Визитерами оказываются все те же Лихачев и Гаврилов. Они расположились в комнате, служившей столовой, рассевшись по разные концы обеденного стола. Виз и Ареш двумя столбиками застыли неподалеку от входа, провожая внимательными взглядами каждое их движение, отчего тот же Лихачев явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ее появление мужчины встречают с каким-то недобрым вниманием, а может, Сабине это только кажется. Впрочем, мысли девушки довольно скоро уходят в сторону от следователей, поскольку компанию им составляет еще одна гостья. Не успевает Сабина пересечь порог комнаты, как оказывается в коротких, но крепких объятиях. В нос бьет запах духов Красная Москва, которыми пользовался только один человек в ее окружении.
- Любовь Григорьевна! - она какое-то время даже не может понять, чудится ей старшая коллега, или та в самом деле приехала в поместье. Чувствуя, как все внутри начинает тянуть в неприятной маяте, осторожно выворачивается из чужих рук. - Почему вы здесь? Что-то случилось?
Тревога вновь поселяется в груди, пока едва слышимая, но уже нашептывающая пугающие идеи. Сабина знает - вскоре ей станет известно то, что не оставит ее в стороне, захлестнет, как штормовая волна захлестывает утлое судно.
Женщина с пониманием относится к ее жесту и торопится отпустить, отступая на шаг. Когда она отвечает, в ее речи появляется незаметное до поры грассирование, обнажающее искреннее переживание:
- Не продохнуть уже от этих "случилось". И до тебя было не дозвониться.
- Госпожа Полонецкая, - вполголоса обращается к ней Лихачев. Он сидит, с натугой выпрямившись, с руками, сложенными перед собой, как у прилежного младшеклассника, изредка бросая опасливый взгляд в сторону псов. - Мы же договаривались - разговоры сначала наши, потом ваши.
Гаврилов посылает Чиркену выразительный взгляд, будто подавая какой-то сигнал. Тот, показав свою осведомленность в вопросе, тут же предлагает пожилой женщине составить ему компанию на время, требующееся для главной цели приезда следователей. Правда, предмет будущего разговора все еще оставался для девушки неизвестностью. Когда хозяин поместья с гостьей покидают комнату, Сабина обходится без лишних слов:
- Чем обязана вашему визиту?
Она проходит к узкой консоли возле стены и опирается на нее, положив обе ладони на матовую поверхность столешницы. Пальцы чувствуют гладкое дерево, быстро напитывающееся теплом ее кожи. Оба пса трусят к ней и укладываются у ее ног, положив морду на скрещенные лапы и продолжая посматривать на следователей.
- У нас есть к вам несколько вопросов, надолго не задержим. Где вы были ночью с пятницы на субботу в период с одиннадцати до часа? - первым в беседу вступает Лихачев. Девушке слышится в его вопросе чуть ли не угроза, и она усилием воли подавляет в себе импульсивное желание обхватить плечи руками, заставляя тело оставаться в прежнем расслабленном положении. Следователь вел речь о ночи, когда она обнаружила, что осталась в поместье одна, а затем волею случая разоблачила обман Тимура. Но с чего бы Лихачеву спрашивать о таком? Нет, было что-то еще. Отсюда тени на лице Любовь Григорьевны, сумрачный вид Чиркена и полный подозрения взгляд Гаврилова, который не проронил ни слова с момента, как она зашла в столовую.
- Я была здесь, - просто отвечает Сабина. Она чувствует, как отличается разговор от того, который имел место быть несколькими месяцами ранее, когда ей довелось давать показания как свидетельнице убийства Маши. Что-то в самом воздухе, в положении рук и наклоне головы у обоих мужчин ластится к чувствам, рождает присутствие опасности. Девушка проваливается в беспокойную глубину пугающих мыслей.
- Кто-то может это подтвердить? - продолжает мужчина, не сводя с нее своих по-рыбьи невыразительных глаз. Александр молча рассматривает ее, его неприязнь, кажется, разросшаяся больше прежнего, сочится сквозь кожу, застывает между ними запахом горечи.
