День был серым и никчемным. Погода, не зная, чего хочет, с самого утра маялась дурью, чередуя ледяной моросящий дождь, что сек лица прохожих колючими розгами, с холодным ветром, впивающимся в щеки людей злобными поцелуями.
Два часа Кирилл мотался по рынку, покупая продукты из пресловутой 'потребительской корзины', у которой только одно требование: чтоб человек ноги не протянул. Самый богатый ассортимент представляла в его сумке вермишель быстрого приготовления со всевозможными эрзац-вкусами, а наиболее дорогими покупками были говяжьи кости для супа и влажный бултыхающийся кирпичик молока в картонном пакете. И скучно, и унизительно. И вдруг:
- Молодой человек, купите речную розу, - раздался откуда-то снизу тихий шелестящий голос.
- Речная роза! Купите.
Загадочное, ни разу нигде не слышанное название заставило Кирилла резко затормозить. Тяжелую сумку в руке занесло силой инерции, и острый край молочного пакета, выпирающий углом, вонзился в ногу.
Кирилл зашипел, потирая ушибленное место, и кинул сердитый взгляд туда, откуда шел голос.
Среди рыночного мусора, на грязном асфальте, коленками на обрывках картонных коробок расположилась тетка в коричневом плаще.
Лицо она прятала под низко повязанной пестрой косынкой. Виднелся только рот с красными, обветренными губами, и темные, загорелые щеки.
Выставив перед собой пузатую клетчатую сумку на колесиках, битком набитую каким-то товаром, женщина зазывала покупателей:
- Речная роза, речная роза! Кто не успел еще купить? Подхо-оо-дим, смо-оо-трим.
Ветер трепал прикрепленную к сумке принтерную распечатку в прозрачном файле с фотографией незнакомого растения: толстая зеленая луковка, из которой торчит лазоревый махровый цветок; крапчатые полукруглые лепестки заворачиваются галактической спиралью.
- Сколько? - спросил Кирилл.
Его жена Таня жалобно вздыхала всякий раз, когда они вместе проходили мимо цветочных магазинов. Дарить любимой свежесрезанные цветы - это, конечно, красиво. Но стоят они дорого, а вянут чуть ли не на другой день. Для аспиранта-математика в отсутствие постоянной подработки - настоящее безумие. А вот целое растение...
- Дешево отдаю. Пятьдесят, - сказала тетка. Кирилл ахнул: ничего себе дешево! Три литра молока! Или пять батонов хлеба - с половинкой. Или почти пятнадцать пакетиков быстрой вермишели. Полмесяца жить можно!
Пока Кирилл сомневался, распродажа теткиного товара двинулась в ускоренном темпе: несмотря на начавшийся дождь, торговку гурьбой окружили покупательницы. И закидали вопросами.
'А что это у вас за цветочки? А как за ними ухаживать? А они пахнут?.. Но это точно не ядовитые?'
Тетка бойко отвечала, что чудесное растение привезено из Индии, обитает в тропиках, но отлично размножается и цветет в наших пресных озерах. А выращивать его - проще некуда.
- Бросьте на ночь в миску с водой - наутро зацветет. А пахнет! Дивный аромат. Шанель номер пять.
Женщины ахали, изумлялись, вытаскивали кошельки и бойко расплачиваясь, уносили в газетных кулечках толстые, жирно поблескивающие зелеными боками луковицы экзотического растения.
Кирилл все еще стоял, взвешивая в уме: полмесяца жизни или какая-то подозрительная 'речная роза'?
Он бы ушел, если б не Таня.
Таня... Она скоро приедет, усталая, с родительской дачи. Каждую весну она берет короткий отпуск за свой счет, чтобы покопаться с огородом, посадить картошку, капусту, морковь, свеклу - без этой существенной прибавки к столу они бы не протянули.
Так хочется удивить жену. Полюбоваться, как расцветет ее улыбка... Кирилл нащупал последнюю оставшуюся в кармане купюру - это были как раз 50 рублей - и, словно игрок, решившийся сделать ставку, шагнул в толпу.
- Как так?! Не может быть! Посмотрите еще раз, - огорчился Кирилл.
