Чеканка сапог стражи отдавалась звонким эхом от стен коридоров дворца. Мои впрочем тоже не были последней нотой. В европейском костюме не очень по пустыне, и я весь был потный и грязный. Но это было мелочью.
По этим коридорам я бегал почти шесть лет, и пришло время вернуться в этот сон, который иногда cменялся кошмарами, но все таки были и прекрасные моменты в этом сне.
Со стражей я разговаривал на турецком, чтобы ускорить процесс доставки моего маленького, но ценного багажа. Письмо грело сердце, но что-то мне подсказывало, что прием будет не очень радостный. Странно наверное выглядел молодой господин в европейском костюме но с саблей на поясе. Французы предпочитали в этом уголке рапиры и шпаги. Но шпага словно зубочистка против ятаганов стражи, а с рапирой я не умел обращаться.
Я поклонился Яхибу который был кем-то вроде прислужника, взамен ушедшего моего любимого друга. Поклонился, вообще громко сказано, поприветствовал, чем вызвал злобу в маленьких глазках этого жирного борова. Я всегда любил его дразнить. Хотя кого не любил. Я здесь совершенно уже в новом качестве что не могло не радовать. И здесь меня уже не могли запереть, забавно иметь хороших влиятельных людей у себя в друзьях, ну может больше чем друзьях, но все равно.
Все так же внутри все сверкает и блещет, благовония от которых немного щекочет нос, хотя я уже давно не чувствую этого щекотания. Это не блеск европейского двора, или хотя бы богатых его представителей, но тоже имеет свое обаяние, и я его тоже полюбил. Почти дом родной.
Я снял шляпу, хотя не имел права этого делать. Опять ребячество, но я не мог себе польстить, что я уже не узник этого места. Я просто узник ненависти, и любви вероятно.
А вот двери почти европейские. Или в Европе восточные, черт их разберет этих новомодных мастеров.
Стража открыла двери и я заметил что сердце стало стучать как бешеное. Волнение, надо было успокоиться, хотя он всего лишь человек. Это для своего народа он словно бог, как же. Если боги так трахаются, то я не против попробовать и с богом. Шея хрустнула пока разминал позвонки, это все нервы.
- Нервничаешь ?- спросил Яхиб. Я ответил что не нервничаю, на французском, хотя он его знал, и улыбнулся. Черта с два буду с ним говорить по турецки, пусть переводит.
- Тебя ждет сюрприз, Ферула - захихикал он - теперь некому о тебе позаботиться, да.
Я не обратил внимания на это сочтя за подколку, хотя надо было. И да, я нервничал. Сердце прыгало как бешеное. Жара в этот раз помогла немного скрыть это чертово волнение. Хотя долго я точно не смогу так продержаться, и если он меня продержит в зале больше часа я труп.
Все это было странно. Меня отослали так внезапно и так быстро, что я ничего не успел понять. Это само по себе было больно, теперь возвращаться двойная мука. Сказать ему что теперь ничего не будет, ведь он сам меня отпустил.
Я помню этот зал, он такой большой как поле, и идти до трона очень прилично. Плитки бирюзовые, зеленые, голубые.
Сапоги стучали словно били в набат. Все так же много подушек, женщины, кальян, стража и Яхиб, ничего нового. Только вот на подушках лежал совсем другой человек. До разума еще не дошло, а внутри что то порвалось и внутренности застыли. Такой же по телосложению, крепкий коренастый, такие же волосы, с такими же карими глазами, с той лишь разницей что если у старшего брата они были словно пустые и светящиеся и в них можно было утонуть, то у младшего они были холодными как лед и острыми как лезвия, а если упадешь в них - ты мертвец, и сразу можешь слать приветы от Аллаха на Землю.
Они словно близнецы братья, но все таки отличались, и я никогда не спутаю одного с другим.
- Где он? - голос прозвучал как то не так как я изначально планировал.
- Оу - он поднял бровь копируя движения брата, я точно знал что он его копирует для меня, потому что у него у самого такой привычки отродясь не было. - А поздороваться?
Ну все это песенка надолго. Поклон, глаза в глаза. У него жила запульсировала на виске. А у меня на шее вероятно.
- Не этот, другой - сухо сказал он в мундштук.
Я поднял брови и спросил, какого поклона он ждет от французского дворянина.
В отличие от старшего брата он вспыльчивый, навроде меня. Если сейчас он сделает что то, то плохо будет ему, и мы оба это знали.
