В. Аркавина. Сухорукова-Спектор и суд над бакинскими с.-р.
И. Бобрикова. Опознание
Письмо от Л.К. Чуковской
Письма дочери, зятю и внуку
Яков Аркавин
Фаня Аркавина
Абрам Левин
Сергей Яковлевич Аркавин
Паулина Левина-Томпакова
Левины из Либавы
Восстановление имен и память о жертвах Холокоста
Как погибли люди в Лиепае
Аарон Левин
Жена Аарона Левина
Груня Левина
Боас Левин
Соломон Левин
Мириам Левина
Хильда Левина
Я связан пожизненно с ними...
Элеонора Аркавина
Из записной книжки Э.А. Аркавиной
Письма от И.А. Гофф, К.Я. Ваншенкина, Г.К. Ваншенкиной
Генрих Берлинер
Бенцион Берлинер
Адель Берлинер
Леонид Берлинер
Берлинеры из Варшавы и Маргулисы с Украины
Раиса Аркавина
Предисловие
Эта семейная хроника возникла при моей работе над подготовкой книги стихов моей бабушки, Веры Аркавиной, узницы ГУЛАГа, жены расстрелянного в 1938 году меньшевика Абрама Левина.
Вера Аркавина, дочь профессора, вступила в РСДРП уже после революции, в 1920 году. Вместе с мужем жила в ссылках и политизоляторах. В среднеазиатской ссылке родилась дочь. Последним городом их совместной жизни стал Симферополь, где в 1937 году был арестован Абрам Левин, а в 1938 году - Вера Аркавина. До конца своих дней Вера так и не узнала дату и точное место расстрела своего мужа.
"23 августа 1923 в Соловецкий лагерь прибыла новая партия политзаключенных, в составе которых были социал-демократы Кушин, Кушина, Аркавина, Лурье, Кричевский и 23 эсера. Все они только что держали голодовку в Архангельске. Ночью все они были зверски избиты охраной. Особенно пострадала тяжелобольная Вера Аркавина", - писал "Социалистический вестник" (1 окт. 1923, Берлин), орган партии меньшевиков". Так в 1992 году начиналась статья А. Мосунова о Вере Яковлевне Аркавиной - "Судьбой распорядился ГУЛАГ" [1].
Заметку в "Социалистическом вестнике" известный петрозаводский историк, педагог, журналист и общественный деятель Алексей Мосунов обнаружил в архивах. Алексея особенно интересовала история партии меньшевиков, потому что он был убежденным социал-демократом. Рано ушедший из жизни Алексей Мосунов (25.02.1962 - 16.05.2009) остался в памяти жителей Карелии поистине народным журналистом и депутатом, борцом за справедливость.
В заметке о партии политзаключенных Алексей увидел знакомую фамилию - Аркавина. Дочь Веры Яковлевны Аркавиной - Элеонора Абрамовна Аркавина, моя мать, была известным в Петрозаводске врачом, долгие годы заведовала гематологическим отделением республиканской больницы. В результате беседы Алексея с моей мамой и появилась статья о политзаключенной Соловков Вере Аркавиной.
Стихи Веры Аркавиной я хотел сопроводить биографическим очерком бабушки и деда на основании хранящегося у нас в семье архива Веры Аркавиной и нашей семейной памяти. Вслед за статьей А. Мосунова в результате открытия ряда архивов и с приходом в нашу жизнь Интернета стало появляться все больше и больше материалов о наших родных и близких, среди которых есть жертвы Холокоста, убитые и раненые на фронте. Очерк получился большим - настоящая семейная хроника, и мне стало ясно, что стихи потеряются в таком обширном материале.
В итоге я отдельно подготовил книгу стихов Веры Аркавиной с более или менее компактным биографическим очерком. Кроме того, я включил в книгу и свои стихи, чтобы под одной обложкой встретились стихи бабушки и внука.
Вера начала писать стихи еще в 30-е годы. За ее поэтическими строками мы видим личность Веры Аркавиной, ее образованность, круг интересов в литературе и музыке, преданность друзьям и соратникам, все то, чем интересны нам те гимназистки-курсистки, уходившие из профессорских семей в революцию. Вот концовка самого моего любимого стихотворения Веры Аркавиной "Отцовство", возможно, посвященного мужу и соратнику - Абраму Левину:
...Когда наливаются окна
Янтарной прозрачностью соты
И дышат медовые ульи
На улицы в вьюжном безлюдье,
Твое ощущаю отцовство,
Как повесть, что прервана грубо
И плачет извечное детство,
К тебе протянувшее губы.
Второй отдельным трудом стала предлагаемая вниманию читателя семейная хроника "Нам выпал двадцатый век". Название несколько претенциозное, но придумалось оно как оригинальное (на сентябрь 2017 года поиском в Интернете точного соответствия не найдено).
Во время работы над книгой я не раз задавал себе вопрос: стоит ли описывать подробно судьбы своих родных, среди которых не так много известных людей, публиковать их письма, найдут ли эти материалы читателя? И пришел к известному нехитрому выводу: надо запоминать и сохранять все то, что иначе необратимо и безвозвратно ушло бы в небытие, а ценность пусть определяют потомки.
Я сохранил компоновку глав книги в порядке "от Веры Аркавиной", мне кажется, что такая нелинейность не помешает чтению.
Нумерация источников помещена в конце книги. Ссылки на источники приводятся в квадратных скобках. На источники, не включенные в нумерованный список в конце книги, ссылки даются в круглых скобках. При передаче текстов документов явные ошибки и опечатки исправлены без оговорок. Цитаты из источников и документы приводятся по оригиналам - в современной, дореволюционной или смешанной орфографии. При воспроизведении документов в квадратных скобках приводятся комментарии составителя, например: [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:], [1 слово неразборчиво] и т.д. Многоточия в квадратных скобках означают пропуски в тексте при цитировании составителем. Текст вне цитат - мой.
Сергей Аркавин
Вера Аркавина
(23.03.1901, Харьков -27.05.1979, Харьков)
Биография
К началу работы над этой книгой наиболее полная биография Веры Аркавиной была опубликована в списке Научно-информационного и просветительского центра (НИПЦ) "Мемориал" [2]. В "Мемориале" ведется уточнение и корректировка биографий социалистов и ниже приводится биография бабушки, согласованная мной с Т.А. Семеновой из московского "Мемориала" в 2014 году.
Социал-демократ. Дочь профессора медицины. Образование высшее филологическое. В апреле 1920 находилась в Харькове, была студенткой Харьковского института народного хозяйства и некоторое время ходила в кружок, организованный Д.И. Чижевским и занимавшийся культурными вопросами. 27.10.1921 г. арестована в Харькове во время выборов в Советы, но вскоре освобождена. На короткое время была арестована в 1922 в Ново-Николаевске. В 1922 г. жила в Москве, занималась партийной работой, была техническим секретарем Московского Комитета РСДРП. Арестована в Москве 4.03.1923 г. Приговорена в июне 1923 г. к 3 годам заключения в Соловецкий лагерь, отправлена в Архангельск. Участвовала в голодовке заключенных Архангельского лагеря. 23 августа 1923 г. с большой группой заключенных переправлена на Соловки, где по прибытии вся группа была избита. Была в это время тяжело больна и при избиении особенно пострадала. В декабре 1923 г. она направлена из Соловков в Москву в тюремную больницу, лежала в больнице Лефортовской тюрьмы с декабря 1923 г. по февраль 1924 г. В этот период ей была сделана серьезная операция, после которой она, судя по переписке с Красным Крестом, продолжала сидеть в тюрьме. 6 апреля 1924 г. В.Я. Аркавина, исходя из положительного решения вопроса о совместном отбывании срока с мужем, пишет заявление в ГПУ с просьбой назначить ей и мужу (находящемуся тогда в ссылке в Ташкенте) место совместной ссылки или заключения. 18 апреля ее неожиданно вывозят без вещей и еды в Суздальский политизолятор, несмотря на то, что на 19 апреля ею было получено разрешение на свидание с матерью. До июля отбывала срок в Суздальском политизоляторе, а с июля 1924 - вместе с мужем, Левиным А.Г., переведенным в Суздаль из ссылки в Ташкенте.
