Мир рождался. Из хаоса, из темноты. Не из тьмы. Как семя, брошенное в землю, даёт всходы, так и мысль, посеянная в живой, но вечно изменчивый хаос, рождала теперь материю. Мечты шестерых Изначальных приобретали очертание, форму, краски, звуки, с каждым мгновением становясь всё ярче и ощутимее. Их можно было потрогать, вдохнуть ароматы. Сколько их? Неисчислимо - столько же, сколько цветов, трав, деревьев... И звёзды горстями бросали в чёрную землю, небесную. Светом прорастали в ней звёзды.
Радовались Изначальные тому, что ещё одно дитя родилось. Ещё одно в череде миров. Открыло глаза множества оттенков. Живёт и дышит. А мысли продолжали работать воедино - единым духом рожденные, единой душой. Особенный мир творили - место отдохновения своего.
Впрочем, сколько их было до этого? С той же надеждой, с той же радостью сотворенных. Но потом - откуда-то приходило разрушение, и первоначальная гармония гибла от деяний ими же созданных. И мир терялся навеки. Почему? Если бы они знали. Может, причина была в том, что не слуг творили себе, а таких же, как они сами - свободных, прекрасных, способных воплощать свои мечты. Разве что материальных, имеющих всю полноту жизни. И вновь надежда, вновь чаяние - на этот раз их творение останется с ними.
Теперь их осталось шестеро, а когда-то было больше. Иногда, на границе миров, там, где царил живой хаос, как материал для нового воплощения грёз, они отдыхали, принимая вид своих детей, а в Цитадели Света были едва заметны, почти бесплотны. Все, как единое целое, хотя и отличались друг от друга.
Не оскудеет рука Творящих! Ожили, пошли по земле разные животные, моря и реки приняли в себя души живые, расправили крылья птицы. Сколько их? Не считают. В небо поднялись, неведомые ранее, драконы. В них часть духа Изначальных - мысль и знание. Как учителя, как советчики. Будет трудно кому, зададутся вопросами - придут, отыщут. Рядом с таким драконом все тревоги улягутся, разум станет чистым, открытым, мысль пойдет незамутненная, но не дарёным будет ответ - сам ответишь.
Всё для них - для детей своих. Колыбелью выбрали красивейшую из долин, сплошь усыпанную цветами. И плоды для них, и ягоды, и вода, вкуснее которой не найти нигде. Любуются на детей своих. Всю душу вложили в них, всю свою любовь. Никогда ещё дети не были столь прекрасны.
Пробудили первого - не рождённого, созданного. Не простые дети у Изначальных. Пробудятся - каждый в себе источник силы откроет, магии волшебной. В каждом из них живёт частичка Изначального. Ей и будут землю украшать, создавать то, что коснётся души желанием... Знают Изначальные, как прекрасны поначалу бывают творения их детей, потому что в каждом из них яркой звёздочкой светится в сердце искра таланта. Щедры Изначальные. Особенно к тем, кто рождён от них духом. К первым. Истинно, дети. Своих детей назвали - визарами - подобными. Любуются детьми своими. Спят среди цветов, как цветы, и тела юные ароматы цветочные впитывают в себя каждой клеточкой.
Один из них - самый первый, во сне улыбается. Во снах знания приходят - проснутся, увидят мир, так будто вспомнят, будто вернутся домой. Всё знакомое, всё родное. Улыбается... Локоны тёмные разметались. Ресницы пушистые и такие длинные, что на щеках нежная тень. Разбудили. Вложил в него Дэльнийя-Изначальный - провидец и Учитель, дар гармонии. Позвал его: "Эмилис..." Открылись глаза дивные, изумрудные. Вздохнул и улыбнулся в ответ. Огляделся... Остальных сам разбудит. Пусть проснутся они от прикосновения Гармонии.
Ветер в лицо, кудри по ветру. И песня звонкая. Места эти пусть и незнакомые, но не опасные. Далеко позади осталась граница, что пролегла между миром визаров и эвиров - чуждых.
Приостановили коней, спешились. Один - темноволосый, с изумрудными глазами, второй со светлыми кудрями, а глаза - будто небо перед грозой. Сколько времени прошло, как они ездят вместе, избрав себе путь странников - аттаров? Давно уже стоят поселения, называемые танами. Много времени прошло, многое изменилось. Не потому ли на поясе мечи, хотя и хранят их Вышние Учителя - ни разу ещё не пришлось нарваться на эвиров. Да и притихли они после первых стычек.
Но смерть оба видели. Однажды оказались в одном тане, как раз после нападения. Неожиданно напали эвиры на тан. Многие не успели даже вооружиться. Здесь и там видели они обезображенные смертью тела. Стоны и плач звучали в ушах. Невозможно забыть такое.
Ограждали тан, ставили невидимый барьер света. Не проникнут больше эвиры пока не уподобятся духом. Видели глаза жён, потерявших мужей. Разрушен святой союз. Когда ещё встретятся, когда найдут друг друга...
И хвала Изначальной Элейе! Создала Обитель Сестёр. В Обители покой - боль утихает. Дарит силы жить, ждать... Но не только. Дар исцеления им дала, ключ к проходам быстрым, открыла Летописи живые, которые доступны, разве что, Изначальным. Могут сёстры видеть мир, чувствовать нити скорби. Быстро оказываются там, где есть раненые. Иногда даже смертельные раны затягивают, спасают.
Невесёлые воспоминания. К тому же, чувствует Эмилис, что путь их совместный подходит к концу. Нет, Элиас навсегда останется его другом, он был первым, кого Эмилис пробудил ото сна. С тех пор не расставались. Духом обменявшись, навечно дружбу скрепили. Стали называться эладами - друзьями. А путь они держат... Не знает того Эмилис, только чувствовать стал с недавнего времени, что не сам едет - друг его ведёт. Сразу после того утра, когда, проснувшись, прошептал Элиас: "Эльтэ..." Судьба... Значит, судьба ведёт. А, как встретит, то осядет. Создаст дом, вступит в союз. И, сейчас, сидит рядом, но впервые так далеко от него, где-то там - где любовь. Сердце же самого Эмилиса спокойно - ни предчувствия, ничего. За друга рад - каждый знает, что нет большего счастья, чем встретить свою судьбу - дар Изначальных.
Немного отдохнув, двинулись дальше. По дороге крутой, горной. Там за перевалом есть тан. Когда они здесь были последний раз, тан только-только начинал создаваться. Был избран и правитель - Илион. Правители визаров отличались от правителей в иных мирах. Избирался, как правило, тот, кто пользовался наибольшим уважением, любовью, знаниями. Да и почитание было не принято - по силе визары все равны, все обладают тем или иным даром, той или иной магией. Только времени с тех пор прошло немало. И теперь Элиаса просто тянет вернуться в этот тан. Что ж, они обязательно там погостят. Странников всегда встречают с радостью. Ведь в танах живут те, кто имеет семью, кого уже не зовёт ни судьба, ни дорога. Впрочем, иначе и быть не может. С начала сотворения, все визары будто нитью связаны между собой. Ту же нить и детям своим передают, и внукам. Только нет у визаров такого понятия, как внук. И по возрасту, и по виду, они ничем не отличаются друг от друга. Всегда юные, вечные, только уже не бессмертные. Потому что с появлением эвиров - чуждых - узнали, что такое смерть. Правда, душа остаётся, отправляется в Обитель скорби, откуда потом вновь сходит в этот мир. А потом, вырастая, визар вспоминает себя. Будто и нет смерти, но... есть. Потому что, нет большей муки, уходить неведомо куда, жить неведомо кем, пока вновь не встретишься с самим же собой. И воспоминания горькие, и разрываешься на две половины, не в силах принять, соединить. А если это уже рождённый?.. И навсегда остаётся в памяти тот страшный миг, когда гаснет сознание, и возникает понимание того, что это конец. И не думаешь в этот момент о том, что вернешься, что вновь станешь сам собой. Станешь, только не таким, каким был прежде. Таит взгляд тех, кто возвратился, некую тайну. А когда-то, в самом начале было так хорошо! Знать бы, что произошло - почему, как возникло это разъединение? Почему часть из них стала эвирами? И не эти ли страхи, не пролитая ли кровь родили потом ущелья ордонтов?
