Поэт вышел из клуба в морозный вечер. Сегодня всё прошло замечательно: в крошечном зале собралось человек тридцать, и больше половины из них дождалось окончания чтения стихов. Это можно было считать успехом по сравнению с предыдущими двумя вечерами, когда в первый раз поэта "загукали", а во второй - оставили практически в одиночестве.
Поэт читал недавнее "Существа из воды и пыли", объясняя по ходу чтения, что произведение одно и в то же время не одно: оно состоит из нескольких стихотворений, объединённых одной темой и одним "смыслонаполнением". После озвучивания первой части (два стиха - о создании мира и жизни), услышав недовольную реплику из зала, поэт вынужден был объясниться:
- Я не принижаю жизнь! Я говорю о ней с точки зрения мира, как если бы он был живым, но не такою жизнью, какой живём мы, животные и растения. Такая жизнь - тут, конечно, можно долго спорить - не свойственна этому миру, она в нём - чуждое явление. Миру гораздо легче было бы, если б нас не существовало. Но вот вопрос, который задаю я в стихотворении, - всё ли случайно? А если случайно, то тщетны ли наши поиски внеземного разума, существования инопланетян? Задумаемся также - убрав всё духовное, разве не признаём ли мы тем самым и чудо жизни, её уникальность, её в то же время единственность, своеобразие и... бессмысленность, одиночество? Следующие три стихотворения уже о нас, о людях, нашем происхождении, том, кем мы являемся, и о том, есть ли в нас душа...
Тогда-то он и стал замечать, что места постепенно пустеют, но, уже заканчивая читать последнюю часть (два стихотворения "о смысле нашего существования и о завершающем всё и вся Страшном Суде"), отметил, что несколько человек всё же вернулось в зал.
Затем он читал "Стихи о мире" и ещё несколько старых, уже довольно заезженных, возможно, и неудачных, но почему-то нравящихся ему самому стихов. После чтения и непродолжительных аплодисментов он ответил на пару вопросов. В частности, пришлось признаться, что современную поэзию он не понимает.
- Читал я её не так уж и много, признаюсь, но то, что читал, меня лишний раз убеждало в правильности моего решения - никого не читать. Понимаете, я привык к тому, что публикация поэзии в журнале, в книге - это своего рода признание, согласие издательства, редакторов с профессионализмом автора, с эстетической привлекательностью его стихотворений. Да, замечу, вкусы могут не совпадать, но чтобы настолько... Поэтому ознакомившись с некоторыми произведениями в журналах, в книгах, наконец, в Интернете, я посчитал за лучшее - не читать больше вовсе ничего современного, а вдохновляться классикой, прозой и своими собственными мироощущениями. Тем более, что непроизвольно, после прочтения, можно скатиться в подражательство, в соперническом угаре забыть о личных корнях, потерять самобытность, гоняясь за модными тенденциями в поэзии. Может, ещё и поэтому не читаю - не хочу убеждаться, что кто-то пишет лучше, или наоборот - что я могу написать лучше, но меня не печатают, их же стихи - берут... Пусть написанное останется на их совести, а останутся ли в веках эти стихотворения - увидят наши потомки. Разумеется, свои стихи я не могу оценить адекватно. Достаточно сказать, что они нигде не опубликованы, и я - как чтец - выступаю в клубах, в разных компаниях с их декламацией. Но я подчеркну моё глубокое убеждение: пусть я пишу хуже многих поэтов, но я пишу лучше некоторых. Вот так, дамы и господа.
Вторую записку поэт не прочёл вслух, а оставил себе. В ней слушатель, представившись, предлагал встретиться после творческого вечера в кафе напротив. Изумлённый и обрадованный, поэт нашёл глазами этого зрителя, которого он узнал в зале только в этот момент: на него смотрел его старый друг, с которым он учился в школе и с которым он расстался сразу же после выпускного. Тогда этот "юноша бледный со взором горящим" был для него настоящим обладателем "волшебной скрипки", на которого кидались "бешеные волки". И именно его поэт считал своим вдохновителем, своим, говоря прямо, учителем. Хотя - вспоминая в это же мгновение - все его стихи, которые тогда ещё начинающий поэт читал в то время, они сейчас не казались ему столь уж удачными.