"А они здесь - нежеланные гости" - звучат в голове слова Чиркена, и она берет себя в руки.
- Могу я все же узнать, в чем дело? - прочистив горло, Сабина выпрямляется и, обойдя стол, усаживается за него, положив локти по бокам от себя, чтобы ощутить хоть какую-то опору. Вовремя, потому что то, что она слышит дальше, заставляет руки и ноги резко ослабеть и наполниться онемением.
- Был найден мертвым еще один ваш коллега.
Всполох дурного предчувствия слепит глаза, заставляя закрыть их.
- Кто?
- Ланской Андрей.
Девушка с еще большей силой смыкает веки, чтобы создать для себя хотя бы иллюзию контроля над захлестнувшей шею удавкой из ошеломления и надвигающегося осознания чего-то большого, пугающего.
- У вас с ним был конфликт в тот день, когда вы приезжали в управление, - подает голос Александр. - До утра он не дожил.
Она не вслушивается в смысл его слов, но он все равно зудит в ее сознании тупой ноющей болью от расчесанной до крови ссадины.
- Как он умер? - это все, на что хватает ее дыхания, прежде чем Сабина чувствует в легких сосущую пустоту.
И на этот раз ответ приходит со стороны Гаврилова:
- Множественные ножевые. Убийство произошло в его собственном доме.
"Резная рукоятка совершенно не выглядит чужеродно, как если бы всегда была частью уже мертвого тела. Лезвие погружено глубоко в страдавшую разлагающуюся плоть".
Разве не удивительно, что сразу, как жизнь покидает человека, тысячи микроорганизмов начинают пожирать его?
Нет, Сабина, ты думаешь не о том, - пытается она сосредоточиться, возвращая внимание к людям рядом с собой. Живым людям.
- Я больше не возвращалась в город после того раза, - девушка говорит будто по написанному, в то время как разум продолжает задавать вопросы и не находить ответов. - Мы с моим работодателем сразу после инцидента отправились сюда и еще затемно были в поместье. С тех пор я его не покидала.
Она обращает взгляд к Александру, пытаясь понять, какие мысли бродят в его голове сейчас, когда он смотрит на нее с этой выкручивающей кости подозрительностью. Решается спросить о том, что не дает покоя:
- Почему вы здесь?
Отправиться за много километров от города, чтобы допросить ее, просто из-за того, что у них с Андреем была стычка накануне его смерти? Быть может, при других обстоятельствах кто-то и отрабатывал бы одну версию за другой, откидывая их как снятую шелуху в попытке добраться до сердцевины, и она стала бы одним из таких отброшенных за ненадобностью слоев... Но не теперь. Должно быть что-то еще. Ответ Гаврилова это подтверждает:
- На животе убитого была надпись - "Сабина".
Фокус зрения Сабины на мгновение плывет, размывая облик следователей, комнату, оставляя перед глазами только переплетения света и тени. Она медленно моргает, пытаясь вытолкнуть из сознания кровавый образ ее имени на мертвой коже.
- Снова? - еле слышно роняет она, пытаясь сделать новый, свободный от давящих тисков вдох.
- Почерк убийства повторен до мелочей, но кое-что отличается. У каждого убитого было особое увечье. У Марии оказался вырван язык, - ее собственный трется о зубы, становится шершавым и неповоротливым, слишком большим для рта. - У Ланского раздроблена кисть до состояния месива из осколков костей.
Сухожилия отзываются тянущим чувством. Сабина сгибает и разгибает пальцы.
- Саша, - вполголоса обращается к нему Лихачев с неясным предупреждением.
