Аннотация: Елена Элтанг. Стихи / Худож. А.Траугот, В.Траугот. - Калининград: Янтарный сказ, 2003, 144 с.
Поэзию, зачатую в 90-е, не спутаешь ни с чем: она как взгляд внезапно проснувшегося поутру и обнаружившего, что из воздуха исчез кислород. Сухие зрачки: ни размокших в трубе корабликов детства, ни сумасшествий юности.
Впереди, скрестившая на фартуке мясника набрякшие руки, жизнь... Так превращаются в космонавтов и эмигрантов.
Поколение тридцати-сорокалетних, опыт которых пришелся на Большой Раздрай, началось в сети, где разбросанная по континентам электронная аудитория приняла и признала их, а позже стараниями дальновидных издателей появились и первые книжки...
Стихи Елены Элтанг - она из этого поколения, а книга эта у нее первая - еще вчера происходили из взбалмошной салонности, но сегодня, скрещивая дом с бездомьем (читай - мастерская), они проскальзывают вблизи вселенской катастрофы.
Повсюду зияние - искажен пейзаж, плывут и плавятся предметы, взрыв обладает продолженным эффектом, за спиной еще рушатся костяшки городов, а люди все ходят по улицам, и в шепоте выживших рождается звук. Он и есть условие выживания...
После прошлого взгляд держится за статуэтки и холсты, гербарии и лупы, вазы и веера. "Выше света" - "при свечах".
У "Стихов" - одна героиня. У нее, кажется, был муж. Кажется, он был художником. Был ли? Стихи не доискиваются, иногда рассеянно окликают его. Наличие любви сведено к погоде, сегодня так, завтра эдак, Коломбине в ссылке не скучно, на сумасбродные балы ее больше не тянет.
Начало нового века гарантирует: будешь хорошо маскироваться, попадешь за шкаф. И да не возьмутся соседи травить моль...
Кажется, что макияж призван добавить годов, припорошить парик пудрой седины, но и он иллюзия, созданная разновесами строк: в жонглерстве смыслами - капризный азарт балансирования над мелко растрескавшимся миром, непонятно еще как стоящим...
Избыточная "перезакрученность" ставит сюжет в угол, заставляет вгрызаться в сказанное как в мрамор с ископаемыми ракушками аммонитов. Здесь помогает и постоянный переход на французский, долгая, искушенная переводческая практика, приговоренность к трехъязычию:
...силлабику чужого языка
его сухих согласных
спотыканье
ты слушаешь как будто
свысока
как щелканье пичуги
без названья
что держит путь на юг
издалека...
Шаманя, Элтанг сама возникла из северного волхвования, за ней Вильнюс флюгеров и черепиц, холодный воздух, мешковина, гипс, камыш, карканье с улицы - бытие, стершее грим и отражающееся в зеркале.
Вот образ лирики: "...полна пустая кладовая / сухих чешуек забытья". И там же - ее направление:
...куда суденышко плывет?
вперед в страну наоборот
где сельской дурочкою дикой
душа на выселках живет
В забытьи проговариваешься о том, чего нет и не может быть без тебя, но что чувствует и во что верует каждый, - в бесконечное расширение словаря, прятки с читателем, когда все равно, знает ли он, что такое "аркитерии", и не путает ли их, скажем, с "арауканиями": верен дребезжащий хрустальный тон, близкий к дробящему форелью лед Кузмину, выдравший из себя всю плотскость и обратившийся в чистый отсвет.
Призрачность не взятая, но слышащаяся с потолка. И что угодно, любую пьесу, поставленную в вертепчике, любой эскиз, принесенный на выставку, заставляет принять акмеистский коллаж, лекарственный сбор старой Европы.
Литература живет, пока чувствует над собой жужжащий и вьющийся рой деталей, пока есть эта чертова просоленная, продутая насквозь и засушенная реальность, которую надо, чтобы не слиплась вконец, разбавлять влагой слова.