Разочарованные покупательницы расходились, толкая его, а он все стоял, вытянув вперед руку с пятидесятирублевой купюрой, не решаясь убрать ее обратно в карман, как будто именно это могло бы окончательно погубить его шансы.
- Поищите. Ну, пожалуйста, прошу вас!
Темнолицая торговка подняла голову и метнула на Кирилла острый взгляд - глаза у нее оказались черные как уголья и бархатные, словно мех кота. Нездешние какие-то глаза. Но Кирилл был слишком озабочен, чтобы заметить их странность.
- Есть, - сказала продавщица. - Повезло тебе, парень.
Она вынула из сумки последнюю, самую маленькую зеленую луковку и, даже не обернув ее газетой, сунула Кириллу, выдернув взамен купюру из его руки.
С другого конца ряда к незаконной торговле уже несколько минут приглядывался милиционер и как раз намеревался подойти ближе, но торговка его опередила, стремительно вскочив на ноги, пропала, исчезла, затерявшись в рыночной толпе.
Кирилл пихнул луковицу в карман и поспешил тоже уйти. Покидая рынок с этой крохотной и, очевидно, слишком дорогой для него покупкой, он почувствовал себя в чем-то обманутым.
Ему вдруг сделалось горько на душе, но он и сам не понимал, отчего.
'Идиот. Придурок. Повелся на сказки, как последний лопух! - ругал он себя, ощупывая карман. - Наверняка это какой-то никому не нужный сорняк. И ничего не зацветет. Какая-нибудь вообще дрянь ядовитая'. Он едва не выкинул проклятую луковицу на дорогу.
Но отданные 50 рублей ('Мило-не мило, деньги платила - лопай!') удержали его. А, может, это было любопытство, присущее ему, как всякому ученому? Трудно сказать.
Вернувшись домой, Кирилл отряхнул мокрый плащ, повесил его сушиться над батареей в ванной, и вынул луковицу, стараясь не повредить сочные мясистые чешуи. Взял на кухне медный тазик, в котором Таня варила летом варенье, влил питьевой воды комнатной температуры и пустил туда луковку - плавать в одиночестве зеленым необитаемым островком.
- Ну, посмотрим, - сказал он сам себе и, оставив таз посреди стола, ушел и занялся делами.
***
Кирилл не поужинал вечером, уснув над черновыми расчетами. Ближе к утру ему приснился изумительный сон: будто он лежит на белом песчаном берегу тропического океана и непроходимая чаща дождевого леса, наполненная криками птиц и свежими сладкими ароматами незнакомых цветов, подступает к нему самым краем, готовая вобрать, впустить его в себя...
Кирилл очнулся и потянул носом воздух. И удивился, осознав, что запах не снится ему, а существует на самом деле.
Густое аппетитное благоухание распаренной в печи ванили смешивалось с пряными нотами сандала и гвоздики, смолистый дух древесной коры - со свежестью морского бриза - и всей этой восхитительной гаммой веяло откуда-то из кухни. Удивленный Кирилл встал, и, пройдя коротким коридором, зажег свет...
Он едва не вскрикнул от изумления: в тазу, где вчера вечером плавала одинокая луковица речной розы, воды больше не было. Вернее, ее совсем не было видно из-за буйно выпирающего вверх кипенья сиреневых цветов и обилия зеленых горбиков новорожденных луковок - за одну ночь их наросло и отпочковалось от материнской луковицы столько, что они больше не умещались в тазу. А как чудесно пахли цветы!
Стоило Кириллу вдохнуть, и его сонное состояние будто рукой сняло: он почувствовал себя бодрым, полным сил и почти счастливым.
Такая резкая перемена насторожила его, заставив подумать о мерах безопасности. А вдруг запах сиреневых цветов - галлюциноген, сродни наркотикам и психотропным веществам? Как долго можно дышать им без вреда для себя?
В кладовом шкафу в прихожей стоял ящик с инвентарем для ремонта. Кирилл разыскал маску-респиратор, надел ее, захватил из ванной резиновые перчатки и вернулся к тазу с благоухающими цветами.
Для начала стоит взглянуть, как много воды растения выпили за ночь. Надев перчатки, Кирилл осторожно разгреб в стороны луковицы, слегка приподняв их в середине. Оказалось, луковицы отрастили корни: толстые, губчатые, похожие на хвосты медуз, полупрозрачные. Длина их соответствовала глубине налитой воды.