В январе 1925 г. сослана в Ташкент, туда же был выслан А.Г. Левин, все дальнейшие приговоры в среднеазиатской ссылке получавший вместе с женой. В ночь на 22 июля 1926 г. В.Я. Аркавина была арестована в Ташкенте вместе с группой 14 политических ссыльных. Все они были изолированы друг от друга и сидели вместе с уголовниками. В.Я. Аркавина получила 3 года политизолятора, но приговор заменили на другой: постановлением Особого Совещания от 24.09.1926 г. приговорена к 3 годам ссылки в г. Фрунзе (ныне Бишкек). В 1929-30 гг. отбывала "минус" в Ташкенте. В 1930 г. снова арестована и сослана на 3 года в Петропавловск (Казахстан). 2 июля 1931 г. Вера Яковлевна пишет Е.П. Пешковой: "У моей дочери обнаружен туберкулез. Врач категорически настаивает на увозе из Петропавловска ибо климат здесь таков, что даже у меня - здорового человека процесс в легких стал активным ...я прошу коллегию ОГПУ разрешить мне отвезти мою дочь в Харьков к моей матери". В сообщении от 19.08.1931 в поездке ей было отказано, за девочкой приезжала бабушка - мать В.Я. Аркавиной.
В 1933-35 гг. после окончания ссылки жила в Харькове, с 1934 г. - вместе с вернувшимся из ссылки мужем. В Харькове окончила Высшие курсы иностранных языков и получила квалификацию преподавателя-переводчика немецкого языка. В 1935 вместе с мужем выслана из Харькова, семья обосновалась в Симферополе, где В.Я. Аркавина работала преподавателем немецкого языка во 2-й украинской школе. Арестована 28.02.1938 г. УГБ НКВД Крымской АССР. Перенесла операцию в симферопольской тюрьме. Осуждена по ст. 58-10 УК РСФСР за связь с меньшевиками, приговорена 23.10.1939 г. Особым Совещанием при НКВД СССР к 3 годам ИТЛ. Отбывала наказание в Карагандинском исправительно-трудовом лагере (Карлаг). Освободилась весной 1941 года, вернулась в Харьков, выехала вместе с семьей в эвакуацию в Прокопьевск, откуда былв вскоре высланакуда-то в пределах Кузбасса. После 1945 г. она жила, испытывая сложности с пропиской, в Харькове. Реабилитирована 19.12.1957 г. Крымским областным судом. После реабилитации в 60-х ей дали в Харькове комнату в коммунальной квартире на 2 семьи. До конца жизни Вера Яковлевна жила в Харькове. Занималась литературной работой, на ее публикации есть ссылки в некоторых современных научных статьях. Писала воспоминания о РСДРП, часть из которых опубликована. Работала до последнего дня. Преподавала немецкий язык.
Мать - Аркавина Фаня (Фейга) Абрамовна, отец - Аркавин Яков Сергеевич, брат - Аркавин Сергей Яковлевич, муж - Левин Абрам Григорьевич, дочь - Аркавина Элеонора Абрамовна, внук - Аркавин Сергей Генрихович.
Вера Аркавина родилась в Харькове в семье профессора Якова Сергеевича Аркавина, известного клинициста-педиатра. Росла вместе со старшим братом Сергеем в просторном родительском доме на Сумской улице. Это была ассимилированная еврейская семья, воспитывавшая детей в русской культурной традиции, но сохранившая иудейское вероисповедание, о чем свидетельствует, например, свидетельство об окончании Верой Аркавиной в апреле 1918 года VIII дополнительного общеобразовательного класса харьковской женской гимназии Д.Д. Оболенской.
Как и положено гимназистке тех времен, Вера была полна романтизма, увлекалась поэзией символистов. После революции Вера поступила в Харьковский институт народного хозяйства, где и встретила преподававшего там Абрама Левина. Полюбила его, прониклась идеями социал-демократии. В 1920 году вступила в партию меньшевиков - заметьте: не в ряды побеждавших тогда на всех военных и идеологических фронтах большевиков, а в партию их идейных противников. И уже в 1921 году была впервые арестована за принадлежность к РСДРП.
Вот маленький штрих из воспоминаний Д.И. Чижевского о работе меньшевиков на Украине в 1919-1920 гг., в частности в Харькове, куда он приехал в апреле-мае 1920 г.: "Я попытался по киевскому образцу организовать кружок, занимавшийся культурными вопросами (самый младший из членов киевского кружка, Либерзон, сейчас врач в Спрингфильде), но молодежь в Харькове оказалась в общем не интеллигентной (несмотря на частичное происхождение из интеллигентных семей), кроме дочери одного профессора медицины (Аркавиной?)" [4]. Вопросительный знак поставлен Чижевским. Воспоминания написаны в США в послевоенное время и неудивительно, что памяти своей он уже не очень доверяет.
Брак с А. Левиным был зарегистрирован примерно в 1921 году. Сохранился подаренный Абрамом Вере двухтомник "История живописи XIX века" Рихарда Мутера (Geschichte der Malerei des XIX Jahrhunderts von Richard Muther) с надписью: "Дарю тебе то, что люблю и что нашел для себя - книгу об искусстве. Абрам. 28/V-1921 г."
Партийный псевдоним - Бобрикова И. бабушка получила, скорее всего, в 1922-23 годах в бытность техническим секретарем Московского комитета РСДРП [5]. Этот же псевдоним в 70-е годы она использовала при публикации своих воспоминаний в самиздате: "Бобрикова (Вера Яковлевна Аркавина, псевд. И.)" [6, С. 25].
С первого ареста в 1921 году и до возвращения в Харьков после войны жизнь Веры Аркавиной представляла собой череду тюрем, лагерей и ссылок. После Соловков и Лефортово в 1924-25 годах она находилась в Суздальском политизоляторе вместе с мужем. Надо заметить, что такие места заключения в те годы были относительно привилегированными. Об этом говорит и само название - политизолятор. Там, в сущности, была ограничена только свобода заключенных, в остальном они жили достаточно комфортно для тюрьмы - могли получать литературу и продуктовые посылки с воли, супругам позволялось отбывать наказание вместе, как в случае Абрама Левина и Веры Аркавиной. Несмотря на такие льготы для политзаключенных, все-таки отмечу и повторю, что ограничена была такая малость, как свобода - всего-то. В 1937 году политизоляторы были преобразованы в тюрьмы особого назначения, многих узников расстреляли, а для оставшихся в живых привилегии закончились навсегда.