"Ах, всё скучно и всё то же -
То умные, то отмороженные,
То вялые, то активные,
То злые, то милые.
И бодаешься в странном обществе,
Таких точно же,
И за собой не замечаешь,
Что ты, как они, отвечаешь,
Что самомнение так же раздуто,
Что самовлюблённость - на пике,
Что ловкость жить - паучья
И нулевая осмысленность.
Нет, ты всё тот же, растерянный,
Без идеалов, роду и племени,
Из ниоткуда возникший,
Живущий незаметнее мыши.
Убери неуклюжесть и страхи,
Забудь об исподлобьи.
Правда, жить - небезопасно,
А иногда грустно и больно.
Ну и пускай, она же такая,
Точно такой же живут неподалёку.
И у них - те же страхи,
Словами прикрытые только.
И видишь уже не отмороженных,
Не вялых и скучно пассивных...
Внутри - психологически сложно,
А внешне - улыбчиво.
Не запутайся в определениях,
Не смешай не в той пропорции краски.
Не сгущай свои сомнения,
Не забывай мыслить ярко.
И может, тогда жизнь откроется
Во всём её земном величьи,
И может, тогда-то сложится
Цепочка нужных событий".
"***
Жизнь для кого-то - сурова и тяжела,
Хочется поскорее расстаться с нею
И скрыться, уйти в никуда,
Где гаснут любовь, надежда и вера.
Жизнь для иного - радостью полна,
Хочется прожить подольше,
Есть, пить допьяна
И копить память о прошлом.
Жизнь для другого - минута одна,
Хочется насладиться сегодня,
Пока времена не суровы,
Пока не ушёл в никуда.
Пить, есть подольше,
Не зная будущего и не помня о прошлом,
Жить - здесь и сейчас".
На сцене поэт не подал виду, что узнал друга. И вот, уже выйдя в морозный вечер, он увидел, как его "вдохновитель" жмётся к выходу из клуба.
- Привет! - поэт подошёл к невысокому мужчине. Тот выглядел неважно: сальные волосы, покрасневшие глаза, явно не свежая одежда и неустойчивый взгляд - только отвращали, но никак не располагали к себе. Несколько одутловатое лицо выдавало сильно пьющего человека. Поэту почудился и характерный запах, исходящий от него. "Неужели он превратился в обычного пьянчугу и, не дай Бог, растерял всё своё имущество и таланты?". Тем не менее, поэт, улыбаясь, протянул ему руку и продолжил: Давно тебя не видел. Надолго вернулся?
- Привет! - друг расплылся в грустной и какой-то хитрой улыбке и пожал руку поэта. - Я увидел объявление и решил прийти послушать тебя. Рад, что ты продолжаешь писать, выступаешь, а я... Я пошёл по наклонной...
- Что ты такое говоришь?! - поэт, как мог, изобразил на своём лице удивление и воззрился на него.
- Пойдём, - слушатель потянул поэта за собой в кафе. - Поговорим... Я здесь проездом... забрать кое-какие вещи и...
Поэт окинул взглядом его не слишком тёплое и чистое пальто, стоптанные сапоги и покорно пошёл за ним. Сняв верхнюю одежду, они расположились на металлических стульях маленького кафе, заняв один из трёх столиков. Заказав чаю, вдохновитель (поэт когда-то прямо так и называл его про себя) сразу приступил к делу:
- Если хочешь знать, я бегу, бегу от своей дурацкой жизни... Москва меня сбила с толку. Там поэзия никому не нужна, а работа только нагоняет страх. Веришь ли - я работал сторожем, попросту говоря, спал в одном магазине, подметал улицы, грузил, перекладывал, укладывал... А потом... всё смешалось окончательно и бесповоротно. Знакомства с женщинами, попойки, и в конце, то, что испытал сейчас, страх и отчаяние от того, что потеряю рассудок...
- Погоди, постой! - поэт сам сходил за чайником с чашками и принёс их на стол. - Что случилось-то?.. Появляешься, словно ниоткуда, и куда-то спешишь...