- Одна незадолго до смерти принялась злословить о тебе, настраивая против тебя пациентов и коллег, - не слыша его и отставив вежливость, продолжает Гаврилов с каким-то извращенным удовольствием, не отрывая потемневших глаз от лица девушки, выискивая малейший мышечный спазм, дрожь, эмоцию, которые дали бы ему знать о ней то, что он ищет. Лихачев трет ладонями лицо и устало смотрит на напарника, вошедшего в какой-то злой иступленный раж. - От второго тебе досталось, пусть и в запале. Кулаком, который ему и изуродовали. И обоих вскоре находят мертвыми, подписанных твоим именем...
Его речь прерывается громким угрожающим рычанием. Виз поднимается, чуть сотрясаясь от внутренней дрожи и оскалив блестящие от слюны зубы. Следом за ним садится и Ареш, он не издает ни звука, но смотрит на Гаврилова недобро и склоняет лобастую морду к низу. Собаки выглядят так, словно вот-вот готовы напасть.
- Нельзя, - тихо, но твердо говорит Сабина, и Виз умолкает, продолжая, однако, сверлить черными провалами глаз Александра. Тот смотрит на пса почти с недоумением, будто только что вспомнив о его присутствии в комнате.
- Можно вывести животных в другую комнату? - устало бросает он.
В ответ со стороны кухни доносится какой-то грохот. Гаврилов переглядывается с Лихачевым, и тот выходит за дверь. Мимо псов мужчина проходит с видимой настороженностью и почти полубоком, не рискуя поворачиваться к ним спиной. Вскоре слышится, как он беседует о чем-то с Чиркеном за стенкой.
Рассказанное Александром ворочается внутри, пытается принять форму, уложиться в пределы объяснимого, понятного, но в итоге лишь комкается в безобразную кучу из обрывков воспоминаний. Сознание ускользает от ужасных образов и сосредотачивается на самой далекой от смерти мысли.
- Я не знала про Машу, - бормочет Сабина, опуская глаза в пол. Она догадывалась, что все трио относилось к ней с настороженностью, но никогда не думала, что возможная скрытая неприязнь была выражена таким образом. Девушка замечала последний месяц работы в больнице, что некоторые пациенты относились к ней с предубеждением, даже просили ей замену, но и подумать не могла, что за этим стоят сплетни, распускаемые коллегой. Зубы сводит, становится неприятно, но это все равно лучше, чем продолжать думать о конце еще одного человека, которого она знала.
- Конечно, мне нужно поверить тебе на слово, - с тихой холодностью обрывает Александр. - Что ты случайный свидетель, что ты ни при чем. Так удобно притворяться жертвой, не так ли? И тебе не в первой.
Слова его звучат как пощечина, но они помогают девушке окончательно прийти в себя.
- Говорите прямо, - она начинает злиться, но проглатывает желание надерзить.
Мужчина резко отвечает:
- Что тут говорить. У твоих обидчиков появилась привычка оказываться убитыми. У тебя был личный мотив для совершения преступления в обоих случаях.
- Вы не можете говорить о таком всерьез. Я действительно не знала, что Маша говорит про меня дурное, Андрей... И так понятно, что он был не в себе. Мне не за что было держать на него обиду, - добавляет она, замечая, что следователь хочет что-то возразить.
- Правда? - его рот разламывается в некрасивой усмешке, а глаза все холодны как вековой снег. - И твое имя на его распоротом животе - просто случайность? А как тебе такая версия событии? Ты однажды убила и почувствовала к этому охоту. Повзрослев, попробовала еще. Может, это был один из пациентов, которому ты помогла отойти в мир иной, а никто и не заметил. Например, случай с Севастьяновой Ларисой, с сыном которой ты хорошо знакома, не так ли? И который получил крупную сумму в наследство после внезапной смерти матери. Затем этого становится мало. Ты начинаешь выбирать себе новую добычу. Так как ты сама - девушка, другие женщины становятся отличной мишенью - у тебя больше шансов с ними справиться, а самое главное - они доверяют тебе, прелестной юной медсестре, которая вполне может незаметно брать нужные препараты на работе, чтобы затем использовать на несчастных, лишая их даже призрачного шанса на сопротивление. Потом тебе вновь становится мало, тебе хочется заявить о себе. Город в страхе, но у людей еще нет уверенности, что происходит, и ты эту уверенность им даешь, выставляя одну из жертв напоказ. Твоя наглость и самоуверенность растет, и, в конце концов, ты решаешь сыграть почти в открытую. Ты оставляешь на теле коллеги свою подпись, но потом передумываешь и все же стираешь ее, что видит одна из пациенток. С Ланским ты уже не сомневаешься, а действуешь наверняка, ведь чего тебе бояться? Ты уже рассказала мне байки о том, что за тобой кто-то следил, и думаешь, что можно точно так же списать остальное на руку неизвестного, чтобы самой в это время смеяться над всеобщей глупостью и слепотой.