С 1925 года ссылка отбывалась вместе с мужем в Средней Азии, где в 1927 году родилась дочь, Элеонора Аркавина. Отбыв ссылку, с 1933 года Вера с дочкой жила в Харькове в доме отца, а в 1934 году туда же из Средней Азии вернулся Абрам Левин. В Харькове Вера Аркавина окончила Высшие курсы иностранных языков и получила квалификацию преподавателя-переводчика немецкого языка (викладача-перекладача, как написано по-украински в ее удостоверении). Это и стало ее основной профессией на всю жизнь. Нелишне добавить, что Вера могла бы получить квалификацию преподавателя-переводчика и в части французского, и английского языков, которыми владела почти на одном уровне с немецким.
После высылки из Харькова в 1935 году семья жила в Симферополе. Вера работала преподавателем немецкого языка во 2-й Украинской школе. 11 сентября 1937 года был арестован Абрам Левин, а 28 февраля 1938 года арестовали Веру.
Элеонора Аркавина вспоминала: "В 1938 году мы с бабушкой ездили в симферопольскую тюрьму на свидание к матери. Ей там сделали операцию. Обращение с заключенными в этой тюрьме было более или менее гуманным. Начальником там был человек по фамилии Вандт. Вскоре и его арестовали" [1]. Добавлю к воспоминаниям мамы, что гуманность Вандта была исключением на фоне всеобщего зверства и пыток. На должности наркома НКВД Крымской АССР в 1937-38 гг. побывали К. Павлов, А. Михельсон и Л. Якушев (Бабкин), среди них Лаврентий Якушев отличался особой жестокостью и садизмом [7].
Чем жила Вера Аркавина после ареста в 1938 году? Конечно, думами об арестованном муже, дочери, всех родных и друзьях. И вот что еще могут сказать ее стихи, сложенные в то время или по воспоминаниям о том времени:
Испания, прости меня,
Что не сумела быть с тобою,
Ты вся на линии огня,
Я - за бессмысленной стеною...
Заключенная Вера Аркавина не была сломлена. Из неволи сердце ее рвалась в Испанию, "где судьбы мира, не Астурий друзьям приходится решать".
С учетом плохого состояния здоровья Вера Аркавина получила мягкий по тем временам приговор: осуждена по ст. 58-10 УК РСФСР за связь с меньшевиками, приговорена 23.10.1939 г. Особым Совещанием при НКВД СССР к 3 годам ИТЛ. Отбывала наказание в Карагандинском исправительно-трудовом лагере (Карлаг). Освободилась весной 1941 года и вернулась на короткое время в Харьков.
С началом войны Вера уехала в эвакуацию в Прокопьевск вместе с семьей. Однако, через какое-то время ее из-за паспортных ограничений выслали оттуда,- куда, к сожалению, неизвестно.
Элеонора Аркавина со слов своей матери считала, что никто из друзей Абрама Левина и Веры Аркавиной не пережил 1937-1938 годов. Она называла фамилии товарищей по партии: братья Резуль, Зорохович, Валентина Сарианаки, Розин, Сафронович [1].
В наше время по Списку социалистов и анархистов на сайте "Мемориала" и из других ресурсов в Интернете удалось уточнить годы жизни арестованных соратников и друзей. Вот сделанная мной выборка из списка [2]:
--
(Зарохович) (Зарахович, Зорохович) Лев Михайлович (Савелий) (1887, по др. данным 1883 - не ранее 1938). Социал-демократ.
--
Резуль Яков Григорьевич (1888-1941, по др. данным 1942). Социал-демократ. (Жена - Софронович Ревекка Абрамовна.)
--
Софронович Ревекка Абрамовна (ок. 1900 - не ранее 1970-х гг.). Б/п, по делу социал-демократов.
--
Розин (Рабинович, Розин-Рабинович) Борис Яковлевич (Монес) (1894-17.11.1937). Социал-демократ. Бунд. (Жена - Софронович Сима Абрамовна, дочь - Инна)
--
Софронович Сима Абрамовна (ок. 1900 - ?). Б/п, по делу социал-демократов.
Из издания "Почетные доктора Томского университета" [8] я узнал, что Валентина Сарианаки пережила большой террор, годы ее жизни: 1900-1972. Кроме того, выяснилось, что Валентина Сарианаки была женой социал-демократа Эмиля Ильича Конторовича (1903-1937) который встречался с Абрамом Левиным и Верой Аркавиной в Харькове и Средней Азии, а с Верой мог быть и в одной партии политзаключенных на Соловках в 1923 году. Эмиль Ильич Конторович был арестован последний раз в 1937 в Харькове. Во время следствия выбросился из окна и погиб [2]. Сын Валентины Сарианаки и Эмиля Конторовича - Алексей Эмильевич Конторович, выдающийся ученый, академик, доктор геолого-минералогических наук - в 2014 году отметил свое 80-летие.
Таким образом, из этого списка соратников как минимум двоим - Валентине Сарианаки и Ревекке Софронович - удалось выжить после ареста.
Меньшевичку Симу Софронович из Харькова вспоминает в своей книге Анна Гарасева [9], анархистка, дружившая с А. Солженицыным и принимавшая активное участие в сборе и хранении материалов для его книги "Архипелаг ГУЛАГ". Гарасева и Софронович встретились на этапе в Верхнеуральский политизолятор. Даже такие краткие, воспоминания - это память для семьи и важнейшая информация для историка.
В записках Б.А. Бабиной "Февраль 1922" (публ. В В. Захарова) приведено краткое воспоминание Веры Аркавиной периода среднеазиатской ссылки о социалисте-революционере, самодеятельном астрономе М.С. Жукове:
Михаил Степанович Жуков (1893-1937?) пытался получить астрономическое образование в Моск. ун-те (1914-16), но ушел, не кончив курса, в револ. деятельность. Нам мало известно о его жизни в 1917-22, но среди левых с.-р. он был фигурой заметной. В 1919 (?) вместе с И.К. Каховской ездил на Юг, чтобы организовать покушение на Деникина (Каховская там заболела, и Жукову пришлось вывозить ее из Ростова). Сосланный в Ташкент (июль 1922), устроился осенью 1922 научн. сотрудником в астрономич. обсерваторию -- и с этого времени отдался науке с той же страстью, с какой до того занимался политикой. Потеряв штатное место, продолжал работу там же. В.Я. Аркавина вспоминает о нем: "Михаил Жуков был слеплен из особой глины, из которой лепятся подлинные ученые. Это был человек настойчивой научной целенаправленности и пытливости. Его работоспособность была поразительна и уступала только его внутренней дисциплине. Я помню несколько августовских ночей, когда астрономы всего мира наблюдают за метеорными потоками. Михаил поднимался на обсерваторскую вышку после дня интенсивной работы в своем солнечном павильоне. Нам, двум его помощникам-добровольцам, приходилось наблюдать, как он в непосильной усталости засыпал с головой, запрокинутой в небо. Боясь будить его, мы записывали нужные данные: время (с точностью до полусекунды) и созвездие, где замечена была вспышка метеора. Очнувшись от сна, Жуков бежал во время узаконенного перерыва в последние пять минут часа на соседнюю вышку для сравнения наших и их данных в те минуты, когда мы вели наблюдение самостоятельно. Как часто ему было непосильным не задремать и в следующие 55 минут наблюдений. Несколько часов сна, крепкий чай, вскипяченный в колбе, -- и вновь начинался рабочий день".
[...]