Об этих ущельях ходили легенды. Будто скопилась в некоторых местах тёмная энергия. Неопасная сама по себе, но только те, кто сталкивался с ней, начинали испытывать такой ужас, что обычное воображение давало сбой и помимо воли рисовало что-то страшное и неведомое, и эта тёмная энергия начинала принимать форму и образ этих страхов. И порой оживали такие немыслимые чудовища! Откуда это взялось в их мире? Если бы ещё эти ордонты находились только в ущельях, но энергия не имеет границ, она способна расползаться. И вот уже какой-нибудь малыш, пугается тени у кроватки... А ведь каждому визару от рождения дано быть творцом.
Друзья поднялись на вершину, впрочем, гора была не так уж высока, и подъем не принёс никакого особого неудобства. Глянули вниз и ахнули почти одновременно. Вид внизу был просто восхитителен. Цветущие сады, дома, как дворцы. Но, нет! На небольшом возвышении был виден и сам дворец. Дворец правителя Фарна. Фарн, значит, огонь, и дворец сияет в лучах клонящегося к закату солнца, как огонь.
Илион встретил их с радостью. Красив правитель Фарна, только ощущается в нём что-то детское, не пробуждённое до конца. Не успел? Протянул руку подошедшей жене. Лайда... А вот в ней чувствуется сила - тёплая, солнечная. И сама вышла, будто светом озарила.
...он увидел её сразу. И весь мир в ней. Тоненькая, с волосами расплетёнными, золотисто-русыми. В глазах небо полощется. Походка лёгкая, кажется, даже трава не пригибается под ногой.
Качает головой Улайя-Изначальный. Он Илиону дар приготовил особый, хотел учеником своим сделать, провидцем, а Илион иной дар выбрал - любовь. Осознал себя через неё. Элейя смеётся. Сестра их по духу, единственная. Любовь в ней ко всему живому и не только. Судьба в её руках. Коснётся кого - и вот уже его зовёт дорога. А тут и в дорогу звать не пришлось.
Вниз. К ним. Прикоснулась - одной рукой Илиона обвила, другой Лайду. Ведь любовь не делится на двоих, она едина в обоих.
- Лайда, эльтэ таэль, левейя таэль... судьба моя, любовь моя..., - шепчет Илион. Так тихо, но слышит его Лайда. И тихий шёпот в ней звучит так сильно, что кажется дрожь эта по телу именно от этих слов - таких тихих, но таких оглушающих. Счастьем, радостью... любовью. Светятся глаза Илиона светом странным. Или огнём? Проникают, окутывают, жгут. Чем-то неведомым ранее, мучительно-сладким. Нет сил бежать, только прижаться, слиться... может, в этом и есть спасение?..
Первый союз. Юный союз в юном мире. Не только стали мужем и женой - стали жрецами союзов. Знания пришли - как украсить вступление в союз, чтобы навеки запомнился. Таинства любви открыли, первый Храм любви создали.
Зима в мире короткая, засыпает всё. И розы тоже. И срезаются две уснувшие розы, а потом Жрецами даются в руки тех, кто пришёл освятить свою любовь перед Изначальной. Мертвы розы. Но сила любви оживляет их - на глазах распускаются. И остаются в Храме. Любви ли, роз ли... Живут, пока любовь жива. А любовь живёт вечно.
Разошлись потом визары, разбрелись группами в разные стороны. Где чувствовало сердце найденную родину - там и поселялись. Вот так появлялись таны. Заселялся мир.
Лайда...
Вошли во дворец и, лишь присев, ощутили усталость пути. Да, многое изменилось с тех пор, как они здесь были последний раз. Разросся тан.
Нет слуг у визаров - сама Лайда принесла поднос с лёгким вином, фруктами. Принесла, поставила на стол и оставила их с Илионом. Быть бы беседе, если бы...
Открылась дверь, и в зал вошёл юноша. Почти визар, только чувствуется, что ещё не зажёгся в нём огонь мужа, тот огонь, который делает визара совершеннолетним.
- Мой сын, Эстар... - но это услышал лишь Эмилис. Потому что взглянул он в этот миг на своего друга и понял - свершилось! Понял, что Элиас не слышит уже ничего. Забрала его в плен судьба, навеки забрала. Кто знает, понял ли это Илион, но он что-то тихо сказал сыну, и юноша вышел.
Когда это произошло?.. Давно.
Граница миров... Улайя сидит, глядя куда-то вдаль. Куда? В три стороны раскинулась бесконечность, пустота... живая пустота. Здесь такая тишина, и в то же время ощущается постоянное движение. Что он видит, что прозревает?.. Но хмурятся брови, дума ложится на прекрасное чело.
- Что с тобой, брат?..
Ариэль. Ещё один из изначальных. Самый прекрасный из них. Духом с ними един, но есть в нём какая-то тайна неизведанная. Сколько раз Улайя всей своей сущностью сливался с ним, но даже ему не удалось провидеть, разгадать. И Дэльнийи не удалось. А уж Дэльнийя самый сильный из них.
- Не знаю... - нет, скрывать Изначальные ничего друг от друга не могут. Не знает. Только тревога какая-то или предчувствие... А, может, что-то почувствовал в их любимом мире? Что-то и знакомое, и незнакомое. Но слово они дали друг другу, что не оставят этот мир, как прежние, до конца будут за него бороться, что бы не случилось. Так не случилось же! Или... что-то не то? Но пока одна мысль всё-таки определена. Вот и союзы в мирах растут, как грибы. И таны множатся... Населяют визары землю, только... до каких пор?
Эмилис - их первое дитя, гармонизировал природу, убрал инстинкты, но... ведь визары не животные, ими движет любовь. Правда, дети в союз даются не часто. Одно или два дитя, но ведь каждый союз мечтает познать радость созидания, рождения себе подобного. Всё могут творить визары, кроме одного - души живой. А тут... Чувствуют себя равными Изначальным. С радостью открывает Элейя душам чистым, ещё безликим, дверь Цитадели, самой потаённой её Обители - Обители душ... И летит частичка живая светлым мотыльком невидимым, незримо касается будущей матери - и та сразу чувствует, что пришёл дар Небес, что подарит она миру дитя. Готовятся супруги к этому событию, как к творению. И не страсти огонь горит в эту ночь - духом творят. Если дочка даётся, то визара будущий образ провидит, рисует своим воображением, будто рисует самыми прекрасными, невидимыми красками. Если сын - то визар. Поэтому и чувствуют себя творцами - не потому ли рождённые так хороши собой, не уступают перворожденным? Нет, не инстинкт, но... природа. Женская, живородящая...
Основываясь на прошлых горьких опытах, не дали Изначальные дочерям своим собственного огня. Лишь муж пробуждает в их теле огонь. Да, так и было. Только... нет-нет, да и пробуждалось что-то в визаре, состоящей в союзе. Что-то огненное, только иным огнём опаляющее, тем, что в недрах земли горит. И тело жаждало любви особой, как земля жаждет семени, чтобы родить плоды. Нарушалась тогда гармония, замысел. Силой неведомой вырывалась искорка души из тайной обители, неслась в чрево матери, в страсти безумной зачинался плод. Рождался визар... Но, духом чуждый. Эвиры...
Нет. Поначалу их не гнали - сами уходили. Уходили что-то искать, что-то, что было бы близко их духу. Что они находили? Где? Но строили и свои таны. Только усилий немало приходилось затрачивать, не та была в них сила, не та магия. Слабее намного. Не потому ли рождалась ненависть? За отличие своё. Эвиры - чуждые. Визары дали им это название. Причём часто говорили так ещё тогда, когда дитя жило среди них.
Вечные ли они? Больно о том думать Улайе. Нет, не вечные. Но могут! Могут же! Лишь осознай, приди к свету, изгони из себя эту злобу, зависть... Нелегко. Знает Улайя, как нелегко. Сколько раз тщетой тлела эта надежда, не здесь - в других, потерянных уже, мирах. Не смеет винить их. Лишь одно утешает, что в этом мире не все ушли от света, хоть и разделились. А что будет дальше?.. Чувствует, тревожится, но не видит. А, может, не хочет увидеть?
- Миром правит природа... Элейя-любовь... - Ариэль. Он не ушёл. Стоит рядом. Чувствует Улайя, что хочет сказать ему что-то Ариэль. Не решается?
Всё же заговорил, сначала медленно, будто с трудом подбирая слова, потом всё более открыто, увереннее.
- Ведь можно всё упорядочить.
- Не вправе мы этого делать, Ариэль, упорядочить можно было природу, но не визаров.
