Терять в жизни более необходимо, чем приобретать. Зерно не даст всхода, пока не умрет
Борис Пастернак. Люди и положения
Все шло как обычно. Привычный порядок вещей. Разве я мог предположить, что все висит на волоске, и вот-вот случится нечто, что навсегда изменит мою жизнь?
Поглядывая на девушек, я медленно шел по Немиге в сторону Замковой горы. Я не спешил, у меня была уйма времени. Мне нравился сам процесс перемещения из одной точки пространства в другую, нравилось гулять по минским улочкам.
Город бурлил: гудели машины, спешили троллейбусы, люди нервничали на остановках, но мне не было до этого дела. Я просто шел, бездумно посматривая по сторонам, и размышлял над тем, как все-таки здорово просто идти по улице, "пока другие парни, несчастные дураки, работают". Это внушало оптимизм. В конце концов, все не так и плохо.
И вдруг я увидел ее. Отгородившись плеером от мира, она медленно шла навстречу. Красивая и молодая. Сердце стукнуло и замерло. На мгновение показалось, что все это уже было.
Девушка была тоненькой и изящной. Темные волосы, розовая блузка, голубые джинсы и туфельки ярко-красного цвета. В ее лице было что-то детское и очень милое. "Вот так, наверно, выглядела бы Роза из сказки о Маленьком Принце, стань она девушкой", - подумалось мне.
Незнакомка посмотрела на меня и улыбнулась. И я улыбнулся в ответ. Мы прошли мимо друг друга.
Я машинально сделал пару шагов и остановился. Повернувшись вослед, я смотрел на то, как уходит девушка. Мысли путались в моей голове, нужно было на что-то решаться, что-то делать, но что?
Вокруг было десятки девчонок, но я смотрел только на нее. Что выделило ее среди остальных и привлекло внимание? Отчего так забилось сердце?
Я бросился следом. Догнал незнакомку и дотронулся до ее руки:
--
Вы не спешите?
Девушка обернулась и оценивающе посмотрела на меня. Потом сняла наушники и улыбнулась. Самой милой, самой ласковой улыбкой из всех, какие мне приходилось видеть. Я даже представить не мог, что бывают такие улыбки.
Нет, она не спешила. Мы медленно пошли по Немиге.
Болтая, я то и дело с удовольствием поглядывал на свою новую знакомую. Было нечто притягательное в ее облике, в длинных ногах, в руках с красивыми пальцами.
"Зачем она мне? - спрашивал я себя. - Почему я иду с ней?" И продолжал идти дальше.
Тихо шумели каштаны. Солнце клонилось на закат, отбрасывая длинные тени.
--
Как вас зовут? - наконец опомнился я.
--
Наталья.
--
А меня Филмор.
Помолчали.
--
О чем вы думаете? - спросила Наташа.
--
О том, почему мы познакомились.
--
Наверное, в жизни все предопределено, и мы должны были встретиться.
--
Я думаю, что это не совсем так. У Новалиса есть слова о том, что "Судьба и душа человеческая - названия одного и того же понятия". То есть, дело в первую очередь не в предопределенности, но во внутренней готовности человека. И если бы наши душевные ощущения были немного другими, мы бы просто не обратили друг на друга внимания.
--
Конечно, - добавил я через мгновение, - даже в этом случае наше знакомство могло не состояться, если бы мы не попробовали.
--
Да, - согласилась девушка. - Мы попытались, и у нас что-то получилось.
"Правда, пока еще не ясно, что", - мысленно добавил я и продолжил:
--
Я читал историю про древнего китайского поэта, который отправился навестить своего друга, прошел дальний путь, а у самых дверей развернулся и ушел. Когда поэта спросили, почему он ушел, поэт ответил: "Я пошел к другу, потому что хотел его увидеть. А когда это желание во мне пропало, я ушел". Так может быть, не нужно стремиться добиться чего-либо, во что бы то ни стало. Не лучше ли жить так, как цветут цветы, - легко и свободно. И не бояться отказаться от своих намерений, если к этому больше не лежит душа.
--
А мне кажется, - задумчиво проговорила Наташа, - что в жизни человек все-таки должен ставить перед собой намерения и стараться их реализовать.
--
Для чего? Зачем к чему-то стремиться, пытаться чего-то достичь?