"На взгляды Жукова навесили табличку "идеализм". И все же он продолжал работать так же настойчиво, исступленно все эти годы, вплоть до 36-го или 37-го, когда был арестован. /.../ Он и его жена исчезли бесследно. Это исчезновение было для него особенно трагично, т.к. внутренне он уже не был связан с тем, в чем их обвиняли" (В.Я. Аркавина)" [10, С. 69-70]
В рассказе о Вере Аркавиной, ее родных и товарищах по партии я не один раз буду ссылаться на замечательную книгу воспоминаний Н. Баранской "Странствие бездомных" [12]. Наталья Владимировна Баранская была талантлива во всех своих ипостасях - литературоведа, писателя и ученого (она участвовала в создании музея А. С. Пушкина в Москве и сыграла решающую роль в его становлении). "Странствие бездомных" дает многие картины яркой и очень непростой жизни автора, хотя, прежде всего - это рассказ о ее родителях: меньшевиках Любови Николаевне Баранской (Радченко) и Владимире Николаевиче Розанове. Любовь Николаевна стала меньшевичкой, порвав с большевиками и лично с Лениным, с которым по партийной работе была тесно связана, в частности, в организации газеты "Искра". Любовь Радченко была близко знакома с Абрамом Левиным и Верой Аркавиной. Мне мальчишкой посчастливилось несколько раз видеть Любовь Николаевну в Москве, об этом я расскажу дальше. Из книги Н. Баранской известно, что в 1931 году в Петропавловск казахстанский прибыли ссыльные Любовь Радченко и Ляля Абрамович, через некоторое время Радченко была направлена в Кокчетав. Значит, обе они общались некоторое время с Верой Аркавиной и Абрамом Левиным в Петропавловске. У меня хранится послевоенное фото Лидии Евсеевны Абрамович ("Ляли") и моей бабушки.
Веру Аркавину вспоминают в свою очередь знакомые по среднеазиатской ссылке. Имя ее всплывает в деле анархистов Б. М. и Е. В. Власенко, связанном с делом "Ордена Света" - одной из составных частей Ордена российских тамплиеров. Это возникшее в начале 20-х сообщество духовной оппозиции большевистской власти было уничтожено к 1940 году. История возникновения и гибели Ордена теперь известна, опубликованы биографии участников, материалы следственных дел, обвинительные заключения. Вот небольшой фрагмент из протокола допроса Евгении Владимировны Власенко [13, С. 214-215]:
"ПОКАЗАНИЯ ВЛАСЕНКО Е.В. 23.01.35 г.
ВОПРОС: Скажите, откуда Вы ездили в Петропавловск к Л.Н.АКСЕНОВОЙ и в каком месяце были там?
ОТВЕТ: В Петропавловск я ездила из г. Ташкента в июне 1931 г. Там у Л.Н.АКСЕНОВОЙ была моя мать, приехавшая немного раньше меня из г. Москвы. Из г. Петропавловска, пробыв там около двух месяцев, я вместе с матерью выехала в г. Москву. В конце сентября из Ташкента на время отпуска в Москву приехал мой муж Борис Михайлович уже после освобождения после ограничений. В конце октября я с мужем вернулась в г. Ташкент.
ВОПРОС: Будучи в г. Петропавловске, с кем Вы познакомились из ссыльных анархистов и других?
ОТВЕТ: Познакомилась с ПОЗИНОЙ З.Л., ПАЛЬМОВЫМ Павлом Павловичем, СОЛОНОВИЧЕМ Сергеем Алексеевичем и его женой Ниной, с эсером СОРОКИНЫМ Ф.Д., с меньшевичкой АРКАВИНОЙ Верой Яковлевной и ее мужем, ЛЕВИНЫМ А. и БЕЛЕНЬКИМ Захаром Давыдовичем".
Меньшевики В.Я Аркавина, А.Г. Левин и З.Д. Беленький, а также эсер Ф.Д. Сорокин отношения к анархизму или анархо-мистицизму не имели, поэтому их дальнейшей "разработки" не последовало. Были среди ссыльных и секретные осведомители, например, указанный Е.В. Власенко Пальмов, которого она ошибочно назвала Павлом Павловичем, настоящее имя-отчество - Михаил Михайлович [13, С. 216, 240]. Он был поэтом-имажинистом из Нижнего Новгорода. Сотрудничество с чекистами не спасло, М. Пальмов был расстрелян в 1938 году.
Вернемся к жизнеописанию Веры Аркавиной. В 1945 году она приехала из Кузбаса в Харьков. Сохранился подаренный дочери (вероятнее всего, присланный почтой) небольшой альбом Дюрера с надписью: "Дюрер был нашим любимым художником: А.Г. и моим. Пусть он будет подарком от нас обоих к 11/XII-45 года". 11 декабря - день рождения Абрама Левина. То есть, в 1945 году мать и дочь не знали о гибели Абрама Левина в 1938 и надеялись, что он жив.
До войны семья покойного Я.С. Аркавина жила в подаренной советской властью квартире, в одной из комнат которой Вера поселилась после войны. В руках у меня документ на половинке машинописного листа:
УССР
ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ КОМИТЕТ
ХАРЬКОВСКОГО ОБЛАСТНОГО СОВЕТА
ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ
N 2-28 27 июля 1946г.
ЗАМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ИСПОЛКОМА ГОРСОВЕТА ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ
тов. АНТОНОВУ
------------------------
Научный работник тов. АРКАВИНА проживала в своей дарственной квартире в доме по ул. Сумской N 24 кв.2
В свое время т. Аркавина имела паспорт. ограничения.
После разбора директивными органами ограничения с т. Аркавиной были сняты, а за это время в ее квартиру был вселен тоже научный сотрудник тов. ЛУНДИН.
В заявлении на имя депутата Верховного Совета СССР тов. ВОЛОШИНА И.М. т. Аркавина просит выделить ей 13 кв. метров в ее дарств. квартире из общей площади, занимаемой в настоящее время т. Лундиным, в 40 кв.м.
По поручению тов. ВОЛОШИНА И.М. прошу Вас вызвать тов. ЛУНДИНА и произвести раздел жилплощади, предоставив т. Аркавиной 13 кв. метров из общей квадратуры.-
Пом. Председателя Исполкома
Харьковского Облсовета депутатов
трудящихся [подпись] /Г. Котляр/
Насколько я помню по рассказам бабушки, ей нелегко удалось добиться разрешения вселиться в комнату в родной квартире (на иное жилье тогда она претендовать не могла). Жизнь в соседстве с Лундиным оказалась несладкой, тот очень старался выселить соседку, и в дальнейшем бабушка неоднократно меняла места жительства. Так, например, письмо N 7д-6090-57 от 6 ноября 1958 года "Гр-ке АРКАВИНОЙ В.Я." из Главной военной прокуратуры о реабилитации Абрама Левина пришло по адресу: г. Харьков, 24 п/о, до востребования, а справка о реабилитации мужа получена с сопроводительным письмом N 4н-06411/57 от 4 декабря 1958 года из Военной коллегии Верховного суда Союза ССР уже по адресу: Харьков-13, Даниловский пер., д. 29.
Вместе с Верой из квартиры в квартиру кочевали отцовское кресло, письменный стол и еще немного мебели, которую ей удалось вернуть после войны. Сохранилось фото Веры Аркавиной 1950 года в отцовском кресле на фоне неуюта очередного ее жилья. В видавшем виды, но все еще изящном пальто с меховыми оторочками, молодая в свои 49 лет и непреклонная - назло всем невзгодам, а чем дается эта непреклонность говорит подпись для дочери на обороте фото: "Такой приснюсь своим врагам!" или "Нераскаявшаяся (вернее "позднокающаяся") Магдалина. Сохрани меня, Норочка, и такой! Мама. 20. III 50 г".
