Аннотация: ... Очередной выезд на рыбалку, как всегда, был назначен на субботний полдень. А вернуться мы рассчитывали в воскресенье вечером. В пятницу вечером звонок. Поднимаю трубку: - Может, не поедем? - жалобно ноет Димка, он у нас по смелости первый в последних рядах, - Соплухин позвонил, сказал: гроза там у них началась. - Не дрейфь! - отвечаю, - Рыбаки грязи не боятся! - То грязь, - засомневался снова наш трусоватый водила, - а то застрянем у горы и че...? - Ни че. Вытолкаем мы тебя не боись. "Жигуленок" не "Камаз". Ты да Гонтарь - это ж сила... - Эх... - выдохнул Димка и положил трубку. Утром, умытое ночным дождем, солнце лениво выползло на чистый небосклон. Оно улыбалось и поглаживало еще мягкими лучами все, что за ночь напоил дождь. Гляжу в окно и вечерние сомнения насчет того ехать или нет, тают как позапрошлый снег. Зеленая "копейка" подкатила ровно в девять. Вылез Димка веселый, довольный. Стою у двери жду. Звонит. Спрашиваю сквозь закрытую дверь: - Кто тама? Чаво надо? - Ты че Игорек, - обиженный голос Димки, - не собрался что ли? Дверь-то открой. Нажимаю ручку и открываю маленькую щелочку. Говорю в нее: - Сам вчера канючил - не проедем, не проедем... Вот и решили... Договорить я не успел, перепуганный Димка начал спешно оправдываться: - Я ж это, то было вчера. Мне Соплухин позвонил, что, мол, гроза у нас, будете ехать - осторожнее. Я подумал, что обратно по мокрому мелу моя резина не возьмет. А ты сам сказал поедем. Че позвонить не мог, что все отменяется?! Распахиваю дверь. Позади меня гогочет Андрюха. Мы в полном облачении. Рядом гора снастей. Дошло до водилы, что это как я выражаюсь - очередная пошутилка. - Эх вы, приколисты, - выдыхает с облегчением он, - давайте грузиться.
... Очередной выезд на рыбалку, как всегда, был назначен на субботний полдень. А вернуться мы рассчитывали в воскресенье вечером.
В пятницу вечером звонок. Поднимаю трубку:
- Может, не поедем? - жалобно ноет Димка, он у нас по смелости первый в последних рядах, - Соплухин позвонил, сказал: гроза там у них началась.
- Не дрейфь! - отвечаю, - Рыбаки грязи не боятся!
- То грязь, - засомневался снова наш трусоватый водила, - а то застрянем у горы и че...?
- Ни че. Вытолкаем мы тебя не боись. "Жигуленок" не "Камаз". Ты да Гонтарь - это ж сила...
- Эх... - выдохнул Димка и положил трубку.
Утром, умытое ночным дождем, солнце лениво выползло на чистый небосклон. Оно улыбалось и поглаживало еще мягкими лучами все, что за ночь напоил дождь. Гляжу в окно и вечерние сомнения насчет того ехать или нет, тают как позапрошлый снег.
Зеленая "копейка" подкатила ровно в девять. Вылез Димка веселый, довольный. Стою у двери жду. Звонит. Спрашиваю сквозь закрытую дверь:
- Кто тама? Чаво надо?
- Ты че Игорек, - обиженный голос Димки, - не собрался что ли? Дверь-то открой.
Нажимаю ручку и открываю маленькую щелочку. Говорю в нее:
- Сам вчера канючил - не проедем, не проедем... Вот и решили...
Договорить я не успел, перепуганный Димка начал спешно оправдываться:
- Я ж это, то было вчера. Мне Соплухин позвонил, что, мол, гроза у нас, будете ехать - осторожнее. Я подумал, что обратно по мокрому мелу моя резина не возьмет. А ты сам сказал поедем. Че позвонить не мог, что все отменяется?!
Распахиваю дверь. Позади меня гогочет Андрюха. Мы в полном облачении. Рядом гора снастей. Дошло до водилы, что это как я выражаюсь - очередная пошутилка.
- Эх вы, приколисты, - выдыхает с облегчением он, - давайте грузиться.