--
А знаешь, как здорово чувствовать, что ты владеешь своей судьбой. Что ты сам можешь определять свои намерения и стараться их реализовать. Давай посидим?
Мы присели на скамейку. Девушка достала из сумочки сигареты, протянула мне одноразовую зажигалку. "Bic". Закурили.
Покрутив в руках зажигалку, я вернул ее Наталье.
Темнело. Мы сидели на скамейке и смотрели, как зажигаются звезды.
--
Какая ты сегодня красивая, - залюбовался я. - Давай, пусть вон та звездочка будет для тебя.
--
Давай, - кивнула девушка и рассмеялась.
У нее был удивительный смех: такой легкий, журчащий.
--
Мне нравится твой смех. Он не звонкий, а такой.... Не знаю, даже, как сказать...
--
Мягкий, - подсказала Наташа.
--
Нет, он такой.... Хотя и мягкий тоже. Но я бы сказал, легкий, детский.... В общем, ты поняла.
Девушка снова засмеялась.
Помолчали. Было удивительно здорово сидеть рядом с Натальей. Просто сидеть вместе с ней и не говорить ни слова. Просто быть вместе.
Мы направились к остановке. Когда подъехал троллейбус, зашли и встали на задней площадке. По дороге Наташа рассказала о себе. Она училась в институте народного хозяйства и жила в общежитии, в двух кварталах от площади Косцюшко.
Выйдя из троллейбуса, я подал руку девушке, и она доверчиво приняла мою помощь. И тут меня пронзило воспоминание.
...Я куда-то спешил и стоял на остановке, ожидая троллейбус. Когда пришел троллейбус и начали выходить люди, я вдруг протянул руку совершенно незнакомой девушке, а она так легко и естественно приняла мою помощь, словно от старого доброго друга. Почему я не отказался от своей поездки и не разделил путь этой девушки? Что помешало мне это сделать? Только ли моя неуверенность была тому виной или сама судьба хотела пробудить в моем сердце надежду на то, что где-то в мире есть девушка, предназначенная для меня? Увы, я еще не знал слова Новалиса о том, что "дух всегда является в незнакомом, мимолетном образе", и все ждал какого-то необычного чуда...
Похоже, теперь все вернулось на круги свои, и судьба решила дать мне еще один шанс.
Я и не заметил, как мы дошли до общежития. У двери остановились.
--
Можно я тебе позвоню?
--
А может, не стоит...
--
Может, и не стоит, - согласился я. И тут же опомнился: - Да нет же, стоит! Конечно, стоит! Может быть, к этой встрече мы готовились всю жизнь, и это наш единственный шанс?
--
Ну ладно, - ответила Наташа и продиктовала номер мобильного телефона.
Мы простились, и я отправился домой. Некоторое время я шел, не замечая окружающих, прямо по мелким лужам.
Тем же вечером, засыпая, я представил себе Наташино лицо и подумал, как было бы здорово, если бы я увидел ее во сне. Но ночь прошла, а девушка так и не появилась...
Я позвонил ей на следующий день. Наташа подняла трубку.
--
Здравствуй, Наташенька.
--
Привет, - ответила она и улыбнулась. Я это почувствовал.
--
Сегодня увидимся?
--
Конечно.
--
Давай, возле памятника Адаму Мицкевичу в четыре часа?
--
Хорошо.
Девушка закончила разговор, а я еще несколько мгновений стоял с трубкой в руках и тупо смотрел на телефон.
Все оттенки любовного влечения сменялись в моей душе: тут были симпатия, интерес, желание, надежда и даже смутный страх потерять эту девушку...
Мы пошли в ботанический сад.
На главной аллее было оживленно: повсюду сидели и прогуливались парочки в конфетно-букетном периоде, тут и там слышался влажный звук поцелуев. Мы медленно шли по аллеям, посматривая по сторонам и разговаривая о милых пустяках.
Свернув на тропинку, снова куда-то пошли под шелест кленовых листьев. Пахло землей и свежей зеленью. Порой ветки были расположены так низко, что задевали своими листьями, и тогда казалось, будто они нас ласкают.
Подняв руку, я нежно погладил листья ближайшего дерева.
--
Как здорово, что есть люди, которые посвящают свою жизнь цветам! - признался я. - Представляешь, в Англии ежегодно проходят выставки цветов.
