Уход Татьяны Бек, как принято в нашей холодной северной стране, трубит о приходе ее стихов. Чтобы расслышать поэта, его нужно убить. При жизни не канает: раствор не застыл.
Когда же статуя с лунно-мраморными бликами устанавливается в Пантеоне, она безупречна. И безопасна.
25 января, в Татьянин день, в "Пирогах на Никольской" представляли посмертную книгу, только что изданную Александром Гантманом ("Б.С.Г-ПРЕСС"): "Татьяна Бек: Она и о ней". Самая большая ее книга. Ужасно, что чем толще книги, тем они посмертнее. Остальное - к славе. И памяти.
Это был "сестринский" вечер, потому что собрались подруги - Ирина Щербакова, Нина Краснова, Ирина Василькова, Айлар Кербабаева, Наталья Тендрякова, Марина Бородицкая, Ирина Ермакова. Те, кто пишет стихи, гадали по "Саге с помарками". Где откроется, там и знак. Так еще при выходе "Саги..." повелось. После гадания читали посвящения. Кто не пишет стихов, вспоминал пространно и честно. Кажется, горькое слово звучало к мужчинам, однако "не уберегли" - ко всем.
Писательский мир 60-х гг., в котором Т.А. родилась и который не оставила, предстал в одной из речей довольно ограниченным и жестоким, примитивным и помешанным на цацках. Отец Т.А. не стяжал в нем ничего. Как и дочь.
Ее не интересовало, долго ли продлится "реставрация", пореволюционный период, когда люди ведут себя воистину омерзительно, ее интересовало, "почему они себя так ведут" и "будет ли им легче, если ее не станет".
Афанасий Мамедов призвал не молчать о том, что случилось. В последних днях поэта явила себя вся подлость нашего "сегодня", размытость, а зачастую и перевернутость всех нравственных норм, одной за другой. Право убийцы убивать, право предателя предавать - вершина политкорректности. Если право грабить и наживаться на бедах и бедности поставлено краеугольным основанием нашего нового бытия, то и право гнуться ради чистогана словно бы исконно и неподсудно: свободный выбор. Право интригана натравливать и прятаться - святее некуда. Право певца быть преданным и убитым - неизменный долг слушателей.
Убить могут только близкие. Не переставая быть таковыми.
Учителя же остаются учителями.
Говорили студенты. Леонид Кочетков - о том, что без поддержки Татьяны Бек почти не может писать стихов. Их совсем мало стало писаться.
Есть горькое упоение в самой возможности припоминать раньше незначащее, неважное, теперь превратившееся в личное послание, завещание чести.
Как много судеб переплетаются там, где всегда светло...
Костры, зажженные с неба, и так не гаснут, но мы день за днем идем к ним со своими смешными вязанками, кладем их в алое жерло и до рассвета слушаем заливистый треск хвороста. Ничто не сгорает. Напротив, приближается к самому лицу, дышит в него смывающими, живящими языками.