Голова кружится, пока Сабина слушает выплевываемые Александром злые слова, не в силах прервать яростный поток речи, похожий на кипящую лаву, обжигающую затхлым дыханием погибели. Она пытается увязать части сказанного между собой, но в сознании кружатся только несколько фраз, схваченных из общей череды. Девушка цепляется за них, пытаясь удержать себя от чувства, пережимающего горло железной проволокой, и они захватывают ее отвратительной слабостью в пальцах и холодом в животе.
- Однажды убила? - губы еле размыкаются, чтобы протолкнуть сквозь них жалящий все ее нутро вопрос. - Кого?
Голос Сабины звучит для нее словно бы со стороны, неожиданно спокойный, лишенный и капли алого яда, напитывающего мысли и будоражащего память скользкой пеленой.
Мужчина коротко выдыхает, обрывая свою неистовую филиппику и останавливая себя от порыва добавить что-то еще. Он смотрит на нее почти с неверием, будто видит в ее непонимании одну лишь напускную деланность, неловкую, и оттого еще более явную.
- Того, за чье убийство несправедливо была осуждена Марина Шолох.
Ей вначале кажется, что она ослышалась, что не было этих злых, совершенно невозможных слов, но затем злость внутри Сабины перерождается в отчаянное бессилие, разбивающееся дрожью в кончиках пальцев.
Вот, о чем он думал все это время. Вот, почему отвернулся...
- Почему вы так говорите? - почти беззвучно спрашивает она, разлепляя пересохшие губы.
- Мне долгое время не давали покоя несостыковки в деле твоей матери, - словно бы доверительно признается Александр, опираясь локтями о столешницу и смыкая пальцы перед собой в замок. - Не детали убийства, нет. Поведение. Вас обеих. И стоило только раз - всего один раз - допустить мысль о том, что все могло быть иначе, чем ты пыталась представить и всех убедить... Как все сошлось.
- Если бы все было так, как вы сказали... То зачем мне свидетельствовать против собственной матери? - девушка переводит отсутствующий взгляд к окну, за которым вновь начал идти снег, оседающий на оборванных серых ветках кустарника, елозящих по оконному стеклу как стрелка метронома. - Зачем мне обвинять ее?
- Я тоже думал об этом. Если бы ты созналась, тебе бы ничего не грозило, возраст не тот, а ты была умненькой девочкой и наверняка это понимала.
Сабина закрывает глаза, не в силах переносить чужого присутствия. Ей хочется просто уйти. В ладонь тычется влажный нос, и она не задумываясь кладет руку на теплую шерсть. Должно быть, Виз. Такой чуткий, такой внимательный. Почему люди не могут всегда быть такими? Зачем им мучить других людей?
- Тогда зачем? По-вашему. Объясните, потому что я не понимаю, - сил говорить почти не остается. Ей кажется, что вместе с каждым словом дыхание навсегда покидает ее, что легкие вот-вот съежатся как тонкая пластмасса на морозе.
Какое-то время совсем ничего не слышно. Гаврилов молчит. Только где-то за пределами комнаты слышатся чужие переговоры, и этот отзвук настоящей жизни - ее жизни - возвращает ее к ясному сознанию.