Обе лодки в багажник не влезли. Там уже лежали сети. Запрещено, но если очень хочется, то можно, так выражается начальник местного рыбнадзора, а когда ты с ним водку пару раз в неделю кушаешь на природе, то... Епифанцев Андрюха, мой приятель и по совместительству начальник местной КЭЧ, уселся вперед, как самый длинный из нас. Лодку пришлось сунуть ему под ноги. Разместились. Поехали за Гонтарем.
Гонтарь, опытный рыбак и охотник, который так, между делом, начальствовал в пожарной части, обслуживающей городок, уселся рядом со мной.
- Поехали, - скомандовал он, - сначала в Филоново, за Соплухиным. Он покажет дорогу.
Гонтарь недавно познакомился с Петровичем. Тот в отличие от нас был местным, и обещал показать на Дону новые богатые рыбой места. По мокрой с матовым отливом трассе мы доехали до Филоново. Ехали надо сказать неплохо.
Впрочем, в тесноте, да не в обиде. Меня, как самого тощего, втиснули в серединку на заднем сиденье. Ему сиделось хуже всех, потому что с его стороны как раз и размещался огромный пучок всех наших удочек и спиннингов, так и норовивших то съездить ему по лицу, то впиться верхушкой в подмышку, а каждый раз после очередной пойманной колесами ямки он едва слышно, но смачно чертыхался.
Проехав этот хуторок, Димка притормозил у дорожного знака, оповещающем о въезде в село Тихий Дон, и свернул на размытую грунтовую колею. Почти на пузе, с неприятным скрежетом о днище мы все-таки сползли с крутой меловой горы, ничуть не печалясь о том, что завтра нам предстоит на нее взобраться. Петрович на несколько секунд вытянул вперед шею, напряженно всматриваясь в какие-то одному ему известные ориентиры, после чего рукой указал нам направление, и мы устремились по лугу к едва заметной синей ленточке вдали, выбрасывая из-под колес куски грязи.
Да, Петрович привел нас к сказочно красивым местам. Димка остановил свой "жигуленок" почти у самой кромки воды, а мы, выгрузившись, начали осматриваться в поисках места, где можно было бы разбить лагерь. Послушав, как спорят между собой Андрюха и Гонтарь о месте, где должна стоять палатка, я решил не вмешиваться, и отошел к воде.
Я стоял и смотрел на другой берег. Там массивные деревья с трудом держались своими мощными корнями за размытые ежегодными паводками берега. Сквозь созданные природой узловатые узоры корней светился грязно-белый меловой берег. С нашей стороны тоже во все стороны тянулся мел. Именно здесь мы рассчитывали поймать сомов.
После долгого спора, в котором все-таки здравый смысл Гонтаря победил упрямство Епифанцева, договорились о том, где нужно ставить палатку. Гонтарь все-таки настоял, что бы лагерь разместился на пригорке, а не между рекой и созданной разливом небольшой луже, прозванной местными "озером", где явно должно было быть море комаров.
Петрович, сразу вооружившись обычной поплавочной удочкой, пошел к луже, надеясь за то время, которое мы потратим на лагерь, наловить живцов.
Полдня у нас ушло на установку палатки, сбор отсыревших дров и накачку лодок. Оставалось совсем немного времени на то, что бы выбросить сети. Я, Димка и Андрюха на двух лодках занялись ими, Гонтарь остался в лагере кашеваром, а Петрович никак не окликался на наши призывные крики. Мы лишь видели, как среди низкорослых кустов маячила его сутулая спина. Ну да ладно, мы и без него прекрасно справимся.
Сети мы выставили быстро, а потом решили еще сплавиться немного вниз по Дону и покидать в отвес спиннинги. За этим занятием мы и не заметили, как пролетел остаток дня, вскоре яркий раскаленный солнечный диск превратился в красное яблоко, висящее уже не над нашими головами, а где-то у линии горизонта. А нам еще нужно было выбрать сети, и только после этого возвращаться в лагерь.
С сетями нам не повезло, рыбы в них почти не попало. Мы расставили их обратно, надеясь, что к утру повезет больше, и поплыли к лагерю.
Как раз начинало смеркаться. На воду от густых кустов легли узорчатые тени и подул холодный северный явно не летний ветер, заставляя грести нас против волн из последних сил.