Вода из таза никуда не делась, ее уровень не уменьшился, но сама вода странным образом изменилась. Насытилась темно-зеленым, мерцающим серебром и, хотя по-прежнему, как всякая обычная пресная вода, легко колыхалась и шла кругами и рябью при малейшем движении или контакте с поверхностью, но она все же стала другой.
Окошко в воде, которое Кирилл приоткрыл, подняв луковицы цветов... В нем появилось нечто необъяснимое. Отражение. Которое отражало то, чего не было в кухне.
Вода как будто служила амальгамой, окрашивающей одну из сторон стекла.
Кирилл, затаив дыхание, глядел в темно-зеленый кружок и отчетливо видел внутри маленький кусочек луга, залитого ярким теплым светом. Между тонких травинок копошились какие-то насекомые. Время от времени, солидно гудя, обзор пересекало мохнатое существо с крыльями, похожее на шмеля, но синего цвета.
Пораженный Кирилл не знал, что и думать.
Его руки устали удерживать мокрые луковицы - растений было слишком много, и они то и дело соскальзывали обратно, закрывая кругозор.
Кирилл перенес таз с цветами в ванную. Набрав побольше теплой воды, он по одной переложил все луковицы в ванну.
Вода в тазу осталась темно-зеленой, но изображение в ней быстро поблекло и пропало. Кирилл догадался, что все дело в губчатых корнях растений: они фильтровали воду, пропуская ее через себя и отделяя обыденное от фантастического.
Какая безумная теория, подумал Кирилл. Странные мысли лезут в голову.
Оставив цветы плавать в ванной, он пошел умываться и завтракать на кухню.
Пока поджаривал яичницу, размышлял над необычными оптическими свойствами, которые придавали воде чудо-растения: может быть, они появлялись под воздействием какого-то особого вещества, выделяемого корнями? Сок речной розы. И что?
В таком случае, чем больше в воде растений - тем больше сока они выделят, и тем сильнее будут проявляться новые свойства у воды. Да. Почему нет?..
Спустя полтора часа, позавтракав и отдохнув, Кирилл вернулся и распахнул дверь ванной комнаты.
Мощный влажный дух дождевого леса едва не свалил его с ног. Ванная превратилась в джунгли: луковицы устилали поверхность воды, громоздясь друг на друге в два-три слоя. Цветы, распускаясь и увядая, усыпали кафельный пол опавшими лазоревыми лепестками.
Кирилл открыл окна повсюду в квартире и оставил дверь ванной нараспашку. Но за перчатками и респиратором, забытыми в кухне, возвращаться не стал. Ему не терпелось проверить, прав ли он в своих предположениях. Что еще он увидит в воде, если растений снова прибавилось?
Часть луковиц пришлось вынуть и переложить в эмалированное ведро. Только после этого удалось отодвинуть в сторону наросшие детки и перепутавшиеся корни - у всех растений они сделались длиннее, отросши на высоту уровня воды, почти по глубине ванны.
Изображение луга в обзорном окне проступило яснее и четче, и одновременно как будто отодвинулось выше. Возникла перспектива. Теперь Кириллу был виден не только луг, но и лес поблизости. Необычный лес.
Лес, похожий на детский сон. Деревья в нем своей причудливостью и яркой окраской напоминали цветы: синие, фиолетовые, изумрудные, голубые и желтые.
И еще запах. Этот впечатляющий аромат омытой дождями свежей листвы исходил не от сиреневых цветов - весьма невзрачных, надо признать, по сравнению с той фантастической растительностью, что разглядел Кирилл по другую сторону водной глади - а от этого восхитительного леса.
Кирилл не удержался - поддавшись очарованию, протянул руку к ветке ближайшей древесной кроны. Синие глянцевые резные листья заворачивались от дуновения ветерка, выставляя напоказ голубовато-жемчужную изнанку. Кирилл схватил один из листочков: рука прошла, не замутив зеркала воды, насквозь, и синий листок, оторвавшись от ветки, затрепетал в руке у Кирилла.
- Что такое?!