- Думаю, - тихо начинает мужчина, и Сабина знает, что не хочет слышать то, что он скажет дальше. Нужно просто заткнуть уши, нужно встать и выбежать туда, наружу, где теплая забота Чиркена и темные глаза Тимура. Однако она не может больше шевельнуть даже рукой. - Ты считала, что твоя мать заслуживает не меньшего наказания, чем твой отчим. За то, что лишила тебя выбора и обрекла на такое существование. За то, что тебе пришлось сделать то, что ты сделала, лишь бы прекратить жизнь вместе с мучителем. В чем-то даже красивый ход, его точно не ожидаешь от двенадцатилетнего ребенка. Тем больше ужаса он внушает. Истинная психопатия.
Слова падают кусками гранита, тяжелые, съедающие пространство между ними, превращающие его в тонкую линию стеклянной перегородки. Совсем как в комнате свиданий...
- Вы ничего не знаете, - ей приходится проталкивать ответ через сжатое невыносимой резью горло.
- Что я действительно не знаю, так это хочешь ты продолжать обманывать меня или себя. Мне уже все равно. Что у меня сейчас есть, - это необходимость найти убийцу. Я это сделаю рано или поздно. И если я найду еще хоть что-то, что укажет на тебя, будь уверена, в этот раз не стану сомневаться.
Сабина молча поднимается из-за стола, давая понять, что более не намерена участвовать в беседе. Псы встают по обе стороны от нее, опустив хвосты и наклонив лобастые морды, будто готовясь в любое мгновение атаковать пришлого гостя. Но Александр по-прежнему не замечает исходящей от них угрозы - или делает вид.
- Говорила всегда только ты, - прилетает негромкое в ее спину, когда девушка уже разворачивается, чтобы выйти из комнаты. - Она молчала до самого конца, так и не дав показаний.
Сабина все же не выдерживает и, повернув голову, позволяет гневной обиде на миг показаться из-под сросшегося с лицом равнодушия:
- Я говорила, потому что верила, что меня наконец услышат. А молчать было ее собственным выбором.
Дверь отворяется, и в комнату возвращается Лихачев. За ним следует Чиркен. Он мимолетно смотрит на Александра, но его глаза не задерживаются на нем, почти сразу обращаясь к девушке.
- Вы уже закончили?
Она кивает, чувствуя, как приближается к грани того, что способна была еще выдержать. Чиркен ловит ее потемневший от сдерживаемых чувств взгляд и подходит ближе, придерживая ее за плечо в знаке поддержки.
- Вы подтверждаете, что в ночь с восьмого на девятое декабря ваша работница присутствовала здесь и никуда не выезжала? - спрашивает его Александр, даже не думая скрывать раздражение, оборачивающего его голос треском.
Чиркен встречает чужое недовольство с непоколебимостью скалы, о которую разбивается разыгравшийся прибой, хотя Сабина ощущает усилившуюся хватку на своей коже.
- Мы все были здесь той ночью, - мягко отвечает он следователю, но за мягкостью слышится отзвук закаленного в горне металла. - Каждый может в этом поручиться, не так ли, дорогая Сабина?
- Так, - тенью отзывается девушка. Она смотрит за его спину, где в проходе застыл недвижимо Тимур, сидя в развернутой к коридору коляске. Их взгляды сцепляются как две петли на кончике вязальных спиц - стоит потянуть за одну, и узор распуститься, прекратит свое мимолетное существование.
Ее подопечный следил за Андреем, возвращавшимся домой в тот вечер, когда ординатор был убит, как и за ней многими месяцами ранее. Тимура не было в поместье, и он приехал только под утро. Значило ли это хоть что-то? Каким бы ни был ответ, она только что собственнолично обеспечила его алиби.
Стоит ей открыть рот и рассказать об этом - все закончится. Для нее. Поэтому она молчит и продолжает смотреть в темные глаза, и антрацитовый блеск их рождает у нее в душе очередное томительное чувство, беспокойное, как вспененная берегом волна.