Прежде чем расположиться у костра и заняться поглощением каши, которая всегда Гонтарю удавалась, мы поставили донки на сомов, пожертвовав на это всю ту рыбу, которую выбрали из сетей.
Едва только окончательно стемнело, как ветер стих и стало удивительно тепло и тихо. Ни с чем нельзя сравнить удовольствие сидеть у костра и черпать из общего котла пахнущую дымком горячую, только что снятую с огня кашу. Все проголодались, изрядно устали и до третьей рюмки было не до разговоров. А потом потекли неспешные рассказы - кто, где и что ловил, где и на кого можно охотиться.
Мне не хотелось спать в душной палатке, и надеясь, что ночью дождь нас минует, я подтащил свой спальник к костру. Я наелся, хотелось одного - спать. Пока я возился со спальником, укладывая его, влезая в него, умащиваясь, пропустил начало одного рассказа, который поведал нам Петрович. Позже Андрюха вкратце растолковал мне, что к чему. А рассказывал Петрович о своей жизни.
Короче, рассказ начался вот с чего. Петрович вдруг ни с того ни с сего в наступившей тишине произнес:
- А знаете, почему я не стал археологом? - он помешал угли в костре, а я как раз искал ровное, без бугров и коряжек место для ночлега.
Так как никто не возразил против продолжения рассказа, то Петрович, которого явно изрядно разобрало больше остальных, начал свой рассказ. Повторять то, что мне передал Андрюха, я не стану, все-таки, вторые руки есть вторые руки. Я повторю то, что поведал нам Петрович, точно так, как это и услышал. К его рассказу я прислушался как раз в том момент, когда он перечислял тех, кто был с ним в той экспедиции. Я прослушал, где именно все это происходило, голос Петровича звучал тихо и нудно, и я постепенно начал проваливаться в сон.
- ... Кроме троих ребят, то есть меня, Толика-аспиранта, который надеялся найти здесь подтверждения к своей диссертации, и Рафика - уроженца солнечной Армении, а так же главы экспедиции Анатолия Германовича, с нами поехали еще две девушки. Таня, студентка третьего курса, моя сокурсница, и первокурсница Инга, которую потащил за собой наш профессор. Еще по дороге все мы влюбились в Таню. Она была высокой блондинкой с прекрасными формами и огромными зелеными глазами. На вторую девушку никто не обращал внимания, ну... в смысле, как на девушку. Она был маленькой, темненькой. Ее черные глаза немного косили, и выглядела Инга скорее как подросток. Так к ней все и относились.
- Как? - вяло переспросил Андрюха, громко зевая и потягиваясь.
- Как к ребенку, - ответил тихо Петрович ...
Тут я отключился и проснулся только от треска сырых поленьев в костре. Немного поворочался, устраиваясь поудобнее, и снова прислушался к рассказу, надеясь, что пропустил немного.
- ... Местные жители показали нам то место. Оно было тоже на берегу реки, а дальше раскинулась густая дубрава. Водой немного размыло берег и обнажило некоторые наслоения. Мы разбили там лагерь. Три палатки. Одна для девушек, одна для нас и еще одна для работы. Ну, это не совсем, конечно, была палаткой, а так... полог, натянутый между ветвей деревьев. В лагере, как и в дороге царила атмосфера влюбленности в Таню. Никто не знал, что очень скоро все будут интересоваться только Ингой и ее причудами...
Дальше я опять заснул. Меня разбудил Андрюха, который потянулся за бутылкой в пакет, и наткнулся по пути на меня. Пока они разливали, выпивали, я снова чуть не уснул. Но уж очень мне захотелось узнать, что же такое могло произойти много лет назад, что заставило человека отказаться от выбранного пути. Петровича меж тем разобрало уже до той степени, что у него стал заметно заплетаться язык, но рассказывать он продолжал:
- Мы очертили квадрат и начали копать, системно фильтруя, все даже мелки твердые предметы, но в верхних слоях ничего не было. Короче, мы дошли до последнего слоя, в котором еще могли жить люди, и надо же - мы нашли явные следы жертвенника! Четыре краеугольных камня, расположенных как раз точно по сторонам света, в центре круг и явные следы былых костров. Конечно, все были очень рады, не каждой экспедиции удается найти и такое, тем более в древнем слое. Казалось бы, можно и остановиться, но нет же, черт дернул Толика копнуть вокруг жертвенного костра. С первой же лопаты, мы взяли несколько осколков глиняной посуды, которая еще не должна была существовать в то время, потом несколько каменных статуэток в форме условно женских фигур. Но и это еще не все. Толик решил на свой страх и риск копнуть под костром, - Петрович смолк, его начинало сильно клонить в сон.