Кирилл с изумлением покрутил добычу. Листок был мягкий, шелковый на ощупь и легко рвался, расползаясь по фиолетовым жилкам. 'Атмосфера нашего мира убивает его', - подумал Кирилл. И тут же сотворил глупость: задержав дыхание, сунул голову в ванну.
Это было безрассудно, но он положился на свое умение плавать под водой.
Только воды-то не оказалось. Крепко вцепившись в борта ванны, Кирилл осторожно выдохнул и вдохнул. В странном подводном мире был воздух. Дышалось даже легко. Свисая вниз головой в трех метрах над лугом и лесом, Кирилл изогнул шею, пытаясь осмотреться. Где-то вдали синела горная гряда, над нею летели розовые облака и, наверное, шел дождь - сине-лиловые полосы на небе и белые росчерки молний убеждали Кирилла в этом. Слева от леса находился город - множество белых домов с оранжевыми и терракотовыми черепичными крышами. Кирилл попытался опуститься ниже, чтобы просунуть вслед за головой плечи, но это ему не удалось. Окошко между мирами оказалось тесновато.
'Чтобы его расширить - нужно больше растений и больше воды', - понял Кирилл. Он вытащил голову из другого мира - она прошла сквозь зеркало сухой, только правое ухо слегка намочило - и побежал собираться.
На дачном участке Татьяниных родителей имелся небольшой заиленный пруд - источник грязи и комаров, считавшийся на участке никчемным неудобьем. Кирилл оделся по-походному: плащ, теплый свитер, джинсы и резиновые сапоги. Все до одной луковицы он сложил в пакеты и загрузил этими пакетами рюкзак и грибную корзинку, и вышел из дому по направлению к железнодорожной станции.
Электричка в Раменки отправляется через пятьдесят минут. Следует непременно испытать возможности речной розы на большой воде. Может, и Таня подключится к исследованиям?
***
Но тут Кирилла поджидал удар. У забора дачи ошивался сосед - деловито-воровитый, всегда трезвый хитрован и шаромыжник Царёв.
- О, Кирюха! Сколько лет, сколько зим! - радостно приветствовал он Кирилла, поблескивая барсучьими глазками. И тут же ошарашил соседа новостью:
- А Танюха твоя с Валеркой гуляет. Знаешь, нет? Три дня они тут обжимались по углам, а сегодня утром в город наладились. Выпивон, надоть, кончился.
Кирилла будто помоями окатило. Валерка? Двоюродный брат? Бизнесмен и бабник? На свадьбе он познакомил его с Татьяной и тогда же об этом пожалел. Но разве так...
Что-то резко крутануло в кишках, сделалось трудно дышать. Отодвинув Царева в сторону, Кирилл поспешил отомкнуть замок, отворил калитку в глухом заборе и побежал к дому.
На крыльце сел, сбросил с плеч рюкзак. Попробовал отдышаться, но резкий весенний воздух оказался беден кислородом. Вонь химических удобрений на вскопанных повсюду огородах разносилась над садово-дачным товариществом.
Кирилл встал, подхватил рюкзак и корзину и, ковыляя, как трехногий пес, потащился со своей ношей к пруду. Там он, оскальзываясь на мокрой черной грязи, вывалил, без особой заботы и осторожности, все принесенные растения в маслянисто поблескивающую воду.
Постоял, посмотрел, как плывут по пруду зеленые луковицы - словно флотилия иноземного войска. И ушел в дом.
Там он наткнулся на едва початую бутылку крепкого дешевого коньяка, забытую на столе, высадил ее всю без закуски, заплакал и завалился, не раздеваясь, спать на диване тестя.
Около пяти часов вечера его разбудили стук и громкий смех на крыльце. Кирилл открыл глаза, сел и, замирая от ужаса, уставился на дверь.
Она открылась, и вошли Татьяна с Валеркой в обнимку. Оба весело хохотали. Таня обнимала мерзавца за карман джинсов рукой. Улыбка сменилась испугом на ее лице, когда она глянула в глаза мужа. А подлый Валерка улыбаться не перестал.
- Упс! - воскликнул он на западный манер, фыркнул, как морж, швырнул на пол сумки с продуктами и, ловко вывернувшись, скользнул за дверь угрем, бросив женщину одну отвечать за сотворенное паскудство.