- Которыми также движет природа, - улыбается, а в глазах всё та же неизведанность, - но ведь можно всё привести к концу, если дать им и иной дар любви. Иной природы. Природы огня, не земли... - помолчал и выдохнул, - я говорю о союзе одного начала, одной, единой природы, - и, словно боясь, что помешает, перебьёт, уже быстрее, жарче... - я могу дать им иную судьбу, поведу тех, кто будет сам искать её. Пойми, Улайя! Если есть союзы подаренные природой - пусть станут союзы, рождённые порядком. И когда-нибудь родятся последние двое, которые своим союзом замкнут этот круг.
Замолчал, спрятал взгляд под ресницы.
Молчит Улайя. Изумлённо смотрит на Ариэля. Эта горячность, огонь... у Изначального?! Огонь... Засмеялся:
- О чём ты, Ариэль! Они же испепелят друг друга. Ведь не только у визар природа своя, но и у визаров, и ни один не захочет усмирять её, становиться в таинстве любви визарой.
- Не испепелят. - Улыбается, и нет уже тайны в глазах, если только совсем чуть-чуть... Выплеснулась.
- Вспомни обычный союз - визар пробуждает жену свою, свой огонь ей дарит. А здесь... У кого-то из двоих, всё равно, огонь вспыхнет при встрече раньше, а значит, ошеломит поначалу, откликнется в другом дарящим чувством. И пусть потом опомнится, но и желание своё мимолётное тоже запомнит. Да, будет борьба, но как игра. Сколько песен родится, сколько музыки - это станет оружием борьбы. А, может, случиться и так, что кто-то сильнее осознает свою любовь и подарит себя - ведь знать будет, что без этого невозможен союз. А я им дар пошлю, свой огонь - освятит он их таинство, и в нём, несмотря на разность ролей, оба достигать будут фаэроса, оба услышат Музыку Сфер!
- Да будет, по-твоему, Ариэль, Жрец любви... - а мысль вновь вперёд рвётся, и не знает сам, откуда берутся слова, - если уж союз визары и визара сильнее любого из тех, кто ещё лишь ищет свою судьбу, то какой же силой будет обладать этот союз... Многое будет им подвластно. Защитниками станут... воинами... - и сам испугался сказанного.
Слышал ли Ариэль, нет ли? Только яркой звездой вниз рванулся. В мир. И в небе зажёг звезду новую - яркую, лучистую. Отныне станет она освящать союзы визаров.
Эстар... Ещё немного и светать начнёт. Спать хочется, а Элиас не даёт. Уткнулся в плечо, шепчет жарко. Видел Эстара совсем недолго, а каждой клеточкой в себя его впитал. Улыбается Эмилис, слушая любовный бред своего друга. И не удивляет выбор судьбы.
Окно в сад открыто настежь, аромат жасмина наполняет спальню. Всё вокруг спит, только... песня неожиданно врывается. Тихая такая, нежная - то ли визар поёт, то ли визара... Бросился Элиас к окну. По саду идёт Эстар, волосы в свете луны совсем серебряные, тяжёлыми локонами падают на чёрный плащ. Полыхнул в груди огонь, затуманил разум. Едва не махнул - туда, к нему. Схватить, бросить на коня, похитить, умчать!..
"Нельзя, - будто не его мысль остановила, чужая, - сожжёшь его, а счастья не подаришь, одну только боль. И сам не достигнешь фаэроса - ведь только двоим он даётся. Мальчик он ещё, подожди... совсем немного..."
Кулаки до боли сжал, словно в лицо холодной водой плеснул кто-то. Откуда в нём эти знания?.. А так тянет... Туда, в сад. В ушах смех тихий... Эмилис? Но, нет. Эмилис серьёзен, даже вскочил с ложа, чтобы остановить.
И снова шепчет горячо в ухо. Не выдержал Эмилис, напустил сон на друга. Улыбнулся - вот теперь можно и самому уснуть. И обожгло! Как огнём. Воздух стал раскалённым, опалил душу, забилось сердце. "Эльтэ?.." Нет, молчит, не зовёт дорога. Неужели рядом совсем? Где?.. Охватывает сон сладкий, упала голова на подушку - уснул. И не почувствовал, как поцелуй лёгкий коснулся щеки.
Граница миров. Один Ариэль. Только вернулся. Смотрит вдаль - пронзает взглядом расстояние. Кажется, совсем рядом спит Эмилис. Видит, как шёлковым веером разметались волосы по подушке. Спит и улыбается во сне. Точь-в-точь, как тогда, в Долине пробуждения. А потом дрогнули ресницы, открылись чудные глаза, изумрудные... С тех пор всегда следил за ним, следовал незримо, от всех бед охранял.
"Судьба моя, любовь моя", - шепчет Ариэль. И знает, что есть такая возможность. Хоть сейчас готов умереть, чтобы родиться. Там. В мире.
- Не время! - вздрогнул, обернулся. Дэльнийя. Не помнит Ариэль, когда последний раз видел на лице брата своего улыбку. Суров всегда. И сейчас тоже.
..."не время"... "Не время?!" - забилось радостью сердце. Значит, прав был - есть такая возможность! На миг, лишь на миг, в страхе метнулась душа. Смерть! Умереть, чтобы родиться. Не помнить, забыть всё... даже Эмилиса? Нет, знает, что потом вспомнит многое, вспомнит, кем был, только память эта будет принадлежать лишь этому миру, все прежние забудутся. И пусть! Так будет даже лучше, слишком на многое пришлось насмотреться...
- Поможешь мне? - на колени готов опуститься перед Дэльнийей.
- Придёт время - помогу, - дал надежду, повернулся и пошёл прочь. Другим был Дэльнийя. Даже весёлым был. А теперь... Изначальный. Страж. Воин...
Откуда взялась эта мысль? Воин... И Улайя что-то подобное сказал о союзах...
Тяжело стало на душе, неуютно. Потянулся к Эмилису. Спит...
Глава вторая
Лайда уже легла. Роскошное ложе, как обрамление. Тончайшая рубашка лёгкими складками вдоль тела - облегает, обнажает. Глаза закрыты, но не спит. Ждёт. А Илион всё продолжает мерить шагами спальню. Тяжёлые мысли в голове Илиона.
Эстар. Сын... Ведь почувствовал, увидел, как взглянул на него этот странник. Неужели судьба? Никогда такого не было, ни в одном из танов. И стало.
У Илиона друг есть. А у того дочь - немногим моложе Эстара. Мечтали, ждали - вырастут, вступят в союз. Видели они друг друга. Ну и что, что спокоен был Эстар? Ведь не загорелся в нём ещё фарн. А зажжётся? И понимает, что уже не будет союза, не сбудется мечта. Окно открыто; видит Илион, как сын гуляет по саду, не спит. Не мог не заметить взгляда, подаренного Элиасу.
Почему? Как такое могло произойти?
И впервые мысль пошла неверная, больная. Духом был слаб. Не тайна, что Лайда, и то сильнее его в той же магии. Вспомнил ночь зачатия. Видел будущего сына, прозревал, награждал его духом своим. Неужели Лайда сильнее была? Нет, не может этого быть. Не о дочери, о сыне вместе с ним мечтала. Тогда что? Обманула? Не свыше дано было дитя? Не эвира ли воспитал? Непонятного, чуждого, с иной судьбой...
Что-то метнулось по спальне - тень чёрная затаилась в углу. Под сердцем ледяной комок страха возник. Ордонт? Зажмурился - нет, не исчезло. Движется к ложу. Вот, будто накрыл собой Лайду. Лайда ли это? Как изменились черты... И что с руками?!.. Чернеют на белом покрывале, как две змеи, шевелятся. Вскрикнул от ужаса.
Вскочила Лайда, бросилась к нему - прекрасная, нежная. То ли прижимается, то ли его к себе прижимает.
- Что?.. Что?..
Уткнулся, зарылся лицом в душистые волосы. Стыдно за страх свой, за видения, за сомнения... Поднял голову, и вновь белым стал. Не ушло! За подушками затаилось. Лайда, посмотрев на него, устремила взгляд туда же.
- Видишь? - шёпотом произнёс Илион.
Засмеялась, подбежала к ложу, протянула руку. Показывает ему. На руке сидит красивый, крупный мотылёк. Чиста душа Лайды, светла, если ордонта мотыльком увидела.
Подошёл к ней, обнял, увлёк на ложе. Только не зажёгся огонь в эту ночь, впервые не зажёгся.
Утром Илион не помнил свои страхи. Чувствовал вину, стыд. За мысли свои, за испуг. Только всё равно что-то осталось в душе тяжёлое. Эстар? Может, быть...
Вчера поздно приехали аттары - странники, а потому сегодня Илион и решил устроить бал. Впрочем, Илион любил праздники, легко находил для них причину. Наверное, нигде больше, ни в одном тане, не было их столько, сколько было в Фарне.
