Арутюнов Сергей :
другие произведения.
Окалина
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 3, последний от 30/03/2011.
© Copyright
Арутюнов Сергей
(
aruta2003@mail.ru
)
Размещен: 17/12/2007, изменен: 17/02/2009. 69k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Аннотация:
Стихи, первая книга, М.: Русский двор, 2002
***
кто грешен святостью одной
и ею больше всех греша,
выводит абсолютный ноль
там, где я мертвых воскрешал,
очнется от мечты своей,
соблазн гармоний отрешив,
и скажет солнцу: Озверей!
дрожи в глазах моих, дрожи,
Звезда, взрастившая сорняк,
Полынь, горчащая во рту,
в полях гниющая стерня
под штемпелем чужих фортун.
глушители не заглушат
ни медных труб, ни отчих крыл.
за всхлипы тощих салажат
ответят мастера игры.
им под мосты своих "тойот"
возлечь сам Дьявол назидал,
а мне все жалость не дает
ожесточиться навсегда.
***
желто-белая улица Янгеля. Вышка над лесом.
зазеваешься - тут же Россией нежданно пахнет,
Из-за МКАДа дощатым, бревенчатым, тускло-облезлым
встанет хвойного неба густой несмолкающий гнет.
полевых неустройств, проржавевших, скрипуче-сарайных
и пришибленных пажитей ветхие кривы гряды
ты наследуешь место, где бренны любые старанья,
при просторе великом натыркано кучно, впритык,
так, что нечем дышать. задохнешься, сморгнешь - и по новой,
за штакетник схватившись, дойдешь до колонки сухой,
под шептание щебня одернешься, поименован
то ли ратаем, то ли рыданьем с копьем и сохой.
26 августа
в такие дни никто сюда не вхож.
и молот мертв, и стан пустует ткацкий.
подсвеченный Луною звездный ковш
потворствует молитве святотатца,
и кажется - окрестные холмы
разбрызганы по небу горстью бляшек,
и землю словно воссоздал калмык,
тунгус ему помог, и оба пляшут,
похожие на вечных партизан,
сельджука, месхетинца, массагета.
в лесах уже заметна желтизна
и желтизна в лесах уже заметна.
Большая Полянка.
в огнях правительственной трассы
старомосковский сыплет снег,
и в наступившей белизне
ничто не кажется напрасным -
ни чувственность, ни полилог
демисезонных мокасинов.
их на витринах магазинных
в бесчисленности полегло,
иллюстративностью порока
промокших улиц не смутив,
мурлыча нечто на мотив
оранжеватости барокко,
что упирается в бутик
с хайтеком по-сербохорватски.
и больше некуда идти.
и рядом не припарковаться.
***
мажорным натиском цимбал
на эскалаторах сабвея
неумолимое забвенье
проставит свой инициал.
не так ли дни подобны звеньям,
и каждый вечным сном разъят,
в котором солнце смотрит зверем
и ночи гибелью грозят?
лишь под землей, в снегу кофейном,
смычком запястье изнурив,
ты словно заново овеян
огнем, пришедшим изнутри.
и больше не за что бороться,
когда влетает в грудь копьем
безукоризненных пропорций
зимы бесстрастный окоем.
***
исчезает все то, что когда-то воздвиг,
что вело по стезям, чем себя допекал.
безотзывность природы заводит в тупик,
но ведь нет никакого ни в чем тупика.
справедливость претит. на "хороший-плохой"
не делить - разделять и растаскивать врозь.
мне для этого даже не нужен покой -
только белый парик и удобная трость.
может, веер в собрании. искры балов
двух бриттеров по следу привычно направят...
буду рад, как бы радовался рыболов
стрекотанью сверчков посреди разнотравья.
***
в глуши, над прядями речными,
где реет сонная плотва,
вне следствий, по одной причине
я убежден - судьба права
в том, что разграблен пьедестал
и не оборван в ночь трилистник,
и в том, что я не застрелился,
а только должен пятистам
сообщникам, чей прах развеет
над Стиксом пряный гондольер -
тем, кто в себе убили зверя,
и тем, кого он одолел.
***
в краю чужом, средь басурман,
от русской дуры без ума,
ты плыл, ты открывал каюту,
в летучих рыб вперял зрачки
и слышал топот саранчи,
но всюду было слишком людно -
на третий день она спала -
и бой тебе коктейль взболтал,
и впору было протащиться
от океанских терракот,
но сверху прозвенел аккорд -
"Так опуститься! С продавщицей!"
Что за сопливый сантимент!
иль не нашлось иных тенет?
Подушкой от стыда накройся-
А в памяти все скрип саней,
И запах Родины сильней,
чем гнева праведные гроздья.
***
тебя, возможно, позабавит
в московской хмари, в ноябре,
что я гощу теперь в Зимбабве
и от весны уже опрел,
а впереди еще и лето,
все зацветет и пустит сок.
в день пишешь по 12 строк,
иначе - до свиданья, лектор,
наймем шотландца, он давно
напрашивался к нам лечиться.
плевать. что будет - то случится.
хотя бы что-нибудь одно...
а то запустишь вентилятор,
посмотришь на пустой проспект,
как будто срок тебе приспел,
и все, что раньше выделяло
из круга, загоняет в ромб
дождей, помешанных на арфе
двояковыпуклых европ
и обоюдоострых африк.
***
увертываясь, он финтил,
но никого не обманул.
на ставках было три к пяти.
реально - восемь к одному.
два раунда то наседал,
то задницей канаты тер.
я говорю - иди сюда,
расскажешь про житье-бытье,
как девка бросила тебя,
а ты приехал к ней в колледж
и там поджег ее тюфяк.
что, так и есть? садись и ешь
свой залежалый антрекот,
надеясь вызвать аппетит
у публики, чей апперкот
в конечном счете победит.
***
иное почитают новым
не от какой-то новизны,
а оттого, что лист линован
и опрометчивы весы.
и как тут без возни мышиной!
нет, в ней себя не обвиню.
полжизни на возню с машиной -
полжизни - просто на фигню,
и обе посылая к черту,
в запале молишь об одном:
Душа, скажись хотя бы в чем-то...
приму аскезу и апломб,
все то, что только быть могло бы,
не будь мне свет накрыт листом,
что так избыточно мелован
на зыби пятничных истом.
***
я стал бояться дней, ночей, часов,
когда наедине с самим собою
провижу тверди адское число,
к пространственному двигаясь запою,
и там, всей плотью вплавленный в раствор
вещей, предметов, знаков и тотемов,
вдруг ощущаю странное сродство
себя и остальных вселенских темпов.
то совпадая, то идя вразрез,
я даже в смерти часть того уклада,
что по штрихам и до меня угадан
как средоточье главных сил и средств.
но отдален от марева идей
двусложною размеренной стопой,
я насчитал один счастливый день,
по счастию, не связанный с тобой.
***
вечерним лайнером из Глазго
над редкими огнями ферм,
в наушниках, чей голос ласков,
и неминуема огласка
от близости небесных сфер.
из нежити бессонных замков