В 60-х годах Вера Яковлевна получила хорошую светлую комнату в двухкомнатной коммунальной квартире на площади Розы Люксембург, которая и стала ее жильем до конца жизни. Она и работала до последнего дня. Преподавала немецкий язык. Очень много путешествовала по стране, писала стихи, рассказы, статьи.
Вера Яковлевна поддерживала дружеские отношения с меньшевичкой Софьей Моисеевной Зарецкой (1882-1964). Зарецкая до революции работала техническим секретарем социал-демократической фракции в Думе. Вместе с Абрамом Левиным заседала в 1917 году во Временном Совете Российской Республики (Предпарламенте). Прошла долгий путь по ссылкам, тюрьмам и лагерям ГУЛАГа.
Последние годы жизни Зарецкая провела сначала в Полтаве у дочери В.Г. Короленко Софьи (1886-1957), работавшей директором музея писателя, а после смерти Софьи - в инвалидном доме в городе Пирятине близ Полтавы. Сестра Софьи, Наталья Короленко-Ляхович (1888-1950) жила в Москве, но часто приезжала в Полтаву. Вера Яковлевна была дружна с обеими сестрами. Жизнь и деятельность Владимира Короленко, по-моему, были одним из главных нравственных ориентиров моей бабушки. Благодаря ей, я прочел в юношеские годы "Историю моего современника" А Софью Моисеевну Зарецкую Вера Аркавина навещала и поддерживала до самой ее смерти.
О жизни С.М. Зарецкой в Полтаве вспоминает и Н. Баранская:
... Я обещала, что скажу о каждом из маминых друзей, товарищей по партии меньшевиков, хоть то немногое, что вспомню или смогу узнать, потому что, боюсь, о них не скажет никто.
В маминых бумагах нашлась автобиография Софьи Моисеевны, написанная, вероятно, тогда, когда Зарецкая хлопотала о пенсии. Тут вся ее жизнь: революционная деятельность, работа до 1917 года. А в сложенных страницах -- листок записей, сделанных мамой и дополняющих сведения Зарецкой о себе: "1-й арест в 1931 г. в Москве -- 3 года Алатырь-Чувашской...". И затем от возвращения в Москву в 1934 году перечислена цепочка арестов, ссылок в лагерь, в котором С. М. дважды прибавляли срок. Последняя мамина запись: "Итого репрессии продолжались беспрерывно с 1931 по 1952 г.". После этого уже серьезно больная С. М. приехала в Полтаву, где ее приютили дочери В. Г. Короленко, долго лежала в больнице -- здоровье ее было разрушено. Совсем беспомощная, закончила она жизнь в инвалидном доме в городе Пирятине близ Полтавы.
С. М. Зарецкая пережила маму и успела откликнуться на ее смерть: "Всё думаю о ней, вспоминаю всё из общей с ней жизни. Потеря такого друга для меня -- большое горе" (25.10.1960) [12].
В воспоминаниях Н. Баранской есть неточность. После 1952 года Зарецкую не могли приютить обе дочери Короленко, потому что Наталья к тому времени умерла, если, конечно, в многочисленных источниках в Интернете годы ее жизни указаны правильно.
В 50-60 годах В. Аркавина составляла список членов меньшевистской партии и их краткие биографии. Поскольку А.Г. Левин шел в нем под номером 198, можно предположить, что этот список (составленный в алфавитном порядке) включал в себя несколько сот фамилий. К сожалению, сам список до нас не дошел, но работа Веры Аркавиной не пропала. Теперь я понимаю, что это был коллективный труд многих людей, ныне отраженный в списках "Мемориала", и бабушка внесла в него свой посильный вклад.
В 1970-е годы воспоминания Веры Аркавиной о РСДРП были записаны Е.Е. Захаровым. Нынешнему молодому читателю, возможно, будет интересно узнать, что за сам факт записывания и распространения воспоминаний о партии меньшевиков в то время грозил вполне реальный тюремный срок. Я связывался с Евгением Ефимовичем, к сожалению, пока в его обширном архиве воспоминания бабушки не нашлись. Вот что он написал мне 14.03.2012 года:
Здравствуйте, Сергей!
Да, я действительно во второй половине 70-х годов много общался с Верой Яковлевной, она была одним из читателей самиздата, который я распространял. Я бывал часто у нее в гостях, в квартире на втором этаже большого дома на площади Розы Люксембург, ее большое окно как раз было над подворотней, ведущей во двор, а на первом этаже там тогда был ювелирный магазин. Помню и ее стихи, острые и публицистические. Я тогда же записал ее воспоминания, затем напечатал их на машинке. Я отдал их для публикации в самиздатский альманах "Память", и если мне моя память не изменяет, частично они были опубликованы в одном из номеров "Памяти" за границей. Материалы из "Памяти" затем перепечатывали в альманахе "Минувшее", надо проверить, есть ли публикация там. В Московском "Мемориале" есть все эти издания, у нас - частично, отдельные выпуски "Памяти" и почти все выпуски "Минувшего". Мне нужно посмотреть эти книги, и я смогу это сделать в начале следующей недели, когда попаду в Харьков - сейчас я в командировке.
Что касается машинописи - затрудняюсь сказать, осталась ли у меня копия. Одну или две копии забрала Вера Яковлевна, одну я передал в "Память". Судя по всему, должна была остаться еще одна копия, но чтобы понять, есть ли она, надо разобрать мой огромный архив. Какие-то тексты я был вынужден уничтожить в начале 80-х, когда была ощутимая угроза ареста, какие-то перепрятывал... Но эту машинопись я должен был сохранить - тексты, которые были только у меня, я не мог уничтожить. В общем, пока на Ваш вопрос ответить ясно не могу.
Эти воспоминания представляли собой несколько отдельных фрагментов периода 1918-1930 гг., в основном о репрессиях против социал-демократов и их житье в условиях несвободы. Всего было страниц 50-60 машинописи, и назвать это законченными воспоминания нельзя, скорее отрывками.
Я думаю, Вам следовало бы посмотреть, если Вы это еще не сделали, восстановленную тогда, в конце 70-х по таким вот устным рассказам и воспоминаниям историю партии социал-демократов после Октябрьского переворота - там много сюжетов касались Вашей бабушки. Она ведь была, если я не ошибаюсь, замужем за членом ЦК этой партии Левиным. Этим восстановлением занималось тогда несколько человек, и, в том числе, теперешний председатель "Мемориала" Арсений Рогинский.
А где Вы живете, в Москве? Если да, - поговорите на эту тему с Арсением.
Всего Вам самого доброго,
с уважением,
Е.З.
Тепло отозвался о бабушке и председатель правления правозащитного и благотворительного общества "Мемориал", Арсений Рогинский, написавший мне 16.03.2012 года: "Бабушка Ваша - чудесный человек была. Я имел счастье с ней быть знакомым. Увы, мало что помню из наших разговоров. Эта особенность моей памяти - стираю. Она много мне (нам) помогала..."
Помощь, о которой упоминает Арсений Борисович, касалась составления самиздатских сборников исторических работ "Память", которые с 1978 года стали публиковаться за границей.