- Всё вместе, всё вместе навалилось... - с горечью произнёс его собеседник. - Я перебивался с хлеба на квас, что-то зарабатывал, потом всё спускал... Бабы, алкоголь... Разве не того требует душа поэта, а?.. Стихи мои им нравились, кажется... Издательства брать не хотели, журналы отказывали, и плюнул я в итоге на всех, сказав: меня поймут через сто лет!.. Как Маяковскому, помнишь, на каком-то вечере сказали - мол, не понимаю ваши стихи, а он: ваши дети поймут. Типа - может, ваша жена умнее вас, и от её генов и вырастут ценители моего таланта... Засиделся я, наверно, в столице, и последней каплей был глупый случай... Познакомился с женщиной... Нет, таких в Москве я видал сотни, жаль только, познакомиться с ними было трудновато. Хотя за деньги можно найти любых... Ах, если б у меня было много денег, то наверно... наверняка... я бы тратил на них... Но так случилось, я познакомился с девушкой, - он увидел, что поэт пока не притронулся к чаю, - ты пей, пей чай...
Неожиданная встреча, ужасающее состояние человека, которым он некогда восхищался, взволновали поэта, который, словно повинуясь слову, отпил из чашки. "Что же с ним произошло? Не только любовное приключение, но что-то ещё...". Поэт, теряясь в догадках, молча разглядывал его, пока тот рассказывал свою историю.
- В общем, вляпался я... Утонул в эту страсть по самые уши. Думал, связался с порядочной девушкой, а оказалось, что она нечто вроде проститутки. Выяснилось это довольно забавно. Был сейшн в одном клубе, что-то пили, тёрлись... Поехали к ней. Дохлые комнаты, ужасная обстановка... Переспали мы, что уж тут скрывать. А вчера звонит она мне и говорит - приходи снова. Я прибежал к ней, в пене и в мыле. Она сидит, в одной ночной рубашке, в этой же задрипанной хате. Рядом с нею эдакий дылда и с ним ещё двое крутых. Я, ты знаешь, не промах, спрашиваю - в чём дело, что надо?.. Дело-то у них ко мне было понятное - шантаж и вымогательство. Да толку-то?.. Ну, показали они мне фотографии и даже видео, где я с этой... гм... И что? У меня жены нет, родственникам моим всё равно, а изнасилования не было. Как, говорят, не было? Смотри - показывают мне синяки на её теле и вообще... Ха, говорю, шейте дело, пусть у вас даже тут свои "внутренние органы", а мне плевать!.. Хотели они меня помять, я вырвался и... эх... Вот рванул сюда и думаю - а что делать-то?.. Ладно, тут у меня жильё есть, но надо вещички брать и валить... Снова, может, в Москву податься, прятаться где-нибудь там... или выплатить им отступные, чтоб они отвалили, да чем платить? Я нисколько не обескуражен, нет... Этого следовало ожидать, с моим-то опытом... Будь он трижды проклят!
- Поэтому ты приехал сюда?
- Да, она ж не знает, откуда я... Разве что следят, так я потому и хочу быстро взять свои вещи, что тут есть, и поехать дальше. Думаю, назад, чтоб их с толку сбить, или ещё дальше... Сам я сбит с толку... Вот и думаю... Всё от того, что я не могу сдержаться, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю. Вот в очередной раз чувствую отвращение к тому, чем я занимаюсь, - он вытер влажное лицо рукой. - Так всегда бывает. Вначале сладко, потом горько. Стремишься, бежишь, торопишься... А потом всё вдруг становится таким нудным, пресным, осточертевает... Да, именно такое слово! Поэтому я бегу подальше от... Ах, куда я бегу! Если назад, то снова, в самое пекло! Вырвавшись из пожара, снова кидаюсь в пламя... Но не бежать я не могу. В стазисе мне тошно, противно, душно! И потом... Вот...
Он вынул из кармана несколько сложенных листов бумаги.
- Прочти! Да, прочти... Я ехал сюда и... вот напасть! Напала на меня дума: живёшь, живёшь, а потом теряешь разум, память. Как это называется? Альцгеймер? Паркинсон? Я ночь не мог спать, всё думал. В холодном поту вышел из поезда... Написал и... Больше писать рука не поднимается. Исписался. Да и был ли я когда-то поэтом?.. Вот страх и напал на меня - боюсь сойти с ума, боюсь развалиться, как человек, как личность... Ты понимаешь?
