Аннотация: Справка: "Славой Жижек — словенский философ и культуролог, президент люблянского Общества теоретического психоанализа." Интервью хорошим знакомым.
В эпоху масскульта даже философы становятся суперзвездами. Выходец из бывшей Югославии, отчаянный киноман и фрейдомарксист Славой Жижек приехал в Москву с критикой толерантности, а получил пару острых эпиграмм и общее разочарование.
Вкратце о Жижеке
"Хороший философ - мертвый философ",- с такими словами в соседнее кресло плюхнулся мой добрый знакомый Андрей Ашкеров. Когда-то радушный тамада одной вечеринки предупредил: осторожно, это самый молодой доктор философских наук в России. Так вот - Андрей с самого начала был настроен скептически. Ажитации собравшейся публики, среди которой то и дело мелькала известные лица русской блогосферы, он охарактеризовал как "признание собственной провинциальности". Лет десять назад я испытал схожее вдохновение, когда в тверской цирк приехал Вилли Токарев. На самом деле таких жижеков Россия могла бы производить пачками, если бы только озаботилась философским экспортом - грубо говоря, пиарила свои интеллектуальные таланты на мировой арене, как это делает, скажем, Франция.
Нынче командовать парадом был назначен Глеб Павловский. Раскинув руки, он представил Жижека с почти гурманским удовольствием. Сам философ признается, что всегда мечтал видеть в своей биографии такие строчки: "В свободное время он долгими часами смотрит детскую порнографию и любит стрелять по маленьким птичкам из воздушки". Однако публика любит его за смелую смесь психоанализа и левых теорий. Читать про фрустрации Маркса-ґЭнгельсаґ-Ленина тем интересней, что Жижек снабжает свои книги массой цитат и отсылок, прежде всего из кино. Он даже снялся в трехчасовой документальной ленте "Гид киноизвращенца".
Жижек вообще любит работать на публику. Сальные еврейские анекдоты, армейские байки, телеграммы Сталину, дзен-буддизм, Кант, групповой секс, хронические запоры Лютера Кинга. Обратная сторона этой мешанины очевидна - из полутора часов непрерывного монолога запомнились лишь отдельные фразы: "обезьяны стали людьми, когда задумались, куда девать дерьмо", "я люблю шутить над сумасшедшими", "Хайдеггер не был настолько немцем, насколько о себе думал", "друзья сравнивают меня с Фиделем - я тоже могу говорить пять часов подряд" и т. д.
Уже через полчаса лекции Андрей Ашкеров заметил: "Это провал. Он не справляется с ролью звезды". Меня терзали смутные сомнения, что прославленный Жижек попросту врет. Слишком часто чешет нос - верный признак. А когда пошли вопросы, к микрофону вышел поэт Дмитрий Быков и на чистом английском языке заговорил про Марш несогласных, мы предпочли удалиться из зала и обсудить увиденное.
Андрей, вас впечатлила лекция Жижека?
Впечатления достаточно средние. Единственное, что его извиняет: он боялся своих слушателей больше, чем они боялась его. Ну и конечно, речь Жижека слишком отформатирована под западную аудиторию. Он очень профессионально с ней кокетничает. Хотя это на самом деле несложно: нужно говорить на какиеґто скабрезные темы, сочетая это со сложной фрейдистской или структуралистской терминологией. Иными словами, нужно путать возвышенное и низменное, устраивать из философии некий бахтинский карнавал. Пара упоминаний об устройстве ватерґклозетов, пара замечаний о женских ляжках, немного о Холокосте, несколько цитат из фильмов, несколько отсылок к классикам (в данном случае Лакан, Фрейд, Кант) делают на Западе лектору паблисити. Тут это не работает. Приехать в Россию и рассказывать перед не самой глупой аудиторией про Сталина или Маленкова с Берией - это вообще какой-ґто абсурд!
Насколько я понял, главный его аргумент в критике толерантности - теперь на месте близкого человека может оказаться любой. Что это значит?
Это никак не жижекова мысль! Вот есть две перспективы человеческих взаимоотношений: отношения во втором лице - дружбы, любви, привязанности, "ты и ты"; и есть отношения в третьем лице - официальные, публичные, когда на месте "ты" оказывается некий абстрактный "любой". Пресловутая тема "другого" возникла в философии, чтобы смешать оба эти уровня, на месте близкого человека, раскрывающегося в своей уникальности, мог оказаться бы кто угодно. Человек с любыми свойствами. И мы к нему привыкаем. И считаем его действительно близким. И не видим ему никакой альтернативы. Но это, кстати говоря, относится и к самому Жижеку.
Почему?
Раньше философ был уникальной фигурой: человеком, готовым поведать об устройстве сознания и мира. Что делает философа философом? Способность вести политику мысли ради самой мысли. При этом философ не комментатор и не ментор, он задается вопросами, которые, в сущности, близки каждому. Можно сказать, что нет ничего "ближе" этих вопросов и человека, который ими задается. Подозрительное отношение к философу возникает именно из-за этого: он слишком близко подступается к нам, к тому в нас, от чего мы бы хотели держаться на расстоянии. Это, конечно, отпугивает и к тому же требует от философа исполнения уникальной, особенной роли. Но эта роль слишком дорого дается и вдобавок не окупается никакими прибылями. Проще надергать цитат из Маркса, пересмотреть "всего Хичкока", сделать компиляцию из текстов теоретиков постструктурализма - этим может заниматься любой средней руки культуролог. Это и делает Жижек. Он является философом, на месте которого мог бы быть любой или почти любой. Именно с этой точки зрения он - знаковая фигура эпохи толерантности, когда все различаются, но этимґто и оказываются похожи друг на друга.
Перед лекцией вы сказали, что Жижек - это такой "апгрейд" умершего Жана Бодрийяра. В чем это выражается?
Жижек совершенно осознанно ставит против уникальности философского послания - отсюда, кстати, почти демонстративное жонглирование цитатами. Но не он первый делает эту ставку: когда в Россию приезжал Бодрийяр или, скажем, Юлия Кристева, впечатление было аналогичным. Я помню те старые ощущения: в ожидании приезда думаешь, что попадешь в орбиту интеллектуального обаяния "настоящей звезды". Но когда "звезда" приезжает, ты уже не понимаешь, что тебя к ней влекло: вместо сияния - ледяной туман. Впрочем, по сравнению с ними у Жижека есть всеґ-таки одно преимущество - он, по крайней мере, не халтурил. Вообще, этот словенский мыслитель чем-ґто напоминает мне словенскую же марку бытовой техники Gorenje: этакое сочетание добротности и надежности с полным отсутствием оригинальных решений.