В тот день мне исполнилось ровно шесть лет, а так как был погожий солнечный денек, то родители решили сводить меня в новый парк аттракционов. Еще с утра у своей кровати я обнаружил кучу подарков, среди которых, новый перочинный нож, как раз такой, как я мечтал, фонарь - "Жук", это такой для которого не нужны батарейки, а достаточно понажимать рукой рычаг и он с веселым жужжаньем начинает светить и красивый блокнот с зеленой обложкой. Распихав все эти сокровища по карманам, я побежал на кухню, где мама уже с утра готовила мой любимый торт "Медовик". Тут ко мне подскочил папа, с намереньем подергать меня за уши, но я, конечно, убежал и мы долго гонялись по всей квартире, весело смеясь. И вот мы уже идем по улице, светит солнце и на душе так радостно. Вот молодая парочка идут, обнявшись, у девушке в руках веточка мимозы. Они улыбаются мне, а я кричу в ответ, что у меня сегодня день рождения, я счастлив и улыбка не сходит с моих губ. А потом этот страшный звук сирены, раздающийся казалось со всех сторон и монотонный, как будто механический, голос диктора говорящий какие-то не понятные слова. Паника, кто-то кричит. На моих глазах сталкиваются две машины, и я вижу кровь, по спине пробегают мурашки, а на лбу выступает холодный пот. Папа подхватывает меня, и мы бежим. Он все время говорит про какое-то убежище. Все вокруг оцеплено военными. В глазах людей животный страх, страх заставляющий забыть обо всем. Кто-то падает, но толпа не останавливается и прет прямо по упавшим. Хочется закрыть глаза и не видеть всего этого ужаса. И тут двери начинаются медленно закрываться. Толпа взревела и стала сильнее напирать. Не в силах больше удерживать мамину руку, толпа уносит меня вслед за собой. Я кричу, но не могу вырваться из этого потока. Лязг гермозатворов и человеческий вой, вой который намного страшнее звериного. Я вижу того парня, который недавно шел с девушкой с букетиком мимозы, он пытается открыть затворы, но слышится выстрелы и он падает. Кровь, кровь течет отовсюду, ее так много. А потом все сотрясается, страшный грохот, люди падают на бетонный пол. Меня крепко держит какая-то женщина и не дает вырваться, я кусаюсь, царапаюсь, но она держит и повсюду стоит этот вой.
Примерно через час нас всех собрали в большом зале. Вперед вышел человек лет сорока в военной форме. Он долго говорил, о ядерном конфликте, о том, что снаружи развернулся настоящий ад, что шанса выжить у тех, кто остался там нулевые, что совершать попытки открытия затворов бесполезно и будут караться расстрелом. Всем раздали анкеты, где каждый должен был написать свой род деятельности до "конфликта" с дальнейшим распределением на работу в убежище.
Нас сто тринадцать человек. Здесь есть, свет вода, большой запас еды. Каждому из нас был присвоен ID номер, выдан сухпаек, бутылка воды и матрас. У кого-то есть радио. Каждый вечер все собираются вокруг него, но эфир чист по всем каналам, неужели никто не выжил? Около затворов военные выставили патруль с приказом стрелять на поражение, но люди похоже смирились. Труп молодого человека убрали, но бетон впитал кровь и видны бурые пятна, как безмолвное предупреждение. Меня забрала к себе та самая женщина, что держала и не давала бежать к выходу, ее звали Вера Анатольевна, она бывшая учительница в средней школе. Первое время, когда мне было особенно плохо, она всячески поддерживала меня. Я помню ее ласковые прикосновения и нежный голос, она пела колыбельные, мамины колыбельные, я плакал, а потом засыпал. Вскоре начался этот кашель. Врач сказал что, не имея нужных лекарств не в силах помочь ей. Я видел, как она страдает и тогда решился на побег. Я хотел выбраться наружу, добежать до аптеки, она находилась буквально в ста метрах от нашего убежища, набрать всех какие попадутся под руку лекарств и принести доктору, может тогда бы он спас ее. До затворов я не дошел метров двадцать, меня поймали и долго били, без жалости, без сострадания не обращая внимания на мои мольбы. В людях жил страх перед смертью, которая обитала снаружи, а я был тем, кто хотел впустить ее. После этого я долго болел. А потом мне сказали, что она умерла. В бессилье я сжимал кулаки, но уже ничего не мог с этим поделать, второй раз я терял близкого мне человека.
В двенадцать меня распределили в очистители. Работа эта была грязная и трудоемкая. Нужно было пробираться по вентиляционным шахтам и вычищать скопившийся в них мусор, но я был рад здесь я на время оставался сам с собой и я много думал, о родителях, Вере Анатольевне и о том, как мне еще раз хотелось бы взглянуть на солнце.
14 год со дня конца света. Вчера я обнаружил аварийную шахту, не отмеченную ни на одной карте. Мне не удалось исследовать ее полностью, так как счетчик Гейгера начал неприятно потрескивать, как только я углубился в нее метров на тридцать. В инструкциях сказано, что в случае повышения радиационного фона мы должны немедленно сообщить в секретариат при Советнике, но так как это ответвление не было основным, я умолчал. Сегодня я пришел на работу чуть раньше, отметился в журнале о приходе, взял в подсобке комплект радзащиты, проглотил пару таблеток РадХ и направился в тоннель. Метров через тридцать счетчик опять затрещал, но фон был не очень высокий тем более на мне бала радзащита. Я продвигался все дальше и дальше, уклон шел вверх, поэтому ползти было трудновато, но я с упорством двигался метр за метром. В луче фонаря я увидел неплотно закрытую задвижку, с трудом перевалившись через нее, я двинулся дальше. Показался неясный свет, огорчившись, что попал в какое-то обжитое помещение я уж было решил полсти обратно, но передумал, любопытство, куда привел меня забытый тоннель, взяло вверх. Тоннель поворачивал, становилось все светлее, вскоре мне уже не нужен был фонарь. Преодолев поворот, я буквально ослеп, такой яркий был свет. Зажмурившись, я полз вперед, пока мои руки не уперлись в решетку. Я рискнул открыть глаза. За годы, проведенные в убежище они совсем отвыкли от яркого света. И тут я увидел облака, вернее одно облако, похожее на сахарную вату, которую я выпросил у мамы по пути в парк аттракционов. Оно было такое красивое, неспешно скользящее по ослепительному голубому небу. Я с силой сорвал с себя противогаз и полной грудью вздохнул весенний, пахнущий травами воздух. Я подставлял свое лицо нежному ветерку, а потом, знаете, что случилось потом? Ко мне на нос села бабочка да-да настоящая бабочка. Слезы покатились из глаз и как когда то давно я зарыдал. Там далеко и совсем близко была весна. Я лежал и смотрел на проплывающие мимо облака, и только решетка с такими толстыми прутьями, которые мне вовек не сломать преграждала мне путь. Все это я записал в свой блокнот, а теперь я усну под тихий шелест ветерка, усну почти на свободе...