Бабушка была заядлой путешественницей. Прошла уже в очень зрелые годы множество туристских маршрутов: от Прибалтики до Алтая. На туристическом теплоходе проплыла по Енисею, была очень впечатлена красотой Красноярского края. Я еще был дошкольником, когда она приехала во Львов, и мы совершили с ней путешествие по Закарпатью, побывали в Мукачево и Ужгороде. Как-то во время моих летних каникул мы несколько дней ездили по историческим и литературным музеям Подмосковья. Помню музейный комплекс "Новый Иерусалим" в Истре, усадьбы Мураново, "Мцыри" (тогда санаторий), Суханово (тогда дом отдыха). Бабушка ездила по стране с туристическим рюкзаком за спиной. Было в этом что-то трогательное, ассоциирующееся у меня почему-то с духом демократов-разночинцев (кстати, она высоко чтила Н. Чернышевского). Повсюду бабушка таскала с собой фотоаппарат "Смена", а потом после поездок присылала свои фото (проявляла пленки и печатала фото самостоятельно). Мне она подарила следующую модель фотоаппаратов этого семейства - "Смену-2", работоспособную до сих пор.
В ленинских Горках мы с бабушкой тоже побывали. Надо сказать, что свои социал-демократические убеждения бабушка мне в мои школьные годы не навязывала и позднее в диссидентское движение не вовлекала, разве что несколько самиздатовских книг дала прочитать. Уже в 70-е годы бабушка говорила мне, что помогает материально политическим заключенным. Почему бабушка не оставила более развернутых воспоминаний о своей жизни и РСДРП, чем те, которые записал Е. Захаров, ведь при ее владении пером такие воспоминания вместе со стихами могли стать главным произведением ее жизни? Может быть, ответ на этот вопрос она дала в следующих строчках:
... Не возвращайся тем путем,
Которым вместе шла с любимым:
Откажут выдержка и силы,
Займется сердце вдруг огнем
И горечью невыносимой...
В Москве у бабушки было много друзей и товарищей по партии, тюрьмам и ссылкам.
Лучшую свою подругу бабушка ласково звала: Буня, Бунечка. Это была Буня Натановна Маслянская, жена социалиста Якова Иосифовича Горенштейна. С Яковом и Буней Вера Аркавина и Абрам Левин познакомились и встречались, вероятнее всего, в среднеазиатской ссылке. В 1936 году Яков Горенштейн был арестован во Фрунзе и расстрелян на Дальнем Востоке 26 октября 1937 года по приговору тройка при УНКВД по Дальстрою. После ареста мужа Буня Маслянская жила в Тамбове, работала секретарем-машинисткой. Была арестована и приговорена: Особым совещанием при НКВД СССР 12 октября 1941 года к 5 годам ИТЛ.
Мы не раз ездили на метро в гости к Буне. Жила она на 15-ой Парковой улице в Измайлово в отдельной комнате "общежития-малосемейки". Это была очень приветливая небольшого роста женщина
В Москве бабушка встречалась также со своей гимназической преподавательницей Надеждой Александровной Конисской, написавшей на подаренной Вере Яковлевне фотографии: "На добрую память моему другу Верочке Аркавиной, необыкновенному человеку, сердечному, глубоко чувствующему. От бывшей преподавательницы Н. Конисской".
Именно бабушке я обязан первым знакомством с островом Кижи. В 1958 году она приехала к нам в Петрозаводск, и мы отправились в Кижи на рейсовом теплоходе "Лермонтов". Быстроходных судов на подводных крыльях тогда еще не было, и путь до острова занял больше трех часов. На острове мы с бабушкой провели 2 дня, ночевали в гостинице-дебаркадере. Мы были единственными туристами на острове, и церкви нам открывал плотник-реставратор, может быть, даже сам знаменитый Михаил Мышев. Он долго с бабушкой разговаривал о своем ремесле.
Ездили мы с ней и в Кондопогу полюбоваться знаменитой Успенской церковью. А в начале 70-х бабушка из Петрозаводска одна поехала на туристическом теплоходе на Соловки - через 50 лет после пребывания на острове в качестве заключенной. Каково ей было там ходить с экскурсиями? Наверное, хотелось почтить память погибших друзей. Вернувшись в Петрозаводск, она рассказала нам, что в программу экскурсий информация о Соловецком лагере особого назначения не входит. Правда, находятся экскурсоводы, все же хоть что-то рассказывающие про СЛОН.
В 2003 году, через 80 лет после бабушки я побывал на Соловках - приезжал туда с друзьями на однодневную экскурсию. Время позволило пройти только сам монастырь и музей ГУЛАГа, который впечатлил выразительностью оформления, но лично мне хотелось бы более детальной экспозиции, может быть, на дополнительной музейной площади. После этого дня на Соловках осталось желание побывать здесь еще раз и взглянуть на лагерные места, где полгода была в заключении бабушка.
В 2008 году мы вместе с женой провели неделю на Соловках. Если 15 июля 2003 г., в первый мой приезд на Соловки, стояла жаркая летняя погода (в Святом озере плескалась детвора), то конец июля - начало августа 2008 года было больше похоже на позднюю осень, даже предзимье. Мы побывали на всех островах архипелага кроме Анзера - неисправность катера помешала. Много прошли пешком и проехали на велосипедах. Ближе познакомились с этой православной и культурно-исторической святыней России и на все времена - местом памяти и скорби по всем замученным в Соловецком лагере особого назначения и остальных лагерях ГУЛАГа.
Первые политзаключенные в 1923 году содержались в Савватьево, вскоре из-за переполнения помещений часть их была переведена на остров Большая Муксалма, туда же поступали новые партии социалистов. В своей машинописной биографии для списка членов РСДРП Вера Аркавина упоминает пребывание и в Савватьево, и в Муксалме.
Вот, что в точности было написано в "Социалистическом вестнике" (1923, сдвоенный номер 17-18, стр. 16, статья "Избиения") о прибытии партии политзаключенных с Верой Аркавиной на Соловки:
Савватеевский скит уже не может вместить всех продолжающих прибывать социалистов Последние партии, в составе которых были тт. Кушин, Кушина, Аркавина, Лурье, Кричевский, 23 с.-р-а, пересланных из Ново Николаевска и только что вынесших в Архангельске голодовку и др., еще не имели назначения.
В ночь на 23 августа вся эта партия, подверглась зверскому, заранее организованному избиению. Заранее была подобрана стража, распределены роли, приготовлены веревки, и полотенца и т. д.
Непосредственный повод и подробности избиения еще не известны Очень пострадала тяжело больная Вера Аркавина. Вся партия была связана и, по слухам, отправлена в Новоозерский скит.
Какие еще есть сведения о жизни политических заключенных на Соловках в 1923-24 годах? Вот что написала Н.Б. Богданова, дочь видного меньшевика Бориса Осиповича Богданова:
Из Пертоминска на Соловки 1 июля 1923 г. было переведено около двухсот человек. Всех поместили в Савватьевском скиту в четырнадцати километрах от Кремля в глубине Большого Соловецкого острова. Расселились по фракциям: меньшевики и эсеры заняли большой двухэтажный кирпичный дом, анархисты и левые эсеры -- деревянный двухэтажный флигель напротив. Между этими строениями -- основная территория для прогулок, размером примерно триста на сто метров с деревьями. К главному корпусу примыкала церквушка, а позади него -- небольшое озеро. По периметру внутренней зоны, включавшей в себя оба дома, церковь, площадку между домами и часть озера, проходила двухрядная ограда из колючей проволоки. Вне оцепленной зоны находились баня, две сторожевые вышки и двухэтажный дом, в котором размещались администрация, караул, и там же проходили свидания.