- Пойдем, - сказал Кирилл Татьяне. Поднялся, взял ее за руку, и, не слушая жалкого оправдательного лепета, поволок из дома на огород, по жидкой, разъезжающейся под ногами грязи, к пруду. Жена пугалась, пыталась вырваться, но Кирилл крепко вцепился и не пускал.
Наверху разгоралось закатное зарево: сиреневые осколки облаков с оплавленными оранжевыми краями тонули в красном океане небес.
Вместо пруда на огороде посреди вспаханной недавно земли цвела неровная круглая полянка, полная лазоревых цветов. От полянки несло влажным теплым жаром и дивным запахом другого мира. То тут, то там над цветами взмывали в воздух удивительные синие и золотые стрекозы; обнявшись, сцепив кольцом хвостики, они неслись в танце, синхронно порхая полупрозрачными слюдяными крылышками.
- Что это такое?! - воскликнула Татьяна. Кирилл засмеялся. Затормозив в двух шагах от лилово-сиреневого кипенья, супруги вцепились друг в друга руками и с изумлением глазели на открывшееся на их огороде чудо.
- Это сорняки, - сказал Кирилл, хихикая. Он знал секрет, и от этого его разбирал неудержимый счастливый хохот. - Сорняки другого мира. Я хотел подарить его тебе.
- Ничего не понимаю, - прошептала Таня, глядя растерянно на мужа. - Ты прости, но я никак не могу... Мамочка, какой запах!
Она глубоко вдохнула: сладкая теплая истома разлилась по всему телу.
- Как хорошо.
- Идем! - решительно воскликнул Кирилл и обхватив жену за талию, потянул вперед.
- Ты что? - закричала Таня, скользя на каблуках по грязи.
- Идем, идем. Ничего не бойся!
Кирилл не давал Тане остановиться. Под ногами у них зачавкало, потом захлюпало, еще через два шага они упали в воду и долго барахтались, запутавшись в цветах. Кирилл упрямо продолжал тянуть жену к середине пруда и все-таки добился своего: достигнув окна, созданного корнями речных роз, оба почувствовали, как их засасывает в гигантскую воронку. С легким чмоканьем проскочив невидимую перегородку между двумя мирами, они оказались высоко в воздухе. Кирилл схватил Татьяну за руки, развернув ее и свои ладони, распахнул объятия, словно крылья, и вдвоем, медленно паря, они поплыли над чудесным лугом, сияющим цветочным лесом, глядя на синюю гору и игрушечные городские домики вдали.
- Мы спим, - прошептала Таня.
- Нет, - сказал Кирилл. - Просто в этом мире мы можем летать.
- Ты не думай, ничего такого у меня с Валеркой не было, - быстро и горячо зашептала Таня. - Он давно навязывался - то забор починить, то с огородом помочь. А с деньгами у него, сам знаешь - не то, что у нас... Вечно жмемся, экономим. Хотелось, понимаешь, как-то...
- Молчи, - сказал Кирилл. - Молчи, а то упадем.
Здесь нельзя с такими пустяками.
Таня вздохнула и замолчала.
За лесом они опустились на землю, и пошли среди золотистых полей по обсаженной колокольчиками тропинке к городу. Какие-то красные ушастые зверьки шныряли в кустах и, почуяв людей, выставляли морды, нюхали воздух и ухмылялись, вываливая розовые языки, как дружелюбно настроенные собаки.
- Ты думаешь, нас тут хорошо встретят? - спросила Таня.
Кирилл поглядел на нее с укоризной:
- Ну, конечно. Разве ты не видишь? Здесь все по-другому.
Город встретил их светлым теплым дождем и шумом воды, гулко сбегающей по водосточным трубам, хрустальным звоном оконных стекол и барабанным боем струй, выстукивающих бойкие марши на черепицах крыш. Лужи, жмурясь, отражали облака. Горожане, глядя из-под прозрачных зонтов и козырьков лавок и крылечек, улыбались пришельцам, кивали им. Дети плясали и носились вокруг, с радостным визгом и хохотом взбивая голыми пятками воду в ручьях.
На городском рынке Кирилл и Таня остановились возле хлебной лавки и хозяйка, с темным обветренным лицом, за одну улыбку отдала им пухлый, только что испеченный теплый каравай с крынкой молока.