Лайда сидит перед небольшим овальным зеркалом. Диадема из сияющих камней украшает голову, а глаза не сияют. Грусть в них, и в сердце неведомая прежде тяжесть. Предчувствия какие-то нехорошие тревожат сердце. Вспоминает страх мужа. Ведь видела испуг в его глазах - ей это не показалось, но что его могло так напугать?
Тяжело отчего-то. Так тяжело, что слезы выступили на глаза.
Открылась дверь, вошёл сын. Вот у него глаза сияют.
Улыбнулась, пытаясь скрыть слёзы, но Эстар заметил:
- Мэйя? Что с тобой?..
Обняла крепко-крепко, а сердце почему-то сжалось с ещё большей болью. Показалось, что обнимает его, чтобы расстаться. Будто последний раз. "Да что со мной? Всё же хорошо". Из зала доносится музыка, смех... Вздохнула глубоко. Отлегло немного от сердца.
Как же красива эта музыка! Её любимая. И танец тоже - самый любимый. Никто не играет - музыка сама звучит. Рождается она в душе визара, доходит до сфер и возвращается воплощенная.
Притихли гости, любуясь на прекраснейший из союзов. Ничто не предвещает беды.
Дверь хлопнула. Разве можно услышать в музыке хлопок двери? И какая разница, если кто и вошёл. Любой может прийти во дворец. Но почему стихла музыка в душе Илиона? Почему остановил танец?
Увидел! Кто она? Откуда? Никогда ещё не было такого, чтобы визара пришла одна. Если визара в союзе, то всегда с мужем, если нет - с отцом. Не бывают визары-странницы! А эта... одна пришла. Эта! Никогда Илион не испытывал таких чувств. Околдован, потерян, как впервые глаза открыл на мир. Никого нет в этом мире - все исчезли. Есть только он и она. Понимает, что это безумие, что такого не было и не будет нигде, ни в одном из танов. Но... слишком много случилось того, чего никогда не было. И злое чувство, незнакомое прежде, возникло в груди, как протест против любого укора, если таковой случится. Не видит изумлённых взглядов гостей - впрочем, и красота необычайная может изумлять, не видит глаз Лайды, не видит, как метнулся к ней сын, словно желая защитить от неведомой опасности.
Идёт она прямо к нему. Расступаются перед ней, освобождая проход. Совсем близко. Подошла, поклонилась.
- Наэль... - почти шёпотом.
Чернее ночи длинные кудри, запутались в них крупные рубины - каплями крови горят. Глаза черные, бездонные. В глубине зрачков вспыхивают искры. Как костёр в ночи. Темно-синее платье облегает фигуру, лишь от бёдер спадая вниз тяжелыми складками. И поясом рубиновым перехвачена тонкая талия.
Музыка! Обжигающая, полная страсти и томления родилась, зазвучала... Взял за руку, притянул к себе, обвил другой гибкую талию, закружил по залу - и всё закружилось. Как среди звёзд скользит...
Больно. Нет ревности в этом мире. Нет её и в Лайде. Есть боль. Такая сильная, что кажется, вот-вот, и настанет смерть. Не о себе думает - о муже. Чувствует - не то, не то... Не её это Илион, не её супруг. Как в плену. И понимает, что не вырвать.
- Мэйя! - Эстар. Подбежал, обнял. В глазах слёзы, удивление, непонимание... Если бы ворвались эвиры - защитил бы! А тут бессилен.
- Эстар, лиэн таэль..., - и не знает, что сказать. Обняла, смешались слёзы, а облегчения нет.
Илион? Где ты? Опустел дворец, разошлись все. Ходит, ищет. Слабая надежда в груди. Сейчас подойдёт сам, обнимет, сбросит наваждение.
В саду увидела. Не один. С ней. Бежать? Но... куда?..
Он тоже увидел жену. Сам подошёл. Нет вины в глазах, напротив, как барьер поставил. От жалоб, слёз, укоров...
- Лайда, - я создам тебе дом. Я всё сделаю. Не моя вина в том, что произошло. Не иначе судьба пришла ко мне. Настоящая. Ведь тогда мы были, как дети. Окунулся в любовь - себя не нашёл.
Холодно в груди, от боли холодно. Поняла, что всё, не вернётся. Ни он, ни его любовь. Дом? Зачем? Вечно жить без любви. Не примет она иной судьбы, даже если то, что он сказал - правда. Одна у неё судьба, одна любовь - Илион.
- А Эстар? - почему-то страшно стало за сына. Увидела глаза Наэль.
- Эстар не останется, - усмехнулся незнакомо, - он нашёл свою судьбу. В одном из аттаров.
Вздох вырвался из груди. Нет, не боли, не удивления - облегчения. Не поняла, не осознала, но понимание пришло, что спокойна может быть за сына. Не ей удивляться и противиться судьбам, посылаемым свыше.
Куда идти? В спальню? Не её она отныне. Толкнула дверь в одну из комнат для гостей. Присела на ложе. Уснуть бы. Навеки уснуть...
Неужели уже рассвет? Нет, ещё ночь. Только светом лёгким озарилась комната. Шагнула в неё Элейя Изначальная. Лёгкая, как видение. Смутно мерцают очи, полные скорби. Провела рукой по волосам - как ветерок коснулся. Стихает боль, оборачивается грустью. Неужели это будет теперь с ней всегда?
- Лайда, Лайда, - говорит или просто в ней слышится? - не печалься. Верь, проснётся Илион. Верой живи.
- Куда идти мне?.. Не знаю...
- Простись с сыном. Не тревожься за него. Отныне у него есть защитник. А сама иди к Сестрам. Двери Обители моей всегда открыты для тебя. Как только подумаешь, позовёшь, так сразу тропу увидишь.
Тяжёлым, горьким было расставание. Лишь одно утешало, рядом с Эстаром стояли два визара. Первых. Не рождённых. И, глядя, на одного из них, понимала - жизнь отдаст за её сына.
Суровы лица Изначальных. Никогда такого не было прежде, чтобы распался союз.
- Не я... - шепчет Элейя, - не моя вина...
Не её. Знают. Только понять не могут - почему? Поэтому и спешат в Хранилище. Пока мертва белоснежная стена, но сейчас оживёт под их руками.
Подернулась дымкой, потом, словно лёгкими клочками тумана очищаться стала, оживать. Вот и нет стены - мир лежит перед ними. Искать! Наэль... Кто она? Откуда пришла в их мир?
Альмийя. Брат их. Всегда в белоснежных одеждах, даже волосы белые. Кому, как не ему, Хранителю памяти, который всегда творит с оглядкой на прошлое, увидеть, найти.
Он тоже оставил дар этому миру - Источники Забвения. Страшные и благодатные. Почему? Может, потому, что ближе всех духом с Улайей? Да, когда творишь - всё кажется правильным, но за всем не уследишь. Откуда в созданный мир каждый раз приходит зло? Разрастается, искажает созданное, приносит боль, страдания.
Вот и подарил тайные Источники. Он - Источники, Элейя - Обитель сестёр. Окунется будущая сестра в Источник - утихнет боль. Только память остаётся, как песок на дне водоёма. Главное - не ворошить его.
Сейчас сосредоточился весь, ищет. Движется картина мира назад, отступая лёгкими шагами. Она входит во дворец, а теперь только подъезжает... и так - шаг за шагом, в прошлое.
Нашёл. Увидели. Только куда глубже заглянули. Поразило увиденное. Опять упустили, не заметили - детей своих, себе подобных, стерегли, отправив остальных за барьеры света, которые странники дарят. А за ними идёт жизнь, своя, свободная, им уже не подвластная. Нет, конечно, смотрели, видели многое. Только нет в природе Изначальных никакого насилия. А эвиры далеко ушли в своём отдалении. Хоть и произросли из единого корня. И теперь к визарам пришла та, которую можно с полным правом назвать дочерью тьмы...
Вертон. Благодатный тан в благодатном крае. Смотрят Изначальные рождение нового союза. Хороши новобрачные! Счастье плещется в глазах лучами солнечными. А теперь - нежданная радость, которая каждым союзом запоминается навеки, если не даётся потом ещё одно рождение, ещё одна душа. А вот и дитя у них рождается... Имя даёт жрец - Эстерон. Только почему потом эвиром назвали?