Ну и что? - растолкал его Андрюха, он всегда был слегка бесцеремонным.
- А?! Что?... - воскликнул, пробуждаясь, Петрович.
Андрюха объяснил ему, что к чему, и что не даст заснуть пока тот не расскажет, что они все-таки там нашли.
- Топор..., да-да, топор... - пробормотал Петрович, его всегда лихо закрученные усы кисло повисли, поддаваясь настроению хозяина, - но это был не просто каменный топор. Это был топор, полностью выточенный из камня. То есть, и топорище и ручка были единым целым. Никогда и нигде я больше не видел ничего подобного. Потом уже много позже мне в руки попался журнал, в котором были рисунки древне индейских топоров, тех самых томагавков. Да, я очень удивился тому, что наша находка была точь в точь индейский томагавк, только каменный. Не сказать, как все были рады этой находке. Наша радость даже не померкла от того, что в следующую ночь Инге приснился кошмар, от которого она начала кричать так, что всех перебудила. Неприятности на этом не закончились. Мы с уже сортировали и раскладывали наши находки по ящикам, как наш профессор пошел в лес по дрова. И там навернулся так, что сломал себе ногу. Его нужно было срочно доставить в больницу. Он все переживал, как же оставит нас одних с такими ценными находками. Но Толик его обнадежил. А мы с Рафиком потащили его в соседнюю деревню. Там больницы не оказалось, но председатель дал лошадь и подводу, Рафик повез его дальше, а я поспешил вернуться обратно. Ну, что ты будешь делать! - Петрович всплеснул руками, пламя костра в том момент как раз вспыхнуло с новой слой, для того, что бы погаснуть совсем, озарив наши лица последней вспышкой, - Ну не успел я обратно засветло! Прихожу обратно, а тут мне сюрприз. Таня вся в слезах: Инга пропала! А той с самого момента, когда раскопали топор, кошмары так и продолжали сниться. Дошло уже до того, что она стала во сне ходить. Ну, так вот, Таня мне рассказывает, что уложила ее спать, сама отошла ненадолго, вернулась, а ее нет. Тут к девчачьей палатке подбежал Толик, с криком: "куда делся топор?". Таня ему так, мол, и так, Инга пропала. А тот совсем взбесился. Схватил горящее полено и побежал искать Ингу в лес. Толик почему-то был уверен, что именно она взяла этот проклятый топор. Я не знал что делать. Успокоил Таню, как мог, а сам, вооружившись самодельным факелом, побежал искать этих двоих. До меня как-то не дошло, что лучше всего было вернуться в деревню и позвать на помощь. А нашел я их только с рассветом, не далеко от лагеря. Толик тащил девушку, одновременно толкая ее, и пиная ногами. Я оторопел от этого зрелища, побежал вперед. Оттащил его в сторону, от избитой и поцарапанной девушки, которая просто упала на землю и плакала навзрыд. Ну, конечно пришлось привести Толики немного в чувство. Получив пару оплеух, он успокоился. Я велел ему идти в лагерь, а сам подошел к Инге. Девушка была в трансе, она ничего не видела и не слышала. А только вздрогнула, когда я к ней прикоснулся. Увидев, насколько она избита, я понял, что она сама не дойдет. Я поднял ее на руки и потащил. Толик шел впереди, и что-то громко кричал, отчаянно жестикулируя. Таня, как только нас увидела, то сразу же бросилась к Инге. Она пришла в ужас от того, как выглядела девушка. Позже я узнал, что Таня, поняв, что большая, часть синяков и ссадин оставлена на теле Инги Толиком, просто плюнула ему в лицо, когда он пришел делать ей предложение руки и сердца. Мы уложили Ингу в палатку, Таня как могла обработала ей раны и успокоила. Она вколола ей успокоительное, которое у нас было в аптечке. А я тем временем оттащил Толика в сторону, пытаясь втолковать ему кое-что. Рядом со мной он уже не был таким