***
Любовь Григорьевна ждет ее снаружи дома на крыльце, сцепив руки на груди. Узловатые пальцы без перчаток покраснели, но женщина, кажется, совсем не замечает холода.
- Не задерживайтесь, - предупреждает ее Лихачев, пока они с не проронившим больше ни слова Гавриловым проходят мимо к машинам. Александр сразу садится в свой седан. Покрышки визгливо проходятся по замерзшей земле, когда он стремительно разворачивается и отъезжает. Лихачев, закрыв одну ладонью другой, прикуривает сигарету, провожая напарника прищуренным взглядом, в котором досада мешается с пониманием.
- Давай пройдемся, - предлагает старшая медсестра. Сабина кивает и, быстро вернувшись в дом, надевает куртку, захватывая и перчатки. Повернувшись, чтобы выходить, видит, что в дверях, ведущих в библиотеку, стоит, наблюдая за ее сборами, Чиркен.
- Гости еще не уехали? - спрашивает он, чуть склонив голову к плечу. Одной рукой он держится за косяк, словно удерживая себя от того, чтобы сделать шаг вперед, к не навстречу. Выглядит мужчина при этом немного взволнованно.
- Один остался, он отвезет мою коллегу, - объясняет девушка, привычно поддергивая рукава. - Мы с ней немного прогуляемся, давно не виделись. Вы не против?
- Конечно, идите. Я пока займу господина следователя беседой и, быть может, ароматной сигарой. Судя по всему, он будет не против, - на губах Чиркена появляется легкая улыбка, но в лице все еще отпечатывается беспокойство. Сабина замирает, рассматривая его, но, встретив вопрошающий взгляд, торопится уйти. Ей отчего-то становится не по себе, но найти объяснение охватившему ее предчувствию трудно. А быть может, ей и не хочется его искать, ведь это грозит уничтожить те крупицы спокойствия, что у нее еще оставались.
На улице она отдает захваченные с собой перчатки Любовь Григорьевне:
- Наденьте, здесь высокая влажность, и мороз кусачий.
Они проходят несколько сотен метров от дома в молчании. Женщина идет медленно, рассматривая перчатки Сабины на своих руках как что-то совершенно особенное. Затем вдруг останавливается, поворачивается к ней и вновь сжимает ее в объятиях, на этот раз быстро отпуская. Когда она отстраняется, Сабина видит в ее глазах влажную пелену.
- Что же вы? - растерянно шепчет девушка, будучи полностью дезориентированной поведением старшей приятельницы. Та качает головой и быстро утирает покрасневшие веки кусочком шали, высунутой из-под дубленки.
- Знаю, что не самый близкий тебе человек, - порывисто начинает она, протягивая руки и беря Сабину за самые кончики укрытых длинными рукавами парки пальцев. - Но пожалуйста, заботься о тебе. Ты совсем этого не делаешь. Все эти годы, что тебя знаю, как будто не жизнь живешь, а повинность отбываешь. Если что-то не так - не молчи, не терпи до последнего.
Сабина чувствует, как прогорклый ком внутри, поселившийся в ней несколько дней назад, немного уменьшается. Глазам на секунду становится горячо, и тут же холодно.
- Хорошо, - она отступает от женщины, перехватывает кончик собственной косы и сжимает его в пальцах, решаясь. - На самом деле у меня есть просьба к вам.
Любовь Григорьевна чуть хмурится, но кивает, показывая, что слушает.
- Мне бы хотелось поговорить с женщинами, которые работали здесь раньше, но у меня нет их контактов, спросить Чиркена по некоторой причине не могу, к тому же это, скорее всего, не даст результата, - он пытался с ними связаться, но безуспешно. Знаю только, что двух нанимали в частных агентствах в городе, а третья приезжала с соседнего областного центра.
Сатршая коллега в задумчивости прихватывает губу, глядя куда-то в сторону.