- За любовь, - сказала она и кивнув, отошла. Лицо этой женщины показалось Кириллу знакомым, но он не узнал ее. Он смотрел на свою Таню: как она ест, осторожно кусая белыми зубами, стараясь не сильно сминать душистый хлебный мякиш, и закрывает глаза от удовольствия, отпивая молоко из глиняного кувшина. Молоко пахло медом и нагретой на солнце полынью.
- Как хорошо, - сказала Таня и, оглянувшись вокруг, вздохнула.
- Ты счастлива? - спросил Кирилл.
- Да, - сказала Таня. - Только... Мы ведь останемся здесь?
Он не успел ответить на ее вопрос. Кто-то с размаху хлопнул его по плечу.
- Кирюха! Сколько зим, сколько лет! - знакомый противный голос раздался из-за спины. Царев, не оборачиваясь, понял Кирилл. Сердце его затрепыхалось, забилось сорванной струной - как будто он встретился со своим палачом.
А Царев, не замечая произведенного эффекта, громко и настырно общался:
- О, и Танюха здесь? Не разлаялись, смотрю. Что ж, отлично. Как грится, пуд соли вместе, то-се... Ну, вы как, навсегда обустраиваться здесь намерены? Я б вот тоже перебрался. Да думаю, может повыгоднее дельце обстряпать? Слышь, Кирюх! Я тебе дело-то обскажу... Может, ты в компанию со мной вступишь. Заедино бузинес наладим. Земляки все ж таки, а?
- Как вы здесь оказались? - прошипел Кирилл.
Царев удивленно покосился.
- Так а как? Через пруд, конечно! Я, как увидел, что ты туда зелень какую-то вывалил - подумал, ой, шустрит чего-то Кирюха, огурцов каких-то наволок. Надо думаю, проверить. Ну, подождал пока ты заснешь, - ухмыляясь, Царев расписывал свои мелкие пакости с достоинством, словно рыцарский подвиг, - и пошел. А оно, гляжу, как поперло... Хорошо, я в сапогах был. Поскользнулся в середке лужи - да так и улетел сюда. Ничего сложного. Любопытные у тебя там цветочки, это да...
Ну, да то ладно. Ты вот послушай. У них тут, у местных-то, я уже разузнал, с нашими товарами, конечно, беда - водки нету, только вина сладкие типа компота. Кофе, табак, джинсы... Оружие. Ну, все колониальные, понимаешь, товары отсутствуют. Ты мужик грамотный - не мне тебе объяснять. Так вот, думаю, надо нам для туземцев импорт-экспорт туда-сюда-обратно наладить. Чтоб было, значит, нам и полезно с тобой, и приятно. А? Секешь?
И он снова хлопнул Кирилла по плечу и захохотал, похрюкивая. Таня сидела с серым лицом и тоскливо оглядывалась вокруг.
Другой мир наполовину утратил свое очарование.
Самый прекрасный, самый сказочный мир теряет волшебство, стоит появиться в нем хотя бы одному такому Цареву.
Кирилл лихорадочно соображал: что же делать? Как быть? Обмануть Царева? Заманить его в волчью яму? Прихлопнуть как муху? Отравить?
- Хорошо. Это вы хорошо придумали, - не слушая говоруна-соседа, процедил он сквозь зубы. Мысли ворочались в голове, словно каменные глыбы. Холодная ярость разлилась в груди и принялась зудеть и свербить.
- Давайте. Вы идите сейчас наверх, займитесь организацией поставок...
- О! - Царев поднял вверх толстый волосатый палец. - Прально. Мне с деверем побалакать надо. А ты помещение найди. Офис, надоть, потребуется для торговлишки. Склады. То-се.
Кирилл кивнул, проглотив комок в горле.
Ухмыльнувшись, Царев покивал и отчалил. Уходя, пнул красного зверька, который не вовремя выскочил перед ним на дорогу. Зверек взвыл и убежал. Люди удивленно смотрели на бегущее мимо перепуганное животное и ничего не понимали...
- Кирилл, что делать будем? - с тоской спросила Татьяна. - Если сюда придет Царев...