- Эрна, любовь, моя, - светловолосый визар с мольбой смотрел на совсем ещё юную девушку, прижав её руку к своему сердцу, словно хотел, чтобы она слышала его стук, - не для того я проделал такой путь, не для того вела меня дорога, чтобы услышать от тебя "нет"...
- Не о себе я думаю, Лаодис. О тебе. Не примет меня твой народ.
- Что мне народ мой? Любой тан выберем, какой захочешь. Не твоя вина, что родилась ты в народе эвиров. И сейчас, разве не переступила ты границу моего мира? Чиста твоя душа. Нечего нам бояться.
Не сказать, что не приняли - не сказать, что приняли. Но жили счастливо, до тех пор, пока не появилось дитя. Эстерон. Его не приняли. Кто знает, может, передалось ему по крови от матери что-то, но юноша отличался от визаров. Было в нём что-то дикое. Смотрит порой, а губы трогает странная усмешка, и неведомы мысли его. Не прогоняли - сам ушёл. Сначала ненадолго - захотел увидеть родню матери. Знал ведь заранее ответ, но всё равно спросил отца, почему, например, деда никогда не приглашали в гости? А потом просто исчез из Вертона. Сам ли не захотел возвращаться, или барьер уже назад не пропустил - только не вернулся. Элейя сжалилась над Эрной, послала союзу дочь. Только не остались они в Вертоне, уехали, поселились в другом тане.
Впрочем, не они интересуют Изначальных, а Эстерон. Трудно светлым искать среди тьмы. Лишь один может подняться так высоко, что без боли и страха может взглянуть. Велийя. Нет возраста у Изначальных, но Велийя кажется старше всех. Отыскал следы Эстерона. Только никакого Эстерона уже нет. А есть Старлог. Владыка Черной цитадели...
Неужели не знали? Знали. Видели, что в северных, почти пустынных землях, неладное творится. Только не догадались просмотреть путь Эстерона-Старлога. Ведь Эстерона лишь сейчас увидели. Разве можно проследить те судьбы, которые отвергнуты, которые извращены? Свою судьбу строят сами те, кто ушёл от Изначальных.
А Старлог увёл своих последователей в далекие земли. Цитадель отстроил. И отстроил легко. Не потерял знания визара, и магию не забыл. Ведь магия не волшебство, магия - это знание, соединённое с силой. Удалось ему открыть источник иной силы, не светлой. Далеко не светлой.
Может, в том, что происходит, а происходит нечто страшное - (в этом Изначальные уже нисколько не сомневались) - виноваты они сами? Ведь, если делаешь какую-то границу, то разница миров, лежащих по обеим её сторонам, будет всё увеличиваться и увеличиваться. Пока миры не станут полностью противоположными.
Но как было не создавать барьеры, если проливалась невинная кровь?
Впрочем, не везде существовали эти границы. На востоке возвышался гордый, величественный тан - Арвентос. Не захотели арвентосцы иметь барьера. Воспитали храбрых воинов, сами защищались. И ведь оружие - лишь мечи. Хотя при своих знаниях визары давно бы могли избавиться от всех врагов. Вот только... Если применить свет на разрушение, не вызовет ли это ответного удара, только уже иной, тёмной силы? Если биться светлой магией, то не появится ли ответная магия? Как равновесие. Именно эти мысли и останавливали Изначальных, именно эти мысли и дали правителям, чтобы те прозрели возможную опасность применения силы большей, чем просто физическая.
Не ошиблись ли они? Глядя сейчас на царство Старлога, такие мысли беспокоили, и сильно. Копится сила, чувствует это Велийя. Только для чего? Когда и как изольётся?
Наэль. Дочь Старлога. Рождённая от визары. Нет этой визары в Обители сестёр. От руки собственной умерла, сразу после рождения дочери, прокляв и судьбу свою, и дочь, и весь мир.
Ведь только в союз вступили. Гуляли рука об руку. Весна, цветом белым залит сад. Голова кружится от счастья, ароматов... "Самая счастливая... самая..." Смеётся.
Не смотрят Изначальные, что было дальше. Живая летопись сохранила её имя - Вельта, только ни её саму, ни её юного мужа не сохранила.
Обезумевшую от того, что случилось на её глазах, окаменевшую при взгляде на мёртвое тело мужа, только что говорившего с нею - увозили её воины Старлога...
Наэль. Выжила дочь. Не мать творила образ её. Старлог творил. Всё силу тьмы, что постиг, вложил в своё дитя. Дар тьмы - страшный дар.
Гордый Арвентос, не возжелавший барьера, не по твоей ли земле ушла она в земли визаров?
Страшно, что в мир пришла такая сила, может быть, даже равная силам Изначальных. Чувствуют ведь. И уничтожить не могут, нет в природе Изначальных разрушения. Одно хорошо, что эвира - не эвир. Сила духа, способного разрушить многое, принадлежит мужской природе. Мир не разрушит, но уже принесла первое разрушение - союз разрушила, саму любовь. Илиона выбрала. Может, потому и выбрала, что Илион духом слаб? Что ей надо, что ведёт её? Не сама пришла; та сила, что в ней затаилась - сила живая, разумная. Наэль лишь оболочка, носящая в себе эту силу, лишь образ пленительный, с помощью которого воплотится нечто иное.
Хмурит брови Улайя, суров Дэльнийя... Провидят будущее. Жизнь придёт в мир, та жизнь, которой отдаст Наэль свой дар. Не визаре - визару.
Сладкая ночь, горькая. Огонь сжигает тело Илиона. Туманится мысль. Сына подарит ему Наэль. Взамен ушедшего Эстара. Никогда прежде не ощущалось так таинство любви. Ведь помнил, как было, когда зачинался Эстар. Сияющие глаза Лайды - погружался в это сияние и свет видел. Вглядывался, рисовал своим воображением визара будущего - по крови родного, по духу. Сына своего.
Когда сказала ему Наэль, что почувствовала приход материнства, странные чувства овладели Илионом. Не та горячая волна счастья - не схватил на руки, не закружил. Готовился к этой ночи, как к какому-то обряду - неведомому, незнакомому, запретному.
"Сын мой будущий, сын..." - не видит. Волю чужую чувствует, как плен. Борется с Наэль духом своим, и вновь туманится разум. Образ не может прозреть, дать, наградить. Света не видит - видит тьму. Пересилил себя, её и зажег в этой тьме звезду - одну, самую яркую зажёг. Вот твой образ, дитя моё будущее.
Задумчива Лайда. Спокойно ей живётся в Обители. Любят сёстры друг друга, берегут. Только от всех сестёр она отличается судьбой своей. Все вдовы - лишь она одна среди них при живом муже.
Полностью раскрылась здесь её сила. Даже Элейя удивлена. Будто вся сила её любви ушла в её магию. Как Изначальная может взглядом пронзать пространство, видеть мужа своего - Илиона. Сильна нить любви. И целительство сразу познала. Чудеса творить может. И проходы открывает сразу.
Этому обучены все сёстры. Всем дан этот дар. Почувствуют нить скорби, идущую из мира, сразу дверь отворяют. На зеркало сияющее похожа та дверь, но это лишь, кажется. Ступишь в неё - за ней коридор изменчивый, зыбкий. Сжимается в нём время, и расстояние сжимается. Несколько шагов делаешь, а чувство такое, будто стоишь на месте, а движется сам мир тебе навстречу, меняются его пейзажи. Только нить в руках держишь крепко - любовью держишь, состраданием, мольбами тех, кто ждёт.
Видела Лайда эту скорбь. Едва пришла, едва получила знания, как почувствовала. Видно у самой ещё боль не до конца улеглась, если такой дальний и слабый зов услышала. Сразу рванулась. Наитием, а не знанием, открыла дверь переходов. Не смотрела - одна ли она или кто-то из сестёр за ней шагнул. Вышла - сразу увидела. На земле визар лежит, рана глубокая, смертельная... Рядом визара, даже слёз нет, только мука такая в глазах, что никакими слезами не вымыть. Меч мужа в руках держит - жизни себя хочет лишить.
Бросилась Лайда к ней, выбила меч. Сама рану стягивает, свет струится из пальцев. Затягивается страшная рана, только дыхания не слышно. Уходит душа. Лишь тоненькой ниточкой с телом связана. Нить эта - угасающая память. Вот-вот порвётся.
- Зови его! - схватила визару за руку, притянула к телу. - Зови, не отпускай!
"Илион! Илион... Если бы ты так лежал, и нить порвалась - не отпустила бы. Дозвалась бы, вернула любовью своей. Не дала бы угаснуть памяти..." А дала. Живой, но ушёл. Порвалась нить...