--
Я знаю.
--
Это удивительно, что где-то есть люди, ежегодно устраивающие такие праздники. Вообще прекрасно, когда люди делают что-то для души...
Девушка кивнула. Поправила сумку на плече и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, а потом отвел глаза в сторону: Наташа меня возбуждала, возбуждала даже ее сумка. Казалось, еще минута и я не выдержу: схвачу сумку и покрою ее поцелуями.
--
Скажи, ты какие книжки читаешь? - спросил я, чтобы скрыть свои мысли.
--
Никакие. Я не успеваю. Я живу впопыхах, словно пытаясь успеть в последний вагон уходящего поезда.
--
Мы все так живем, - я взял Наташу за руку. - Может быть, это и неправильно. Может быть, нужно больше времени проводить не перед телевизором, а в природе, наедине с самим собой.
--
Я думаю, только немногие могут это себе позволить, - проговорила девушка, останавливаясь перед раздавленным майским жуком. - Остальные живут в сером мире повседневных забот и даже не знают, что такое возможно.
--
Не требуй от всех невозможного. Каждый живет, как может, каждый по-своему радуется жизни. Думаешь, легко было жить этому жуку? Но он старался.
--
Да, он старался, - эхом вздохнула Наташа.
Мы прошли до конца тропинки и снова вышли на главную аллею.
--
Поехали в Верхний город? - попросила девушка.
--
Поехали, - согласился я.
...Здесь было тихо. Купив пива в магазинчике на улице Ленина, мы немного погуляли по старым улочкам Верхнего города и пошли в сквер на Соборной площади.
За оградой одного из домов на темном кусте сияла маленькая красная роза. Занозя пальцы, я сорвал цветок и протянул Наташе.
Девушка взяла розу и прижала к губам:
--
Спасибо.
Был вечер. Художники, которые тусовались здесь днем, давно разошлись, и теперь сквер заполняли кучки подростков и редкие парочки.
Мы сели на пустую скамейку. Закурили. Помолчали.
Тихо, словно сама с собой, Наташа что-то пробормотала.
--
Что?
--
Так хорошо, - повторила она. - Почему все должно заканчиваться сексом?
--
Не знаю. Может быть, таким образом мы пытаемся стать ближе друг к другу? Пытаемся что-то понять?
Девушка задумалась, а потом сказала:
--
Проще всего пытаться искать смысл в чувственной любви.
--
Но дело, по-моему, вовсе не в сексе, - я запнулся, подыскивая нужные слова. - Может быть, все дело в той близости, душевной открытости, раскрепощенности, которой достигают любовники в постели и после нее. И не важно, какая встретится девушка, простая или утонченная. Главное, чтобы общение доставляло радость. А будем мы при этом говорить о поэзии, рвать цветы или заниматься любовью, это уже дело десятое. Главное, чтобы общение приносило радость.
Мы замолчали.
Тихо струился сигаретный дымок. Неспешно пилось пиво. Я любовался Наташей.
--
Ты удивительная, - вырвалось у меня.
--
Я обычная, - возразила девушка.
--
Нет, Наташенька, ты не обычная. Ты - самая лучшая. Самая лучшая девушка, которую я видел.
Почему-то так получалось, что все девушки в моей жизни, которые считали себя обычными, были самыми лучшими, самыми добрыми, самыми нежными девушками в моей жизни.
--
Ты не обычная, - повторил я, - ты чудесная, ты удивительная.
...Когда пиво было выпито, откуда-то сбоку вышла бабка и забрала бутылки. Мы поднялись и пошли по улице Ленина.
Я взял девушку за руку.
--
Где мы? - спросила Наташа.
--
На улице Ленина, - ответил я. - Хотя нет, мне это название не нравится. Давай, дадим ей другое имя, о котором будем знать только мы с тобой. Например, улица Карлоса Кастанеды. Давай?
--
Давай, - легко согласилась девушка.
Так у нас появилась своя улочка.
Мы снова гуляли. Зашли в кафе "Тет-а-тет" на проспекте Независимости. Присев в уголок, заказали по чашке зеленого чая.
Помолчали.
--
Я много думала о наших отношениях, - чуть смущаясь, проговорила Наташа. - Мне кажется, у нас ничего не получится.
