Мы говорили о каких-то пустяках, потом я пересказывал ей рассказы Грина, а она слушала. Уютно тикал новый будильник, её теплые полудетские ступни покоились в моих руках после массажа.
- Смотри! - вдруг прервала меня Ольга. Она показывала на табуретку - грубую, прочную табуретку советских времен, современницу всей мебели, которая досталась мне в наследство от родителей вместе с квартирой. Впрочем, были в ней артефакты и подревней, например, столик родом из девятнадцатого века. Чем её могла заинтересовать простая табуретка? На одной из ножек, где коричневая краска не стерлась, как на сиденье, красовалась металлическая овальная пластинка, впечатанная в дерево.
- Ты помнишь, как назывались сигареты, с которых я начала курить?
- Да, ты же рассказывала: это была светлая пачка с тремя яркими цифрами: "767".
- Да, я начала курить, в ту ночь, когда умер отец, и мать уехала его хоронить. Так видишь теперь?!
Я вгляделся в овальную пластину. На ней было написано заглавными буквами "ТКУ", а ниже цифры: "767". Могу поклясться, что на табуретке, знакомой мне с детства, не было этой пластины. Не мог же я не заметить этого знака раньше. Что это, отзеркаленный мираж с того света?
- А что такое ТКУ?
- Тот Кто Умер, когда ему исполнилось сорок три года. Именно сорок третий автобус увёз меня сегодня в кошмар, в котором нельзя понять, какие часы бьют... Ведь когда я думала, что еду на трамвае к тебе, я всё ещё находилась в том мире. И я почти догадалась об этом, когда третьи часы пробили два раза. Прости меня, но ты - это не ты, ты другой ты. А мой ты всё ещё на остановке... ждёт меня. Мне надо выйти отсюда. Пусти!
Оленька быстро встала в кровати и вышла на балкон. Я подумал, она решила покурить. Пошёл на кухню за табуретом для неё, а когда вернулся в комнату, успел увидеть, как её маленькие розовые ступни стремительно скользнули вниз за балконным ограждением.