Администрация, соблюдая на первых порах традиции царских тюрем в отношении политзаключенных, была вхожа на территорию лагеря только на время поверок, все остальное общение шло через старост, избираемых на фракционных собраниях. Заключенные образовали коммуны и подчинялись ими же выбранному режиму самоуправления и самообслуживания. Они сами готовили пищу из продуктов, привозимых из Кремля, с добавлением того, что посылал Красный Крест и родственники, сами убирали, топили и прочее. В полуподвале главного корпуса оборудовали кухню, прачечную, мастерские, в церкви -- клуб. За пищей насущной не забывалась и пища духовная: изучались языки, Штудировались история, политэкономия, социология, работали кружки различного профиля, читались лекции, устраивались диспуты. Библиотека, укомплектованная в основном книгами, присылаемыми Красным Крестом, содержала много классической и современной литературы. В переплеты некоторых присылаемых книг монтировался перепечатанный на папиросной бумаге "Социалистический Вестник", с жадностью читавшийся заключенными. Выпускались заменявшие газету еженедельные фракционные журналы, и кроме них -- художественный общественно-политический журнал "Сполохи" со стихами, рассказами, статьями политического содержания. Две тетрадки этого журнала были найдены на чердаке главного корпуса бойцами расквартированной в нем части в 1955 г. и тут же были отобраны гэбистами, об этом я читала в "АиФ" N 16 за 1989 г. Проводились шахматные турниры. Иногда в клубе устраивались музыкальные вечера, театрализованные представления. Влюблялись, женились, разводились. Жили. На маленьком островке относительной свободы и человеческого достоинства, посреди океана ужасов остальных заключенных Соловецкого архипелага -- "уголовников", с каторжным трудом, голодом, издевательствами, изощренными пытками, расстрелами. "Знали ли Вы об этом?" -- спросила я В. О. Рубинштейна. "Кое-что знали, кое о чем догадывались. Сведения проникали через рабочих-ремонтников, возчиков хлеба и продуктов, хотя их общение с нами было строжайше запрещено. Подозревали, что на Секирной горе творятся черные дела, но выстрелов и криков не слышали. (Крепко спали, наверное, ведь совсем зеленые мальчики!)
Между тем, многие знали. И даже, как могли, реагировали. Об этом я вычитала в письмах политзаключенных Савватьевского скита. В одном из них, написанном в августе 1924 г., сообщается, что в связи с расстрелом трех кронштадтцев и последовавшей после него голодовкой, в адрес ЦИКа была послана телеграмма протеста от имени коммуны в Савватьево... [14, С. 100-101]
А так написал о заключенных социалистах на Соловках известный историк социалист Сергей Мельгунов, высланный за рубеж в июне 1922 года:
Характеристику этой "красной каторги" на Соловецких островах мы найдем в письме из Россiи, напечатанном в No. 31 "Революцiонной Россiи".
"Главное ея отличiе от дореволюцiонной каторги состоит в том, что вся администрацiя, надзор, конвойная команда и т.д. - все начальство от высшаго до низшаго (кроме начальника Управленiя) состоит из уголовных, отбывающих наказанiе в этом лагерe. Все то, конечно, самые отборные элементы: главным образом чекисты, приговоренные за воровство, вымогательство, истязанiя и прочiе проступки. Там, вдали от всякаго общественнаго и юридическаго контроля, в полную власть этих испытанных работников отдано безправное и безгласное населенiе "красной" каторги... Эти ходят босые, раздетые и голодные, работают минимум 14 ч. в сутки и за всякiя провинности наказываются по усмотрeнiю изобрeтательнаго начальства: палками, хлыстами, простыми карцерами и "каменными мешками", голодом, "выставленiем в голом виде на комаров"...
Савватьевскiй скит, где заключены соцiалисты, находится в глубине острова, он занимает десятину земли и кусочек озера и окружен колючей изгородью. "Там, в доме, разсчитанном человeк на 70, живет в настоящее время 200 человек соцiалистов разных оттeнков и анархистов. В предeлах этого загона им предоставлена полная свобода: они могут голодать, болеть, сходить с ума и умирать совершенно безпрепятственно, без малeйшей попытки администрацiи вмeшаться в их внутреннiя дела. Разговоры с начальником управленiя Ногтевым до последней степени просты, откровенны и циничны.На попытку предъявить ему требованiя он отвeтил приблизительно так:"Вам давно пора понять, что мы победили, а вы - побежденные. Мы совсем и не собираемся устраивать так, чтобы вам было хорошо, и нам нет дела до вашего недовольства". На угрозу массовой голодовки он ответил: "По-моему, вам гораздо проще сразу повеситься, до такой степени это безнадежно". Трудность и продолжительность пути на Соловецкiе острова лишает родственников возможности оказывать им сколько-нибудь существенную матерiальную поддержку, а казеннаго пайка хватает только, чтобы не умереть с голоду. Тяжело больные и помешанные совершенно лишены возможности пользоваться медицинской помощью и находятся в общих камерах, среди шума и тeсноты. Добиться же их перевода на материк совершенно безнадежно. На островe имeется больница, но врачи в ней опять-таки штрафные чекисты...
Но страшнее всего для заключенных не условiя содержанiя, а ожиданiе прекращенiя сношенiй с мiром на 8 месяцев. Что произойдет за это время, неизвестно. И теперь письма из Соловков почти не доходят по назначенiю. И теперь с.-р. сибиряков связанными увезли насильно на другой остров, где они совершенно отрезаны от товарищей из Савватiева. [15]
Относительно спокойная жизнь заключенных-социалистов довольно скоро закончилась. 19 декабря 1923 года за нарушение режима охрана открыла огонь по заключенным, пять эсеров были убиты, еще один умер через неделю в больнице. Несмотря на попытки скрыть убийство, оно получило огласку во всем мире под названием "Савватьевский расстрел", большевицкая власть была даже вынуждена опубликовать маленькую заметку в "Известиях".
7 августа 2013 года в поселке Соловецкий был установлен памятник узникам соловецких "политскитов" 1923-1925 гг., а 8 августа 2013 года в Савватьево был установлен памятный знак с именами погибших. Принимавший деятельное участие в установке этих первых в России памятников социалистам и анархистам, боровшимся с большевистским режимом, историк Константин Морозов написал 13.08.2013 года в своем блоге в Интернете (URL: http://kmorozov.livejournal.com/3522.html (дата обращения: 19.05.2014): "Этот расстрел стал своего рода Рубиконом, перешагнув который большевистский режим показал всем, что он готов сознательно и планомерно стрелять даже в бывших товарищей по революционной борьбе".
Летом 1925 года политзаключенные все же добились перевода на материк. На их долю, действительно, выпало значительно меньше беззакония и произвола по сравнению с другими категориями Соловецких заключенных. А для оставшихся на Соловках продолжалась "перековка" - устраивались музыкальные и театральные представления, выпускались журналы, велись научные изыскания... Если среди основателей лагерей и встречались романтики, искренне желавшие "железной рукой загнать человечество к счастью", как гласил известный большевистской лозунг, то очень быстро от такого желания осталась в наличии только железная рука, творящая издевательства, пытки и убийства. Единственным плюсом "перековки", по-моему, была возможность еще для какого-то количества лагерников выжить на должностях научных сотрудников, библиотекарей, редакторов, музыкантов, актеров - позже заключенных на подобных работах стали называть "придурками".
Лидерами меньшевиков на Соловках являлись Богданов Борис Осипович, Кушин Иван Александрович, Петренко Петр Семенович [14, С. 104]. Брат и сестра Кушины были в одной партии заключенных с Верой Аркавиной.