Поэт участливо сжал его руку и взял листы бумаги. На них летящим почерком были написаны стихи.
"Ты видишь лиц парад -
Это личности твоей распад,
Это проходят, перемежаясь,
Ты, ты и ты...
Попробуй - отыщи
Воспоминания,
Где ты -
Один.
Они возникают из ниоткуда,
Они уходят в никуда.
На миг задерживаясь, думаешь:
Вот он - я.
А потом, выкарабкиваясь,
Вылезая из памяти дыр,
Ты изумляешься:
Ты - не один.
Вот сейчас они в ряд шагают,
Приветствуя друг друга, зная в лицо
И не зная, ничего не зная
О том, что делал другой,
Пока иные спали,
Пока дали время пожить.
Кто б ведал, до каких страданий
Докатится этот криз...
Ты видишь лиц парад -
Это ты идёшь с собою в ряд,
Это не маски, а ты,
Везде и всегда, до самой тьмы".
- Это о множественности личностей... - автор заметил, что читает поэт. - Смотрел фильм "Сибил"? Или Сибилла, Сивилла... как там его... Или "Идентификация"? А?.. Там есть такие же, ещё два, на ту же тему... Вот, - он указал поэту, что прочесть.
"Есть болезни, что не понимаешь:
Правда ль то, что вспоминаешь.
Доходишь до самого края,
И тьма тебя пожирает.
И ты снова бежишь до разрыва,
Ища свою мечту и явь...
И не можешь понять,
Где реальность, а что лживо.
Распадается личность,
Зияет темнотой голова.
Жизнь, зачем прожита?
Зачем такая бессмыслица?
И в кресле видишь себя,
Тебя зачем-то утешают.
Тебя зачем-то заставляют
Снова себя вспоминать...
И вновь подводят к обрыву,
Бездна всё ближе и ближе.
И кажется, ты уже видишь,
Как душа тает в ней искрами,
Как гаснут огоньки воспоминаний,
Как потихоньку отказывает память,
А в ней - если верить врачам -
Людская сущность вся заключена.
Но тебе не раз говорили,
Что ты душевнобольной,
И значит признали, открыли,
Что есть за космосом Бог,
И тем себя убеждаешь,
Пока ещё за сознанье цепляясь,
И ещё есть место, не белозапятнанное,
Где живёт память нераспавшаяся...".
"***
Ты и не узнаешь,
Что возят тебя на каталке,
Кормят и поят,
И в туалет водят...
Ты знаешь, как живут другие?
Как борются, ищут себя,
Как сомневаются в ценности жизни
И в смысле бытия.
Нет, ты ничего не знаешь,
Ты болен и даже не понимаешь чем.
Душа на куски разваливается,
А тело ходит в туалет.
И жизнь - словно проходит мимо,
И некому спросить: а для чего?
Может быть, для этой медсестрички,
Может быть, для санитара того.
Может быть, это для всех полезно,
Но только если - есть душа,
Есть, кроме материи, внешнее,
Ведь иначе это всё - игра.
Ведь иначе - к чему человечность,
Зачем помощь и разговоры про дух?
Зачем тайны сердечные
И страх, что не поймут?
Ты и не узнаешь,
Что за твоею спиной говорят,
Что мало кто из них рад
Тебя возить на каталке,
Но вроде - что-то им платят,
А потому садят тебя
И везут непонимающего,
Тело-тюрьму,
У души управленье и сознанье отобравшее
Ни зачем и ни почему".
Поэт не стал глядеть на автора стихов. "Неужели и я пишу так же? Вот он, перед моим лицом, мой вдохновитель, тот, с кого я брал пример, собираясь писать стихи. И я их читаю, и понимаю, что я... будь в его состоянии, будь в таком же нервном припадке писал бы так же. Или дело не в болезненном восприятии действительности, не в страхе жить, точнее умереть, а просто - в неспособности писать, творить стихи? Как и у меня, может быть, тоже. Ведь я иду по его стопам".
- Прочти ещё... - вдохновитель протягивал вдохновлённому листы. - Тут совсем немного... В первом заметь, какая рифма, в конце строки рифмуются с предыдущими, оставленными как бы без рифмы. Как думаешь, это новаторство?..
Поэт покачал головой. Разве в поэзии можно сегодня придумать что-то новое?