--
Почему?
--
Я не могу жить ровно. Мне нужно, чтобы я постоянно росла над собой. Я должна ставить намерения и достигать их. Я не могу жить тихой размеренной жизнью, которой живут большинство людей. Мне нужен воздух.
--
А мне не нужен?
--
Ты не понимаешь. Что бы не потерять что-то важное в своей жизни, я должна постоянно идти вперед.
Девушка замолчала, словно не находя слов.
--
Знаешь, - проговорил я, стараясь быть как можно искреннее, - в нас много общего. Ты ставишь намерения и пытаешься достичь их целенаправленными усилиями воли. Я хочу прорастать собственным сердцем. Только одно отличие: ты хочешь все решать сама. А я хотел бы позволить всему происходить помимо меня. А если что-то и менять в своей жизни, то только на уровне души. Изменяя душу, изменять окружающий мир. Мне кажется, все остальные попытки обречены на провал. Нужно просто отпустить себя...
Мы пили чай, думая каждый о своем. Время от времени я посматривал на Наташеньку и не уставал удивляться, какая она замечательная и чудесная. У меня на самом деле никогда раньше не было таких девушек.
--
Мне кажется, - добавил я, когда чай был выпит, - мы могли бы отнестись к нашей встрече так, как отнесся Керуак к тому, что его позвала дорога: "Жизненный цикл, связанный с университетским городком закончился. Начался жизненный цикл, связанный с дорогой". Так и у нас с тобой: давай считать, что мы начали новый жизненный цикл.
Девушка не ответила, погруженная в свои мысли.
--
Главное, чтобы общение приносило радость, - добавил я.
И вот однажды Наташа пригласила меня в гости. Я купил бутылку красного вина, конфеты и фрукты и отправился в общагу.
Девушка вышла в коротком, до колен, синем халатике с малиновыми цветами и тапочках на босую ногу.
--
Извини, я только что из душа.
--
Ничего, - ответил я, опуская пакет с вином и фруктами на стол.
На стене возле зеркала скалился портрет Энрико Иглесиаса. В маленькой вазе стояла красная роза. Из магнитофона на подоконнике доносился голос Мика Джагера.
--
Знаешь, - сказала Наташа через минуту, - давай ты выйдешь, а я переоденусь.
Я кивнул и вышел. Прошел по блоку, зашел в опустевшую кухню, выглянул в окно. За окном, раскачиваясь на гибких ветвях березы, громко кричала галка. Я немного постоял у окна и отправился обратно.
--
Можно? - постучал я в дверь с облупленной краской.
--
Заходи.
Теперь Наташа была в светло-рыжей кофточке и длинной синей юбке. Она даже успела накраситься. Девушка сидела на подоконнике и слегка покачивала ногами в коричневых босоножках.
Мой взгляд скользнул по ногам, от кончиков накрашенных ногтей до края юбки и мысленно забрался дальше. От неожиданности у меня перехватило дыхание, я почувствовал, что краснею. У меня даже промелькнула мысль протянуть руку и погладить девушку по ноге, и я с трудом удержался от этого намерения.
Мы сели на кровать и немного помолчали под музыку "The Rolling Stones". Потом я открыл бутылку и разлил вино по чашкам.
--
За встречу?
--
За встречу.
Выпили, помолчали. Куда девались все наши речи?
"Что теперь? - задумался я. - Что я могу предложить Наташе? Чего бы ей хотелось? Наверно, того же, что и всем девушкам: немного тепла, немного ласки, немного дружеского участия и любви. Хотя бы чуть-чуть любви".
Подавшись вперед, я обхватил Наташу за талию и привлек к себе. Поцеловались. Снова посидели на кровати под неодобрительным взглядом Энрико Иглесиаса.
--
Давай ляжем под одеяло, - предложил я, не зная, как выйти из затянувшейся паузы.
Девушка посмотрела с упреком, но ничего не ответила. Не глядя друг на друга, мы начали раздеваться.
Раздевшись, я посмотрел на Наташу. Она сидела на кровати, слегка прикрываясь руками. Беззащитно белели маленькие груди. Я залюбовался округлыми девичьими формами. "Что я делаю?" - мелькнула неожиданная мысль. Заглушая свои мысли, я опустился перед девушкой на колени и стал целовать ее ноги, руки, губы, шею, плечи...