- Не придет, - сказал Кирилл, нагибаясь поближе к уху жены. - Слушай, что я придумал. Вернемся сейчас обратно к себе, наверх. Если Царев будет лезть - я его правдой-неправдою по-любому задержу, отвлеку чем-нибудь. А ты съезди утром в город, к отцу. Расскажешь ему все. Купите сети попрочнее. Доски, брус, скобы, люминесцентные лампы, электрический провод. Не знаю. Или, может, готовую теплицу - только хорошую - купить?..
- Да ты что задумал-то? - нахмурилась Татьяна.
- Как - что? Не понимаешь? Пруд надо спрятать. Царев - только начало. Вход в другой мир - не шутки. Это всем соблазн. Значит, надо этот вход от остальных закрыть. Обезопасить. Возведем над прудом этакое зданьице - склепик. Цветы, если нужно, будем лампами внутри подсвечивать. Генератор поставим. Может, даже на солнечной энергии, чтоб не париться с официальным счетчиком...
- Да ты на какие шиши размахнулся-то? - изумилась Татьяна.
- А что? - воскликнул Кирилл. - Для такого дела и квартиру в Москве не жалко продать. Подумай, Танечка, ведь целый тебе другой мир!
- Ага! Щас. Квартиру в Москве продать. Извини, подвинься... Тут еще не ясно как оно что, а то - целая квартира. И не в Мухосранске твоем, заметь, а в Москве!
- Ну, ладно. Ну не хочешь квартиру продавать - давай у отца твоего взаймы возьмем.
- И так в долгах по уши, - отрезала жена.
- Ну, тогда не знаю. Может и правда, туда-сюда чем-нибудь фарцанем, - забубнил Кирилл, опустив голову. Уши у него горели. Математик. Аспирант. Жену прокормить не может. Другой мир от Царева защитить не может.
- Ладно, - вздохнула Татьяна. - Давай уж потихоньку выбираться. А то стемнеет наверху, еще и дорогу назад не найдем.
***
Она оказалась права: выбирались из пруда с превеликим трудом, хлюпая по грязи в темноте. Если б не тусклый фонарь в десяти метрах от забора дачи - так и барахтались бы до утра в воде, потеряв направление. Спать легли в дачном домике, отложив все вопросы до утра - вечера мудренее.
А на следующий день ударили заморозки и все речные розы погибли. Сизые, сморщенные как чернослив, луковицы торчали гнилыми пеньками посреди схваченного слабым весенним льдом пруда.
- Кирюха, сосед, это что ж такое?! - кричал, заглядывая через забор, Царев. - Ты что ж, дубина, трам-тарарам тебя в печень, цветуёчки свои не прибрал, поганец?! Заморозки ж со вчера по радио объявляли! Хрен ты городской, лопоухий, чтоб тебя, идиота, раскорячило...
Он еще долго ходил за забором, орал, ругался, плевался и пинал каждую доску в ограде, но ни Таня, ни Кирилл не обращали на него внимания.
Таня плакала, а Кирилл стоял пришибленный и все глядел на останки погибших цветов, не двигаясь, не переменяя позы, словно это его побило ночной температурой. Смехотворная цифра минус один мерцала перед его глазами на гигантском огненном табло.
Минус один - и прощай все надежды и мечты о счастье. Да разве это справедливо?!
***
Вечером того же дня соседская девочка Саша Зайцева, играя возле своего дома, отыскала в куче речной гальки, кем-то привезенной и сброшенной у забора для хозяйственных нужд, небольшую розовую стекляшку.
Саша подняла находку, очистила ее от налипшей грязи, и, приложив к глазам, посмотрела на просвет.
Странно, но она не увидела сквозь стекло свой дом. Она увидела белый замок на красноватом холме. Там гулял ветер, по небу плыли грозовые тучи, и скакали красивые оранжевые кони с хвостами и гривами, словно пламя.
Саша ахнула, и подумала, что завтра в школе надо обязательно показать чудесную стекляшку подруге Зойке. А может, даже и Дашке Линьковой, если она даст слово больше не обзываться.
Когда Саша легла спать, она сунула розовую стекляшку, нагретую в ладонях, под подушку. И с этого мгновения другой мир, дивный и сказочно прекрасный, начал расцветать и украшаться в ее снах, разрастаясь, словно хорошо ухоженный сад, с каждым часом.