- Ты рассказывала, помню. Они быстро уволились из-за конфликтов с сыном хозяина дома?
- Да, и больше не связь не выходили. Я подумала, может, вы сможете в этом помочь? Вы же много где работали.
- Не вопрос, узнаю, у меня есть знакомые почти во всех наших агентствах. Попробую у них пробить, - обещает женщина, а затем добавляет. - Может, тебе тоже вернуться в город и куда-нибудь в агентство перейти?
Вопрос обескураживает Сабину. До этого Любовь Григорьевна всячески поддерживала ее в том, чтобы принять предложение Чиркена о работе. Неужели что-то изменилось?
- У меня пока есть работа, - осторожно замечает она, наблюдая за тем, как лицо приятельницы прорезают тревожные морщины.
- Я раньше здесь никогда не бывала, поэтому в байки не верила, тем более, что суеверной меня не назовешь. Но сейчас прямо жуть находит... - женщина мнется, а затем чуть слышно бормочет. - Одним словом, Чертова гора.
Девушке сначала кажется, что она ослышалась:
- Как вы сказали?
Любовь Григорьевна обхватывает себя руками за плечи и бросает сумрачный взгляд за плечо, где высится в отдалении нарядная ротонда.
- То, что сейчас происходит в городе, - это не впервые. Я была еще школьницей, но хорошо помню. Дело было в семидесятых, выдалось несколько неурожайных лет подряд, многие семьи в округе тогда голодали, и мужчины шли на промысел в местные леса. Вот только некоторые так и не возвращались, гинули где-то. Дошло до того, что каждую неделю-две могли не досчитаться товарища. Потом все резко прекратилось, но дурная слава у возвышенности еще с десяток лет оставалась, городские ее прозвали Чертовой горой. А никого из пропавших так и не нашли. Не знаю, может та старая история так давит, но отсюда поскорее сбежать хочется. Не представляю, как ты здесь живешь.
Сабина словно впервые смотрит на дом, оставшийся позади, старый, но все еще крепкий; окружавшие его деревья, укрытые первым снегом; небо, серо-белое, стеклярусное от укрывавших его низких облаков. Услышанное хочется обдумать. В списке Тимура было это название - Чертова гора, и дата совпадала.
- Сколько пропавших тогда было? - спрашивает она.
- Точной цифры не помню, но больше двух десятков.
В записях Тимура значилось двадцать три. Получается, она могла быть права в своем предположении, что на том листе указаны погибшие люди.
Нет, не просто погибшие - убитые.
В том, что ее подопечный по какой-то причине увлекся мрачной историей здешних мест, не было чего-то необычного. Возможно, ей бы тоже было интересно узнать о собственном доме разные легенды, если бы они существовали. Однако вкупе с открывшимися девушке в последние дни секретами этот интерес казался отчего-то недобрым и несущим знамение беды. Что же касается самого поместья и ее места в нем...
Сабина оборачивается обратно к Любовь Григорьевне, и едва заметная улыбка изгибает уголки ее рта. Возможно, то, что она скажет, и странно после всего рассказанного женщиной.
- Знаете, именно здесь я чувствую себя как дома.
***
Чиркен любезно предложил гостям остаться на обед, но оба, кажется, стремились поскорее покинуть поместье Пашуковых. Уезжая и увозя Любовь Григорьевну, Лихачев выглядит как человек, поглощенный какими-то сомнениями. На прощание они с хозяином дома обмениваются взглядами, смысл которых остается для Сабины непонятым.
- Вот и все, - говорит Чиркен, освобождая ее от куртки, когда они уже были в передней. - Как ты? Эти господа не слишком тебе досаждали?
- Это их работа, - устало улыбается Сабина. - Простите, что пришлось в этом участвовать.
- Наоборот, я рад, что тебе не пришлось проживать это в одиночку, - с особенным чувством отзывается мужчина и берет ее под руку. Теплое прикосновение успокаивает болезненно-острые мысли.