- Да, маркиз или как то так - хмыкнул он. Полное презрение на лице, у меня равнодушие, не к его персоне, а к происходящему, но не настолько сильное, за что бы мне могли отсечь голову.
- Ферула поклонись мне по другому - ласково сказал он, стража ушла через боковые двери.
- Я год уже не Ферула.
Он засмеялся, фыркнул, как бы между прочим отметив что я всегда останусь Ферулой. Молчание. Он лежит, я стою. Молчим, смотрим друг на друга и пауза. Опять поднятие брови. Я уже стал сомневаться играет ли он.
- Ну, я жду - опять это издевательская улыбка. Вот только я себе такой позволить не мог, а то обязательно был бы зеркалом.
- Где он? - спросил я тихо, хотя знал ответ. - Тело где?
- Поклон. Рыжик, поклон, поклонись мне по нашим законам. - почти смех. Почти помешательство, почти безысходность.
Мне хватило ума понять, что если я поклонюсь обычно, он дальше будет тянуть эту волынку. Даже если и выполню, поклонюсь как раб, как он давно мечтал, все равно я тут играть буду по его правилам, а мне надо только увидеть...
Поклон ничего не значит если ты так кланялся на протяжении пяти лет трижды в сутки.
Сухой и четкий поклон. Глаза в глаза всего лишь миг, потом пол. Ему этого достаточно. Он и так все поймет, что не сможет сделать так что бы я его обожал, как обожал его брата. Или ненавидел.
Факт в том, что этого я ненавижу больше.
Видно он все понял, потому что резко как-то помрачнел.
- Выпей вина со мной, присядь. - от этого тоже нельзя отказываться.
Подушки как обычно мягкие, только по турецки не сядешь в моей одежде.
Я этим весьма порадовал моего собеседника.
- Ферула, ты как обычно яркий, громкий и соблазнительный. - он засмеялся и что то сказал в мою сторону что я не смог понять, чем вызвал новый приступ смеха.
- Только вот - сказал он помрачнев - хозяин твой умер. Убит, Ферула, мной. - его карие глаза упертые в мои сожгли все что оставалось последнего. Надежду, волю, все последнее с чем я возвращался. Письмо под сердцем. Все пустое как проклятые трупы.
- Где? - почти прошипел я сквозь зубы.
Выдох опиума мне в лицо, поднятие бровей.
- А где ты развлекался? Куда твой хозяин складывал объедки за тобой Ферула, или проще сказать шелудивый пес?
Если я плюну в лицо, я труп. Этот не будет жалеть.
Только вот горло перерезать я смогу прежде чем умирать. Но сначала старший брат.
- Отведи.
- Твой хозяин умер Ферула. Теперь я хозяин всего того что было у него. Кроме тебя конечно. С Францией я сражаться за тебя не собираюсь. Но вот если останешься в гостях, не на правах раба, на правах гостя естественно. То я отведу тебя, к... телу... если сможешь найти его по частям в той навозной куче из трупов.
Поток мыслей, невысказанных слов, эмоций, то жар то холод.
- Шелудивый пес здесь только ты - сказал я по турецки что бы он понял, и встав быстро пошел к выходу. Подвал я и так найду. Знал по памяти.
Еще я понял почему он отослал стражу. Стража имела вес, а вот рабыни нет. Да и вряд ли эти пятеро останутся в живых когда я назвал их господина шелудивым псом. Он хотел это мне так сказать.
До двери я не дошел, он сделал мне подсечку и меч который я успел вынуть из ножен все равно полетел издавая звук по плиткам.
Младший оказался намного тяжелее старшего, и он дрался совершенно по другому не так как меня учили. Что то новое и совсем не для высоких особ. Что то настолько уличное что я почти ощущал это. А может мне показалось, так как на плитках уже можно было пейзажи рисовать моей кровью. В зал набежало стражи вагон и малая тележка, хотя это уже безразлично для потерявшего сознания меня, хотя где-то я уже это проходил.
***
Определено где то проходил. Только вот брат был другой и я после того случая кишки с земли свои подбирал и пытался запихнуть обратно. Лучше бы богу душу отдал бы. Зашили только.
Когда очнулся глаза ничего не увидели, голова болела и к затылку прикоснуться было больно.
- Когда найдешь его голову и закончишь, постучишь - голос из за двери засмеялся и удалился.