- Зови его, всем сердцем своим зови... - без сил рядом опустилась. Лёгкий вздох вырвался из груди визара. Вернулся.
Прервались воспоминания тяжёлой тоской. Потянулась мыслью к мужу. Почувствовала что-то нехорошее. Как в туман густой нырнула. Прояснилось - увидела. Сразу поняла. Оторвать бы взгляд, но не может. И не боль в груди, а страх. Ей ли не чувствовать Илиона? Но не чувствует. Вроде и есть, а вроде и нет его. Чужая воля им завладела. И не зачатие происходит, а нечто другое - тёмное, страшное. Всё чернотой какой-то окутано. Живой чернотой.
Ощущает Лайда силу неведомую.
"Илион! Муж мой! Не дари ей дитя! Не жизнью она плод наполняет - смертью. Смерть впускаешь в мир..."
Откуда эти знания, эти мысли?
Собрала все силы свои, незримо, бестелесно слилась с Наэль.
- Элейя, Элейя, дай мне силу твою!
Жалость сердце заливает к будущему дитя. Безвинному. Чистая душа сходит в мир, чтобы получить страшный дар. Растворяется всей сутью своей Лайда в теле Наэль. Чувствует, как сила могучая, не уступающая дару проклятому, пронзает всё её существо. Даруют Изначальные свой дар светлый, равноценный по силе. Не думают в этот момент о том, каково будет жить будущему визару, носящему в себе две силы: одной из которых можно разрушить мир, другой - создать... Нельзя иначе. Так хоть будет у него выбор, как и... у мира, в который приходит.
Свершилось! Упала Лайда без чувств на холодный пол. Жена, но без мужа, мать, но без дитя... А когда очнулась, то впервые почувствовала тепло у сердца. Теперь глаз не будет сводить с Наэль. Всей душою будет рядом. Не с ней. С тем, кто в ней.
Глава третья
После той ночи дом Илиона разделился на две половины - мужскую и женскую. По обычаям визаров будущая мать проводила время наедине с тем, кто набирал в ней жизнь.
До трёх лет ребёнок оставался с матерью, после чего воспитанием занимался отец. Если это был сын. Дочь же оставалась на женской половине, пока не находила свою судьбу и не покидала родительский кров, но оставалась в тане. Тан же принимал нового визара.
Изменились времена, и визары нет-нет, но и прольют в стычках кровь врага, в тех танах, которые открыты для нападения. Но никогда, ни один из них, не тронет, не разрушит ничего беззащитного в своем мире. Навечно хранит визар в себе первые уроки, полученные от матери. Мэйя-мать, мэйя - земля. Недаром вся женская магия - магия, хранящая природу. И не дитя носит в себе, а защитника. Будущего защитника всего живого.
Любая мать - только не Наэль. Не затем пришла, не затем зачала. Понимают это Изначальные. И Лайда понимает. Ни на миг не рвёт нити с Наэль. Чувствует Наэль постоянное присутствие рядом чего-то чуждого, невидимого, только не может сбросить с себя, не может скрыться. Как огнём жжёт в чреве. Ненавистен ей плод, но терпит. Хорошо ещё, что слаба она теперь стала - не ей уже принадлежит этот страшный дар.
Надеялись Изначальные, что родится дитя свободным от него, сохранив лишь подаренное ими. Но поняли, что вновь тщетны были надежды.
Кто первый сказал - проклятый дар? Не Дэльнийя ли? А тот, кто его теперь будет носить в себе - не проклят ли?
Жрец нарёк мальчика - Элистелем. Светлый луч. Не простые имена носят визары. Каждая буква несёт в себе особый смысл - осознаёт себя визар через имя. Долго молится жрец у алтаря, на котором лежит младенец. Отрешённый взгляд у жреца. Но вот приходит имя...
"Элистель, Эле...", - так бы и ринулась туда, выхватила бы дитя из рук Наэль, прижала бы к себе. Видит, чувствует - нет любви у матери к сыну. Но нельзя. Всю надежду возлагает на Илиона.
Даже Изначальные дивятся маленькому визару. Никогда ещё ничего более прекрасного не рождалось в их мире. Только забыт совсем, заброшен. Илиону порой и хочется приласкать сына, но вдруг почувствует что-то, нахмурится. Ночь ли ту вспоминает, когда произошло зачатие? А, может, дело не в этом, может, чувствует в Эле страшный дар? Но...
Вот и мать сторонится своего же ребёнка, потому что тоже чувствует чуждое. И чувствует дар противоположный. Своего не ощущает - сама имеет душу тёмную. Редко когда берут Элистеля с собой, в основном ходит он один по анфиладам комнат - такой маленький в таком огромном дворце. Путается ножками в длинном плаще, волосы черные вьются. В них искры вспыхивают - ночью серебристые, днём темно-синие. И глаза тоже синие. Правда, меняют порой цвет - то станут почти голубые, то, вдруг, потемнеют до фиолетового. И так хочется Лайде оказаться рядом, прижать к себе, унести, приласкать, отогреть своей нежностью, любовью. Не может. Только душою с ним. И чувствует, что ощущает он её.
А Наэль нет покоя. На всё готова идти, чтобы заставить сына осознать подаренную ему силу. Пробирается по ночам в спальню к Эле, напускает на него ордонтов. Темна энергия, холодом от неё веет, ужасом. Даже самые смелые, почувствовав её присутствие, начинают испытывать угнетение. Поддашься этому чувству, не поймёшь вовремя - дальше ещё хуже. Тоска наваливается, предчувствие чего-то нехорошего, потом доходит и до страха - начинают оглядываться. И вот уже, как будто, видят что-то. Неясное. Разглядеть бы - только страшно. Отвернуться - ещё страшнее. И рисуется образ почти осязаемый, кошмарный.
Не раз пробовала Наэль наслать в спальню сыну тёмную энергию. Не замечает он её. Однажды сгустила так, что воздух тяжёлым стал. Не выдержала, спросила:
- Что ты видишь, Эле?
Что-то почувствовал, вглядывается, потом ручки протянул и смеётся:
- Цветы! - и уже обиженно. - Только они не настоящие...
И уже не неприязнь чувствует Наэль - ненависть жгучую. Вся надежда на то, что вырастет, вспыхнет в нём огонь визара, распознает то, что в себе носит.
Редко кто видит из визаров сына правителя - энароса, царевича Фарна. Наэль же слухи распускает, делая при этом печальный вид. И все речи об одном, что странный сын у них растёт, не похож на других детей. "Сидит один в полутёмной комнате... Хотим его порой с собой увести - плакать начинает..." Всячески намекает на то, что не визар у них - эвир родился. Но почему-то не верят этому в тане. Те, кто видел Эле даже мельком, забыть его не могут. Потому что чувствовали, как открывается в них, при взгляде на ребёнка, что-то такое светлое, жаркое... Лучом солнечным в душу. Но не каждую душу можно озарить светом...
Далеко от Фарна, в мрачном своём замке, расхаживает Старлог. И не о дочери думает - о внуке своём. Это у визаров нет такого понятия. Есть лишь лиэн - сын, а вот дальше уже - лиэн ли и всё. Ли - род. Сын рода. Только для Старлога Элистель никакой ни лиэн ли. Не визар Старлог, и даже давно не эвир. Для Старлога Элистель - его надежда. Копит Старлог знания, собирает по крупицам - только всё равно они не сравнятся со знанием визара. Разве что только такого, как этот Илион. С рождения не выпускает Элистеля из вида. Многое знает о нём, многое знает о мире визаров. Хвала тем танам, которые надеются на свою силу и не имеют границ. Через них отправляются небольшими группами соглядатаи Старлога. Самых юных и красивых выбирает Старлог, чтобы не отличались они от визаров. Знает, что в танах нет-нет, да и появится странный союз. Союз визаров. Однажды нарвался его отряд на такой союз. Все полегли. Значит, не врут соглядатаи, что два духа, слитые воедино, обладают невиданной мощью.
Элистель. Лиэн ли. Знает, какая сила заключена в нём. Вырастет - не уйдёт. Найдут, привезут в цитадель. Вернёт себе не только дар отданный, но и приумноженный. Вырвет дух светлый, смешает с тьмой. Не захочет сам отдать, силой возьмёт - огнём опалит. Каким бы не был светлым, а гнев сделает своё дело. А гнев глаза застит, не видно за ним света. Но, может, Элистель и сам принесёт ему свои дары. Кто знает... И ляжет тогда весь мир у их ног. У их? Нет, не станет делить Старлог ничего и ни с кем.