Слегка покраснев, Наташа смотрела на мои действия. На ее лице отражались удивление, нежность и какая-то тайная удовлетворенность (словно девушка с самого начала знала, что это должно случиться). Потом она вздохнула и закрыла глаза. Казалось, девушка хотела утонуть, забыться, раствориться в любовных ласках. Мои руки спускались и снова поднимались по Наташиному телу. Магнитофон играл "Angle": "Ангел, ангел, я все еще люблю тебя..."
Нежно-нежно, робко-робко, легко-легко - медленно, очень бережно искали мы пути друг к другу, бережно, очень медленно протягивали ниточки чувственной симпатии.... Нежные ласки, робкие поцелуи, легкие прикосновения.... Мы любили друг друга, любили бережно и нежно.... Это было прекрасно и удивительно, это было чудесно и великолепно...
Когда все закончилось и девушка пошла в душ, я задумался, глядя на смятые простыни. Да, пусть мы знакомы всего несколько дней, но разве по этим смятым простыням нельзя написать целый роман о встречах, нежностях, поцелуях, любви и страстных ночах?
Воскресение выдалось каким-то грустным. Наташа уезжала домой и попросила проводить ее на вокзал.
Когда я пришел, оставалось еще часа полтора до отправления автобуса.
--
Пойдем погуляем? - предложил я.
--
Пойдем, - согласилась девушка.
Мы пошли в парк Адама Мицкевича.
Вечерело. В сумерках парк казался призрачным. Не разбирая дороги, мы медленно брели среди деревьев.
Возле одной из скамеек Наташа остановилась.
--
Давай посидим?
--
Давай.
Мы присели на скамейку. Она достала из сумочки сигареты и зажигалку, несколько раз безуспешно почиркала кремнем.
--
Закончился газ.
Она хотела выбросить зажигалку, но я остановил девушку:
--
Подари мне.
--
Она же сломана.
--
Ну и что.
Наташа протянула зажигалку, я взял ее и положил в карман. Помолчали.
--
Знаешь, у меня есть парень, - сказала она.
--
У меня есть девушка, - соврал я.
Мы вновь замолчали. Что теперь делать? Мне пришли в голову слова Карлоса Кастанеды: "После нашего путешествия, ты никогда не вернешься обратно. Нью-Йорк останется на месте, и ты можешь в любой момент прилететь в свой город, но ты не вернешься обратно. Ибо ты будешь другим, и прежнего Нью-Йорка уже не будет".
Тускло светили фонари, тихо шумели столетние клены. Пахло мокрой травой. Как грустно все было вокруг, как светло и печально.
Когда пришло время уезжать, мы поднялись и молча пошли обратно во все больше сгущающихся сумерках.
Пошел дождь. И вот, когда мы стояли под дырявым навесом, прижимаясь друг к другу, я вдруг понял, что наш общий жизненный цикл подошел к концу, между нами все кончено, и наша любовь никогда не вернется.
Потом девушка села в автобус и уехала. А я шел домой и думал о том, что где-то в ночи навсегда исчезает ее автобус...
Иногда, когда мне становится грустно, я вспоминаю Наташу и думаю о том, для чего же нужна была наша любовь, от которой остались лишь сломанная зажигалка в ящике письменного стола и несколько милых сердцу воспоминаний...
Два неотправленных письма
"Здравствуй, Наташенька.
Если бы ты знала, как я скучаю по тебе! Как не хватает мне твоего лица, твоего тела, твоих губ, твоих рук, как все без тебя кажется чужим и никчемным.
Почему же я не могу тебя забыть? Ведь были же другие девушки, много девушек, которые прошли по моей жизни, не оставив следа! Почему же ты навсегда осталась в моей жизни, подобно солнцу или воздуху, которым я дышу? Не знаю. Может быть, ты и есть та, единственная на свете?
Снова и снова я думаю о тебе, вспоминаю твое лицо, улыбку, жесты, и отчего-то мне становится грустно. Грустно, но прекрасно; прекрасно, как никогда..."
"Здравствуй, принцесса.
Сегодня я снова видел тебя во сне. Взявшись за руки, мы шли по улице Кастанеды. Ты улыбалась как прежде, но вдруг загрустила, и я понял, что наше время прошло.