А потом настала тишина, казалось я дышать даже перестал. Потому что дышать в этом подвале дольше чем сутки было опасно, это я тоже проверил на себе.
Гниль и вонь выгребной ямы. Я закашлялся потому что сразу не сообразил где я. Где то там, ниже, пройдя десять ступенек, можно вляпаться в скользкую липкую жижу всех оттенков человеческого организма, а возле стены в самом дальнем углу кучей свалены тела. Может быть пятьдесят штук, может больше. Не считал, у меня времени не было подсчитать.
Дышать ртом, дышать ртом. Осторожно прислонившись к железной входной двери словил сквозняк, и прохладу для головы. Хотя тут и так было холодно, мне лично стало жарко.
Как в куче кусков тел, найти человека по частям? Руку отдельно, ногу, еще ногу, еще руку, голову, туловище. Черт нельзя было приезжать. Черт! Смотреть только в потолок, не думать о ступеньках, не думать о куче, ни о чем. Просто сидеть здесь и отдыхать.
Голова немного кружилась, но мне придется спуститься и найти... ну хотя бы что-нибудь от бывшего хозяина этой треклятой странишки. Тьфу! Как описать то, что ты видел, того, кого любил целым, а тут ты знаешь что надо как-то собрать это по частям. И даже не знаешь зачем. Надо и все тут. Я просто хотел его увидеть. Проклятые слезы, столько раз говорил себе, не буду, не буду, не буду, и тут реву как мальчишка. Мать их всех за ногу.
По-моему это была нога, или на чем я там поскользнулся, и измазался с головы до ног в поганой луже. Раньше, раньше это было больным. Оно сидело у меня в голове и выпрыгивало, как шут на ярмарке, гогоча и звеня бубенчиками, хотя я не понимал этого механизма. Теперь когда я хотел забыться и потонуть в своем маленьком безумии, успокоиться, уснуть оно не спешило приходить.
Словно разум стал кристальным чистым, и куски мяса стали просто теми, чем они были. Просто кусками мяса. Нет, не для всех они просто куски, для меня точно маленькая часть была чем то. Чем то что стоило мне пять лет моей жизни в рабстве, рассудка и физического состояния.
И я полез наверх, через тела, и то что от них осталось. Вернее попытался. А потом я потонул в этой капле легкого замешательства, которое заставило меня искать эту чертову голову среди одинаковых останков. Это стало идеей фикс, увидеть его труп, просто убедиться что он мертв, по настоящему и больше ничего не будет. Руку нашел, по кольцу на указательном пальце, знак власти или еще чего-то там. Никто бы не захотел увидеть его на пальце у кого-то другого. Голову нашел, перекопав почти половину кучи. Ее кто-то заботливо отбросил к стене, и он все это время смотрел на меня своими глазами, и думал о чем то своем вероятно.
Слезы давно смешались с грязью, грязь с кровью, кровь со слезами и так по кругу. Так примерно и выглядит вся моя жизнь. 19 лет. В это время все уже с женами, у кого то дети. А у меня? Кучка трупов и осознание того что тебе от них никогда не избавиться.
Злоба текучая, заполняющая вены, горячая как и обида, как и сожаление и все то возможное дерьмо что может испытывать человек, жалеющий себя самого.
Удар ногой о голову пришелся сильный и она отлетела в другой конец помещения, разметая волосами брызги гнили и смрада. Я отбил ногу вероятно, но мне было уже не до этого. Я смеялся, хотя мне хотелось упасть в эту гниль, пореветь и умереть. Тут мое место. Хотя видимо еще не время.
То что было дальше помню смутно. Голова заболела, как обычно. Затошнило, и опять пришлось что-то сплевывать, не помню что. И все эти трупы, вернее одна паршивая голова с которой я не смог справиться. Не мог справиться, когда он был жив, не смог когда он умер. И еще почти его зеркальное отражение маячит где-то наверху.
Опять злоба и обида, опустошение и моральное и физическое которое снова скоро наполнится моим маленьким озерком безумия.
Темнота.
Я не верю в бога, в богов, он верил.
"Ас-саляму 'аляй-кум, ахля-д-дийари мин аль-му'минина ва-ль-мусли-мина! Ва инна ин ша'а-Ллаху би-кум ля-хыкуна ва йархаму-Ллаху-ль-мустакди-мина мин-на ва-ль-муста'хырина, ас'алю-Ллаха ля-на ва ля-кум аль-'афийата"