КУШИН Иван Александрович
(1889 - ?). Социал-демократ. Один из видных руководителей меньшевиков. Секретарь Московского бюро центральной области РСДРП. Был помощником редактора "Известий" Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, секретарем "Рабочей газеты" и "Луча". Арестован в 1918. В записке Каменева Дзержинскому от 5.9.1918 содержится просьба не принимать "самых репрессивных мер" к нему. Распоряжение Дзержинского от 10.9.1918: "Держать как заложника (конкретного обвинения нет)". Освобожден 28.11.1918 под поручительство Каменева. Арестован в 1920 в Киеве. В декабре 1920 выслан в Москву. Арестован 25 февраля 1921 в Москве в клубе "Вперед", заключен в Бутырскую тюрьму. Секретарь Московского комитета РСДРП в 1921-1922. 7 ноября 1921 на его квартире в Москве был обыск. В июне 1922 приняты меры к розыску Кушина. Арестован 9 июня 1923 в Москве и заключен в Бутырскую тюрьму. 29 июня 1923 приговорен к 3 годам концлагеря. Отправлен в Пертоминск, где принял участие в голодовке. 28 июля 1923 вместе с сестрой отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения, содержался на острове Муксолма, был политическим старостой. В ночь на 23 августа избит: вся прибывшая из Пертоминска на Соловки партия, "подверглась зверскому, заранее организованному избиению. Заранее была подобрана стража, распределены роли, приготовлены веревки, и полотенца...". В августе 1925 переведен в Тобольский политизолятор. В октябре 1926 сослан в Тобольск, в том же году отправлен в ссылку в Актюбинск. (По др. сведениям, отправлен на 1 год в Верхне-Уральский политизолятор). В мае 1929 жил в Чимкенте. В 1930 поселился в Курске. Арестован в том же 1930 и получил дополнительно 3 года политизолятора(?). В 1931 находился в Воронеже. Дальнейшая судьба неизвестна. Жена - Михайлович К. В., сестра - Кушина Людмила Александровна. [1]
В 2008 году после посещения одного из самых скорбных Соловецких мест - Свято-Вознесенского скита на Секирной горе мы с женой пешком прошли по размокшей дороге в Савватьево. На стволах многих деревьев видели характерный рыжий, скорее даже оранжевый лишайник, такой же растет на стенах монастыря. Мостиком через канал, соединяющий Долгое озеро с морем, мимо валунной бани мы пришли на территорию скита и увидели тот самый двухэтажный кирпичный дом (келейный корпус) и другие постройки или их руины, о которых пишут Н. Богданова [14] и С. Мельгунов [15]. Увидели также реставрируемый Храм Смоленской иконы Божией Матери, поклонный крест на месте пустыннической кельи преподобных Савватия и Германа и памятный знак в их честь.
В этот день в Савватьево было безлюдно, только из валунной бани доносился стук топора. В остальном - покой и тишина. И 85 лет, разделяющих нас и социалистов-заключенных Савватьевского скита. Через день на катере мы совершили поездку до знаменитой дамбы между Большим Соловецким островом и Большой Муксалмой. Дамба, море и острова завораживают своей красотой. Пахнет водорослями, в прозрачной воде видны лилово-фиолетовые медузы. В 1923 году по дамбе шла колонна, политзаключенных, перегоняемых из Савватьево на Муксалму, среди них - Вера Аркавина...
На Большой Муксалме сохранилось кирпичное двухэтажное здание скита, где жили заключенные. Рядом стоит большой разрушающийся деревянный дом, в котором размещалась охрана. Если Савватьево могло запомниться заключенным рыжим лишайником на деревьях, то на Большой Муксалме летом они видели крупный розовый (другое название - шведский) клевер, посеянный здесь монахами еще в XIX веке и растущий до сих пор...
Несколько раз бывал я у бабушки в Харькове, она знакомила меня с городом, было видно, что очень его любит. Показала мне и дом профессора Аркавина на Сумской (если память мне не изменяет - неподалеку от входа в парк им. Тараса Шевченко).
Бабушка с особенным удовольствием меня кормила, старалась обязательно приготовить что-то вкусное, чувствовалось, что кулинарию она начала осваивать в очень зрелом возрасте, после реабилитации и устройства своего быта. В родительском доме в детстве и юности Веры еду готовила кухарка, потом были тюремные и лагерные пайки. А в ссылках питание было простым - "... острый нож да хлеба каравай, хочешь, примус туго накачай...", как писал О. Мандельштам. Бабушка часто присылала по почте знаменитые харьковские шоколадные торты. Приезжая в Петрозаводск, варила свой фирменный напиток - глинтвейн.
В раннем моем детстве бабушка постоянно посылала мне детские книжки и открытки, часто с ее собственными стихотворными пояснениями к открыточным рисункам. Потом детские открытки сменились художественными. Позже бабушка присылала мне поэтические книжки. Благодаря ей, я познакомился с поэзией Ф. Шиллера, Ю. Тувима, К.И. Галчинского, Д. Самойлова, Р.М. Рильке и многих других русских и иностранных поэтов. О стихах Рильке она говорила: "Жаль, Сережа, что ты не читаешь их на немецком языке".
С бабушкой мы ходили в музыкальные театры и на концерты классической музыки, без которой она не мыслила жизни. Вот как начинается стихотворение Веры Аркавиной "Менуэт Гайдна":
Как вздох, скольженье менуэта
По тихому простору зал.
Он был игрой свечей и света,
Он в теплых отблесках мерцал.
Бабушка была активисткой известного в стране харьковского клуба любителей книги, работавшего с 1963 по 1976 год. Часто она присылала хорошо изданные программы заседаний и конференций клуба. Она много сделала для популяризации замечательной художницы Нади Рушевой, умершей в совсем юном возрасте.
В архиве бабушки остались ее стихи и записные книжки (в основном с путевыми заметками). Есть несколько либретто опер и балетов, рассказы, статьи на педагогические темы. Уже в наше время в научных статьях и диссертациях появились ссылки на некоторые бабушкины публикации, например, на ее рассказ "Первая тетрадь" (журнал "Мурзилка". -1954. N 11.-С. 6-8). Используется также ее статья "Некоторые высказывания великих русских мыслителей об изучении иностранных языков" (Иностранные языки в школе. -1953.-N 1-2.-С. 38-43).
Остались переписанные бабушкиной рукой в 60-е годы "Реквием" Анны Ахматовой и несколько ранних стихов Иосифа Бродского. Есть доброжелательные письма от И. Эренбурга, Э. Межелайтиса. Письму от Л.К. Чуковской посвящена отдельная глава этой книги.
Когда она прочитала (или перечитала) стихи Мандельштама в нашем машинописном сборнике в Петрозаводске, то сказала мне очень запомнившиеся слова: "Насколько его стихи до "Воронежских тетрадей" сильнее". Она не приняла мучительных и трагических попыток больного уже Мандельштама нащупать связь со страной - посчитала это малодушием. Я по молодости лет пытался спорить, но теперь понимаю, почему бабушка не признавала в этом случае полутонов. Это следствие ее тюремно-лагерного опыта, где сохранить себя и свое достоинство, по-видимому, возможно было только так: принимая мир черно-белым.
Если говорить о поэтических пристрастиях бабушки, то это, прежде всего, Пушкин, Лермонтов и Пастернак. Она встречалась с Пастернаком после войны. Приезжала к нему в Переделкино. Борис Леонидович сказал ей какие-то ободряющие слова. Это я знаю со слов бабушки, подробностей, к сожалению, она не рассказала.