грозным, еще бы мне ничего не стоило раздавить его, как муху. Терпеть не могу таких! - в сердцах воскликнул Петрович, - Ну так вот, он мне: "да ты ее защищаешь, а сам не знаешь, что она унесла топор!" Хрен с ним, говорю ему, с этим топором, человеком нужно быть. А он мне: "да ты понимаешь, что это моя карьера! Я на этом имя могу сделать, только пусть эта сучка скажет, куда она его дела!" Тут уже я не выдержал и сорвался, съездил ему не по уху, а прямиком в глаз, а когда он начал вставать, очухиваясь, добавил ему под дых. А потом так наклонился к нему и тихо сказал, что убирайся отсюда по добру по здорову пока я добрый, и чтобы больше глаза мои тебя не видели. По глазам понял, что эта мразь меня испугалась. Потом я повернулся к нему спиной, он что-то кричал мне в след, что раз мы не даем ему сделать карьеру, так и он нам не даст. Я тогда не обратил на его слова внимания. Вернулся я в лагерь, рассказал все, кроме того, что побил Толика Тане. Ну, она конечно в слезы, а потом мне рассказала, что Инга, когда кричала по ночам, то все про топор-то вспоминала. Она проверила, как Инга, и мы с ней занялись снова упаковкой наших находок. Вдруг снова Ингин крик, мы туда. Влетели в палатку, Инга сидит, глаза закрыты, руками вокруг себя шарит, и повторяет, какие-то слова. Я их тогда не запомнил, посчитав простым бредом, а потом, встретившись через много лет с Таней, узнал от нее, что слова, которые говорила Инга, были одним из диалектов Междуречья, и означали дословно "топор войны должен быть зарыт". До сих пор не понимаю, как может шумерская культура быть связанной с нашей территорией и явно индейскими обрядами начала и конца войны. Когда мы разбудили Ингу, она ничего не помнила из того, что произошло ночью, откуда у нее ссадины и синяки. Милицию мы с Таней решили не впутывать, тем более, то Толик больше не появлялся. А кошмары у Инги, так внезапно начавшиеся, так же и закончились с исчезновением топора. Когда мы упаковали последний ящик, я пошел в деревню, просить помощи для отправки нашего груза. Там встретил Рафика, который вернулся обратно с новостями от профессора, с которым уже было все в порядке. Ну, мы пошли обратно, по дороге я рассказал о том, что произошло - как Инга ночью ушла в лес с топором и где-то его то ли зарыла, то ли просто спрятала. С Рафиком договорились пойти в лес и поискать его в эти дни. Приходим в лагерь, а там новый сюрприз. Объявился Толик, и пока нас не было, он вытряхнул все содержимое ящиков в реку, а течение у которой было бурное и дно илистое, - Петрович смолк на некоторое время, тяжело вздыхая, а потом закончил рассказ, - после всего этот Толик просто исчез. Мы вернулись из экспедиции ни с чем. Когда рассказали все профессору, он тоже посоветовал нам молчать обо все произошедшем. Мы просто оформили нашу экспедицию как неудачную. Потом я узнал, что в те же самые дни, был так называемый "карибский кризис". Ну вы, молодые, можете и не знать, это когда наши чуть не начали войну с Америкой. После этого я бросил институт и вернулся сюда к родителям. Ингу я тоже привез сюда. Сначала все было ничего, а потом ей снова стали сниться странные сны. Ну и... короче говоря, умерла она в психушке год назад.
После последних слов Петровича, никто не посмел задавать вопросы или вслух сомневаться в правдивости его слов. Гонтарь молча улегся рядом со мной в спальнике, остальные устроились в палатке. Я еще долго смотрел в звездное небо, такое далекое и непостижимое, и думал, как много странного есть на этом свете. А потом уснул.
...Поутру сомов мы не поймали, сети как и вчера вечером оказались полупустыми. С этой рыбалки мы возвращались без рыбы, но...