Движется время. Незаметно оно в этом мире. Раскручивается не по спирали, а идёт по кругу. Ещё один круг, и станет Элистель визаром. Лелеет в душе мечту - стать аттаром, покинуть дворец, уехать из тана. Слышал он о визарах-странниках, которые не остаются на месте в ожидании, пока позовёт их судьба. Уезжают в мир, приумножают свои знания - щедры к таким Изначальные. Недаром аттарам так много открыто. И никому не ведомо о его мечте - ни матери, ни, даже, отцу.
Наэль сидит перед зеркалом, тем самым, перед которым когда-то сидела Лайда. Примеряет украшения. Любуется собой. Знает, что и без них не найдётся в Фарне никого прекраснее её.
К Илиону друг пришёл. Приглашает его быть своим провожающим на завтрашнем брачном обряде. Наконец, выбрала украшения, последний раз окинула себя взглядом и вышла к гостю. Радостью светятся глаза у будущего мужа. Встал, слегка склонил голову, глянул - ничего не изменилось во взоре. Наэль почувствовала досаду, раздражение. Как хотелось ей, чтобы весь тан лежал у её ног! Смогла же она разрушить союз, не какой-нибудь союз, а союз первых! Союз жрецов! Неужели только Илион слаб оказался? Разве она не прекраснее, например, той, с кем этот счастливый, до глупости, визар, завтра вступит в союз? Конечно, нет! Ведь ловила и не раз восхищенные взгляды, но... без огня. Так смотрят на картину. А потом и взгляд угасал... Почему? Или до сих пор не забыли сгинувшую Лайду?
Свежа память. Помнит, как её не принимали, как осуждали Илиона. Только Илиона простили, а она по-прежнему чувствует холод, отчуждение. Не любят её в тане - терпят, разве что, из уважения к своему энару. А ведь поначалу ходили разговоры о том, что многие не прочь были сменить своего энара. И Илион после той ночи зачатия иначе себя ведёт. Ночи страстные ей дарит, полные огня, а днём избегает. Но держит она его в плену. Не отпускает. И не отпустит! Всего лишь маленькую частичку дара взяла, но и её хватило тогда, чтобы свить паутину.
Сидит, улыбается сейчас, а в душе всё то же раздражение. Ненавистна радость визара, ненавистен и муж, который всегда оживает, если рядом кто-то, но не она. А Илион ещё вздумал и сына кликнуть. Неужели собирается взять его на завтрашний праздник? Не иначе визар пригласил.
Открылась дверь - вошёл Эле.
Глянул на него визар - перехватило дух. Замер, заворожённый. Не укрылось это от Наэль. Ещё бы не заметить! Не только остолбенел, но и глаза загорелись. Всё то, что желала она, исполнил её ненавистный сын. Заворожил, очаровал...
- Как зовут твою невесту?.. - не выдержала, вырвалось. С издёвкой, с неприкрытой насмешкой. Злобой, завистью. Знала, что не ответит - обо всём забыл. Только и Илион тоже заметил - не восторг визара, а насмешку жены, впервые глянул на неё сурово, чуждо, с неприязнью. Но сдержался. Лишь сказал, чтобы принесла угощение. Встала Наэль, уходя, бросила взгляд на Эле - незаметный, испепеляющий... Услышала лишь:
- Позволь мне уйти, отец...
Значит, понял. Смутил его взгляд визара.
Отец. Дайми. А вот её ни разу мэйей не назвал... Ненавистный!
Не вернулась к мужу и гостю. Не до того ей было. Искала Элистеля. Знала, что скажет. Значит, силу свою чувствует? Значит, свет его переполняет так, что не замечает её дара? Она сделает всё, чтобы внести в его душу сомнения, разлад. Сделает всё, чтобы почувствовал себя чуждым всем. Благодарение великой тьме, что сейчас случилось то, что случилось.
Он сидел в саду. Подошла, села рядом. Её сын... Нет, ничего не шевельнулось внутри. Разве что любовалась им помимо собственной воли. Кто наградил его такой красотой? Или сейчас или...
- Расстроен тем, что произошло? - старается говорить ласково, участливо. Вспыхнул, опустил ресницы.
- Именно поэтому отец и не хотел брать тебя с собой. Особенно, когда ты стал подрастать. Ты - искушение, Эле. Для всех.
Он удивленно посмотрел на неё. Искушение? Не понимал этого слова.
- Но ведь ты же понял взгляд визара? И тебе это не понравилось? Значит, знаешь, что это нехорошо. Нет, в том, что случилось, твоей вины нет. Нехорошо, что он испытал эти чувства. Вот только, почему? Я хочу открыть тебе одну тайну, Эле. Ты не простой визар. В тебе есть то, чего нет ни у кого в этом мире. Один дар, который ты никак не хочешь заметить, осознать. Может и чувствовал его, но боролся с ним. Это дар тьмы - величайшей силы, куда более сильной, чем свет.
Возьмём этого визара. Завтра у него величайший праздник. И... этот взгляд, этот огонь. Ты ещё не знаешь его, но всё-таки ощутил, понял. А ведь визар - свет. Ты же искусил его ещё большей силой. Прислушайся к себе, Эле. Неужели не замечаешь его?
Ошеломлён был Элистель. Невозможно было в это поверить. Не хотелось в это верить. И не дар Изначальных не давал всё это время ощущать ему тьму - его собственная душа была сильнее любого дара. Не знал он, будучи светлым, такого понятия, как ложь. Поэтому верил Наэль. Искушение для всех. Разрушитель. Несущий зло помимо воли...
- Но мне не нужен этот дар!
- Значит, чувствуешь?
- Нет! Нет... Но я понял тебя. Вырасту, уеду. Буду молить Изначальных, чтобы очистили. Верю - смилуются.
Откуда в нём знание об Изначальных? Любой визар говорит лишь Вышние.
Не выдержала, засмеялась. Зло засмеялась. Так бы и убила собственной рукой. Но ещё есть у него время одуматься. Огонь многое может сделать. Тот, кто становится мужчиной - пусть ненадолго, но забывает о духе. Ощущает открывшуюся полноту жизни, природу свою. Огонь визара не только дух, огонь это ещё и страсть. Именно она заставляет визара возжелать о судьбе. И где-то там, в неподвластных даже Изначальным высотах, там, где царство фаэроса, где пылает вечный фарн, и слышится Музыка Сфер - там рождается судьба. Потом стихает фарн в душе визара и вспыхнет вновь лишь тогда, когда приведёт его дорога к судьбе.
- Забудь о помощи Изначальных, Эле. Они прокляли этот дар, они прокляли и тебя вместе с ним.
Встала, пошла прочь. Сейчас не нужно никаких больше слов. Оставить его одного - ошеломленного, потерянного. Пусть осмыслит, пусть умирает от боли. Уйти вот так, будто не заметила. Он теперь и без неё доделает начатое ей. А если нет? Если нет, то она дождётся его совершеннолетия. Забрать то, что дала - нельзя. Но если он умрёт... тогда тьма снова перейдёт к ней. Куда более сильная. Понимала, зачем её отправил Старлог. По сравнению с тем, что она отдала и тем, что теперь носит Элестель... Огромная разница! Не иначе Изначальные не измерили - щедро наградили. Наградили куда больше того, что вложила она. Вот и уравнялись в нём две силы. Нет! Он должен стать достойным этого дара! Неужели потом снова ходить ей по танам? Да и вынесет ли её тело такую непомерную ношу?
Свет меркнет в глазах. Не осталось ничего - только страшная боль. Питается ей тьма, питается страданиями, тем самым, увеличивая их.
"Проклят... проклят... Куда идти? Где найти пристанище?.." Умереть! Но тогда выпустит эту силу. Не умрёт она вместе с ним, раз пришла в этот мир. А жить? Вечно искать одиночества? Прятаться от всех? Хватит ли сил? А, если нет - то, что тогда?
И нет выхода. И нет спасения.
"Проклят... За что?.."
Поднял голову. Обвёл взглядом родной сад. Что это? Фигура женская приближается к нему. Волосы золотистые струятся водопадом. Вскочил, не помня себя, бросился навстречу, упал к её ногам, и впервые вырвалось слово желанное:
- Мэйя!.. Мама...
Лайда опустилась рядом с ним, слёзы льются по лицу, гладит длинные кудри, целует... Остановилось время для обоих.
Как часто в Обители она мечтала прижать его к себе, подарить всю ласку за каждый миг его жизни, проведённой без материнской любви. Даже не поверила сразу, когда Элейя сказала: "Иди к нему".
