Просыпаться не хотелось, но что поделаешь?.. "Ведь нельзя же отлынивать от своих прямых обязанностей. Я должен, а тут уж ничего не поделаешь. Встаю" - так думал в то морозное и зябкое утро Лев Николаевич. Но думать-то хорошо, а вот заставить себя встать, никак не получалось. Глаза отказывались открываться, а уж тем более воспринимать утренние краски. Просто они еще не знали, что все краски уже давно смыты, - шел мокрый снег. Тот мерзкий, грязно-черный, какой бывает либо в теплую зиму, либо в первые недели марта. А может и хорошо, что не знали. Тогда вообще не поднялись бы уставшие веки. Лев не любил вставать рано, а особенно, когда холодно. В такие дни тело отказывалось подчиняться и вело себя, скажем прямо, безответственно. Что толку объяснять ему (телу), что есть вещи намного важнее, нежели теплая постель? Совершенно никакого! Оно напрочь отказывалось идти на уступки.
"Я что опять уснул? Ну да! Даже сон видел. Смешной такой: словно я - маленький мальчик ... кажется, воздушный шар в руке?.. Да-да. Только почему-то черного цвета. По лабиринту хожу ... как в мультике, который я с Машенькой смотрел. Как же он назывался? Не помню. Ну и ладно... Смешной сон, я там чудной такой - плачу. Хм! И чего я плачу? Стоп! А почему я вообще решил, что это я был во сне? Действительно!.. -словно внезапно осенило Николаеча (он даже улыбнулся с облегчением) - ведь это вовсе не я был! Другой какой-то мальчик заблудился в тех злощасных лабиринтах из живих репейников..." На этом его размышления закончились, - он решил встать. И сделал это. Одним быстрым рывком он вскочил с постели и направился на кухню. Потягиваясь находу, Левушка (как когда-то называла его жена) спускался по новой лестнице на первый этаж.
Закончив завтракать, он позвонил отцу. Но вместо задушевного разговора снова услышал знакомое: "В данный момент нас нет дома...". Льву Николаевичу всегда было интересно - кого-это "нас"? Все прекрасно знали, что уж кто-кто, а его отец всю жизнь прожил сам. А на автоответчик записывал "нас". Вопрос, конечно, был занимательным, но спросить Николаеч (а так величал его батька) не решался.
Повозившись еще немного внизу, сын Николая вернулся наверх. Провел некоторое время в поисках подходящего костюма, затем долго смотрел в зеркало. "Как-то я постарел вдруг! Заработался... Ну да, конечно. Надобно отпуск наверно взять. Куда-нибудь подальше. Чтоб никого не видеть месяц-другой...". Тут он напряг мускулы и глянул на появившийся бугорок на руке: "Нее, я еще ничего! О-очень даже ничего. Немного отдохну и буду как новенький" - решил он, и тихонько рассмеялся. Рассмеялся так, словно ребенок, который задумал напроказничать просто так, без причины - назло всем.
Качели взлетали в небеса. Создавалось впечатление, что они навсегда сорвутся с петель и отправятся куда-то далеко, в те места, что не видны ни глазу, ни биноклю. Ло летала вместе с ними. Она ждала отца. Ждала уже сорок минут; понимала, что все это напрасно, но уйти не могла.
Ее полное имя Лолита. Никто ее так не называл - то ли неприятные ассоциации(Набоков), то ли просто было лень произносить длинное немелодичное слово. Она не любила шоколадные конфеты, сладкую воду и мороженое. Почему? Потому что все эти вкусности прилимали к рукам, пачкали одежду, размазывались по лицу. Когда-то Ло любилаих, но однажды ее мама сказала: "Ло, ты уже взрослая, веди себя прилично..." И хотя послушная дочь не совсем представляла грани приличия ("И где они начинаются, где заканчиваются?.." - часто спрашивала она себя), но любить сладкое перестала. Она вообще часто любила слушаться родителей. Не потому, что считала их умнее себя, не потому, что уж очень сильно боялась старших в общем, как многие дети. Просто Ло предпочитала тишину и покой истерикам родственников. Конечно, она была такой не с рождения. Сначала своего жизненого пути она, как и все другие малютки, вредничала и капризнячала, отказывалась от еды и игрушек, часто от нечего делать Ло начинала дико кричать. Просто так, потому что делать было абсолютно н е ч е г о. Теперь-то она понимала, что в мире все горести оттого, что кому-то нечем себя занять.Теперь девченка занимала себя тем, что придумывала сказку. Она могла часами просидеть молча, и все вокруг думали, что Ло просто сидит и смотрит в одну точку. На самом же деле в такие моменты в ее маленькой детской голове приобретали реальности самые невероятные события: мир населяли карлики и огромные циклопы, злые ведьмы и добрые феи. Она понимала, что нельзя будет всю жизнь пребывать в мечтаниях, но пока пользовалась тем, что была ребенкам. Адетям, как известно, многое прощается.
Лев приблизился к дочери, но у той были закрыты глаза, она не заметила его появления. В памяти всплыли моменты ее рождения, первого слова и шага, первой разбитой вазы... Теперь Ло совсем перестала вытворять какие-либо шалости, стала как-будто вдруг взрослой. Он перестал понимать ее, сейчас ему казалось, что она закрылась от всех навсегда. И тут она открыла глаза. В первые секунды создавалось впечатление, что Ло еще не вполне осознает, что все это происходит на самом деле.
--
Ты опоздал. - Сказала она и снова закрыла глаза. Тусклое зимнее солнце скользило по ее ресницам.
--
Извини, но это не по моей вине. Правда, позвонил Сергеевич и попросил помочь ему.
--
А Сергеевич! Тогда понимаю, - кивнула Ло и посмотрела прямо на солнце. - Но ты мог уже не приходить. Я ведь случайно осталась тут сидеть, а могла уйти.
--
Теперь это уже не важно. Куда пойдем?
--
Все равно. - У нее перед глазами бегали темные пятнышки.
--
Тогда мы с тобой отправимся в замечательное кафе. Знаешь какое?
--
Нет. - Ло ненавидела, когда ее так спрашивали - ну откуда она могла знать "какое кафе" ?
Николаеч смотрел на дочь и мечтал только об одном, чтобы она хоть посмотрела на него. Ло уже давно не смотрела ему в глаза. Но не так словно ей за что-то стыдно, а как-будто от презрения. Так, будто ей было нестерпимо неприятно видеть его. Да он и сам чувствовал, - что-то было безвозвратно утрачено в их отношениях.
--
Знаешь, я сегодня на машине. Поехали в "Челлентано", а? Там мороженое вкусное. С фруктами, сливками...
--
Ты опоздал. Через две недели у меня свадьба. - Сказала Ло и достала сигарету. Посмотрев снова на солнце, она радостно улыбнулась.
"Только не принимать ничего близко к сердцу.
Ведь то, что примешь, хочешь удержать. А удержать нельзя ничего"