- Эле, - шепчет, - Эле, дитя моё любимое.
Только опомнилась, огляделась испуганно. Ведь не за тем пришла, чтобы остаться здесь. С тоской посмотрела на бывший свой дом - где-то там Илион. Увидеть бы его хоть на миг, вот так, рядом, а не из Обители.
- Эле, я за тобой пришла. Нельзя тебе здесь оставаться.
Опомнился он, отшатнулся:
- Не знаешь ты, кого обнимаешь... - сказал, и вернулась боль.
Вновь обняла его Лайда:
- Всё не так, Эле, всё не так. Не верь Наэль. Да, это правда, что в тебе сила тёмная, но не тебя - а дар этот прокляли Изначальные. А тебе дали свой дар. Не дали бы, если бы не был ты им так дорог. Но оставаться тебе и, правда, опасно. Не жди здесь своего совершеннолетия.
- Я с тобой пойду, мэйя!
Ах, если бы она могла взять его с собой! Нет, не может...
- Нет, милый. Всё на свете бы отдала, чтобы с тобой не расставаться, но не для тебя Обитель сестёр. Но где бы ты ни был - всегда буду незримо охранять тебя. Эле, я укажу тебе дорогу. К брату твоему. Эстару...
И улыбнулась. Так светло!
Изумлённо смотрит на неё Элистель. У него есть брат? Никогда не слышал о нём от отца. Радостно забилось сердце. Брат!
- Он покинул дом ещё до твоего рождения. Живёт вдвоём со своим другом. Не в тане живут, не стали они искать для себя другой тан. Место выбрали вдали от всех, Элиас дом создал. Элиас - судьба твоего брата. Живёт с ними и ещё один визар - Эмилис, тоже из первых, как и Элиас. Правда, часто уезжает - он аттар. У них ты найдешь пристанище, и покой найдёшь, и любовь.
Вновь оглянулась испугано. Вдруг вернётся Наэль?
- Поезжай, мальчик мой...
- А ты?
- У меня другая дорога... Но ты не заблудишься. Я проведу тебя, ты будешь чувствовать путь, Эле. Торопись! - прижала его к себе последний раз, шагнула, словно в туман золотистый. Только чувствует Элистель, что по-прежнему она рядом. Тревожится, торопит...
- Элад!
Элад, значит, друг. Как только исполняется юному визари четырнадцать лет, так вместе с отцом едет он к табунам. Не выбирает коня - конь сам подходит. Сам выбирает. Вечный друг. Разные даются имена, а Элистель назвал своего Эладом. Другом. Кто знает, найдутся ли на его пути когда-нибудь другие друзья? Примут ли? Такого...
Осторожно вывел коня за ворота. Оглянулся.
"Прощай, дайми..."
Вот и второй сын Илиона оставляет родной кров.
Бросая вызов злой судьбе,
Решив всё заново начать,
Надежду, затаив в себе,
Удел другой пошёл искать.
Куда иду - не знаю сам.
И не уверен - нужно ли?
Я свет любви тебе отдам...
Нет, невозможно - чуждый я...
Глава четвёртая
Никогда раньше не выезжал Элистель из родного тана. Да и в самом тане бывал довольно редко. А сейчас открывался перед ним огромный мир. Смешение чувств овладело душой: и радость, и грусть, и страх... Боялся кого-нибудь встретить - не забылся разговор с Наэль. Искушение для всех. Не выбирал дороги, она сама его вела. Иногда останавливался, а потом уверенно двигался дальше. Думал о том, почему отец никогда не говорил с ним? Вспоминая сейчас всё их общение, понимал, как мало он о нём знал. А теперь знает и того меньше. Может, поэтому отец так редко брал его с собой, чтобы он не услышал каких-то разговоров? Лишь, увидев Лайду, сам понял - кто она. Мучил вопрос - а кто же Наэль? Откуда она взялась в их тане? Что произошло? Его мать... От этой мысли становилось не по себе. Нет, мать у него одна - та, что хранила его своей душой, та, что была рядом, пусть и незримо. Пусть не видел прежде, но сразу же узнал, почувствовал. Интересно, что сейчас происходит во дворце? Что станет делать Наэль, когда увидит, что его нет? Не оставит, будет искать. Но, если так, то может, оставит дом?.. Отца? Теперь многое ему становилось понятно.
Вот в таких невесёлых размышлениях продолжал Элистель путь. Но чем ближе чувствовал конец его, тем медленнее ехал. А сначала мчался, как ветер.
Закончился лес. Перед ним мощённая дорога. По обе её стороны - сады цветущие тянутся далеко вперёд, упираясь в невысокие скалы, поросшие лесами. Вдалеке виднеется водопад, и будто радуга над ним. У визаров острое зрение. А впереди... впереди дом. Вот и приехал. Не видел Элистель прежде таких домов, хотя своей архитектурой он напоминал дома в тане. Но, то ли сами стены, то ли большие окна, были зеркальные. И сад отражался в них, и лишь белоснежные колонны, ступени, ажурные террасы показывали, что перед ним дом, а не мираж. А вдалеке, в небе, он увидел что-то сияющее, похожее на звезду. Но не мог понять, что это, и насколько далеко находится.
Брат... Какой он, как примет?.. И ответом на его вопросы, навстречу уже бежал визар. Бежал к нему. Забылось всё: все сомнения, все страхи. Эле соскочил с коня и бросился ему навстречу. На миг лишь остановился, но, тут же, оказался в объятиях Эстара. Хотелось сразу всё рассказать, не затягивая. Но Эстар, обнимая его, прошептал:
- Я знаю всё, я всё знаю... бедный мой...
Эле поднял голову и увидел ещё одного визара. И вновь на миг возникло прежнее опасение, но, увидев сияющие радостью глаза, наконец-то, дал волю и радости, и слезам.
Они разговаривали до поздней ночи. От Эстара Элистель и узнал обо всём, что произошло тогда. Не вернулись, пошли своей дорогой... И возвращаться было некуда - мать ушла в Обитель.
Элиас подвел его к окнам, выходящим на другую сторону дома, и вот теперь, Эле смог увидел то, что его так заинтересовало. Из окна открывался вид на озеро, удивительной красоты, круглое, как чаша. Посередине же его, на острове, стоял храм. Никогда прежде не видел Элистель ничего подобного! В восхищении смотрел он на храм, поражаясь изяществу, совершенству линий, но и мощи, которая ощущалась даже издали. Высокий шпиль пронзал небо, а на шпиле сияла восьмиконечная звезда - символ союза визаров. Если на шпилях храмов, посвящённых союзам визаров и визар сияла звезда с четырьмя лучами, символизирующими дух визара, включающего в себя четыре стихии - то здесь две звезды соединены были в единое целое.
- Мы стали жрецами, Эле. Этот дар, посылаемый первым союзам, был послан и нам. Взгляни - какой храм ждёт тех, кто найдёт к нам дорогу, или кого отыщем мы сами. Им будет куда легче; это мы через себя открывали знания, те знания - которые другим дадут радость любви. Знаем, что в нескольких танах уже есть союзы, подобные нашему. Есть и жрецы. Но разбросаны мы по миру... Ничего, верю, что сможем отыскать друг друга, создать свой тан, - посмотрел на вошедшего Эстара и... потерялась мысль, добавил уже совсем другое, - а Эстар - мой вистани, Эле.
Изумлённо посмотрел на него Элистель. Вистани?
- Дарящий, - улыбнулся Элиас.
Эстар смущённо засмеялся и, обняв брата, упрекнул друга:
- Умерь свой пыл - то, что непонятно даже визарам, вряд ли поймёт визари.
Давно не был Эмилис у своих друзей. Ждали его с нетерпением. Правда, ещё раньше, между Элиасом и Эстаром состоялся разговор. Глядя на Эле, и тот, и другой не могли не мечтать о том, чтобы дорога судьбы привела Эмилиса к Элистелю. Но... проходили дни, вот уже скоро в Эле зажжётся фарн, а Эмилиса всё нет. Теплилась слабая надежда, но с каждым днём её оставалось всё меньше и меньше. Будь это так - Эмилис давно был бы тут. Встречал бы Элистеля вместе с ними ещё тогда. Но ведь до сих пор не вернулся.
Эмилис приехал как раз на другой день после совершеннолетия Элистеля...
- Никогда я не оставлю тебя, где бы ты ни был - отныне всегда буду чувствовать твою нить, всегда буду рядом.
Тихо в лесу. Будто всё умолкло, чтобы не мешать одному из великих таинств.
